Смотрю на мир глазами волка

КИТАЙСКАЯ ЗАБАВА

Полуподвальное кафе призывно подмигивало мне разноцветной неоновой вывеской с изображением главного персонажа антикварной блатной песенки «Цыпленок жареный».

Ночной город уже который час атаковали снег с дождем в сопровождении порывов неласкового северного ветра, и выходить из уютного салона автомобиля на промозглую сырость совсем не хотелось.

Но голод не тетушка, и, припарковав «мерс» на стоянке, я нырнул в теплое нутро забегаловки, насыщенное аппетитными ароматами жареного мяса и картофеля.

Выбрав столик на двоих, бросил на свободное кресло перчатки, чтоб никто не покусился нарушить мое одиночество, и поднял палец, подзывая официанта.

В ожидании сделанного заказа, закурил «родопину» и осмотрелся. Кафе представляло собой нечто среднее между питейной забегаловкой и столовой для шоферов. Хотя натюрморты на стенах, белые скатерти на столах и музыкальный автомат в углу явно претендовали на большее. Но замахнуться — еще не значит ударить.

Впрочем, разрекламированное на вывеске фирменное блюдо заведения — цыплята табака — оказалось на весьма приличном уровне. А под красное вино цыплята и вовсе были бесподобны.

— Разрешите вас побеспокоить? — прошелестел у меня над ухом вкрадчивый голос, и напротив бесцеремонно уселся худощавый лысый мужичонка потрепанного вида и неопределенного возраста.

— Вы сели на мои перчатки! — заметил я, с насмешливым любопытством разглядывая незнакомца. Побитый молью черный костюм-«тройка», мятая нейлоновая рубашка без галстука вкупе с морщинистым одутловато-алкогольным лицом выдавали в нем проходимца.

— Пустяки! Они мне нисколько не мешают, — завил этот представитель пены людской, чем несказанно меня удивил, если не огорошил.

— Интересно, а сломанная челюсть вам тоже не будет мешать? Жевать, например? — спросил я, демонстративно сжимая кулак.

Но странный человечек не испарился, как я наивно ожидал, а, наоборот, доверительно придвинулся ко мне и, понизив голос чуть не до шепота, сообщил:

— Нам предстоит серьезный разговор, уважаемый Евгений Михайлович. Я за вами весь день следил, пока, наконец, смог подойти. Между прочим, на такси целое состояние сжег. Очень надеюсь на достойную вашего размаха компенсацию моих финансовых затрат. После разговора, разумеется.

— Ладно, — я сразу стал серьезен. — Говори!

— Думаю, нам лучше уединиться, — собеседник с явной опаской огляделся. — В вашей машине, например.

Я бросил на стол купюру и решительно поднялся.

— Ступай за мной!

Когда оказались в салоне «мерса», первым делом ошмонал этого подозрительного субъекта на предмет спрятанного оружия. Хоть он совсем не походил на подосланного киллера, но береженого бог бережет.

Обыскиваемый вел себя безропотно, послушно поворачивался и не делал резких движений.

— Зря вы так, Евгений Михайлович! Я к вам со всей душой!

— Не спорю, дорогой. Но привычка — вторая натура. Откуда меня знаешь? Кто ты?

— Олег Сапешко я. Не помните? Летом восемьдесят пятого в екатеринбургском следственном изоляторе я себя в нарды проиграл…

И я вспомнил.

…Лето выдалось необычайно для Урала жаркое. В камеру с двадцатью тремя шконками набили шестьдесят «тяжеловесов» — подследственных, проходящих по тяжким статьям.

Два высоких окна, забранных, кроме решеток, еще с внешней стороны «шторами», почти не пропускали воздух. Наоборот, стальные листы «штор», раскалившись на солнце, дышали мартеновским жаром, вызывая ассоциацию с преисподней.

Я под следствием загорал уже второй год и как старожил, к тому же раскручиваемый по всеми уважаемой сто второй статье — умышленное убийство, считался в камере старшим, а если по-блатному — смотрящим.

После обеда пригнали новый этап из трех человек. Мой подручный Жора-Интеллигент по давно отрепетированному сценарию завел с ними душевный разговор, целью которого являлась «пробивка», попытка узнать, есть ли у кого-то из новоприбывших золотые коронки. Свою речь он ловко перемежал шутками и анекдотами, стремясь вызвать у собеседников улыбки и смех, что сильно облегчило бы задачу.

Уже через несколько минут Жора подошел, явно довольный, к моему шконарю у окна.

— Все путем, Монах! У одного мужика есть рыжий мост справа на верхней челюсти. По базару чистый фраер. Вон тот худой, как моя жизнь. На игру раскрутить или по беспределу проехать?

— Жора, ты же Интеллигент! Зацепи его в нарды на «просто так». Но виду он в натуре лох. Дерзай.

Дальнейшие события развивались по накатанной дорожке. Жора предложил клиенту развлечься в нардишки. Обронив, что игра не на деньги, а на «просто так». Не подозревавший подвоха новенький согласился. Интеллигент был нардист моего уровня, и выигрыш являлся предрешенным. Так и вышло. Новенький проиграл с коксом, не успев даже перевести фишки за бортик в «дом».

— Расчет хочу получить сразу! — заявил Жора. — Как предпочитаешь? При всех или за ширмочку для приличия пройдем?

— Да в чем дело?! — лицо обритого наголо мужика студенисто подрагивало. — Мы ведь без интереса играли!

— Не финти, лунокрут! — завизжал Жора. — Мужики, подтвердите, что ставка была на «просто так»!

Обступившая стол братва, в предвкушении бесплатного развлечения, согласно загудела.

Тут пришел мой черед вмешаться в происходящее.

— Ты чего хай поднял, Интеллигент? — спросил я, поднявшись со шконки и подходя к столу.

— Да вот этот волк тряпочный прошпилил свое очко, а рассчитываться не желает. Рассуди по закону, Монах!

— Закон един для всех! — жестко сказал я. — Раз проиграл — плати! Как кличут?

— Олег Сапешко.

— Тут уж ничего не попишешь. Не стоило задницу на кон ставить. Будешь теперь не Олегом, а Олей. Место тебе у параши определим.

— Да вы что, мужики? Это же беспредел! — взвился проигравший. — Я не в курсе был! Разве бы стал на себя играть?!

— Все так базарят, проигравшись, — отмахнулся я. — А при другом раскладе ты бы Интеллигента раком ставил!

— Никогда! Я не педераст!

— Ты на что намекаешь, козел?! — заверещал Жора. — По-твоему, я педераст?! Да тебе надо почки и печень отстегнуть перед тем, как закукарекаешь! Петух мохнорылый!

— Ша, Жора! Может, Олег в натуре не знал, что означает «просто так»? — сделал я вид, что засомневался.

— Незнание законов не освобождает от ответственности! — хищно осклабился Интеллигент, демонстрируя некоторую начитанность.

— Это так. Но, может, с Олега плату по-другому возьмешь? Пожалей мужика. Ведь петухом ему срок в десять раз длинней покажется!

— А меня кто пожалеет? — продолжал выкобениваться Жора. — Я уже три месяца без бабы! Да и чем ему расплачиваться, кроме натуры?

— Есть! Есть чем! — бледное лицо Олега децал порозовело. — Мост золотой пойдет? Три зуба и две коронки.

— А он верняк рыжий? Не рондоль? — уточнил Жора. — Если луну крутишь, вся камера тебя трахать будет. Без выходных и перерыва на обед!

— Гадом буду, мужики! Медицинское золото! Пятнадцать грамм с мелочью. Только как снять?

— Это не проблема, — я поощрительно похлопал лоха по плечу. — Интеллигент, волоки инструмент!

— Он у меня как раз с собой, — усмехнулся Жора, выкладывая на стол ложку и стальную спицу, загнутую крючком. — Слушай сюда, Олежек! Накали ложку спичками и приложи к коронкам. Цемент в них потрескается и сдергивать будет не слишком больно. Действуй!

После вечерней проверки я загнал золотой «трофей» прапору-контролеру за три косяка чуйской «травки» и полкило чая.

… Включив освещение в салоне «мерса», я внимательно посмотрел в глаза давнему сокамернику.

— Насколько понимаю, уважаемый, у вас имеются претензии насчет того зубного протеза? Логично. Пятнадцать грамм по сегодняшнему курсу это…

— Перестаньте, Евгений Михайлович! Как можно?! — мой собеседник, казалось, был искренне возмущен. — Это я вам еще должен остался, за то что спасли меня от такого животного как Жора Интеллигент!

— О покойниках плохо говорить грех, — строго заметил я, закуривая «родопину».

— Он умер? Совсем ведь молодой был, — как-то радостно опечалился Сапешко. — Несчастный случай?

— Да. Пал жертвой своего увлечения криминалистикой, — туманно пояснил я. — Вернемся к земным делам. Что тебе от меня надо?

— Ничего. Просто решил вмешаться в ситуацию, как вы тогда вмешались. Только сейчас опасность грозит уже не мне…

— Ладушки. Рассказывай!

— Мне заказали составить точный график ваших передвижений по городу. Для чего обычно используются такие сведения, сами отлично понимаете.

— И кто так любознателен?

— Максим Максимович. Мы в баре «Полярная звезда» познакомились. Дал мне вашу визитку, фото и сто тысяч на расходы. Правда, по выполнении задания обещал поллимона. То, что я вас знаю, я ему не сказал.

В задумчивости я повертел в руках свою фотографию, сделанную «Полароидом» в тот момент, когда я выходил из «Вспомни былое». От визитки тоже толку было мало — тираж составлял пятьсот штук, и раздавались карточки мной налево и направо.

— Опиши этого Максима Максимыча. Когда у вас стрелка?

— Встречу он не назначил. Сказал, сам найдет через несколько дней. Это нетрудно. Я же в том баре с утра и до закрытия ошиваюсь. А внешность у него самая обыкновенная. Лет тридцати, рост и телосложение средние. Гладкое лицо без особых примет. Шатен.

— Не знаю такого, — констатировал я сей прискорбный факт. — Ладно. Давай свои координаты и держи вот двести штук на мелкие расходы. Когда разберусь, получишь лимон. Цынкани, если заказчик вдруг нарисуется. Телефоны в визитке.

— А что с графиком ваших сегодняшних поездок? Отдать?

— Обязательно. И благодарю за работу. Бывай!

Когда Сапешко вышел из машины и растворился в ночном городе, я еще долго не включал зажигание, с пристрастием обозревая окрестности. Когда, наконец, отъехал от стоянки, за мной никто не увязался. Это обнадеживало. Слежку организовал явно не профессионал. Дублеров у Сапешко не было.

Двухэтажное здание гостиницы «Кент» когда-то под скромной вывеской «Дом колхозника» давало приют неприхотливым сельским гостям.

Но ускорение и новое мышление сделали свое дело. Перестройка коснулась «Дома колхозника» буквально. После капремонта и переоборудования шестиместных номеров в одно-двухместные здание превратилось в трехзвездочный отель уже на правах частной собственности.

Обычно все текущие дела мы решаем в малом банкетном зале на первом этаже. Место строго официальное и уютное одновременно. Массивный дубовый стол от одного конца комнаты до другого окружен двумя десятками удобных кожаных кресел с высокими спинками. Стены задрапированы веселеньким желтым шелком, а на двух окнах, почти всегда задернутых, висят красные бархатные портьеры с кистями. Конечно, все это весьма смахивает на чисто купеческий понт, но завсегдатаям данный антураж нравится.

Гостиницей «Кент» можно считать лишь условно. Все номера «забронированы» за девочками Цыпы, исправно кующими благосостояние нашей конторы на своих рабочих местах — двухспальных кроватях.

Учитывая тот факт, что постоянная клиентура почти сплошь состоит из бывших зэков, в восьмом номере, на случай возникновения прихотливых лагерных желаний, проживает представитель сексменшинств с забавным именем Арнольд. Несмотря на свои двадцать восемь лет, девять из которых прошли в зоне, он сохранил по-мальчишески стройную фигуру и свежий цвет лица. Здесь, видимо, сказались его любовь к кисло-молочным продуктам и искреннее неприятие спиртного.

Сегодня наша рабочая «планерка» проходила в полном составе. Кроме Тома, управляющего баром «Вспомни былое», присутствовал и Цыпа, досрочно вызванный мною из отпуска.

— Больше в одиночку нигде не светись, — озабоченно резюмировал мое сообщение о слежке Цыпа. — Для обеспечения твоей безопасности одного меня будет уже недостаточно. Если разрешишь, прицеплю к нам парочку вышибал отсюда. Пусть катаются за «мерсом» и страхуют тыл.

— За Сапешко нужно наблюдение установить, чтоб не зевнуть этого Максима Максимыча, — вставил Том. — Сам за это возьмусь.

— Ладушки. Кстати, дадим-ка Сапешко псевдоним, чтоб случайно не спалить. Фигаро, думаю, будет в цвет. — Я был доволен своим поистине творческим подходом к делу. — И не стройте такие траурные рожи. Наверняка, на воду дуем! Так непрофессионально готовить покушение могут только кретины.

— Масса умных голов разбита как раз пулями дураков! — сделал ценное замечание Цыпа, претендуя на глубокомыслие. — Так что охрану я все таки увеличу. Даже, если ты против!

— В любом случае, пока не выловим Максима Максимыча, делать выводы рано. — Том явно стремился сгладить резкие слова Цыпы.

— Ладно, — подвел я итог затянувшейся дискуссии. — Пусть будет по-вашему. Надеюсь, Том, ты сегодня-завтра нам этого Макса предоставишь! Живого или мертвого.

— Скорее всего — полумертвого! — тонкие губы Тома скривила улыбка, предвещавшая весьма занимательные минуты пока еще неизвестному врагу.

День проскочил, нагруженный привычными буднично-коммерческими заботами, незаметно. Вечером, когда уже собирались с Цыпой забуриться в клуб «У Мари», раздался неожиданный телефонный звонок от Черняка с мягко-настойчивым приглашением навестить. Мы с ним знались давно. Григорий Константинович был «законник», коронованный по всем правилам ворами на крытом режиме «Белого лебедя». Я же всю блатную жизнь считался «махновцем», который вспоминает о воровских законах и традициях только в тех случаях, когда выгодно. В какой-то степени это верно, но я все же не скатываюсь в трясину чистого беспредела и к законникам отношусь с искренним уважением. Хотя и в глубине души считаю воров в законе людьми прошлого, этакими динозаврами, которые не могут и не хотят уяснить, что их время безвозвратно ушло.

В настоящее время Черняк занимал стойкое положение в коммерческой инфраструктуре города, владея казино «Екатеринбург», разместившимся в «Орбите» — самом крупном и фешенебельном городском кинотеатре.

В маленьком ресторанчике при казино и была назначена «стрелка».

Сопровождаемый Цыпой и двумя «кожаными затылками» из «Кента», я прошел мимо сразу насторожившихся охранников казино в зал ресторации.

Григорий, как обычно, восседал за столиком у эстрады в обществе двух подручных костоломов. Одного из них я знал — с Пашей-Беспределом мы пересекались в зоне. Странно, что вор в законе приблизил к себе человека, чья кликуха указывала на совершенно иное мировоззрение. Впрочем, для истинных законников закон не писан.

— Добрый вечер, Евгений! — Черняк приветливо оскалил золотозубый рот. — Присаживайся с господином Цепелевым к нам.

Освобождая кресло, неизвестный мне телохранитель пересел за свободный соседний столик. Мои мальчики, не долго думая, устроились там же, надежно его заблокировав.

— Здравствуй, Григорий! Рад составить тебе компанию, — я поднял палец, подзывая официанта.

— Не трудись, ужин уже заказан. Против «Кьянти» и жареной форели нет принципиальных возражений?

Удивительный, но давно мною замеченный факт — матерые рецидивисты, основную часть жизни проведшие в каменных джунглях тюрем и лагерей, почти все разговаривают интеллигентно и доброжелательно. Наверное, даже спуская курок, ободряюще улыбаются, словно говоря: «Не волнуйтесь, уважаемый! Я убью вас не больно».

Через минуту на столе красовались темные вытянутые бутылки «Кьянти» и аппетитные с подрумяненными боками сочные королевские рыбы.

Проглот Цыпа тут же накинулся на них с вилкой, забыв, по ходу, свои прямые обязанности — страховать меня от Паши-Беспредела.

— Ничего не попишешь, молодость… Инстинкты довлеют над разумом, — понимающе усмехнулся, заметив мое недовольство, Григорий. — Мы с тобой, Евген, не такие ярые чревоугодники и можем параллельно решить возникшую проблемку.

— Внимательно слушаю тебя, Григорий.

— Нехорошие вести до меня доходят, — скорбно поджал губы Черняк, следя цепким взглядом желто-карих глаз за моей реакцией. — Будто бы ты недоволен, что цыпиных девок сюда снимать клиентов не пускают…

— Полная лажа, Григорий! Гадом буду! — я так удивился, что почти забыл про остывающую форель. — Казино и кабак твоя территория. Соваться сюда даже в мыслях не держал. Кто тот козел, что нас поссорить хочет?!

— Аноним телефонный. Доброжелатель якобы, — Григорий пригубил вино и снова остро взглянул мне в лицо. — Сегодня ты личную охрану удвоил. Если не со мною, то с кем разборку наметил?

— Чистая профилактика, так как засек за собой наружку.

— Очень надеюсь, что так оно и есть, Евген! Твои люди профи и, конечно, многого стоят, но я возьму вас количеством при необходимости. Людишек хватает. Ты, помнится, любитель афоризмов. Не забывай, жадность фраера погубит!

— Я не фраер! — оскорбляться я не стал, понимая обоснованность беспокойства Григория. — Хоть махновец, но права твои уважаю. Гадости от меня не жди.

— На том и порешим. Я тебе верю, Монах! Да и мыслю, устал ты, брат, от крови, никак не меньше других. Покончили с недоразумением! Давай отведаем рыбки и послушаем мой ансамбль. Солист новую песенку выучил — «Братва, не стреляйте друг друга…».

— Не слыхал. Но сразу могу сказать, песня дельная! — я наполнил свой фужер красным вином. — Выпьем за то, чтобы все непонятки так разрешались. Без лишнего хипиша.

Цыпа и Паша-Беспредел до сего момента угрюмо-подозрительно косившиеся друг на друга, также подняли фужеры, и над столиками радостно поплыл чистый хрустальный звон.

В полдень следующего дня я все еще нежился в постели, лениво размышляя, какой крепости допинг извлечь из холодильника, когда позвонил встревоженный Цыпа и сообщил, что нынче утром в подъезде собственного дома неизвестным киллером зарезан вор в законе Григорий Черняк.

Прибывшая «скорая» констатировала смерть, наступившую от множественных колото-резаных ранений в шею и грудь. Очевидцев происшедшего, как всегда, не оказалось.

Собрались в том же составе и месте, что и накануне. Чтобы как-то разрядить обстановку, я заказал бутылку с именем французского императора.

— Не след сейчас пить, Монах! — Цыпа был настроен явно нервозно. — Надо срочно обмозговать упреждающие шаги. Ведь псы Черняка уверены, что это мы их хозяина грохнули! Они не Максим Максимыч — размениваться на разведку не станут. Зашлют сюда боевиков и устроят нам ночь Вифлеемскую!

— Варфоломеевскую, — поправил я, даже не улыбнувшись. — Ты дело говоришь, но паниковать не стоит. Начерно план у меня готов. Ситуация, согласен, серьезная, но не тупиковая. Вляпались в непонятку, и отмазаться, что не при делах, шансов практически ноль. Поэтому сделаем следующее. Цыпа, слепи список группы Черняка, повесь наружное наблюдение за основными. Особенно за Пашей-Беспределом. Том, подбери из нашего контингента бригаду надежных ликвидаторов. Сидите в «Вспомни былое» и ждите своего часа.

— А как с Фигаро? — уточнил Том.

— Побоку! Обойдется денек-другой без присмотра. У тебя дело поважнее.

— Ты здесь остаешься? — Цыпа встал из-за стола. Было ясно, что моя речь вдохнула в него энергию и уверенность в том, что и на этот раз мы выплывем.

— Нет. Буду у себя. Действуйте!

Ребята ушли, а я остался сидеть наедине с откупоренной бутылкой «Наполеона». Секунду помедлив, все же намахнул стопку. Глупо лишать себя удовольствия на краю могилы. Себе-то врать смысла нет. Пасьянс сложился так, что сегодняшний день вполне может оказаться для меня последним.

Но все-таки надо бултыхаться до конца. Хотя бы для самоуважения. Мне всегда нравилась та мышка, что взбила из сметаны масло, упрямо не желая тонуть. Выпив за ее здоровье следующую стопку, направился на второй этаж. В первую голову необходимо обеспечить себя колесами, неизвестными кодле Черняка.

Восьмой номер не был заперт. Обстановка его смахивала на женский будуар. Обилие зеркал, даже на потолке, указывало на обычные сексуальные пристрастия клиентов Арнольда. Сам хозяин номера в розовой пижаме с черной шелковой оторочкой возлежал на белой софе и читал, а может, просто разглядывал, яркий глянцевый журнал.

При моем появлении он выронил журнал и противно заулыбался накрашенным ртом.

— Какая радость! Вижу, Евгений Михайлович, вам, наконец, наскучили девки, и вы соблаговолили почтить вниманием меня. Какая поза вам по душе?

— У меня другие заботы! — я отвел глаза от его мерзкой самодовольной рожи. — Ключи от твоей «волжанки» нужны. Напрокат. На днях верну и с приличным гонораром. Лады?

— Нет проблем, милый Евгеша, — замурлыкал Арнольд, открывая ночной столик. — Вот, пожалуйста! Моя розовая мечта вам услуживать и…услаждать!

— Скорее — голубая, — буркнул я, забирая ключи с золотым брелком в виде возбужденного фаллоса.

Когда выходил из гостиницы, на миг задержался у дверей на улицу, сообразив, что на чердаке противоположного дома вполне может уже сидеть снайпер. Но вышел спокойно, вовремя вспомнив любимую пословицу: «Кому суждено быть повешенным, тот не утонет».

Белая «Волга» гей-мальчика стояла на привычном месте под окнами банкетного зала. Вставляя ключ в зажигание, подумал, что покойный Черняк меня бы осудил. По воровскому закону, пользоваться вещами гомиков западло. Но не такси же мне, в натуре, вызывать! Надо быть выше глупых предрассудков. В конце концов, мы ведь свободные люди!

И все же, приехав домой, я сразу полез под душ. Комбинируя горячие и холодные струи, наконец, отделался от навязчивого впечатления, что весь пропитался помадой и духами.

Накинув длиннополый махровый халат, прошлепал в гостиную к телефону и набрал служебный номер майора Инина.

— Хотелось бы увидеться, — сказал я, услышав в трубке знакомое бурчание. — Узнал старого приятеля? Перезвони.

После недавнего, широко известного узкому кругу лиц, скандала с заместителем начальника управления внутренних дел, где в качестве доказательства коррупции фигурировали магнитозаписи его телефонных разговоров, осторожный опер о делах предпочитает говорить только по телефону-автомату.

Ждать пришлось недолго — майор, видать, не слишком мудрствуя, перезвонил мне из автомата, что висит на первом этаже их конторы.

— Монах? Это я. В чем проблемы?

— Мне нужна полная ориентировка по группе Черняка. С адресами и характеристиками боевиков.

— Зачем? Его же замочили по утряне. Отпрыгался, голубчик.

— В курсе. И все же просьбочку выполни. Когда подгребешь?

— Через час устроит?

— Ладушки! Тогда не прощаюсь!

Пока майор пачкал свой милицейский мундир должностным преступлением, похищая для меня оперативную разборку по Черняку, я занимался добрыми невинными делами — полил из лейки цветочные горшки на балконе с нежно-розовыми петуньями и флоксами, а также насыпал корм аквариумным рыбкам, носящим миленькое название «кардиналы».

Опер, как всегда, нарисовался в штатском. Неизменные замшевая куртка и черные джинсы делали его моложавым и чуточку спортивным, несмотря на грузную низкорослую фигуру. Правда, светлые молодежные кроссовки были уже явным перебором, свидетельствуя о плебейском отсутствии чувства меры.

Опер, по давно заведенной привычке, сразу прошел к камин-бару и погрузил тело в мягкие объятия кресла. Я, также придерживаясь традиции, устроился напротив и открыл засветившийся бар.

— Как обычно, «Наполеончик»?

— Разумеется. Вот, ознакомься, — майор с важным видом извлек из кармана тонкую пачку ксерокопированных листков. — Все, что имеется у нашей конторы по интересующему тебя вопросу. У ФСБ, понятно, информации побольше, но у меня туда доступа нет. Чем богаты, не обессудь.

Я углубился в чтение. Ничего нового для себя в записях не обнаружил. Заслуживала внимания лишь последняя страница с перечнем уголовников, активно контактирующих с Черняком. Под фамилией Паши-Беспредела значилось: «Начальник службы безопасности казино. По неподтвержденным данным принимал прямое участие в убийстве г-на Топоркова, банда которого пыталась внедриться в игорный бизнес Екатеринбурга».

Я хотел присвоить этот листок себе, но Инин меня остановил извиняющимся тоном:

— Нет, Монах. Выписки нужные сделай, а бумагу я заберу с собой. Береженого бог бережет. Лучше перестраховаться.

Когда закончил писанину, занеся в записную книжку соратников почившего законника, присоединился к майору, уже успевшему нанести существенный урон содержимому бутылки.

— Насколько понимаю, готовится очередная крупная разборка? — делая равнодушное лицо, обронил опер. — Учти, список этот, наверняка, не полный. Лишь верхушка айсберга. Я бы не советовал тебе связываться с игорной братией. Может боком выйти. Там сплошные мокрушники.

— Я тоже не учитель танцев! — выпив золотую пахучую жидкость, я пожевал дольку лимона и поморщился. — Да и не все от меня зависит. К сожалению, карты уже розданы. Надо играть!

— Тебе виднее, — с явным сомнением сказал оперуполномоченный, странно поглядывая на меня своими рыбьими глазами. — Знаешь что? Выдай мне валюту за этот месяц на недельку пораньше. Я, пожалуй, в отпуск слиняю от греха. Пусть коллеги о твои мокрые глухари карьеры ломают. А я пережду вашу бойню на югах.

— Хозяин — барин, — согласился я, доставая из серванта пачку зеленых. — Но мне почему-то кажется, что причина в другом. Сомневаешься, что я смогу благополучно дожить до дня твоей получки? Верно?

— Человек предполагает, а бог располагает, — туманно высказался Инин, проворно пряча баксы в свой пухлый бумажник.

Мы без всякого удовольствия прикончили бутылку и стали прощаться.

— Искренне желаю удачи, — пожимая мне руку, сказал опер. — С игровыми мальчонками она тебе непременно понадобится!

По идее, нужно быть паинькой и не высовывать носа из приватизированного четырехкомнатного «блиндажа», но, послонявшись по квартире, вызывавшей сегодня у меня мрачную ассоциацию с волчьей ямой, я не выдержал и набрал номер Цыпы.

— Хочу проветриться. Заезжай.

— Монах, это слишком рискованно! Давай выждем.

— Без обсуждений! Я сейчас на стенку полезу. Рви когти, если не хочешь застать шефа свихнувшимся!

— Буду через десять минут.

Повинуясь странному желанию, я оделся во все черное — рубашку, джинсы и кожаную куртку. Оживил ансамбль кроваво-красным галстуком. Пристроил под мышку верного Братишку и сунул в задний карман брюк две запасные обоймы.

Конечно, отлично понимал, что все эти приготовления яйца выеденного не стоят, так как противниками на этот раз выступают истинные профессионалы.

Чтоб сбить кладбищенский привкус подобной мысли, намахнул целый фужер «Матра» и запалил папиросу из серебряного портсигара.

Тут и Цыпа нарисовался в сопровождении двух горилл из «Кента».

— Надеюсь, Монах, ты осознаешь, что творишь, — сказал он, поджав губы.

— Заглохни, мальчик! Жить нужно в кайф! Давай к Мари!

Ночные улицы, обычно приводившие меня своими неоновыми выкрутасами в умиление, на этот раз фамильярно-раздражающе подмигивали вывесками и рекламой, вызывая с трудом подавляемое желание шмальнуть по ним для острастки автоматной очередью. Разрывными трассерами было бы в самый кайф.

Но уже в первой зале ночного клуба «У Мари» агрессивность мою как рукой сняло. Играющие в бильярд ребятишки чуть ли не во фрунт выстроились, отлично понимая, кто их истинный хозяин.

— Сегодня вход исключительно по членским билетам! — заявил Цыпа, вперив в вышибал замороженный взгляд синих глаз. — При проколе не премии, а жизни лишитесь!

Мы прошли за наш постоянный столик у эстрады. Намертво привинченная к нему медная табличка в память о Кисе, нынче смотрелась удручающе и даже, более того, символически-мрачно.

Так как чревоугодие этим вечером меня интересовало меньше, чем когда-либо, ужин на свой вкус заказывал Цыпа.

Равнодушно пожевав шашлык и запив его белым вином, я оживился только при выходе на эстраду Мари. Ее номер стриптиза под аккомпанемент «Армии любовников», как и прежде, возбуждающе волновал. Видимо, потрафляя желаниям публики, на этот раз стриптиз исполнялся при ярком свете софитов, а не в полутьме, как обычно. Поэтому все потаенно-интимные ложбинки и манящие округлости Мари стали особенно привлекательными.

— Ослепительно, милая девочка! — похвалил я, когда она, набросив на тело шелковый черный халат, присела за наш столик. — Вот только попочка у тебя децал потяжелела. Впрочем, смотрится потрясно. Но, все же, на пирожные поменьше налегай.

— Что ты, Женик! — возмутилась Мари. — Я на строжайшей диете. Тебе просто показалось, признайся!

— Ладно, вполне возможно, — милостиво согласился я. — Сегодня я с ночевой. Диван в твоем будуаре-костюмерной не развалился еще?

— Что за недостойные тебя намеки, Женечка? Кроме как с тобой, я его ни с кем не делю!

— И очень правильно делаешь. Я, правда, не ревнив, но это ложе разрешаю пятнать только со мной. Ладушки?

— Ну как не стыдно так выражаться при господине Цепелеве? — вполне натурально покраснела Мари. — Ты грубеешь день ото дня. Это все из-за вашей нервной работы. Через полчаса у меня последний выход, и я буду в полном твоем распоряжении. Ты сможешь, наконец, успокоиться и расслабиться. Понянчу тебя, как только я умею!

Обольстительно улыбнувшись и не менее обольстительно покачивая своими, все же заметно потолстевшими бедрами, стриптизерка упорхнула за кулисы.

— Расставь вооруженную охрану на главном и запасном выходе, — отдал я распоряжение Цыпе. — Лестницу на второй этаж совсем заблокируй. Лишку не пей. Лучше курни. — Я выложил на стол заветный кисин портсигар с двуглавым орлом на серебряной крышке. — Ну, до утра! Оно, говорят, мудренее!

Поднявшись на второй этаж в комнату Мари, первым делом защелкнул дверные замки и опустил на окна тяжелые бархатные портьеры.

— Ну, моя малышка, займемся-ка земными утехами, пока на небо не призвали!

Проснулся утром от нежно-осторожного путешествия женских пальчиков по моей шевелюре.

— В чем дело? — не открывая глаз, поинтересовался. Времени натикало много?

— Да нет, девять всего, — проворковала Мари, продолжая гладить мне волосы, как маленькому. — Я вот всегда удивляюсь тому, как странно, Женечка, ты седеешь. Вся голова черная, а затылок совершенно белый почти…

— Так и задумано. Кем-то. — Я окончательно проснулся и сел на постели. — Нарисуй-ка чашечку кофе, да я отчалю. Столько дел намечается, что, боюсь, затылок станет белым без «почти».

— Не поняла, — захлопала своими пушистыми ресницами зеленоглазая стриптизерка.

— Это сказка не для маленьких девочек, — туманно пояснил я, разыскивая куда-то запропастившиеся плавки. — Ненаглядная, кажется, я кофе заказывал!

Пока Мари колдовала над кофеваркой, я успел полностью одеться и прицепить кобуру с милым Братишкой. Подойдя к двери, прислушался. Коридорная тишина нарушалась чьим-то нахальным похрапыванием.

Стараясь не щелкать замками, приоткрыл дверь и увидел сидящего на стуле у стены Цыпу. Верный телохранитель беззаботно спал, свесив голову набок и даже улыбался во сне. Вот-вот слюни потекут.

— Маришка, иди сюда! — прошептал я в комнату. — Хочешь увидеть истинно профессионального боевика? Таким способом во всем мире реакцию тренируют.

Когда Мари встала у меня за спиной, я гаркнул:

— Шухер! Менты!

Рука Цыпы рефлекторно нырнула под куртку, он вскочил, направляя на голос свой крупнокалиберный пистолет-пулемет, и только тут открыл еще бессмысленные глаза.

— Расслабься! — усмехнулся я. — Проверка бдительности. Айда кофе пить.

Когда с традиционным утренним кофепитием было покончено, я, как бы между делом, поинтересовался:

— Надеюсь, Цыпленок, ты ночью не подслушивал у двери?

— Обижаешь, Евген! — искренне оскорбился телохранитель. — Я не извращенец какой-нибудь! И потом — в любом завалящем порнофильме эти стоны и охи куда натуральнее звучат!

— Ладно, неизвращенец! — я не сдержал понимающей улыбки. — Поехали, навестим Фигаро. Может, о таинственном ММ новости появились. Кстати, ты не задумывался, что этот Макс и ребятишки Черняка — ягоды с одной лужайки?

— Скорее всего, — подумав, согласился Цыпа. — Тогда все становиться в елочку. Но одно непонятно, кто же вора в законе на Луну спровадил?..

Наша белоснежная «волжанка» в сопровождении «девятки» мальчиков из «Кента» затормозила на маленьком пятачке у полуподвального бара с претенциозным названием «Полярная звезда».

Заведение было явно из разряда низкопробных, где суррогатное качество спиртных напитков возмещалось их дешевизной. И клиентура под стать — безработные с пустыми отрешенными лицами и алконавты с сизыми носами.

Чтобы не выглядеть чужеродно в этой специфической среде, мы с Цыпой взгромоздились на высокие табуреты у липкой стойки и заказали пару пива, похоже, единственный напиток, который можно здесь потреблять, не слишком рискуя здоровьем.

— Что-то не видать нашего дружка Олежку Сапешко, — благожелательно кивнул я упитанному бармену, презрительно-снисходительно взиравшему с высоты своего положения на утоляющую жажду публику. — А я его как раз угостить обещал!

— Дак, уже были утром из вашей конторы! — скривил толстые губы в наглой усмешке бармен. — Я им все, как есть, рассказал. Мне таить нечего.

— Из какой такой конторы? — я чуть не поперхнулся безбожно разбавленным пойлом.

— Из вашей, из уголовного розыска, откуда же еще? — продолжал ухмыляться толстяк. — Ушел вчера гражданин Сапешко отсюда в одиннадцать вечера. Один. Больше его не видал. Я, что рядом тут зарезали его, сам только по утряне узнал от клиентов. Они его, бедолагу, в «скорую» грузили.

— Понятно. По ходу, мы просто разминулись с коллегами, — бросил я на стойку купюру и спрыгнул с табурета.

— Как можно?! — воскликнул хозяин забегаловки, отшатнувшись от купюры, как от мины замедленного действия. — Сейчас же заберите обратно! Ребята из наших доблестных органов завсегда угощаются за счет заведения. Разве не знали?

— Захлопни пасть, падаль! — я звезданул по стойке так, что кружки припадочно запрыгали. — Иначе пойдешь париться ко мне в изолятор за свое разбавленное пойло!

Когда мы уселись в машину, Цыпа тоже солидарно высказался, верно поняв мое негодование:

— Нет, какой козел! Принять нас за ментов! Сучье вымя!

— Ладно, — я уже успел охолонуть. — Давай заскочим в травматологию. Раз Фигаро «скорая» увезла, может, жив еще.

В городской травматологической клинике на Большакова мне бывать уже приходилось. Сразу пройдя в приемный покой, я в две секунды выяснил у дежурной сестры, что господин Сапешко поступил ночью в тяжелом состоянии с проникающим колотым ранением в грудную клетку. Операция прошла успешно, и за его жизнь уже можно не опасаться.

— Мне бы хотелось самому убедиться, что дело пошло на поправку. В какой он палате?

— Это против инструкций! — категорически отрезала сестра. — Посещать больного можно будет не раньше, чем через неделю.

— Убедительно прошу разрешить краткое свидание. Он мой троюродный брат! — Я просунул в окошечко стодолларовую купюру и отвел взгляд — неприятно было наблюдать отразившуюся на увядающем лице медработника жестокую внутреннюю борьбу. Финал ее являлся предрешенным. Грязно-зеленая банкнота составляла месячную зарплату главврача.

— Только в виде исключения. Как близкому родственнику, — промямлила, густо покраснев, медсестра. — Девятая палата. Халат на вешалке возьмите.

Дав знак Цыпе, чтобы ждал в машине, я отправился на поиски.

Отыскал нужную палату на втором этаже в начале коридора, безвкусно выкрашенного в противненький грязно-желтый цвет. Своей перенаселенностью больничная палата сильно смахивала на камеру следственного изолятора. На двадцати квадратных метрах впритирку размещались восемь железных кроватей. Все больные здесь были явно из категории потерпевших — заплывшие синяками глаза всех оттенков радуги, перевязанные бинтами головы и загипсованные конечности вызвали у меня воспоминание о безобразном побоище из советской кинокомедии «Веселые ребята».

Олег Сапешко лежал у мутного окна и грустно наблюдал слезящимися глазами за клочковатыми дождевыми облаками, оперативно кучковавшимися в черные грозовые тучи.

Заметив меня, как-то виновато улыбнулся и попытался приподняться на своем ложе.

— Не трепыхайся, дорогой. Тебе это вредно, — я чуть нажал на его плечо, возвращая телр на исходную позицию. — Кто это тебя так неаккуратно?

— Тот же самый… Максим Максимович. На улице возле «Полярной звезды» поджидал. Только я успел ему передать маляву с графиком, как получил укол в грудь. В сердце, гад, метил! Наверно, из жадности на мокрое пошел. Пожалел обещанные поллимона!

— Может быть. Хотя, вряд ли. Скорее всего, решил подчистить свой хвост. Избавиться от единственного свидетеля, знавшего его в лицо… Одно непонятно, почему он тебя не добил? Глупо.

— Струхнул он, дешевка! Дело было прямо на тротуаре, а тут как раз выскочила из-за угла машина с мигалкой. Гад, перо выдернул и ноги в руки. Но это не менты оказались, а случайная «скорая». Она меня и подобрала с обочины.

— Кстати, о ментах. Ты им дал наколку на Макса?

— Чтоб я мусорам помогал?! Да ни в жизнь! За кого меня держишь? Показал, что подвергся нападению неизвестного грабителя.

— Ладушки! Не хипишуй! А то вон твои братья по несчастью начали на нас лишнее внимание обращать. Прислушиваться к базару. Лучше вспомни-ка что-то конкретное по Максиму Максимовичу. Детали какие-нибудь, манеру держаться, особые приметы. Сам просекать должен, надо его поскорее разыскать. Слишком много у меня вопросов к нему накопилось!

— Какие детали, боже мой? — осунувшееся лицо Сапешко приняло плаксивое страдальческое выражение. — У меня кумпол вот-вот расколется! Опохмелиться вы, случайно, не захватили?

— Нет, но не переживай. Я капусту принес, что обещал, — вынув из бумажника «лимон», который всегда был при мне на случай непредвиденных расходов, я сунул денежную пачку под подушку этому недобитому алкашу. — Оскал капитализма и рыночных отношений действует даже на больничной территории. Купи медицинского спирта или няню в ларек зашли. Когда я уйду. А сейчас напряги извилины. Уж постарайся! Вот, к примеру, в первый вечер, когда с Максимом Максимовичем познакомились в баре, он по пьяни ничего лишнего не сболтнул? Вспоминай!

— И нечего даже вспоминать! — Сапешко чуть не хныкал. Было ясно, что все его помыслы крутятся вокруг близко замаячившего долгожданного опохмела. — Да и не пил он вовсе. Коктейль «Кровавая Мэри» заказал, да так и не притронулся. Хотя сразу видать, что законченная пьянь.

— Из чего ты это заключил?

— Одеколон пьет. Я с лету учуял. Опустившийся человечишко, хоть и прилично одет — в кожаное пальто.

— Не обязательно, — я разочарованно вздохнул. — Может, язва желудка у него. Одеколон, говорят, помогает.

Сколько я ни бился, ничего путного Фигаро так и не выудил из своей болящей головушки. Пообещав скоро снова навестить, я, наконец, покинул сразу повеселевшего потерпевшего.

В салоне «волжанки» плотно плавали терпкие клубы анаши.

— Как успехи? — распахивая дверцу, встретил меня вопросом Цыпа.

— Никаких. А ты что, дорвался до халявы? Верни-ка портсигар. Всю машину провонял!

— Ты не так понял, Евген! — Цыпа отдал портсигар и запустил мотор. — Просто пытался перебить запах одеколона.

— Невежа! Это цветочные духи, а не одеколон! — я осекся, буквально потрясенный вдруг возникшим у меня подозрением. — Рвем когти в «Кент»! Нужно срочно кое-что прояснить!

«Волга» взяла с места рывком. Заметив, что Цыпа что-то очень часто стал поглядывать в зеркало заднего вида, я не выдержал и спросил:

— В чем дело? Хвост?

— Не знаю. Возможно, ошибаюсь, но мне показалось, что за нами пытался увязаться «опель-адмирал». У ребят из казино, между прочим, три таких машины. Но на перекрестке отстал. Может, их спугнул наш экскорт — «девятка» с мальчиками?

— У тебя просто нервишки гуляют, — отмахнулся я. — Вряд ли черняковская братва так скоро смогла проведать о смене машины.

Через десяток минут мы уже находились в «Кенте» и поднимались по ковровой дорожке лестницы на второй этаж.

Дверь в восьмой номер, как обычно, была не заперта. По ходу, таким незамысловатым образом хозяин демонстрировал свое гостеприимство.

Арнольд на этот раз зажигал не в розовом неглиже, а в темно-синих джутовых брюках и такой же рубашке навыпуск. На ногах красовались фасонистые туфли под крокодила. Гей-мальчик развлекался с игровой приставкой «Денди», подключенной к телевизору.

— Какой приятный сюрприз! — радостно всплеснул он руками. — Сразу два клиента! И каких! Хозяин со своим главным помощником! Желаете одновременно? Вертолетиком?

— Ты не ошибся. Мы наведались, чтобы доставить тебе целую гамму острых ощущений. Но совсем другим способом! — я прошел к окну, отрезав последнюю, хоть и весьма призрачную, возможность для Арнольда уйти от предстоящего разговора по душам. — Тебе не повезло. Сапешко жив. Сиди смирно, Максим Максимович! Умей проигрывать достойно!

С густо накрашенных губ Арнольда медленно сползла угодливая улыбка, и ее место тут же занял злобный оскал.

— Все-таки ты везунок, Монах! Даже перед смертью тебе фарт катит!

Сообразительный Цыпа, вмиг вкурив, что почем, защелкнул дверь и подошел вплотную к Арнольду.

— Не дергайся, дорогуша! — проворковал он, принимаясь за его тщательный шмон. — Если, конечно, хочешь и на мраморном столе смотреться привлекательно, без уродливых кровоподтеков. Авось, тебе еще и повезет — соблазнишь сторожей морга. Они же все маньяки-извращенцы! Хе-хе!

Очень довольный проявленным сомнительным остроумием, Цыпа быстро закончил обыск, выудив у своего клиента из заднего кармана брюк пружинный нож. Нажав на кнопку, выщелкнул длинное узкое лезвие, похожее на жало стилета.

— Евген, наверняка вот этим самым кнопарем Фигаро подколот! — Цыпа явно претендовал на мою похвалу за сообразительность.

— Не только Фигаро! — я не сдержал усмешки, наблюдая удивление на лице телохранителя. — На нем также кровь владельца казино Черняка! Верно, Арнольд?

Тот продолжал молча сидеть в кресле, пустым безжизненным взглядом уставившись на экран телевизора, где появилась английская надпись, означавшая конец игры.

— Сами решайте свои ребусы. Говорить я не буду. Смысла нет. Но и вы недолго меня переживете! — Арнольд весь напрягся, увидев занесенный для удара цыпин кулак.

— Будешь! Еще как будешь! Запоешь, как миленький! — Цыпа глянул на меня, ожидая разрешения приступить к привычной работе с заартачившимся клиентом.

Я отрицательно покачал головой.

— Погоди, Цыпленок! Мы же интеллигентные люди, а не мясники! Попробуем договориться. Слушай сюда, Арнольдик! Я сейчас расскажу, как вижу, эту историю. Если в чем-нибудь ошибусь, поправишь. Всего-то и делов. Зато, обещаю, умрешь быстро, без лишних мучений. Ладушки?.. Даю десять секунд. Время пошло!

Я отвернулся к окну. На улице опять моросил нудный дождь. Не люблю эту осеннюю слякоть. Нет, чтобы после лета сразу пришла зима! Печально, но, по ходу, даже в природе нет совершенства…

Так как время истекло, а Арнольд упрямо продолжал изображать героя, я уже хотел было дать знак Цыпе, но тут мое внимание привлекли два механика в комбинезонах, деятельно копавшихся в моторе белой «волжанки». Обвел взглядом всю автостоянку. Сомнений больше не осталось. Среди скопища машин другой «Волги» белого цвета не было.

Механики, уже закончив работу, аккуратно захлопнули капот и вышли на проезжую часть. Рядом тут же притормозил, забирая их, «опель-адмирал».

Я закурил и повернулся к Арнольду.

— Отдаю должное твоему мужеству. Поэтому предлагаю новые условия. Если будешь до конца откровенен, я тебя отпущу на все четыре. Живым.

Арнольд вскинул на меня изумленные глаза. Но слабая надежда тут же погасла и сменилась недоверчивостью.

— А-а, просек! — губы его судорожно скривила диковатая усмешка. — Ты меня отпустишь, а Цыпа сделает все остальное. И ты якобы не при делах!

— По себе меряешь, Арнольдик! Если что обещаю, то обещаю от имени всех своих людей. Повторяю для скудоумных: мы гарантируем, что уйдешь отсюда невредимым и никто из мальчиков за тобой не пойдет!

— Ладно! — в голосе Арнольда звучала решимость отчаянья. — Будем считать, что я поверил. Спрашивай!

— За что, любопытно, ты меня так ненавидишь? Гомиком делал тебя не я. Насильно работу в «Кенте» не навязывал, гонорары почти не обстригал, даже услугами твоими голубыми не пользовался! Давай, поясни.

— Я тебя не ненавижу, а презираю! — высокопарно заявил Арнольд, совсем сбив меня с толку. — За что, хочешь знать? Да за то, что наглый везунок! Сели мы по одинаковой сто второй статье пункт «г», но ты чистым лагерь прошел, а меня в первый же год опустили по беспределу, ни за что. Весь срок ты сыром в масле катался, хавку из столовой шестерки тебе в каптерку носили, а мне даже за общий стол с мужиками сесть запрещено было! Тебе анаша за положняк шла, а для меня простая пачка «Примы» праздником считалась!

— Неплохо информирован, хоть и в разных зонах чалились, — усмехнулся я. — Ну-ну, гони дальше. Интересно даже…

— Не нукай, не запрягал! — почему-то окрысился Арнольд. — И здесь, на воле, опять тот же расклад! Все у тебя в елочку катит, а мне, как в лагере, собой торговать приходится!

— Каждому — свое! — философски заметил я. — А разница между нами существенная. В интеллекте и силе характера. Я, к примеру, и дня бы голубым не прожил. Лучше уж вздернуться! Ты же за бабки каждому подмахивать рад стараться. А про интеллект уж и говорить не приходится…

— Ошибаешься, Монах! — гомик радостно оскалился, вот-вот захохочет!

Нет, в натуре, я совсем перестал его понимать. Либо утратил знание человеческой психологии, либо психология у голубых совсем не человеческая.

— Как раз про умственные способности и побазарим! — продолжал изливаться Арнольд. — У меня масла в чайнике не меньше, чем у тебя! Может, и поболе. По крайней мере, я такую мутку соорудил, что вечному фарту твоему, наконец-то, каюк пришел. От костоломов Черняка тебе не уйти. Ни сховаться, ни отмазаться от них не сможешь! Дураку, согласись, столкнуть вас лбами было бы не под силу…

— Начинаю понимать! — закуривая очередную «родопину», я с интересом взглянул на Арнольда, открывшегося с совершенно неизвестной стороны. — Выходит, ты не чуждаешься восточных забав? Китайская мудрость гласит: лучшее развлечение сидеть на высокой горе и любоваться, как в долине дерутся два тигра… Так что ли? Одно не вкурю. Сапешко-то зачем мне на хвост вешал?

— На этом строился весь расчет! — с наглым видом превосходства, снисходительно пояснил Арнольд. — Я искал какого-нибудь ржавого алкаша, который сразу прибежит к тебе с предупреждением о слежке, чтобы урвать двойную плату. Для этого наведывался в «Полярную звезду». Мне повезло, услыхал, как один пьяный ханыга хвастался знакомством с тобою. Его и вербанул. Дальше все вышло, как и рассчитывал. Ты сразу усилил личную охрану, тем дав основания для беспокойства Черняку, который уже получил цынк о якобы исходившей от тебя угрозе. Узнав, что вы встречались, я понял, время пришло, и утречком отправил хозяина казино туда, куда тебя вскорости спровадят его подручные. Лихо все задумано, согласись?! — Арнольдик явно ликовал, видно, совершенно забыв, что и сам-то находится далеко не в лучшем положении.

— Лихо, лихо, — давя окурок о край хрустальной пепельницы, я, как всегда, не смог удержаться от удачно подвернувшегося каламбура. — Боюсь только, что лихо это для тебя настоящим лихом обернется!

Арнольд подавился улыбкой и отвел забегавшие глаза.

— Я с самого начала знал, что на слово Монаха полагаться глупо! — глухо проговорил он. — Тогда, хоть кончай скорее!

— На кой ты мне нужен? — я смерил его презрительным взглядом. — Сам ведь в курсе, у голубых что-либо отбирать западло по закону. Даже жизнь! Так что убирайся! Не желаю тебя больше видеть в городе. Рви когти, пока я добрый!

— Монах, он же, пидор, нас подставил! — попытался опротестовать мое решение Цыпа.

— Захлопни пасть, Цыпленок! — безжалостно пресек я вредную игру в демократию. — Пусть сматывается. Кстати, отдай мутнорылому ключи от его «волжанки».

Арнольд с посеревшим лицом поднял брошенные ему под ноги ключи с экстравагантным брелком и неуверенно попятился к вешалке, где висел его кожаный плащ. Явно не верил, козел, в мою порядочность, так как ни на секунду не засветил нам свой затылок. Так и вышел из номера, по-рачьи пятясь и даже не поблагодарив. Все-таки неблагодарность людская — самый распространенный порок. Впрочем, какое понятие о вежливости может иметь гомик!

— Монах, неужто ты его так и отпустишь?! — Цыпа порывался броситься вслед за любителем китайских забав. — Я тебя не узнаю!

— Сядь и не рыпайся. Все путем. На вот, расслабься! — я подал ему серебряный портсигар. — И потом, как давний член нашего монашеского ордена, ты бы должен больше доверять Провидению!

На улице громыхнуло так, что на мгновение мне почудилось, будто я оглох.

— Вот и я говорю, — снисходительно повторил я распластавшемуся на ковре телохранителю, вообразившему, по ходу, что мы подверглись обстрелу из гранатомета. — Надо больше доверять Провидению!..

— Что это было? — Цыпа принял вертикальное положение, пряча от меня смущенные глаза.

— Судьба! Или, как сказал бы покойный Арнольд, опять мой вечный фарт!.. Кстати, не забудь стекольщика вызвать. Боюсь, на первом этаже гостиницы все стекла менять придется.

Ночные улицы Екатеринбурга смахивают на рождественскую елку. Разноцветное сияние витрин и реклам расцвечивало праздничными бликами три наших автомобиля, кативших на малой катафалковой скорости, чтобы не нервировать гаишников, к ночному клубу «Фаворит». Данное заведение являлось дочерней фирмой казино, этаким междусобойчиком, где собирались только свои.

Размещался «Фаворит» в дореволюционном двухэтажном особнячке на улице Котовского. Внешне ничем не выделялся. Такая же, как у соседей, отваливающаяся штукатурка стен, давно не крашенные деревянные наличники окон. Так как на доме отсутствовала даже банальная вывеска, непосвященный человек ни за что не мог предположить за ветхим на вид, покарябанным фасадом наличие обшитых дубом комнат, застеленных толстыми коврами полов и по-купечески дорогой престижной мебели.

За пару кварталов до «объекта» наша автокавалькада свернула на пустырь и остановилась. Место было выбрано удачно. Со всех сторон оно защищалось от любопытных глаз кучами земли. Должно быть, здесь рыли котлован под очередную новостройку.

— Жаль, Василий еще на югах гуляет, — вздохнул Цыпа, гася фары. — Его снайперские способности могли нынче пригодиться.

— Без сомнения, — согласился я. — Брательник твой — редкостный талант. Пишет хоть?

— Телеграммы присылает. Да и то редко. Пьет, наверно, да с бабами кувыркается. Вот и на письма времени нет.

— Ладно, не будь к нему слишком строг, — я повернулся к молчащему на заднем сиденье Виктору. — Ну, действуй, Том! Удачи!

Возглавляемый Томом ударный отряд из десяти наемников бесшумно растворился в ночи.

— Сейчас в «Фаворите» станет весело! — предвкушая, ухмыльнулся Цыпа, ставя «Стечкин» на боевой взвод. — Почему, Евген, мне не разрешил поучаствовать?

— Тебе работенки хватит, — успокоил я. — А Виктору пора привыкать к самостоятельности. Быстрей заматереет.

Сколько ни напрягал слух, никаких подозрительных звуков со стороны особняка не улавливал. Это обнадеживало. Значит, если волыны сейчас и работают, то, скорей всего, наши, снабженные глушителями.

Глянув на «Ролекс», отметил, что с начала акции прошло уже десять минут.

— Пора, Цыпа. Айда с ревизией!

Около самого заведения тоже было тихо. От стены у дверей отделилась тень человека.

— Все срослось, Монах. Путь свободен.

Мы с Цыпой вошли. В просторной прихожей «Фаворита» пахло недавно сгоревшим порохом. В углу раздевалки, наспех прикрытые каким-то тряпьем, аккуратно лежали два тела.

— Кожаные затылки, — пренебрежительно бросил появившийся Том. — Пытались, чайки, оказать сопротивление. Отправил их на Луну.

— Где Паша-Беспредел? Живой?

— Естественно. Как ты заказывал. Ждет в комнате наверху.

В сопровождении Тома и Цыпы я поднялся на второй этаж.

— Всего в доме оказалось девять человек. Двоих в раздевалке не считаю, — информировал по дороге Том. — Всех собрал в баре на первом этаже. Ведут себя пока смирно, но ребята все одно их надежно пасут.

— В баре, это правильно, — одобрил я. — Пусть повеселится братва, пока не решим, что с ними дальше делать.

— А чего тут решать? — подал капризный голос Цыпа. — Лучше перестраховаться… А домишко спалить. Пусть потом менты из пережаренных бифштексов пули выковыривают.

— Цыпа, ты пижонистый мизантроп, — заметил я, берясь за дверную ручку указанной Томом комнаты.

Она была небольшая и явно служила тем же интимным целям, что и номера в моем «Кенте».

Паша-Беспредел понуро сидел на незастеленной софе, охраняемый одним из наших ребят.

Мы устроились в низких креслах за журнальным столиком, а охранник, повинуясь моему знаку, вышел из комнаты, плотно прикрыв за собою дверь.

— Привет, Пашок! Чего невесел? Поминки по Монаху справляешь? — полюбопытствовал я, даря ему ослепительно-доброжелательную улыбку.

— Еще изгаляешься? — весьма невежливо ответил вопросом на вопрос Беспредел.

— Дурашка! — мягко, но все же осудил я его невоспитанность. — Я ведь с миром пришел. Побеседовать просто.

— После твоих, Монах, простых бесед очень непросто живым остаться! Возьмем Черняка, к примеру! — презрительно кривя губы, буркнул Паша, демонстрируя некоторую склонность к мрачным каламбурам. Это мне понравилось.

— Неверное представление, Пашок! Как видно, ты совершенно меня не знаешь. Могу признаться, как брату, я сентиментальный добряк, каких свет не знал!

— Ну, ясно. Исключительно по доброте душевной ты и кокнул наших ребят в вестибюле!

— А в чем дело? Они твои кенты?

— Да нет… Обычные наемники.

— Или Черняк, земля ему пухом, брат твой сродный? Сколько, кстати, он тебе отстегивал?

Паша долго молчал, обдумывая ответ. Видно, вкурил, наконец, что пока убивать его никто не собирается.

— Черняк был моим шефом. Всего лишь. В доле я не состоял, сидел на окладе в тысячу пятьсот гринов. За спецпоручения, понятно, отдельно…

— Не густо, — посочувствовал я головорезу. — Ты, безусловно, заслуживаешь значительно большего. Что скажешь о трех штуках?

Беспредел лишь смущенно-недоверчиво усмехнулся, как старая проститутка, которой неожиданно предложили за услуги вдвое больше ее обычной таксы.

— Я готов подписаться, но как, Монах, ты собираешься все обтяпать? Казино принадлежит вдове Черняка. Совет директоров постановил выкупить его у нее. Она согласилась уже…

— Пустяки. Я отстегну ей больше. Составь-ка, Пашок, для начала сотрудничества, списочек ваших директоров, то бишь бригадиров. И пометь крестиком тех, с кем полюбовно договориться нам не удастся…

Беспредел колебался всего лишь пару секунд, тем полностью оправдав свою кличку.

Взяв заполненный им блокнотный лист, я сравнил данные со своей записной книжкой. Информации Паши и оперуполномоченного Инина совпадали.

— Кто-нибудь из непримиримой оппозиции сейчас в заведении присутствует?

— Из тех, кто крестиком помечен? — уточнил начальник безопасности казино. — Да. Шарташский здесь.

— Знаю его. С ним не договориться, точно. И почему это у всех воров в законе начисто отсутствует гибкость дипломата? Ладно. С него и начнем. Везет тебе, Пашуля! Сразу халтурка подканала. Цыпа, дай ему арнольдово перышко.

Цыпа, ухмыляясь, вынул кнопарь и бросил на колени побледневшему Беспределу.

— Волыну мы тебе позже вернем, — сказал я, вставая с кресла. — Не переживай. Во всем находи что-то приятное. Вот поработаешь пером — молодость вспомнишь… А братве вашей пояснишь, что Шарташский, как выяснилось, и пришил Черняка, желая стать первым лицом в игорном бизнесе города. Ребят своих тебе оставляю — будут числиться в штабе охраны казино. Ну, бывай! Да, чуть не забыл, внизу надо прибраться, мы в раздевалке наследили децал. Том! Останься и проследи, чтобы все срослось, как надо. Чуть что не так, всех отправляй на Луну. Удачи!

Спускаясь по лестнице, я сунул Цыпе блокнотный лист:

— Сам домой доберусь. Тебе, как обещал, работенка еще предстоит. Возьми парочку ребятишек и навести крестообразных. Чтоб к утру все они уже деревянный крест поимели!

Мы вышли на улицу. Заметно похолодало. Деревья у тротуара, скрючив голые ветви, застыли, видно заранее готовясь к глубокому зимнему сну.

Фонари уже не горели. Муниципалитет, как всегда, экономил электроэнергию. Но окрестности ярко высвечивала полная луна, низко повиснув над землей.

— Замечал, Евген, что луна на человечье лицо похожа? — с чего-то потянуло Цыпу на лирику. — Она словно пасет за нами.

— Луна самая крупная поклонница китайских забав! — я покосился на космическую шпионку. — Но с ней затевать разборку, пожалуй, не станем…