Смотрю на мир глазами волка

О ЖЕНЩИНЫ

Все же невыразимое наслаждение расслабленно растянуться на нежно-ласковой траве у озера и бездумно наблюдать за лениво скользящими в радужно-синей вышине кудрявыми барашками облаков.

Близкий лес, если закрыть глаза, создавал шум, похожий на далекий рокот прибоя. Правда, морскую иллюзию сводили на нет терпкие запахи сочившейся на солнце сосновой смолы и давно созревшей земляники.

Впрочем, именно за подобными ароматами и величаво-вековым спокойствием уральской природы я забурился в Верхнюю Сысерть. А соленым запахом черноморского побережья пусть дышат туберкулезники и индивиды, которым не обрыдло еще плавать в людской клоаке, именуемой общепитом и гостиницей. Ни к той, ни к другой категории я, к счастью, не принадлежал.

Снял вчера рубленый одноэтажный домик на окраине деревни в паре минут ходьбы от озера Сысерть и почувствовал себя настоящим Робинзоном. За полным отсутствием потерпевших крушение кораблей, служивших Крузо бесплатной базой снабжения, мне пришлось привезти с собой целый багажник разнообразных вещей, чтобы запастись всем необходимым для неголодного и сравнительно комфортного существования вдали от городской цивилизации с ее надоедливо-вечными проблемами.

Где я анахоретствую, знал только Цыпа, доставивший меня на место. Пообещав навещать каждую неделю, он еще вчера дисциплинированно отбыл обратно в Екатеринбург продолжать блюсти разветвленные интересы нашей многопрофильной фирмы.

Глядя на задумчиво-плавное движение небесных туманностей, я невольно задремал, убаюканный тихим покачиванием верхушек корабельных сосен и ненавязчивым говором воды, игриво плескавшейся о берег.

Почему-то приснилась ожившая картина Боттичелли «Рождение Венеры». Сначала, когда увидел забурлившую на середине озера воду, подумал, что сейчас высунется из глубин голова какого-нибудь препротивного чудища, но на поверхности появилась белокурая девушка, как в кресле сидящая на волне, быстро несущей ее к берегу.

Через мгновение живая копия Венеры уже выходила из воды. Впрочем, некоторое существенное отличие от оригинала бросалось в глаза. Нарисованной богине было чем прикрыть ослепительную наготу — водопадом роскошных волос, а у этой буквально все оказалось на виду, так как короткая прическа «под мальчика» ничем в этом смысле ей помочь не могла. Правда, данная милая пикантность нисколько не смущала деву, широко распахнутыми небесными глазами изумленно смотревшую на меня, как на неразрешимую загадку природы.

— Чем могу служить, мадам? — бодрячески-молодцевато тряхнул я головой, глуповато уставясь на ее восхитительные прелести.

— Ничем, к сожалению, — ответило странное создание. — Услуги от тебя, Женя, не облегчают, а умножают ношу.

— В каком смысле? — удивившись, я сразу потерял интерес к шелковистым колечкам рыжих волос на ее лоне.

— Сам поймешь. У тебя есть еще время, — грустно улыбнулась чуть припухшими губками богиня и растаяла в пространстве.

Очнулся я с сильнейшей головной болью — видно, воспользовавшись моей беспечностью, полуденное солнце огрело меня по башке своей лучистой дубинкой.

Пришлось срочно искать спасение в воде. Несколько раз глубоко нырнув до самого скользко-илистого дна, получил, наконец, искомое облегчение.

Надев свою летнюю робинзоновскую униформу — джинсовые шорты и легкую голубую безрукавку, бодро направился в личный форт — деревенскую избушку, на краю заросшего бурьяном оврага.

Кроме загара непосредственное общение с матушкой-природой дарит также зверский аппетит. Посему, придя домой, первым делом включил электроплитку. Водрузив на нее чугунную сковороду, занялся приготовлением нехитрого спартанского обеда, состоящего из говяжьей тушенки и картошки. Последней в подполе был приличный запас, которым хозяйка дома, прощаясь, щедро разрешила пользоваться. Правда, должен признаться, отстегнул ей за месяц столько, сколько берут за этот же срок в Минеральных Водах. Подозреваю, что она и уехала на юга, а не навестить дочку в соседнюю Тюменскую область, как говорила. Впрочем, вечная моя мнительность частенько с действительностью не имеет ничего общего.

Жареную картошку с мясом запил баночным мандариновым соком, стоически заставив себя демонстративно-равнодушно отвернуться от коробки с коньяком «Матр», призывно подмигивавшей мне из угла комнаты. Все-таки я забрался в эту тьмутаракань, чтобы укрепить на деревенском воздухе здоровье, а не рисковать им, постоянно прополаскивая в огненной водице. Пусть даже и высшего качества.

Покончив с обедом, решил прогуляться по живописным окрестностям. Благо, солнце, пройдя свой полуденный пик агрессивности, уже не жгло, а ласково грело.

Кроме того, тем, кто не собирается к сорока годам смахивать на откормленного на убой бычка, моцион после еды просто необходим.

Здешние места мне были неплохо знакомы. В юности несколько раз приезжал в дом отдыха «Теремок», построенный в близком соседстве с озером, прямо в лесу.

Туда и направился, желая вволю предаться ностальгическим воспоминаниям, мягкой кошачьей лапкой задевавшим какие-то струнки в душе. Почему-то воспоминания детства и юности часто всплывают на поверхность моего сознания, вызывая чувство умиления и какого-то мудрого спокойствия. А может, я банально старею.

Усыпанная павшими сосновыми иголками тропа приятно пружинила под ногами, иногда взрываясь треском раздавленной еловой шишки. Не тропка, а минное поле. Прямо, как моя жизнь. На первый взгляд, легкая и приятно-беззаботная, а на деле, куда ни плюнь — сплошь мины-ловушки и волчьи ямы.

Скоро показался «Теремок». Своим названием трехэтажное деревянное строение было обязано тому, что являлось старательной попыткой скопировать сказочное жилище мышки-норушки. Такие же резные наличники окон и дверей, чудные мини-балкончики в виде башенок и зубчатые мансарды. На красной черепичной крыше гордо-весело покручивался флюгер-петушок.

На солнечной лужайке перед домом были расставлены шезлонги, сейчас пустовавшие. Лишь на одном сидела белокурая молодая женщина, углубившись в чтение какой-то книжицы. Высоко задравшаяся светлая мини-юбка открывала стройные загорелые ножки вплоть до симпатичных розовых трусиков. Я вмиг забыл о ностальгии.

— Милая барышня, вы грубейшим образом нарушаете главное условие полноценного отдыха! — Я примостился на соседний шезлонг, изобразив на лице искреннюю озабоченность.

— Какое? — Блондинка подняла удивленные глаза, полные незамутненной небесной сини.

— Бог мой! — вырвалось у меня. — Я вас сегодня видел во сне!

— Неужели? — Девушка несколько снисходительно улыбнулась чуть припухшими очаровательными губками и закрыла книжку, заложив ее пальчиком. — Так какое такое правило я нарушаю?

— Самое основное! — заявил я, пытаясь незаметно определить через одежду, совпадают ли другие параметры ее тела с виденными мною во сне. — Отдыхающим женщинам категорически запрещается забивать головки книжными философическими премудростями, вызывающими тоску и пагубную склонность к мировой скорби. Это же утверждает и библейский Экклезиаст: «Умножая знания, умножаете вашу скорбь».

— Ерундистика! — Блондинка тряхнула по-мальчишески короткой прической. — И потом, это всего лишь лирические стихи.

— Разрешите взглянуть? — Я взял у нее знакомую тонкую книжицу и прочел имя автора. — Виктор Томилов. «Письма к любимой».

Открыв страницу наугад, вслух продекламировал:

— Между прочим, мы с автором знакомы, — сообщил я, не уточняя, что Виктор совсем недавно освободился из исправительно-трудовой колонии, а его бзик на поэзии объясняется частыми приступами сентиментальности, свойственной большинству профессиональных убийц. — И как, нравятся вирши?

— Очень! — Девушка глядела на меня, как на гуманоида с планеты Феникс. В холодном взгляде мелькала заинтересованность. — Они искренние. Сейчас это такая редкость! А вы тоже поэт?

— Бог миловал! — Я усмехнулся. — Правда, балуюсь прозой дец… немного. Для души, чтобы развеяться от однообразия буден. Я коммерсант. В сфере индустрии развлечений.

— Как интересно! Это разные театрализованные шоу?

— Да, — вполне, по-моему, честно подтвердил я, посчитав, что номер стриптиза Мари можно, пусть и с некоторой натяжкой, отнести к театрализованному шоу. Сомнительного, впрочем, характера, с точки зрения общепринятой морали.

Через какую-то минуту, легко опрокинув последний бастион холодности, мы, представившись друг другу, уже весело болтали, вращаясь на орбите эстрадно-театральных тем. Нам вторил радостный щебет невидимых в ветвях деревьев беззаботных пичуг, мудро напоминая, что жить нужно только настоящим мгновением, не ломая напрасно голову о вчерашнем и завтрашнем дне.

Со стороны озера потянуло прохладой. Затупившиеся за день солнечные стрелы были уже не в силах справиться с ней.

Вика зябко передернула плечиками.

— Уральская погода тоже блещет остроумием, — сказала девушка, в ненавязчивой форме по достоинству оценив мои способности. — В первой половине дня жара, а во второй, хоть свитер натягивай. Вы, Женя, наверное, столь же легкомысленны и непостоянны?

— Я не повеса, — заверил и, не утерпев, соврал. — К тому же однолюб.

— Это в том смысле, что одновременно у вас двух любовниц не бывает? — в лучистых глазах Вики прыгали насмешливые бесенята.

— Ваш юмор усыпан шипами! — улыбнулся я. — Шуточки, по ходу, на муже оттачиваете? Угадал?

— И совсем нет! — На лицо собеседницы отчего-то набежала легкая тень. — Знобит… Пойду, пожалуй, к себе в номер. Провожать меня совершенно излишне!

— Когда буду иметь счастье… — начал я.

— Завтра. В это время я обычно здесь, — не слишком тактично прервала блондинка. — Так что, если возникнет сильное желание продолжить беседу…

Вика легко поднялась и покинула меня, даже ни разу не оглянувшись.

На шезлонге осталась сиротливо лежать забытая книжечка лирических стихов.

Сунув ее в карман, отправился восвояси, размышляя, что же так внезапно испортило моей новой знакомой настроение.

Многоголосый петушиный крик, на все лады приветствовавший приход нового летнего дня, заставил меня недовольно открыть глаза. За окном только-только начинало светать. В серой дымке проступал близкий лес, по земле стлался сиреневый туман, скапливаясь в оврагах и низинах.

Жаль, что я не любитель рыбалки. Наверняка, сейчас на озере самая поклевка в разгаре.

Спать больше не хотелось. Облачившись в спортивный шведский костюм, собрался, было, совершить личный подвиг — заняться физзарядкой, а может, даже пробежаться вокруг избушки, но тут же передумал, успокоив свою совесть мыслью, что тренировать интеллект не менее важно, чем тело.

Открыл стихотворный сборник Тома и попытался разобраться, чем эти вирши подкупили Вику.

Захлопнул книжку и закурил «родопину». Бесполезно. В стихах я полнейший профан. Что в этом может нравиться молодой обаятельной женщине — неразрешимая загадка. Вряд ли рифма. «Урока-упрека» к литературным находкам, скорее всего, отношения не имеет ни малейшего.

Выудив из кожаного «дипломата» толстую амбарную тетрадь, тоже попробовал заняться сочинительством, но творчество не клеилось, и я бросил это дохлое дело до лучших времен.

Мои мысли, а вернее помыслы, были направлены на идею активного продолжения знакомства с красивой обитательницей «Теремка». С дальнейшим логичным перерастанием прозаически-товарищеских отношений в любовно-постельный роман.

Необузданное буйное воображение услужливо-нахально рисовало мне такие красочные иллюстрации к потенциальному роману, что я вынужден был сунуть голову под рукомойник, чтобы приструнить не в меру разыгравшуюся фантазию холодной водицей. Заодно умылся и почистил зубы. Как говорится, нет худа без добра, а то я, признаюсь, иногда забываю про эти, обязательные для джентльмена, утренние манипуляции. Этой забывчивости есть, хоть и слабенькое, но оправдание — просыпаюсь обычно уже во второй половине дня.

Прошвырнулся до озера. Купаться желания не было. Просто посидел на бережке, разглядывая от скуки немногочисленную отдыхающую публику. Преобладали здесь гости из города, приехавшие целыми семействами на личных авто, чтобы урвать у лета кусочек загара и глоток экологически чистого кислорода. Деревенские на берегу практически отсутствовали, наглядно подтверждая истинность пословицы: «Что имеем — не храним».

Когда маленькая стрелка «Ролекса» победно переползла цифру двенадцать, я, сбросив с себя истому, навеянную солнечной ванной, бодро зашагал по тропке, ведущей к «Теремку».

Сегодня-то я не позволю тамошней симпатичной мышке-норушке так легко скрыться в своем номере-цитадели. Все-таки азарт охотника у меня, видимо, в крови.

Вика сидела в шезлонге на прежнем месте в обществе какой-то бочкообразной татарочки лет тридцати пяти. Вежливо раскланявшись, я пристроился к их компании, с любопытством разглядывая сверх меры упитанное лицо незнакомки с неприлично пробивающимися на верхней губе усиками.

— Гульнара, моя подруга и коллега по работе. Номер на двоих снимаем. А это Евгений, отдыхающий от суеты коммерсант с литературными отклонениями, — представила нас друг другу Вика, озорно сверкнув на меня своими чудными глазками-озерами.

— Я рада знакомству, — басисто проворковала женщина-бочка, кокетливо одергивая на мясистых коленях цветастый сарафан.

Не зная, как реагировать на данное наивно-идиотское заигрывание, я лишь неопределенно хмыкнул в ответ.

Меня очень беспокоило подозрение, что появление на сцене усатой Гульнары далеко не случайно и что таким незамысловатым способом Вика просто решила надежно отгородиться от моих неприкрытых притязаний на углубление наших, шапочных пока, отношений. И это невеселое предположение имело под собой косвенное доказательство — коллега Вики явно не спешила оставить нас наедине, вдохновенно рассказывая мне скучнейшие детали их с Викой работы в вычислительном центре научно-исследовательского института. Единственно полезная информация, которую выудил из болтовни Гульнары, — это то, что Вика замужем за начальником их отдела Михаилом Константиновичем. Ну, а тот факт, что сама она незамужняя, Гульнара могла и не сообщать. Я просек это сразу же, при первом взгляде на нее.

— Наступило время обеда, — прервала Вика, к моему огромному облегчению, словоизвержение подруги. — Женя, вы составите нам компанию?

— С большим удовольствием! Куда прикажете эскортировать?

— Тут рядом. Кафе «Плакучая ива» знаете?

— Несомненно. Это на берегу. Но ведь там подают только шашлыки. Забегаловка армянам принадлежит. Беженцам якобы.

— А мы неприхотливы, — Вика взяла под руку подружку. — Верно ведь?

— Конечно. Домашние разносолы дома надоели, — согласно закивала та. — А в шашлыке, к сведению непосвященных, есть буквально все необходимые для организма витамины. Про калории даже упоминать нечего.

— В таком случае, уговорили! — Я рассмеялся. — Давайте понесем наши организмы для экстренного принятия витаминно-калорийной гаммы!

«Плакучая ива» была раскинута прямо на пляже. Состояла из брезентовой шатрообразной палатки — видимо, там располагалась кухня, и дюжины деревянных столиков под открытым небом. Кресла скромно заменились табуретками. Кафе функционировало только в рентабельный летний сезон, и посему всякие комфортные излишества армяне, видать, посчитали неоправданной роскошью.

Мы с Викой заказали по две порции шашлыков, а Гульнара целых три. Теперь понятно, откуда у нее такая чисто слоновья комплекция.

Запивали жареную баранину, за неимением лучшего, портвейном.

Я поискал приличный способ избавления от назойливого присутствия подруги Вики. Придти к нужному мне знаменателю с очаровательной блондинкой можно только наедине. Но ничего путного сразу в голову не приходило. В конце концов остановился на решении пожертвовать сотню долларов какому-нибудь ловеласу-альфонсу, чтобы тот приударил за Гульнарой и увлек за собой куда подальше. В кусты хотя бы.

Для этой малопочтенной цели стал присматриваться к мужской половине публики. Лагерные годы лучше любых разведшкол учат с первого взгляда определять, «кто есть ху» и чего стоит на самом деле, без фальшивой упаковки красивых манер и заграничного прикида. Как точно сказал русский классик: «глаза — зеркало души».

Обладатель крайнего слева столика старательно прятал свое «зеркало», низко склонившись над тарелкой. А может, он просто слишком сутул? Из скучающего любопытства я не сводил с него взгляда, ловя момент, когда тот, наконец, поднимет голову.

Ждать пришлось недолго. Тип всего лишь на мгновение встретился со мной глазами, и тут же опять склонился над давно пустой тарелкой. Но мне этого оказалось вполне достаточно, чтобы узнать Карата, одного из боевиков-охранников ночного стриптиз-клуба «У Мари». Я сам лично принимал его на работу всего с месяц тому назад.

— Прошу прощения, милые дамы, но я вынужден вас на минутку покинуть — случайно повстречал старинного приятеля.

Я решительно направился к Карату и легонько постучал, словно в дверь, согнутым пальцем по его черноволосой макушке.

— Позвольте нарушить ваше гордое одиночество, господин Карат? Как это вы здесь вдруг очутились? Ветром надуло?

— Здравствуйте, Евгений Михайлович! — удивительно, но, казалось, Карат испытывает искреннее облегчение от того, что обнаружен. — Вы не сердитесь…

— Можешь не продолжать! — Я уселся напротив него. — Тебя Цыпа прислал? Меня охранять?

— Ну да. Мало ли что… Он не знал, как вы отнесетесь и потому велел не светиться. Незаметно вас страховать.

— Ну, Цыпленок! — Я не знал, сердиться мне на заботливого соратника или хвалить его. — Ладно! С ним я разберусь потом. Где ночуешь?

— В овражке рядом с вашим домом. У меня там шерстяное одеяло спрятано. — Карат как-то смущенно улыбнулся. — Вы не станете возражать, если я в сарайку переберусь?

— Замерзаешь под открытым небом?

— Да нет. Собаки бродячие одолели. Сегодня ночью еле сдержался, чтоб не шмальнуть по ним. Оборзели вконец!

— Ты подкован, значит? — Я кивнул на его пиджак, чуть оттопыривавшийся с левого бока.

— Ну да. Само собой. Пистолет-пулемет Стечкина.

— Ладно. Можешь ночевать в сарае. А сейчас у меня к тебе ответственное задание. Если срастется — получишь премию. Слушай сюда. Познакомлю тебя вон с той толстушкой чернявенькой. Позаигрывай с ней и уволоки куда-нибудь к черту! Она мне мешает.

Когда мы направлялись к нашему столику, Карат огорошил меня уточняюще-деловым вопросом:

— Под несчастный случай работать? Или просто можно кокнуть?

— Ты не понял, братишка! — Я взял его за локоть и децал сжал для большей доходчивости. — Мешает она мне совсем в другом смысле. Тебе надо лишь сыграть роль галантного кавалера. Усек?

— Угу! — буркнул Карат, растирая свою пострадавшую руку. — Так сразу бы и сказали!

Женщины с любопытством разглядывали моего визави, по достоинству оценив его атлетическое телосложение и трогательный детский румянец на щеках. Объяснять дамам, что румянец этот вызван не их прелестями, а смущением, что он чуть было ошибочно не «кокнул» одну из них, я счел нецелесообразным.

— Познакомьтесь. Это Николай, мой коллега по бизнесу. А это Вика и обворожительная Гульнара.

Карат, знакомясь, раскланивался и расшаркивался, как заправский ухажер, а Гульнаре даже поцеловал ручку чуть выше запястья. Я подумал, что сейчас она влепит ему оплеуху, но, оказалось, совершенно зря беспокоился. Довольная Гульнара лишь басисто хихикала, принимая все за чистую монету и щедро одаривая Карата возбужденно-многообещающими взглядами темно-карих, подведенных зеленой тушью глаз.

Вика, по всей видимости, тут же разгадала мой простенький заговор и с насмешливым любопытством наблюдала за развитием событий.

С обедом тем временем было благополучно покончено. Только что состоявшееся знакомство Николы с Гульнарой стремительно переросло уже в доверительно-дружеские отношения. И не мудрено, подружка Вики явно готова была клюнуть на любого плюгавого мужичонку, не то что на спортивного тридцатилетнего Николая.

Я щедро расплатился за всех, не принимая во внимание слабые попытки моих спутниц возражать, и поднялся из-за стола.

— Смею предложить вам, Вика, прогулку по берегу озера. Послеобеденный моцион полезен для оптимистичного восприятия скучной жизни.

— А как же правило? После сытного обеда, по закону Архимеда… — глаза блондинки искрились лукавым весельем.

— …полагается поспать! — закончила за подругу глупая Гульнара и рассыпалась дробным смехом, больше похожим на кудахтанье курицы.

Николай солидарно-старательно подхохотнул и воззрился обожающим взглядом на пробивающиеся черные усики своей пассии. С проскальзывающими нотками страстной нежности, спросил обеспокоенно:

— Неужели, милая Гуля, ты жестоко покинешь меня ради банального сна?

— Что же делать? — кокетничала та. — Привычка — вторая натура.

— Но ведь можно, при желании, соединить полезное с приятным! — с придыханием поделился свежей идеей Никола, перемещая вожделенный взгляд на выдающийся двугорбый бюст татарочки.

— Это в каком смысле? — непонимающе захлопала Гульнара своими длинными, явно приклеенными, ресницами.

— В прямом! — бесстрашно заявил пылкий поклонник. — Сон — это полезное, а я — приятное…

— Ах ты, негодник! — Гульнара погрозила Николаю сосискообразным пальчиком и радостно добавила. — Ни стыда в тебе, ни совести! — По счастливо рдевшему лицу толстушки было очевидно, что данное обстоятельство ее весьма даже устраивает.

— Кажется, Женя, мы с вами здесь уже лишние! — с улыбкой заметила Вика и взяла меня под руку. — Гуля, будь умненькой и благоразумненькой! Николай, сразу видно, опаснейший сердцеед!

Звонко рассмеявшись, Вика увлекла меня на тропинку, ведущую к озеру.

При малейшей возможности, в узких местах я вежливо пропускал Вику вперед, чтобы лишний разок полюбоваться стройными загорелыми ножками и соблазнительными ягодицами, волнообразно перекатывающимися при ходьбе под тугой мини-юбкой.

Я, признаться, не большой мастак по части ухаживаний за девушками. Просто опыта маловато. С ранней юности начал кувыркаться по особой части уголовного кодекса, а в тюрьмах и лагерях с женским полом напряженка. Есть, правда, женщины контролеры, но попробуй-ка позволь с ними что-то лишнее — вмиг закоцают в наручники и сунут в карцер охолонуть.

Основной мой козырь в общении со слабым полом — голос, а точнее, его тональность. Давно заметил, слушая меня, женщина постепенно впадает в прострацию, даже в транс. Голос завораживает ее, как дудочка фокусника кобру. И совсем не важно, о чем именно говорить. Главное не молчать. Наверно, правильно кем-то подмечено: женщины любят ушами.

Однажды, помню, я решил разобраться с секретом своего баритона и записал себя на стереомагнитофон. Но сколько ни вслушивался потом в магнитную ленту, ничего волнующе-таинственного в голосе не обнаружил. Наверно, из-за того, что у мужчин совершенно иное, чем у женщин, восприятие, другая нервная конституция. К примеру, если хочешь заставить мужика заглохнуть и не рыпаться, надо просто врезать ему по физиономии. А попробуй ударь бабу — визгу не оберешься! Или вот еще любопытный научный факт. Доказано: мужчина больше боится при угрозе пистолетом, а женщина — ножом. Такая вот странно-разная психология. Сплошные шарады у проказницы-природы, куда ни плюнь.

— Женя, а почему вы обручальное кольцо не носите? Или, как все, на время отпуска просто снимаете?

— Вдовец, — я соврал без зазрения совести, так как не считаю ложь слабому полу за особенный грех. В конце концов, что такое женщина? Всего лишь ребро доисторического мужика Адама.

— Жена в автокатастрофе погибла. Два года назад, — продолжал я развивать мысль в нужном накатанном направлении. Ведь не секрет, что сочувствие — родная сестра нежности.

— Ой, простите, Женя, я не хотела сделать вам больно.

— Ничего. Вы же не знали, — мой глубокий тяжкий вздох должен был ввергнуть Вику в бездну раскаянья. — Да и зарубцевалась уже рана. Перестала кровоточить. С трудом, но жизнь берет свое… Тем более, что детей у нас не было. Не успели просто. Всего через месяц, как поженились, беда пришла.

Вика надолго замолчала, обычная ее лукавая насмешливость сменилась задумчивой печалью. Я даже забеспокоился, не ошибся ли в выборе метода сближения? Депрессивное настроение партнерши меньше всего способствует радостям беззаботного флирта.

— Предлагаю с этого момента перейти на «ты», — с чувством заявил я, стараясь сбить Вику с минорной ноты. — Принципиальных возражений нет?

— Как хочешь, Женя, если только это ни к чему меня не будет обязывать, — равнодушно согласилась моя спутница, продолжая думать о чем-то своем.

— Кстати, милая Вика, я где-то слышал, что, если поделиться заботой с ближним, она становится не так тяжела… К тому же, если проблема как-то связана с финансами, я с удовольствием выручу…

— Спасибо, Женя, ты очень добр. Но денежные вопросы меня сейчас волнуют наименьшим образом. Видишь ли, когда ты рассказывал о своей несчастной жене, я ей позавидовала…

Совершенно сбитый с толку, я даже остановился, вдруг заподозрив, что блондинка просто насмехается надо мной.

— Да! — с ударением продолжала Вика. — Я на самом деле завидую ей черной завистью!

— Но почему, боже ты мой? — не выдержал я.

— Потому, что она была очень счастливая женщина! Ее искренне и горячо любили! И пусть она трагически погибла, но все-таки успела испытать радость взаимной настоящей любви. Это дается судьбой так редко!

— Вас, похоже, сильно обижает муж, — догадался я. — И вы его не любите?

— Я ненавижу его! — на чудные глазки Вики навернулись слезы. — Кобель проклятый! Ведь за каждой юбкой готов увиваться! В нашем институте на меня без жалости уже не смотрят! Все же на виду… Это так унизительно! Подонок! Хватило бы сил — убила бы!

— Он недостоин ваших слез! — сказал я, пытаясь нежно-ласково, но настойчиво привлечь обворожительно-бесподобную в гневе блондинку к своей груди, чтобы успокоить и приободрить. Как положено истинному джентльмену в подобной ситуации.

— Ты не коммерсант, а настоящий бандит! — заявила Вика, как обухом огрев меня этими словами.

— Что такое?! — я даже выпустил ее восхитительную талию из рук.

— Только бандит может пытаться овладеть женщиной, пользуясь ее горем! — сквозь слезы улыбнулась Вика, одергивая на себе сбившуюся легкую кофточку.

Мне, по ходу, никогда не удастся разобраться в движениях женской души. Настроение блондинки менялось, на глазах. Она уже весело-заразительно смеялась! Знаю, что красивые девушки часто экзальтированы, но не до такой же степени!

Не выдержав, я тоже рассмеялся, ощущая себя полнейшим идиотом.

Мы еще долго бродили по берегу Сысерти, упражняясь в пикировке, словно две соперничающие в остроумии команды КВН. Волю рукам я больше не давал, был скромен, как монах, опасаясь возвратной реакции. Если в первый раз при моем прикосновении она от слез перешла к смеху, то при втором вполне может произойти наоборот. Наверно, психосостояние женщин чем-то похоже на кнопочный выключатель…

Когда стало темнеть, простились, условившись о полуденной завтрашней встрече.

Печально, но факт — очаровательная обитательница «Теремка» снова унесла от меня свои прелести невредимо-нетронутыми. Но не овладевать же ею силой? Может не понять.

Возвращался в свою избушку, мысленно разрабатывая тактику завтрашней атаки. Если она опять не принесет мне вожделенной победы, придется на самоуважении ставить жирный крест.

Спать почему-то не хотелось. Долго сидел за столом у открытого окошка, глядя на спокойный лунный свет, призрачно-холодной ладонью накрывший всю местность вокруг.

Читал где-то, что полнолуние действует на рожденных под знаком Рыб возбуждающе-тревожно. Ерунда. Я разглядывал лунное лицо, совершенно не ощущая никакого дискомфорта.

Так как свет в комнате я не зажигал, то сразу засек темную горбатую тень, выбравшуюся из оврага и, не таясь, зашагавшую к моей избушке.

Это был Карат. На спине он нес рюкзак, должно быть, с одеялом. Когда телохранитель уже готов был нырнуть в дверь сарая, я тихо свистнул, привлекая к себе внимание.

— Зайди, Никола, составь компанию. Не спится что-то.

Чтобы стол выглядел гостеприимно, выставил бутылку «Матра» и сковородку с остатками жареной картошки.

— Включи свет и волоки из кухни стаканы, — сказал я неловко топтавшемуся в дверях Карату, распечатывая алкогольную емкость.

Заглотив полстакана огненной янтарной жидкости, я немного оживился. Слабая сорокаваттка под небеленым потолком уже смотрелась почти праздничной люстрой, и даже каменно-застывшее лицо профессионального убийцы напротив показалось вдруг по-домашнему свойским и человечным.

— Давно собирался спросить, Карат, откуда у тебя такая кликуха? С драгоценными камешками как-то связано? — поинтересовался я, наливая в граненые стаканы по второй порции.

— Нет. Карат — сокращенное от каратист, — немного смущенно улыбнулся боевик.

— Вот в чем дело! — Мне стало весело. — Ясненько! Кто ж тебя этак окрестил?

— Жора Интеллигент.

Мое веселье как рукой сняло. Нет, все же, шарик маленький. И все в нем странно взаимосвязано и переплетено.

— Крякнул он в прошлом году от чьей-то пули, — продолжал Карат, не обратив внимания на смену моего настроения. — Выпьем, Монах, за упокой его души. Хоть ты, наверняка, его и не знал.

— Ладно! Давай помянем! — Я поднял свой стакан.

Какая-то идиотская традиция образовалась. Совсем недавно опер Инин предлагал мне выпить за Медведя, теперь Карат за Интеллигента… Случайность? Но Случай, по определению философских мудрецов, не что иное, как Неизбежная Необходимость… Ладно! Видно, не остается ничего другого, как смириться!..

— Ты уже месячишко у меня на службе, — заметил я, чтобы сменить тему. — И что, по кайфу? Сперва-то, помнится, ты наотрез отказался в «кожаные затылки» идти? Верно?

— Ну да, — глухо ответил Карат. — Думал, сам смогу зажигать. В одиночку, согласись, Монах, работать безопаснее и выгодней. Мне, как помнишь, дело тогда Цыпа подбанчил…

— Что-то припоминается! Расскажи, — я щелкнул серебряным портсигаром. — Курни для куража и начинай. Любопытно даже.

— Месяц примерно назад это было… — пыхнув папиросой, Карат уставился стекленеющим взглядом в темное окно. — Оттягивался я тогда в твоем баре «Вспомни былое»…

…Уже третьи сутки Карат отмечал окончание последнего своего срока. Восемь лет прошли, как мгновение и как вечность одновременно.

В башке стлался по извилинам блаженный туман, быстро сгущавшийся благодаря старательным смешениям пива с водкой. Благо, рыжая разбитная барменша, для смеху обряженная в короткий милицейский китель, понимала желания клиентов с полувзгляда и подавала гремучую смесь «ерш» в соотношении один к одному.

Правда, ломала кайф надоедливо-навязчивая мыслишка, что «капуста» на исходе и необходимо подыскивать дело, чтобы выправить финансовое положение.

Карат гнал прочь эту наглючую мыслишку, успокаивая себя тем, что у него в активе еще почти «лимон» — жалкие остатки от родительского наследства. Два года назад, после смерти отца, родная тетка продала деревянный домишко на окраине Екатеринбурга и почтовым переводом загнала ему деньги в зону на лицевой счет. Став миллионером, Карат уже смело смотрел в будущую свою жизнь по ту сторону забора. Он даже начал с интересом почитывать газетку «Коммерсант», прикидывая, куда вложит на свободе личный капитал. Но сумасшедший аллюр инфляции разорил его так же, как и всех прочих рядовых жителей Страны Дураков. В настоящий момент на «лимон» можно было купить разве что приличную кожаную куртку. На инструмент и то не хватит — банальный «ТТ» на оружейном рынке «весит» полтора миллиона рублей.

Почувствовав на плече чью-то тяжелую руку, Карат резко обернулся, чуть не сбив со стола кружки с пивом.

— Не суетись, братишка! Это пока всего лишь я, а не группа захвата! — Монах, усмехаясь, разглядывал опухшее лицо бывшего сокамерника. — Давно откинулся?

— Полнедели, как от Хозяина. Расслабляюсь вот. — Карат покосился на сопровождающего Монаха рыжего верзилу. — Присаживайтесь. Угощаю!

— Упакован, значит? А я, по наивности, помочь тебе собирался. — Монах и рыжий тип по-хозяйски расположились за столиком. — Но угощаю все же я. За счет нашего заведения. Ксюша!

Разбитная барменша, сверкая белыми плавками под куцым капитанским кителем, подплыла к ним и приняла заказ.

На столе мигом появились хрустальные рюмки, черная бутылка «Наполеона» и ваза с очищенными апельсинами.

— Давай выпьем за твое долгожданное свидание с этой непостоянной барышней Свободой! — как всегда излишне-цветасто выразился Монах, поднимая рюмку.

— А как ты помочь мне хотел? — задал Карат волновавший его вопрос. — Материально или…

— Или, или! — Монах с удовольствием разделывался с апельсином, весело поглядывая на сразу поскучневшего Карата. — Постоянную работу собирался предложить. Мне хронически не хватает проверенных кадров…

— То есть — кожаных затылков? Да?

— Верно. Для начала охранником, а дальше — поглядим, на что ты годишься…

— Нет уж, благодарствую! На первое время бабки есть. Осмотрюсь пока, — Карат просто набивал цену, сознавая, что самому ему в этой новой рыночной действительности вряд ли удастся нормально пристроиться, не имея ни начального капитала, ни даже надежного «инструмента». — А сдельной нет работенки?

— Это к Цыпе, — кивнул Монах на рыжего детину, явно теряя интерес к разговору. — Ладушки. Мне пора. Цыпа, подбери нашему другу попроще что-нибудь. Увидимся вечером «У Мари».

Когда Монах вышел из бара, Цыпа неторопливо закурил, разглядывая сидящего напротив уголовника уже оценивающим взглядом работодателя.

— Есть небольшой пустячок в Каменске. За сутки, полагаю, сварганишь. Но одно обязательное условие — клиент должен крякнуть от несчастного случая. Подписываешься? После ликвида получишь тысячу зеленых. Или, если больше по вкусу, в рублях по курсу.

— Черт с ним! Давай адрес клиента и детали.

На следующее утро колеса рейсового «Икаруса» доставили Карата по назначению.

Он шел по кривым улочкам Каменска с приземистыми деревянными домишками, резные наличники и фантастические флюгера которых выглядели странно в контрасте с типовыми пятиэтажными коробками.

Чудом сохранившиеся, покосившиеся церквушки тянулись облезлым золотом луковок к перистым облакам и делали городишко каким-то домашне-уютным.

Вот и цель его поисков — полутораэтажный дом с самодельной вывеской, как он знал, на латыни «Частная библиотека». Пройдя маленький ухоженный дворик, толкнул скрипучую дверь и оказался в полутемных сенях. Несколько высоких ступеней вели ко второй двери, должно быть, в комнаты. Карат вошел и опасливо огляделся — никого. Первая комната, в которую он попал, не имела ничего общего с библиотекой. Только большой старый альбом для фотографий был кем-то забыт на зеленом, обитом бархатом, диване с высокой спинкой. У распахнутых окон притулился допотопный круглый стол в окружении стульев. Из мебели в комнате еще присутствовал массивный комод с ярко блестевшими медными ручками.

— Хозяин! — негромко позвал Карат и услышал над головой чьи-то торопливые шаркающие шаги. Проскрипели ступеньки невидимой лестницы, открылась дверь, и киллер увидел странную личность с взлохмаченными седыми волосами. Это был сухонький, невысокого роста старик с ястребиным носом и умными рыжими глазами. Хищный этот клюв рядом с библейскими глазами выглядел на лице, как случайный чужеродный предмет. На старике был фланелевый халат, из рукавов которого смешно вылезали длинные волосатые руки. Эта комедийная фигура сделала два неуверенных шажка в сторону нежданного гостя и застыла в замешательстве.

— Извините за беспокойство, — Карат отвел глаза. — Виновато недоразумение…

Вдруг старикан повел себя совершенно дико: он всхрипнул и, ринувшись к Карату, грубо схватил того за руки.

— Случилось что-то ужасное? Да? С Оленькой? Скажите правду, умоляю!

— Нет! — Карат с трудом высвободил руки и невольно отступил к двери. — Внизу висит объявление, и я по ошибке принял это помещение за библиотеку.

Позеленевшее лицо старика стало понемногу возвращаться к своему естественному пергаментному цвету.

— Простите великодушно. Нервишки, знаете ли, за семьдесят лет поизносились до безобразия, — он слабо улыбнулся. — А вы попали как раз туда. Здесь моя частная бесплатная изба-читальня. Присаживайтесь, молодой человек!

— А зачем надпись вы на латинском языке изобразили? — не удержался от вопроса Карат.

— Это своего рода стратегический ход, — старик напялил на свой выдающийся нос пенсне, лукаво блеснув толстыми линзами. — Любопытство — великая вещь. Одна из главных движущих сил человечества! Приведу простейший пример. Надпись: «Булочная» — вы равнодушно проходите мимо. Если, понятно, не голодны. Но, прочитав то же самое на иностранном языке, вы, ручаюсь, зайдете поглазеть на примитивные булки и батоны. И будете убеждены, что сподобились узреть что-то необыкновенное. Такова человеческая сущность…

— Выходит, — усмехнулся Карат, — это просто рекламный трюк?

— Не опошляйте. Хотя, реклама, конечно, имеет свое существенное место. Но мы заболтались. Пойдемте, покажу вам мой книжный актив.

План у Карата уже сложился. В комнате было печное отопление. Нужно всего лишь разжечь огонь, закрыть заслонку и окна. Старикан, якобы, задремал на диване и угорел. Но сначала, понятно, надо отключить клиента, пережав децал ему сонную артерию на шее…

Карат протянул к старику руки, прикидывая, как лучше захватить по-цыплячьи худую шею клиента, чтобы не оставить следов в виде синяков.

— Что вы, что вы! Я сам! — Старик явно неверно истолковал это движение и, проворно вскочив со стула, прошествовал в смежную комнату.

Карат, проклиная свою малодушную медлительность, направился следом. Ему с самого начала не очень нравилось задание кончать какого-то божьего одуванчика, а сейчас, на месте, наемник вообще вдруг почувствовал себя совершенной мразотой, которая даже родного папашу за пачку баксов пришьет и не поморщится.

Все стены во второй комнате до самого потолка занимали книжные полки. Тут были полные собрания сочинений Бальзака, Голсуорси, Диккенса, Скотта, Мериме, Куприна, всех трех Толстых и многие другие зарубежные и русские классики. На полках бросались в глаза и пустые гнезда.

Старик печально пояснил:

— Это невозвращенные книги. Мой пассив.

— Может, еще вернут? — предположил Карат, зачем-то глубоко засунув руки в карманы своей джинсовой куртки.

— Сомневаюсь. Там стояли Хаггард, Чейз и Сименон…

— Богатая библиотека. Вы не в книготорге, случаем, трудились?

— Рад, что оценили. Дочка моя, Оленька, тоже высоко ее ценит. А к книжной торговле я никакого отношения никогда не имел, молодой человек! Я самый банальный бухгалтер на пенсии. Впрочем, нет, — добавил он, усмехаясь. — Не простой. Имею честь представиться — Иван Александрович, старший бухгалтер на заслуженном отдыхе.

Пока Карат равнодушно перебирал корешки книг, библиотекарь продолжал монолог, выказав себя большим любителем пообщаться. Пусть и односторонне.

Иван Александрович был коренным жителем Каменска. Заочно окончил экономический факультет института и устроился бухгалтером на заводе, который сам начинал строить. На фронт, как ни пытался обмануть медицинскую комиссию, не пустили из-за никудышного зрения.

Ощущая себя полным идиотом, Карат чинно сидел за столом в первой комнате. Дружелюбно пыхтел, закипая, электрический чайник. Иван Александрович, раскрасневшись от воспоминаний, рассказывал, как он надеялся «обойти с фланга» своего главного врага в медкомиссии — окулиста — схрумкав чуть не кило добытого с превеликим трудом сахара. Сибирские охотники издавна считают, что сахар на несколько часов обостряет зрение.

— Может и так, но не мне, — сказал Иван Александрович. — Да и очень уж вредный председатель комиссии оказался. Кстати, он все еще в Каменске проживает. А вы, Николай, по каким надобностям в нашу провинцию?

— В командировку, — объяснил Карат, не вдаваясь в подробности. — Неудачно скатался. Сегодня же обратно в Екатеринбург.

— Очень сочувствую! — встрепенулся библиотекарь-бессребреник. — А я ничем не могу быть полезен? У меня, знаете ли, много друзей.

— Нет! — Карат не сдержал кривой улыбки. — В данном конкретном случае вы помочь не сможете. Верняк.

Во входную дверь громко постучали, и, не дожидаясь ответа, в комнату вошел высокий человек с чеховской бородкой, в домашней синей пижаме и шлепанцах. В руках он держал потертый чемоданчик-баул. Нереально выглядели его черные вороные волосы, так как по возрасту он был явно старше хозяина дома.

Иван Александрович оживился.

— Позвольте представить вам, Николай, моего личного придворного лекаря Азгара Махметовича Аскерова. Между прочим, это и есть тот председатель комиссии, про которого я рассказывал.

— Нет, уважаемый! Я не твой лекарь, а участковый. По долгу службы вынужденный пользовать вот таких несносных пациентов!

Карату показалось, что гость хотел приподнять отсутствующую шляпу, но вовремя опомнился и, смутившись, поспешил дать объяснение своему домашнему виду.

— Я, извиняюсь, почти неглиже… Дело в том, что мы соседи огородами с моим другом Иваном Александровичем, и я позволил себе эту вольность, не зная, что у него гость. Сейчас схожу и переоденусь.

— Не придавайте таким пустякам значения! — сказал Карат, сам удивившись своей неожиданной манере изъясняться. — Мое правило — не приносить лишних хлопот.

— Хорошее правило…

— Николай, — подсказал Карат.

— Правило замечательное, Николай! Не мешало бы некоторым из присутствующих у вас поучиться. — Врач внимательно посмотрел на Ивана Александровича. — Вид у тебя неважнецкий. Опять на чердак лазил? Покой…

— …нам только снится! — прервал пациент, шуткой пытаясь скрыть свое смущение.

— Давай, давай иронизируй! — решительно взяв руку хозяина дома, чтобы прослушать пульс, строго сказал Азгар Махметович. — И в реанимации юморить будешь?!

— Я себя чудесно чувствую! — защищался Иван Александрович. — Вот чай с молодым человеком…

— Чай?!

— Не с заваркой. Нет. Протертая земляника с сахаром.

— Да? — Участковый врач подозрительно глянул на стол и тут же улыбнулся. — Ну да. Ты ведь, помнится, большой любитель сахара был… Ладно. С вареньем можно. Я тоже не прочь присоединиться. Только потом все-таки обязательно сделаю укольчик. А то через неделю не семидесятилетие твое справлять будем, а, прости господи, панихиду.

Отведав ароматной земляники, Карат вдруг вспомнил далекое детство, когда он бродил по лесу, азартно отыскивая ягодные поляны и складывая сладкую добычу в помятый эмалированный бидон… Настроение вконец испортилось.

Отказавшись от второй чашки чая, Карат пересел из-за стола на диван и начал от нечего делать листать фотографический альбом. Больше всего ему хотелось оказаться сейчас в какой-нибудь пивной. Но он отлично помнил, как однажды давно отец отчитал его: «Уходить из гостей сразу после угощения так же неприлично, как прилюдно испортить воздух!».

На первых листах альбома было фото курносенькой смеющейся девчушки лет трех, с темными бусинками глаз. С каждой новой страницей она постепенно взрослела. Сарафанчики сменила школьная форма и приталенные платья. Исчезли косы, появилась модная прическа. Девочка превратилась в девушку.

— Кто это? — захлопнув альбом, полюбопытствовал Карат.

— Дочурка моя, Оленька, — с нежной отцовской гордостью признался Иван Александрович. — Сейчас в областном центре живет. Актриса! В драматическом театре работает. Но меня, старика, не забыла. С праздниками поздравляет, навещает. Не зазналась!

— Поздравляю с такой достойной наследницей! — Карат решительно поднялся с дивана. — Мне пора. На рейсовый автобус надо успеть.

— Как же так? — совсем по-детски, обиженно всплеснул руками библиотекарь-энтузиаст. — Вы даже книгу не выбрали! Непорядок! А в следующую командировку и вернули бы.

— Нет, не стоит! — Карат осклабился. — Да и, если честно, я ж только из обывательского любопытства заглянул. Иностранная вывеска заманила… Благодарствую за чаек!

— Я провожу гостя немножко, — вдруг заявил Азгар Махметович. — К тому же стерилизатор дома оставил.

Во дворик вышли вдвоем.

— У меня к вам, молодой человек, большая просьба. Но сначала, полагаясь на вашу скромность, должен рассказать о своем соседе. — Азгар Махметович доверительно взял Карата за руку, словно опасаясь, что тот уйдет, не выслушав. — Иван Александрович женат никогда не был. Какая тому причина — гадать не берусь. Но даже мимолетных связей с девушками за ним не припомню. Клинический бобыль! Лет тридцать назад удочерил девочку из местного детского дома. Назвал Олей и носился с ней, как с писаной торбой. Подарками вечно баловал. Чтоб лишний рубль для нее сэкономить курить даже бросил!

— Зачем вы мне все это рассказываете? — удивился Карат.

— Не перебивайте, молодой человек! Уже заканчиваю. После школы Ольга в Екатеринбург уехала поступать в театральное. Пока училась, часто навещала приемного отца. Еще бы! Ведь эта глупая старая образина, прости господи, посылал ей половину зарплаты. Потом приезжала все реже и реже, а последние два года вовсе носа не кажет! Писульками отделывается. К тому же, поговаривают люди, что из театра давно ушла и пьет. Видели Ольгу неоднократно в ресторане «Большой Урал» с разными мужиками. Такой вот невеселый диагноз!

— Все-таки не возьму в толк, к чему вы посвящаете меня в эту банальную бытовую историю? — Карату уже наскучила болтовня назойливого эскулапа.

— От вас, дорогой Николай, зависит жизнь моего друга!

— Откуда вы взяли? — У Карата даже челюсть отвисла от изумления.

— Вы знаете, где я вчера обнаружил Ивана в бессознательном состоянии? Чуть ли не в коматозном! — Азгар Махметович явно разволновался. — На чердаке! Там он хранит детские игрушки и вещи Ольги. И, несмотря на мой категорический запрет, старая образина каждый день туда лазит. Когда-нибудь я найду его там холодненьким! Коли Ольга и на семидесятилетие отца не появится, это произойдет очень даже скоро!

— И вы хотите… — Карат уже просек замысел участкового врача.

— Именно! Вам не составит особого труда зайти в Екатеринбурге к этой неблагодарной эгоистичной особе и популярно объяснить всю пагубность ее поведения для любящего отца, пусть и неродного!

— Хорошо, — подумав, согласился Карат. — Адрес-то хоть имеется?

— Улица Макаренко, сто семнадцать, квартира сто двадцать один. Я весьма надеюсь на вас, Николай! Ваше искреннее доброе лицо, молодой человек, сразу внушило мне доверие. Я разбираюсь в людях!

Карат успел купить билет на полуденный автобус.

Мягко укачиваемый в объятиях «самолетного» кресла «Икаруса», устало прикрыл глаза, размышляя о своих новых каменских знакомых.

«Провинциальные чудаки, — подвел мысленный итог Карат. — Но Ольгу навестить стоит. Добрые дела надо творить хотя бы для разнообразия. Ведь это, наверняка, милая дочурка заказала Цыпе безвременную кончину приемного папаши!»

В Екатеринбурге, подавив сильное желание забуриться в ближайшую пивную, Карат сразу направился по указанному эскулапом адресу.

Отыскал нужный дом в длинной шеренге таких же безликих типовых девятиэтажек. Не доверяя лифту, поднялся на шестой этаж пешком.

Обитая дермантином дверь после звонка открылась сразу же. Правда, надежно придерживаемая массивной стальной цепочкой. На Карата изучающе смотрели глаза, казавшиеся огромными из-за чрезмерно обильного слоя сине-фиолетовой туши.

— Вам кого?

— Привет, Ольга! Я от Цыпы.

Вопросов больше не последовало, что сняло у Карата остатки сомнений в факте знакомства хозяйки с рыжим подручным Монаха.

Освобожденная от цепочки дверь распахнулась, впуская гостя в уютную однокомнатную квартирку. Благоприятное впечатление от дорогой австрийской мебели несколько портил специфический запах всех подобных «гнездышек» — густо приторная смесь парфюмерии, табачного дыма и пролитого на ковер коньяка. Не заглушал эти стойкие ароматы даже мощный воздушный поток из раскрытой настежь балконной двери.

— Присядем, — гостеприимно кивнула Ольга на квадратные пуфики у низкого журнального столика и подала пример, устроившись на одном из них. — Так в чем проблемы? Что вдруг понадобилось от меня господину Цепелеву?

— Пустячок, — Карат старательно всматривался в дочь Ивана Александровича, но ни малейшего сходства между ними не находил, пока, наконец, не вспомнил, что родство их не кровное. Даже поморщился от досады. — Ну да. Цыпа велел уточнить, в какой срок надо сварганить дельце в Каменске?

— Желательно побыстрей, — в глазах Ольги вдруг вспыхнул огонек недоверчивости. — Но мы ведь с ним уже обсуждали этот вопрос… И почему господин Цепелев просто не позвонил? Пожалуй, я сама позвоню!..

Карат равнодушно наблюдал, как рука хозяйки квартиры неуверенно-медленно потянулась к кнопочному телефону на журнальном столике. Подрагивающими пальцами с длинными наманикюренными ногтями Ольга судорожно тыкала в цифровой код, сбивалась и, стараясь не смотреть на незванного гостя, начинала набирать сызнова.

— И откуда такая несусветная невоспитанность? — спросил Карат, опуская ладонь на рычажки аппарата. — Кажется, образованная женщина из хорошей семьи. Артистка, хоть и бывшая! Мы же еще не закончили беседу. Да и Цыпу не стоит по пустякам беспокоить. Он, как наверное знаете, человек деловой и очень занятой!

— Что вы от меня хотите? — взвизгнула Ольга, затравленным зверьком съеживаясь на пуфике.

— Пустячок! — Карат подобрал упавшую на пол телефонную трубку и водворил на положенное место. — Цыпа мне поручил разобраться с вашим любимым папочкой. За что, любопытно, решили его в Сочи спровадить? Даже тысячу гринов не пожалели отстегнуть?

— Какую тысячу?! — справедливо возмутилась щедрая дочка, уже заметно оправившись от испуга. — Я Цыпе две тысячи обещала! Сразу после реализации дома и библиотеки.

— Вот оно что! — усмехнулся Карат. — Выходит, все упирается в банальное наследство? Кстати, статья сто вторая, пункт «а» — умышленное убийство из корыстных побуждений. Верная «вышка». В курсе?

— А ты меня не пугай! Цыпа уж не первый год с делами такими управляется. И ничего. Все шито-крыто. А коли у тебя кишка тонка, нечего под ногами путаться! Или цену набиваешь? А может, даже в долю размечтался войти?! Не выйдет! Не на таковскую напал!

— Ясное дело. — Карат в задумчивости разглядывал кукольно-симпатичное лицо женщины. Проступивший на щеках румянец делал ее лицо девчачье-миловидным и волнующим. — Хоть ты и проститутка, но крутая! Просто найдешь другого киллера. Не остановишься…

— Вот именно! Папаша свое уж пожил! Семьдесят лет, пора и честь знать! А мне надоело под вашего брата стелиться каждый день! Извращенцы проклятые! Вот и ты на мои губы все глядишь. Ведь не о поцелуе, а о минете думаешь!

— Ошиблась ты, детка! — Карат встал. — Пора мне. Давай поцелуемся на прощание!

— Что это вдруг? — Ольга неуверенно поднялась с пуфика. — Ну, может, у тебя другое на уме. Ты, сразу видно, галантный кавалер…

— Еще бы! — Карат притянул к себе мягкое податливое тело. Ольга не сопротивлялась, прильнув к нему высокой упругой грудью и с готовностью приоткрыв влажные губы с блуждающей улыбкой.

Работать с таким клиентом было совсем не сложно — ростом проститутка доходила как раз до плеча Карата. Плотно зажав ее голову под мышкой, киллер сильным рывком дернул резко вправо. Услышав хорошо знакомый слабый хруст сломанных позвонков, выпустил жертву из рук. С мягким стуком безжизненное тело упало на ковер. Сейчас, с неестественно вывернутой головой, Ольга походила на бракованный дамский манекен. Карат старался не смотреть на ее дико вытаращенные пустые глаза и разинутый в немом крике рот.

Правило есть правило. Киллер-профи, при возможности, всегда должен загримировать свою работу под самоубийство или несчастный случай.

Кстати, в этом направлении есть ощутимые успехи. В России количество убийств, по данным МВД, значительно сократилось. Правда, они забывают добавить, что количество самоубийств, несчастных случаев и исчезновений людей возросло многократно. Ну, МВД тоже можно понять — нельзя же вконец перепугать обывателя, честно констатировав, что убийства ежегодно возрастают почти вдвое, но, благодаря высокому профессионализму киллеров, сводки МВД не выглядят слишком уж страшно…

Пришлось взять труп на руки, чтобы не оставить на ковре предательские улики-полосы от волочения. Благополучно перевалив тело через перила балкона, Карат вернулся в комнату. Следовало бы по уму досконально ошмонать фатеру на предмет ценностей, но времени уже не было. Он досадливо поморщился — нет, чтобы сперва спокойно обыскать квартиру, а уж потом выкидывать труп на всеобщее обозрение! А сейчас с минуты на минуту могут нарисоваться соседи или того хуже — менты. По известному закону подлости, они ведь постоянно появляются, когда не надо.

У входной двери чутко прислушался. В подъезде пока было тихо. Стерев с дверной ручки отпечатки, вышел на лестничную площадку. Пользоваться лифтом в данный момент стал бы только дебил. Среди профи таких нет, а которые были — уже расстреляны. Застрять сейчас между этажами — не просто катастрофическое невезение, а расписка в собственном скудоумии и фатальной непредусмотрительности.

Поэтому, стараясь не слишком стучать каблуками, Карат покинул место преступления пешком.

Через полчаса он уже ловил кайф, забурившись в пивную забегаловку под звучным названием «Полярная звезда».

В голову навязчиво лезла мысль, что, если бы он кому-то из коллег поведал про эту совершенно бесплатную свою мокруху, то ему просто бы не поверили. Или еще того хлеще — подняли на смех. Желая отделаться от наглючей мыслишки, Карат поспешил заказать двойную порцию «Кровавой Мэри».

На следующий день, хоть и очень не хотелось, он отправился в «Вспомни былое». Было неизвестно, как отреагирует на невыполнение каменского «ликвида» рыжий детина. Его ясные голубые глаза Карата не вводили в заблуждение. Он таких типов навидался в жизни. В лагерях, в основном. И давно приметил весьма странную закономерность. Обычно такие невинные отстраненно-задумчивые глаза принадлежали самым отпетым и жестоким.

Слабо успокаивало лишь одно соображение — Цыпа, хоть и подписался на дело, но не успел получить гонорар…

Опасности надо смотреть прямо в лицо — рассудил Карат и уселся на самом виду в центре пивной. Для энергичного поднятия тонуса вооружился мощной батареей кружек «Жигулевского».

Хоть и ожидал, но, когда на плечо знакомо-тяжело легла рука, все же вздрогнул. За его столиком по-хозяйски расположились Монах с Цыпой.

— Привет, братишка! — золотозубо улыбнулся Монах. — Все разлагаешься? Не боишься в запой оборваться? Или уже?

— Запоя бояться — лучше вовсе не пить! — ответил Карат и покосился на рыжего детину. — Нынче завязываю. Да и лавэ на исходе. Завтра махну в Каменск на заработок…

— Забудь. Надобность отпала, — равнодушно обронил Цыпа. — Проблемка крякнула вместе с заказчицей. Не везет тебе, Карат!

— Вы о чем? — поинтересовался Монах, закуривая «Родопи».

— Как ты велел, я Карату одно простенькое дельце подбанчил, — стал объяснять рыжий. — Но заказчица, из наших ночных бабочек, к слову, вчерась самовольно в Сочи убралась, выпрыгнув с шестого этажа. Нервишки по ходу протекли. Пила она…

— На «унесенных ветром» сильно смахивает, — заметил Монах. — Колись, Цыпа, где девка солнце тебе заслонила?

— Обижаешь, Евген! — оскорбился рыжий. — Я пальцем ее не трогал! В натуре! Да и зачем? Она же доход нам приносила!

— Выходит, фирма терпит убытки? Почему меня не поставил в известность? — Монах недовольно нахмурился.

— Никаких убытков, — Цыпа уже успокоился. — Последнее время телка не активно подворачивала, заработок шел ниже среднего. По уму, надо было уж давно заменять ее в «Большом Урале». Кандидатура подходящая есть на примете. Так что, все к лучшему.

— Лады! — Монах потерял всякий интерес к теме и повернулся к Карату. — Выходит, ты один пострадал в финансовом отношении. Чем заняться намереваешься?

— Если предложение твое все еще в силе, то я, пожалуй, его приму, — Карат досадливо вздохнул. — В одиночку у меня что-то не больно наваристо получается…

— Вот и ладушки! — Монах поднял палец, подзывая Ксюшу. — Необходимо отметить пополнение в наших рядах!

На столе, как и в прошлый раз, мигом появились хрустальные рюмки, коньяк и апельсины…

…За окошком избушки раннее летнее утро уже энергично рвалось к власти, расстреливая из-за горизонта солнечными трассерами ночное небо. Явно капитулируя перед этим мощным натиском, темное небо с каждой минутой все больше трусливо бледнело.

— Так и очутился я у тебя ка службе, — закончил свою исповедь Карат. — Не раскаюсь в откровенности? Давно хотел рассказать, да случая подходящего все не было.

— Все путем, братишка! — успокоил я. — На твоем месте, по ходу, действовал так же.

Карат открылся мне с новой, совсем неизвестной стороны. Я даже подумал, что уже не смогу относиться к нему как к простому наемнику. Все-таки есть в нем нечто человеческое… Хотя о том, что большинство киллеров-профи сентиментально-романтичны, я знал по себе. И последняя мокруха Карата — наглядное тому подтверждение.

Бутылка «Матра» была пуста. Новую открывать не хотелось. Условные рефлексы — великая штука. С приходом утра меня, как всегда, потянуло принять горизонтальное положение под одеялом.

— Ладно, браток! Было приятно пообщаться. Давай-ка на боковую!

Карат дисциплинированно отправился спать в свой сарай, а я, предварительно заменив спортивный костюм на фланелевую пижаму, с удовольствием нырнул в постель под махровое покрывало.

Надеюсь, в очень скором времени я смогу, наконец, ощутить в интимной близости роскошное тело Вики. В натуре — эта кровать невыносимо широка для одного!

Первая мысль, когда проснулся, была — не прошляпил ли свидание с Венерой, сдуру загостившись у Морфея? Но «Ролекс» показывал всего лишь половину двенадцатого. Видно, меня пробудила собственная мозговая подкорка — ей ведь тоже необходима регулярная подпитка положительными эмоциями. А самый мощный их производитель это радостный секс. Вот милая умница и подсуетилась.

По быстрому перекусив остатками ужина, отправился на свидание к озеру. Будить Карата счел излишним. Если и сегодня назойливая Гульнара нарисуется и будет ломать мне любовный пасьянс, я ее убью просто-напросто! Морально хотя бы.

Вика меня уже ждала, нетерпеливо прогуливаясь на хлипких деревянных мостках лодочной станции. Нынче на обитательнице «Теремка» был надет простенький штапельный халатик с восточным рисунком в виде каких-то каббалистических знаков. Но и в этом дешевом наряде она смотрелась покруче лучших наших девочек, носящих исключительно модельные платья а-ля Кутюрье. Халатик даже привнес образу Вики сильно недостающий ей нюанс — она стала выглядеть более домашней, а если точнее — земной. Может быть, и чуточку доступней — в хорошем смысле слова, без грязно-пошлых наслоений.

Памятуя, что вчера мы случайно опять сбились на выканье, я тут же взял быка за рога, чтобы оперативно занять первую линию обороны, и так уже добровольно оставленную симпатичным противником.

— Милая Вика, как тебе спалось? Ты, признаюсь, не выходила у меня из головы, и я заснул лишь под самое утро. Легко можно догадаться, что и во сне увидел тебя. Но, щадя твою невинность, рассказывать, чем мы с тобой занимались без устали в чудесном сновидении, безусловно, не стану. И не проси! Я же интеллигентный человек, а не сексуальный маньяк! Честное благородное!

Вика, должно быть, несколько озадаченная моим словоизвержением, не сразу даже нашлась, что сказать. Но ликовал я недолго.

— Здравствуй, Женя! Я счастлива, что оставила такой крупный след в твоей душе, — негодница улыбнулась, видно, уже полностью оправившись от моей внезапной атаки и собрав воедино разбежавшиеся поначалу оборонные отряды своего насмешливого остроумия. — Надеюсь, Женя, след мой экологически чистый? Но, на всякий случай, тебе надо вывернуть душеньку наизнанку, и мы вместе внимательно поглядим, не осталось ли на ней грязных пятен. Береженого Бог бережет!

— Ничего страшного! — теперь уже я был вынужден лихорадочно собираться с мыслями. — Накрайняк, выстираю душу в коньяке, и она станет как новенькая! Испытанный неоднократно способ!

— Фи! Так ты, оказывается, всего лишь банальный несчастный алкоголик? — Вика надула губки и брезгливо наморщила носик, выказывая полное неприятие меня как личности и мужчины. Но глаза все же предательски ее выдавали — она еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

— Ладно! — Я вынужден был первым прекратить игру, так как почувствовал себя почти загнанным в тупик. — Сдаюсь! Этим оружием я с тобой больше не сражаюсь. Бесполезно. Чем займемся?

— А ты что предложишь? Впрочем, знаю! Ты хочешь претворять свои мерзко-необузданные сновидения в жизнь! Меня не устраивает, хотя пока не посвящена в детали. Поэтому давай-ка покатаемся на лодке!

— Ну что ж, — легко согласился я. — И простенько, и со вкусом. Прямо, как твой миленький халатик! Купальник, кстати, не забыла?

— Естественно! Неужели, Женечка, ты замечтался до такой безобразной степени, что вообразил, будто я голенькая под халатом к тебе на свидание примчалась? — Вика состроила озабоченную рожицу и приложила пальчик к моему лбу. — Температура, вроде, в норме. Тридцать шесть и шесть. А может, у тебя, Женик, просто приступ белой горячки?

Я уже начинал уставать от ее вечных приколов. В натуре, ведет себя, как девчонка-школьница! Взрослая ведь, замужняя женщина, и должна отлично понимать, что опытный мужчина от нее желает получить кое-что посущественнее, чем шуточки-прибауточки!

— Лады! Кататься — так кататься!

Я выбрал легкую двухместную лодку с жирной желтой полосой по смоляному борту. Авось, хоть желтый цвет, цвет измены, подтолкнет глупую мозговую подкорку блондинки к решению украсить голову ненавистного мужа ветвистыми роговыми отростками?

Не слишком ловко орудуя короткими веслами и все же умудрившись не забрызгать Вику, я выгреб на середину водоема. Солнце стояло в зените, но здесь казалось не так уж и жарко из-за поднимавшейся вверх в виде туманных испарений воды.

Вика, свесив босые ноги через борт в изумрудную воду, беззаботно болтала ими, словно девчонка-гимназистка, впервые вырвавшаяся из-под опеки строгих наставников на природу.

— Искупнемся? — предложил я, чтобы прервать странно затянувшееся молчание. — Какую температуру показывает твой босой барометр?

— Вода — сама нежность! — сообщила Вика, улыбаясь. — Но с лодки нырять не хочу. Что это вон там? Остров, по-моему.

— Как прикажет моя госпожа! — Я налег на весла, взяв курс на небольшой, примерно квадратный километр, островок, симпатично окруженный со всех сторон цветущими плакучими ивами.

«Как зеленые стражники выстроились, — подумалось мне. — Хранят покой своих обитателей». Впрочем, сразу было видно, что островок совершенно необитаем.

Наша лодка, приставшая к пологому песчаному берегу, была единственной.

Ухватившись за якорную цепь, выволок посудину на песок, так как предусмотрительность — главный мой «пунктик». Я же не в курсе, какой интенсивности здесь отливы и приливы.

Единогласно порешили более удобного места не искать. Берег тут был из мелкого наносного песка и являлся естественным натуральным пляжем. От добра добра не ищут, как говорится.

Скинув шорты и безрукавку, я уже собирался лезть в воду, но меня остановила Вика, смотревшаяся в своем голубом купальнике не менее восхитительно, чем обнаженная Венера из недавнего сна.

— Женя, у меня родилась замечательная идея! Ты никогда не бывал на пляжах нудистов?..

— Признаться, нет! — Я был немного сбит с толку.

Что еще выдумала эта экзальтированная особа?

— Я тоже ни разика! А мечтала всегда! Что такое купальник и плавки? Глупая условность, недостойная по-настоящему свободных людей!

— Ты предлагаешь… — Я, опасаясь очередного подвоха, продолжать мысль не решился.

— Ну конечно, Женечка! Мы ведь друзья, и стесняться друг друга — противоестественная ерундистика! Ты как хочешь, а я исполню давнее желание почувствовать себя единым целым с дикой природой!

Не обращая больше на меня ни малейшего внимания, Вика, ни капельки не смущаясь, освободила от купальника тело и преспокойно продефилировала к воде, соблазнительно покачивая той молочно-белой его частью, которую обычно солнечные лучи не ласкают, оставляя эту привилегию мужским рукам.

Излишняя скромность, к счастью, не входит в число моих недостатков, и поэтому, когда, наконец, поверил в реальность происходящего, я, не задумываясь, последовал примеру непредсказуемой блондинки, мигом превратившись в современного Тарзана.

Я отплыл подальше, где вода была не так согрета, как у берега, чтобы децал охолонуть и сбить возбужденное напряжение мужского естества.

Но, когда вышел на берег и увидел загоравшую на животе Вику, все мои хитрые водные процедуры оказались напрасными. Соблазнительно выделявшаяся задница могла возбудить, наверно, и Папу Римского.

— Оказывается, ты вооружен? — притворно испугалась Вика.

О полном смятении моих чувств говорит тот факт, что рука невольно дернулась под мышку, но я вовремя сообразил, что десятизарядный Братишка остался в избушке.

— Ты ошиблась, я не вооружен!

— А ну-ка, подойди ближе. А это что, по-твоему? Между ног настоящая дубина торчит! Или это резиновый муляж? Надо убедиться лично.

Всякие виды приходилось мне наблюдать без малейших эмоций. Но когда нежно-ласковые пальчики блондинки обхватили мой «телескоп» у основания, я невольно вздрогнул и, даже, кажется, покраснел.

— Ложись на песочек. Я знаю, чего ты сейчас хочешь больше всего на свете! Все вы, мужики, одинаковые!

Губки и бойко-активный язычок Вики оказались значительно нежнее ее пальчиков.

— Видишь, какой я грамотный доктор? — улыбнулась влажными губами Вика. — Пяти минут не прошло, а твоя дубина снова стала мягкой и неопасной!.. Признавайся, Женечка, ты это видел во сне?

— Если честно — да, — не смог покривить я душой, все еще находясь во власти острого наслаждения.

— А теперь бежим купаться! Тебя я удовлетворила — теперь моя очередь! Секс в воде — это что-то бесподобное!

Через некоторое время пришлось с ней согласиться. Ощущения описывать даже не берусь — сами попробуйте. Единственный совет — заниматься этим следует на мелководье, чтобы ноги твердо стояли на дне. Кстати, водяной секс кое-чем смахивает на кофе по-турецки. Там, смакуя, перемежают ледяную воду с дымящимся обжигающим кофе. Здесь почти тот же эффект — холодная вода и горячее, ритмично сжимающееся влагалище создают ту же бесподобную разницу ощущений.

Когда, обессиленные, наконец, выбрались на берег и улеглись на песочке, я закурил «родопину» и задумался о женских причудах.

Еще вчера Вика была недоступно далека, а вот уже сегодня мы пылкие любовники. Все-таки жизнь человеческая полна странных неожиданностей, построенных на непонятных парадоксах, Которые, видать, и составляют основу умно-глупого мироздания.

Почему-то вспомнился случай многолетней давности. Тогда я вдруг увлекся собиранием изумрудов. «Левых» и поэтому, естественно, неограненных. Махнул в рудничный поселок под видом отпускника, отдыхающего от городской толкотни. Подцепил в клубе на дискотеке средней свежести бабенку, чтобы не вызывать излишнего любопытства у органов, и поселился у нее на правах ухажера-квартиросъемщика. Целый месяц убил на шляние по пивнушкам, выискивая поставщика. Но либо морда моя не внушала доверия, либо сбыт «левых» камешков здесь был уже отлажен от и до.

Даже старательно доведя хозяйку квартиры до невменяемо-страстной кондиции, попытался через нее выйти на реализаторов или хотя бы одиночек «несунов».

— Женечка! За кого ты меня принимаешь?! Да, я работаю в конторе на руднике, но я честная женщина!

Убедившись в бесперспективности идеи, я решил на следующий день слинять по-английски, то бишь без предупреждения.

Но, по свойственной мне доброте, захотелось оставить о себе хорошую память. У хозяйки постоянно барахлил сливной бачок в туалете. Решил ликвидировать неисправность. Свинтив болты крышки, еще раз убедился, что женщинам нельзя верить ни на грош. На дне бачка, аккуратно запакованный в полиэтилен и перехваченный резинками для волос, лежал увесистый пакет. Когда я его надорвал — на пол сортира посыпались светло и темно-зеленые камешки. Уже ничему не удивляясь, собрал изумруды в свой кейс и, шутки ради, сунул в тайник, так же обернув в полиэтилен, пачку соли — по размерам пакеты были один к одному.

Подобные невероятно-непредсказуемые счастливые случайности тенью преследуют мою личность всю сознательную жизнь.

Впрочем, может, и всех других людей. Не в курсе.

А нешлифованные изумруды я так и не продал, а решил сохранить на «черный день». Хотя, если он все же придет, мне, по ходу, не изумруды понадобятся, а похоронные венки…

Но не будем раньше времени о грустном. Я суеверен до неприличия, и накликать беду могут лишь кретины, к коим я себя ни в какой мере не причисляю. Даже мысль материальна, как доказали ученые…

— Все хорошо в меру! — заявила Вика, вставая. — Еще полчасика, и мы в натуральных негров превратимся! Поплыли обратно. Да и время обеда пришло. А тебе, милый Женечка, необходимо сейчас усиленно питаться, если хочешь быть таким же сильным любовником, как сегодня!

Ну что за люди женщины — все им обязательно надо опошлить! А я уж, как дурак, собирался блондинке в любви объясняться! Все же прав старикан Шекспир: «О, женщины — ничтожество вам имя!» Ну да ладно.

Обратно плыли молча. Вика о чем-то сосредоточенно думала, и я посчитал нетактичным нарушать ход ее мыслей.

По берегу, беспокойно озираясь, разгуливал Карат. Да и понятно, если что со мной произойдет, Цыпа в лучшем случае закопает живьем его в землю. А коли будет не в духе, просто посадит очком на кол.

Помогая причаливать нашу лодчонку, все же не стерпел и высказался:

— Вы бы, Евгений Михайлович, хоть предупреждали об уходе и месте нахождения.

— Ладно! — усмехнулся я. — Будить пожалел. А вместо благодарности — нотации выслушиваю.

— Не сердитесь, Евгений Михалыч. Я же, как лучше, хочу!

— Ладушки! Сбегай-ка в «Плакучую иву» и закажи обед на троих. И быстренько, а то дама проголодалась и готова нас с тобой самих на шашлыки пустить!

Вика скромно-обиженно надула губки, но тут же рассмеялась.

— У тебя черный юмор висельника, Женик!

— Что ж тут поделать? — искренне отозвался я. — Натура вечно нахально напоминает об истинном цвете и состоянии души… Ладно, не будем о грустном!

Эти чрезмерно жирные шашлыки вызывали у меня неприязнь в желудке.

— Может, спалить по ночнику эту забегаловку? — предложил Карат, с полувзгляда уловив мою мысль.

— Не стоит, — решил я. — Мое кредо — живи и давай жить другим. Коли, понятно, эти другие не заслоняют мне солнце. Кстати, что-то Гульнары не видать. Ты с ней ничего не сотворил?

— Как можно, Евгений?! Я ж помню твой наказ. У нас натуральный роман. Сейчас ждет меня в «Теремке» и, наверно, от ревности на стенку уже лезет.

— Нехорошо, брат, издеваться без крайней надобности над слабым полом! Давай-ка быстренько ступай к ненаглядной, а то еще сюда припрется. И не волнуйся. Шпалер у меня в наличии, — соврал я, — в кейсе отдыхает. С двумя полненькими запасными обоймами.

Вика, сама ходившая на кухню выбирать шашлыки, вернулась с двумя шампурами.

— Покушай, Женик! Эти вот не такие жирные.

Запивая белым вином, я смог все же осилить порцию жареной баранины. Карат уже исчез по своим амурно-усатым делишкам, и мы с блондинкой остались за столиком вдвоем.

— Малыш! У меня народилась гениальная идея, — заявил я, почувствовав после вина и мяса мощный юношеский прилив сексуального влечения. — Ты, наверно, думаешь, что книжечка стихов потерялась? Ошибаешься! Я ее сберег для тебя. Она в моем домишке. Приглашаю в гости, а заодно и стишки заберешь. Как моя мысль, поддерживаешь?

Вика понимающе улыбнулась.

— Да. Если сильно хочешь. Стихи, признаться, моя самая глубокая слабость…

— Тогда не будем терять драгоценного времени! Ладушки? Я ведь тоже обожаю стихи…

Чтобы превратить грубо сколоченный стол в избушке в какое-то подобие праздничного, постелил на него свое махровое покрывало и выставил бутылку марочного «Матра». Не имея приличных рюмок, просто вымыл до хрустального блеска граненые стаканы.

— Есть шпроты и сардины в масле. Ты как?

— Нет уж. Я на еду смотреть даже не могу, — улыбнулась блондинка, оценивающе оглядывая мою широкую кровать.

Я мысленно возблагодарил судьбу, что как раз сегодня заменил простыни и наволочку на свежие. Будто предвидел неожиданно ожидаемое посещение блондинки. Жаль, не прихватил из Екатеринбурга кассетник. Сейчас в самый кайф были бы зажигательно мелодичные вскрики-всхлипы магнитной кассеты «Японский секс». Ну, ясно — задним умом мы все гении.

— Пить тоже совсем не хочется! — капризно заявила очаровательная гостья. — Может, Женик, сразу делом займемся?

Нет, Вика, видимо, никогда не перестанет поражать меня своими непредсказуемыми выходками.

Через минуту, уже полностью обнаженная, она стояла передо мной с насмешливым вопросом в ясных голубых глазах:

— Ты так и будешь стоять статуей Аполлона Бельведерского? Мы, кажется, не в государственном музее!

В подобных ситуациях меня уговаривать излишне. Хоть и не довелось служить в армии, но разделся со скоростью горящей спички.

— Что тебе еще снилось ночью? — лукаво поинтересовалась Вика, поглаживая и как бы массируя свои восхитительно упругие груди.

— Если придерживаться сна, то вставай на локотки и коленки. Моя любимая позиция.

— Ну что ж! — легко согласилась блондинка. — Поза хороша, но только, если ты, Женечка, якобы по ошибке, не спутаешь отверстия!

— За кого вы меня принимаете, сударыня? — высокопарно, но неискренне возмутился я, как лорд, пойманный с поличным на краже носового платка. — Все будет путем, как положено!

Гибко изогнувшись, Вика выставила вверх свой замечательный юный зад. Из-за необузданного нетерпеливого желания я поступил неинтеллигентно, предварительно даже не поласкав милую малышку, а сразу введя член в горяче-влажное лоно, живо откликнувшееся ритмичными сокращениями. Обычно я кончаю минут через тридцать-сорок, но Викина восхитительная попка, похожая по форме на сердечко и прелестно вздымавшаяся под моими руками, вызвала мощный оргазм уже через минут десять.

Но, чтобы блондинка не посчитала меня за неблагодарного эгоиста, я, бережно уложив ее на постельку, ласкал-щекотал пальчиком бугорок клитора до тех пор, пока она, не вскрикнув, не застонала в экстазе.

Расслабленно лежали на смятых простынях, страстно обнявшись, как молодожены. В голову лезли разные глупые мысли.

— Малыш, а может, нам пожениться? — поинтересовался я, просто ради проформы.

— Что ты, Женик! Я ведь замужем! — Вика почему-то поспешила переменить тему. — Давай-ка попробуем твою импортную бутылку. На вид она очень даже привлекательна!

Желание женщины — желание неба, — как выразился какой-то старинный ловелас. Посему, натянув пижамные брюки, направился к столу обезглавливать коньячную емкость. Заодно вскрыл и банку шпрот, где-то читал, что шпроты весьма способствуют мозговой активности. А она, при моей опасной деятельности, для сохранения жизни просто необходима.

Вика, не посчитав нужным одеваться — в общем-то в комнате было достаточно тепло — села, слегка поморщившись, на табурет у стола. Правильно ее поняв, я мигом приволок с постели одну из подушек и учтиво-галантно подложил под нее. Такая нежная женская попка не имеет права страдать от грубого прикосновения к шершавым доскам табуретки. Это было бы непростительным преступлением против очаровательных розовых округлостей.

Выпившую всего полстакана Вику почему-то потянуло на слезливость. Некрасиво размазывая по лицу потекшую с ресниц черную тушь, она сразу потеряла свою привлекательность.

— Детка, умывальник с полотенцем в углу, — сообщил я, наливая себе еще.

Вика, не говоря ни слова, направилась по указанному адресу.

Плескалась так усердно и долго, что я уж подумал, не пытается ли она утопиться в умывальнике.

Зато вернулась к столу такой же свеженькой, какой я встретил ее в первую нашу встречу.

— Я не шлюха! — неожиданно заявила блондинка, удивив меня своей категоричностью. — Думаешь, раз переспала с тобой, то такая же потаскуха, как и все? А вот и нет! Просто я за честное равноправие! Раз мой муженек спит с кем попало, то почему я не могу? А вот ему назло с сегодняшнего дня пойду по рукам! Имею право!

Противоречить пьяной женщине — себе дороже.

— Имеешь, маленькая, имеешь! — усмехнулся я, наливая ей снова. — Давай выпьем за эмансипацию! Я всегда симпатизировал женской борьбе за равноправие с деспотами-мужиками!

Вика залпом выпила и даже для приличия не притронулась к закуске.

Мое мнение — убежден, что алкоголь ежегодно уносит жизней человеческих на несколько порядков больше, чем все пули и финки нашего брата…

— Представь только мое положение! — продолжала изливаться Вика. — Кормлю его исключительно свеженьким с рынка, чуть не пылинки с него сдуваю! И что? Ни капельки благодарности! Кобель проклятый! Изверг, а не человек! Натуральный скот! И как мне продолжать жить в таком унизительном положении? Да лучше в петлю!

— Ну уж с этим спешить никогда не следует! — Я почти протрезвел. — Не переживай и положись на судьбу. Все, чувствую, будет путем. Надо, малыш, больше доверять Провидению! У меня заночуешь, или в «Теремок» проводить?

— Прости, Женя, ты тут ни при чем, но я не останусь. Если честно, мне невыносимо стыдно за свое безобразное поведение! Проводи, пожалуйста, а то сама я, кажется, не дойду…

— Ладушки! — Я крепко полуобнял Вику за талию и вывел из избушки на воздух. Из двери сарая сразу выглянула голова Карата, но я махнул ему рукой, чтоб зря не суетился со своей излишней бдительностью.

Шли по темному, странно-тихому лесу, стараясь не сбиться с узкой тропинки. Неуютно мне не было, хотя лес напоминал сегодня тот периодически-повторяющийся сон с сидящими под деревьями мертвецами.

Да и присутствие верного Братишки в наплечной кобуре как-то успокаивало и не давало впасть в мистику.

Холодно чмокнув на прощанье меня в щеку, блондинка быстро скрылась за дверями «Теремка».

Обратный путь занял вдвое меньше времени. Подойдя к двери сарая, громко сказал:

— Карат! Не спишь? Зайди, базар есть.

Телохранитель не заставил себя ждать. Морда была не заспанная — неужто он круглые сутки бодрствует? Правда, я читал про одного поляка, который вообще не спит уже двадцать восемь лет. Но, во-первых, Карат вовсе не поляк, а во-вторых, он профессиональный убийца. И если б нервишки не получали полноценную разрядку, коей является в первую голову сон, то Карат давно бы стал постоянным клиентом дурдома.

— Слушай сюда, братишка! — Я щедро выплеснул остатки «Матра» в стакан Карату. — Есть для тебя небольшое дельце. Поедешь утром в Екатеринбург и найдешь заведующего отделом научно-исследовательского института на Малышева. Зовут Михаилом. Его надо убрать. Мозгами зря не шевели. План у меня уже готов. Сработаешь под случайный наезд. Собьешь клиента на угнанной автомашине, когда он после работы домой отправится. Обязательно наглушняк. Гонорар, имей в виду, двойной. Подписываешься?

Карат непонятно долго молчал, затем выпил полный стакан коньяка и поднял на меня совершенно трезвые глаза.

— Заметано, Монах! Сварганю в лучшем виде. Но одно условие — ликвид этот последний. Отпусти меня! Уйти хочу с фирмы с концами. И даже без навара для тебя сделаю. Сработаю по-товарищески, бесплатно. Только отпусти!

Чтобы привести свои мысли в строй и разобраться, что почем, я выставил на стол еще бутылку «Матра».

— Пей, Карат, закусывай шпротами. Они, кстати, весьма помогают при умственных завихрениях, и давай рассказывай. Подробненько! Что произошло?

— Да ничего особенного, Монах! Надоела мне такая жизнь. В любой момент могут то свои, то чужие грохнуть. И не успеешь даже сообразить, где накосорезил! А сейчас появилась возможность чисто оборваться, без хвостов. Гульнара в меня по уши втрескалась. Квартирка у нее двухкомнатная, обещает в частный банк охранником устроить. Кой-какая капуста у меня имеется. Заживу по тихосу. Может, понравится…

— И ты готов жениться на этом усатом басистом гренадере?

— А что? Меня ее усики, если откровенно, даже возбуждают. А все остальное у Гульнары такое же, как и у всех!

— На вкус и цвет товарищей нет! — усмехнулся я. — Лады. Согласен. Отпустим живым. Испытай радости постоянных семейных свар и передряг! Потом расскажешь. Вместе посмеемся. Кстати, имей в виду, она тебя ревновать будет даже к замочной скважине!.. Ха-ха!

— Это уже мои личные проблемы, — нахмурился Карат. — Значит, верняк, отпустишь после ликвида?

— Да ради Бога! Я не возражаю и ребятам цынкану, чтоб не трогали. А как же воровской закон — не жениться?

— А я вроде тебя, Монах, — ухмыльнулся Карат, — беспредельщик… С первым автобусом двигать?

— Ладно. Действуй, молодожен!

Как говорил известный философ Ницше — «идя к женщине, возьми с собой плеть»…

Но все течет, все изменяется. Даже философия. Изречение мудрого немца явно и безнадежно устарело. В наше время на свидание с женщиной надо брать с собой веник цветов либо, на худой конец, зеленую бумаженцию с изображением Президента США. Результат значительно эффективнее. Особенно у нас в России.

За отсутствием в деревне цветочного магазина по дороге в «Теремок» нарвал целую охапку пахучих полевых цветов. Насколько разбираюсь в людях, презент в виде долларов Вика швырнула бы мне в физиономию, восприняв как прямое оскорбление.

Правда, надо будет обязательно подарить ей что-нибудь ценное, как бы между делом, не акцентируя внимания на подарке. За незабываемо-сказочные минуты интимности.

Сегодня настроение Вики значительно улучшилось, она даже одарила меня благодарно-обольстительной улыбкой, ставя цветы в трехлитровую банку с водой.

В силу своей врожденной самоуверенности я воспринял эту улыбку как многообещающую…

— Твоя любимая «Плакучая ива» готовит явную халтуру! — забросил я пробный шар. — Подозреваю, что армяне — скрытые националисты и спецом травят русских клиентов. Есть ценное предложение — махнем в какое-нибудь приличное заведение Сысерти. Устроим, как выражаются в некоторых местах, «праздник живота». Прости за невольную пошлость. Кстати, а где Гульнара?

— Прочесывает деревню, — улыбнулась блондинка. — Разыскивает своего ненаглядного Николая.

— Вот и ладушки! Хоть не будет портить нам аппетит своими усами. Ну, едем?

— А на чем? На лошадках? Здесь ведь такси днем с огнем не найдешь! — засомневалась непрактичная Вика.

— Пустяки. На дороге «левака» возьмем.

— Ну, хорошо. Подожди минуточку в коридоре. Я переоденусь.

Выйдя в коридор, закурил. Странные создания эти женщины! Вчера я ее видел и имел во всех видах и позах, а нынче она стесняется чего-то!..

Как я и предвидел, первый же частный автомобилист, узрев у меня в руке пятидесятитысячную купюру, гостеприимно распахнул дверцу.

До маленького городишки Сысерть ехали всего около четверти часа. Отпустив машину, прошлись в поисках чревоугодного заведения по главной городской улице, все еще, по вечному российскому разгильдяйству, носящей имя Ленина. Набрели на ресторанчик с громким названием «Золотое руно».

Заведение было всего на дюжину столиков. Да и те пустовали. У эстрады вольготно разместилась тройка ребят в кожанках. Явно — здешняя «крыша», то бишь местная банда рэкетиров, контролирующая коммерческие точки района.

Полупьяный молодой официант с наглой холуйской рожей подошел к нашему столику только через десять минут.

— Что будем заказывать? — широко зевая, равнодушно спросил он, даже из приличия не прикрыв пасть рукой.

— Холодные закуски. Салат из креветок. Балычок, бутылку итальянского шампанского, фруктов и, будьте любезны, украсьте стол вазой с цветами. И побыстрей, мальчик! Дама не любит ждать!

— Цветов не держим! — заявил официант, поджав губы, и удалился с видом оскорбленного достоинства.

— Сменяли шило на мыло — «Плакучая ива» ничем не хуже этой забегаловки! — Я не сдержал досадливого раздражения.

— Женя, а ты и вправду литератор? — спросила Вика, видно, желая сменить тему и утихомирить закипавшую во мне злобу.

— Естественно! — я постарался улыбнуться. — Могу писать на любую тему. Как говорил Чехов, — «покажите мне любой предмет, и я тут же сочиню рассказ». Кажется, ему тогда, шутки ради, дали выеденное яйцо. И он ведь написал!

— Правда? — изумилась Вика. — А давай проверим! Видишь на мне подвеску из нефрита? Сочини чего-нибудь. Сентиментальное, если можно.

— Лады! — усмехнувшись, я вынул из пластикового стаканчика несколько салфеток и тут же, на краю стола, начал строчить текст, почти не задумываясь. Вика пересела ко мне поближе и читала из-за плеча рождавшуюся новеллу.

— Ну как, убедилась? — довольно откинулся я на спинку кресла, поворачиваясь к Вике.

Та беззвучно сидела, закрыв лицо ладонями. Между пальцев текли черные струйки. Я даже всерьез испугался, пока не просек, что она просто плачет, и у нее снова потекла тушь с ресниц.

— Тут обязательно должна быть дамская комната, — как бы между делом заметил я, скатывая исписанные скомканные салфетки в компактный комочек, чтобы запихать его в пепельницу.

Заметив, что я делаю, Вика тут же отобрала у меня салфетки и, аккуратно их разгладив, спрятала в свою сумочку.

— Милый романтик! Женечка, ты даже не представляешь, какая у тебя нежная, ранимая душа!

— Ладно! — рассмеялся я. — Ступай умываться, а то на нас уже подозрительно оглядываются.

Блондинка упорхнула наводить марафет, а я закурил «родопину», высматривая куда-то запропастившегося официанта.

К моему столику, ухмыляясь сытыми мордами, подошли разболтанной, явно уголовной, походочкой трое ребят в одинаковых кожанках. Между прочим, вот эта походка, невольно вырабатываемая в лагере, является главной приметой бывшего зэка для ментов. Поэтому серьезные люди, освободившись, в первую очередь избавляются от этой дурацкой привычки наряду с жаргоном. Но эти трое — зелень, чайки, которым даже простейшие очевидные вещи надо вдалбливать в башку не словами, а кастетом.

— Ты чо, козел, так нескромно себя ведешь? — спросил старший из них, явно нарываясь на неприятность. — Официанта оскорбил, телку до слез довел! По ходу, тебя, падла, вежливости учить пора!

— Лады! — легко согласился я. — Пошли в туалет!

Немного удивленная моим внешне неподкрепленным физической силой нахальством, троица сопроводила меня в туалет.

— А вот щас, козлина, побазарим с тобой всерьез! — с угрозой сообщил старший, подперев дверь изнутри шваброй.

Он вынул сзади из-за ремня эбонитовые нунчаки и довольно профессионально закрутил ими.

— Ладно! — искренне вздохнул я. — Хотел только почки вам опустить, но, раз вы вооружены, не получится.

— Еще бы! — загоготал старший. — Это мы щас тебе и почки, и печень подлечим!

Вот что мне нравится в таких ребятах — любят они порисоваться-покривляться перед делом. А самая продуктивная работа — быстрая. Я сунул руку под куртку и вынул новое действующее лицо — матово блеснувшего воронением Марголина с привинченным глушителем.

Явно не ожидавшие такого поворота событий «кожаные затылки» замерли, дебильно разинув рты и ошарашенно уставясь на темный зрачок пистолета. Нунчаки, выпав из руки громилы, стукнулись о кафельный пол.

— Не ссыте, бакланы! Кончать вас не буду. Просто визитку оставлю на память! Чтоб впредь не вязались к людям, о которых даже понятия не имеете!

Братишка трижды вздохнул, отдаваясь в плече. По полу, освобожденные от пуль, запрыгали три черных гильзы. Подбирать их я счел необязательным.

Точно посередине «ежиков» боевиков пролегли красные дорожки. Кровь, скапливаясь на узких лбах, капала на носы.

— Это вам, мальчики, памятка от «Пирамиды»! Сочувствую, но волосы на поврежденных местах расти уже никогда не будут. Если вам очень не повезет, еще встретимся. Тогда стрелять буду на два сантиметра пониже. Живите пока!

Я вышиб ногой подпиравшую дверь швабру и вышел в ресторанный зал. Официант вытаращил на меня глаза. Он явно был уверен, что я сейчас, окровавленный, валяюсь в полной отключке в сортире.

— Ваш заказ давно готов! — стал он вдруг необычайно предупредительным. — Через секундочку подам!

Не обращая на него внимания, я подошел к нашему столику. Вика была уже в полном порядке.

— Малыш, нам, к сожалению, надо уходить. Могут быть крупные неприятности. И потом, знаешь, мне вдруг страшно стало не хватать твоих любимых шашлыков из «Плакучей ивы»!..

В этот день Вика была со мной необыкновенно ласкова и нежна. Наверно, из-за литературного опуса «Подвеска». А может, она просто предчувствовала мой тайный подарок — ведь со смертью изверга мужа Вика становилась свободной и счастливой женщиной. И если ей понадобится, на что я очень рассчитывал, мужчина-утешитель, то я всегда готов к этой замечательной роли.

Ближе к вечеру навестили избушку. На этот раз секспозиции выбирала Вика. Выяснилось, что она больше всего возбуждается при положении наверху и на боку. Ну, боковой вариант и мне по кайфу — происходит самое глубокое проникновение и, что немаловажно для удовольствия, можно одновременно ласкать женский задик, а это весьма возбуждает обоих.

Закончила секс-сеанс Вика даже без моей просьбы так же, как и начала нашу интимную близость на пляже маленького зеленого острова.

От провожания до «Теремка» блондинка отказалась. Признаюсь, к искреннему моему облегчению, никаких сил в организме практически уже не оставалось.

По свойственной щедрости, чисто по-монашески, отдал все силы ближнему своему — Вике, то бишь.

«Возлюби ближнего, как самого себя», — вспомнились вдруг слова из Библии, когда надевал фланелевую пижаму, готовясь ко сну.

Ночью меня разбудило тихое постукивание в дверь. Нервишки уже не те. Сначала вынул десятизарядного Братишку, встал за косяк и только после этого спросил:

— Кто?

— Я это, — глухо ответил Карат. — Доложить сейчас или до утра терпит?

Я щелкнул задвижкой, впуская киллера внутрь.

— Рассказывай!

— Все чисто. Как ты и заказывал, сбил угнанным ЗИЛом. Все путем. Узнавал по телефону в больнице. Крякнул, не приходя в сознание.

— Где машину бросил?

— Загнал во двор какой-то девятиэтажки. Свидетелей не было. Да и загримировался я.

— Ладушки! Выпить не хочешь?

— Нет, Монах. Устал, как собака.

— Тогда спать иди. Утро вечера мудренее.

Проснулся поздно и в лучезарнейшем настроении духа. Все складывается, как нельзя лучше. Расклад идет козырной. Вика теперь свободна, даже можно поразмышлять о семейной жизни. Конечно, смешно, но надо бы, по идее, наследника организовать, а то ведь можно и не успеть… И Вика идеально подходит для этой благородной цели — молода, здорова, без больших претензий. В принципе, можно с ней сразу и не расписываться. Если не захочет, пока не истечет срок траура. Традиции нарушать, понятно, крупный грех. Главное — пусть мальчонку вынашивает. А материально обеспечу их от и до.

Если уж совсем честно, нравится она мне до такой степени, которая, наверно, и называется любовью. И творчество мое литературное блондинку трогает, значит, чувствительная женщина и с маслом в голове. Душа есть. Читая «Подвеску», расплакалась, как девчонка. Выходит, любит не только мое тело, но и интеллект. А такое сочетание большая редкость, насколько я замечал. Деньги мои ее не интересуют. Да она и представления о них не имеет. Ясно, бизнес наш ее вряд ли обрадует, но я же конспиратор со стажем. Можно, при желании, пропихнуть что-то правдоподобно-убедительное. Не впервой. Кстати, женщину облапошить, особенно если она к тебе неравнодушна, совсем несложно.

Ну, ладно! Размечтался что-то уж сверх всякой меры. Далеко заглядывать — примета дурная. Жить нужно сегодняшним, накрайняк — завтрашним днем. Надежнее.

С Викой, правда, придется погодить. Похороны, поминки, традиционный траур… Ладно! Будет день — будет пища, как говорят знающие люди.

Сегодня у меня другая проблема. И, по ходу, не слишком приятная. Терять Карата было бы глупо. Убрать Гульнару?.. Карат враз вкурит, что почем, и может затаить зло. Опасно. Надо сделать грамотнее. Если Гульнара вцепилась в него по принципу «на безрыбье — рак рыба», то все просто. Найдем ей Аполлона из племени альфонсов. Дороговато, понятно, обойдется. Но игра стоит свеч. К Карату я все же привязался, и убирать его сердце не лежит. А отпустить на все четыре опасно, да и закон запрещает. К тому же, ребята не поймут. Вредный прецедент… Нет, из нашего монастыря дорога одна — на монастырское кладбище. Так спокойнее. Но спешить с этим не буду, не интеллигентно. Сначала побеседую с Гульнарой. Авось, нащупаем общий язык и взаимовыгодное решение.

Во всем виновата вечная моя сверхчувствительность — жаль мне глупого Карата, и все тут! Заметано! Сам за дело не возьмусь. Если Карат не передумает уходить, пошлю Цыпу или Тома. У них к нему никаких личных симпатий нет. Они не знают, что он — Индивид — от выгодного ликвида отказался, а наоборот, заказчика совсем бесплатно грохнул! В натуре, поступил как настоящий человек, а не банально алчный киллер.

Да… Проблема… Но не думай, Карат, что я сволочь. Гарантирую: если придется, умрешь ты легко, без мучений!

Немного успокоив свою слишком чувствительную совесть насчет моих возможно-вынужденных действий, я, сменив пижаму на спортивный костюм, съел банку шпрот в масле и пошел немного прошвырнуться по живописным окрестностям.

Обожаю природу. В ней все естественно-просто, без обмана и подлой расчетливости, присущей только людям. Правильно говорил когда-то покойный Артист, которому лоб зеленкой намазали за убийство мента: человек — это неблагодарное животное…

Вот, взять, к примеру, обыкновенный полевой цветок — за каплю дождевой влаги и бесплатный солнечный свет он честно благодарит своей красотой, нежностью распустившихся лепестков…

А «человеку дай только палец — откусит всю руку», — чуток перефразировал я известную американскую пословицу. Я-то чем лучше людей? Такая же неблагодарная скотина! Хотя, нет! Я не скотина, а зверь. И, выходит, мне многое прощается, так как основной природный инстинкт хищника — насилие.

Все-таки куда приятнее и благороднее быть волком, а не быком!

Весьма ободрившись данным умозаключением, я направил свои стопы к «Теремку».

В номере была лишь Гульнара. Выглядела она препротивно — зареванное опухшее синее лицо, прическа растрепана и вздыблена, словно она старательно готовилась к съемкам в фильме ужасов.

— Что это с вами, драгоценная Гульнара? — полюбопытствовал я, обшаривая глазами комнату. Ничего достойного внимания не обнаружил. Разве что успевший уже завять мой вчерашний букет. Да еще раскрытый чемодан на кровати. — Ты что, уже уезжаешь?

Не отвечая, Гульнара не складывала, а просто беспорядочно бросала свои вещи в чемодан, явно не заботясь или не понимая, что он при подобном складывании ни за что не закроется.

— Тебе помочь? — из присущей мне доброты предложил я.

— Иди ты на… — буквально ошарашила толстушка, безуспешно пытаясь захлопнуть крышку чемодана.

— Да в чем дело? С Николаем, что ли, успели поругаться?

— Идите вы оба на… — заорала Гульнара, явно зациклившись на этом мужском органе. Правильно говорят: у кого о чем болит, тот о том и говорит.

Чисто из благотворительности, чтобы привести ее в чувство, я влепил ей увесистую оплеуху. Гульнара отлетела к кровати и шлепнулась своим мощным задом на чемодан, наконец, захлопнув его. Нет худа без добра, как говорится.

— Рассказывай! — жестко приказал я, всем видом убедительно демонстрируя, что экзекуция, в случае неповиновения, повторится уже в более болезнетворной для толстушки форме.

— Все горести и беды от вас, мужиков! — заливаясь горючими слезами, то ли от боли, то ли от обиды, сделала ценное открытие визгливая Гульнара, не обращая даже внимания, что такая фиолетово-черная физиономия не достойна ничего лучшего, кроме кирпича.

— Поподробней, милая! — сказал я тоном, каким обычно говорю слова, типа: «Колись, падла!»

Закурив «родопину», устроился в кресле, приготовившись услышать какую-нибудь ахинею этой явно сбрендившей, истеричной бабенки.

— Во-первых, где Вика? У озера гуляет?

С Гульнарой опять случился бурный припадок. Разрыдавшись, она обхватила руками голову, словно желая ее оторвать, и стала монотонно раскачиваться, напоминая китайского болванчика.

— Вика в реанимации! Врачи со «скорой» сказали, что надежды нет никакой!

Я почувствовал себя так, как уже было однажды. Тогда, при очередном задержании, один из ментов группы захвата, перестаравшись, звезданул меня, сучара, откидным железным прикладом Калашникова промеж лопаток. Дыхание мое начисто перехватило, все мысли и желания куда-то мигом улетучились, тело стало чужим и непослушным. Даже сердце, казалось, отключилось.

Сигарета, дотлев до фильтра, обожгла мне губы, вернув в действительность.

— А что случилось? Она ведь совершенно здорова была!

— Была, пока все мои снотворные таблетки не выпила! Хроническая бессонница у меня на нервной почве, всегда запас этаминала с собой вожу. И из-за кого на себя руки наложила?! Из-за кобелины этой, муженька своего ненаглядного! Утром телеграмма пришла — погиб он в автокатастрофе. Пьяный, небось, от очередной любовницы возвращался! Юбочник проклятый! Так и надо ему!

— Не может быть! — Я ушам своим не верил. — Ты что-то путаешь, дура! Она же его не любила!

— Да?! — зареванные глаза Гульнары мигом высохли от запылавшей в них неприкрытой ненависти. — Бегала за ним, чисто как собачонка! Сколько раз он от нее к разным шлюшкам уходил, так она прямо на коленях умоляла вернуться! Недавно опять кем-то увлекся, стал даже на разводе настаивать. Так Вика, дура набитая, прости меня Господи, нет, чтобы дать согласие и развязаться, наконец, с кобелем этим ненасытным, упросила его еще месяц подумать и сюда вот уехала. Надеялась, что перебесится он за месяц со своей новой вертихвосткой, заскучает и снова к ней вернется! Полная кретинка! Все беды от вас, вьете из нас веревки, все жилы вытягиваете! Да и я-то чем Вики умнее? Связалась вот с Николаем этим, а ведь сразу видать — такой же кобелина ненасытный! Нет, сегодня же уезжаю обратно в Екатеринбург! Слава тебе, Господи, что вовремя образумил! А то бегала бы такой же собачонкой несчастной, как бедная Вика за своим муженьком!

— И правильно, — сказал я, поднимаясь с кресла, — к тому же, Никола-то давно женат. Двое детей у него.

— Вот подлец! — Гульнару аж перекосило. — А говорил, что холостой!

— Ладно. Счастливого пути.

Внизу на первом этаже «Теремка» стоял телефон на столике у дежурной.

В Сысерти больница была всего одна, и уже через минуту мне официально подтвердили, что доставленную из «Теремка» женщину с признаками острого отравления спасти не удалось. Летальный исход.

Не знаю, сколько времени таскался я по лесу без всякого дела, как лунатик, не разбирая дороги, но каким-то чудом не налетая на деревья и не сваливаясь в многочисленные овраги.

Когда стало темнеть, побрел в свою избушку. В дверях торчал листок бумаги. Развернув, прочел записку:

Монах, если желаешь черной смерти, то зайди в сарай. Я тебя жду. Карат.

Отперев висячий замок, я прошел в комнату и вынул из-под подушки верного Братишку. Выщелкнув обойму, убедился, что все десять свинцовых птенчиков ждут своего смертельного для кого-то полета.

«Ясно. Карат, видно, узнал от Гульнары, что я наврал про его семью и решил, глупый мальчик, со мной разобраться. Ладушки! Будь по-твоему!»

Чувство опасности дало необходимый выброс адреналина в кровь. Я это ощущал по привычно напрягшемуся телу, по обострившимся рефлексам, зрению и слуху. Организм уже был готов к яростной борьбе за жизнь своего хозяина.

Мне даже стало весело.

— Хоть ты и Карат, но совсем не алмаз. И мои пули сейчас это докажут!

Выскользнув в окно, я бесшумно подобрался к сараю, стараясь оставаться в тени. Все же у Карата двадцатизарядный Стечкин в наличии. И в калибре, и в скорострельности мой маленький Братишка ему явно проигрывал.

К сожалению, в сарае не было окон, а то я мог бы легко расстрелять Карата, вообще сам не рискуя. Пришлось подойти к дверям. Стоя за косяком с поднятым пистолетом, долго прислушивался. Но напрасно, из сарая не доносилось никаких звуков. Может, Карат не такой дурак и сидит сейчас где-нибудь за деревом и смеется, держа меня на мушке? Но тогда почему я все еще жив?

Мне надоело мучиться сомнениями и, ударом ноги чуть не сбив слабенькую дверь с петель, я прыгнул в сарай, держа Братишку для верности обеими руками.

Карат мирно сидел в углу сарая на шерстяном одеяле за нехитрым ужином. Рядом с ним никакого оружия не просматривалось. Хорошо, что выдержка у меня на должном уровне. Я не выстрелил, а лишь спросил:

— Что ты тут про смерть мне накарябал?

— Заходи, Монах, располагайся! — гостеприимно разулыбался Карат, еле ворочая языком. — В здешнем лабазе купил три бутылки новой водки. «Черная смерть» почему-то называется. Смешно, правда?

— Очень, — согласился я. — Если б в сарае окно было, вообще умер бы от смеха!

Рассмотрев этикетку уже пустой бутылки, убедился, что он не врет. На черном фоне был изображен белый человеческий смеющийся череп в высоком цилиндре. До чего только ни додумаются эти веселые американские бизнесмены! Видно, отлично понимая, что в ближайшем будущем ожидает ограбленную и пьяную Россию, именно то и присылают. Остроумно! Как говорится за океаном: «умирай с улыбкой!»

— А Гульнара уехала, — вяло сообщил Карат, распечатывая новую «Смерть». — Даже, сучка усатая, не попрощалась. Ну и хрен с ней! Видно, судьба у меня таковская — всю жизнь одиноким волком жить!

— А от Судьбы не уйдешь, — философски подтвердил я, беря свой уже наполненный стакан. — За что пьем?

— Давай по-гусарски — за красивых женщин! — предложил Карат тост, который, на мой взгляд, звучал бы сегодня неприлично-кощунственно.

— Нет уж! Уволь! И вообще, красивые женщины — это сплошные проблемы. Часто совсем не красивые. Давай-ка лучше в тему: за черную смерть!

— Точно! — захохотал в стельку пьяный Карат. — В елочку! Тема-то именно наша!..

На третий день беспробудного кутежа у нас кончилась не только коробка с коньяком, но и ящик с американским пойлом.

Утром на четвертый день мы сидели с телохранителем в избушке за столом у окна и опохмелялись баварским баночным пивом, поспорив, кто больше выпьет.

Во двор, солидно урча мощным двигателем, въехал наш «Мерседес-600».

Вошедший в комнату Цыпа сразу треснул моему верному собутыльнику подзатыльник.

«Собутыльник — подзатыльник», — весело подумал я. Видать, даже в полуобморочном состоянии во мне живет и действует литературный талант.

— Ты что, Карат, вконец оборзел?! Разве я тебя сюда для этой цели посылал? С понтом, ты не в курсах, что Монаху много пить нельзя? Вредно для здоровья! У него же ментами и печень, и почки сто раз на допросах отбиты!

Цыпа повернулся ко мне.

— Евген, ты же поправлять здоровье сюда приехал. А что на деле? Нет, ты как хочешь, а я тебя одного больше не оставлю. Все, завязывай! Возвращаемся в Екатеринбург! Да и срочных дел накопилось невпроворот.

— Ладушки! — Я с трудом поднялся с табурета. — Поехали! Мне самому эта деревушка надоела до смерти! Черной, причем!.. Ха-ха! Между нами, Цыпа, Венера-то оказалась права. Мои услуги приносят одни несчастья!..

— Он уже заговариваться начинает! — Цыпа обеспокоенно-мягко взял меня под руку. — Карат! Поддерживай Евгена с другой стороны! Пойдем, Монах, потихонечку к машине. В дороге хорошенько выспишься, снова человеком станешь. А вечерком бесподобная Мари тебя полностью поправит и поднимет. Последнее, как ты рассказывал, она умеет делать идеально!..