Смерть за кулисами

2

День продолжался, жизнь в театре как будто возвращалась в привычную колею. Заведующий билетной кассой сообщил, что вечером публики в зале поубавится, но не так чтобы очень.

Хедли Шерман направлялся к охраннику сцены Бэзилу по делу, которое расценивал как непростое, но неизбежное.

— Вчера вы были здесь весь вечер, Бэзил?

— Как всегда, мистер Шерман.

— Не припомните, незваные гости к нам не являлись? Какие-нибудь настырные незнакомцы?

Бэзил покачал головой:

— Мимо меня пройдет только тот, кого я знаю.

— Дениз у себя?

— Была здесь все утро, потом ушла, но думаю, ненадолго.

— Как только вернется, передайте, пусть заглянет ко мне. И еще одно. После всего что случилось, мне понадобится усиленная охрана. Не сочтите за упрек в ваш адрес, но я поставлю по охраннику возле каждой двери до конца недели. В том числе и возле входа за кулисы.

Бэзил нахмурился, по его лицу разбежались морщины.

— Значит, и здесь охранника поставите? Вместе со мной?

— Вместо вас. А вам я даю отпуск до конца недели. Оплачиваемый, само собой.

— Стало быть, ждете новых неприятностей?

— Не в этом дело. Просто хочу, чтобы все знали: к вопросам безопасности мы относимся со всей серьезностью.

— Как скажете, мистер Шерман, — с достоинством ответствовал Бэзил.

Полицейский со странностями, сержант Докинз, вошел в кабинет Даймонда. На губах у сержанта играла легкая улыбка.

— Вызывали?

— Было дело. Садитесь. — Разговор с Докинзом едва начался, а у Даймонда уже испортилось настроение. — Сегодня утром вы побывали в театре и выяснили, что произошло там накануне вечером. Сможете быстренько ввести меня в курс дела?

— Это как посмотреть, — отозвался Докинз. — Насколько быстрым должно быть введение?

— Краткого отчета вполне хватит. Пересказывать разговоры слово в слово не обязательно.

— А я и не собирался. — Докинз поудобнее устроился на стуле. — Во-первых, позвольте узнать подтекст этой просьбы.

— Вы, значит, меня не поняли.

— Скрытый смысл.

— Уж не знаю, что вы имеете в виду, а я хочу только одного: отчета о сказанном. Вы беседовали с директором театра. Что-нибудь всплыло?

Докинз расцвел улыбкой и изрек:

— Преимущества наблюдательности, способности к анализу и дедукции.

— Вы испытываете мое терпение, сержант. И попусту отнимаете у меня время. — Даймонд с трудом выкроил несколько минут перед совещанием Федерации полицейских и теперь пытался положить конец бессмысленному разговору.

Но Докинзу было что сказать:

— Выразимся иначе: я вижу, к чему вы ведете.

Даймонд вцепился в край стола и предпринял еще одну попытку.

— Слушайте, сержант, ни подтекста, ни, как вы сказали, скрытого смысла в моих вопросах нет. И я никого никуда не веду.

— Не ведете, потому что уже пришли?

— Если для вас это что-нибудь значит — да.

— А если мой отчет вас устроит, могу я рассчитывать, что попаду туда же?

— Куда?

— Откуда вы пришли.

— То есть?

— В уголовный отдел.

Приплыли. Этот ходячий геморрой решил, что за рвение ему поручат работу полицейского детектива в штатском. Размечтался.

— Ни в коем случае. Любой с первого взгляда распознает в вас полицейского, — заверил Даймонд. — А теперь вернемся к отчету.

Докинз растерянно моргал.

— Открытым текстом?

— Открытым и по существу.

Докинз прокашлялся:

— Сначала я расспросил директора театра, мистера Хедли Шермана. Он всеми силами старался подчеркнуть, что в театре случившееся считают внутренней проблемой. До спектакля мисс Калхаун он не видел, так как сидел в зрительном зале. А когда все произошло, он поспешил за кулисы и сам отвез ее в больницу.

— Значит, он убежден, что произошел несчастный случай?

— Да, версию с несчастным случаем он предпочитает версии с инцидентом.

— Вы и с костюмершей беседовали?

— С мисс Дениз Пирсолл? Да. Она готовила мисс Калхаун к спектаклю.

— Ну и как она?

— В смысле хорошая ли она костюмерша? Понятия не имею.

— Я имею в виду разговор. Какое впечатление она производит?

— Беспокойная, нервная, взвинченная.

— Подозрения вызывает?

— Трудно сказать. В ее положении любой чувствовал бы себя беззащитным. Если будут искать виноватых, первой в списке окажется она. Однако… — И он многозначительно поднял палец.

Даймонду пришлось ждать. Его собеседник увлекся, воображая себя актером, завладевшим вниманием публики.

— Однако всплыла одна примечательная подробность: в воскресенье в театре провели генеральную репетицию в костюмах и в гриме. Без каких-либо неожиданностей.

— Пригодится, — кивнул Даймонд.

От этой краткой реплики Докинз буквально воспарил.

— Значит, я могу рассчитывать на перевод в уголовный отдел?

— Этого я не говорил.

— Простите, но вы же, насколько я понял, одобрили мой отчет.

— Вы просто выполняли свою работу, как и полагается полицейскому, — возразил Даймонд. — А не проходили тайный тест для приема в уголовный отдел.

Докинз выпучил глаза:

— Ничего не понимаю! Вы же сами вызвали меня…

— Да, чтобы выслушать ваш отчет.

Докинз покачал головой:

— Если вам нужны просто факты, вы могли бы и не обращаться ко мне. А узнать их от констебля Рид. Это она записывала все до последнего слова.

Даймонд внутренне вскипел. Как жаль, что он сам об этом не подумал.

К началу очередного спектакля первым за кулисы прибыл исполнитель главной мужской роли. Слишком низкорослый, с носом, на котором с комфортом мог бы разместиться голубь, на протяжении всей своей карьеры он довольствовался характерными ролями. Роль Кристофера Ишервуда, обладателя ничем не примечательного носа, явилась прекрасной возможностью наконец привлечь внимание публики к имени Престона Барнса.

— Бэзила уволили? Под дверью торчит какой-то бездельник.

Хедли Шерман заглянул в гримерные выяснить, не пришла ли Дениз Пирсолл.

— Это я поставил у двери охрану. Когда волнения утихнут, Бэзил вернется на свой пост. Вчера произошла досадная случайность, и мы не можем допустить, чтобы она повторилась.

— По-моему, кто-то нахимичил с гримом.

— Клэрион ничего не говорила насчет грима до спектакля?

— До выхода на сцену я ее не видел. И заподозрил неладное, когда она пропустила свою реплику и начала гримасничать. Я повторил свои слова, а она вдруг завизжала. Кстати, как она?

— Насколько мне известно, уже лучше. Гизелла в качестве партнерши вас устраивает?

Барнс пожал плечами:

— Даже больше, чем Клэрион. Но пьесу теперь на другую сцену не перенесут. Закончится сезон, и нам всем придется искать работу.

— У вас отбою не будет от предложений, — заверил Шерман.

— Вы думаете? — Барнс оживился. — Ладно, пойду к себе.

О манере Барнса готовиться к спектаклям знал весь театр. Обычно он приходил пораньше и как минимум час проводил в раздумьях — «устанавливал эмоциональную связь с персонажем», как он выражался. Все это время дверь его гримерной оставалась запертой для всех.

— Когда вы пришли сюда вчера вечером, кто-нибудь уже был на месте? — спросил Шерман. — Может, Дениз?

— Понятия не имею. Я сразу ушел к себе готовиться.

— В какое время это было?

— В половине шестого, может, чуть позже.

— Вы же занимаете гримерную по соседству с комнатой Клэрион.

Барнс нахмурился:

— И на этом основании меня в чем-то подозревают?

— Вовсе нет. У вас не было причин вредить ей. Я просто подумал, что вы могли слышать, заходил к ней кто-нибудь или нет.

— Нет, к сожалению. Я всецело сосредоточился на своей роли, и не сочтите за оскорбление, но и вам бы это не помешало. Не играйте в детектива — это работа для профессионалов.

Ближе к концу дня Даймонд и Палома вышли на прогулку. Вечер застал их на бечевнике, проложенном вдоль канала.

Отношения Даймонда с Паломой достигли устойчивого равновесия. Никому из них не хотелось съезжаться. Иногда они спали вместе, находя в обществе друг друга радость, поддержку и утешение. Сторонний наблюдатель принял бы их за супругов с большим стажем и ошибся бы. Брак Даймонда со Стеф был заключен на небесах, после ее скоропостижной смерти в жизни Даймонда образовалась пустота, заполнить которую не могло ничто. Палома едва оправилась после катастрофического брака с человеком, страдавшим неизлечимой игроманией. После развода Палома вплотную занялась карьерой и собрала уникальный архив модных иллюстраций, к которому обращались крупнейшие кино- и телекомпании всего мира. Мысли о новом замужестве Паломе и в голову не приходили.

Поскольку она помогала театру «Ройял» в исследованиях, связанных с историческими костюмированными пьесами, Даймонд решил развлечь ее рассказом о своей экскурсии за кулисы.

— Что тебе понадобилось в театре?

— Значит, про Клэрион Калхаун ты ничего не знаешь?

Оказалось, Палома, занятая работой, понятия не имеет о разразившемся скандале, и Даймонд охотно поделился с ней сведениями.

— Может, расследование и не понадобится, — в заключение добавил он, — но моя начальница Джорджина заинтересована в том, чтобы театр не закрылся, значит…

— Так ты сдружился с Тайтусом? — оживилась Палома. — И он наверняка успел положить на тебя глаз.

Даймонд разозлился:

— Я его ничем не поощрял.

— Шучу, шучу.

— У него все в порядке со здоровьем? Когда мы осматривали первую гримерную, он лишился чувств.

Улыбка Паломы померкла.

— Бедный Тайтус! Что с ним случилось? Сердце?

— Надеюсь, нет. Я отвел его обратно в «Голову Гаррика».

— Обморок был внезапным?

— До этого мы просто беседовали. Заглянули в гримерную, которой пользовалась Клэрион, и я решил проверить, не сохранилось ли где-нибудь следов ее грима. Прошел к окну и увидел на подоконнике мертвую бабочку. Но едва сказал об этом Тайтусу, как тот грохнулся в обморок.

— Серьезно?! Какая была бабочка?

— Крапивница, а разве это важно?

— Теперь понятно, почему Тайтус потерял сознание. Значит, историю о бабочке и театре «Ройял» он тебе не рассказывал?

— Выкладывай. Попробуй меня испугать.

— Много лет назад театром управляло семейство Мэддокс, каждый год в нем давали замечательные представления с музыкой и танцами. Нелли Мэддокс шила костюмы, Редж с сыном Фрэнком писали сценарии и занимались режиссурой. В 1948 году они поставили «Красную Шапочку», в которой был танец бабочек. Танцовщицы в костюмах с крылышками танцевали вокруг огромной бабочки из кисейной ткани, которая мерцала и переливалась всеми цветами радуги.

— И она загорелась?

— Нет. Однажды во время репетиций на сцене нашли настоящую бабочку, мертвую крапивницу, и вскоре после этого Редж Мэддокс умер от инфаркта. В память о нем танец бабочек из представления решили убрать. Но незадолго до премьеры за кулисами снова заметили крапивницу — на этот раз живую. Все разволновались и решили, что это, должно быть, знак от Реджа. Танец бабочек вновь включили в программу, и представление имело успех.

— Красиво.

— Это еще не все: семейство Мэддокс, считая, что кисейная бабочка приносит удачу, сохранило ее, с тех пор эта бабочка висит на колосниках театра. Бабочки появляются в театре почти всякий раз, когда в нем ставят музыкальные спектакли.

— Даже среди зимы?

— Их считают предзнаменованием успеха. Иногда их видят на сцене прямо во время спектакля. Почти у каждой звезды с бабочками связана своя история — у Хонор Блэкман, Питера О’Тула…

— О’Тула? Разве он играл в музыкальных спектаклях?

— Его история связана с пьесой «Джеффри Бернард нездоров». Во время премьеры, когда Питер находился на сцене, на газету, которую он читал, вдруг села бабочка. И Питер сымпровизировал разговор с ней.

— Если не ошибаюсь, актеры суеверны?

— Не веришь, значит?

— Я неисправимый скептик.

— А бабочка? Она все там же, в гримерной?

— Наверное, если уборщица не смела ее с окна. Кто-нибудь наверняка ее заметит. Судя по твоим словам, историю с бабочкой знает тьма народу.

— Все, кто работает в театре.

Даймонд задумался: среди суеверного театрального люда мертвая бабочка вполне способна вызвать панику.

— Интересно, перебралась дублерша в гримерную номер один?

— Возможно, театральное начальство решило на всякий случай ничего в этой комнате не трогать, — предположила Палома.

— Но местом преступления ее никто не объявлял. Официальное расследование не ведется. Сегодня утром начальство театра пыталось замять скандал. Шоу должно продолжаться. Вот я и подумал, что дублерша могла занять освободившуюся гримерную. — Он вынул из кармана мобильник. — Не возражаешь?

Палома вздохнула. Их совместные прогулки были задуманы как возможность на время забыть о работе.

— Звони. Если надо, значит, это важно.

Даймонд дозвонился до Ингеборг и отдал распоряжения.

Когда разговор завершился, Палома заметила:

— Ты мог бы сам побывать там вместо того, чтобы посылать Ингеборг.

— Сказать по правде, — признался Даймонд, — я не поклонник театра. Как-то странно он на меня влияет: стоит мне очутиться там, как меня непреодолимо тянет удрать.

— Я заметила — еще когда мы первый, и единственный, раз побывали в театре вдвоем, — отозвалась она. — Это относится только к театру «Ройял»?

— Нет, к любому. Родителям так и не удалось сводить меня на рождественское представление.

— Должно быть, с театром у тебя связаны неприятные впечатления из раннего детства.

— Если и так, то я этого не помню. Нет, скорее дело в моей натуре. Я предпочитаю логику и реальный мир.

Палома покачала головой:

— Ты меня прости, Питер, но это чушь собачья. Ты прячешься от проблемы.

Мало кто остался бы цел и невредим, заявив такое Даймонду.

— Между прочим, ты много теряешь, — продолжала Палома. — Момент, когда огни в зале начинают гаснуть, — волшебство.

— От неприятных ощущений оно меня не спасает.

— Как же ты тогда собираешься руководить расследованием?

Он засмеялся:

— С трудом.

Палома отвернулась, глядя вдаль, на другой берег канала.

— А если случай с Клэрион — типичная боязнь сцены?

Даймонд покачал головой:

— Ожоги настоящие.

— Я о другом: вдруг она настолько боялась сцены, что сама подстроила эти ожоги? Представь: она выходит на сцену, начинает играть, потом изображает острую боль, убегает и закрывает лицо полотенцем, пропитанным каким-нибудь жгучим веществом. Этим и объясняется то, что ожоги появились не сразу.

— Пока не закончен анализ грима, нам остается лишь гадать, — напомнил Даймонд. — Может быть, поговорим о другом? Что это за новый проект, который отнимает у тебя все время?

— Одна историческая постановка. «Суини Тодд».

Кит Холлиуэлл ждал Ингеборг возле театра «Ройял». Фотоаппарат он попросил на время у одного из полицейских фотографов — вместе с наплечным кофром, который выглядел внушительно, будто был набит аппаратурой, но на самом деле вмещал плащ Кита. В фотографии он ничего не смыслил.

— Эй! — окликнула его Ингеборг, остановившись в двух шагах. Она успела переодеться в черную бархатную юбку и такой же топ и сколола волосы на макушке. — Билеты добыли?

— Первый ярус, последний ряд.

— Попробуем сначала заняться делом? У меня с собой старое журналистское удостоверение. Держитесь рядом.

Они повернули направо и прошли мимо «Головы Гаррика». Служебный вход был заперт. Ингеборг побарабанила в окошко, и в нем тут же возникло брыластое хмурое лицо.

— Пресса, — деловито объявила Ингеборг, на секунду предъявив удостоверение. — Можно пройти?

— Кто вы? — спросил охранник.

— Ингеборг, независимая, — свое имя она постаралась выговорить так, чтобы «борг» прозвучало как фамилия, а «независимая» — как название издания.

— Пресс-показ был вчера, — последовал ответ.

— Вчера играла Клэрион, — разъяснила Ингеборг. — А сегодня Салли Боулз играет Гизелла из второго состава. Мы сделаем несколько снимков за кулисами для эксклюзивного материала. Все согласовано.

— Со мной никто ничего не согласовал, — прозвучал обескураживающий ответ.

— Неужели она вас не предупредила?

Холлиуэлл восхитился находчивостью Инге. Видимо, работая журналистом она научилась убедительно вешать лапшу на уши.

— Кит, ты пока сделай снимок… как вас зовут, сэр?

— Чарли Биннс.

— Да, сфотографируй Чарли Биннса, а я пойду вперед и предупрежу Гизеллу, что мы уже здесь, — решила Ингеборг. — Ну все, ребята, я побежала.

Теперь действовать пришлось Холлиуэллу. Он поочередно нажал все кнопки на фотоаппарате и обнаружил среди них вспышку. Потом направил объектив на Чарли Биннса и нажал найденную кнопку еще раз.

— Готово!

После этого Холлиуэлла пропустили в коридор, на стенах которого он увидел несколько стендов с объявлениями. В дальнем конце коридора Ингеборг оживленно беседовала с грудастой особой.

— А вот и мой фотограф! — воскликнула Инге, заметив его. — Кит, это Кейт, она заведует костюмами. Гизелла занимает восьмую гримерную наверху. Так что мы сначала, пожалуй, сделаем снимки первой гримерной.

— Она слева от сцены, — пояснила Кейт и показала, взмахнув рукой. — А вам действительно разрешено находиться здесь?

— Да, и мистер Биннс нас пропустил.

— Нам правда нужен этот снимок? — уточнил Холлиуэлл у Ингеборг, пока они шагали по коридору.

— Наша задача — просто попасть туда. Так велел шеф. Он позвонил мне, пока я добиралась до театра. — Инге вдруг повернулась к спутнику. — Вы ведь, кажется, иногда носите очки?

Он похлопал себя по карману.

— Прихватил на всякий случай, в зале могут пригодиться.

— Они в металлическом футляре?

Озадаченный Кит кивнул.

— Отлично. Просто замечательно.

Он так и не понял почему.

Сцена была уже совсем рядом. Над головой разверзлось похожее на свод пещеры пространство колосников со сложной системой решеток и рабочих мостиков. Кит и Ингеборг свернули к закулисным помещениям. Мимо торопливо проходили рабочие сцены.

Заметив на стене указатель «Гримерные № 1–7», Ингеборг прибавила шагу так резко, что Холлиуэлл нагнал ее лишь у двери с единицей на табличке. В гримерной никого не было.

— Мы ищем мертвую бабочку.

— Вы серьезно?

— Таков приказ. Она где-то на подоконнике, — продолжала Ингеборг. — Вижу! — Она указала в сторону окна. — Вот теперь-то нам и понадобится футляр от ваших очков.

— Да?.. — Кит вынул футляр из кармана и достал из него очки.

— Гробик в самый раз, — подтвердила Ингеборг, бережно уложила крапивницу в футляр и щелкнула крышкой, закрывая его.

Вдруг оба вздрогнули от звуков незнакомого голоса, который произнес: «Актеры, занятые в первом акте, пройдите на сцену».

— Пойдем искать наши места?

Ингеборг подошла к двери и выглянула в коридор. Двери гримерных распахивались одна за другой, актеры спешили на сцену.

— Задержимся еще немного: хочу познакомиться с костюмершей Клэрион. Той самой, которая накладывала грим.

— Думаете, стоит? У нас нет официальных полномочий…

— Шеф просил нас проверить, придет ли она.

— Проверить и познакомиться — не одно и то же.

Ингеборг признала его правоту.

— Тогда спросим о ней кого-нибудь другого.

Они подождали в гримерной, оставив дверь приоткрытой. По внутренней связи объявили начало пьесы.

— Пора выдвигаться, — решила Ингеборг.

Холлиуэлл последовал за ней по пятам. За кулисами ему стало тревожно: всего в нескольких ярдах от него на сцене шел спектакль. В тени кулис ждало выхода несколько актеров. Холлиуэлл узнал среди них одного, которого видел выходящим из гримерной. Какая-то женщина водила мягкой кисточкой по лицу актера. Для костюмерши она выглядела слишком молодой.

Видимо, актер услышал сигнальную реплику, потому что шагнул за двустворчатую дверь. Прозвучал звонок. Послышались голоса актеров, находившихся на сцене.

Пока на сцене развивался диалог, Инге направилась к девушке с гримерной кистью. Она легонько похлопала девушку по плечу.

Последовал разговор шепотом, сути которого Холлиуэлл не уловил. Затем Инге обернулась:

— Уходим.

Оба молчали, пока не очутились на улице, где Инге сразу извлекла из сумочки мобильник.

— Я звоню шефу, — сообщила она. — Сегодня Дениз в театре не появлялась. Дело принимает серьезный оборот.

На следующий день ранним утром Даймонд не стал будить Палому, покидая дом в Линкоме. Предстояла уйма дел.

Транспорт еще не начал двигаться по улицам с черепашьей скоростью, поездка получилась быстрой и приятной. Когда вдалеке показались элегантные георгианские особняки, Даймонд напомнил себе, что ему посчастливилось жить в одном из самых живописных городов Европы.

Он рассчитывал приступить к делу в спокойной обстановке, никак не ожидая застать в такую рань кого-нибудь в просторном офисе, где размещался уголовный отдел. И потому удивился, заметив у окна человека, которого поначалу не узнал. Никто в отделе не носил костюмы, кроме самого Даймонда. А одеяние незнакомца… что это был за костюм! Тройка в крупную, чуть ли не шахматную клетку, уместно смотрелась бы на арене цирка.

— Чем могу помочь? — осведомился Даймонд.

— Ошибочка вышла. — Посетитель обернулся. — Наоборот, чем я могу вам помочь?

Утренний оптимизм Даймонда улетучился бесследно.

— Сержант Докинз? Почему не в форме?

Докинз хмыкнул.

— А вы разве не слышали? Вчера вечером меня прикомандировали к вам. В целях усиления. Меня вызвала заместитель начальника Дэллимор.

— Потом поговорим, — буркнул Даймонд и, скрывшись за дверью своего кабинета, первым делом схватил трубку телефона, потребовал соединить его с заместителем начальника и узнал, что ее весь день не будет на месте. Не успев положить трубку, он заметил на своем столе записку Джорджины:

— Охотно верю, — пробормотал Даймонд. Он открыл дверь. — Как вас зовут?

— Горацио.

Час от часу не легче.

— Вы сегодня одеты в соответствии со своими представлениями о штатском? В таком наряде вас легко высмотреть в любой толпе. Неужели вы не видели, что здесь принято одеваться неофициально — например, в джинсы и футболки?

— В моем гардеробе джинсы и футболки не значатся.

— Тогда что же вы носите?

— На работе — форму, а в свободное время предпочитаю одежду для танцевальных репетиций.

— Что, простите?..

— Майки и трико. Дома я часто хожу босиком.

— Вы танцуете?

— Да, по мере сил. Фламенко.

— Это замечательно, но проблему не отменяет. Сегодня попробуем выкрутиться и придумать вам офисную работу. Кстати, ради вашего же блага звать вас будем Фредом.

— Фредом?

— Как Фреда Астера, но об этом будем знать только мы.

— Можно узнать почему?

— Из-за танцев. А еще потому, что люди бывают жестокими.

К своим подчиненным Даймонд обратился, когда все были в сборе. Сотрудники отдела критически поглядывали на новичка и старательно держали дистанцию.

— С Фредом Докинзом кое-кто из вас уже знаком. Он у нас на стажировке. Прибыл в критический момент, когда нам предстоит новое расследование. Вчера вечером Кит и Инге побывали в театре.

— За кулисы мы прорвались, назвавшись представителями прессы, — пояснила Ингеборг.

— И нашли то, о чем я спрашивал? — уточнил Даймонд.

Холлиуэлл достал футляр от очков и открыл его.

— Вот что нашлось в гримерной, которую в день премьеры занимала Клэрион Калхаун, — объявил Даймонд. — Мертвая бабочка в театре «Ройял» считается дурным предзнаменованием, живая — хорошим. Почему — не спрашивайте.

— Клэрион видела ее? — спросил младший из констеблей отдела Пол Гилберт.

— Этого мы не знаем. Нам неизвестно даже, слышала ли она про примету, связанную с бабочками.

— Думаете, кто-то подложил бабочку в гримерную?

— Не будем исключать и такую версию. Несчастное насекомое могло залететь в гримерную случайно. Я только что звонил в больницу Френчи и узнал, что Клэрион по-прежнему в ожоговом отделении. Значит, вопрос о том, действительно ли повреждена ее кожа, снят.

— Умышленное нанесение повреждений? — предположил инспектор Джон Лимен.

— Может быть. Инге, рассказывайте.

Она кивнула.

— Обнаружив бабочку, мы прошли за кулисы и узнали, что Дениз Пирсолл позвонила и сообщила, что она не в состоянии выполнять служебные обязанности.

Словно услышав сигнал, Докинз многозначительно покашлял.

— Хотите что-то сказать, Фред? — внутренне холодея, спросил Даймонд.

— Если можно, инспектор.

— Обращение «шеф» меня вполне устроит.

— Не знаю даже, важно это или нет… шеф.

— Выкладывайте, а то и мы никогда не узнаем.

— Вчера я побеседовал с мисс Пирсолл. Само собой, допрос в качестве подозреваемой встревожил ее, и она решила не появляться в театре.

— Учтем, — кивнул Даймонд и добавил: — Сегодня утром Дениз не отвечает на телефонные звонки и звонки в дверь.

— Мы можем получить санкцию на обыск в ее доме? — спросил Лимен.

— Нет. Для обыска у нас нет никаких оснований, — напомнила Ингеборг.

— Будем пока считать ее пропавшей без вести, — решил Даймонд. — Для начала разберемся с ее перемещениями. Узнаем, водила ли она машину, и если да, отдадим приказ всем постам вести наблюдение. Это ваша задача, Кит. Кроме того, надо добиться у больничного начальства разрешения встретиться с Клэрион и допросить ее. Инге, мы поедем в больницу вместе. К тому же тамошней лаборатории давным-давно пора закончить анализ следов грима на полотенце. Если он до сих пор не готов, я им задам жару. И добьюсь, чтобы анализ провели наши эксперты.

Докинза прихватил очередной приступ судорожного кашля.

— Фред, вы хотите спросить у меня, чем заняться вам, — опередил его Даймонд. — Вы умеете пользоваться компьютером?

— Печатаю без ошибок, но не так чтобы очень быстро… — начал Докинз.

— Гражданский персонал вам в помощь. Перепечатайте показания Дениз и Шермана. Когда будут поступать новые сведения, следите за тем, чтобы в компьютер попадало все, что имеет отношение к расследованию. Это важное задание, так что не подведите меня.

Больше Докинз ни о чем не спрашивал.

Найти ожоговое отделение в больнице Френчи оказалось нетрудно, а отдельную палату Клэрион — еще проще, так как перед дверью дежурил охранник в форме.

— К ней пришли, — заявил охранник. — Сейчас узнаю, можно ли вам войти.

Даймонд уже собирался двинуться напролом, но Ингеборг удержала его за локоть.

— Возможно, у нее сейчас процедуры, шеф.

Ситуация быстро разрешилась: из палаты вышел посетитель Клэрион — точнее, посетительница лет сорока, в черном пиджаке, красных брюках в обтяжку и лакированных туфлях.

— Надеюсь, вы не пресса, — без предисловий начала она.

Даймонд показал свое удостоверение.

— А вы кто?

— Тильда Бокс, агент Клэрион. Она слишком расстроена, чтобы принимать посетителей.

— Мы не посетители, — возразил Даймонд. — По-видимому, в понедельник вечером произошло уголовно наказуемое правонарушение, и наш долг — расследовать его.

Тильда Бокс скрестила руки на груди.

— В таком случае можете расспросить меня. Мне известно все.

— В другой раз, — уклончиво ответил Даймонд. — Лучше мы сразу пройдем в палату. Инге, идите вперед.

Даймонд проследовал за Инге в просторную палату. Он был готов к тому, что увидит пациентку с головой в бинтах, лежащую на кровати. Но обманулся в ожиданиях: Клэрион сидела в кресле и смотрела телевизор. Ее лицо, шею и видимую часть груди покрывал слой какой-то желтоватой мази. Нанесенный коже ущерб был очевиден, она свисала клочьями. При виде гостей пациентка мгновенно перекинула вперед длинные светлые волосы, прикрывая лицо.

— Кто вы такие?

Даймонд показал удостоверение и представил Ингеборг.

— Итак, — продолжал он, — теперь я вижу, что это не ваших рук дело. Наша задача — выяснить, кто виноват.

По-видимому, Клэрион какое-то время прикидывала, не разыграть ли непонимание. Пауза затянулась. Наконец, не выдержав, пациентка выпалила:

— Виноват театр, и я намерена подать на них в суд.

— Возможно, все не так просто, — отозвался Даймонд. — Винить следует того человека, который хотел причинить вам вред.

Растерявшись, Клэрион повернулась к нему и откинула волосы; пострадавшее лицо оказалось на виду. Кожа Клэрион восстанавливалась с поразительной быстротой, и все-таки верилось с трудом, что эти страшные ожоги когда-нибудь исчезнут полностью.

— Бред! Мне испортили кожу некачественным гримом.

— Вряд ли найдется хоть одна косметическая фирма, выпускающая настолько некачественную и вредную продукцию.

— Здешние врачи — известные на весь мир специалисты, они лечат меня от ожогов.

— С этим я и не спорю. Просто хочу сказать, что мы не знаем, каким именно способом грим сделали настолько опасным. У вас есть враги, Клэрион?

— Нет. — Отрицание прозвучало категорически.

В разговор вступила Ингеборг:

— Вам кто-нибудь угрожал в последнее время или в прошлом?

— Конечно, нет!

— Может быть, чокнутые поклонники?

— Мои поклонники выросли вместе со мной. Ведь мне уже под тридцать. В моем возрасте люди обычно берутся за ум. А гормональные бури и безумства остаются позади.

— Как в театре относились к вам на репетициях? — спросил Даймонд. — Вы же там, можно сказать, чужая.

— Эти люди — профессионалы. Мое имя было приманкой, благодаря которой билеты быстро раскупили. В театре поняли, что к чему, и смирились.

— Не припоминаете никаких проявлений враждебности? — допытывался Даймонд.

— Если кто-то и недолюбливал меня, я этого не замечала.

— Вернемся к вечеру понедельника, — продолжал Даймонд. — Когда вы прибыли в театр?

— Еще не было пяти. Я прошла к себе в гримерную и села повторить реплики. Примерно за сорок пять минут до того, как дали занавес, пришла Дениз, чтобы помочь мне с костюмом.

— К генеральной репетиции вас гримировала она же?

— Да.

— Как отреагировало ваше лицо на грим в первый раз? Был какой-нибудь дискомфорт?

— Ни малейшего. И в день премьеры Дениз накладывала грим точно так же, как накануне. Грим и кисти она принесла с собой. Сначала сняла с моего лица дневной макияж, затем нанесла тонким слоем увлажняющее средство, после него — основу, тени, подводку для глаз, губ… Никакого дискомфорта я не чувствовала.

— Каким очищающим средством она пользовалась? — спросила Ингеборг.

— По ее словам — кольдкремом и вяжущим лосьоном.

— Значит, жжение вы почувствовали не сразу, — подытожил Даймонд. — Сколько времени прошло?

— Не меньше двадцати минут, но не больше получаса.

— Мистика, да и только, — заметил Даймонд. — Если мы верно предположили, что вашу кожу повредил грим, почему же это не произошло еще в гримерной, пока его накладывали?

— Замедленное действие, — ответила Клэрион.

— Мы, конечно, проконсультируемся с экспертами, но…

Клэрион вспыхнула, угрожая пробуравить гневным взглядом дыру в голове инспектора.

— Можете консультироваться сколько хотите. А у меня теперь лицо, как у пострадавшей при пожаре. И я намерена судиться.

— Ну что, обратно в Бат? — спросила Инге.

— Пока нет. Сначала разыщем здешнюю лабораторию, — решил Даймонд.

— Лучше спросим. — Инге остановила проходившего мимо администратора, и вскоре они уже шагали в верном направлении.

Сотрудник лаборатории, обладатель бороды и фамилии Пинч, встрепенулся, увидев удостоверение сотрудника полиции.

— Чем могу помочь?

Ему задали вопрос о полотенце, которым закрывала обожженное лицо Клэрион.

— На полотенце найдены следы грима на глицериновой основе и пудры для лица, а также едкого вещества — каустической соды.

— Едкого натра! — ахнула Ингеборг.

— Которым прочищают засоры в трубах? — уточнил Даймонд.

— Его самого. Поначалу мы не поверили своим глазам и повторили анализы. Мы абсолютно убеждены: это каустическая сода, какую можно купить в любом магазине, где продают бытовую химию или товары для ремонта. Вам, наверное, известно, что ее выпускают в виде порошка, мелких хлопьев или гранул. Каустическая сода активна только при смешивании с водой.

— Значит, если смешать ее с каким-нибудь сухим веществом, например, обычной пудрой для лица, реакции не произойдет?

— Верно.

— И поскольку она белая, цвет пудры от нее не изменится, — добавила Ингеборг.

— Что же тогда могло вызвать реакцию? — продолжал Даймонд.

— При условии, что вещество попало на лицо? — переспросил Пинч. — Достаточно совсем небольшого количества влаги на поверхности кожи. Если на лицо нанесли увлажняющее средство, каустическая сода вступила с ним в реакцию.

— Поверх увлажняющего средства на лицо был нанесен еще один слой — тот самый крем на основе глицерина, о котором вы говорили, — напомнила Ингеборг. — Если они смешались, то…

— Вот насчет этого не уверен, — прервал ее сотрудник лаборатории. — Мы обнаружили на полотенце довольно много сухих частиц. Ведь актеры, если не ошибаюсь, пудрятся?

— Да, но пудру кладут поверх грима.

— Видимо, под театральными прожекторами жарко. Если у пострадавшей на лице выступил пот, реакция ускорилась, но поначалу она этого не замечала. На лице образовалось нечто вроде слизи, не только разъедающей ткани кожи, но и поражающей нервные окончания. К тому времени, как пациентка ощутила боль, реакция уже продолжалась довольно давно.

— Возможно, этим и объясняется замедленное действие, которое нас озадачило, — предположил Даймонд. — Значит, ни о каком несчастном случае не может быть и речи. Нельзя по неосторожности смешать каустическую соду с пудрой для лица.

Они ушли, забрав полотенце с собой в стерильном контейнере.

— Что теперь? — спросила Ингеборг.

— Теперь мы можем получить санкцию на обыск в доме Дениз, а также на изъятие грима, которым она пользовалась.

Даймонд позвонил в отдел и нарвался на Докинза:

— Кит на месте?

— Вы имеете в виду джентльмена с бачками?

Даймонд в ярости стиснул телефон. Как Джорджину угораздило направить в уголовный отдел этого болвана?

— Это Лимен. Если он рядом, позовите его к телефону.

— Рядом его нет. Есть другой офицер, с более строгой прической. Делая выводы по дедуктивному методу, полагаю, что это и есть инспектор Кит Холлиуэлл.

— Так передайте ему трубку, ради всего святого.

Кит Холлиуэлл пообещал немедленно добиться санкции.

— Что-нибудь удалось узнать насчет машины Дениз?

— Ей принадлежит серебристая «воксхолл-корса». Соседи в один голос заявляют, что минувшей ночью возле дома ее не видели. Как было решено, я сообщил сведения всем постам.

Даймонд передал услышанное Ингеборг.

— Ума не приложу, зачем Дениз сделала такую глупость, — сказала она.

— В порыве враждебности и зависти люди теряют способность рассуждать здраво. Причиной могла быть и личная неприязнь к Клэрион, и другое подобное чувство — например, недовольство своим положением в театре.

— И стоило из-за этого навсегда уродовать Клэрион! — возмущенно повысила голос Ингеборг.

— Не горячитесь, Инге. До сих пор ни у кого и в мыслях не было подозревать Дениз.

— Потому что мы знали, что она всего лишь обслуживающий персонал. Костюмерша. Но вскоре мы выясним всю правду.

Они уже катили по шоссе, когда Даймонд вспомнил:

— Кстати, вы так и не рассказали, что узнали насчет Клэрион.

— В отличие от большинства поп-звезд, с ее именем не связано никаких скандалов, — начала Ингеборг. — Пару лет она жила с бойфрендом. Каким-то австралийцем, который потом вернулся в Сидней. Если после него у Клэрион и был кто-то еще, свои отношения ей удалось сохранить в тайне.

— Она балуется наркотиками?

Ингеборг усмехнулась:

— А кто не балуется? Скажем так: она не слишком близко с ними знакома.

— На что же она тратит деньги?

— На недвижимость. У нее есть квартиры в Лондоне и Нью-Йорке. А еще — поместье неподалеку от Танбридж-Уэллс.

— Значит, домовитая девушка.

— Но это не мешает ей часто бывать в ресторанах и клубах.

— С кем?

— В последнее время — с Тильдой Бокс.

— Они ходят по ночным клубам вместе?

— Доказательство тому — масса фотографий в журналах.

— Как думаете, Клэрион бисексуалка?

— В прессе об этом даже не заикаются.

— Будь она натуралкой, ей вряд ли понравилось бы общество Тильды.

— А вот тут вы ошибаетесь, шеф. Многие женщины чувствуют себя гораздо свободнее в обществе себе подобных. Если разрыв с приятелем-австралийцем стал для Клэрион ударом, возможно, она даже рада, что рядом не кто-нибудь, а Тильда.

На Мэнверс-стрит Даймонд первым делом распорядился, чтобы полотенце доставили в криминалистическую лабораторию для повторной экспертизы.

Кит сдержал обещание и уже раздобыл санкцию на обыск.

— Надо поговорить. С глазу на глаз, — добавил он.

— Поговорим по пути к дому Дениз. Инге ждет нас там.

В машине выяснилось, что источник проблемы — Докинз.

— Он с приветом, — уверял Холлиуэлл. — Намерения у него благие, это всем ясно, но несет он такую чушь, что невозможно слушать. Наши гражданские сотрудницы убеждены, что его взяли в отдел шпионить за ними. Он всем уши прожужжал насчет пунктуальности и присутствия на рабочем месте.

Даймонд разозлился:

— Он не имеет никакого права так обращаться к моими подчиненными! Пунктуальность, скажите, пожалуйста!

— Я советовал ему помолчать, но он, похоже, не понял, из-за чего сыр-бор.

— Мне казалось, будет лучше оставить его сегодня в офисе. Но теперь я вижу, что ошибся.

Они переехали по мосту реку Эйвон и направились к жилому району Доулмидс. Ингеборг ждала возле узкого фасада дома Дениз Пирсолл — одного из домов-близнецов, выстроенных в ряд. Инге сообщила, что пыталась звонить в дверь, но ей никто не открыл. И соседи не видели Дениз с прошедших выходных.

Холлиуэлл принес похожее на миниатюрный таран приспособление, позволяющее открывать запертые двери.

— Сначала посмотрим, нет ли другого пути, полегче, — предложил Даймонд, просунул между дверью и косяком пластиковую карточку и открыл замок.

Судя по скопившейся в коридоре почте, Дениз не появлялась дома дня два. Ингеборг отправили обследовать верхние комнаты, мужчины осмотрели гостиную и кухню. Если этот дом и свидетельствовал о чем-либо, то в первую очередь об организованности Дениз и ее маниакальном стремлении к порядку. Даже магниты на ее холодильнике были выстроены строго в ряд.

Вскоре стало ясно, что сумки с профессиональным гримом в доме нет. Правда, Ингеборг нашла несколько тюбиков с помадой и баночек с кремом в спальне, а в одном из ящиков комода обнаружилось несколько упаковок грима. Их сложили в пакеты для вещдоков.

— Орудия ремесла у нее в машине, — предположил Даймонд. — Надо найти ее. Компьютер в доме есть?

— Я его проверила, — отозвалась Инге. — Дениз, видимо, стирала полученные письма сразу после того, как прочитывала их, так что смотреть там почти нечего.

— В ванную заглядывали?

— Там почти пусто, только зубная паста да гель для душа, — сообщила Ингеборг. — Макияж она накладывала в спальне.

— Я имел в виду бытовую химию. Вроде каустической соды.

— Нашелся только флакон чистящего средства для сантехники. Это не одно и то же.

Даймонд заглянул во все шкафы на нижнем этаже, размышляя о том, что отсутствие в доме каустической соды еще не означает, что Дениз ни в чем не виновата. Соду она могла хранить в театре.

Наконец Даймонд решил, что они увидели достаточно.

Вернувшись на Мэнверс-стрит, Даймонд вызвал Докинза.

— Я слышал, вы отвлекаете разговорами гражданский персонал. Вам никто не давал распоряжения рассуждать о производственной дисциплине.

— О дисциплине? — Докинз не сразу понял, о чем речь. — А-а-а, вот вы о чем. Я цитировал Форда.

— Генри Форда? — Даймонду почему-то вспомнился владелец автомобильных предприятий.

— Джона. «Как жаль, что она шлюха».

— Сержант, в нашем отделе оскорбления под запретом.

— Это название пьесы эпохи короля Якова.

Ясно было, что никто не подготовил сотрудников уголовного отдела на Мэнверс-стрит к восприятию трагедий эпохи короля Якова.

— И часто вы цитируете пьесы?

— Я охарактеризовал бы данный случай как редкое потакание своим слабостям.

— Со слабостями завязывайте.

— Я обуздаю свою привычку, — пообещал Докинз и с жаром добавил: — Надеюсь, я не лишил себя перспективы… шеф.

«Ты лишился ее в ту же секунду, как вошел сюда в этом клоунском наряде», — мысленно отозвался Даймонд.

— Так вы театрал?

— Это еще одна моя слабость, — признался Докинз.

— Вам знакома пьеса, в которой играла Клэрион?

— К моему великому сожалению, я ее не видел. И потому не имел никаких преимуществ в беседе с мистером Шерманом.

— С Дениз Пирсолл вы тоже побеседовали. Проявления агрессии по отношению к Клэрион были?

— Лично я не заметил. Зато беспокойства было более чем достаточно.

— Вам не показалось, что оно вызвано чувством вины?

— Трудно судить. Угрызениями совести — может быть. Дениз Пирсолл, видимо, смирилась с мыслью, что ее грим — самая вероятная причина инцидента.

— Вы не спрашивали об этом напрямую?

— Она сказала, что открыла новые упаковки грима. Той же марки, которой она пользовалась раньше.

— Значит, она никого не пыталась винить?

— Вопрос о виновниках даже не возникал. Если хотите, можете убедиться сами: расшифрованная стенограмма этой беседы уже в компьютере.

— Отлично. — Докинз все-таки сумел заслужить похвалу в конце разговора, который начался критикой в его адрес. — Посмотрим, как вы покажете себя в дальнейшем.

Докинз кивнул и вышел из кабинета.

Рецензии наконец были опубликованы, и Хедли Шерман вздохнул с облегчением. Критики хвалили игру Гизеллы Уотлинг и не поднимали особого шума вокруг инцидента с Клэрион — сенсации, о которой раструбили в выпусках новостей накануне днем. Сегодня же заголовки гласили: «Успех дублерши», «Звездный вечер Гизеллы».

Шерман вырезал рецензии, чтобы приколоть на доску объявлений в коридоре возле гримерных. Но прежде он решил под предлогом обсуждения рецензий попытать удачи с Гизеллой.

— Видели? — спросил он, дождавшись, когда Гизелла явится в театр к утреннему спектаклю.

Рецензий она еще не читала. Но чувствовала себя на вершине блаженства, хоть и старалась держаться как ни в чем не бывало.

— Режиссеры, проводящие кастинги, не пропускают такие рецензии. — На актрис помоложе подобные отеческие знаки внимания и поощрения обычно действовали безотказно. — Беда Клэрион — ваш шанс. Кто знает, что он принесет.

— Я стараюсь не думать об этом, — отозвалась Гизелла. — Поверьте, мне совсем не хотелось заполучить роль таким образом. Мне так неприятно вспоминать о том, что случилось с Клэрион!

— Почему? Вы же ни в чем не виноваты, — выдержав паузу, Шерман добавил: — Если хотите, можете занять гримерную номер один.

— Спасибо, меня устраивает и теперешняя гримерная.

— Какую вы занимаете сейчас?

— Восьмую. Мне, пожалуй, уже пора наверх.

— Надеюсь, зал сегодня будет полон, и мы увидим хотя бы одну бабочку. Знаете примету театра «Ройял», связанную с бабочками?

— Да, мне рассказывали.

— Пойдемте со мной, я вам кое-что покажу. Это по пути в гримерную.

В том же коридоре, что и дверь ее гримерной, находился выход к колосникам.

Шерман шагал следом за Гизеллой, любуясь ее плавно покачивающимися бедрами.

— В сороковые годы, когда началась вся эта история с бабочками, — рассказывал он, — Редж Мэддокс поставил для одного спектакля танец вокруг большой бабочки с крыльями, затянутыми кисеей. Одну из специально изготовленных бабочек подвесили на колосниках в качестве талисмана. Но увидеть ее может лишь тот, кому покажут, куда надо смотреть.

К этому моменту они уже были непосредственно за сценой. Прямо над ними метров на восемь возвышалось колосниковое пространство, отгороженное от сцены.

— Если запрокинуть голову, на самом верху можно увидеть бабочку, которая приносит удачу. — Шерман указал левой рукой вверх, а правой приобнял Гизеллу за плечи.

Она будто не заметила прикосновения. Шерман придвинулся так близко, кто ее волосы защекотали ему щеку.

Внезапно Гизелла напряглась, по ее телу пробежала дрожь.

Шерман поспешно убрал руку с ее плеч.

— Все хорошо, — заверил он.

— Нет, — сдавленным голосом произнесла она. — Плохо.