Снежинка для шейха. Украденная дочь

Глава 10

Глава 10

Снежана

— Ой, неужто новенькая? — злорадно тянет одна из девушек.

— Ага, ты посмотри на ее кожу, бледная моль! — смеется другая.

Никто из них не говорит по-русски, но они-то не знают, что я их понимаю. Или знают?

— Карим выбрал эту к нам? Или это какая-то ошибка, Хафифа? — спрашивает высокая стройная девушка в изумрудном платье.

— Да, дорогая, выбрал! — кивает женщина. — Она русская.

— Снова? — прищурившись, спрашивает красотка.

Хафифа кивает и с неприязнью смотрит на меня.

— Но зачем ты ее сюда привела?

— Так приказал повелитель, Назифа! Я ничего не могла сделать!

«Но очень пыталась!» – думаю я…

— Не стой как вкопанная, иди садись! — толкает меня Хафифа.

Я шиплю ругательства сквозь зубы, но все же иду к небольшой мягкой кушетке — единственному свободному месту в комнате.

Аккуратно сажусь и оглядываюсь по сторонам. Здесь красиво, хоть и слишком пестро, как по мне.

Тяжелые шторы на витражном окне, яркие ковры и такие же кушетки. Стены обиты голубой тканью, на которой изображены яркие птицы и цветы.

Под потолком свисает абажур с точно такой же тканью, как шторы.

— Как тебя зовут, иностранка? — выдергивает меня из мыслей голос одной из девушек.

— Да ты что, не понимаешь? Она же глупая, как древесный клоп! Она не знает наш язык! — фыркает Назифа и гордо отворачивается.

Я же делаю вид, что действительно не понимаю, но злость все же впивается когтями в сердце.

Напыщенные идиотки!

Украдкой разглядываю девушек, примечая мелкие детали.

Почти все они смуглые, с темными волосами различной длины, с точеными фигурами.

Да мне о таких формах можно только мечтать.

Но красивее всех однозначно Назифа. Если бы не ее перекошенное лицо, вообще была б очаровательна. Но злость и высокомерие искажают идеальные черты лица.

Кто-то из девушек играет в шашки, кто-то читает, но большинство сбились в кучку вокруг главной королевы улья и шушукаются.

До меня долетают только обрывки фраз:

Странная… Русские все такие… Бесцветная…

Понимаю, что обсуждают меня, и уже хочу уйти, но слышу еще одно имя – «Катерина».

Замираю, понимая, что речь идет о другой русской девушке.

Интересно, кто это?

Но как бы я ни старалась, не могла услышать больше ничего. Правда, главное я поняла: Катерина тоже была наложницей Карима, и с ней явно произошло что-то очень неприятное.

— Эй, иностранка! Станцуй! Нам скучно! — произносит одна из девушек, но я со скучающим видом отворачиваюсь.

— Танцевать. Гоу, гоу! — машет рукой Назифа, но, видя, что на меня это никак не влияет, зло шипит: — Вот же русская тупая свинья!

Я вскакиваю и хочу уже высказать все этой напыщенной идиотке, но решаю, что пока рано открывать свой маленький секрет. Нужно бы еще послушать, о чем они говорят.

Вместо этого я вскидываю руку и показываю Назифе средний палец. Судя по лицу, этот знак знают все национальности мира.

— Да как ты смеешь?! — взвизгивает девушка, но я уже несусь к выходу, вслед слыша ругательства и угрозы, что она пожалуется Кариму.

Да хоть самому черту! Мне нет разницы уже!

Забегаю к себе в комнату и падаю на кровать, давая волю слезам.

Да, я здесь никто. Просто пыль под ногами мужчин. И если у Назифы и ей подобных есть хоть какие-то права, то у меня ровно ноль.

Я все плачу и плачу, понимая, что, вероятнее всего, никогда не попаду домой. Я сгнию здесь, обслуживая сначала этого надменного Карима, а потом других. Или состарюсь в качестве одалиски.

Вдруг в голове проносится мысль. А что, если действительно остаться прислугой? Все лучше, чем спать с чужим человеком.

Да, меня могут через девять лет отправить из дворца в бордель, но это будет так не скоро, а пока от меня будет требоваться лишь выполнение работы. К тому же до того времени у меня, возможно, появится шанс сбежать.

Вытираю слезы и вздыхаю.

Да, мне нужно только одно теперь — не понравиться Кариму любыми способами!

— Мерзавка! Что ты вытворяешь? — залетает в комнату злющая Хафифа.

Я привстаю, но не успеваю сориентироваться, как получаю звонкую пощечину.

От боли слезы брызгают из глаз, но женщина даже не думает останавливаться. Замахивается и снова бьет меня куда придется.

Закрываюсь руками от ее ударов, а потом со всей силы отталкиваю ее.

— Ну ты у меня еще получишь! — пыхтит Хафифа. — Я всем расскажу, что ты вытворила! И с тобой сделают то же самое, что с другой русской подстилкой! Всех вас нужно сжигать в аду! Вы грязные неверные! — выплевывает она и убегает с комнаты.

Я же забираюсь назад на кровать и потираю ссадины.

Больно…

Страх пронизывает душу. Что со мной сделают? Это она говорила о Катерине?

А ведь эта змея и правда меня невзлюбила с самого первого взгляда. Видимо, потому, что я другой веры, из другой страны…

Или просто потому, что хочет видеть возле Карима свою протеже.

Шиплю от боли, когда задеваю особо большую царапину на плече.

Не побоялась же реакции Карима. Что, если она действительно имеет на него влияние? Тогда мне не стать одалиской.

Я буду отправлена в самое худшее место этой страны. Уж точно никак меня не вернут Мураду.

Закусываю губу, выглядывая в окно.

Да, мне нужно сделать все, чтобы подружиться с Хафифой, хотя что-то мне подсказывает, что я не смогу этого сделать.

***

До вечера мне не приносят еду, и я понимаю, что Хафифа решила так меня наказать.

Ну и ладно. Не очень-то и хотелось.

К ночи начинает сосать под ложечкой, а сон все никак не идет.

Чувствую себя будто птица, запертая в клетку, вокруг которой ходит голодный кот, и только богу известно, когда он доберется до птицы.

Встаю, решаясь выйти, но, дернув за ручку, понимаю, что дверь закрыта.

Вот же Хафифа! Решила запереть меня и морить голодом? Что ж, вполне в ее духе…

И вот как с такой найти общий язык?

Снова падаю на кровать и закрываю глаза, начиная вспоминать дом, маму, детство… Это помогает отвлечься, и я засыпаю.

Утром меня будит хлопок двери, и я тут же подскакиваю на кровати.

В дверях стоит Хафифа, злорадно усмехающаяся мне в глаза.

— Тебя зовет повелитель! — выплевывает она с ядом, и от ее тона по коже бегут мурашки.

Нажаловалась. Что же теперь сделает Карим?

Встаю и иду на выход, но женщина хватает меня за руку.

— Стой! Сначала переоденься!

Я опускаю взгляд на разорванные рукава и хмыкаю.

Все-таки не хочет, чтобы Карим узнал о вчерашнем? Но куда деть синяки и ссадины?

Хафифа все же удивляет находчивостью. Меня одевают в такое закрытое платье, что видно только кисти рук и кусочек шеи.

В таком виде женщина ведет меня по дворцу и буквально вталкивает в покои.

Успеваю удивиться, насколько здесь все отличается от нашего крыла. Страх парализует, но я стараюсь не паниковать.

Я должна показать Кариму, что не боюсь его.

Боже, какой же он…

Глаза падают на широкую спину, обтянутую белой рубашкой, словно второй кожей, на завитки темных волос, небрежно взъерошенных длинными пальцами.

Мужчина резко оборачивается и окидывает меня ледяным взглядом.

Меня бросает в жар от страха.

Карим и в хорошем настроении пугал меня до чертиков, а уж сейчас, когда его глаза горят огнем, я совершенно теряюсь.

Вспоминаю обещание, данное самой себе, и поднимаю взгляд. С вызовом смотрю в зеленые глаза и внутри разрываюсь от страха, хотя с виду этого никогда никто не сказал бы.

Карим вальяжно усаживается на край стола и ровным голосом приказывает:

— Подойди сюда, Снежана!

Он говорит на русском, чем немало меня удивляет. Здесь все считают знаком наивысшего уважения, если человек ради общения с ним переходит на его язык.

Надо же…

Хотя чего тут обольщаться? Карим хочет поговорить! Наказать меня за все, что я сделала, а значит, ему нужно как-то донести до меня информацию.

Я все так же стою на месте, не желая слушаться.

Мужчина прищуривается и глубоко вдыхает через расширенные ноздри. Вижу, как он злится. Привык, что каждое его слово слушают с открытым ртом.

— Ты же поняла мою речь! — рычит он, пересекая комнату.

Карим нависает надо мной, словно глыба, но я вскидываю взгляд на него и киваю:

— Да!

— Тогда почему ослушалась?

— Я не буду выполнять твои указы! Ты украл меня! — шиплю я в ответ.

Если такие, как Назифа, готовы пятки ему целовать, то я не собираюсь! Пусть не думает, что я ему покорюсь, как все остальные!

Внутри рождается такое чувство безысходности, что я готова на все, даже расцарапать лицо этому надменному шейху. Пусть меня потом казнят!

Мне уже все равно! Достаточно надо мной уже поиздевались в этой стране!

Карим хватает меня за шею, несильно, но довольно крепко, и наклоняется ближе.

— Я спас тебя! — рычит мне в лицо. — И теперь ты моя. Вся. Ты будешь делать только то, что я тебе скажу, поняла?!

Я замираю. Как бы я ни храбрилась, но от слов мужчины все внутри немеет от страха.

— Ты меня поняла?! Отвечай! – нажимает он на шею сильнее.

Страх толкает меня на крайнюю отчаянность.

Чувствую, что этот мужчина может сделать со мной что угодно. Даже если он сейчас убьет меня прямо здесь и сейчас, никто не узнает.

Да и дела никому не будет.

И это ощущение, что вся моя недолгая жизнь сейчас сфокусирована в руках другого человека, пугает до смерти.

Одно его неловкое движение — и мне конец.

Кроме того, что это дико пугает, это еще и дико злит.

У меня ничего не осталось! Ни свободы, ни счастья, ни выбора, даже своим телом я не могу распоряжаться!

Да кто они такие? Думают, что боги?!

— Я не ваша наложница! Не подстилка вроде Назифы или других! Я свободный человек! У меня есть права! А вы меня украли! — выплевываю я. – В моей стране тебя бы посадили в тюрьму! Всех вас!

— Но, как ты уже успела заметить, ты не в своей стране! И не попадешь туда больше! Так что привыкай… — усмехается он, становясь похожим на дикую пантеру, оскалившуюся в ожидании вкусного ужина.

Вопреки всему, Карим все же отпускает мою шею, но не отодвигается ни на миллиметр. Наоборот — он притягивает меня к себе и ведет носом по шее, отчего я замираю в ужасе.

Такое впечатление, что он сейчас зубами разорвет мне кожу…

Но нет. Карим только вдыхает запах моих волос и тихо шепчет:

— Хватит бегать от меня. Сегодня ночью ты будешь моей!

Нет!

Я мотаю головой, отпрянув назад, и шепчу пересохшими губами:

— Нет! Я не сдамся! Лучше убейте сразу!

Карим усмехается, а я чуть не теряю сознание от понимания своей беспомощности.

Этот мужчина напоминает мне хищника. Дикого и беспощадного. Ослушаться Карима не представляется возможности.

И видит бог, что понравиться такому — настоящее проклятие.