В январе 1611 года возникло сразу несколько центров, объявивших короля Сигизмунда и поляков своими врагами. Жители Калуги отказались целовать крест не только Сигизмунду, но и Владиславу. Они заявили, что будут подчиняться только тому государю, который венчается царским венцом в Москве. Во главе их встал бывший тушинский боярин Д. Т. Трубецкой. К этому времени И. Заруцкий вместе с Мариной Мнишек и ее сыном уже уехали в Тулу. Вместе с туляками они также не желали признавать власть поляков.
Псков объявил себя самостоятельным городом. Отправленное против него войско под командованием И. М. Салтыкова было разбито. Новгородцы не приняли посланцев из Москвы, которые хотели привести их к присяге Владиславу. Воевода Переславля-Залесского И. В. Воротынский даже вступил в борьбу с московскими полками под руководством боярина И. С. Куракина. Его победа воодушевила многих и побудила их к скорейшему объединению.
Ведущую роль в этом движении сыграл рязанский воевода Прокопий Петрович Ляпунов. Он принадлежал к старинному рязанскому боярскому роду. В бывшей столице Рязанского княжества Ляпуновы занимали одно из первых мест и обладали правом возглавлять городовую дружину. Их земельные владения составляли около 600 четвертей прекрасного чернозема. Выращенный урожай зерновых и овощных культур был настолько велик, что позволял вести активную торговлю продовольствием на московских рынках, поэтому Ляпуновы были известными людьми не только на Рязанщине, но и в столице. Правда, им долго не удавалось занять какие-либо места при царском дворе или в правительстве, хотя все представители этого рода очень стремились к этому. Им всегда хотелось быть в гуще важнейших событий в государстве.
Впервые на страницах русской летописи имя П. П. Ляпунова встречается в 1584 году. Тогда он — участник волнений, вспыхнувших после смерти Ивана Грозного. Заподозрив, что бывший царский любимец Б. Я. Бельский хочет «извести царский корень», Прокопий Петрович вместе с горожанами наставил большую пушку на закрытые ворота Кремля и потребовал, чтобы бояре объяснили происходящее. В противном случае он был готов разбить ворота и выяснить все сам. В итоге Бельский был отправлен в ссылку.
В 1598 году, когда умер Федор Иванович, П. П. Ляпунов прибыл в Москву на Земский собор, чтобы решить судьбу царского престола. Вместе со всеми он голосовал за Годунова. Однако, когда появился «царевич Дмитрий», Прокопий решил помочь ему в достижении «отчего» трона, не подозревая об обмане. Правда, в ближнее окружение воцарившегося самозванца он не вошел и вернулся в родной город.
Переворот, осуществленный В. И. Шуйским в мае 1606 года, видимо, возмутил рязанского воеводу. Получалось, что заговорщики все решили между собой, даже не поинтересовавшись мнением жителей других городов.
Когда к Москве двинулся И. И. Болотников, намеревавшийся скинуть Шуйского с престола, Ляпунов вместе с рязанцами с готовностью примкнул к нему. Он полагал, что борется за интересы свергнутого законного «царя Дмитрия». Только убедившись в том, что в реальности никакого Дмитрия нет, он поддался уговорам царя Василия и перешел на его сторону. В благодарность спасенный Шуйский присвоил рязанцу чин думного дворянина. Это дало возможность П. П. Ляпунову стать постоянным участником заседаний Боярской думы.
В 1607 году Прокопию Петровичу довелось принять активное участие в боях с самозваным царевичем Петрушей и помогать царю в разгроме болотниковцев. Под Каширой ему удалось победить болотниковца князя А. А. Телятевского, под Тулой он разбил один из казачьих отрядов.
В следующем году рязанскому воеводе было приказано остановить Лжедмитрия II под Пронском. Но силы оказались неравными. Прокопий был ранен и отступил к Переславлю-Залесскому. Здесь он смог организовать крепкую оборону и не пропустил врага в город.
Во время двоевластия Ляпунов сохранял верность царю Василию, хотя престарелый, скупой и мнительный государь не слишком ему нравился. Пробиваясь сквозь осадное кольцо, созданное тушинцами, Прокопий привозил в Москву продовольствие. Там он видел, что всеобщее недовольство Шуйским постоянно возрастает. Вполне вероятно, что непопулярный монарх давно бы лишился престола, если бы не успешная борьба с тушинцами М. В. Скопина-Шуйского. Медленно, но верно тот двигался из Новгорода к Москве, чтобы освободить город от плена.
Когда Скопин в начале 1610 года обосновался в Александровой слободе, рязанский воевода отправил ему поздравительную телеграмму. В ней он прямо назвал полководца «новым государем и царем всея Русии». Об этом стало известно в столице. Подозрительный царь Василий решил, что племянник посягает на его корону, и вместе с братом Дмитрием начал строить планы по уничтожению соперника.
В марте 1610 года москвичи радостно приветствовали своих освободителей — М. В. Скопина-Шуйского и Ф. И. Шереметева, сразу же ставших народными героями и любимцами. Однако всеобщее восхищение сыграло роковую роль в судьбе полководца-освободителя.
После трагической гибели Скопина П. П. Ляпунов, всегда считавший себя ответственным за судьбу родины, вновь решил вмешаться в московские дела. Он начал списываться с боярами по вопросу сведения с престола непопулярного государя. Наибольшую поддержку он получил от князя В. В. Голицына, который сам мечтал о престоле.
Благоприятная обстановка для задуманного сложилась после клушинского разгрома царского войска. Защищать Шуйского стало практически некому. Во главе заговора встал брат Прокопия Захарий. 17 июля 1610 года он вместе с единомышленниками ворвался в царский дворец и предложил Василию Ивановичу добровольно отдать царский венец и скипетр. Заговорщиков поддержали и некоторые бояре во главе с И. М. Воротынским. В итоге Шуйский покинул дворец и переселился на свой старый боярский двор. В дальнейшем планировалось созвать избирательный Земский собор и на его заседании избрать нового государя, который устраивал бы всех. Однако нападение на Москву сразу двух врагов — польского гетмана С. Жолкевского и Лжедмитрия II — помешало осуществить задуманное. П. П. Ляпунов, видимо, поддержал план избрания на престол королевича Владислава, поэтому его брат Захарий был включен в состав Смоленского посольства к королю Сигизмунду.
Сам рязанский воевода вновь занялся снабжением столицы продовольствием. Он даже иногда выполнял личные заказы поляков, полагая, что с ними следует сотрудничать. Однако уже к концу 1610 года Прокопий начал понимать, что его союз с королем был ошибкой. Захарий сообщил ему из-под Смоленска, что Сигизмунд планирует захватить Русское государство и присоединить к своей короне. Москвичи постоянно жаловались на самоуправство поляков, их грубость по отношению к русским женщинам, заносчивое поведение, на неуважение местных обычаев и порядков.
Вскоре призыв о помощи раздался и из уст патриарха Гермогена. Поляки и их сторонники всячески притесняли архипастыря, выказывали непочтение к святыням, неподобающе вели себя в храмах.
Все это побудило П. П. Ляпунова к решительным действиям. Он принялся рассылать по городам грамоты, в которых рассказывал о тревожной ситуации в Москве, об истинных планах короля Сигизмунда и призывал к борьбе с захватчиками. Эти послания находили горячий отклик у многих русских людей;
О деятельности рязанского воеводы стало известно и в Москве. «Седьмочисленные» бояре сочли ее крамольной и отправили на Рязанщину карательный отряд. Но Прокопий был уже не один: на помощь к нему пришел зарайский воевода Д. М. Пожарский. Общими усилиями каратели были отогнаны. После этого Ляпунов отправил в столицу гневную грамоту, в которой осудил бояр-изменников и потребовал прекратить гонения на Гермогена, проводившиеся в угоду королю.
Сам же Ляпунов продолжал с удвоенной энергией собирать сторонников на освободительную борьбу. Он отправил грамоту в Псков к воеводе Ф. М. Плещееву и пригласил того приехать для «доброго совета» о будущем Русского государства. Его гонцы поскакали в Калугу, где всеми делами заправлял Д. Т. Трубецкой, и в Тулу, где обосновался с Мариной Мнишек И. М. Заруцкий. Оба бывших тушинских воеводы согласились влиться в антипольское движение.
Отряды ополченцев начали формироваться во многих городах. В Ярославле их возглавил И. И. Волынский, в Муроме — князь Литвинов-Мосальский, в Нижнем Новгороде — князь Репнин, в Суздале — окольничий Измайлов, в Вологде — князь Пронский, в Костроме — князь Волконский, в Галиче — воевода Мансуров, в Суздале — атаман А. Просовецкий и другие.
Ляпунов разработал текст присяги — крестоцеловальной записи, под которой каждый воин должен был поставить свою подпись:
«Стоять за православную веру и за Московское государство. Королю польскому крест не целовать, не служить ему и не прямить. Московское государство от польских и литовских людей очищать, с королем и королевичем, с польскими и литовскими людьми, и кто с ними против Московского государства станет, против всех биться неослабно. С королем, поляками и русскими людьми, которые королю прямят, никак не ссылаться. Друг с другом никакого междоусобия не затевать. А кого нам на Московское государство и на все государства Российского царствия государем Бог даст, то тому нам служить и прямить, и добра хотеть во всем вправду, по сему крестному целованию».
Таким образом, в феврале 1611 года силы ополченцев окончательно определились. Местом общего сбора были обозначены Серпухов и Коломна. В начале марта городовые отряды из разных мест выступили в поход. По дороге местные жители встречали их с образами, снабжали деньгами и продовольствием. В Нижнем Новгороде даже удалось собрать артиллерию с боеприпасами. Их повез Тимофей Шаров. Даже из-под Пскова пришли бывшие тушинские казаки, а с Поморья через Вологду добрался воевода Ф. Нащокин. В Ярославле его войска влились в сформированные там полки, и 7 марта все вместе выступили в поход к Москве.
Ополченцы писали и в более дальние города: Казань, Вятку, Пермь, Великий Устюг, Чебоксары, Свияжск, Верхотурье, Соликамск. Всюду жители были готовы их поддержать, правда, из этих городов отряды прибыли под Москву только в июне.
Между тем волнения начались и в столице. С самоуправством начальника польского гарнизона А. Гонсевского и его русских сторонников во главе с Ф. Андроновым очень многие мириться не желали. Приближался праздник Святой Пасхи, на который, по обычаю, съезжалось много людей из окрестных мест. Это беспокоило поляков, и они решили приготовиться к обороне и усилили надзор за Гермогеном, патриотически настроенными боярами и рядовыми горожанами. Было даже решено на всех городских башнях установить пушки. Чтобы их подвезти, шляхтичи решили использовать городских извозчиков. Однако далеко не все согласились этим заниматься.
Наконец 19 марта недовольство горожан достигло предела, и они подняли восстание. В страхе поляки были вынуждены отступить в Кремль и Китай-город и затворить ворота. В Белом и Земляном городе власть оказалась в руках мятежников. Они взяли под свой контроль все центральные улицы, соорудили на них баррикады и поставили пушки. На Лубянской площади Д. М. Пожарскому удалось даже захватить дальнобойные орудия на Пушечном дворе. Из них он стал обстреливать укрепления Китай-города.
Горожане знали, что им на помощь спешат войска ополченцев, и надеялись на скорую победу. Однако поляки по совету М. Г. Салтыкова отправили в Белый город своих лазутчиков, которые занялись поджогом домов, стоявших в начале каждой улицы. В результате скоро повсюду забушевал пожар. Жителям пришлось бросить оружие и спасать своих домочадцев. Этим тут же воспользовались поляки и бросились в атаку. Началась массовая резня. Тысячи людей пали под ударами польских сабель. Среди них были женщины, дети и старики. С тяжелыми боями восставшие были вынуждены отступить к Симонову монастырю. Вскоре подошли передовые отряды ополченцев во главе с А. Просовецким, и поляки были отогнаны.
Когда пожар утих, поляки и их сторонники занялись грабежом торговых лавок, погребов с ценным имуществом и церквей. Их добыча была поистине огромной.
Весть о московском погроме вскоре облетела всю страну. Многие люди окончательно укрепились в мысли, что поляки во главе с Сигизмундом являются их злейшими врагами. И король понял, что его истинные намерения раскрыты, и перестал церемониться со своими противниками. По его приказу боярин А. В. Голицын был казнен, а боярин И. М. Воротынский взят под стражу. Патриарха Гермогена бросили в земляную тюрьму Чудова монастыря. Видеться с ним было запрещено под страхом смерти. Правда, посланцы ополченцев все же умудрялись проникать к первосвященнику и получать от него наставления.
Узнав о подавлении московского восстания, П. П. Ляпунов пришел к выводу, что медлить больше нельзя. В конце марта полки двинулись к Москве. Сообща был разработан план захвата наименее укрепленного Белого города.
Главная атака началась в ночь на 1 апреля. Ляпунов ударил у Яузских ворот, Трубецкой и Заруцкий — со стороны Воронцова поля, Волконский, Волынский, Козловский и Мансуров — у Покровских ворот, Измайлов и Просовецкий — у Сретенских ворот, Мосальский-Литвинов — у Тверских. Тяжелые бои продолжались до 6 апреля, но полякам все-таки пришлось отступить в Китай-город и Кремль и занять там оборону.
Во время сражений многие воеводы продемонстрировали личное мужество и военный опыт. Особенно прославился П. П. Ляпунов, которого стали называть властителем всего московского воинства и сравнивали со львом.
Вскоре территория Белого города превратилась в огромный военный лагерь. Каждый отряд стоял отдельно со своим воеводой во главе и оборонял определенный участок. Однако на военный совет собирались все. Высшим органом власти считался Совет всей рати, но для решения текущих проблем было создано временное правительство, состоявшее из трех воевод: тушинского боярина князя Д. Т. Трубецкого, тушинского боярина И. М. Заруцкого и думного дворянина П. П. Ляпунова. В помощь им было создано несколько приказов: Разрядный занимался служебными назначениями и росписями полков, Большой приход ведал сбором налогов с территории, подчинявшейся ополченцам, Большой дворец занимался сбором доходов с бывших царских владений, Разбойный осуществлял борьбу с разбоями и грабежами, а Земский ведал всевозможными делами, касающимися управления городами.
Во главе приказов были поставлены опытные дьяки. Фактически в ополчении появились свои органы власти, дублирующие московские. Они понадобились для того, чтобы окончательно изолировать боярское правительство и наилучшим образом снабжать войско продовольствием и боеприпасами.
Боярское правительство пыталось дискредитировать ополченцев в глазах простолюдинов. Через сторонников короля Сигизмунда они рассылали грамоты, в которых называли восставших смутьянами и крамольниками, вступившими в борьбу с законными властями.
Чтобы опровергнуть эти утверждения, ополченцы решили составить своеобразный свод законов, которым все обязаны были подчиняться. Он был назван «Приговор всей рати». Согласно этому документу, руководить всеми делами должны были Трубецкой, Заруцкий и Ляпунов. В их ведении оказались: разработка военных планов, поддержание воинской дисциплины, снабжение воинов всем необходимым и так далее. Цель борьбы определялась так: «Стоять за дом Пресвятой Богородицы и за православную христианскую веру против разорителей веры христианской, польских и литовских людей».
Получалось, что они действовали по призыву патриарха Гермогена, который являлся главой страны, так как царский трон не был занят, а следовательно, их действия становились законными и обоснованными.
В «Приговоре» был подробно рассмотрен вопрос о наделении воинских людей землей, поскольку в то время она считалась своеобразной платой за службу. Ляпунов предложил давать каждому такое количество земли, какое было у него при прежних государях. Все пожалования самозванцев и короля изымались и раздавались тем, у кого ничего не было. Дворцовые земли отписывались в особое ведомство. Земли изменников и московских бояр поступали в распоряжение Поместного приказа. Доходы с них использовались на общие нужды.
Однако зафиксированное в «Приговоре» распределение земель устроило далеко не всех. Особенно недоволен был И. М. Заруцкий, полагавший, что имеет право на огромные земельные владения, хотя раньше у него вообще ничего не было. Возмущались и бывшие тушинцы, терявшие щедрые пожалования «царика». Но Ляпунов, вставший во главе Поместного приказа, не пожелал удовлетворить их претензии.
Еще больше споров возникло по поводу сбора продовольствия. Прокопий Петрович считал, что этим должны заниматься дворяне вместе со стрельцами и казаками. Для этого из соответствующего приказа им следовало получить указ с перечнем названий населенных пунктов и количества собираемого. Заруцкий же полагал, что казаки имеют право брать все необходимое в любых местах и никакого контроля над их деятельностью быть не должно. В итоге набеги казаков на монастыри, села и деревни превращались в настоящие грабежи и разбои. Узнав об их самоуправстве, Ляпунов вынес этот вопрос на Совет всей рати. После долгих совещаний решили, что казаки-разбойники, застигнутые на месте преступления, должны тут же наказываться без суда и следствия. Ополченцам было важно не дискредитировать себя в глазах мирного населения и тем самым не оттолкнуть его от себя.
Разношерстный состав ополчения привел к тому, что внутри него начал назревать конфликт. Городовые воеводы стремились жить по прежним законам и хотели восстановить старые порядки. Атаманы же и казаки полагали, что с оружием в руках имеют право диктовать свою волю мирным людям. Они стремились получить власть и обогатиться, хотя раньше не имели на это права.
Серьезные разногласия вызвал вопрос о судьбе царского престола. Заруцкий с тушинцами хотели посадить на него Марину Мнишек с сыном Иваном, а городовые воеводы категорически возражали против этого. Среди них даже возник план войти в соглашение с новгородцами, которые после захвата Новгорода шведами 16 июня 1611 года признали своим правителем шведского королевича Карла-Филиппа.
Для переговоров в Новгород был отправлен князь И. Ф. Троекуров. Это вызвало возмущение у Заруцкого, считавшего себя покровителем Марины Мнишек и ее сына.
Вскоре произошел инцидент, внесший раскол в лагерь ополченцев. Объезжая окрестности столицы, воевода И. Плещеев узнал, что 28 казаков из ополчения грабят Николо-Угрешский монастырь. Он тут же приказал своим воинам схватить их и с камнями на шеях бросить в воду. Товарищи казаков выловили их, и все вместе они отправились к атаманам с жалобой на Плещеева. Собрался казачий круг, на который для разбирательства пригласили и Прокопия Петровича. Ведь именно он приказал воеводам без суда и следствия расправляться с грабителями.
Ляпунов со своими сторонниками бесстрашно прибыл к казакам и попытался было объяснить им, что нельзя подрывать доверие к себе бесчинствами. Однако никто не захотел его слушать. Наученные Заруцким казаки принялись кричать, что Прокопий слишком груб и заносчив, гнушается общением с рядовыми воинами, игнорирует их просьбы и все дела решает единолично, сидя за закрытыми дверями в приказной избе. Для казаков, привыкших все важные дела обсуждать на сходках, это казалось неприемлемым.
Такие обвинения возмутили Ляпунова, и он решил уехать из лагеря домой на Рязанщину. Городовые воеводы узнали об этом и бросились его догонять. Под Симоновым монастырем состоялось совещание, во время которого Ляпунова все же удалось уговорить вернуться: ведь в ополчении именно он был лидером дворян и представителей городов, которые не хотели подчиняться ни тушинскому боярину Трубецкому, ни бывшему атаману Заруцкому.
На время в лагере восстановился мир. Но покровитель Марины Мнишек не желал успокаиваться. Для дискредитации Прокопия он пошел на явный подлог — изготовил фальшивую грамоту, в которой от имени Ляпунова приказывалось городовым воеводам уничтожать всех казаков. Эту фальшивку подбросили казачьим атаманам. Те возмутились и потребовали воеводу к ответу, но на этот раз Прокопий Петрович решительно отказался идти на казачий круг. По совету друзей он остался в расположении своего отряда и усилил охрану. Тогда к нему прибыли два авторитетных атамана — С. Толской и Ю. Потемкин — и пообещали, что не дадут его в обиду. Вместе с тем они сказали воеводе о том, что ему следует убедить казаков в своей невиновности, иначе среди ополченцев может возникнуть вражда.
Не чувствовавший за собой никакой вины Ляпунов отправился с несколькими сторонниками в ставку Заруцкого и смело вышел к казакам. Однако ему не удалось вымолвить ни слова: разъяренные казаки, заранее подготовленные бывшим атаманом, набросились на него и зарубили саблями. Вместе с ним погиб и рязанский дворянин И. Ржевский.
Это печальное событие, случившееся 22 июля 1611 года, вызвало негодование у большинства городовых воевод. Они не захотели «быть в соединении» с казаками и покинули лагерь в Белом городе, что существенно ослабило силы ополченцев. К тому же верховную власть захватил И. М. Заруцкий, который начал диктовать всем свою волю, присвоил значительные земельные владения, в том числе и дворцовые, принялся забирать большую часть доходов для личных нужд и официально объявил, что в случае победы на престол взойдет Марина Мнишек с сыном Иваном.
Все это стало известно в Москве. Патриарх Гермоген тут же написал грамоту о том, что проклинает «верен ка Ивана», поскольку тот — сын неизвестного бродяги и никаких прав на царский престол иметь не может. Оставшихся ополченцев он обозвал «Казачьей армией», с которой истинные Патриоты не должны были иметь ничего общего.
Таким образом, надежда на скорое избавление Москвы от польских интервентов рухнула. Национально-освободительное движение оказалось под угрозой полного развала. Из лагеря в Белом городе ушли дружины Кашина, Дмитрова, Ростова, Мурома, Владимира, Юрьева-Польского, Нижнего Новгорода, Пошехонья, Вологды, Галича, Архангельска, Костромы, Переславля-Залесского, Брянска, Воронежа, Волхова, Звенигорода и Рязани.
Пока Заруцкий обогащался и упивался властью, Д. Т. Трубецкой пытался остановить распад первого ополчения. Он стал рассылать грамоты в западные города, которые после оккупации Сигизмундом Смоленска в начале июня 1611 года оказались под угрозой оккупации поляками. На его призывы откликнулись дворяне Алексина, Белой, Козельска, Медыни, Вязьмы и Боровска.
Но в целом авторитет первого ополчения был существенно подорван. Жители многих городов перестали присылать для него продовольствие и деньги, а казанцы и пермяки даже начали призывать всех объявить войну «русским ворам», то есть казакам из Первого ополчения.
Чтобы хоть как-то реабилитировать себя, Д. Т Трубецкой обратился за помощью к монахам Троице-Сергиева монастыря. Ведь в октябре пришло известие о подходе к столице двухтысячного войска под командованием гетмана Хоткевича, которое могло легко смести ополченческий лагерь и снять осаду Кремля и Китай-города.
Архимандрит Дионисий сразу же откликнулся на просьбу. Он отправил под Москву монастырских слуг с пушками и боеприпасами и начал рассылать по городам грамоты, в которых призывал жителей не бросать ополченцев в трудное время и оказать им поддержку. Его посланцы отправились в Ярославль, Владимир и некоторые поволжские города. Кроме того, было решено поднять моральный уровень ополченческого войска. Для этого по инициативе монастырских властей был организован перенос чудотворной иконы Казанской Божией Матери в подмосковный стан.
Трубецкой с воеводами с большой почтительностью встретили святыню. В честь ее был организован многолюдный молебен. Заруцкий же демонстративно не спешился и насмехался над верующими. Все предвещало неминуемый раскол в будущем.
Рассмотрим теперь, кем же были два руководителя первого ополчения, в руках которых во второй половине 1611 года оказалась судьба Российского государства.
Дмитрий Тимофеевич Трубецкой принадлежал к знатному роду князей Гедиминовичей — потомков великого князя Литовского Гедимина, жившего в XIII–XIV веках. Наследственным владением Трубецких считался город Трубчевск. В 1500 году князья вместе со своими землями перешли на службу к великому князю Ивану III, поэтому некоторое время носили звание государевых слуг и не сливались с остальной московской знатью. При Иване Грозном Трубецкие вошли в опричнину, а при Федоре Ивановиче сравнялись с остальными князьями. Отец Дмитрия Тимофеевича, Тимофей Романович, носил боярский чин, к тому же был видным воеводой. Свое высокое положение он сохранил и при Борисе Годунове.
В это время началась служба молодого князя Дмитрия. Он считался стольником при дворе царевича Федора Борисовича и после его воцарения должен был войти в его ближнее окружение. Но появление Лжедмитрия I поставило крест на этой успешной карьере: самозванец не включил знатного князя в состав своего двора. Не изменилось его положение и при престарелом Василии Шуйском, который приблизил к себе своих родственников и друзей. В итоге Трубецкой решил сменить государя. Во время второй битвы на Ходынке осенью 1608 года он переметнулся на сторону Лжедмитрия II. В Тушинском лагере он был встречен с распростертыми объятиями — безродный бродяга очень нуждался в поддержке знатных князей. Так Дмитрий Тимофеевич сразу же получил боярский чин и был поставлен во главе Стрелецкого приказа. На такой взлет при дворе Шуйского он, конечно же, рассчитывать не мог.
В благодарность Трубецкой сделался одним из наиболее верных сторонников самозванца. После его бегства в Калугу князь последовал за ним. Там он еще больше возвысился, став ведущим полководцем. Гибель Лжедмитрия II поставила князя перед выбором: кому служить теперь? Кандидатура полячки Марины Мнишек с малюткой Иваном не казалась Трубецкому подходящей для царского престола, поскольку ни женщина, ни младенец не были в состоянии бороться за корону с другими претендентами, особенно с королем Сигизмундом и его сыном. Но и польские монархи нисколько не устраивали Дмитрия Тимофеевича. В Тушинском лагере князь хорошо изучил замашки шляхтичей, считавших русских необразованными и грубыми и едва ли не людьми второго сорта. К тому же они относились с полным пренебрежением к православию и его святыням. Своему родственнику Ю. Н. Трубецкому, приехавшему в Калугу уговаривать бывших тушинцев целовать крест либо королю, либо его сыну, князь ответил так:
«Сигизмунду я никогда не буду целовать крест. Я знаю его коварный и лживый нрав. Владиславу же я готов служить, если он крестится в православную веру и сядет на московский трон. Пока этого не случится, я и королевичу не буду целовать крест».
С большим интересом отнесся Д. Т. Трубецкой к посланцу от рязанского воеводы П. П. Ляпунова, который призывал его начать совместную борьбу с польскими интервентами, захватившими столицу и притеснявшими православного архипастыря Гермогена за его нежелание идти на сговор с Сигизмундом. Князь решил влиться в ополчение и пригласил в свой отряд не только бывших тушинцев, но и воевод северских городов, которые опасались оказаться в плену у поляков. В результате умело проведенной агитации под началом Трубецкого оказался достаточно большой отряд, в составе которого были знатные дворяне: Измайловы, Пушкины, Шереметевы, Плещеевы, Вельяминовы, Остафьевы, Колтовские, Безобразовы, Сабуровы, Лодыженские, Милославские, Желябужские, Хлоповы, Стрешневы, Головины, Ртищевы и другие. Были под его началом и князья: Щербатовы, Волконские, Солнцев-Засекин, Мезецкие, Приимков-Ростовский.
Все это свидетельствовало о том, что вокруг Дмитрия Тимофеевича объединялись не какие-нибудь любители легкой добычи, а уважаемые люди, имевшие древние родословные, крупные земельные владения и чины. Признание ими лидерства Трубецкого говорит о том, что он обладал воинскими талантами, был хорошим организатором и руководителем, несмотря на свой возраст. В то время ему было около двадцати пяти лет.
В феврале отряд Дмитрия Тимофеевича выступил к Коломне, где был назначен большой сход. В самом начале апреля начались бои за Белый город, закончившиеся полной победой ополченцев. На Совете всей рати Трубецкого избрали главой временного правительства. Это также свидетельствовало о его незаурядных способностях и авторитете среди воинов.
Когда между Заруцким и Ляпуновым возник конфликт, Дмитрий Тимофеевич занял нейтральную позицию. Он боялся, что из-за внутренних распрей «доброе дело» будет «порушено». Однако невмешательство князя привело к тому, что рязанского воеводу убили. Его многочисленные сторонники — городовые воеводы северных и северо-восточных городов — покинули подмосковный стан. Пришлось Трубецкому в одиночку спасать начатое ополченцами дело.
В отличие от потомка князей Гедиминовичей, Заруцкий был весьма низкого происхождения. Историки считают, что он родился в Тернополе, но еще ребенком попал в плен к крымским татарам, а повзрослев, смог убежать на Дон к казакам. Там благодаря отваге он получил чин старшины. Современники описывали его так: высокого роста, могучего телосложения, с копной черных кудрей, закрывавших крутой лоб. Его большие черные глаза всегда смотрели дерзко и вызывающе. Некоторые люди, правда, полагали, что Иван Мартынович был не столько храбр, сколько лют и скор на расправу над слабыми и беззащитными. К тому же он был очень хитер, нравом лукав, с легкостью давал клятву и тут же ее нарушал, не имел никаких твердых убеждений и стремился лишь к власти и богатству, добытым любой ценой. Судя по всему, никаким наукам Заруцкий не обучался и даже не умел писать. Грамоты за него подписывали другие.
Год рождения Ивана Мартыновича неизвестен, но можно предположить, что в 1604 году, когда он решил влиться в войско первого Лжедмитрия, ему было лет восемнадцать — двадцать, но, может быть, и немного больше, поскольку он уже был женат и имел сына.
Вместе с самозванцем Заруцкий с успехом сражался с войсками Бориса Годунова, потом с триумфом въехал в Москву. Возможно, во время царствования Лжедмитрия I удалой и красивый казак входил в его охрану. После свержения лжецаря вместе с другими донцами Иван Мартынович вернулся домой, но ненадолго, поскольку уже летом 1606 года в Путивле стало формироваться войско еще не материализовавшегося нового авантюриста.
Заруцкому удалось войти в ближнее окружение И. И. Болотникова. Вместе с ним он сначала осаждал Москву, потом бежал в Калугу и, наконец, отражал натиск царских войск в Туле. В конце лета 1607 года, когда стало ясно, что победа будет за В. И. Шуйским, Болотников отправил Заруцкого в Стародуб, где наконец-то появился долгожданный «царь Дмитрий». Естественно, Иван Мартынович сразу же смекнул, что прежнего самозванца заменил другой человек.
В то время у «царика» почти не было войска и осажденным в Туле Болотникову и Петруше он помочь не мог. Правда, он выступил в поход, но дошел только до Орла. К этому времени Тула пала, а Болотников с Петрушей оказались в плену. Помогать им уже не имело смысла.
Поскольку у нового самозванца почти не было опытных воинских людей, Заруцкий вызвался поехать на Дон для сбора казаков, желавших возвыситься и обогатиться с помощью нового авантюриста. Весной 1608 года пятитысячное казачье войско под командованием Заруцкого подошло к Орлу, и это позволило Лжедмитрию II начать поход на Москву.
В благодарность «царик» присвоил казачьему атаману боярский чин и назначил главой Казачьего приказа. Это означало, что Заруцкому должны были подчиняться все казаки в самозванческой армии. Раньше ни одному выходцу с Дона не удавалось сделать столь блестящую карьеру. Естественно, все это прославило Ивана Мартыновича. Среди рядовых казаков его авторитет вознесся на небывалую высоту.
Летом Лжедмитрий II подошел к столице и обосновался в Тушине. Вскоре там возникла вторая столица с органами власти, дублирующими московские. Во время нескольких боев с царем Василием Заруцкому удалось продемонстрировать свое воинское искусство. Находясь в засаде, он не раз спасал тушинские полки от полного разгрома.
После бегства Лжедмитрия II в Калугу Заруцкий с казаками решил перейти на службу к польскому королю Сигизмунду, стоявшему под Смоленском. Он надеялся получить и высокие чины, и хорошие деньги. Однако выяснилось, что заносчивые шляхтичи отказываются считать его ровней, да и денег у короля нет. Поэтому Заруцкий вновь примкнул к Лжедмитрию.
После гибели самозванца Иван Мартынович решил стать покровителем молодой вдовы Марины Мнишек и ее сына. Он пообещал, что во что бы то ни стало посадит их на царский престол. Свою законную жену Заруцкий постриг в монахини, а сына назначил стольником при дворе «царевича» Ивана Дмитриевича. Однако его планы по возведению на трон польской шляхтянки не понравились многим бывшим тушинцам, особенно Д. Т. Трубецкому. Тогда Заруцкий с казаками забрал Марину с сыном и отвез их в Тулу. В это время по призыву Ляпунова городовые воеводы начали формировать первое ополчение. Иван Мартынович решил примкнуть к нему, надеясь таким образом воплотить свои планы в жизнь.
Удача сопутствовала ополченцам. В начале апреля им удалось отбить у поляков Белый город, в то время — окраинную часть Москвы. На его территории и образовался военный лагерь. Поскольку под началом Заруцкого находилось несколько казачьих отрядов и сам он был достаточно опытен в военном деле, на Совете всей рати его избрали одним из трех членов временного правительства. В нем он занял второе место после Трубецкого, так как в Тушине носил боярский чин.
Однако очень скоро оказалось, что раздачей земель, выплатой жалованья и наведением в войске порядка руководит П. П. Ляпунов. На стороне рязанского воеводы были представители городов, от которых зависело материальное обеспечение ополченцев, поэтому даже вопрос о кандидатуре будущего государя оказался в компетенции Прокопия Петровича, а он был категорически против Марины Мнишек и ее сына.
Осознав, какую опасность для реализации его планов представляет Ляпунов, Заруцкий решил избавиться от него. Бывший атаман без труда смог настроить казаков против рязанца, сфабриковал подложную грамоту, компрометирующую Ляпунова, и с помощью своих сторонников лишил воеводу жизни.
Добившись своего, Иван Мартынович восторжествовал, но тут оказалось, что ополчение начало распадаться на глазах. От прежнего состава в Белом городе осталось не более трети. Правда, Заруцкого это не слишком обеспокоило, поскольку реальная власть в военном лагере оказалась в его руках. Он тут же присвоил себе часть дворцовых земельных владений и поместья московских бояр, позволил соратникам грабить мирное население и обогащаться за его счет. Разбоями занялись и рядовые казаки, которые затем пропивали и проигрывали в карты награбленное имущество. В подмосковном лагере воцарились хаос, беззаконие и бесчинства. С огромным трудом Д. Т. Трубецкой поддерживал минимальную дисциплину и заставлял выполнять главную задачу — бороться с поляками.
В это время польский король решил активизировать свою деятельность. Сначала он отправил на помощь московскому гарнизону П. Сапегу, который смог доставить в город продовольствие, выбил ополченцев из Алексеевской башни и даже захватил часть крепостных стен Белого города у Тверских ворот. Кроме того, он выжег Замоскворечье, в котором у ополченцев было несколько острогов.
В конце осени к столице подошел отряд под командованием гетмана Хоткевича и начал осаду Белого города. Очень скоро у ополченцев закончились боеприпасы и продовольствие. На помощь им вновь пришли троице-сергиевские монахи, приславшие порох и свинец вместе с монастырскими слугами.
От полного разгрома ополченцев спасли начавшиеся холода. Хоткевич отошел в подмосковное село Рогачево, где занялся сбором продовольствия в окрестных населенных пунктах. Сапега умер, находясь в Московском Кремле, а его воины потребовали значительную плату за свою службу. Поскольку денег в казне давно не было, то им отдали корону, подаренную императором Максимилианом Ивану Грозному, недоделанную корону Марины Мнишек, царское седло с отделкой из золота и драгоценных камней, несколько царских шапок, а также скипетр и державу-яблоко. Последние царские регалии входили в число особо ценных вещей, находившихся в царской казне.
Ободренные помощью короля Сигизмунда, бояре решили переманить на свою сторону воевод наиболее крупных городов — Ярославля, Костромы и Владимира. Они отправили туда своих людей с грамотами, в которых всячески хулили ополченцев, называя их крамольниками и грабителями, вносящими в государство смуту. Однако под этими грамотами не было подписи патриарха Гермогена, которого многие считали своим вдохновителем и лидером, поэтому московские грамоты не произвели впечатления на ярославцев, костромичей и владимирцев. Они сохранили верность освободительному движению.
Правда, очень скоро руководители первого ополчения себя дискредитировали. Из Иван-города и Пскова пришла весть, что там появился «царь Дмитрий Иванович», якобы вновь спасшийся от убийц. Он громил шведские отряды и хотел освободить Новгород. Псковский воевода Ф. М. Плещеев признал его истинным государем и превратил свой город в царскую ставку. Ополченцы отправили к «государю» своего представителя, чтобы выяснить обстоятельства новой авантюры. Во время переговоров стало очевидно, что появление «Дмитрия Ивановича» очень выгодно Трубецкому и Заруцкому, поскольку до того у них не было никакой реальной кандидатуры на престол. Получалось, что представители московских властей сами были «смутьянами» и «крамольниками». К тому же с помощью «Дмитрия» можно было упрочить положение Марины Мнишек с сыном — они становились членами его семьи.
Итак, 2 марта 1612 года первое ополчение присягнуло Псковскому вору, как в народе стали называть Лжедмитрия III. От его имени была составлена грамота. В ней жителям города предлагалось целовать крест «законному государю». Подписали это послание Д. Т. Трубецкой, И. М. Заруцкий, А. Просовец-кий (он заменил во временном правительстве Ляпунова), а также тушинские бояре Г. П. Шаховской, И. П. Засекин и И. В. Плещеев, костромской воевода И. П. Шереметев и его отец, боярин П. Н. Шереметев. Все они, кроме Заруцкого и Просовецкого, были достаточно знатными и известными людьми.
Между тем присланная ополченцами грамота в городах вызывала лишь смех и издевательства. Городовые воеводы принялись писать в подмосковный лагерь и стыдить воевод за новую авантюру. Они напомнили бывшим тушинским боярам о том, что в декабре 1610 года они же оповестили всех о гибели Лжедмитрия II, в течение двух недель прощались с ним и с большими почестями похоронили в Калуге.
Патриарх Гермоген также был возмущен появлением нового Лжедмитрия и присягой, принесенной ему ополченцами. Он вновь призвал русских людей сформировать истинное православное войско для борьбы и с интервентами, и с казачьей армией из подмосковного табора. Его послания нашли горячий отклик у жителей Нижнего Новгорода во главе с земским старостой Кузьмой Мининым.
Кузьма происходил из рода торговых людей, проживавших в Балахне. Его отцом был Мина Анкудинов по прозвищу Сухорук (из-за его физического недостатка). Мина был довольно состоятельным человеком, поскольку владел тремя деревнями, соляными варницами и несколькими торговыми лавками и домами в Балахне. Его старшие сыновья, Иван и Федор, стали продолжателями отцова дела. Младший, Кузьма, получив свою долю деньгами, переехал в Нижний Новгород и занялся там торговлей мясом. Вскоре он женился на некоей Татьяне Семеновне, которая родила ему сына Нефеда.
Торговые дела Кузьмы шли хорошо, в городе он считался уважаемым человеком, поэтому в 1611 году нижегородцы избрали его земским старостой. В его ведении находились дела, связанные со сбором налогов, поддержанием порядка и решением некоторых спорных проблем между горожанами. Естественно, Кузьма хорошо знал и о ситуации в столице, и о тяжелом положении патриарха Гермогена, и о засилье поляков. Призывы первосвятителя вновь собрать ополчение и выступить в поход для освобождения Москвы от польского плена нашли в его душе самый горячий отклик.
Уже в сентябре 1611 года после воскресной службы в Спасо-Преображенском соборе Кузьма Минин обратился к горожанам с пламенной речью. Он призывал нижегородцев собрать деньги и другие ценности для воинских людей, которые вступят в борьбу с поляками. По его мнению, богатые торговые люди должны были пожертвовать на эти цели третью часть своего имущества. Бедные могли дать только пятую часть. Показывая пример, Кузьма тут же выложил значительную сумму и драгоценности жены.
Горожане поддержали почин своего старосты. Вскоре жертвователей стало так много, что удалось начать вербовку воинских людей в новое ополчение. В него вошли смоляне и дорогобужане, которые были вынуждены бежать из родных мест после захвата Смоленска Сигизмундом III, стали прибывать и жители поволжских городов: Арзамаса, Кинешмы, Балахны и других.
Когда под знаменами нижегородцев собрались почти две тысячи человек, встал вопрос о главном полководце. После совещаний и размышлений ополченцы остановились на кандидатуре князя Дмитрия Михайловича Пожарского, который в то время лечился от ран в своем имении Мугреево. Он никогда не вступал в связи ни с самозванцами, ни с интервентами, отличался честностью и воинским опытом. Именно к нему по указанию Кузьмы Минина и была отправлена представительная делегация.
После непродолжительных переговоров без всяких условий князь согласился возглавить новое освободительное движение — второе ополчение.
Дмитрий Михайлович Пожарский принадлежал к старинному и разветвленному роду Стародубских князей. В него входили, кроме Пожарских, Ряполовские, Палецкие, Ромодановские, Хилковы, Гундоровы, Тулуповы, Гагарины и другие. При этом Пожарские считались старшей ветвью, хотя при московском великокняжеском дворе представители этой фамилии никогда высоких чинов не имели. Отец Д. М. Пожарского, Михаил Федорович, носил прозвище Глухой и, видимо, вообще не служил. Мать, Мария Федоровна, принадлежала к роду Берсеневых-Беклемищевых. Родовыми владениями Пожарских считалось подмосковное село Медведково, село Мугреево и деревни на реке Угра.
Дмитрий Михайлович родился 1 ноября 1578 года. Он был вторым ребенком в семье, старшей была сестра Дарья, а позже на свет появился его брат Василий. Будущий полководец лишился отца в девятилетием возрасте. Мать переехала с детьми в Москву, чтобы дать им хорошее образование. Учителями, видимо, служили образованные представители духовенства и нанятые подьячие.
По меркам того времени Дмитрий Михайлович считался ученым человеком: он хорошо знал Священное Писание, историю своего рода, основы воинского искусства. В 1593 году Пожарский получил первую придворную должность — стряпчего по платьям. В его обязанности входило подавать одежду царю Федору Ивановичу. После воцарения в 1598 году Бориса Годунова Дмитрий Михайлович стал стольником. Его — мать вошла во двор царевны Ксении и стала боярыней, правда, это было не столь почетным, как нахождение при царице Марии Григорьевне. Поэтому Д. М. Пожарский решил вступить в местнический спор с Б. М. Лыковым, чья мать получила чин царской боярыни. Но суд, видимо, не состоялся. Зато в 1603 году Дмитрий Михайлович, выступая за родственника князя А. И. Гундорова, смог выиграть спор с князем В. Ф. Мосальским.
При царе Василии Шуйском Пожарский пытался местничать и с князем Б. М. Лыковым, и с И. М. Пушкиным, но из-за сложности ситуации в стране споры так и не были разрешены.
Вполне вероятно, что при царе Борисе карьера молодого придворного могла бы сложиться удачно, но появление Лжедмитрия I поставило на ней крест. Стольником Дмитрий Михайлович остался и при Шуйском. Правда, уже в 1608 году он получил боевое крещение — по приказу царя отправился в Коломну за продовольствием и был вынужден вступить в сражение с польским полковником Лисовским, сторонником Лжедмитрия II. В следующем году, доставляя продовольствие в осажденную столицу, Пожарский разгромил отряд атамана Салькова.
Заметив воинские таланты стольника, царь Василий отправил его воеводой в Зарайск. Жители этого городка хотели перейти на сторону второго самозванца, но Дмитрию Михайловичу удалось предотвратить измену и образумить зарайцев. Он вошел в дружеские сношения с рязанским воеводой П. П. Ляпуновым и не раз оказывал ему помощь в борьбе с тушинцами. Благодаря их усилиям Рязанщина осталась верна московскому государю.
После свержения Шуйского в июле 1610 года Дмитрий Михайлович вместе со всеми решил служить королевичу Владиславу. Однако уже в конце 1610 года он узнал от П. П. Ляпунова о коварных планах короля Сигизмунда по присоединению Российского государства к своей короне и изменил позицию. Вместе с Ляпуновым Пожарский отбил польские атаки на Переяславль Рязанский и поспешил в Москву, чтобы вывезти семью в безопасное место.
В это время в городе началось антипольское восстание. Пожарский не мог оставаться в стороне от столь важного события и поддержал москвичей. Рядом с домом на Лубянской площади он соорудил баррикаду из бревен, прикатил пушки с Пушечного двора и начал обстреливать засевших в Китай-городе поляков. Однако с помощью своих сторонников полякам удалось поджечь дома в Белом городе. Грандиозный пожар заставил восставших отступить. При этом Пожарский был ранен и больше не мог сражаться. Слуги вынесли князя в безопасное место и потом отвезли в родовое имение Мугреево. Здесь его и нашли посланцы нижегородских ополченцев.
Приехав в Нижний Новгород, Дмитрий Михайлович собрал всех воинских людей и заставил их принести следующую клятву:
«Быть в совете и соединении, стоять за Московское государство, друг друга не побивать, не грабить и дурного никому не делать. Московских воевод, дьяков и голов, и всяких приказных людей в свои города не пускать и стоять за общее дело до тех пор, пока Бог не даст государя на Московское государство. Выбирать государя всей землей Российской державы, а если казаки из первого ополчения выберут кого-то по своему хотению, то того не признавать».
К началу 1612 года основное ядро второго ополчения было сформировано. В него вошли нижегородцы, смоляне, дорогобужане, балахнинцы, гороховчане, казанцы и муромцы. В окрестные города были отправлены грамоты следующего содержания:
«Мы, жители Нижнего Новгорода, сославшись со всеми поволжскими городами и Казанью, видя Московскому государству конечное разорение, прося у Бога милости, идем на помощь Москве… Непременно следует вам быть с нами в совете и идти вместе на польских и литовских людей.
Мы, всякие люди Нижнего Новгорода, утвердились на том, что Маринки и сына ее, и того вора, который стоит под Псковом, не хотеть на государстве, как и литовского и польского короля».
Вскоре на этот призыв откликнулся воевода Коломны В. Е. Сукин и прибыл со своим отрядом. По просьбе жителей от ставленников первого ополчения были очищены Кострома, Суздаль и Муром. К новому ополчению примкнули также калужане, каширцы, туляки, рязанцы, серпуховчане, тверичи, жители Старицы и Ржева. В Нижний Новгород из подмосковного лагеря бежали такие видные воеводы, как М. А. Вельяминов, И. Погожий, Д. М. Черкасский, П. И. Мансуров, И. Ф. Троекуров. Из Москвы прибыли князья С. В. Прозоровский, И. П. Пронский и А. М. Львов и многие другие представители знати. Это. свидетельствовало об авторитете нижегородцев во всей стране.
Желая обеспечить надежность тылов, Д. М. Пожарский отправил отряды в Пошехонье, Углич и Калязин, чтобы привести местных жителей к присяге. Каждый должен был дать клятву верности: «Стоять за один и быть в совете за общее дело».
Когда к марту 1612 года численность ополченческого войска достигла 3000 человек, было решено выступить в поход. Наиболее безопасным представлялось двигаться по Волге — через Кострому к Ярославлю. Далее шел прямой путь к столице через Ростов, Переславль-Залесский и Троице-Сергиев монастырь.
В подмосковном лагере также стало известно о походе нижегородцев. Трубецкой воспринял это с радостью, поскольку понимал, что у первого ополчения слишком мало сил для освобождения Москвы от интервентов. Заруцкий же решил помешать второму ополчению и отправил большой отряд под командованием А. Просовецкого для захвата Ярославля. Горожане вовремя об этом узнали и послали гонцов к Пожарскому. Тот тут же выслал конный полк под началом своего родственника Д. П. Пожарского по прозвищу Лопата.
В итоге казакам не удалось захватить стратегически важный город. В Ярославль вскоре прибыли основные силы второго ополчения и организовали ставку. Сюда из северных городов стало подтягиваться подкрепление, привозились продовольствие, боеприпасы и доставлялись деньги, которые жертвовали богатые люди, в частности промышленники Строгановы. Вскоре в Ярославле оказалась и икона Казанской Божией Матери, которую везли назад в Казань. Для второго ополчения она стала священным символом и главной покровительницей.
В апреле Пожарский получил грамоту от троицких старцев, в которой те призывали его войти в соединение с Д. Т. Трубецким. По утверждению монахов, главный воевода первого ополчения целовал крест Псковскому вору под давлением казаков и находится «в утеснении» от Заруцкого. В заключение старцы просили воевод второго ополчения поскорее двинуться к Москве, пока из-за розни освободительное движение не ослабеет окончательно.
Действительно, Трубецкой вскоре осознал, что присяга Псковскому вору — большая ошибка. Он приказал провести расследование новой самозванческой авантюры и выяснил, что именем Дмитрия назвался некий Сидорка — служитель одной из московских церквей. Воеводы Иван-города и Пскова помогли ему перевоплотиться в «царя Дмитрия». Узнав об этом, Дмитрий Тимофеевич приказал арестовать обманщика и привезти его в подмосковный лагерь. Там он был посажен на цепь для всеобщего обозрения. После воцарения Михаила Федоровича Сидорку казнили.
Выбор кандидатуры будущего царя был очень важен и для руководителей второго ополчения, ведь московские бояре постоянно называли их мятежниками и крамольниками, выступавшими против законной власти. В начале апреля 1612 года по приказу Пожарского по городам была разослана грамота, в которой писалось о том, что без государя страна может прийти в «конечное разорение», без него трудно бороться с интервентами и невозможно сноситься с окрестными странами. Вопрос о новом царе следовало решить как можно скорее. Для этого необходимо была прислать в Ярославль от каждого города по два человека для общего совета. Кроме того, Пожарский просил горожан написать в полки, стоявшие под Москвой, о том, чтобы «воинские люди отстали от Псковского вора Сидорки и не чинили с новым ополчением розни».
Пожарский вместе со своими соратниками, в числе которых были бояре В. П. Морозов, В. Т. Долгорукий, А. П. Куракин и В. И. Бахтеяров-Ростовский, окольничие С. В. Головин, Г. Б. Долгорукий, А. В. Измайлов и Г. П. Ромодановский, думные дворяне Г. Г. Пушкин и В. Б. Сукин, а также несколько чашников, стольников и дьяков, пытался созвать в Ярославле представительный Земский собор и на нем избрать нового государя. Но сделать это не удалось, поскольку Москва все еще находилась под властью польских интервентов.
В феврале пришла печальная весть о кончине патриарха Гермогена. Он умер от нечеловеческих условий жизни: его держали в глубокой земляной яме без света и тепла. Пищей ему служил сноп овса и кувшин воды.
Руководители второго ополчения избрали временное правительство, которое, как и в первом ополчении, назвали Советом всей земли. Руководителем его стал Д. М. Пожарский, получивший титул «По избранию всея земли Московского государства всяких чинов людей у ратных и у земских дел стольник и воевода князь Дмитрий Михайлович Пожарский». Его помощником стал Кузьма Минин, занимавшийся материальным обеспечением воинских людей. Для упорядочения всех дел было сформировано несколько приказов: Разрядный, Поместный, Посольский и другие, которые возглавили бежавшие из Москвы опытные дьяки: С. Самсонов, А. Варев, М. Данилов, А. Иванов и другие.
Временное правительство второго ополчения оказалось весьма представительным. В нем не было ни атаманов, ни казаков, которые скомпрометировали себя в глазах простых людей. К Пожарскому и его соратникам мирные жители испытывали значительно больше доверия, чем к Трубецкому и Заруцкому.
Поскольку в Ярославле не удалось собрать Земский собор, Дмитрий Михайлович решил вступить в переговоры с новгородцами, которые в это время отпали от Московского государства и считали себя подданными шведского королевича Карла-Филиппа. Он знал о том, что шведы крайне враждебно относятся к полякам, и надеялся заручиться их поддержкой.
Однако быстро менявшаяся обстановка не позволила довести переговоры до конца. Сначала в Ярославле был раскрыт организованный Заруцким заговор по убийству Пожарского. Из-под Москвы от Трубецкого прибыли посланцы с известием о приближении к столице многочисленного польского войска под руководством гетмана Хоткевича. Руководитель первого ополчения просил о помощи.
К этому времени под знамена второго ополчения встало уже больше 10 000 человек. Среди них были и видные князья и бояре, и опытные дворяне, и стрельцы, и казанские князья и мурзы, и бывшие служители царского двора, и даже видные купцы и горожане, владевшие различными профессиями. В июне ко второму ополчению примкнули даже несколько казачьих отрядов из ополчения первого, надеявшиеся на щедрое материальное обеспечение. В подмосковном лагере им приходилось либо заниматься грабежами, либо вести полуголодное существование.
Узнав о скором прибытии войска под началом Д. М. Пожарского, И. М. Заруцкий решил уйти из Белого города. Вместе с Мариной Мнишек и ее сыном он отправился на Рязанщину, где после гибели Прокопия и Захария Ляпуновых не осталось опытных воевод-защитников. Правда, Переяславль Рязанский ему взять так и не удалось и пришлось обосноваться сначала в Коломне, а потом в Михайлове.
По просьбе Трубецкого Пожарский выслал передовые полки под Москву, сам же сначала отправился помолиться у гробов предков в Спасо-Евфимиевом монастыре в Суздале, а потом поехал в Троице-Сергиев монастырь для получения благословения у архимандрита Дионисия.
К этому времени в монастырь прибыла остальная рать во главе с помощниками Пожарского князем И. А. Хованским и К. Мининым. По дороге к ним присоединились дружины из Переславля-Залесского, Ростова и других городов. Воины хотели преклонить колени у раки преподобного Сергия Радонежского, но из Москвы прискакали казаки с известием о том, что гетман Хоткевич уже близко, поэтому следует торопиться. Пожарский одарил посланцев деньгами и сукнами и отправил к столице отряд под командованием князя В. И. Туренина. Он должен был расположиться у Чертольских ворот, чтобы не позволить гетману внезапно прорваться к Кремлю.
Остальное войско собралось около холма, находящегося у Московской дороги. Туда же прибыли архимандрит Дионисий с братией. Они принесли икону Андрея Рублева «Троица», образа преподобных Сергия и Никона, кресты и святую воду. После этого к Дионисию стали по очереди подходить воины. Архимандрит благословлял каждого крестом и окроплял святой водой. Этот обычай существовал со времен Куликовской битвы, когда Дмитрий Донской получил благословение от самого Сергия Радонежского.
В заключение Дионисий сказал: «Бог с вами и великий чудотворец! Они придут вам на помощь и помогут выстоять. Вам же следует пострадать за истинную православную христианскую веру».
В ответ все воины пообещали умереть за дом Пречистой Богородицы и за православную христианскую веру.
Ободренные благословением ополченцы выступили в поход. К ночи они добрались до Москвы и расположились у Арбатских ворот. Утром к ним прибыли посланцы Д. Т Трубецкого и предложили переехать в военный лагерь в Белом городе около Китайгородской стены. Но Пожарский, помня о покушении на него Заруцкого, не захотел находиться рядом с казаками из первого ополчения и остался на Арбате. Он приказал хорошо укрепить лагерь: выкопать вокруг ров и соорудить деревянную стену. Воины первого ополчения сочли, что Пожарский не желает вступать с ними в союзнические отношения. Ополченцы не сразу поняли, что раздоры между ними на руку только их врагам.
Через некоторое время разведчики донесли, что гетман подошел к Вязьме и 21 августа должен направиться к столице. Пожарский с воеводами начал готовиться к битве. Он отправил своих людей к Трубецкому с предложением обсудить тактику и стратегию боя, но в ответ услышал: «Вы из Ярославля пришли богатые, вот и сражайтесь с гетманом сами».
Хоткевич подошел к окрестностям Москвы 22 августа и сначала расположился на Поклонной горе, потом под Новодевичьим монастырем форсировал Москву-реку и двинулся к Чертольским воротам. Против него оказалось все войско второго ополчения. Сразу же разгорелась ожесточенная битва.
Вскоре оказалось, что всадникам негде развернуться. Ополченцы спешились и набросились на врагов с еще большим остервенением. Однако через некоторое время поляки начали теснить ополченцев, к тому же со стороны Кремля их поддерживал московский гарнизон стрельбой из пушек. Воины второго ополчения оказались как бы зажаты с двух сторон.
В этих условиях Пожарский запросил помощи у Трубецкого, но тот считал себя обиженным и не ответил. Тогда казачьи атаманы, примкнувшие ко второму ополчению еще в пути, бросились к своим товарищам из первого ополчения и стали призывать их вступить в бой с поляками. Откликнулись Филат Межаков, Афанасий Коломна, Дружина Романов, Макар Козлов и другие, сказавшие своим воеводам: «Из-за вашей нелюбви друг к другу Московскому государству и ратным людям будет неминуемая погибель».
Они бросились на помощь Пожарскому и помогли отбить атаки гетмана.
Потери поляков в этом бою составили более тысячи человек. Хоткевич отошел к Поклонной горе и решил вновь напасть на ополченцев у Донского монастыря. Кроме того, под прикрытием ночи ему удалось отправить отряд гайдуков в Кремль. Провел их изменник Григорий Орлов, соблазнившийся хорошей платой.
Решающее сражение ополченцев с гетманом состоялось 24 августа. На этот раз Д. М. Пожарский и Д. Т. Трубецкой решили действовать сообща. Трубецкой расположился в Лужниках, чуть дальше по берегу Москвы-реки занял оборону Пожарский. Рано утром Хоткевич ударил по русским полкам. Ополченцы шесть часов подряд отражали его атаки и не позволяли переправиться на другой берег реки. Боясь, что все его соратники погибнут, Трубецкой приказал своим воинам отступить в укрепленный лагерь в Белом городе.
Очень нелегко пришлось и Пожарскому. Поляки рвались к Кремлю со стороны Замоскворечья. В их руках оказалась территория возле церквей Святой Екатерины, стоящей на улице Большая Ордынка, и Климента (на Пятницкой улице). Около церкви Георгия Победоносца в Ендове на набережной Моск-вы-реки их поджидали гайдуки, приведенные Григорием Орловым. До окончательного прорыва к осажденным в Кремле интервентам оставалось совсем немного. Это хорошо понимали Д. М. Пожарский и окружавшие его люди. Среди них был троицкий келарь Авраамий Палицын. Он бросился в казачий табор Трубецкого и принялся умолять атаманов постоять за веру и отечество, обещая им в награду всю троицкую казну. Это воодушевило казаков. С криками: «Сергиев! Сергиев!» — они решительно кинулись на поляков и быстро выбили их и от церкви Климента, и из Ендова.
Тем же вечером довершить разгром гетмана решил Кузьма Минин. Он призвал добровольцев в свой полк и вместе с тремя сотнями перешел Москву-реку у Крымского двора. Там он обнаружил роту конных и пеших поляков, которые уже не ожидали нападения. В страхе они бросились бежать в основную ставку гетмана. В это время казаки Трубецкого, находившиеся в Замоскворечье, начали обстреливать польский лагерь из пушек. Это спровоцировало панику среди польских воинов. Гетман пытался их остановить, но, поняв, что это невозможно, решил отступить вместе с ними.
Таким образом, гарнизон, находившийся в Кремле и Китай-городе, не получил помощи от короля Сигизмунда.
Отпраздновав победу, Пожарский и Трубецкой решили продолжать действовать сообща. Хотя предводителю первого ополчения хотелось, чтобы остальные воеводы собирались для совещаний именно в его ставке, это оказалось невозможным. Пожарский боялся провокаций со стороны казаков — печальная участь П. П. Ляпунова была свежа в памяти. Договорились встречаться для обсуждения общих дел на нейтральной территории — на берегу реки Неглинки, где возвели деревянные здания для приказов и заседаний временного правительства.
Через некоторое время разведчики донесли, что гетман собирает продовольствие в северных областях и хочет вновь прорваться к Кремлю. Чтобы его нападение не стало неожиданностью, Трубецкой и Пожарский приказали местным крестьянам окопать их лагерь рвом и обнести изгородью. Кроме того, специальным отрядам было поручено круглосуточно охранять эти укрепления.
Положение московского гарнизона и людей, находившихся в Кремле и Китай-городе, оказалось поистине бедственным: продовольствие и боеприпасы не поступали, а собственные средства к существованию давно уже были исчерпаны. В летнее время питались кореньями и зеленью с небольших огородов. Наступавшая осень сулила лишь новые бедствия: холод, голод, болезни и смерть.
Вскоре осажденные стали употреблять в пищу собак, кошек, мышей, ворон и даже человечину. Изголодавшиеся гайдуки по ночам подстерегали одиноких прохожих, нападали на них, тут же освежевывали трупы и жарили их на костре. Иногда тела убитых людей солили в больших чанах и заготавливали впрок.
Кроме поляков в Кремле и Китай-городе находилось много русских людей: видных бояр, представителей высшего духовенства, купцов и ремесленников. Среди них оказался и будущий царь — Михаил Федорович Романов вместе с матерью. Для них это было уже третье тяжелое испытание — первое они пережили в ссылке, куда их отправил мнительный и жестокий Борис Годунов в 1601 году, второе — во время осады Москвы тушинцами.
С сентября ополченцы начали готовиться к решающему штурму осажденных крепостей. К этому времени Трубецкой и Пожарский установили орудия у главных ворот Китай-города и сосредоточили вокруг него свои отряды. Несколько раз предпринимались попытки штурмовать Китайгородские стены. Наконец, 22 октября мощная атака увенчалась успехом. Уже немногочисленные воины польского гарнизона с боями отошли за кремлевские стены. Их начальник, пан Струсь, сознавая бесперспективность дальнейшего сопротивления, вынужден был вступить в переговоры о капитуляции.
Поскольку в Кремле находилось немало знатных женщин с детьми, договорились, что уже 24 октября они покинут крепость. Истощенные, едва живые от голода они вышли на мост, соединяющий Кремль с остальной городской территорией. Трубецкой и Пожарский тут же взяли всех под свое покровительство, поскольку знали, что казаки готовились к грабежам. Женщинам с детьми было позволено отправиться в свои имения для поправления здоровья.
Еще через день, 26 октября, сдался польский гарнизон с «седьмочисленными» боярами. Первыми из ворот Кремля вышли Ф. И' Мстиславский, Ф. И. Шереметев, Б. М. Лыков и И. Н. Романов. Все они едва передвигали ноги от голода, а у Мстиславского при этом была перевязана голова. Согласно его версии, досталось ему от поляков, поскольку он давно призывал их к капитуляции.
Казаки попытались было расправиться с «боярами-изменниками», но руководители ополчений не позволили им это сделать. К знатным людям приставили охрану и отправили их в ставку полководцев. Купцов и торговых людей взял под свое покровительство Кузьма Минин.
Все тычки, тумаки и оскорбления достались только полякам, хотя и их охраняли, как военнопленных, ведь согласно условиям капитуляции сдавшимся гарантировалась жизнь.
После того как Кремль был полностью очищен от интервентов и всех их взяли под стражу, был устроен грандиозный праздник. Ранним утром представители высшего духовенства во главе с ростовским митрополитом Кириллом и троицким архимандритом Дионисием собрались на Красной площади вместе с москвичами.
Воины Д. Т. Трубецкого в парадной одежде выстроились возле церкви Казанской Божией Матери у Покровских ворот. Ополченцы Д. М. Пожарского собрались у церкви Иоанна Милостивого на Арбате. Затем по сигналу колоколов обе колонны двинулись к Красной площади. Священники и монахи, сопровождавшие ополченцев, несли чудотворные иконы и кресты, воины — свои знамена. Все вместе пели псалмы, воздавая хвалу Богу за дарование победы.
Когда ополченцы собрались у Лобного места, архимандрит начал молебен. После него из ворот Кремля вышли представители кремлевского духовенства во главе с архиепископом Арсением. Они несли самую почитаемую на Руси икону Владимирской Божией Матери, а также образа московских митрополитов Петра, Алексея и Ионы. Увидев святыни, ополченцы упали на колени, прослезились и стали восклицать:
«О, Всенепорочная Мать Владыки Христа Бога нашего! Если бы не Твои молитвы, нам бы не освободить град наш от люторского и латинского плена. Спасибо, что позволила нам лицезреть пречистый образ Твой и наш царствующий град, который мы вернули себе Твоими молитвами!»
После этого собравшиеся с молебным пением медленно и чинно проследовали через Спасские ворота в Кремль. Первым они посетили Успенский собор, потом — Архангельский и в завершение — Благовещенский.
Увиденное удручило всех: в храмах валялся мусор, многие иконы были разломаны, дорогие оклады сорваны, ценная утварь украдена. В подвалах были обнаружены бочки с засоленными трупами, обглоданные человеческие кости и нечистоты. Царский дворец находился в полуразрушенном состоянии — без окон, дверей, полов и крыши.
Казна была полностью опустошена. С великим трудом боярину Ф. И. Шереметеву, заведовавшему Казенным дворцом, удалось сохранить некоторые царские реликвии: знаменитую шапку Мономаха, бармы и несколько скипетров.
Узнав об этом, ополченческие воеводы простили боярину участие в правительстве Семибоярщины и даже вернули ему родовые земли в Кремле, отнятые еще Борисом Годуновым. В новое правительство вошел и И. М. Воротынский, посаженный поляками в тюрьму. Остальные «седьмочисленные» бояре — Ф. И. Мстиславский, Б. М. Лыков и И. Н. Романов — были ненадолго высланы из столицы в свои имения. К этому времени А. И. Голицына и А. В. Трубецкого уже не было в живых.
Из членов пропольского правительства арестам подверглись лишь низшие чины: помощник казначея Ф. Андронов — его считали главным расхитителем царской казны; И. Безобразов из Постельного приказа; думный дьяк И. Чичерин — глава Поместного приказа, дьяки С. Соловецкий, Т. Савин и Б. Замотчиков. Последние трое умерли во время пыток. Ополченцы хотели узнать от них о судьбе царского имущества.
Очистив Кремль от интервентов, ополченцы выполнили лишь одну из стоявших перед ними задач. Им еще предстояло собрать избирательный Земский собор, на котором следовало назвать имя нового государя.