Смерть в зеленых глубинах

ГЛАВА 9 Интимная обстановка

В квартире я нашел записку от хозяйки миссис Ритчи. В ней сообщалось, что она пополнила запасы продуктов, и за это с меня причитается двадцать пять фунтов. Вопрос о деньгах становился все насущнее. Возможно, теперь, когда я развязался с Прескотом, подвернется какая-нибудь работенка.

Часы показывали без десяти девять. День предстоял очень напряженный, а до встречи с Мариан оставалось около часа. Это меня по-настоящему волновало. С другой стороны, я уже вышел из того возраста, когда свидание вызывает трепет и волнение. Поскольку мне не удавалось справится с нахлынувшими чувствами, я открыл новую бутылку "Джонни Уокера" и плеснул немного себе в бокал. Спиртное повлияло на мои умственные способности, и я вскоре сделал вывод, что знакомство с Мариан — единственное за последнее время приятное событие, Прикончив виски, я направился в ванную.

Открыв воду, я задохнулся от боли. Струя попала прямо туда, где нещадно поработали кулаки Гэса. Но после душа наступило облегчение. Свежий и спокойный, я посмотрелся в зеркало. Под левым глазом — синяк, губа распухла, и рот от этого перекосило. Утешало лишь воспоминание о том, что Гэс получил свое.

Стряхнув пыль с вечернего костюма и с удовольствием отметив, что он весьма недурно на мне сидел, я вышел из дому. На Байрес Роуд поймал такси и направился в "Би-Джаз".

Мариан сидела за маленьким туалетным столиком в тесной гардеробной. Когда я вошел, она поспешно поднялась навстречу и радостно улыбнулась.

— Рой, ты пришел!?

— А разве были хоть какие-то сомнения?

— Все равно, приятно тебя видеть!

Мы отправились в клуб "Гасиенда" на Саучел Стрит, который занимал два этажа над мебельным магазином. Место не очень интересное, но в городе не было других заведений, где можно недорого и прилично поужинать и спокойно посидеть до полуночи. К тому же там неплохой бар, кабаре и танцзал.

Мы устроились в зале ресторана. Очень приятная атмосфера, неяркий свет и уединенный столик. Другие столики утопали в темноте. Официанты бесшумно сновали по залу. Мы с Мариан беспрерывно смеялись и вели бесконечные глупые разговоры. Когда же я случайно ловил взгляд её темных бездонных глаз, у меня перехватывало дыхание, и я напрочь забывал, о чем шла речь. В остальном настроение было замечательное.

После кофе Мариан захотела танцевать, и мы поднялись в танцзал. Там явно ощущалась испанская атмосфера, которая оправдывала название клуба. Официанты в мягких сапожках, в белых рубашках с жабо, в черных узких брюках и с широкими красными поясами. Оркестр размещался в небольшом алькове, увитом зеленью. На заднем плане красовалась панорама высоких заснеженных гор. По стенам висели плакаты с изображением боя быков. Шляпы и мечи, деревянные с темными железными засовами двери и люстра в форме тележного колеса довершали картину.

Полагаю, атмосфера тут была ещё более фальшивой, чем в баре Прескота, но сегодня я не был настроен столь критически. Продолжение вечера было таким же, как и начало. Мы посмотрели выступление двух мускулистых молодых людей, которые жонглировали столь же мускулистой девицей в бикини "под леопарда". Мариан им горячо аплодировала. Мы немного потанцевали, слегка выпили и опять много смеялись. Мы совсем опьянели, но не от ощущения близости друг друга. Нам казалось, в зале нет никого кроме нас, и эта необыкновенная ночь будет продолжаться вечно.

После зажигательной самбы мы слегка запыхались и только хотели перевести дух и что-нибудь выпить, как к нам подошел управляющий с широкой, как будто навечно приклеенной улыбкой и, поклонившись, произнес:

— Надеюсь, вы простите мое непрошеное вторжение. Но мы узнали мисс Николсон. Простите ради Бога, мы слышали о вашем дивном пении, и нам бы очень хотелось его услышать.

Мариан покраснела от удовольствия.

— А ты что скажешь, Рой? Ведь это твой день?

— Ты прекрасно знаешь, что я в первых рядах почитателей твоего таланта.

Мариан засмеялась и встала. Потом обернулась:

— Я спою специально для тебя. Что ты хочешь услышать?

— В твоем репертуаре есть "Огни рампы"?

— Нет, но с сегодняшнего дня будет.

Управляющий поблагодарил её все с той же затертой улыбкой и проводил до двери за сценой. Через несколько минут он появился снова и поднял руку, требуя тишины. Выступление Мариан было объявлено кратко, без всяких комментариев. Она вышла на сцену, и в зале воцарилась атмосфера молчаливого ожидания. Тишина стояла до самого последнего аккорда, потом зал взорвался аплодисментами.

Уже в третий раз я слушал её пение, но этот запомнился мне особенно ярко. У Мариан была такая манера, что каждый зритель мог решить, что она поет именно для него. Но на этот раз ощущение было такое, что эта песня все же для меня. Я ещё не знал тогда, что это была наша последняя беззаботная встреча.

Управляющий подвел её к столику и с поклоном усадил. Появился официант с ведерком, наполненным льдом, в котором покоилась бутылка шампанского. Мариан покраснела от такого триумфа и чувствовала себя польщенной.

— Мы бы хотели вас услышать ещё раз, мисс Николсон. Я думаю, члены нашего клуба будут на этом настаивать. А пока, я надеюсь, вы примите этот знак благодарности от нашего клуба в качестве компенсации за прерванный вечер.

Я улыбнулся.

— Поздравляю, Мариан, начинается твой взлет! И спасибо за песню!

Она перегнулась через стол и схватила мою руку.

— Не оставляй меня, Рой! Без тебя очень плохо. И вообще мне, кажется, повезло с тобой.

От неожиданности я не знал, что сказать. Все это казалось нереальным, хрупким и очень недолговечным, как дорогой сосуд венецианского стекла, который вот-вот выскользнет из рук, рассыпавшись грудой осколков. Ощущение счастья и покоя мгновенно улетучилось.

Мы откупорили шампанское. Остаток вечера прошел в разговорах о планах на будущее. Уже после полуночи мы вышли на улицу, расставаться не хотелось.

Мариан ухватила меня за руку.

— Куда пойдем, Рой? Так хочется, чтобы эта ночь не кончалась!

Я ей улыбнулся.

— Ты забываешь, это Глазго — город-Золушка. После полуночи все развлечения кончаются. По-моему, выбор у нас невелик: или пойти гулять в парк, рискуя при этом быть ограбленными или задержанными полицией, или направиться ко мне домой, посмотреть гравюры, если они у меня есть.

Мариан обворожительно покосилась на меня и хихикнула.

— Ошибаешься, милый! У нас есть ещё один вариант! Пойдем ко мне, там я тебя познакомлю с "Гленом Грантом", бутылку которого приберегла специально для такого случая.

Я не возражал, не зная, что ещё не раз об этом пожалею.

Мы остановили такси, Мариан назвала шоферу адрес в одном из престижных районов на западном берегу реки Келвин. У входа в ярко освещенный, облицованный белой плиткой дом с небольшим палисадником я расплатился с таксистом и пошел за Мариан. Мы поднялись на второй этаж, где на стеклянной двери красовалась хромированная табличка с готическими буквами: "М. Николсон".

Квартира Мариан меня потрясла. Чтобы обставить такую просторную гостиную с высокими потолками нужна была не только бездна вкуса, но и немало денег. На полу покоился огромной бежевый ковер с высоким ворсом, у стен стояла современная мебель. На стенах — несколько репродукций импрессионистов в белых рамах, а акварель над камином с изображением Данвеганского замка придавила завершенность всему интерьеру. Мне пришло в голову, что пение во второразрядном кабаре — дело гораздо более прибыльное, чем можно было представить. Одно ясно — эта квартира не имеет ничего общего с её жилищем на родном острове.

Мариан бросила накидку на спинку дивана и включила настольную лампу с мягким приглушенным светом. Она повернулась ко мне и, когда я приблизился, упала в мои объятия так просто и естественно, что, казалось, мы знали и любили друг друга давным — давно.

Мы долго стояли обнявшись, потом она подняла голову и нежно провела по моей щеке с синяком.

— Я рада, Рой, что тебя не убили! — прошептала она. — Трудно пришлось?

Я ласково погладил её по руке и улыбнулся.

— Я тоже рад! А трудно было не мне одному.

Мы долго целовались, потом она отстранилась и рассмеялась:

— Совсем забыла, что я хозяйка. Хочешь выпить?

— Да, не откажусь. Ты просто потрясающая хозяйка!

— Тебе с содовой? И немножко музыки, наверное?! Надо перевести дух.

— Все принимается. Только без содовой. Уважаю труд виноделов.

Она подошла к бару и налила мне изрядную порцию виски, а себе смешала мартини. Мы выпили на брудершафт. Я почувствовал, как виски догнало шампанское; смешавшись, они подняли мое несколько подпорченное настроение.

В углу стояла большая радиола. Мариан подошла к ней и поставила пластинку. Комната наполнилась мелодией из "Огней рампы". Потом она, непроизвольно раскачиваясь в такт музыке, подошла ко мне, положила руки на плечи и прошептала:

— Вот видишь, у нас даже в музыке вкусы одинаковые. Давай потанцуем!

Я обнял её за талию, и мы стали танцевать, вернее, раскачиваться в такт музыке. Мариан положила голову мне на плечо и спросила:

— Рой, ты когда-нибудь испытывал такое сильное желание, которое бы не давало тебе покоя, тревожило, как ни на миг неослабевающий крик внутри?

Внутри возникло ощущение пустоты. Мне показалось, что она когда-то это уже произносила. Но я попытался улыбнуться.

— Конечно, испытывал!

Она открыла глаза.

— Да, когда?

— Да вот сейчас. Выходи за меня замуж, Мариан!

Она задумчиво покачала головой.

— Ты не хочешь жениться. Но очень мило с твоей стороны, что ты думаешь, что хочешь.

Я крепко прижал её к себе. Пластинка внезапно кончилась, и мы стояли в полной тишине. Влажный мягкий рот, закрытые глаза, длинные пушистые ресницы и легкое дыхание вызвали во мне такое сильное желание и нежность, что я не смог совладать с чувствами, они рвались наружу, как горный поток, сметающий все на своем пути…

Прошло очень много времени, пока я услышал, как часы на башне бьют три раза. Я стоял в дверях ванной, глядя на Мариан. Она спала безмятежно, свободная от страстей, составляющих её противоречивую натуру, и казалась очень юной и беззащитной.

— Пока, милая. Спасибо, за все, — с нежностью шепнул я, направляясь в гостиную. Уже на выходе из комнаты мое внимание привлек какой-то блестящий предмет на полочке. Это был медальон в форме сердечка с порванной цепочкой. Подумав, что неплохо бы починить его и отдать Мариан при встрече, я сунул его в карман, выключил свет и вышел на улицу.

Приятно пройтись пешком в тихую летнюю ночь. На западе кучковались облака, но в душе моей было безоблачно. Будущее казалось вполне определенным. Я шел и строил планы для двоих, а в ушах все ещё звучала мелодия "Огней рампы".

Придя домой, я плюхнулся в кресло и закурил. Но сигарета показалась лишней. Только теперь я понял насколько устал. Я провел на ногах все последние сутки и не разу не расслабился. От одной мысли, что можно завалиться в постель и проспать до полудня, я пришел в состояние блаженства.

Но сигарета ещё не выкурена. Затянувшись, я сунул руку в карман и достал медальон. Сначала не мог вспомнить, зачем он мне понадобился? Идея взять у дамы украшение даже из благородных побуждений показалась не слишком привлекательной. Однако в случае быстрого ремонта был шанс заслужить прощение. Я сидел и непроизвольно раскачивал медальон за кончик порванной цепочки. Мое внимание привлекла гравировка. Я поднес медальон поближе к свету. И все внутри похолодело. Вот он, — искомый мотив для убийства Энн Мазерс!

На медальоне было выгравировано: "Мариан — с любовью от Колина!" На меня нахлынули мучительные воспоминания. Я вскочил и прошел к шкафу, где висела куртка, которая была на мне, когда я обнаружил тело Энн. Губная помада, подобранная в каюте затонувшего судна, лежала, позабытая в боковом кармане. Достав её, я снял колпачок. Сравнивать цвет помады с цветом отпечатков, оставшихся на моем носовом платке, не было нужды. Губы с этой помадой я помнил не хуже своего отражения в зеркале.

Подозрения сменились уверенностью.

Внезапно поток моих мрачных размышлений прервал пронзительный звонок. Я был настолько ошарашен, что долго не мог понять, что звонит телефон. Потом, наконец, снял трубку. Негромкий мужской голос спросил:

— Рой Маклин?

— Да, я.

— Это Сканлон. Если хотите увидеть Эллиса Прескота, нынче вечером он будет на Тилмер Стрит, 315. Первый дом справа. На двери табличка "Эдвард Прайс".

— Минутку, Сканлон! Что стряслось? Почему вы мне это говорите?

— Скажем, потому что мне не нравятся убийцы вроде Прескота. Возможно, всем будет лучше, если Мильтон его сцапает; мне не хочется совершать вечерний моцион под охраной, тем более рядом с ним.

Послышался щелчок, и трубка затихла.

Первым желанием было позвонить Мильтону и сообщить о звонке, но я вовремя остановился. У меня накопилось к Прескоту немало вопросов, а отвечать на них в присутствии полиции он вряд ли станет.

Мысль о ловушке я отбросил. Это было бы слишком рискованно для тех, кто её подстроил. Один мой звонок, и Мильтон выставит оцепление вокруг дома, так что и мышь не проскользнет. Прескот прекрасно понимает, что идея обвести полицию вокруг пальца провалилась. И теперь у полиции достаточно улик, чтобы предъявить ему обвинение. Скорее, он собирается удрать за границу. Как бы там ни было, я решил отправиться на эту встречу.

Попытавшись встать, я впервые почувствовал боль в мышцах. Во рту стоял привкус горечи. Я прошел на кухню, плеснул в лицо холодной водой, выпил поллитра холодного молока и почувствовал себя гораздо лучше. Тут мое внимание привлек монотонный приглушенный шум. Нестерпимая жара кончилась, за окном шел дождь.