АЛЕКСАНДРА
Никто из нас не упоминает о том, что я теперь называю «винным вечером».
И это прекрасно, потому что я явно перегнула палку. Последнее, чего мне хочется, это стать бременем для человека, которому я не только обязана, но и глубоко им восхищаюсь.
Прошло уже больше недели, и я благодарна, что всякая затянувшаяся неловкость прошла. Но не стану лгать себе и утверждать, что мне не хотелось бы, чтобы однажды вечером он пришел домой и попросил меня снова посидеть с ним на террасе.
Часть меня возмущена тем, что Лиам сделал это — что он дал мне возможность взглянуть на другую его сторону — потому что это только заставило меня жаждать большего.
— Я ухожу, — вклинивается голос Лиама, отвлекая меня от моих внутренних мыслей, пока я мою посуду.
Простая рутина, к которой мы привыкли за последние восемь недель, кажется такой естественной, как будто мы делали это раньше.
Я склоняю голову набок.
— Еще вызовы на дом?
Он кивает.
— Мне нужно проверить Мартину, Исельду и Джозефа.
Это его более пожилые пациенты, которым трудно передвигаться.
Мартина потеряла ногу после укуса ядовитой змеи, которую не успели вовремя вылечить, а Исельда страдает неподвижностью из-за ревматоидного артрита. Джозеф недавно упал, и с тех пор его тазобедренный сустав стал не таким, как прежде, что затрудняет ходьбу.
Сполоснув тарелку, я ставлю ее в сушку для посуды и вытираю руки о маленькое полотенце.
— Тебе нужно, чтобы я что-нибудь сделала, пока тебя не будет?
— Нет, это не займет много времени.
Окинув взглядом дом, я предлагаю:
— Если нужно сделать что-то, дай мне знать.
Человек может заниматься только таким количеством физиотерапии. Хотя я чувствую себя сильнее и способнее, меня мучает беспокойство, которое с каждым днем становится все более постоянным.
Лиам перекидывает длинный ремень сумки через плечо, ткань рубашки с коротким рукавом натягивается на его бицепсах. Его черты лица изрезаны сосредоточенностью.
— Ты могла бы помочь мне организовать шкафы с принадлежностями в палатах пациентов, если хочешь.
— Я могу это сделать. — Знаю, что мои глаза, наверное, блестят, как у ребенка на Рождество, но мне все равно. Лишь бы я чувствовала себя полезной. — Все, что может помочь.
— Хорошо.
Лиам рассматривает меня в течение секунды, прежде чем снимает ключ от запертых шкафов с кольца для ключей и протягивает его мне. Клянусь, в его взгляде мелькает настороженность, но через мгновение она исчезает.
Принимая у него ключ, я сжимаю губы, чтобы подавить резкий вздох, когда наши пальцы слегка соприкасаются. Покалывающее ощущение, которое возникает во мне от простого прикосновения, я объясняю тем, что изголодалась по прикосновениям, которые не были сделаны в профессиональной манере.
Это все, я уверена.
В его взгляде вспыхивает, как мне кажется, тоска, прежде чем он резко переключается в режим врача.
— Увидимся позже.
Мое горло сжимается от желания, чтобы он продолжал смотреть на меня так же, как минуту назад. Чтобы эта нежность в его чертах осталась, но только для меня.
Внезапно я возвращаю свое внимание к оставшейся посуде, которую мне осталось помыть.
— Увидимся позже.
Сетчатая дверь протестующе скрипит, когда Лиам выходит наружу, в то время как внутренняя входная дверь остается приоткрытой. Только когда он возвращается домой в конце каждого дня, он закрывает обе двери на ночь.
Как только за ним закрывается дверь, меня охватывает странное предчувствие. Как будто Вселенная пытается мне что-то сказать. Пытается предупредить меня, чтобы я была осторожна, пока Лиама нет дома.
Но от чего, я не уверена.
Ответ приходит через несколько часов, когда я заканчиваю выполнение задания, которое дал мне Лиам. Раздается стук в дверь, и я замираю, протягивая руку за последней шиной для пальцев, чтобы положить ее на назначенное место.
Напрягаясь от нервов, я осторожно выхожу из комнаты для пациентов и направляюсь к входной двери.
Остановившись на пороге комнаты, опускаю взгляд на тень, отбрасываемую на пол. Мужчина. Высокий. Стройный. Не местный, потому что местные постучали бы и поприветствовали Лиама.
Сглотнув твердый комок в горле, я выхожу из комнаты и подхожу к двери.
Солнцезащитные очки скрывают глаза мужчины, но чувствую, что он наблюдает за тем, как я приближаюсь. В его взгляде нет сексуального интереса, но есть что-то другое. У меня такое впечатление, что он каким-то образом оценивает меня.
Он одет в шорты цвета хаки и рубашку на пуговицах, его руки небрежно засунуты в карманы. На ногах у него крепкие на вид ботинки, но они не кажутся сильно поношенными. Они совершенно новые, и его одежда выглядит точно также.
Он здесь не к месту, но, опять же, Лиам упоминал, что некоторые люди приходят сюда в поисках чего-то — от полного изменения жизни до духовного пробуждения.
Нацепив на лицо улыбку, я останавливаюсь у двери, и он возвращает мне улыбку, прежде чем заговорить по-испански.
— Здравствуйте, мэм. Доктор Кинг свободен?
— Боюсь, что в данный момент он выехал на дом. Могу ли я Вам чем-то помочь?
Он склоняет голову набок и медленно снимает солнечные очки, обнажая бледно-голубые глаза. Они оценивают меня таким образом, что у меня остается ощущение, будто я не владею какой-то ключевой информацией.
Я напрягаюсь в ответ, моя вежливая улыбка становится неровной.
— Вы… миссис Кинг?
— Нет, сэр.
Я делаю паузу, прежде чем осторожно задать вопрос, мой испанский беглый и ровный.
— Вам нужно к врачу?
Мужчина изучает меня мгновение, затем кивает и медленно спрашивает, на этот раз по-английски:
— Нет. Я просто проезжал мимо и слышал, как многие говорили о знаменитом докторе Кинге, что мне захотелось встретиться с этим человеком лично.
Мурашки беспокойства пробегают у меня по спине от зловещей нотки в его словах, прежде чем я тоже перехожу на английский.
— Я уверена, что если Вы заедете в другой раз, Вы сможете встретиться с ним. — Моя интуиция кричит мне, чтобы я оставалась осторожной рядом с этим человеком.
Его пристальный взгляд задерживается на мне на долгое мгновение, прежде чем намек на ухмылку украшает его губы. Что-то мелькает в глубине моего сознания, подсказывая мне, что это знакомо, но я не могу вспомнить, что именно.
— Возможно, я так и сделаю.
Затем он поднимает свои солнцезащитные очки, чтобы надеть их, но внезапно останавливается. Мужчина склоняет голову набок, в его тоне сквозит чистое высокомерие, когда он бормочет:
— Ты меня совсем не узнаешь, да?
Я непонимающе смотрю на него в ответ, прежде чем в замешательстве нахмурить брови. Он мрачно усмехается в ответ и пренебрежительно машет рукой, а затем поворачивается и уходит.
Я отхожу от дверного проема к окну, чуть-чуть отодвигаю занавеску, чтобы посмотреть вслед удаляющемуся мужчине. У меня сводит живот, сердце бешено колотится с каждым ударом, и не только потому, что общение с этим человеком было тревожным.
А потому, что он был прав. Я его не знаю.
Но я точно знаю, что он сказал по-русски.
«Ты понятия не имеешь, кто я, не так ли?»