Смерть говорит от моего имени

III Помни, у тебя есть друг

Кэролайн замерла с поднесенной к губам рюмкой вина, потом осторожно поставила ее на стол, но так и не проронила ни слова.

— Как это? — Джо вскочил и тут же опять сел. — Когда это произошло? Ведь… — он осекся. — Уже известно, кто его убил?

— Пока не известно ничего. Сейчас сюда за мной придет машина. Сержант Джонс уже на месте. Ночной вахтер обнаружил труп и сразу позвонил директору театра, мистеру Дэвидсону, а тот знает меня, так что он немедленно набрал мой номер в Скотленд-Ярде. Дежурил сержант Джонс. Я приказал ему ехать на место преступления, благо от нас до Камерного театра рукой подать, а потом отослать машину сюда. Она вот-вот должна быть здесь… — Паркер взглянул на часы, потом на Алекса. — Хочешь поехать со мной, Джо? — спросил он безо всяких предисловий.

— Я? Конечно, если ты полагаешь, что…

— Твое знание этой среды может очень пригодиться. Ты гораздо лучше меня знаешь театр. Кроме того, мы сегодня были там с тобой на спектакле. — Он повернулся к Кэролайн: — Извините, мисс Бикон, я, наверное, веду себя очень невежливо. Мы пришли сюда все вместе, а теперь вдруг покидаем вас оба… Но… — он развел руками.

— Разумеется! — Кэролайн поднялась. — Пошли. Дай мне только ключи от твоей машины, Джо. Я поеду домой, а утром приведу ее тебе… — Когда Паркер отправился в гардероб за пальто, она тихо добавила: — Давай скорее ключи от твоей квартиры, мои — в твоем чемодане.

— Подожди меня… — Джо коснулся ее руки. — Я не могу отказать Паркеру, и кроме того… через час я уже наверняка буду дома.

— Нет. Не будешь, но это не беда. У мужчин свои страсти, как и у женщин. Я буду спать без задних ног, когда ты придешь. Разбуди меня, ладно? Я заварю чай, и мы послушаем джаз, ты же этого хотел. Это тебе непременно поможет, ведь через несколько минут тебе предстоит взглянуть на мертвеца. Человеку не дано безнаказанно смотреть на мертвецов. Это всегда напоминает нам о самом очевидном… Господи, я, кажется, ужасно устала… Какой же это кошмар… Убили человека, которого мы видели и которому хлопали два часа назад… а я думаю о том, чтобы лечь и уснуть. Меня, конечно же, доконало это путешествие… Давай ключи! — поспешно добавила она, видя, что Паркер уже несет им пальто.

Джо незаметно передал ей ключи.

— До свидания, Кэрри, — он улыбнулся ей сердечнее, чем сам того хотел. Их отношения не отличались особой сердечностью. Они считали себя приятелями, порой друзьями, но влюбленными — никогда.

Вышли все вместе. Девушка села в машину Алекса и запустила мотор. Помахала им обоим рукой, и автомобиль рванулся, словно торпеда. На перекрестке он едва не столкнулся с большим черным лимузином, который, визжа покрышками, вывернул на полном ходу из-за угла и подкатил к Паркеру.

— Садись! — крикнул Бен.

На сей раз путь в театр оказался много короче. Машина летела так, будто они ехали не по городу, а по глухому деревенскому проселку. Дважды, приближаясь к оживленным перекресткам, водитель включал сирену, и машина неслась дальше, едва не чиркая по бамперам резко тормозивших автомобилей.

— Восхитительная девушка! — ни с того ни с сего проговорил Паркер.

— Что? — встрепенулся занятый своими мыслями Алекс. — Кто?

— Мисс Кэролайн Бикон. Я еще не встречал женщины, которая, услышав подобную новость, не задала бы сотни нелепейших вопросов. А она молча села в машину и укатила. Сокровище!

— Ты в самом деле сейчас над этим раздумывал? — удивленно спросил Алекс.

— Нет. Но мне не хочется думать об убийстве, пока я не узнаю побольше. Ничто так не мешает следствию, как заранее сложившееся подозрение или предубеждение. Тогда человек невольно стремится подтянуть факты к своей версии, а это может привести к роковым последствиям, поскольку острота зрения притупляется и легко разминуться с правдой, которая выглядит совсем не так, как мы поначалу думали. Вот я и стараюсь отвлечься от этого убийства. В газетах начнется большой шум… Легко ли, трудно ли это будет, все равно мне хотелось бы через двадцать четыре часа посадить убийцу за решетку…

— Ты даже еще не знаешь, может, есть уже факты, которые позволят тебе посадить его за решетку через полчаса.

Паркер покачал головой.

— Мне уже теперь это не очень нравится. Если актер не вышел кланяться, а потом остался в своей уборной, и никто из коллег и даже костюмеров не обратил внимания на то, что происходит нечто неладное, стало быть, убийца действовал не в состоянии аффекта, но расчетливо, выбрал подходящий момент, чтобы замести все следы… Не будем, однако, забегать вперед, сначала факты.

— Вот именно. Не стоит опережать события. Он ведь мог погибнуть и через час после спектакля. К нему мог кто-нибудь прийти, кто-то мог подстеречь его…

Паркер приложил палец к губам.

— Не будем гадать. Подождем.

Машина резко притормозила. Выглянув в окно, Алекс понял, что они миновали фасад театра и теперь сворачивают в какую-то крохотную улочку. Еще с десяток ярдов — и приехали.

Паркер и Алекс вышли из машины. Прямо перед ними — боковой вход в Камерный театр. Улочка узкая и тихая. Несколько каменных ступенек вели к застекленным, предохраняемым тонкой работы решеткой дверям, подле которых сверкала табличка: КАМЕРНЫЙ ТЕАТР. ВХОД ТОЛЬКО ДЛЯ СЛУЖАЩИХ ТЕАТРА. Паркер стремительно ринулся вверх, перескакивая через две ступеньки. Визг тормозов выманил из дверей рослого, плечистого парня в полицейском мундире.

— Вы к кому, господа?.. — полицейский осекся и, отступив на шаг, вытянулся в струнку и отсалютовал: — Добрый вечер, господин инспектор. Извините, не узнал вас.

— Добрый вечер, Макгрегор, — ответил Паркер и огляделся по сторонам.

Вход в театр освещался сильной лампой над затянутым желтой занавеской окошечком в комнатушке вахтера. Дальше несколько ступенек вверх, там маленькая площадка. Слева закрытая дверь с надписью: «Гардероб технического персонала», затем уходящий влево коридор. Оттуда вынырнул молоденький круглолицый сержант Джонс.

— Добрый вечер, шеф! — он заметил Алекса, и брови у него поначалу удивленно поползли вверх, но тут же лицо его просветлело: — Добрый вечер! Опять мы с вами встречаемся в кошмарных обстоятельствах. Пожалуй, новая книжка получится, правда?

— Джонс! — оборвал его Паркер. — Свои литературные интересы вы удовлетворите в нерабочее время. А теперь выкладывайте, что тут произошло.

— Слушаюсь, шеф! Тело обнаружил ночной вахтер… — Джонс скосил глаза на часы, — двадцать минут назад, в двенадцать ноль пять, когда, сменив коллегу, он обходил здание, проверяя, все ли в порядке и не оставил ли кто непотушенного окурка. Он сразу же позвонил директору Дэвидсону, который связался с нами. Директор Дэвидсон у себя в кабинете и ждет вас, шеф, как вы хотели. Стивен Винси был убит ударом кинжала, судя по тому, что я видел. А может, и покончил с собой, хотя на это и не похоже. Он лежит в своей артистической на кушетке. Пока мне больше нечего добавить. Врач, фотограф и эксперт оповещены и сейчас будут здесь. Ни директор Дэвидсон, ни вахтер никому о преступлении не говорили, так что, кроме нас и их, пока никто ничего не знает.

— Знает еще один тип, который всадил кинжал в Стивена Винси, — мрачно усмехнувшись, добавил Паркер, — но, будем надеяться, он скоро узнает, что есть множество куда менее приятных для него вещей, чем убийство актеров в их уборных. Пошли!

Они поднялись по ступенькам и свернули в коридор. Там была только одна дверь, с левой стороны, довольно далеко от выхода, затем еще один коридор, поперечный. Напротив стена, а на ней огромная черная надпись: «ТИШИНА!».

— Это там, шеф! — сказал Джонс, показывая на единственную в коридоре дверь. Перед нею стоял широкоплечий мужчина в штатском. Завидя инспектора, он вытянулся.

— Уборная Винси?

— Да, шеф!

— Стивенс!

Человек в штатском подошел и встал по стойке «смирно».

— Идите к директору Дэвидсону, который ждет меня, и скажите, что ему придется подождать еще, мне надо покончить с кое-какими формальностями.

— Слушаюсь, шеф!

Детектив Стивенс исчез в конце коридора, свернув направо.

— Где ночной вахтер, тот, который обнаружил тело?

— Он у себя. Но я приказал ему сидеть за закрытой занавеской и не шастать по зданию. Дожидается, когда вы его вызовете, шеф. Пригласить?

— Еще рано. Мы осмотрим место преступления, пока нет врача и других. Пусть нам никто не мешает, Джонс. Предупреди меня, когда они приедут. Пойдем, Джо.

— Слушаюсь, шеф, — ответил Джонс.

Паркер подошел к неплотно прикрытой двери на левой стороне коридора и легонько толкнул ее ногой. Узенькая полоска яркого света выпрыгнула в коридор. Инспектор пропустил вперед Алекса, заботливо оберегая дверную ручку.

В артистической Стивена Винси было необычайно тесно. Освещали ее лампа в несколько сот свечей, висевшая под потолком, и еще две яркие лампы по обеим сторонам большого зеркала на низеньком туалетном столике, перед которым стоял удобный прямой стул с высокой спинкой. Справа огромный, почти во всю стену, закрытый двустворчатый шкаф. Слева столик и два небольших стула, а против двери кушетка, обтянутая светлой цветастой тканью.

На кушетке лежал Стивен Винси. Он вытянулся во весь рост, левую руку положил на сердце, правая безжизненно свисала к полу, касаясь его. Рядом с ним, перед кушеткой, стояла огромная корзина красных роз, стройных и элегантных, как балерины.

Инспектор подошел к кушетке и наклонился над телом. Подошел и Алекс, стоя, с минуту они молча разглядывали покойника.

Лежавшая на груди рука убитого обхватила рукоятку позолоченного кинжала, словно хотела вырвать его из груди или же отдыхала, нанеся самоубийственный удар. Это был, по-видимому, последний, импульсивный жест умирающего: стремление освободиться от торчавшего в груди чужеродного тела. Рана наверняка страшная, кинжал вошел в грудь по самую рукоятку.

— На самоубийство не похоже… — пробормотал Паркер. — Когда человек лежит навзничь, ему непросто так глубоко всадить нож в собственную грудь. Скорее, его убили… Врач, пожалуй, скажет то же самое… Хотя, разумеется, было бы лучше, если бы это оказалось самоубийством… — Он немного помолчал и опять забормотал: — Было бы куда как лучше… Когда человек лишает себя жизни сам, он хоть и совершает глупость, но отнимает у себя то, что принадлежит ему. Но вот когда он отбирает жизнь у другого… — Паркер снова смолк. — Да. Все-таки это, пожалуй, убийство. Убийца наклонился и ударил сверху, всей тяжестью своего тела умножив силу удара. Винси умер мгновенно… А ты что думаешь?

Алекс промолчал, продолжая вглядываться в красивое, почти совершенно спокойное лицо мертвого актера. Редкая седина на висках. Густые, темные брови. Большой, чувственный рот. Прямой, великолепный нос. Как же не похоже это лицо на то, которым была его маска вечером на спектакле. То — старое и неподвижное. Это, даже мертвое, выражало жажду жить…

Винси лежал в своем странном одеянии, полувоенном, полустариковском. Серая мешковатая, бесформенная блуза с жесткими эполетами на плечах. Брюки с красными лампасами, и шлепанцы на ногах. Вокруг того места, где торчал кинжал, виднелась узенькая темная влажная каемочка. Больше крови нигде заметно не было. Но на правой стороне груди — на светло-серой ткани блузы — четко обозначилась яркая красная полоска. Паркер склонился над ней.

— Это ведь грим, да? — спросил Алекс, по-прежнему стоявший неподвижно.

— Да… — инспектор выпрямился.

— Никакого отношения к преступлению, — бросил Алекс. — Эта полоска появилась во время спектакля, когда Старуха обняла Старика и прижалась лицом к его груди… Эва Фарадей намного ниже… была намного ниже Винси, и она просто испачкала его… — Он показал на лицо актера. — Оба они сильно загримированы, поскольку режиссер в этом спектакле использует чрезвычайно сильные прожекторы. Присмотрись к нему: у него толстый слой помады на губах и щедро подведены брови и ресницы. Хотя само лицо не накрашено, так как он играл в нейлоновой маске.

— Да… — Паркер опять склонился над Винси. Не прикасаясь к кинжалу, прочитал надпись на нем: — «Помни, у тебя есть друг».

— Что? — Алекс не понял. Не говоря ни слова, инспектор поманил его рукой. Джо наклонился. Вдоль рукоятки кинжала бежала выгравированная надпись, которую только что прочитал Паркер.

— «Помни, у тебя есть друг», — инспектор почесал в затылке. — Надеюсь, это смерть не от руки члена какого-нибудь тайного общества или секты… Такого не бывает. Последний раз нечто подобное произошло в 1899 году. Двадцатый век куда менее романтичен. Люди убивают исключительно по мотивам личного характера. Подождем, однако… А может, все-таки самоубийство?

Не услышав в ответ ни слова, Паркер повернул голову, любопытствуя, что там с Алексом. Джо стоял перед корзиной с цветами и разглядывал розы.

— Изумительные… — прошептал он, — они тут решительно к месту. «Покойный утопал в цветах…» Так ведь об этом пишут в газетах? — Он еще раз оглядел корзину, потом нагнулся. Затем улегся на пол возле кушетки.

— Ты чего? — спросил инспектор. — Смотри ни к чему не притрагивайся.

Алекс молча покачал головой, потом полез под кушетку, стараясь рассмотреть слегка согнутую, касающуюся пола руку покойника с другой стороны.

— Он что-то держит… — проговорил Алекс, — какой-то смятый листок бумаги.

— Да? — Паркер опустился на колени. — С этим, к сожалению, придется подождать. Я не хочу ничего трогать до прихода эксперта и врача…

Раздался стук в дверь, в комнату втиснулось круглое лицо сержанта Джонса.

— Все уже в сборе, шеф: врач, фотограф и эксперт.

— Давай их сюда, — бросил Паркер, направляясь к двери, и вышел в коридор. Алекс стряхнул пыль с костюма и осмотрелся.

Чего-то в этой картине не хватало. Но чего? Чего? Он замер, стал переводить взгляд с предмета на предмет, морща брови и стараясь поймать замаячившую было у него в мозгу мысль, но она никак ему не давалась. Алекс потер лоб. Он не знал. А ведь готов был поклясться, что знает, что вот-вот завопит: «Знаю!»

Он подошел к двери и, еще раз оглянувшись на труп Стивена Винси, вышел в коридор, где Паркер приглушенным голосом инструктировал группу окруживших его людей.

— Посмотрим, господа! — сказал инспектор. — Я прежде всего хочу увидеть листок, который покойник держит в руке. Позовите меня, когда можно будет его взять. Я не буду входить туда и мешать вам, и так достаточно людей будут одновременно толочься в артистической.

Он кивнул Алексу, и они направились к комнатушке вахтера.