Смутное время в Москве

Тушинский вор

Затушив очаг смуты, полыхавший в Туле, царь мечтал вернуться к мирной жизни. Его занимали личные заботы. После своего вступления на престол Василий Шуйский не захотел жить во дворце, построенном Лжедмитрием I. Средств на возведение нового каменного дворца не было, и поэтому Шуйский приказал построить себе брусяные (деревянные. — C.Ш.) хоромы там же в Кремле, на месте дворца царя Федора Ивановича. Отделка их была закончена зимой 1607 г., однако строительство велось наспех, и вскоре «у тех хором подломились сени, а мост и бревна были новые и толстые. И все люди пришли в удивление о таком чюдеси». Суеверные москвичи восприняли это событие как дурное предзнаменование грядущего царствования. Однако царя Василия это не пугало. Престарелый вдовец решился обзавестись семьей. Его избранницей стала княжна Мария Петровна Буйносова-Ростовская, дочь убитого Лжепетром воеводы. Свадьба состоялась 17 января 1608 г. От этого брака у царя родились две дочери — Анна и Анастасия, скончавшиеся в младенчестве. Воистину над царем Василием довлел злой рок. Ему не удалось ни спокойно царствовать, ни создать свою династию.

В конце 1607 г. пламя мятежа разгорелось на окраинах государства. Терские казаки, создавшие Лжепетра, выдвинули нового самозванца — «царевича Ивана-Августа», «сына» Ивана Грозного от брака с Анной Колтовской. Этому самозванцу покорилась Астрахань и все Нижнее Поволжье. Вслед за ним появился «внук» Грозного, «сын» царевича Ивана Ивановича «царевич Лаврентий». В казачьих станицах самозванцы росли как грибы: явились «дети» царя Федора «царевичи» Симеон, Савелий, Василий, Клементий, Ерошка, Гаврилка, Мартынка. Впрочем, эти «царевичи» были не более чем предводители разбойничьих отрядов, главную опасность представлял появившийся в Литве зимой 1607 г. новый «царь Дмитрий», вошедший в историю как Лжедмитрий II или Тушинский вор. Именем «вора», присвоенным Лжедмитрию II, традиционно называли преступников и бунтовщиков. «Воры» — частое наименование всех участников мятежей и восстаний XVII в. Тушинским вором Лжедмитрий II был назван по месту своего стана — подмосковному селу Тушину; впоследствии, когда он перебрался в Калугу, в документах и исторических повестях его именуют Калужским вором.

В мае 1607 г. Лжедмитрий II перешел русско-польский рубеж, объявился в Стародубе и был признан населением. Войско Лжедмитрия II пополнялось настолько медленно, что только в сентябре он смог во главе отрядов польских наемников, казаков и русских «воров» двинуться на помощь Лжепетру и Болотникову. 8 октября он разбил под Козельском царского воеводу князя В. Ф. Мосальского, 16-го взял Белев, но, узнав о падении Тулы, бежал из-под Белева к Карачеву. Но царь Василий распустил войско, вместо того чтобы направить его против нового «вора», и полководцы Лжедмитрия II заставили его повернуть армию на Брянск. Город был осажден, но воевода князь В. Ф. Мосальский, посланный на выручку Брянску, воодушевил свой отряд, и храбрецы-воины, форсировав ледяную Десну вплавь, соединились с гарнизоном. Совместными усилиями Брянск удалось отстоять. Но мятежники никуда не исчезли — они собирались у Орла и Кром, и, видимо, тогда и родилась пословица «Орел да Кромы — первые воры». К самозванцу стекались и уцелевшие защитники Тулы, и новые отряды со всех «украин», и профессиональные вояки — шляхтичи и казаки.

Весной 1608 г. Лжедмитрий И двинулся к столице. Во главе войск самозванца встал литовский гетман князь Роман Ружинский (Рожинский). 30 апреля — 1 мая 1608 г. армия Лжедмитрия II разгромила под Белевом полки, которыми командовал брат царя князь Дмитрий Иванович Шуйский. В июне Лжедмитрий II появился под Москвой и обосновался станом в селе Тушине[30]. По названию своей резиденции самозванец и получил запоминающееся имя Тушинского вора.

Происхождение Тушинского вора окутано легендой. «Новый летописец» замечает: «Все же те воры, которые называлися царским коренем, знаеми от многих людей, кой откуду взяся. Тово же Вора Тушинского, которой назвался в Ростригино имя, отнюдь никто ж не знавше; неведомо откуды взяся. Многие убо, узнаваху, что он был не от служиваго корени (не из служилых людей. — С.Ш.); чаяху попова сына иль церковного дьячка, потому что круг весь церковный знал (думали, что он сын попа или дьячка, потому что знал церковный обиход. — C.Ш..)».

Среди современников бытовало несколько версий относительно происхождения самозванца. Воевода Лжедмитрия II князь Д. Мосальский Горбатый «сказывал с пытки», что самозванец «с Москвы с Арбату из Законюшев попов сын Митька…» Другой бывший сторонник Лжедмитрия II, сын боярский А. Цыплятев, на допросе говорил, что «царевича Дмитрея называют литвином Ондрея Курбского сыном»[31]. Московский летописец и келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын называет самозванца выходцем из семьи стародубских детей боярских Веревкиных (на самом деле Веревкины были одними из первых, кто признал в самозванце «государя» в Стародубе, и смутили горожан). Свое расследование относительно личности Лжедмитрия II провели иезуиты. Они считали, что имя убитого царя принял крещеный еврей Богданко. Он был учителем в Шклове, затем перебрался в Могилев, где прислуживал нону, «а имел на собе одеянье плохое, кожух плохий, шлык баряный (баранью шапку. — C.Ш.), в лете в том ходил». За некие проступки шкловскому учителю грозила тюрьма. В этот момент его заприметил участник похода Лжедмитрия I на Москву поляк М. Меховский. Вероятнее всего, Меховский оказался в Белоруссии не случайно. По заданию Болотникова, Шаховского и Лжепетра он разыскивал подходящего человека на роль воскресшего «царя Дмитрия». Оборванный учитель показался ему похожим на Лжедмитрия L Но бродяга испугался сделанного ему предложения и бежал в Пронойск, где был пойман. Оказавшись перед выбором — понести наказание или взять на себя роль московского царя, он согласился на последнее.

Новый Лжедмитрий был похож на предшественника только внешне (на портретах того времени он изображается в виде Лжедмитрия I, единственное исключение — потрет странного субъекта в меховой шапке, с длинными волосами и всклокоченной растительностью на лице — также не может быть признан за достоверное изображение второго самозванца, принявшего имя «царя Дмитрия»). В остальном он представлял противоположность Отрепьеву. С. Ф. Платонов отмечал, что Лжедмитрий I был действительным руководителем поднятого им движения. «Вор же (Лжедмитрий II. — С.Ш.) вышел на свое дело из Пронойской тюрьмы, объявил себя царем под страхом побоев и пытки. — писал Платонов. — Не он руководил толпами своих сторонников и подданных, напротив, они его влекли за собою в стихийном брожении, мотивом которого был не интерес претендента, а собственные интересы его отрядов».

Версия о том, что Лжедмитрий II был подготовлен эмиссарами вождей московского восстания, вполне согласуется с его действиями. Лжедмитрий II, как и ранее Болотников и Лжепетр, активно призывали на свою сторону боевых холопов, обещая им дворянские поместья. Разгром гетманом С. Желкевским шляхетского рокота (мятежа) Зебжидовского привлек на сторону Лжедмитрия большое количество польских наемников. Одним из наиболее удачливых воевод нового самозванца стал изгнанник полковник Александр Иосиф (Юзеф) Лисовский (1576 или 1580–1616). В его отряды «лисовчиков» набирали всех, без различия звания и национальности, смотря лишь на боевые качества воинов. Но были в воинстве самозванца и те, кто воевал с позволения короля, стремясь отомстить московитам за гибель и плен польских рыцарей. Так, к Тушинскому вору присоединился полковник Ян Петр Сапега с восьмитысячным отрядом. Среди выходцев из Речи Посполитой было немало не только поляков и литовцев, но и жителей белорусских земель, исповедовавших православие.

Тушинский лагерь представлял собой собрание людей различных народностей (сюда сошлись русские, поляки, донские, запорожские и волжские казаки, татары), объединенных под знаменами нового самозванца ненавистью к Шуйскому и стремлением к наживе. Лагерь Лжедмитрия II был хорошо укреплен и окружен с западной стороны рвом и валом, с других сторон — реками Москвой и Сходней; внутри него находились деревянные строения и шатры.

В конце XIX в. при строительстве Рижской железной дороги было обнаружено множество вещей, принадлежавших обитателям Тушинского лагеря. Большая часть собранной в зоне строительства коллекции, насчитывавшей 500 предметов, была передана в Исторический музей. В основном это были предметы вооружения, бытовой и хозяйственный инвентарь, железные фрагменты деревянных строений. Из оружия были найдены стволы пищалей, снабженные кремневыми и фитильными замками, пулелейки (щипцы для отливки свинцовых нуль), бердыши и боевые топоры, рогатины (мощные копья), ударное холодное оружие — булавы и кистени. Среди прочего были найдены образцы своеобразного оружия, именовавшегося чесноком. Он имел вид железных «звездочек» с острыми краями или крючьями на концах и использовался против неприятельской конницы. Эти «звездочки» разбрасывали по земле, и во время атаки лошади тяжело ранили о них копыта. Из предметов хозяйственного инвентаря на месте Тушинского лагеря были обнаружены плотницкие топоры, рыболовные крючки, ножницы, серпы, косы, ножи, дверные замки, петли и скобы. По этим находкам территория Тушинского лагеря довольно четко определяется поймой реки Сходни при впадении се в Москву-реку, в районе современных улиц: Волоколамского шоссе, 1-го, 2-го и 3-го Тушинских проездов и участка Рижской железной дороги от станции «Тушино» до станции «Трикотажная».

Подступив к столице, самозванец попытался с ходу взять Москву, но натолкнулся на упорное сопротивление царского войска. Бои шли к запалу от Москвы, на речке Ходынке, неподалеку от Тушино. Тогда воеводы Лжедмитрия II решили блокировать город, перекрыв все дороги, по которым шло его снабжение и сообщение с окраинами. С этого времени тушинцы предпринимали регулярные походы на север и северо-восток, в замосковные города, стремясь отрезать Василия Шуйского от районов, традиционно его поддерживавших, — Поморья, Среднего Поволжья, Перми и Сибири.

С появлением Лжедмитрия II у стен Москвы начался длительный период жестокой междоусобицы. Страна оказалось расколотой на два враждебных лагеря. И в Москве, и в Тушине сидели царь и царица[32], патриарх (в Тушино был увезен захваченный в Ростове митрополит Филарет Романов). У обоих царей были Боярская дума, приказы, войска, оба жаловали своим сторонникам поместья и мобилизовали ратных людей. «Воровская» Боярская дума была достаточно представительной и состояла из различного рода оппозиционеров. Главой Думы был «боярин» князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой. При московском дворе он был всего лишь стольником, и перебежал к самозванцу одним из первых, 24 июля 1608 г., прямо во время боя («с дела»). Значительную силу в Думе представляли родственники «патриарха» Филарета — М. Г. Салтыков, князь Р. Ф. Троекуров, князь Л. Ю. Сицкий, князь Д. М. Черкасский; служили Лжедмитрию II и любимцы его предшественника — князь В. М. Мосальский-Рубец и другие Мосальские, князь Г. П. Шаховской, М. А. Молчанов, дьяки И. Т. Грамотин, П. А. Третьяков. Многие служилые люди перебегали от самозванца к Шуйскому и обратно, получая за новые измены все новые и новые пожалования. Авраамий Палицын метко именует их «перелетами». По словам троицкого келаря, бывало и так, что днем дворяне пировали в «царствующем граде», а «по веселии» одни отправлялись в царские палаты, а другие — «в Тушинские таборы перескакаху». Уровень нравственного падения современников, которые «царем же играху яко детищем» и совершали многочисленные клятвопреступления, ужасал Палицына.

При этом наибольшей властью в лагере самозванца пользовались отнюдь не он сам, и не Дума, а главнокомандующий Роман Ружинский и другие полководцы из Речи Посполитой. С весны 1608 г. поляки и литовцы назначались воеводами в подвластные самозванцу войска; обычно было по двое воевод — русский и иноземец. Перелом в отношениях между тушинским режимом и подконтрольными ему районами Замосковья и Поморья произошел с появлением в стане тушинцев литовского магната Яна Петра Сапеги с наемниками инфляндской армии (эти солдаты воевали за короля Сигизмунда III в Прибалтике; недовольные задержками в выплате жалованья, они двинулись искать счастья на востоке). После жарких споров между Ружинским и Сапегой был произведен раздел. Ружинский остался в тушинском лагере и контролировал южные и западные земли, а Сапега встал лагерем под Троице-Сергиевым монастырем и взялся распространять власть самозванца в Замосковье, Поморье и Новгородской земле. На севере России тушинцы действовали еще наглее, чем на западе и юге: они беззастенчиво обирали население; польские и литовские полки и роты, разделив дворцовые волости и села на «приставства», под видом сбора налогов и кормов занимались грабежами. В обычное время сборщики собирали с каждой «сохи» (единица податного налогообложения) 20 рублей; тушинцы же выбивали по 80 рублей с сохи. Сохранились многочисленные челобитные Лжедмитрию II и Я. П. Сапеге крестьян, посадских, землевладельцев с жалобами на бесчинства иноземного войска. «Приезжают к нам ратные люди литовские, и татары, и русские люди, бьют нас и мучат и животы грабят. Пожалуй нас, сирот твоих, вели нам дать приставов!» — отчаянно взывали крестьяне.

Особый интерес у грабителей вызывали старинные русские города, центры епархий, в которых хранилась епископская казна и сокровищница. В октябре 1608 г. сапежинцы разграбили Ростов, захватив там в плен Филарета Романова. Жители были «присечены», город выжжен, а митрополита после издевательств и поругания привезли в Тушино. Были захвачены или добровольно «целовали крест вору» Суздаль, Переяславль-Залесский, Ярославль, Юрьев-Польской, Углич, Владимир, Вологда, Кострома, Галич, Муром, Касимов, Шацк, Алатырь, Арзамас, Рязань, Псков, Коломна… В Нижнем Новгороде отбивалось от тушинцев и восставших народов Поволжья ополчение во главе с князем А. А. Репниным и А. С. Алябьевым. Держались Шуйского Рязань (Переяславль-Рязанский), где сидел небезызвестный П. П. Ляпунов, Смоленск, в котором воеводствовал боярин М. Б. Шеин, Казань и Великий Новгород. В Нижнем Поволжье воевал с «воровскими людьми» — русскими тушинцами, татарами, чувашами, мари — боярин Ф. И. Шереметев. Осенью 1608 г. он двинулся вверх по Волге, собирая по дороге верные правительству силы, в том числе потомков ливонских немцев, сосланных Иваном Грозным.

Царь Василий посылал из Москвы против тушинцев отдельные отряды. Их важнейшей задачей было обеспечение подвоза продовольствия в Москву. Когда под Коломной — одним из немногих городов, сохранявших верность Шуйскому, — появились польские войска, царь послал против них стольника князя Дмитрия Михайловича Пожарского. Воевода разбил поляков в селе Высоцком на Коломенской дороге, в 30 верстах[33]от Коломны, и «языков многих захватил, и многую у них казну и запасы отнял». Однако такие успехи были нечастыми. Василий Шуйский понимал, что он не в силах справиться с самозванцем в одиночку, и решился прибегнуть к иностранной помощи. На протяжении всей своей военной истории Российское государство справлялось с врагами, сколь многочисленными они ни были, самостоятельно. Смута расколола общество, лишила людей веры в правительство и надежды на успех. Царские войска терпели поражения не только потому, что им противостояли не менее сильные неприятельские отряды, но также из-за упадка морального духа. Отчетливое осознание неспособности правительственных военных сил справиться с самозванцем и поляками, наводнившими страну, заставило царя обратиться за подмогой к Швеции.

Выбор в качестве союзника шведского короля Карла IX был не случайным. Карл IX был дядей и врагом польского короля Сигизмунда III. В свое время он отнял у племянника шведский престол. Польский король все активнее вмешивался в русские дела, негласно поддерживая обоих Лжедмитриев и польско-литовские отряды, воевавшие в России. Надвигалась война с Речью Посполитой, и Василий Шуйский стремился, опережая события, заручиться помощью северного соседа.

В Великий Новгород для переговоров со шведами был послан князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Это имя уже появлялось на страницах нашего повествования. Молодой (ему было в ту пору всего 22 года) родственник царя уже успел прославиться своими победами над отрядами Болотникова. В отличие от большинства аристократов того времени свой боярский чин Скопин-Шуйский действительно заслужил, проявив себя как талантливый и уверенный военачальник. В той обстановке, когда царские воеводы терпели одно поражение за другим и беспомощно отступали, успехи Скопина-Шуйского имели огромное моральное значение.

Скопин-Шуйский провел успешные переговоры. Ему удалось привлечь на русскую службу наемную армию в 12 тысяч шведов, немцев, шотландцев и других выходцев из Западной Европы и собрать в северных областях русское ополчение в 3 тысячи человек. Командовал иноземной частью армии Скопина-Шуйского шведский граф Якоб Понтус Делагарди.

10 мая 1609 г. князь Михаил Васильевич двинулся из Новгорода «на очищение Московского государства». Весной 1609 г. Север России был охвачен восстанием против Тушинского вора. Настрадавшись от грабежей, земские отряды нападали на тушинцев, убивали и изгоняли их. Совместно с ними действовали и воеводы Скопина-Шуйского, однако освобождение Русского Севера затянулось на несколько месяцев. Зато войско Скопина-Шуйского пополнилось отрядами местных ополчений. В обстановке хаоса и разрухи, восторжествовавшей при царе Василии, местные сообщества («земские миры») сами начали организовать оборону от хищных разбойников, грабивших под знаменами «царя Дмитрия». Постепенно эти отряды сливались в крупные соединения, пока наконец северное ополчение не примкнуло к армии Скопина-Шуйского.

Летом Скопин-Шуйский в нескольких боях разбил главные силы Тушинского вора, но дальнейшее продвижение к Москве задержалось из-за трений с шведскими наемниками, потребовавшими исполнения договора, и в частности — передачи короне русской крепости Корела. Лишь в октябре 1609 г., после новых побед над тушинцами Сапегой и Л. Зборовским, Скопин-Шуйский обосновался в Александровой слободе, где образовался своеобразный штаб освободительного движения. В ноябре с князем Михаилом Васильевичем соединился боярин и воевода Федор Иванович Шереметев, двигавшийся из-под Астрахани с ратью из «низовых городов» (т. е. городов Нижней и Средней Волги) и по дороге разгромивший восстание народов Поволжья и взявший отчаянно сопротивлявшийся город Касимов (в начале августа 1609 г.). Тушинский гетман Сапега, опасаясь наступающего русского войска, снял осаду с Троице-Сергиева монастыря.

Пока Скопин-Шуйский наводил порядок на Севере России и воевал в Верхнем Поволжье с тушинцами, в самой Москве было неспокойно. Измена и мятеж проникли уже и в сам «царствующий град», вера и верность царю ослабели. Видя беспрестанное кровопролитие, многие мечтали сменить несчастливого царя Василия. В феврале 1609 г. князь Роман Гагарин, сын известного опричника Тимофей Грязной и рязанский дворянин Григорий Сунбулов «и иные многие» поднялись против царя и стали убеждать бояр низложить Шуйского. Но их призывы поддержал только князь Василий Васильевич Голицын. «Шум» поднялся на Лобном месте, куда мятежники привели патриарха, но Гермоген твердо держал сторону Шуйского. Сам царь не побоялся появиться перед бунтовщиками на Лобном месте, и они отступились. Участники неудачной попытки переворота и сочувствовавшие им — целых триста человек — перебежали в Тушино. Вскоре был открыт и новый заговор. На одного из ближайших к Шуйскому бояр — Ивана Федоровича Крюка Колычева — поступил донос, что он замышляет убить царя на Вербное воскресенье 9 апреля. Царь, разгневанный этими покушениями, приказал пытать Колычева и его сообщников, а затем казнить «на Пожаре» (Красной площади). Но и после этого против Шуйского не раз поднималось возмущение. «Дети боярские и чорные всякие люди приходят к Шуйскому, с криком и вопом, а говорят, до чего им досидеть? — сообщает источник. — Хлеб дорогой, промыслов никаких нет, и ничего взяти негде и купити нечем. И он просит сроку до Николина дни, а начается де на Скопина, что будтось идет к нему Скопин с немецкими людьми». Действительно, князь Скопин-Шуйский был последней надеждой царя Василия, и эта надежда оправдалась.

12 марта 1610 г. князь М. В. Скопин-Шуйский во главе войска вступил в Москву и был встречен ликующим народом. Но среди торжествующей толпы был один человек, сердце которого переполняли злоба и ненависть. «…Князь Дмитрий Шуйский, стоя на валу и издали завидев Скопина, воскликнул: „Вот идет мой соперник!“», — повествует голландец Э. Геркман. У князя Д. И. Шуйского были причины опасаться молодого воеводы — в случае смерти бездетного государя он занимал трон, но огромная популярность Скопина-Шуйского внушала царскому брату опасения, что народ провозгласит его наследником, а затем и царем. Некоторые источники свидетельствуют, что и сам царь Василий побаивался стремительно набиравшего популярность и политический вес Скопина-Шуйского. Наиболее подробно излагает дальнейшие трагические события «Писание о преставлении (смерти. — C.Ш.) и погребении князя Скопина-Шуйского», согласно которому на крестинах княжича Алексея Воротынского крестная мать «злодеянница» княгиня Екатерина Шуйская (жена князя Дмитрия и дочь Малюты Скуратова) поднесла своему куму — князю М. В. Скопину-Шуйскому чашу с ядом. Молодой полководец проболел несколько дней и скончался 23 апреля 1610 г. С плачем и криками толпы народа проводили тело князя на погребение в царскую усыпальницу — Архангельский собор. Царя, и прежде не пользовавшегося особой любовью, со смертью Скопина-Шуйского стали ненавидеть как виновника его гибели.

Тушинский стал, узнав о кончине государева полководца, ободрился. Но Лжедмитрий II, как и Василий Шуйский, чувствовал себя неуютно в своей «столице» — Тушине. В сентябре 1609 г. король Сигизмунд III объявил войну России и осадил Смоленск. Среди поляков, окружавших самозванца, возник план передать его в руки короля, а самим выступить на стороне Сигизмунда III и добыть ему или его сыну Владиславу московскую корону. Поляки и некоторые русские тушинцы вступили с королем в переговоры, результатом которых стал договор тушинских бояр с королем (4 февраля 1610 г.) о призвании на московский престол королевича Владислава.

Еще в декабре 1609 г. самозванец был посажен под домашний арест, но сумел бежать из Тушина в Калугу, где вновь привлек к себе множество сторонников — казаков, русских и часть поляков — и повел войну уже с двумя государями: царем Василием и польским королем Сигизмундом. Тушинский стан опустел, сторонники короля — М. Г. Салтыков, князь В. М. Мосальский Рубец, князь Ю. Д. Хворостинин, М. А. Молчанов, И. Т. Грамотин — уехали к нему под Смоленск, а сторонники самозванца — в Калугу.

В калужский период своей авантюры Лжедмитрий II был наиболее самостоятелен в своих действиях. Убедившись в вероломстве польских наемников, самозванец взывал уже к русским людям, стращая их стремлением короля захватить Россию и установить католичество. Этот призыв нашел отклик у многих. Калужане с радостью приняли Лжедмитрия II. Вняв его призыву, в Калугу пробралась и Марина Мнишек, очутившаяся после бегства самозванца из Тушина в Дмитрове, у гетмана Яна Сапеги.

Тушинский лагерь распался, однако новый нарыв образовался теперь в Калуге. Часть русских сторонников Лжедмитрия II последовали за «цариком», образовав некое подобие «двора» и в Калуге. Самозванец агитировал против короля и поляков, но его патриотизм диктовался, прежде всего, эгоистическими соображениями. Сам же он был не уверен в своих силах и искал помощи у Сапеги, боялся покушения и окружил себя охраной из немцев и татар. В калужском лагере самозванца царила атмосфера подозрительности и жестокости. По ложному доносу Лжедмитрий II приказал казнить Альберта Скотницкого, бывшего ранее капитаном стражи Лжедмитрия I и калужским воеводой Болотникова, и обрушил свой гнев на всех немцев. В конце концов, безмерная жестокость и погубила самозванца.

Лишившись Скопина-Шуйского, Василий Шуйский отправил против поляков, наступавших на столицу, князя Д. И. Шуйского и иноземных наемников во главе со шведским полководцем графом Я. Делагарди. 24 июня 1610 г. Дмитрий Шуйский был разбит в битве с польским гетманом Станиславом Жолкевским у села Клушина под Можайском. Причиной поражения была измена иноземцев, которым князь Дмитрий не выплатил жалованье, отговариваясь отсутствием денег.

Бездарный и заносчивый князь Д. И. Шуйский погубил этим и царский трон брата, и свою судьбу. Покинув армию, главный воевода бежал в Москву, а победителям достались его сабля, булава, шишак и карета. Многих воинов московской рати поляки перебили во время бегства, а остальные разбрелись по лесам.

Клушинская катастрофа решила судьбу Василия Шуйского. 17 июля «на Москве на царя Василия пришло мнение великое». Вероятно, в заговоре против царя на этот раз участвовали и бояре, в том числе и старый недруг Шуйского князь В. В. Голицын. Мог быть замешан в заговор и Филарет Романов. В свое время Шуйский предпочел ему Гермогена, а «царик» навязал сан главы Церкви. Филарет участвовал в заключении договора о воцарении королевича Владислава, и считал этот выбор правильным.

События развивались бурно. Толпа заговорщиков во главе с рязанским дворянином Захарием Ляпуновым (братом Прокопия) ввалилась во дворец, и Ляпунов начал выговаривать царю: «Долго ль за тебя будет литься кровь христианская? Земля опустела, ничего доброго не делается в твое правление, сжалься над гибелью нашей, положи посох царский, а мы уже о себе как-нибудь помыслим». Царь, привыкший уже к таким сценам, отвечал Ляпунову матерной бранью и схватился за нож. Захарий, человек высокого роста и недюжинной силы, крикнул в ответ: «Не бросайся на меня, как возьму тебя в руки, так всего изомну!» Заговорщики вышли из дворца, но не затем, чтобы отступить, — у Арбатских ворот (по другим данным — у Серпуховских), собрались толпы народа, и здесь было решено бить челом царю, чтобы он оставил престол, потому что из-за него льется кровь христианская. Бояре вскоре отступились от Шуйского, а патриарха никто не слушал. Свояк Шуйского боярин князь И. М. Воротынский вместе со «смутьянами» низвел государя на его «старый двор», что являлось символом лишения царской власти.

Согласно «Новому летописцу», низложению Шуйского предшествовали переговоры между московскими заговорщиками и сторонниками Лжедмитрия II. Обе стороны якобы сговорились сбросить своих злосчастных царей и совместно избрать кого-то еще. Но когда москвичи прислали в Калугу известие о том, что «царя Василия с престола ссадили», сторонники самозванца лишь посмеялись над ними. Вероятно, именно тогда появилась идея возвращения Василию Шуйскому скипетра. Особенно рьяно ратовал за него патриарх Гермоген. Но заговорщики, понимавшие, что после возвращения Шуйского к власти им придется худо, решили постричь бывшего царя в монахи. Утром 19 июля они пришли на двор низложенного царя Василия и насильно заставили его и царицу Марию Петровну принять монашество. Шуйский отказался произносить слова отречения от мира, и это сделал за него князь Василий Тюфякин. Патриарх Гермоген не признал этого пострижения, а утверждал, что монахом должен быть Тюфякин, но с мнением владыки никто не считался.

Бывший государь и его супруга были заключены в Чудовом монастыре, а затем вместе с братьями царя Василия, Дмитрием и Иваном, выданы полякам после установления их власти в Москве. Шуйских перевезли в Польшу. В польском плену царь Василий и скончался в 1612 г. Над его могилой в Гостинском замке (ныне — г. Гостынин) поляки возвели пышную гробницу, украшенную надписями, восхваляющими торжество Речи Посполитой над Московией. Польские авторы подробно описывают королевскую аудиенцию, данную Шуйскому в Варшаве 29 октября 1611 г. После речи Жолкевского, восхвалявшего счастье и мужество короля, Шуйский низко поклонился и поцеловал королевскую руку, а братья его били челом до земли. Однако русские источники описывают то же событие совсем по-другому. Согласно «Новому летописцу» на требование поклониться королю царь Василий отвечал: «Не довлеет московскому царю поклонитися королю; то судьбами есть праведными Божиими, что приведен я в плен; не вашими руками взят, но от московских изменников, от своих рабов отдан бых». Даже в далекой Сибири слагали легенды о плене царя Василия и приписывали ему несвойственное мужество и никогда не свершавшийся подвиг. Царь Василий, как гласит Сибирский летописный свод, отвечал королю: «„Сам ты, король, поклонися мне, царю московскому, понеже глава тебе“. Король же, разъяряся, отослал его в Польшу… и тамо их нужною (мученической. — С.Ш.) смертию замориша».

Останки Василия Шуйского в 1635 г. были выданы поляками русскому послу князю А. М. Львову по настоятельному требованию царя Михаила Федоровича. Царский наказ предписывал отдать в качестве выкупа за тело царя Василия огромную сумму — до 10 000 рублей, но послам удалось ограничиться лишь богатыми подношениями польским панам, и дело было улажено. 10 июня гробы с телами Василия, Дмитрия и Екатерины Шуйских были торжественно встречены на подъезде к Москве, в Дорогомилове. Государь встретил тело своего предшественника у Успенского собора, а на другой день состоялось его погребение в Архангельском соборе Московского Кремля.

Правление Василия Шуйского ознаменовалось наивысшим подъемом гражданской войны — восстание Болотникова и война с Тушинским вором в течение трех лет сотрясали Россию, разрушая государственный порядок, уничтожая экономику и разоряя население. О причинах непопулярности царя уже говорилось выше — Василий Шуйский занял престол не по воле всего народа, а по замыслу узкой группы лиц. Несмотря на попытки консолидировать дворянство и облегчить положение холопов, Шуйскому так и не удалось снискать симпатии общества. Виной этому была и его внутренняя политика — нарушение обязательств, политические преследования, доверие к недостойным советникам. Крестьяне ненавидели «боярского царя», который действовал в интересах помещиков. Указ 1607 г. показал, что царь не собирается внимать крестьянским чаяниям о «вольном выходе». Однако эти меры уже не могли объединить дворянское сословие — от Шуйского отвернулись целые регионы, и, в первую очередь, юг, где было много мелких помещиков и служилых казаков, также владевших небольшими поместьями. Они видели в Шуйском новый вариант Годунова и по-прежнему «чаяли милости» от самозванца.

После того как при загадочных обстоятельствах, вызывающих серьезные подозрения в насильственной смерти, скончался популярный в народе царский воевода князь М. В. Скопин-Шуйский, Василий Шуйский окончательно потерял доверие подданных. Вторжение польского короля Сигизмунда III и военные поражения московского войска решили судьбу царя. Согласно представлениям того времени праведность царя была гарантией благосостояния государства. Василию Шуйскому, неоднократно обманывавшему народ, уже никто не верил. На его правление падает девальвация идеи святости монархической власти. Появились десятки самозваных «царей» и «царевичей», истинность которых могла быть лишь предметом шутки. Свержение и убийство Федора Годунова и Лжедмитрия I окончательно лишили царский трон ореола недосягаемости и сделали его игрушкой в руках дерзких заговорщиков. В результате легитимный монарх, который был венчан на царство патриархом и которому принесли присягу подданные, был низведен с престола и насильственно пострижен в монахи. Политический, экономический и идеологический кризис достиг своей кульминации. Правящая верхушка — боярство — оказалась не способной даже выдвинуть кандидатуру нового царя, поэтому власть перешла к совету из наиболее видных членов Боярской думы. Ослабленное Российское государство сделалось предметом притязаний со стороны соседних держав.