Постановку «Я — фотоаппарат» пришлось прикрыть раньше, чем планировалось. Даже Хедли Шерман признал, что после всего случившегося продолжение спектаклей выглядело бы кощунством. Актеров и прочих работников театра попросили не покидать Бат и оставаться на связи.
Сидя в своем кабинете, Даймонд изучал распечатки показаний, взятых у Шермана и Дениз утром после злополучной премьеры и появления ожогов на лице Клэрион. Благодаря навыкам констебля Рид и безупречной технике машинописи, которой владел Докинз, показания читались легко, но не содержали ничего нового. Во время сбора показаний говорил преимущественно Докинз. Собранные сведения настоятельно требовалось подтвердить, лучше всего силами Холлиуэлла и его команды.
Мысли Даймонда, сохранявшего спокойствие посреди бури, вновь обратились к его детству. Никто из полицейских, с которыми он связывался в поисках Чудика Уайта, не перезвонил ему.
Пользоваться Интернетом он так и не привык, но все-таки набрал в Гугле имя и фамилию учителя. И получил несколько сотен ссылок, не имевших никакого отношения к Чудику, — это было видно сразу. Разочарованный, Даймонд откинулся на спинку кресла и задумался: есть ли еще какой-нибудь способ найти бывшего учителя, имеющего судимость? Внезапно ему вспомнились слова Майка Глейзбрука, сказанные во время встречи, и он схватился за телефон.
— Майк?.. Это Питер, твой бывший одноклассник. Помнишь, когда мы говорили о Чудике Уайте, ты упоминал, что он вроде бы работал иллюстратором?
Последовала пауза.
— А-а-а, пару лет назад я ждал очереди в парикмахерской, листал какой-то журнал и наткнулся на статью об иллюстраторах. Там были их фотографии, в том числе Уайта. Это определенно был Чудик. Он поседел, носит очки, но в остальном его лицо почти не изменилось.
— Не помнишь, что именно он иллюстрировал?
— Кажется, комиксы.
— Детские?
— А разве другие бывают?
— Комиксы для взрослых называют «графическими новеллами», — объяснил Даймонд. — Помнишь, что это был за журнал?
— Нет, и вряд ли вспомню. И потом, я сказал «пару лет», а их, возможно, было пять или шесть. Да, и еще, Питер: будешь колошматить его — прибавь пинок от меня.
Эта просьба потрясла даже видавшего виды Даймонда.
— Слушай, ему же лет семьдесят пять, не меньше!
— Ну и что? Он-то не задумывался о возрасте детишек, к которым приставал.
Оказалось, что и от Интернета есть польза: Даймонд нашел сайт, посвященный графическим новеллам. Некий художник Мо Уайт иллюстрировал романы Диккенса, превращая их в комиксы для взрослых. Их публиковало лондонское издательство «Стайлас» с Нью-Оксфорд-стрит.
В редакции «Стайласа» какая-то женщина подтвердила, что Уайт действительно подготовил к печати две книги еще в 2003 году. Но когда Даймонд поинтересовался адресом Уайта, его собеседница явно насторожилась.
Даймонд мысленно проклял закон о защите данных.
— Какая жалость! — воскликнул он. — А я так долго искал его. Сорок лет назад он был моим учителем рисования. В школе готовится вечер встречи выпускников. Я надеялся, что мне представится случай посмотреть мистеру Уайту в глаза…
Его собеседница растаяла. Уайт жил в Форест-Клоуз, в Уилтоне.
Всего в часе езды от Бата.
Следующим позвонил тот, от кого Даймонд не ждал вестей, — эксперт-криминалист Даккетт.
— В гримерной номер одиннадцать мы обнаружили нечто примечательное. В пробах пыли присутствует флунитразепам, более известный как «наркотик для изнасилования» рогипнол.
Даймонд встрепенулся:
— Продолжайте.
— Это седативный и снотворный препарат, который принимают по назначению врача. В исходном виде он не имеет ни цвета, ни вкуса, ни запаха, но с 1998 года производители добавляют в него голубой краситель, который исчезает при растворении препарата. Однако в продаже до сих пор встречается и чистый, неподкрашенный рогипнол — именно такой мы и обнаружили, значит, он выпущен до 1998 года. Вы уже получили результаты анализа крови Дениз Пирсолл?
— Пока нет.
— Думаю, они подтвердят, что ее опоили снотворным.
— С целью изнасилования? — уточнил Даймонд. — Но патологоанатом не упоминал, что незадолго до смерти у нее был секс.
— Я не стал бы делать акцент на связи флунитразепама и изнасилования. Возможно, в данном случае его применили для того, чтобы избежать сопротивления. В первые же десять минут после приема возникает ощущение эйфории и расслабленности. Возможно, тогда погибшую и удалось вывести на мостик, с которого ее столкнули. Иначе говоря, мистер Даймонд, я только что предоставил вам потенциальное доказательство злого умысла.
— За что я вам глубоко признателен.
Вскоре после разговора Даймонд вышел в общую комнату и сообщил подчиненным о том, что узнал.
— Где его берут, этот препарат? — спросил Пол Гилберт.
— Наверное, находят в Интернете, — предположил Холлиуэлл.
— Этот был из старых запасов.
— Таких препаратов в обращении еще навалом. — И Холлиуэлл продолжал: — Нам случалось изымать рогипнол в ночных клубах. Он хранится внизу, с вещдоками.
— Для нас важнее другое, — вмешался Даймонд, — у кого в театре «Ройял» может быть запас этого препарата?
— У Хедли Шермана, — предположил Докинз. — Маленького человечка с большим либидо.
— Фред прав, — поддержал Холлиуэлл. — Шерман из тех ловеласов, которые не постесняются подсыпать женщине «наркотик для изнасилования». Он прямо-таки типаж соблазнителя: до переезда в Бат он был управляющим в театре Уортинга, где от него забеременела одна из билетерш. Узнав об этом, вторая жена Шермана развелась с ним.
Даймонд выслушал его с сомнением.
— Но нет никаких доказательств тому, что Дениз занималась сексом с Шерманом или с кем-либо еще.
— А может, она отшила его и пригрозила пожаловаться совету попечителей. С перепугу он и подстроил ей эту ловушку.
— Неужели причина показалась ему достаточной, чтобы совершить убийство?
— Он все еще платит алименты за развод. Сейчас потеря работы стала бы для него катастрофой. Вот вам мотив.
— Но ведь он все равно рисковал: театр могли закрыть.
— Ничего подобного, шеф. После смерти Дениз жизнь в театре вернулась в привычную колею. Шерман приложил все старания, чтобы шоу продолжалось.
— Похоже, из всех наших подозреваемых главный — Шерман, — заметил Пол Гилберт.
— Хотите сказать, что он убил и Клэрион?
— Он побывал в ложе, верно? — напомнил Холлиуэлл. — Мало того, распорядился, чтобы Клэрион проводили туда. Шерман признался, что уже в антракте она была мертва, а он не спешил вызвать полицию. Как еще мог повести себя преступник?
— Но зачем ему было убивать Клэрион?
Холлиуэлл пожал плечами.
— Он пытался подкатить к ней, она его отшила.
— И у него случайно оказался с собой пакет? Верится с трудом, Кит.
Холлиуэлл не сдавался:
— Ну, значит, попытку он предпринял раньше, а она посмеялась ему в лицо. Он не вынес унижения, сходил за пакетом и задушил ее.
— Буду иметь в виду, — пообещал Даймонд тоном, говорившим об обратном. — Есть еще версии?
Все притихли.
В наступившей тишине один из гражданских служащих позвал Даймонда к телефону:
— Звонит инспектор Лимен из театра.
Даймонд взял трубку.
— Что, Джон?
— Шеф, я в костюмерной. Вы говорили, что надо искать пакеты. Так вот, у Кейт из костюмерной их целая стопка.
Даймонд по опыту знал: экспертов-криминалистов лучше не торопить. Результаты анализа крови Дениз Пирсолл он все равно не получит раньше, чем они будут готовы. Специалисты в белых халатах привыкли иметь дело с нетерпеливыми полицейскими и не боялись их. А с графологами, проверяющими на подлинность документы, можно было не церемониться: по мнению Даймонда, обращался он к ним так редко, что мог позволить себе недовольство и придирки. Предсмертную записку, якобы подписанную Дениз, отправили эксперту по фамилии Линкрофт.
— Вряд ли я смогу вам сильно помочь, — заявил Линкрофт, ответив на звонок Даймонда. — Не с чем работать.
— А подпись?
— В сущности, это лишь половина подписи — только имя. Если это и подделка, то продуманная. Иногда под микроскопом видно, как дрожала рука от стараний как можно точнее подделать подпись. Вот и в этом случае дрожь очевидна, но ее можно приписать душевному состоянию автора записки.
— На чем вы основываете свое заключение? — вставил Даймонд.
— В некоторых случаях обман очевиден: например, когда контуры подписи сначала намечают карандашом, а потом обводят чернилами. Но к записке, о которой идет речь, это не относится.
— Значит, однозначного ответа от вас можно не ждать?
— На изучение этого документа я и без того потратил немало времени. Даже если я просижу над ним еще неделю, вряд ли я смогу твердо сказать вам то, что вы хотите услышать.
— Блеск.
— На вашем месте я подошел бы к проблеме с другой стороны. Записку набрали на компьютере и распечатали. У этой женщины был свой принтер?
— Да, но что можно определить по печатному шрифту? Времена пишущих машинок с дефектами клавиш давно в прошлом.
— Некоторые современные принтеры помогают кое-что прояснить. Я заметил несколько точек вдоль правого края листа — очень мелких, почти незаметных, оставленных тонером.
Даймонд поднес к глазам копию предсмертной записки. Эти точки он тоже видел, но до сих пор не задумывался о них.
— Избавиться от этого дефекта очень просто, достаточно почистить барабан, — продолжал Линкрофт, — но, как правило, пользователи спохватываются лишь после того, как точки становятся заметными. В данном случае их достаточно, чтобы определить, на каком принтере был распечатан документ. Советую вам распечатать что-нибудь на принтере автора записи, а потом сравнить точки.
Даймонд поразился простоте совета.
— Звучит разумно.
Внизу, где хранили вещдоки, он выяснил, привезли ли принтер из дома Дениз. Оказалось, что у нее изъяли материнскую плату и этим ограничились. Даймонду пообещали отправить за принтером кого-нибудь.
— На самом деле мне нужно, чтобы кто-нибудь прогнал через принтер с десяток листов белой бумаги и через час положил их мне на стол.
Даймонд засек время и направился в столовую, где договорился встретиться с новичками — Джорджем Пиджином и Дон Рид.
За чаем Даймонд приступил к инструктажу:
— Вы наверняка ломаете голову, почему из всех полицейских выбрали именно вас. Просто я видел в деле вас обоих и остался доволен. Мне нужны два надежных офицера для работы, которую я не могу выполнить сам. Для секретной работы. Знаете, в чем разница между секретом и знанием?
— Секрет никто не должен знать, — ответила констебль Рид.
— Правильно. Ни ваши близкие, ни коллеги, ни старший констебль, ни даже театральное привидение. Кстати, кто-нибудь из вас боится привидений?
Оба покачали головами.
— Это хорошо, потому что следующие две ночи вы проведете на посту в театре «Ройял» — здании, где чаще, чем где-либо в Бате, видят привидения. Войти туда вы должны в темноте и в дальнейшем не зажигать света. В жутковатом старинном здании компанию вам составит разве что Серая дама. Это вас не пугает?
— Меня — ничуть, шеф, — ответил Пиджин.
— Меня тоже, — кивнула Рид.
— Итак, решено. За два дня в этом театре произошло два убийства. Нам известно, что убийца знает театр как свои пять пальцев. Кодовые замки для него не помеха. Я убежден, что убийца вернется на место преступления за некой уликой, забытой в спешке и способной выдать его. Если это произойдет, вы подстережете его и арестуете. — Он выложил перед полицейскими карточки, какие выдавали персоналу театра. Даймонд потребовал их в театре тем утром. — Это коды замков. В театр приезжайте к десяти. Ваше дежурство закончится рано утром.
Даймонд проводил взглядом удалявшихся полицейских, надеясь, что не зря верит в них.
На бумаге, которую прогнали через принтер Дениз, обнаружились метки, ничем не напоминающие точки на предсмертной записке. Даймонд продемонстрировал последние Полу Гилберту.
— Так это хорошие новости или нет? — уточнил Гилберт.
— И хорошие, и плохие. С одной стороны, они доказывают, что мы движемся по верному пути, считая, что Дениз убили, поэтому хорошие. А если бы она распечатала эту записку дома, можно было бы утверждать, что мы имеем дело с самоубийством.
— И что в этом плохого?
— Мы не знаем, на каком принтере распечатали записку.
— Наверное, свой принтер есть и у того, кто убил Дениз, — предположил Гилберт.
— Наш хитроумный убийца вполне мог воспользоваться чужим компьютером и принтером, — заметил Даймонд. — Поэтому для начала вы проверьте все принтеры, какие найдутся в театре. Когда исключите их, займитесь принтерами в домах актеров и так далее. Только делайте все сами, никому не доверяйте.
— Шеф, будь я убийцей, я давным-давно почистил бы принтер, чтобы он вообще не оставлял следов.
— Будем надеяться, что убийца об этом не подумал. Проверяйте принтеры тихо, не поднимая шума.
Судя по выражению лица, Гилберт предпочел бы выкладывать товары на полки в супермаркете «Сейнсбериз».
В расследовании убийства Клэрион Калхаун ключевую роль играл мотив.
Оставшись один в кабинете, Даймонд задумался о классической триаде всех преступлений — возможности, орудии и мотиве. В театре, где бурлила деятельность, возможностей было хоть отбавляй. Орудие убийства, пластиковый пакет, выглядело настолько заурядно, что вряд ли стоило его искать.
Задуматься стоило только о мотивах. Зачем кому-то понадобилось убивать Клэрион, если она уже отказалась от намерения подать на театр в суд? Кому была выгодна с финансовой точки зрения ее смерть? У Клэрион имелись и деньги, и имущество. Она собиралась пожертвовать театру внушительную сумму. Может, поэтому ее и убили? Неужели кто-то испугался, что его наследство будет растрачено на парики и грим?
Даймонд мысленно взял себе на заметку, что нужно выяснить условия завещания Клэрион, а также имена ее основных наследников. Одно время она жила с каким-то парнем, потом они расстались. Был еще менеджер, некий Деклан Дин, но и его Клэрион выставила за дверь. Кто еще? Наверное, Тильда Бокс знает. В сущности, сама Тильда тоже может быть упомянута в завещании. Для Клэрион она была не просто агентом. С другой стороны, в момент убийства Тильда предположительно находилась в Лондоне.
Чем дольше размышлял Даймонд, тем сильнее крепла его уверенность в том, что он ничего не добьется, рассматривая два убийства так, словно между ними нет связи. Театр свел вместе актрису и костюмершу, и взбалмошный поступок Клэрион, проявление ее склонности к членовредительству, тяжким грузом вины лег на Дениз. Смерть незадачливой костюмерши наверняка подстроил ловкий убийца, досконально знавший театр: примету, связанную с бабочками, пустую гримерную наверху, дверь к мостику на колосниках и дыру в бутафорской печке, где нашли записку.
Убийца Клэрион должен был знать, что пострадавшая звезда решила тайно посетить театр. Заранее об этом были осведомлены только три человека. Остальные могли сообразить, что к чему, когда увидели «привидение», но убийство отнюдь не выглядело спонтанным, принятым в последнюю минуту решением. Убийца явился в театр подготовленным и выбрал тот момент антракта, когда почти все зрители покинули зал. Его — или ее — никто не заметил. Даймонду не верилось, что кто-то из актеров сгоряча совершил убийство, а потом как ни в чем не бывало вернулся на сцену доигрывать спектакль.
Если рассуждать логично, подозревать следовало в первую очередь Шермана, Мелмота и Биннса.
Даймонд выглянул в общую комнату:
— Для меня нет сообщений?
— Кит только что звонил из театра, — откликнулась Ингеборг. — Просил передать вам, что нашел четвертого подозреваемого.
— Кто это?
— Кейт из костюмерной. Оказывается, она знала, что Клэрион была в театре тем вечером, когда ее убили.
— Лучше я сам съезжу в театр.
Он подъехал к театру на своей машине, оставил ее на двойной желтой линии, вышел, сделал глубокий вздох — и ощутил волну тошноты. Все как прежде. Даже хуже. Абсурд.
В фойе было пусто, окошки касс закрыты. Скрипнув зубами, Даймонд извлек из кармана карточку и нажал на замке комбинацию клавиш, заставив открыться дверь, ведущую к первому ярусу. За дверью было темнее, чем обычно. Откуда-то из бара слышались голоса, один определенно принадлежал Холлиуэллу.
Кит сидел за столом напротив Шермана.
Даймонд отодвинул стул.
— Вы оставили мне сообщение насчет Кейт.
— Да, — подтвердил Холлиуэлл. — В разговоре с мистером Шерманом выяснилось, что она тоже знала о визите Клэрион.
— Откуда? — Даймонд повернулся к Шерману.
— Извините. С моей стороны это было глупо.
— Когда? Когда вы сказали ей?
— Еще до антракта.
Холлиуэлл пояснил:
— Кейт и мистер Шерман развлекались в костюмерной.
— Сексом? И это повторяется каждый вечер, а в дни, когда есть дневные спектакли, — дважды?
— Вы не так поняли. — Шерман густо покраснел. — У Кейт сейчас очень трудный период, мне тоже нелегко.
— Что именно вы ей сказали?
— Что задержаться не могу: во время антракта мне надо еще успеть заглянуть в ложу, проверить, как там один почетный гость. Разумеется, Кейт пожелала узнать, кто этот гость, и я в конце концов сказал ей правду. — Он помолчал. — Кейт не имеет никакого отношения к смерти Клэрион.
— Кейт сейчас здесь?
Шерман покачал головой:
— Она ушла раньше, после того как ваши люди закончили обыск в костюмерной. У Кейт не было причин задерживаться.
— А уборка? Когда я заходил в костюмерную, там царил беспорядок.
— У нее теперь к этому душа не лежит.
Даймонд придвинулся ближе к Шерману:
— Так почему вы солгали?
— Не хотел, чтобы ее изводили допросами. Она не убийца.
— Вы знаете, куда она ушла?
— Наверное, домой. Она живет в Уорминстере.
Вспомнив разговор с Кейт вскоре после того, как был найден труп Дениз, Даймонд сказал:
— Я заметил трения между Кейт и Дениз.
— На вашем месте я бы не придавал этому значения. Дениз подчинялась Кейт, хотя и проработала здесь дольше. Естественно, такая ситуация чревата трениями.
— Кейт не очень-то расстроилась, узнав о смерти Дениз.
— По-моему, она старалась сдерживаться.
— Вы только что сказали, что у Кейт «теперь душа не лежит» к уборке в костюмерной. Что вы имели в виду?
Шерман нерешительно помолчал, потом наконец объяснил:
— Да просто после всех ужасов, которые здесь творились, у любого опустятся руки.
Умно, но не убедительно, мысленно откликнулся Даймонд. Если Кейт и растерялась поначалу, то давным-давно уже пришла в себя. Ее неприязнь к Дениз была очевидна с самого начала. Кейт вполне могла под каким-нибудь предлогом заманить Дениз наверх, опоить и столкнуть с высоты, инсценируя ее самоубийство. За время работы с Дениз она наверняка изучила ее подпись и сумела подделать ее. До какого-то момента Кейт казалось, что все идет по плану. Потом она узнала о тайном визите Клэрион в театр. И запаниковала: неужели Клэрион узнала правду и явилась разоблачить убийцу? После этого было проще простого прихватить в костюмерной пакет, прокрасться в ложу и задушить Клэрион.
Даймонд повернулся к Холлиуэллу:
— Бред. Мне надо поговорить с ней.
Шерман покачал головой:
— Она подумает, что ее взяли под подозрение.
— И будет права, а вам я не дам ее предупредить. — И он велел Холлиуэллу не спускать с Шермана глаз в течение часа.
— Ну как вы не понимаете? У меня же дела! — возмутился Шерман. — Мне еще руководить демонтажем!
— Чем?
Холлиуэлл подсказал:
— Декорации будут разбирать и уносить, шеф.
Даймонд наставил на Шермана вытянутый палец.
— Оставьте декорации на месте, не трогайте на сцене ничего. Это приказ.
Направляясь по шоссе А36 на юго-восток от Бата в плотном, пятничном потоке транспорта, Даймонд держал свои обычные сорок миль в час. Рядом с ним сидел сержант, пару месяцев назад переведенный в отдел из Чиппинг-Содбери. Появление Лью Роджерса в отделе прошло почти незамеченным, потому Даймонд воспользовался поездкой, чтобы поближе познакомиться с новым подчиненным. Однако сумел узнать лишь то, что до работы Лью Роджерс добирается на велосипеде.
— Кейт живет одна? — спросил Роджерс у Даймонда.
— Насколько мне известно, да.
— Вы намерены арестовать ее?
— Если понадобится.
Через пару минут у ехавшей впереди машины вспыхнули тормозные огни. Транспорт встал впереди повсюду, насколько Даймонду хватало взгляда.
— Наверное, дорожные работы, — предположил Роджерс.
— Вряд ли. — Даймонд прислушался к сирене, завывавшей на двух нотах, и вскоре вдалеке показалась «скорая», прокладывавшая путь между остановившимся транспортом. Даймонд взялся за телефон, поговорил со службой управления дорожным движением, а потом объяснил Роджерсу, что проблема возникла впереди, на расстоянии полумили.
— Какой-то болван умудрился перевернуться на машине.
На звонок Даймонда в отдел ответила Ингеборг, только что вернувшаяся из Мелмот-холла.
— Новости есть? — спросил Даймонд.
— Да. Мелмот сказал, что уволил Кейт еще неделю назад. По его словам, она и раньше не отличалась усердием и держалась на работе только благодаря связи с Шерманом. Но недавно Мелмоту сообщили, что костюмерная в полном беспорядке, он зашел убедиться в этом и так возмутился, что сразу уволил Кейт.
— Вот и Шерман обмолвился, что у Кейт теперь «душа не лежит» наводить порядок. Мне надо было насторожиться и расспросить его как следует. А так он отделался невнятным объяснением.
— Хотите знать, кто наябедничал Мелмоту? Дениз Пирсолл. Она показала ему фотографии, которые сделала мобильником в костюмерной.
Даймонд присвистнул:
— Она нарывалась на неприятности, подставляя свою начальницу. Кейт наверняка поняла, кто нажаловался Мелмоту. — Факты мало-помалу восполняли пробелы в головоломке. — А ведь это сенсация, Инге. Это значит, что у Кейт был самый что ни на есть веский мотив отомстить Дениз. А если она считала, что Дениз могла проболтаться Клэрион, то имела основания убить и ее.
Голос Ингеборг зазвучал осторожно:
— Не будем забывать про Шермана, шеф. Они с Кейт любовники. Дениз мог убить и он.
— Уточнение принято. Мало того, у Шермана было больше возможностей убить Клэрион, чем у кого-либо другого. После разговора с Кейт все прояснится. Одна беда: я застрял в пробке.
Прошло еще десять минут.
— Когда подъедем к дому, — принялся инструктировать Роджерса Даймонд, — я остановлюсь где-нибудь поодаль, а звонить в дверь пойдете вы. Меня она знает, а вас — вряд ли.
Пробка медленно, но верно рассасывалась. Полицейский в форме, стоявший возле патрульной машины с включенной мигалкой, направлял поток транспорта в объезд места аварии.
— Кошмар, — выговорил Даймонд, проводив взглядом смятые в гармошку останки синего автомобиля, которые провезли мимо на грузовике аварийной службы. — Наверное, врезался в дерево.
Окраины Уорминстера представляли собой лабиринт переулков и тупиков, но Роджерс неплохо читал карты. Вскоре он вывез Даймонда к дому, где жила Кейт. Перед ним мальчишки пинали мяч прямо на проезжей части.
Даймонд припарковался у тротуара.
— Который дом ее?
— Вон тот, с желтой дверью. Проверить, дома ли она, шеф?
— Валяйте. Если дома, помахайте мне.
Под прицельными взглядами юных футболистов Роджерс поднялся на крыльцо дома и позвонил. Футболисты бросили игру.
Дверь так и не открылась.
Роджерс вскоре вернулся.
— Ничего не выйдет. Мальчишки говорят, что когда Кейт дома, это сразу видно: она паркует свою синюю «астру» у тротуара.
Тревожное подозрение шевельнулось у Даймонда, однако он поспешил отмахнуться от него и еще раз посмотрел на дом.
— Когда вы подходили к двери, не заметили, случайно, открыто вон то окно на первом этаже или нет?
— Открыто, можете не сомневаться.
— Неблагоразумно с ее стороны. Наш гражданский долг — выяснить, почему окно открыто.
Они приблизились к дому вдвоем. Незапертая створка окна была довольно узкой.
— Попробуйте влезть внутрь и открыть окно, — велел Даймонд.
Пока Даймонд помогал Роджерсу вскарабкаться на узкий наружный подоконник, футболисты подошли ближе, и самый маленький из них спросил:
— Что это вы делаете, мистер? Лезете в чужой дом?
— Мы из полиции, — отозвался Даймонд, — проверяем, все ли здесь в порядке.
Роджерс отпер шпингалет и распахнул окно, Даймонд тяжело перевалился через подоконник. В доме Кейт, в отличие от ее рабочего места, было чисто. Черный диван, лиловое покрывало на нем. Шерстяной плед. Плоский телевизор.
— Поищите ее компьютер и попробуйте прогнать лист белой бумаги через принтер.
— Он здесь, у стены. — Роджерс убедился, что бумага в лотке чистая, прогнал через принтер пару листов и протянул их Даймонду. — Не знаю, что вы ожидали на них увидеть, шеф.
— То, чего не увидел, — ответил Даймонд: листы были девственно чисты. — Но она могла воспользоваться другим принтером.
Краткая экскурсия по небольшому дому помогла убедиться, что в доме нет ни другого принтера, ни прочих вещей, имеющих ценность для следствия. Даймонд уже осматривал спальню, как вдруг вздрогнул от неожиданного звонка мобильника.
— Кейт попала в аварию по пути домой, — сообщила Ингеборг. — Ее машина перевернулась неподалеку от города.
Мысль, которая уже некоторое время не давала Даймонду покоя, злорадно забилась в голове: ага, что я говорила!
— Кейт жива?
— Вроде бы да. Ее увезли больницу Солсбери, в реанимацию.
— Мы на полпути туда. Скоро выясним.
В справочной реанимации Даймонд узнал, что состояние Кейт не вызывает опасений. У нее подозревают сотрясение мозга, сейчас она проходит обследование.
— Оно может затянуться, — сказал Даймонд спутнику.
— Принести вам кофе?
— Было бы неплохо. И бутерброд с мясом.
Он снова позвонил Ингеборг. За сегодняшний день его мобильник уже выполнил месячную норму работы.
— Как произошла авария? — спросила Ингеборг.
— Пока не знаем.
— Может, в ней участвовала не одна, а несколько машин?
Даймонд сразу догадался, о чем она думает: что Кейт вынудили съехать с дороги, пытаясь убить. Но если Кейт чуть не стала жертвой, уже выстроенную версию предстояло пересмотреть.
— Трудно сказать, пока мы не поговорим с Кейт. А что у вас нового?
— Почти ничего. Пол закончил проверку всех принтеров в театре. Ни единого совпадения с предсмертной запиской.
— Пусть теперь побывает в домах у подозреваемых. И осмотрит машину Кейт — ее эвакуировали. Кто еще на месте?
— Джон Лимен — он только что просветил меня насчет количества пакетов в закромах театра. Фред уже ушел на репетицию «Суини Тодда». Но перед этим проделал отличную работу, пообщавшись с предыдущими работодателями Биннса. По-видимому, раньше Биннс никак не был связан с Клэрион, Дениз и театром «Ройял».
— А как ваши успехи с Мелмотом?
В трубке послышался тяжелый вздох Ингеборг.
— Не знаю, что и думать, шеф. Из него лишнего слова не вытянешь. Уверена, он превосходный глава совета попечителей — еще бы, при такой-то скрытности! Лично мне Мелмот показался обаятельным человеком. По-моему, судьба театра ему действительно небезразлична. Но его решение ангажировать Клэрион привело к катастрофе, и мне кажется, он что-то скрывает от нас.
— Как скрывал увольнение Кейт? Кстати, как вам удалось узнать о нем?
— Намекнула на близкие отношения между Шерманом и Кейт, и выяснилось, что Мелмот понятия не имеет, что местом для встреч им служит костюмерная. Потрясенный, он выпалил, что Кейт уже уволена.
— Шерман тоже умолчал об увольнении.
— Ну ему-то было выгодно скрывать этот факт, верно? Чтобы Кейт продолжала считать, будто бы связь с ним обеспечит ей заступничество. Напрасные надежды: Шерман не имеет никакого влияния на Мелмота.
— Вы думаете, Кейт соглашалась на близость с ним, чтобы не вылететь с работы?
— Я бы выразилась иначе: Шерман пользовался своим служебным положением.
— А я думал, обоих привлекал только секс.
— Типично мужское заблуждение. Уж извините.
Вступать в споры по этому поводу Даймонд не стал.
Закончив разговор с Ингеборг, он снова подошел к администратору и спросил, нельзя ли увидеть Кейт. Ему посоветовали настроиться на ожидание. Ждать Даймонд терпеть не мог. Но на этот раз бездействие навело его на дельную мысль.
Дождавшись Роджерса с кофе, Даймонд объявил:
— Раз уж я здесь, я не прочь проведать еще кое-кого. В Уилтоне. По личному делу. А вы остаетесь за старшего примерно на час. Не возражаете?
— А куда мне деваться? — невозмутимо ответил Роджерс.
— Только без рукоприкладства, — твердил Даймонд вслух, огибая Солсбери и выезжая на шоссе, ведущее в Уилтон. Ближайший час обещал Даймонду испытание. Гнев, медленно закипавший в нем уже несколько дней, грозил выплеснуться наружу. Нет, надо почаще напоминать себе, с какой целью он едет к Чудику Уайту: чтобы узнать, что именно произошло с ним в детстве. Только истина поможет ему избавиться от препятствия на пути к воспоминаниям, которое воздвиг его мозг, и довести расследование до финала.
Он задумался: не позвонить ли Уайту заранее, чтобы предупредить о визите? Нет, без эффекта неожиданности ему не обойтись. Правда, нет никаких гарантий, что Уайт дома.
Уайт жил в приземистом каменном строении, напоминавшем бывший амбар. Но Даймонда в эту минуту занимали не архитектурные детали дома, а свет, горевший в его окнах.
Он позвонил в дверь и с облегчением услышал шаги за ней. Дверь приоткрылась на длину цепочки, разглядеть в щель хозяина дома Даймонду не удалось.
— Мистер Уайт?
— Да, — послышался в ответ недружелюбный голос.
— Мое имя — Питер Даймонд, когда-то вы учили меня рисованию. Да, я в курсе, что для визитов уже поздновато, но…
Не говоря ни слова, Уайт убрал цепочку. Ростом он был ниже, чем запомнилось Даймонду, одет в тонкий кардиган, вельветовые брюки и ковровые шлепанцы.
— Входите, — предложил он.
И вдруг протянул руку.
Такой ловушки, как рукопожатие, Даймонд не предвидел. Одно дело — заглянуть в гости к старому педофилу, и совсем другое — пожимать ему руку. Даймонд сказал себе, что это просто формальность. Сколько рук ему приходилось пожимать в жизни! К его ладони прикоснулась ладонь Уайта — вялая, костлявая, неприятно тепловатая. Не удержавшись, Даймонд поспешил прервать рукопожатие, а потом вытер ладонь о брюки.
Уайт, видимо, ничего не заметил.
— Сейчас поставлю чайник.
— Прошу вас, не надо, — остановил Даймонд. — Я ненадолго. В этих краях я оказался потому, что заезжал в больницу, куда должен скоро вернуться.
Старик любезно заверил:
— Как бы там ни было, встреча с бывшим учеником — неожиданная радость. Проходите на кухню. В гостиной у меня мастерская. Да, я до сих пор рисую.
Путь в кухню лежал через гостиную-мастерскую. На планшете Даймонд увидел рисунок тушью, изображавший городскую улицу, — несомненно, выполненный талантливым мастером.
— Как, говорите, вас зовут?
Даймонд повторил.
— Я учился у вас в начальной школе Лонг-Лейн.
— Помню такую школу. А вот учеников пофамильно — к сожалению, нет. У вас были способности к рисованию?
— Ни малейших. В то время меня не интересовало ничто, кроме спорта. Может, вы помните моего школьного друга Майкла Глейзбрука?
Уайт покачал головой:
— Боюсь, нет.
— А вот он вас помнит. Какое-то время назад он видел ваш рисунок в одном журнале.
Уайт нахмурился и явно занервничал.
— В статье об иллюстраторах книг, — подсказал Даймонд.
Морщины на лице Уайта разгладились, он с облегчением подхватил:
— Ах да! Для этой статьи меня даже фотографировали.
— Помнится, во время работы в той школе вы поддерживали связь с местным театральным кружком. Мы с Майком Глейзбруком даже сыграли в одном из спектаклей — о Ричарде III.
Уайт вскинул обе руки.
— А-а-а, так это вы были принцами в Тауэре! — Вспомнив давнее прошлое, он явно испытал удовольствие. — Сорок лет прошло, если не больше! Теперь-то я вас вспомнил.
Да уж, не сомневаюсь, старый ты извращенец, мысленно усмехнулся Даймонд.
— А вот у меня приятных воспоминаний не осталось. С тех пор я избегаю театров.
— Вот оно как, — с искренним сочувствием произнес Уайт. — Если вдуматься, сюжет и вправду трагический.
— Нет, пьеса тут ни при чем.
— Значит, всему виной боязнь сцены?
— Бросьте, мы же оба знаем, что боязнь сцены тут ни при чем.
— Будьте добры, просветите меня.
— Нет, мистер Уайт, я хочу, чтобы меня просветили вы. Хочу знать, что произошло между вами и мной.
Старик заморгал.
— Прошу меня простить, я в растерянности. Насколько я помню, между нами ничего не «происходило», как выразились вы.
— Почему вы дали роль именно мне?
— Видимо, потому, что вы были бойким ребенком. Извините за прямоту, но вы и теперь, став взрослым, держитесь на редкость внушительно.
— Я офицер полиции.
Это признание произвело колоссальный эффект. От лица Уайта мгновенно отхлынула кровь.
— Мне известно о вашей судимости, — добавил Даймонд.
— Это было давным-давно, — прошептал Уайт. — Я отбыл наказание.
— Вас выпустили досрочно через три года.
— Три года — тоже немало. Это не пикник на опушке. За что сидят такие, как я, оповещают всех и каждого, нам приходится тяжелее, чем кому бы то ни было.
— Жалобить меня бесполезно.
— Я и не пытаюсь. Я получил по заслугам. Но свой срок я отбыл, других судимостей у меня нет. Можете убедиться сами.
— Это означает лишь одно: больше вы не попадались. Склонность к извращениям — это навсегда.
Уайт кивнул.
— Да, я растлитель малолетних, другого отношения я не заслуживаю. Значит, вы имеете в виду ту давнюю судимость?
— Нет. То, что произошло между мной и вами.
Словно не слыша, Уайт продолжал:
— С тех пор я больше никогда не работал в школе. Долгое время мыкался без работы. Моим спасением оказались способности к рисованию. Я мог бы иллюстрировать детские книги, но намеренно воздерживался. В конце концов я нашел свою нишу — графические новеллы для взрослых, — помолчав, он спросил: — Зачем вы приехали сюда, мистер Даймонд?
Его собеседник с трудом сдержал гнев.
— Говорите, вы сменили работу и образ жизни? Думаете, вашим жертвам было так же легко?
Уайт понурил голову.
— Да я понимаю… В детстве я сам натерпелся всякого. Прошу вас, поверьте: с тех пор как я вышел из тюрьмы, я не совершил ничего предосудительного.
Даймонда по-прежнему наполняло презрение.
— Мистер Уайт, я приехал сюда из-за того, что произошло между мной, в то время ребенком, и учителем, которому я доверял.
Уайт вскинул голову и широко раскрыл глаза.
— Вам я не сделал ничего плохого!
У грязного мерзавца язык повернулся все отрицать. Даймонд, перед глазами которого сгустился красный туман, схватил старика за плечи.
— Хотите сказать, вы меня облагодетельствовали?
— Богом клянусь, я не сделал вам ровным счетом ничего.
— Хватит врать. — Даймонд придвинул его к себе, приподняв над полом. Теперь они смотрели друг другу в глаза. — Всякий раз, стоит мне войти в театр, у меня что-то замыкает в мозгу, да так, что меня чуть наизнанку не выворачивает. Не знаю, что именно. Эти воспоминания от меня скрыты. Зато я точно помню, когда все началось: в день моего участия в том спектакле.
Лицо Уайта исказилось от ужаса.
Даймонд встряхнул его, и старик вскрикнул. В углу его рта показалась струйка крови. А когда Уайт открыл рот, стало ясно, что он прикусил себе язык.
Эта кровь спасла Уайта, ее вид отрезвил Даймонда.
— Признайтесь, — тяжело дыша, потребовал Даймонд, — вы помните, что сделали со мной. Мне необходимо услышать это.
Уайт только покачал головой.
Даймонд сжал пальцы в кулак, но заставил себя разжать его. Держать себя в руках ему стоило огромных усилий. Он отступил на шаг.
— Вы должны сказать мне правду.
Уайт стер с подбородка кровь и выговорил отчетливо, разделяя слова паузами:
— Я никогда не совершал никаких предосудительных действий по отношению к вам. К мальчикам меня никогда не тянуло. Под суд я попал, когда работал в частной школе для девочек, «Академии Маннингэм». Я соблазнял девочек лет четырнадцати или пятнадцати.
Даймонд в два счета осмыслил услышанное: по словам Майка, его мать где-то прочитала, что Уайта обвинили в непристойных действиях по отношению к несовершеннолетним в частной школе в Гемпшире. Видимо, миссис Глейзбрук сама сделала вывод, что жертвами Уайта были мальчики.
Истина стала известна Даймонду, но ничего не изменила. Оставалось лишь одно: выяснить, что произошло после спектакля о Ричарде III, и в первую очередь — в эпизодах, связанных с театром.
— Я твердо убежден: в те выходные, когда прошел спектакль, случилось нечто глубоко потрясшее меня, — сказал он Уайту. — В театре не было никого, кто мог бы пристать к восьмилетнему мальчишке?
— Думаю, нет, — ответил Уайт. — А если бы и нашелся кто-нибудь, ему не представилось бы шанса. Спектакль давали в церковном помещении, там всегда многолюдно.
То же самое вспоминалось и Даймонду.
— Как вы намерены поступить? — спросил Уайт. — Если в округе обо всем узнают, среди местных жителей начнется паника. Такое уже случалось. И мне каждый раз приходилось переезжать.
— Почему же вы просто не поменяли имя?
— Потому что человек, поменявший имя, выглядит более зловещей фигурой, когда другие наконец узнают, что он не тот, за кого себя выдает. К извращенцам, притворяющимся нормальными, относятся еще хуже.
Объяснение убедило Даймонда.
— Мой приезд к вам не имеет никакого отношения к моей работе. Никто в полиции не спросит меня, где я был и с кем беседовал. Глейзбрук и близко к вам не подойдет.
На обратном пути в больницу Даймонд напряженно думал о своем фиаско. Он лопухнулся, причем по-крупному. Он мог бы даже пристукнуть старика из-за ошибочных выводов. Даймонда сжигал стыд. Но он по-прежнему не знал, как побороть свою фобию.