Пибоди не выспалась. Она встала с постели с ощущением, что у нее болит все, что только может болеть, – как если бы она подхватила какую-нибудь инфекцию. Веки набрякли, «и свет ей был почти немил », – вспомнила она какую-то песенку, с неохотой разглядывая свое печальное изображение в зеркале. Она даже не позавтракала, хотя обычно не страдала отсутствием аппетита. Сначала она сама удивилась этому, но потом подумала, что, видимо, мало кто был способен смотреть на еду после того, как несколько часов подряд отыскивал и помечал фрагменты человеческих тел.
Впрочем, с таким началом утра Пибоди еще могла смириться. В конце концов, такова была работа, которую она выбрала когда-то. За время службы под началом Евы Пибоди научилась, как направлять свои мысли и энергию на дело.
С чем она не могла смириться и что воспринималось ею как преступная слабость, так это то, что всю ночь значительная часть ее мыслей – притом отнюдь не целомудренных – вертелась вокруг Макнаба.
Она не могла поговорить с Заком о своей странной тяге к Макнабу и не хотела рассказывать ему о событиях, связанных с взрывом в «Плазе». Как ей показалось, он был расстроен чем-то своим, и они словно избегали друг друга накануне вечером – да и утром тоже.
Пибоди решила, что попробует сгладить эту неловкость, выкроив вечером пару часов и пригласив Зака в какой-нибудь скромный маленький клуб поужинать и послушать музыку. Он любил музыку, и ей показалось, что это будет полезно для них обоих.
Приехав в Центральное, Пибоди направилась в зал для совещаний и в коридоре встретилась с Макнабом. Он отскочил назад, словно увидев привидение, и налетел на двоих людей в форме, которые не были безмерно счастливы от его извинений. Так что к тому моменту, когда Макнаб набрался сил еще раз посмотреть на Пибоди, он уже весь покрылся краской и испариной.
– О… Ты идешь на совещание?
– Да. – Она одернула свой форменный плащ. – А ты?
– Я тоже.
Они стояли и смотрели друг на друга в толчее сновавших мимо людей.
– Ты нашла что-нибудь по «Аполлону»?
– Немного.
Пибоди откашлялась, снова одернула плащ и решилась двинуться дальше.
– Лейтенант, наверное, уже ждет, – сказала она.
– Да-да, конечно, – согласился он, идя рядом с ней. – Тебе удалось поспать?
– Немного, – ответила Пибоди и покраснела, вспомнив о своих ночных видениях: два слившихся горячих тела…
– Мне тоже.
Его челюсть уже болела оттого, что он непроизвольно стискивал зубы до скрипа. И все же он отважился сказать:
– Слушай, насчет вчерашнего…
– Забудь! – отрезала она.
– Я забыл. Но если ты будешь ходить здесь в напряге по этому поводу…
– Где хочу, там и хожу. А ты, придурок, держи свои руки от меня подальше, не то я их выдерну!
– Аналогично, моя дорогая. Я скорее поцелую в задницу дохлую кошку.
У Пибоди перехватило дыхание от ярости:
– Уверена, это в духе твоих постоянных занятий.
– Это лучше, чем ходить затянутой в мундир, проглотив кол.
– Засранец!
– Придурочная!
Не сговариваясь, они оба свернули в пустое помещение, захлопнули дверь и бросились друг к другу.
Она закусила его губы; он втянул в рот ее язык. Макнаб запустил руки под ее плащ и стиснул ее ягодицы. У обоих вырвался единый мученический стон. Затем Макнаб прижал Пибоди спиной к стене, а его ладони стиснули ее груди.
– О боже, насколько же ты созрела…
Он целовал ее так, словно готов был проглотить всю, словно все мироздание сосредоточилось в этой девушке. У Пибоди в голове все смешалось. Каким-то образом пуговицы ее униформы оказались расстегнутыми, и его пальцы уже трогали ее голое тело.
Кто бы мог подумать, что у этого мужчины такие необыкновенные пальцы!
– Мы не должны этого делать, – с трудом выговорила она и тут же прижалась губами к его шее.
– Я знаю. Мы сейчас тормознем. Через минутку…
Ее аромат сводил его с ума. Он начал возиться с ее бюстгальтером, но тут за спиной раздался писк телесвязи. Дыша, как загнанные гончие собаки, в смятой одежде, вытаращив глаза, они смотрели друг на друга с выражением ужаса на лицах.
– Боже ты мой! – пробормотал Макнаб.
– Отойди от меня! – Пибоди толкнула его так, что он чуть не упал, и начала лихорадочно застегивать пуговицы. – Мы оба сошли с ума. А все из-за того, что это не происходит.
– Совершенно верно. И если в ближайшее время это не произойдет, я просто умру.
– Если ты умрешь, у меня не будет проблем. – Она увидела, что неправильно застегнула пуговицы, ругнулась и опять расстегнула их.
При взгляде на нее у него все заныло внутри.
– Секс – мать всех ошибок, – пробормотал он.
– Согласна, – сказала она, снова застегивая пуговицы, и посмотрела на него в упор, не мигая. – Где?
– У тебя?
– Нет. У меня остановился брат.
– Значит, у меня. После смены. Мы это обязательно сделаем, и по-другому быть не может. Избавимся от всего лишнего – и снова сможем жить нормально.
– Договорились. – Пибоди нагнулась, чтобы поднять фуражки. – Застегни штаны, Макнаб.
– Именно сейчас это не лучшая мысль, – улыбнулся он. – Даллас задастся вопросом, что это у меня торчит размером с Юту.
Пибоди фыркнула:
– Наверное, твое «эго».
– Крошка, посмотрим, что ты скажешь после смены.
Пибоди почувствовала некоторое покалывание между бедер, но недовольно бросила ему:
– Не называй меня крошкой!
Она поправила фуражку, выпрямилась и, стараясь смотреть только прямо перед собой, направилась по коридору в сторону зала.
Ева уже находилась там, вызвав тем самым у Пибоди укол совести. Две доски уже были заполнены, и ее начальница располагала на третьей оставшуюся часть материалов с жесткого диска.
– Я рада, что ты нашла время прийти, – сухо сказала Ева, не обернувшись.
– Я попала в пробку… Давайте я закончу, сэр.
– Все уже готово. Принеси мне кофе и настрой экран на показ жесткого диска. Все остальное я расскажу сама, когда придут остальные.
– Я настрою, – вызвался Макнаб, – и сделаю кофе.
Они пошли выполнять поручение вдвоем, и за спиной ее воцарилась такая тишина, что Ева почувствовала зуд между лопатками. «Наверное, пикируются взглядами», – подумала она и оглянулась через плечо.
Пибоди протянула Макнабу его кофе, что уже само по себе было диковинным зрелищем. Но когда она улыбнулась Макнабу – ну, может, не совсем улыбнулась, но близко к тому, – Ева с удивлением задумалась.
– Вы что, оба с утра глотнули таблеток счастья? – спросила она и нахмурилась, увидев, как они мгновенно покраснели. – Что за дела, черт возьми?
Но тут вошли Энн Мэллой и Фини. Энн остановилась в дверях и обратилась к Еве:
– Даллас, можно тебя на минуту?
– Конечно.
– Только быстро, – сказал Фини. – Уитни и шеф на подходе.
– Я коротко, – ответила Энн и, глубоко вдохнув, задержала дыхание.
Когда к ней подошла Ева, Энн выдохнула:
– Я хочу извиниться перед тобой за вчерашнее. Я не должна была так набрасываться на тебя.
– Что и говорить, это была крутая сцена.
Энн оглядела зал и еще больше понизила голос:
– Я не справилась с собой. Прости. Это не повторится.
– Не казни себя из-за мелочей.
– Это не мелочи! Ты возглавляешь следствие и полагаешься на каждого из нас, а я тебя подвела. Но знаешь, почему я вспылила? Там кругом было столько мертвых ребятишек, а я… Я опять беременна.
– Ох! – заморгала Ева. – Это хорошо или?..
– Вот заведешь ребеночка, тогда узнаешь. – Энн тихонько рассмеялась и положила ладонь на живот. – Уже около четырех месяцев. Через недельку-другую я сообщу об этом начальству. У меня уже двое детей, но это как-то никогда не мешало работе. А вчера, из-за того, что я увидела там, в «Плазе»… Но сейчас все в порядке, я держу себя в узде.
– Очень хорошо. А как ты себя чувствуешь после всего этого? Ничего… необычного?
– Нет-нет. Все хорошо. Я только хочу подержать это несколько недель в секрете. Обычно, когда кто-то вдруг узнает, сразу начинаются всякие шуточки, игры со ставками… Мне хочется закрыть наше дело до того, как все это начнется. У нас здесь большое сборище?
– Да. Вот идет начальство, – ответила Ева. – Передай Пибоди свой отчет и диски. Мы будем пользоваться здесь только жесткими дисками.
В сопровождении майора Уитни в зал вошел шеф полиции Тиббл – высокий и немного тучный мужчина с острым взглядом. Он взглянул на приготовленные к совещанию доски с материалами и по привычке заложил руки за спину.
– Пожалуйста, все могут сесть. Уитни, будьте любезны, закройте дверь.
Тиббл подождал. Это был очень терпеливый и основательный человек с наблюдательностью как у патрульного копа и талантом администрирования. Он оглядел команду, которую собрал Уитни, и его лицо не выразило ни одобрения, ни неудовольствия.
– Прежде чем вы начнете докладывать, хочу сообщить вам, что мэр и губернатор хотят пригласить антитеррористическое подразделение федеральных сил для оказания содействия в расследовании этого дела.
Тиббл заметил, как Ева сощурилась при этих словах, и оценил ее самообладание.
– Это не означает, что нам с вами не доверяют. Дело в масштабе самой проблемы, которая выходит на федеральный уровень. Сегодня утром у меня состоялась встреча, на которой мы должны были обсудить ход расследования и принять окончательное решение о том, приглашать федеральные силы или нет.
– Сэр, – Ева старалась говорить спокойно, – если будут призваны федеральные силы, то кто будет направлять расследование?
– Думаю, что командовать будут федералы, а вы – оказывать содействие. Трудно представить, чтобы от этого было уютно вам, лейтенант, или кому-либо еще из вашей команды.
– Не было бы, сэр.
Шеф прошел к креслу и сел.
– Ну, в таком случае попытайтесь убедить меня в том, что расследование должно оставаться в ваших руках. Итак, в течение двух дней мы у себя в городе имеем три случая, связанных со взрывчаткой. Что нам удалось узнать и что нам предстоит сделать?
Ева поднялась и подошла к первой доске.
– Группа «Аполлон». Хенсон Уильям Дженкинс…
Она сделала небольшую паузу, увидев появившееся на экране лицо с квадратными скулами и жесткими глазами. У нее перед этим не хватило времени, чтобы как следует его рассмотреть.
– Он являлся руководителем политических кампаний Роувана, но, судя по некоторым данным, круг его обязанностей был гораздо шире. В так называемой «революции» Роувана он играл роль своего рода генерала, участвуя в разработке военной стратегии, в выборе целей, в подготовке «войск». Сам он, так же как и Роуван, прошел военную подготовку в ЦРУ, специализировался на проведении тайных операций. Первоначально считалось, что он погиб при взрыве штаб-квартиры Роувана в Бостоне, но более поздние свидетельства эту версию опровергли. Хенсона видели то здесь, то там, однако его местонахождение ни разу не было установлено.
Уитни, посмотрев на изображение Хенсона, спросил:
– Вы считаете, что он входит в нынешнюю группу «Кассандра»?
– Я в этом почти уверена. Во всяком случае, здесь есть связь. Как бы то ни было, дело Хенсона в ФБР не закрыто.
Ева сменила экспозицию материалов, перейдя к вопросу о липовых фирмах, введенных в банки данных:
– «Кассандра», «Маунт Олимпус», «Эриз», «Афродита» и прочие названия объединены мифологической тематикой. С «Аполлоном» их связывает также высокое качество материалов во взрывных устройствах, использование отставников в изготовлении оборудования, тон и содержание заявлений. В общем, я убеждена, что «Кассандра» уходит корнями в первоначальную группу.
Опасаясь, что дальнейшее может прозвучать нелепо в стенах полицейского учреждения, не привыкшего к тематике такого рода, Ева перевела дыхание.
– Согласно греческой мифологии, Аполлон наделил Кассандру даром провидения. В результате происшедшей между ними ссоры Аполлон сделал так, что она по-прежнему оставалась ясновидицей, но в ее предсказания уже никто не верил. Тем не менее, этот дар она получила от него. Нынешнюю же «Кассандру» не заботит, верят ей или нет. Ее задача – не спасать, а разрушать.
– Интересная теория, лейтенант, и достаточно логичная, – сказал Тиббл. Все это время он внимательно наблюдал за материалами на доске и мониторе и, похоже, отнесся к исторической тематике без иронии. – Вы установили связующие линии и привели, хотя бы частично, мотивы. Хорошая работа. Но антитеррористическое подразделение ФБР может заинтересоваться, откуда вы получили основную часть всей этой информации, лейтенант.
Ева ответила моментально:
– Я использовала те источники, которыми располагала.
– Уверен в этом, – Тиббл сложил руки на груди. – Как я уже сказал, это хорошая работа.
– Благодарю, – Ева, минуя вторую доску, перешла к третьей. – Итак, в ходе нынешнего расследования подтверждается заключение о том, что существует связь между давнишней группой «Аполлон» и нынешней «Кассандрой». Такого же мнения придерживался и Наладчик, хотя многие доказательства, которые он собрал, вероятно, уничтожены. Существует явное сходство в тактике обеих групп. Кроме того, доктор Мира в своем докладе определяет политическую доктрину «Кассандры» как переработку концепций «Аполлона». Если следовать этой логике, можно прийти к выводу о том, что некоторые члены «Кассандры» входили когда-то в организацию «Аполлон» или были тесно связаны с ней.
Тиббл поднял руку:
– А вы не допускаете вероятность того, что эти, нынешние, просто изучили историю «Аполлона» – точно так же, как вы, например, – и решили скопировать эту группу?
– Нет, не допускаю, сэр. Это невозможно.
– Если бы они были подражателями, – вмешался Фини, – они не смогли бы так точно скопировать ее структуру.
– Когда были убиты Роуван и некоторые из его основных помощников, «Аполлон» распался, – продолжала Ева. – Это произошло более тридцати лет назад. Общественность не была посвящена в тайны этой организации, о ней имелись лишь самые отрывочные поверхностные сведения. Кто сейчас заинтересовался бы этой темой, не имея какого-то отношения к тем давним событиям? О Роуване нет даже мимолетных упоминаний в книгах и учебниках по истории – ведь официально так и не было доказано, что он являлся руководителем «Аполлона». Документы, проясняющие этот вопрос, недоступны, закрыты. «Аполлон» взял на себя ответственность за несколько взрывов – и исчез. Так что я думаю, что это не подражание, сэр, а чья-то личная ставка. Сейчас я пытаюсь доказать, что «Кассандра» в точности копирует тактику предыдущей организации.
Ева перешла к следующему блоку информации:
– Первое здание, взорванное «Аполлоном», было заброшенным складом поблизости от округа Колумбия. На ноги подняли только местную полицию. Жертв не было. После этого местная полиция получила сведения, что была заложена взрывчатка в Центре Кеннеди. Все заряды, за исключением одного, были обезврежены, людей успели эвакуировать из здания, и оставшийся единственный заряд при взрыве причинил незначительный ущерб. Однако вслед за этим актом произошел взрыв в холле отеля «Мэйфлауер». На сей раз без предупреждения. Количество жертв было огромным. «Аполлон» взял ответственность за все три взрыва, но в прессе было сообщено только о третьем.
Уитни наклонился вперед, изучая материалы на экране, затем спросил:
– Так, и что было дальше?
– Спортивная арена «Юлайн» во время баскетбольного матча. Четырнадцать тысяч человек убитых и раненых. Если «Кассандра» действительно будет следовать примеру «Аполлона», то нам можно ожидать аналогичные действия на Мэдисон-сквер или в Мире игр. Пока у нас нет никаких реальных зацепок. Но если мы будем держать всю информацию по этому делу не в базовой ЭВМ, а в пределах данного помещения, у «Кассандры» не будет возможности получать сведения о реальном ходе расследования. Мы должны упреждать шаги этих людей.
– Спасибо, лейтенант Даллас. Теперь технические аспекты. Лейтенант Мэллой, по взрывным устройствам будете докладывать вы?
Энн поднялась и подошла к средней доске. Следующие полчаса речь шла о технической стороне дела: электронные средства, пусковые устройства, взрыватели, таймеры, дистанционное управление, материалы, скорость детонации, зона поражения.
– Сейчас продолжается поиск частей взрывных устройств и проводится их анализ в лаборатории, – подошла к заключению Энн. – В настоящий момент мы знаем только, что имеем дело с замысловатыми устройствами ручного изготовления. Похоже, что предпочтение отдавалось пластону. По предварительным данным, радиус действия дистанционного управления весьма велик. Это не кустарные изделия, а взрывные системы военных стандартов высокого уровня. Я согласна с точкой зрения лейтенанта Даллас относительно случая в Радио-сити: они хотели только проверить нашу реакцию. Если бы группа захотела взорвать этот объект, от него осталась бы пыль.
Энн села, уступив место у доски Фини. Он взял в руки небольшой круглый предмет и показал присутствующим:
– Это одна из камер наблюдения, которую мои люди изъяли в Радио-сити. Прекрасно сделанный аппарат. Мы обнаружили на месте двадцать пять таких камер. Они следили за каждым нашим шагом и могли взорвать все в любую секунду.
Он убрал камеру и продолжал:
– Наш отдел работает с отделом Энн Мэллой над разработкой более чуткого сканера с увеличенной дальностью поиска взрывных устройств. Кстати, я не хочу сказать, что у федералов нет хороших специалистов, но ведь и у нас они есть. И, в конце концов, это наш город! К тому же «Кассандра» вышла на Даллас. Они избрали ее мишенью. Если сейчас ее задвинуть назад – и нас вместе с ней, – баланс нарушится. Мы уже ухватились хоть за что-то, но при неосторожном чужом вмешательстве можем потерять все, даже эту малость.
– Учтем. – Тиббл снова поднял палец. – Даллас, а у вас есть какие-то предположения относительно того, почему они выбрали именно вас?
– Только предположения, сэр. Думаю, меня это коснулось лишь постольку, поскольку Рорку принадлежат все эти объекты.
Ева вновь поднялась и вызвала на экран изображение Моники Роуван.
– Я бы хотела побеседовать с этой женщиной, шеф. У нее самый сильный мотив для поиска возмездия. Кроме того, как вдова Роувана она наверняка была в курсе дел его группы и хорошо знала людей.
– Разрешаю вам и вашей помощнице немедленно отправиться в Мэн, – сказал ей Тиббл. – Уитни, у вас есть что добавить?
Уитни поднялся.
– Эта команда за короткое время собрала внушительный объем информации и сумела определить направления дальнейшего поиска. На мой взгляд, в привлечении федеральных сил пока нет необходимости.
Поднялся и Тиббл.
– Ну что же, лейтенант и ее команда предоставили мне достаточно материала, чтобы обыграть политиков. Даллас, пока не поступит дальнейших распоряжений, вы остаетесь ответственной за это дело. Жду сообщений о продвижении расследования и обо всех ваших действиях. – Уже направившись к выходу, он кивнул Фини: – Капитан, я согласен, это наш город. Давайте же обеспечим ему безопасность.
Двери захлопнулись, и Макнаб шумно вздохнул:
– Фу! Пронесло.
– Ну, если мы не хотим прошляпить это дело, то должны работать, задрав задницу, – сказала Ева и обратилась к Макнабу с ехидной улыбкой: – А твоя личная жизнь, приятель, отныне спущена в канализацию. Нам позарез нужен дальнодействующий сканер. И чтобы каждый стадион и спортивный комплекс в каждой дыре был просканирован! В Нью-Джерси тоже.
– Боже! Даллас, при нашем оборудовании и количественном составе для этого потребуется неделя!
– У тебя в распоряжении день. Свяжись с Рорком. Шутки шутками, а у него есть какая-то игрушка, которая походит на то, что вы пытаетесь изобрести. Фини, есть ли способ защитить аппаратуру, которая здесь установлена? Например, установить систему помех? Или, еще лучше, добыть новую аппаратуру с защитой?
Фини расцвел:
– Думаю, что в аварийном порядке что-нибудь сооружу. Но уже не из тех приспособлений, которые мы у себя в отделе используем против незаконного оборудования.
– Конечно, не из тех! Пибоди, ты со мной?
– Эй, а когда вы вернетесь? – окликнул ее Макнаб.
Ева обернулась и несколько секунд, не мигая, смотрела ему в глаза. Пибоди в это время страстно мечтала стать невидимкой.
– Вернемся, когда закончим. Мне кажется, у тебя вполне достаточно дел, чтобы заниматься ими все это время.
Макнаб смешался и глупо залепетал:
– О, да, конечно. Я просто поинтересовался… Счастливого пути!
– Мы идем не лобстеров есть, – проворчала Ева и, качнув головой, вышла из зала.
Пибоди засеменила рядом и через несколько шагов спросила подчеркнуто небрежным тоном:
– А вообще-то, как вы думаете, сэр, мы вернемся к концу смены?
Ева, на ходу надевая куртку, бросила:
– Слушай, если у тебя свидание, то не суетись прежде, чем оно начнется. Иначе раньше времени вспотеешь и простудишься.
– Да нет же, я вовсе не имела в виду… Я только хотела сообщить Заку, что задержусь. Вот и все.
Пибоди стало стыдно вдвойне: она только сейчас вспомнила о брате, да и то в связи опять-таки с Макнабом. А ведь сегодня утром она твердо решила сходить с Заком вечером в клуб…
– Вернемся не раньше, чем управимся. Придется подождать, пока будет рейс на север, – буркнула Ева.
– Разумеется. Мы ведь не собирались лететь, например, на каком-либо из самолетов Рорка.
Встретив убийственный взгляд Евы, Пибоди втянула голову в плечи. Она почувствовала, что ее затягивает водоворот какой-то несуразности. И это на службе, рядом с Евой Даллас, при исполнении! Пибоди изо всех сил постаралась встряхнуться и взять себя в руки.
– Я только подумала, что частные самолеты добираются до места гораздо быстрее, чем обычные, рейсовые. Но если это неудобно, мы, разумеется, можем подождать в аэропорту рейса на север.
– Тебя интересует прежде всего скорость. Так, Пибоди? – спросила Ева, когда они вошли в лифт. – И здесь совершенно ни при чем просторные плюшевые сиденья, изысканная пища, выбор фильмов…
– Ну почему?.. Удобно расположенное тело располагает к остроте мышления.
– Звучит неубедительно. В обычном состоянии ты ведешь себя лучше, чем когда прикидываешься шлангом. Пибоди, ты свободна сегодня. Впрочем, если вы заняты, сержант, я могу слетать и одна.
Пибоди вспомнила страстный эпизод с Макнабом в пустом помещении, вздохнула и, окончательно встряхнувшись, пробормотала:
– Скажете тоже…
Зак работал прилежно, аккуратно, изо всех сил стараясь сосредоточиться на дереве и на наслаждении, которое он всегда получал от работы с заготовкой.
Он знал, что Ди плохо спала эту ночь: было слышно, как она вскакивала с постели и ходила по комнате. Он сам тоже почти не спал. Ему хотелось пойти к сестре, предложить ей выговориться, хоть как-то успокоить. Но он чувствовал, что его лицо может превратиться в маску, под которой он будет пытаться – и наверняка неудачно – скрыть чувства, далекие от проблем Ди. Зак боялся, что ее внимательный взгляд сможет без труда обнаружить в его лице признаки необычной озабоченности, отнюдь не связанной с эскизами, замерами, деталями дизайна и другими рабочими головоломками…
Все его мысли были заняты Клариссой. События прошедшего дня прокручивались в голове Зака вновь и вновь, словно он включал повтор видеозаписи. Он почти физически ощущал, как Кларисса падала в его объятия; в памяти остался сладкий привкус ее губ – такой явственный, будто он только что целовал их.
Зак испытывал чувство стыда. Он всегда верил в святость брака, и одна из причин, почему он избегал установления серьезных связей с женщинами, заключалась в этой твердой позиции. Он знал, что, связав себя когда-нибудь брачными узами, останется им верен всю оставшуюся жизнь. А в его жизни пока не было никого, по отношению к кому он мог бы дать какие-то обязательства.
И вот теперь все получалось как в кривом зеркале. Он незаметно превращался в нарушителя этих же принципов, которых, возможно, придерживался тот, другой мужчина. Так неужели святость брачных уз он признавал только для себя?..
Раздираемый противоречиями, Зак осознал, что в этой его внутренней борьбе постепенно берут верх не принципы, а нечто более живое и неподвластное, связанное не столько с разумом, сколько со всей его природой. Он поймал себя на том, что уже ищет оправдание своему начавшемуся грехопадению. Например, убеждал себя в том, что мужчина, который связал себя обязательствами с Клариссой, на самом деле их не выполняет, не ценит ее, скверно обращается с ней и делает ее несчастной, одинокой и беззащитной.
Нет, Зак не мог разговаривать с сестрой в таком состоянии и тем более быть утешителем. А ведь знал, что ей как никогда нужна его помощь…
В вечерних теленовостях Зак увидел репортаж с места взрыва в «Плазе». И этот репортаж привел его в ужас. Он знал, конечно, что далеко не каждый на этом свете разделяет заповедь «Не навреди» и другие нравственные устои квакеров. Более того, даже некоторые квакеры сами меняли эти устои, приспосабливая их к своему стилю жизни. Ну, в конце концов, эта религия была создана для того, чтобы быть гибкой. Зак также понимал, что в мире существует жестокость и убийства происходят каждый день. Но он никогда не видел, чтобы пренебрежение человеческой жизнью принимало столь чудовищные формы, как это выглядело накануне вечером – даже в смягченной подаче – на телеэкране.
Те, кто это совершил, не могли быть людьми. У Зака никак не укладывалось в голове, чтобы кто-то, у кого есть сердце, душа и достоинство, мог совершить такое. Он еще пытался верить, что это было лишь случаем отклонения или мутации и что мир развивается в другом направлении, не принимая насильственной массовой смерти.
Зак был в шоке, когда вдруг увидел на экране Еву, пробиравшуюся между обломков. Ее лицо не выражало никаких эмоций, а между тем одежда была вся в крови. Она показалось ему измотанной, опустошенной, но не потерявшей мужества. И тут до него дошло, что его сестра тоже была где-то там, в центре всего этого кошмара…
Ева разговаривала всего с одним репортером – миловидной женщиной с лисьим личиком, в глазах которой отразилось горе. «Мне нечего добавить к тому, что ты видишь здесь, Надин, – сказала тогда Ева. – Это не время и не место для заявлений. Мертвые говорят за себя».
И когда вернулась домой Ди с таким же опустошенным, как у Евы, взглядом, Зак оставил ее одну. Теперь он убеждал себя в том, что поступил так ради нее, а не ради себя. Но все же пришлось себе признаться, что с его стороны это было малодушием. Он подумал, что теперь Ди будет сторониться его, они оба будут сторониться друг друга, и это, наверное, лучше всего. Он выполнит заказ и вернется в Аризону, набравшись впечатлений от Нью-Йорка и освободившись от мыслей об этой женщине. А в Аризоне можно будет на несколько дней отправиться в пустыню, чтобы вновь обрести душевное равновесие…
И тут Зак вновь услышал голоса, доносившиеся из вентиляционных отверстий, – злой смех мужчины и слабые мольбы женщины:
– А я сказал, что хочу трахаться! Это все, на что ты хоть как-то годишься.
– Пожалуйста, Би Ди, я сегодня себя не очень хорошо чувствую…
– Мне наплевать, как ты там себя чувствуешь. Это твоя обязанность – раздвинуть ляжки, когда я велю тебе!
Раздался глухой стук упавшего тела, затем короткий вскрик и звон разбитого стекла.
– На колени! На колени, сука!
– Ты делаешь мне больно! Пожалуйста…
– Используй свой рот для чего-нибудь, кроме хныканья. Да… Вот так… Приложи немного усилий, черт возьми. Это чудесно, что я могу проделать это с тобой в самом начале… Ну, поплотнее же, шлюха! А ты знаешь, где был мой член вчера вечером? Ты знаешь, где было то, что ты держишь в своем плаксивом рту? В той новенькой операционистке связи, которую я недавно нанял. Оказывается, я с пользой вложил деньги.
Он стал громко и часто дышать, мычать, как животное. Зак зажмурил глаза и начал молиться о том, чтобы все поскорее кончилось. Но это не кончалось. Это только изменилось. Послышался громкий плач, потом мольбы Клариссы. Теперь, судя по этим звукам, Брэнсон насиловал ее.
Зак спохватился у подножия лестницы, с испугом обнаружив, что сжимает в руке рукоятку молотка. Кровь бешено стучала в ушах. Боже! Что он делает?!
Когда он положил трясущейся рукой молоток, звуки в вентиляции стихли. Был слышен только тихий плач. Зак медленно поднялся по ступенькам. Нужно было остановиться, однако он шел. Шел, чтобы встретиться с Брэнсоном, как мужчина с мужчиной. Шел с пустыми руками, поскольку знал, что его противник не вооружен.
Зак прошел через кухню, где на него никто не обратил внимания, и вышел в широкий коридор, минуя прекрасные комнаты, к главной лестнице. Конечно, у него не было права вторгаться в чужую жизнь, но ни у кого не было права так обращаться с женщиной, как это делал Би Ди.
На ходу он прикинул, какое помещение должно было находиться прямо над мастерской. Дверь в комнату была приоткрыта, и из нее доносился плач. Войдя, он увидел Клариссу, свернувшуюся комочком на кровати. На ее обнаженном теле краснели следы побоев.
Она подняла голову, широко раскрыв глаза, и ее распухшие губы задрожали:
– О, боже! Нет! Я не хочу, чтобы ты видел меня такой… Уходи!
– Где он?
– Не знаю. Ушел. О, пожалуйста… – Она уткнулась лицом в скомканные простыни.
– Он не мог уйти. Я поднялся по главной лестнице.
– Он обычно пользуется боковым ходом. Но он ушел, уже ушел, слава богу. Если бы он видел, что ты поднимаешься…
– Этому нужно положить конец. – Зак подошел к кровати, осторожно расправил простыню и накрыл ею Клариссу. – Ты не должна позволять ему так обращаться с тобой.
– Он… Он мой муж.
Она вздохнула так беспомощно, что у Зака заныло сердце.
– Мне некуда идти. Совершенно некуда. Он не обижал бы меня так, если бы я не была такой медлительной и упрямой. Если бы я его слушалась, если бы я…
– Прекрати! – У него это вышло резковато, и он положил руку ей на плечо. – В том, что здесь произошло, нет твоей вины.
Он понимал, что ей нужна помощь, что сама она не справится, и готов был сделать для нее все, что угодно.
– Я хочу помочь тебе. Я могу увезти тебя отсюда. Ты можешь пожить у моей сестры, пока не решишь, что делать дальше. Ведь существуют программы помощи, есть люди, с которыми можно посоветоваться, есть, в конце концов, полиция. Ты можешь выдвинуть обвинения…
– Нет! Не надо полиции! – Кларисса, прижав к себе простыню, села на постели; в ее темно-лиловых глазах застыл страх. – Он убьет меня, если я обращусь в полицию. У него везде есть свои люди. Я не могу обращаться в полицию.
Клариссу начало трясти, и Зак, осторожно присев на край кровати, взял ее за руку.
– Ну, сейчас это не так важно. Давай я помогу тебе одеться и отведу к доктору. А о дальнейшем поговорим потом.
– О, Зак. – Кларисса уткнулась ему в плечо, и он почувствовал, что она вся дрожит. – Никакого «дальнейшего» не существует. Неужели ты не понимаешь, что он меня отсюда не выпустит? Он сам сказал мне об этом. Он сказал, что он со мной сделает, если я попытаюсь уйти. А я слишком слаба, чтобы бороться с ним.
Он обхватил ее руками и слегка встряхнул:
– Ты не должна отчаиваться! Положись на меня. У меня сил хватит.
– О, я знаю, ты такой молодой… – Она покачала головой. – А я – уже нет.
– Это неправда. Ты чувствуешь себя беспомощной, потому что одинока. Но теперь ты не одна. Я помогу тебе. Я увезу тебя в Аризону, ты будешь жить в нормальной семье – в моей семье. У нас там спокойное место. Помнишь, какой огромной, открытой и тихой может быть пустыня? Ты вылечишься там.
Кларисса тяжело вздохнула:
– Да, я помню. Те несколько дней я была почти счастлива. Этот простор, звезды, ты… Если бы я поняла тогда, что это был шанс…
– Дай мне теперь этот шанс! – Он немного отстранился, чтобы посмотреть на нее. – Я люблю тебя.
Глаза ее наполнились слезами.
– Ты не должен! Ты не знаешь, что я натворила…
– Ничто не идет в сравнение с тем, что он натворил. Сейчас неважно, что я чувствую, важно, что нужно тебе. Ты не можешь оставаться с ним.
– Я не хочу тебя втягивать во все это, Зак. Это было бы неправильно.
– Я тебя не оставлю. – Он прикоснулся губами к ее волосам. – Если потом ты захочешь, чтобы я ушел, я уйду. Но только убедившись, что ты в безопасности.
– В безопасности… – Кларисса едва смогла выговорить это слово. – Зак, я уже давно забыла, что это такое. Но если есть какой-то шанс… – Она откинула голову и посмотрела ему в глаза. – Мне нужно подумать.
– Кларисса…
– Я должна быть уверенной, что смогу так поступить, а для этого требуется время. Пожалуйста, постарайся меня понять. Дай мне хотя бы сегодняшний день. – Она сжала его руку. – Он не сможет мне причинить большего зла, чем уже причинил. Позволь мне заглянуть в саму себя и посмотреть, могу ли я хоть что-то тебе предложить.
– Я ни о чем не прошу!
– Зато я прошу. – Ее губы дрогнули в попытке улыбнуться. – Ты дашь мне номер телефона, по которому я смогу связаться с тобой? А сейчас я хочу, чтобы ты пошел домой. Би Ди не будет дома до завтрашнего утра, и мне нужно это время, чтобы побыть одной.
– Хорошо. Я дам тебе телефон, если ты обещаешь, что позвонишь в любом случае, – что бы ни решила.
Она достала электронную записную книжку и протянула ему.
– Я позвоню тебе вечером, обещаю.
Он ввел в память номер телефона Пибоди, и Кларисса взяла у него книжку.
– А теперь иди, пожалуйста. Мне нужно слишком о многом подумать.
Зак послушно пошел к двери, но Кларисса окликнула его.
– Зак! Когда я встретила тебя в Аризоне… Когда я увидела тебя, во мне воскресло вдруг нечто такое, что, как мне казалось, давно умерло. Не знаю, любовь ли это. Не знаю, смогу ли я еще когда-нибудь любить. Но если да, то это будет для тебя!
– Я буду заботиться о тебе, Кларисса. Он больше не причинит тебе боль.
Закрыть за собой дверь и оставить эту женщину в одиночестве было для него самым тяжелым шагом, который он когда-либо делал.