Глава 13

Оса

Пять утра. Громкий и не самый приятный звук заставляет меня подскакивать с постели. Это дежурный трубит в рог, объявляя всеобщую побудку. Я скидываю с себя ночную сорочку, впрыгиваю в рубашку, штаны, натягиваю ботинки и выскакиваю в коридор, приглаживая на ходу волосы. Утро в Школе всегда начинается одинаково и, если первое время я с большим трудом заставляла себя встать и куда-то бежать (и это я еще успела адаптироваться к раннему подъему в монастыре), то теперь я все это делала на автомате, просыпаясь уже по сути на бегу. Впереди пять кругов бегом вокруг крепости, а потом прохождение полосы препятствий. Поблажек не будет – обязательная программа для всех: и девчонок, и парней. И на слепоту мою тоже скидок давно никто не делает.

Я в Школе уже шестой год и теперь это всё обычная рутина. А вот в первые месяцы было не просто тяжело, а прямо таки невыносимо. Мое тело явно не было приспособлено к таким нагрузкам. Пробежка вокруг крепости в начале обучения превращалась в проползание вдоль стены на ощупь, тщательно изучая неровную поверхность земли ногами, а то и руками и даже носом. Я спотыкалась об торчащие из земли корни деревьев, ветки которых больно били меня по лицу и рукам, падала, наворачиаясь на неожиданных кочках и ямках. Надо ли говорить о том, что к концу маршрута я ковыляла уже вся грязная, в ссадинах и синяках? Мне было до безумия жалко саму себя и даже посещала мысль вернуться снова в монастырь, где жизнь хоть и тоже непростая, но без всего этого кошмара. Что меня останавливало? Понимание, что такой путь – тупиковый. Потому что жизнь в монастыре явно не для меня. А какая для меня – я пока не понимала. Но чувствовала, что не смогу посвятить себя богу и служению, что я совсем другая. Смутное ожидание чего-то бОльшего, интересного, захватывающего заставляло меня двигаться, сбивая ноги в кровь, собирая многочисленные ссадины и синяки на свою несчастную тушку.

– Оса! – позвали меня сзади, когда я уже выбегала за ворота крепости, на тропинку с нашим стандартным маршрутом для утренней пробежки.

Я бы и без окрика поняла, кто меня догоняет. Мне ведь, в отличие от большинства людей, не надо слышать или даже смотреть, чтобы видеть. Ромка легко догнал меня, после чего сбавил темп, чтобы бежать со мной наравне. Нас обгоняли другие ребята из старших. Большинство младших плелись где-то сзади. Я, конечно, не дотягиваю ни по скорости. ни по выносливости до основной массы моих одногруппников, но и пять лет тренировок на мне сказались, не совсем слабачка. Я не была выдающейся. Даже не так, если сказать честно, то я была слабее многих наших ребят в плане физической формы. Совсем слабые ребята тут не задерживались. Но у меня, как говорит Мастер, “своя изюминка”, особенность, которой нет у других. И это делало меня не хуже других учеников в Школе. Я могла видеть невидимое, то, чего не видели большинство. При этом внешность хрупкой слепой девушки обезоруживала и создавала обманчивое впечатление обо мне, как о весьма безобидном существе. Тем не менее, наравне с ребятами я не только бегала, прыгала, проходила полосу препятствий, но и обучалась рукопашному бою, использованию холодного оружия, стрельбе из лука и прочим совсем не девичьим наукам.

– Оська, завтра в посёлке ярмарка, Масленица же. Идем? Блины будут всякие с начинками, в том числе твои любимые, с малиной. Угощаю!

У меня аж рот слюной наполнился. Кормили в Школе вполне сносно, но наши молодые организмы, да еще и постоянно подвергающиеся серьезным физическим нагрузкам, вечно требовали еще чего-нибудь калорийного, сладенького.

– Идем! – обрадованно сказала я. – Там, небось, еще и состязания всякие с призами будут?

Ну конечно, во всех этих конкурсах, где нужны были сила, ловкость и сноровка, ребята из Школы традиционно забирали все призы, чем очень недовольны были местные.

– Я выиграю для тебя что-нибудь красивое! – пообещал Ромка.

Я только улыбнулась. Недавно мы с Ромкой начали встречаться, как пара. Хотя дружили уже давно, почти с тех пор, как я появилась в Школе. Ромка взял надо мной шефство, помогая слепой девушке адаптироваться к непростой жизни. Это стало еще одним фактором, повлиявшим на то, что я все-таки решила остаться тут и не возвращаться в монастырь. У меня появился самый настоящий друг и это многого стоило.

Я не чувствовала к Ромке такой страсти, как ее описывают в книгах. Хотя странно, откуда я знаю, что описывают в книгах, если в Школе я ничего, кроме учебников, не читала? Наверное, что-то из прошлой жизни. Наши отношения были теплыми, ровными. Мы иногда даже целовались, но дальше заходить я не была готова. Мы решили, что когда я выпущусь из Школы, поженимся.

Обучение в Школе было не совсем бесплатным. Те, кому нечем было платить, по окончании учебы еще некоторое время проживали в крепости и выполняли различные задания, которые получали от руководителей Школы, а к тем в свою очередь обращались клиенты, которым нужны были люди для особых поручений. Например, богатенькие папаши опасались за безопасность своих чад и приставляли к ним компаньона-охранника с особыми умениями. Оплата за работу частично шла на счет Школы, а частично – в карман исполнителя. Таким образом, рассчитавшись со временем со Школой, а также обзаведясь небольшим капиталом на первое время, выпускник мог отправляться, куда пожелает. Обычно желали либо работать по найму телохранителями, либо открывать собственное дело. Некоторых особенно способных приглашали к себе сотрудники госбезопасности, нанимали их спецагентами.

Что касается оплаты, то далеко не всем приходилось потом работать на Школу. Хотя таких ребят и было большинство, встречались среди нас и дети обеспеченных родителей, которые могли оплатить обучение деньгами и у них не было необходимости отрабатывать после учебы. Как раз они обычно шли в Школу с тем прицелом, чтобы работать в определенных структурах. Как правило, их уже ждало теплое местечко в этих организациях.

Однако, попасть в Школу мог далеко не всякий – Мастер сам отбирал себе учеников и обеспеченность родителей тут не влияла абсолютно. Перспективный ученик спустя несколько лет обучения окупит все затраты, а вот богатый, но бестолковый не только зря займет чужое место, но еще и все нервы истреплет – избалованные сыночки тут плохо приживались, поскольку никаких поблажек им не было.

Я уже два года, как выполняла различные задания и скоро смогла бы покинуть Школу, окончательно оплатив свое обучение. Оставалось еще немного, буквально одно-два задания.

Что касается Ромки, так он уже давно мог бы отправится в свободное плаванье, но вот уже три года после окончания обучения остается в Школе только из-за меня. Ждет моего выпуска. А пока работает тут, курируя младшие курсы. Дело в том,ю что Ромка – родственник Мастера, какой-то двоюродный племянник и нагло пользуется особым расположением Андрея Петровича, который продолжает терпеть этого шалопая в своей обители, хотя мог бы его уже выставить подобру-поздорову.

После пробежки и полосы препятствий отправляюсь в душ. Ледяные струи бодрят похлеще любого напитка для бодрости, так что я просыпаюсь окончательно. Еще одно из требований Школы – закалка. Холодный душ – не моя прихоть, а обязательное условие.

Далее – уборка. В Школе нет слуг, мы сами содержим в порядке свои помещения. В общих залах и коридорах на уборку назначаются дежурные, а свои комнаты мы убираем своими руками и за порядком в них жестко следят наши кураторы.

– Оська, идешь на завтрак? – спрашивает меня Лиса, одна из двух моих соседок по комнате.

Вообще-то она Елизавета, но внешне так напоминает лису, что прозвище прочно прикрепилось к ней. Рыженькая, с хитрыми глазками, она обладает аппетитной фигуркой с соблазнительными формами и тонкой талией. Лиса – не просто красавица, она у нас профессиональная сердцеедка. Флиртует – как дышит. Это часть ее обычного образа и ее особенное умение. Она виртуозно соблазняет, запудривает мозги и большинство мужчин сами не замечают, как выбалтывают ей все свои тайны и готовы выполнить любое ее желание. Впрочем, и на женщин ее обаяние действует – они нередко проникаются к ней симпатией. Правда, неосознанная ревность по отношению к этой сердцеедке иногда пересиливает ее природное обаяние, приводя к не очень приятным последствиям.

– Да, сейчас! А Пума где? – спрашиваю я.

Пума – вторая наша соседка. Гибкая и сильная, она напоминает хищную кошку. И в этом – одно из ее особых умений. Ее абсолютное владение собственным телом приводит меня в восторг. На полосе препятствий она легко обходит самых сильных и быстрых парней, вскарабкиваясь на стену с такой скоростью, будто она и правда – кошка. В рукопашном бое она также с легкостью побеждает самых крутых ребят, и в первую очередь не за счет силы, а за счет ловкости и быстроты реакций. Я порой даже не успеваю увидеть, что она сделала, как противник оказывается лежащим на лопатках.

Еще одна особенная способность Пумы – умение становиться незаметной. Она, словно хамелеон, вдруг как-то сливается с окружением и далеко не всякий может ее увидеть, если она того не хочет. Впрочем, на меня это не действует, потому что я вижу не глазами, а от моего внутреннего взора ей скрыться не удается..

– Пума на задании. Так что сегодня мы без нее, – сообщает Лиса.

Идем завтракать. В столовой шумно и людно, но мы легко протискиваемся между крепких тел парней и внаглую вклиниваемся в толпу перед раздачей. Сзади раздается недовольное бурчание, но Лиса, обернувшись, улыбается такой улыбкой, что оно тут же стихает, сменяясь восхищенными вздохами.

Кормят нас, как я уже говорила, без особых изысков. Поскольку меню ориентировано на здорового молодого парня, тут делается упор на белковые продукты. В первые месяцы в Школе у меня на таком питании в сочетании с физической нагрузкой сильно менялись формы тела. Сперва я просто худела, одежда, которую мне выдали тут, висела на мне мешком, из-за изменений размера, так что ее приходилось менять каждый месяц, а то и чаще. А потом у меня начали появляться мышцы, я подкачивалась, тело становилось более рельефным, подтянутым. И хотя девичьи формы, конечно, никуда не делись, их пропорции поменялись. Грудь среднего размера и подтянутая попка хорошо смотрятся в сочетании с довольно тонкой талией и плоским животиком. Но я, в отличие от Лисы, стараюсь не демонстрировать свои формы, предпочитая в стенах Школы мальчишеские штаны и довольно просторную рубаху. В людные места, вроде соседнего поселка, я выхожу в скромном платье послушницы монастыря, затягивая волосы, которые в распущенном виде у меня спадают почти до лопаток, в скромную прическу а ля пучок. На глазах у меня черная повязка. Мастер настоял на том, чтобы на людях я носила эту повязку, несмотря на то, что глаза мои, хоть и незрячие, внешне в полном порядке. Разве что можно заметить, что я смотрю не на собеседника, а скорее сквозь него. Это потому что я смотрю не глазами, а другими органами чувств. Даже не могу определить, какими именно. Я просто вижу внутренним зрением.

Выходя за пределы Школы, я также беру с собой трость. На вид – самая обычная трость слепого человека, так необходимая ему для ориентации в пространстве. В моих же руках она может стать весьма опасным оружием. Но об этом никому знать не стоит.

В-общем, впечатление я создаю несчастной слепой монашки, которой только и остается, что уповать на милость божью, да доброту человеческую. Это мой основной образ.

На самом деле это был не единственный мой образ, были и другие. Например, образ мальчишки лет 14. Для него, правда, приходилось надевать специальный, довольно жесткий корсет, туго перетягивающий мою грудь, и поверх надевать просторную рубаху. Штаны тоже были широкие, мешковатые. Волосы подбирались особым образом, так, чтобы казались короче и по большей части прятались под объемным картузом. Разбитые ботинки вроде тех, которые мне в свое время выдала Агата, завершали образ. Ну и грим, конечно, накладывать приходилось. Особенный, делавший черты моего лица немного грубее, а лицо казалось чуть шире, чем оно есть на самом деле. Чумазые разводы на физиономии тоже входили в этот грим. На пальцах рук наклеивались ногти поверх моих, как это делают девицы в высшем свете. Но если они наклеивают красивые и ухоженные накладные ногти, то для этого образа я, наоборот, наклеивала короткие обгрызенные и с “грязью” под ними. Руки приходилось намазывать специальной мазью, от которой создавалось впечатление, что кожа на них грубая и обветренная. Но поскольку совсем спрятать мои изящные девичьи ручки не получалось, на них еще дополнительно приходилось надевать грубые старые перчатки с обрезанными пальцами. Создавалось впечатление, что перед нами стоит бездомный или просто нищий пацан с улицы.

Были в моей коллекции и образ старухи, и образ светской львицы. Впрочем, в плане светской львицы мне было очень далеко до Лисы, вот кто идеально изображал избалованную аристократку! Но всех нас учили тому, как вести себя в высшем обществе. Начиная с манер и этикета, заканчивая правильным подбором одежды и украшений, владением искусством макияжа и умением вести светскую беседу. С этикетом у меня было все в порядке: я махом сообразила, какие вилки для чего используются, словно с самого рождения обедала за столом, на котором возле тарелки лежит пара десятков различных приборов для всех видов блюд. Движения бальных танцев мне тоже казались знакомыми и усваивались легко. Но вот быть сдержанной и надменной, вести себя, как аристократка, мне было сложно. Меня бесила необходимость изображать из себя этакую замороженную рыбину. Даже кроткая и молчаливая слепая монашка не настолько раздражала. Ее задача обычно состояла в том, чтобы быть максимально незаметной, в отличие от светской львицы, у которой бывали диаметрально противоположные цели.

Помимо тренировок для развития физических возможностей, обучение в Школе включало в себя еще целый ряд дисциплин. Были общеобразовательные предметы: мы должны были быть достаточно грамотными и разносторонними людьми. Знание истории и географии были обязательны, так как это могло пригодиться в нашей работе. Кроме того, один предмет мы, девушки, изучали отдельно от парней. Мы его называли “уроками соблазнения”, хотя первое время это были уроки из той области анатомии, где делается особый упор на различия между мужчинами и женщинами. Наша преподаватель, которая представилась, как госпожа Мари Рошер, рассказывала нам о строении половой системы у женщин и у мужчин. На специальных магических муляжах мы могли посмотреть все органы этой системы изнутри. Тогда-то я и узнала, откуда берутся дети. Почему-то у меня до этого в голове было невесть откуда взявшееся убеждение, что от поцелуев. Такое мое предположение, высказанное соседкам на очередных посиделках в нашей комнате с задушевными беседами о парнях, было поднято на смех. Потом я краснела и бледнела, в общих чертах выслушивая весьма откровенные замечания на эту тему. И вот на уроках госпожи Рошер нам не только подробно рассказали про процесс оплодотворения, но и показали его на муляжах. Я чуть не сгорела от стыда и смущения на этом занятии.

– Половой член в процессе возбуждения наполняется кровью, существенно увеличивается в размерах и приподнимается, – менторским тоном диктовала мадам Рошер с таким видом, будто тригонометрическую формулу нам диктует, а не… такое.

Она берет магический муляж того самого полового члена, поглаживает ту его часть, которую назвала мошонкой и член… он и правда увеличивается и поднимается. И вот это должно вмещаться в женщину?! Я смотрела на все это, онемев от страха и удивления. Затем учительница берет муляж женской… э-э-э, кажется, она назвала это вагиной и демонстрирует, как член входит в нее. Интересно, а если не на муляже, а в жизни, оно как?

После того урока я боялась смотреть на приятелей-парней из нашей группы, поскольку глаза мои бесстыжие, хоть и не зрячие, почему-то все время стремились обратиться к тому самому месту и понять, а как оно в реальности-то. Даже надела повязку, которую в Школе обычно не носила, во избежание неловких ситуаций. Кстати, на самом деле мне ничего не стоило посмотреть особенным “взглядом” и увидеть сквозь одежду. Но я очень старалась не делать этого, итак красная, как рак ходила – щеки-то под повязкой не спрячешь.

Кстати, у парней, похоже, тоже какие-то особые занятия одновременно с нами проходили, потому что они после тех занятий тоже смотрели на нас как-то загадочно и смущенно, краснея и отводя глаза.

Помимо строения организма и процесса оплодотворения, на этих уроках нас обучали соблюдать интимную гигиену, предохраняться от нежелательной беременности и болезней, передающихся половым путем.

А на следующих уроках соблазнения мы проходили стадии полового акта, эрогенные зоны как мужчин, так и женщин, нас учили грамотно их стимулировать, даря наслаждение.

Спросите: а кого ж из вас готовили? Нет, не гейш и не того, про кого вы могли подумать. Но некоторым специалистам, скажем так, особого направления, подобные знания и умения были необходимы. К таким специалистам относилась, например, Лиса. Остальным же информацию давали, как полезную для общего развития, аргументируя это тем, что ситуации в работе могут быть всякие и подобного рода умения могут пригодиться в экстренных случаях.

Помимо общих занятий в группе, у меня еще были индивидуальные занятия с самим Мастером. Я училась видеть, и не только то, что видят зрячие люди, я училась видеть скрытое. Так, я могла видеть то, что происходит за стеной или за закрытой дверью, могла перечислить предметы, лежащие на столе, но накрытые тряпкой, прочитать письмо, не вынимая его из конверта. Кстати, в карты играть со мной никто из учеников Школы не садился – это было бесполезно, ведь я прекрасно видела расклад противника. И даже если я убедительно пыталась доказать, что не буду подглядывать, честно-честно, почему-то мне не верили.

На самом деле для того, чтобы увидеть что-то скрытое, мне нужно было посмотреть особым образом, сфокусировавшись на том, что мне нужно увидеть. И слава богу, потому что это ж было бы с ума сойти, если бы информация обо всем окружающем поступала ко мне в мозг автоматически. А сколько парочек, занимающихся всякими неприличными вещами, я видела случайно и как многого я не видела неслучайно – просто старалась не смотреть сквозь двери и стены комнат. Правда, услышать то, что происходит за стеной, я не могла – мое ясновидение распространялось только на зрительные образы. Впрочем, Мастер говорил, что если я буду и дальше заниматься развитием своих способностей, то постепенно можно будет развить и яснослышанье. Но что-то мне не хотелось еще и эту способность обретать – и без того перегруз информацией был.

А память ко мне так и не возвращалась. Иногда я видела какие-то сны с неясными образами, которые не могла толком ни осознать, ни тем более запомнить. Единственный образ из снов, который мне запомнился – это серые глаза и красивая, очень обаятельная улыбка. Чья это улыбка и кто этот мужчина, я понятия не имела. Но что-то скребло в душе от этого воспоминания. Брат? Друг? Для отца больно молод. Просыпаясь после такого сна, я старалась удержать в своей голове этот образ, словно хотела зафиксировать его в памяти, чтобы не потерять. Впрочем, я бы и не забыла его – он запечатлелся в моей памяти довольно четко.

Загрузка...