Снежный барс

Глава 2

Что можно было сказать о «Старом солдате»? Как ни странно, ничего особенного. Обычное такое развлекательное заведение, скрывающее по своей крышей бар, танцпол, несколько небольших сцен для выступлений тех или иных представителей творческих профессий — по большей части, понятное дело, очаровательных девушек — отдельные кабинеты для пьянок/застолий, номера и прочая, и прочая. Необычный для меня антураж? Опять же не так, чтобы слишком. Голография, заменяющая большую часть официантов парящими в воздухе дронами, разносящими заказы. Более высокий уровень оформления, отличный звук у ненавязчиво играющей музыки. Возможность отгораживать столик от шума — или снижать уровень оного — некими акустическими барьерами. Новизна, это да, но ничего шокирующего или совсем чужеродного. Опора на донорскую память опять же, не позволяющая упороть какой-то запоминающийся косяк. Касаемо же мелочей… Кадеты Железной Академии, равно как и другие готовящиеся к пилотированию колоссов, вообще люди довольно эксцентричные. Периодическая синхронизация с огромными боевыми конструктами и бьющие по мозгам в эти моменты гормоны вообще способствуют своеобразному взгляду на мир. А поскольку своеобразность по своей природе у каждого на свой лад, то и удивляться ничему не стоило.

Пунктуальность — дело святое. Именно потому я прибыл на место тютелька в тютельку… Ладно, пораньше на пару минут, чтобы иметь чуточку времени на узнавание ранее лично не виденного. Прибыл, узнал, переварил очередной фрагмент чужой памяти. И наконец заметил двух нужных лично мне персон, которые оживлённо так перебрасывались ехидными фразами. Виктор и Саманта, ну кто же ещё!

Поскольку «Старый солдат» находился пусть и впритык, но всё же за территорией Железной Академии, можно было не надрываться с хождением в кадетской форме. Однако совсем без знаков принадлежности к сему почтенному заведению тоже нельзя было обходиться. Отсюда солидных таких габаритов жетон на цепочке, висящий на шее и переливающийся разноцветьем красок академической эмблемы. Элементы голографии опять же, куда без них. Я это к тому, что если парням на подобное было по большому счёту плевать, то вот не слишком многочисленным среди кадетов девушкам приходилось исхитряться, чтобы сей жетон не вносил дисгармонию в их наряды.

Саманта, надо сказать, подошла к делу творчески, нарядившись в платье, периодически меняющее цвета и тем самым скрадывающее разноцветье жетона. Стильно, чего уж тут скрывать! Плюс имелось внушительное декольте, разрезы по бокам, то и дело приоткрывающие мускулистые, но очень привлекающие взгляд ножки, да и единственный серьёзный недостаток Меерштайн по возможности сгладила. Это я про проблемы с лицевыми мышцами, если что. Как? Шёлковая полумаска скрывала верхнюю часть лица, в то время как небольшой веер, который она держала в руке — сейчас в закрытом состоянии — мог при необходимости быть развёрнутым и скрыть всё личико в случае неконтролируемого мышечного спазма. Затейливо и в то же время стильно. А ещё я «вспомнил», что тут, в этом времени, чего только из моды веков минувших не используют. Смешение эпох и стилей, оно порой даёт довольно пёстрый, но привлекающий фон.

— Меня ждёте?

— Тебя, Рольф, — дружелюбно оскалился Свирский. — Не можем же начать отмечать без главного виновника торжества.

— И пить будем за его счёт. И не только пить!

Сэм в своём репертуаре. Но дово-ольная, аж жуть! А ещё умело накрашенная и надушенная. В меру, именно как требуется для того, чтобы запах не раздражал, а именно привлекал внимание и оставлял нотку загадки, особой таинственности и желания оставаться поблизости. Однако, неплохо.

Пожимаю руку Свирскому, а вот лапку Саманты пожимать совсем не стремлюсь, хотя и бережно так беру, чтобы изобразить лёгкий такой поцелуй. Тут подобное тоже практикуется, пусть далеко не часто. Зато понимание сего действа никуда не ушло, особенно у людей образованных и понимающих толк в азах этикета. Меерштайн была как раз из последних. Отдёргивать руку не стала, лишь улыбнулась. А через пяток секунд, раскрыв веер и вновь закрыв, провела им по моей щеке. Не царапнула, но изобразила такое желание. Дама с характером, больше и сказать нечего.

— Пошли уже, дамский угодник, чтоб тебе сегодня весь счёт на мои капризы угробить, — изрекла Саманта, приняв гордое такое выражение лица, да и про позу не позабыла. — Половина наших уже там, но хорошее настроение далеко не у всех. Виктор, расскажи.

— Командирша, — вздохнул было Свирский, но отпираться от навешенной на него обязанности не стал. Вот и начал говорить, разворачиваясь в сторону входа в «Старого солдата» и делая первый шаг. — Первому десятку будет совсем хорошо, когда станем выбирать обвес для колоссов и собственно колоссов. И чем ниже баллы за сегодняшнее испытание, тем сложнее будет в конце ступени. Ты и сам это знаешь, Рольф. А наш староста и его заместитель хорошими результатами похвастаться не могут. Оба! Особенно Сальвини. Это совсем особый случай. Ты должен помнить, что было тогда, ещё на первой ступени…

Должен. Ага. Вот только не совсем помню по вполне понятным причинам. Ну да ничего, выясню с течением времени, благо оно пока ещё есть. Сколько? На самом деле не так уж и много по причине того, что пятая и последняя ступень в академии длилась не год, а всего лишь половину. Хм, повеяло родным универом, в котором также последний курс был урезанным и оканчивался в декабре защитой диплома. Тут, как оказалось, та же картина. Более того, сейчас у нас был не сентябрь, а середина октября. Получалось, что до итогового испытания оставалось всего два с небольшим месяца. Скромный, однако, временной промежуток.

Октябрь месяц, декабрь… Стоило ли удивляться тому, что за много световых лет от родной Солнечной системы использовались знакомые мне понятия? Вовсе нет, ведь человечество постаралось по возможности сохранить привычные термины и представления о мире вокруг. Отсюда и названия месяцев и прочее. Разве что на каждой планете, в каждой системе эти самые месяцы имели разное число дней, пусть и относительно равномерно распределённое, чтоб уж окончательно не рвать шаблоны. Где-то получалось, где-то не слишком, но в целом ситуация складывалась вполне себе благолепная. Здесь, к примеру, в каждом месяце было по тридцать два дня, а в феврале аж тридцать три. Ну и в сутках двадцать один час и пятнадцать минут сверху. Могло показаться малость диковатым на первый взгляд, но… легкие неудобства стоили того, чтобы обеспечить общую стандартизацию. Вот, разве что часы со стрелками по понятной причине вышли из употребления, но это было совсем уж незначительным фактором.

Клуб не для всех. На входе был не то что фейс-контроль, а более тонкая система. Пропускались либо знакомые охране физиономии, либо обладатели знаков различия вроде жетонов Академии, офицерских знаков и тому подобных, а остальные… Тут или по предварительному бронированию столиков, либо если случилась внезапная нехватка клиентов. Как ни крути, но «Старый солдат» был своего рода местом для отдыха определённого контингента. Чужие тут… не слишком воспринимались. Если, конечно, ими не являлись молодые и красивые девушки, коих много никогда не бывает

Красота и стиль. Особо «громких» номеров на сцене пока не исполняли, а кружившиеся в завораживающем танце под приятную музыку три девушки в экзотических — для меня, а не донорской памяти — одеяниях настраивали на подобающий лад. Настоящее веселье должно было начаться несколько позже, этак через час. Пока же… Стоило осмотреться, выцепить взглядом знакомых и в то же время незнакомых личностей. Ну да, большая часть присутствующих как раз с пятой ступени, хотя и младшие попадаются. Ага, а вот и староста ступени, Мигель Панкратц. Мрачный весь, цедит напиток из высокого стакана, смотря то на сцену, то себе под ноги. Причины? Вполне себе весомые, потому как оказаться двадцать шестым — это, доложу я вам, для него было тем ещё ударом. Добавим тридцать девятое место его заместителя, засранца по фамилии Сальвини, в результате чего получим один оч-чень интересный вывод. Печальный для самого старосты, его зама, а также, пусть и в меньшей степени, для куратора нашей ступени, коммандера Яноша Штерна.

В чём проблема куратора? Да в том, что староста и его заместитель на каждой из ступеней должны были являться одними из лучших, этакими лидерами. В обязанности же куратора входило отслеживать это и, при необходимости, осуществлять замены. В конкретном же случае получилось несколько иначе. Обычные дисциплины, индивидуальное мастерство пилотов — это, насколько я помнил, у Панкратца и Сальвини было на уровне не самом лучшем, но приемлемом. Зато способность командовать и грамотно оценивать ситуацию в обстановке, приближенной к реальной… тут провал, да с оглушительным треском. А чья вина в не осуществлённой вовремя замене? Правильно, куратора курса. Так что получит Штерн по шапке, а значит дурное настроение куратору обеспечено. Срываться на кадетов себе дороже, посему никаких явных неприятностей ожидать не следует. Вот насчёт косвенных… тут есть над чем подумать.

— Меньше в облаках витай! — вывел меня из той самой задумчивости веер Саманты, не сильно, но ощутимо треснувший по спине. — Столик наш вот, мы тоже здесь. А значит что?

— Меню тоже здесь, — охотно подсказал Свирский, уже активировавший голографическое представление оного. — Эх, разойдись моя фантазия, да во всю ширину и глубину чужого кошелька. Ибо сколько бы ни было на счёте кредитов, а всегда мало покажется!

Святое для каждого студента — или там кадета, не суть — слово под названием халява! Оставалось только улыбнуться, присесть на мягкий и удобный стул, тут же подстроившийся под мои габариты, да самому начать знакомится с меню. Попутно, само собой, стоило наблюдать за двумя своими теперь уже не только однокурсниками, но и интересными в плане дальнейшего встраивания в местную жизнь, людьми. Как оказалось, раньше я не совсем правильно оценил принцип, по которому отбирались группы на минувшее испытание. Да, заранее их состав не был известен, это есть факт. Вместе с тем почти всегда каждый кадет в таких группах сталкивался минимум с одним хорошим приятелем, а то и другом. Вместе с тем присутствовало два или три кадета-одноступенника, отношения с коими варьировались от холодного нейтралитета до чёткой, оформившейся неприязни.

Никаких забав за счёт обучающихся на пилотов, исключительно расчёт. Проверка на психологию, возможность находить общий язык или, напротив, разрыв с неприятными персонами тем или иным образом. У донора были неплохие отношения как раз с Самантой и Виктором, полностью нейтральные с Мареком и глубокая неприязнь к Сальвини сразу по нескольким причинам. А у того же Франсуа ситуация была иной. Нейтрал со Свирским, неприязнь ко мне и Саманте. Одновременно Арнольд Марек являлся для вице-старосты своего рода зависимым не то вассалом, не то чем-то вроде. Мда, чем дальше в лес, тем толще партизаны и более сытые волки… за счёт тех самых партизан.

Шум несколько раздражал, потому я настроил звуковой фильтр, встроенный в столик, да так, чтобы он приглушал почти до ноля обычные шумы, но не мешал звуку, идущему со стороны сцены. Виктору было пофиг, он увлечённо перебирал винную карту. А вот Сэм, та уже порезвилась от души, явно нехило облегчив мой — теперь уже однозначно мой — счёт и теперь возжелала кое-что уточнить.

— Чего это ты, Рольф, барьерами отгородился? Раньше это я такое предлагала, а ты стесняшку из себя строил. Неужто научился наконец не обращать внимания на одноступенников?

— Время идёт, мы тоже на месте не стоим, — отбрёхиваюсь от Меерштайн, знающей донора вот уже более четырёх лет. — Но я не только из-за желания отгородиться от лишнего шума, а ещё по одному важному поводу. Действительно важному для меня.

— Испытание, ага!

— Не только, Саманта, — качаю головой, тем самым приковывая внимание не только девушки, но и Свирского, сделавшего, наконец, выбор. — У меня после всей сегодняшней нервотрёпки пробудился пси-потенциал. Не мои слова, а результат обследования у лейтенант-коммандера Линдера. Вот и получается, что…

Специально делаю паузу, желая оценить реакцию обоих сокурсников на услышанное. Неплохой, к слову сказать, будет маркер, поскольку оба они своё пси ещё не пробудили. Тоже, хм, «спящие». А вот реакция… Хорошая, правильная для меня лично. Удовлетворение, решительность — по ходу, Саманта очень сильно желает также «пробудиться», любопытство опять же, но последнее больше от Виктора. Слава богам, нет той зависти, которую я увидеть совершенно не желал. Возникни она, следовало бы сильно так насторожиться. Но её нет, и это есть хорошо.

— Эх! И поздравления от меня, и сожаления тоже. По поводу, что вместо двух отдельных поводов один сдвоенный, — радостно скалится Свирский, попутно наблюдая за тем, как подлетевший электронный официант своими манипуляторами расставляет на столе первую часть заказа. — Вот мы сейчас по этому поводу сперва бокалы то и поднимем. А затем ещё раз, ещё…

— Пока белая горячка не случится?

— Фу такой быть, Сэм, — отмахивается неисправимый оптимист и балагур. — Потом других нормальных парней можно или сюда пригласить, или к ним за столики подсесть. Событие ж! Сразу два события.

— Пока одно, — поправляю Виктора. — Мне проверяться на предмет уровня первичного, что после «пробуждения», только через неделю. Не хочу раньше времени шум и гам поднимать. Кто знает, с какого уровня мне стартовать, раскачивать возможности придётся. Да и их базовая направленность покамест абсолютная «терра инкогнита».

Оценивающие взгляды, причём сразу два оных. Затем улыбка Свирского и рассудительная речь Саманты:

— А ты повзрослел, Рольф. И правильно. А то всё пытался быть примерным мальчиком-кадетом. Похоже, правильно говорят, что пробуждение пси многое даёт, иногда сильно меняя человека. Но сейчас выпьем. За тех, кто победит, становясь из кадета пилотом. И чтоб не пришлось встретиться на том, последнем испытании. Гори оно всё под плазменным выхлопом!

— Гори! — отозвался Свирский.

— Гори!

Это уже я соглашаюсь, поднимая бокал с коллекционным вином, дорогим до лысых ежиков. Свирский, как мне кажется, выбрал если не самое-самое дорогое, то близко к этому. Вместе с тем реально хорошее. Это стало понятно сразу, стоило не просто почувствовать запах, но и оценить вкус. Незнакомый, мягкий, запоминающийся. Однако виноделие явно сделало вперёд не один, а сразу множество шагов… в однозначно верном направлении. Хорошо пошло и вообще, нужно запомнить марку. Мало ли, вдруг удастся за довольно небольшой период времени ощутимо так приподняться в местной иерархии. Благо развитие пси, насколько я понимаю, этому всячески способствует, в довесок то к званию пилота колоссов.

— А перед вторым тостом, теперь уже за твое «пробуждение», я вот что тебе скажу, — несколько помрачнела Меерштайн. И тут же лицо дернулось в очередном спазме, на который девушка, против обычного, даже внимания особого не обратила. — Пси, если оно есть, развивать необходимо. Даже слабое, оно помогает выживать, лучше чувствовать колосса, нутром чуять удачные действия и опасные. Но…

— Большое и волосатое «но» всегда таится рядом за углом, — хмыкнул Свирский, поочередно дегустируя заказанные деликатесы и сопровождая их в дальнюю дорогу тем самым вином. — Давай уже, Сэм, не видишь что ли, мы оба и даже я тебя внимательно слушаем.

— Тебе бы молчать побольше, Виктор. С Рольфа вон пример бери!

— Не, скучно!

— Тьфу! Тебя и кол в жопу не исправит. Хотя… Может проверить? — дождавшись, пока Вик в притворном ужасе не изобразит закрывания рта на ключ и отбрасывание последнего куда-то в сторону, Меерштайн продолжила. — Ты главное не лезь в те области приложения пси-умений, которые у нас не приветствуются. И начинай развивать вот прямо с завтрашнего дня.

Оп-па. И вновь очередной кусок знаний, который надо бы освоить. Вот только доставшаяся память покамест ни разу не помогает найти нужные сведения. А они ой как нужны, интуиция вопит благим матом. Очень уж развопилась, что вполне может быть… Мда, тут уж действительно мир иной и сильно отличный от привычного с детства. Пси это, явно дающее большие возможности, но обставленное некими заградительными флажками. И если о них я спрашивать до поры поостерегусь, предпочтя сам покопаться в относительно открытых источниках, то вот касаемо развития пробуждённого потенциала — это уже совсем иной расклад. Безопасный.

— И рад бы. Сэм, но ты ж знаешь, я не из той семьи, где подобные знания были хорошо известны.

— Зато я из той самой, — поморщилась Саманта. — Была из той, да мало что осталось. Даже не знаю, хочется пробуждать свое пси или пусть вот как сейчас остаётся, мирно дремля где-то там, внутри.

— Тут выбор для каждого свой. Но на помощь хотя бы в плане методик я могу надеяться?

— И надеяться, и получить не только их, а ещё и то, чего даже в закрытых книгах не пишут. Мои родители, — тут Меерштайн заметно так скривилась, — они меня ими просто забрасывают, рассчитывая на то, что я буду паинькой и возьмусь за ум. «Дочь, ты должна вновь прославить род Меерштайн, чья безупречная репутация была омрачена не такими давними событиями!» — процитировала она не то мать, не то отца. Хотя, судя по интонациям, таки да маман. — Тьфу, сучка пафосно-озабоченная!

— А вот давайте выпьем, чтоб сук поменьше было в нашей жизни, — радостно оскалился Свирский. Разливший вино по бокалам в очередной раз. — Суки, они ж такие, обоеполые и вездесущие… и вездессущие.

Ну вот чисто студенческая пьянка, пусть и с декоративными поправками на место и время. Времена меняются, а люди вечны. Их манеры, привычки, типажи… А ещё не все типажи одинаково приятны. Это стало видно сразу, едва только я увидел того самого Сальвини, вице-старосту долбанного, целеустремлённо движущегося в нашу сторону в сопровождении аж троих. Друзья? Ворошу чужую память, и сразу приходит понимание, что не-а, не друзья. Обычные подпевалы, свита, клевреты. Синонимов много, а суть одна и та же. Те, чья суть в склонности держаться рядом с теми, кого считают сильным и способным в дальнейшем продвинуться по службе, таща за собой сформированную команду. Только формировать оную по принципу подхалимажа и близких к нему мотивов — как по мне, так себе дороже выйдет. Но в целом мотивы этих клевретов я понимаю, пусть ни разу не готов подобное принять.

Сальвини! Раньше я не мог сказать, что значит сия фамилия. Зато теперь очень даже могу. Многочисленный и влиятельный в Директорате род. Более того, практически всегда хоть один из Сальвини находился в числе Директоров, этой высшей законодательно-исполнительно-судебной власти сего государственного образования, раскинувшегося на немалое число звёздных систем и входящих туда планет. Элита, мля! Именно элита, а не «элита», как те ублюдки, что повылезали наверх в моём родном мире-эпохе. Тут элита платила настоящий «налог крови», большей своей частью входя в число либо пилотов колоссов — в прошлом либо настоящем — либо в иных сферах, может чуть менее важных, но тоже необходимых и не связанных с пустопорожней болтовнёй или исключительно торгово-ростовщическими делишками.

Впрочем, не о том сейчас речь. Франсуа Сальвини, Ян Дворжак, Джеремайя Лоредан и Свен Корбюзье. Ни разу не великолепная четвёрка, но вместе с тем кадеты пятой ступени, а значит, раз до сего момента не вылетели в другие учебные заведения и даже не остались второй раз проходить уже изученный курс, достаточно серьёзные господа, но ни разу не товарищи.

— Упс, — скривилась Сэм. — Посидели-отдохнули, гауссовки им в жопы и вертеть, пока не запоют тонким голосом. Франсуа зол на всех нас, но на тебя особенно. И ща будет это показывать и доказывать.

Действительно, кадета Сальвини слабо интересовали музыка, вино с деликатесами, томно изгибающиеся танцовщицы. Даже компания других кадетов, которых становилось всё больше, явно потеряла для него сколь-либо значимый интерес, стоило ему заметить наше трио. Правда, надо отдать ему должное, в тупого и злобного носорога Сальвини не обратился. Остановился за шаг до фильтрующего звуки поля, после чего «постучал» посредством браслета-коммуникатора. Хорошая, кстати, штука. Полезная. Тут тебе и возможность использовать как кредитку и как миникомпьютер, да и иные функции присутствовали. Множество функций. Особенно если модель соответствующая и, само собой разумеется, дорогостоящая.

С неохотой «открываю дверь». Хотя слово не совсем правильное, силового барьера вокруг столика у нас не было. Слишком дорогая услуга, да и не уверен я, что тут, вокруг конкретного столика, она вообще могла быть задействована. Впрочем… тут уверенности нема.

Зашли, гнилой кочан капусты им под нос вместо одеколона. Но марку надо держать. Не Рольфу-прежнему, а Рольфу новому, обновлённому, благо пробуждение пси позволяет сослаться на сие событие в качестве ключевого для перестройки не то что поведения, а мировосприятия в целом. Пси, оно такое, бьёт по мозгам и влияет на них не хуже иной наркоты, только не вызывающей привыкание, а напротив, приносящей исключительно развитие имеющегося.

— Франсуа, господа, — встаю, короткий кивок не каждому в отдельности, а всей их группе, после чего присаживаюсь обратно. — К сожалению, на большую компанию столик не рассчитан, так что присаживаться не предложу. Однако выпить за успешное прохождение испытания не откажется никто из присутствующих, я полагаю.

Улыбайтесь — это бесит. Старый принцип сработал и тут, что не было удивительным. Сальвини скрежетнул зубами, с трудом взяв себя в руки, в то время как его группа сопровождения ждала не то приказа, не то заранее обговоренного развития ситуации.

Прилетевший дрон доставил ещё четыре подобающих бокала для вина, а уж разлить — это Виктор со всеми сопутствующими ухмылками. Он тоже недолюбливал Сальвини, особенно после недавних то событий. Дело было за тостом. Я ну никак не мог упустить возможность прощупать ситуацию, проверить, что, к чему и почему.

— Сегодняшним вечером мы все собрались тут, в «Старом солдате». Все в той или иной степени победившие в испытании. Одни получили больше, другие меньше, но уж чего ни у кого из нас не отнять, так это приобретённого опыта. А опыт — штука чрезвычайно полезная. Очень скоро нам пригодится всё, что мы уже получили или ещё получим в Железной Академии, — произнося слова, я чувствовал нечто особенное. Не душевный подъём, хотя он тоже присутствовал, а некую особенную уверенность, силу. готовность вкладывать слова в уши и разум тех, кто меня сейчас слышал. — Пусть победы всегда находят достойных, но вместе с тем, этих самых достойных среди нас, будет подавляющее большинство. Особенно если…

— Хватит! — прервал меня не Сальвини, а Корбюзье. Впрочем, не удивлюсь, если по приказу, только что или ранее полученному. — Даже не пробудившие своё пси могут почувствовать это в голосе.

Пси? Это выходит, что те эмоции, которые я хотел вложить в произносимые слова, конечное желание уколоть Сальвини и вдобавок… То-то я чувствовал нечто необычное в сказанном, но принял просто за душевный подъём и очередной адреналиновый всплеск. И вместе с тем… не припоминаю, чтобы донор знал о каких-либо прямых запретах на столь малые, почти инстинктивные проявления пси. Или я чего-то упускаю? Мимолётный взгляд в сторону Меерштайн, а Сэм только того и надо. Склочный характер, явная мизантропия, да к тому же сдобренная неприязнью к вполне конкретным представителям человечества в итоге вылились в слова:

— Ну почувствовал ты, и чё? Медаль себе повесь, в два кило весом, да на шею, на такой же титановой цепи. Любой псион при разговоре, тем более хоть немного эмоциональном, силу свою использует. Мы все это знаем. А если ты такой особенный, пси-уязвимый, так пей приглушающие чувствительность таблетки, раз уж импланты использовать сверх минимума в Директорате не должно. Или ты из себя такого грозного корчишь, а на деле даже уязвимость перед пси признать стыдишься, потому таблеточки не пьёшь?

— А ты что пьёшь, страшила в маске? Озверин? Или у тебя это от недотраха, потому только с юными шлюшонками тут, в «Старом солдате» отрываешься, в извращённой своей манере? Так я тебе посоветую…

Хрясь. Это была не оплеуха, хотя Меерштайн уже примеривалась на предмет награждения оной хама. Банальный удар коленом в пах от меня, благо встать — медленно, не привлекая внимания разошедшегося кадета — а затем сделать короткий бросок с последующим ударом… Опыт, он такой, его не пропьёшь. Учитывая же мою минимальную склонность к выпивке — думаю, и так всё понятно.

С утробным мычанием оседающий на пол Свен Корбюзье, принимающий позу эмбриона. Кривая улыбка Саманты — опять мышцы лица спазмом свело, это даже под маской видно, да и закрывает то она лишь верхнюю часть лица — хлопки в ладоши Свирского, довольного данной ситуацией.

— Хаму яйца только мешают, — прокомментировал я результат своего коленоприкладства. — Ещё желающие причаститься будут?

Недолгая пауза, во время которой что участники, что наблюдатели изволили переваривать произошедшее. А ещё у меня в голове раскручивались нити чужих воспоминаний, аккурат для подобных жизненных ситуаций. Не в последнюю очередь благодаря им, я и вёл себя без лишней опаски устроить нечто совсем уж выламывающееся из местного колорита. Оказывается, различного рода конфликты между кадетами что одной, что разных ступеней были делом обыденным. Только вот решались не тупо дракой и не бюрократическими жалобами, а в реально достойных уважения традициях далёкого прошлого для меня и, как выяснилось, настоящего тут.

Поединки. Но если для уже состоявшихся офицеров они могли быть полноценными, то есть до ранения или смерти — хотя для подобных условий поводы должны были быть признаны вескими специальной «комиссией чести» по месту службы или пребывания — то для кадетов различных академий — не только и не столько пилотов — дозволялись лишь ослабленные вариации, зато и без предварительного одобрения «комиссией». Каким именно образом ослабленные? Не настоящее оружие, а «болегенераторы», действующие на определённой области в «круге» поединков. Ну или не круге, а иной области, всякое могло быть. Стрельба практически не использовалась, да и в случаях применения такого вида схватки, требовалась особая территория. С преградами, укрытиями и тому подобными элементами. А вот клинковое оружие — назвать его холодным уже не получалось, поскольку там не то что о металле, но и о материальности не всегда речь шла — тут уже совсем другое дело. Учитывая тот факт, что в данном раскладе мы все находились в помеси ночного клуба и бара-ресторана, то…

— Защита дамы или личная неприязнь?

Вопрос прозвучал не от Свена — тот продолжал стонать, держась за нижнюю анатомию — не от Сальвини или остальных двоих. Это староста ступени резко метнулся к нам поближе и задал вопрос, Мигель Панкратц собственной персоной. Не из какой-либо мифической ко мне или Саманте симпатии — тут скорее наоборот — а просто по обязанности. Не непременной, но желательной. Именно Панкратц здесь являлся наиболее значимой персоной, а потому по всем неписаным законам должен был стать этаким распорядителем поединка. Заданный же вопрос, также имел смысл. И ответить на него требовалось не медля, здесь и сейчас.

— Защита чести боевой подруги.

— Оскорбление действием в ответ на оскорбление словом дамы. Оружие выбирает оскорблённая сторона. Ваша. Но поскольку дерётся не леди Меерштайн, то и господин Корбюзье может выставить замену. Окажите же ему помощь, наконец! Он сам должен принять решение.

А ведь помощь этому получившему по бубенчикам засранцу никто так и не оказал до поры. Но после прямого пожелания/приказа Панкратца сразу вызвали… Не доктора, а всего лишь очередного дрона, на сей раз медицинского. Вот он его и того, начал чинить, попутно «занавесив» пространство вокруг пациента по понятным причинам. Медицина, да. Тут она не то что в разы, на порядок эффективнее привычной по родному времени. Проще говоря, если человек ещё жив, когда лечить начали, то шанс на то, чтоб помереть, колеблется в районе одного процента даже при самых жутких повреждениях. Главное вовремя доставить пациента к медицине… или медицину к пациенту. Этот вот медицинский дрон, по большому счёту так себе, на уровне немногим выше полевой аптечки. Ну так и получил Свен, по местным меркам, так себе, как раз на подобном уровне.

Мда, вроде как и знаю всё, но из чужой памяти. А значит то и дело удивляюсь совершенно очевидному для местных. Хорошо ещё, что на лице не позволяю эмоциям отразиться. Кстати, по поводу эмоций… Саманта не то чтобы недовольна ситуацией, но реально так ею обеспокоена. И пока не закончилось приведение Корбюзье в пригодный для дальнейшего вид, отхожу чуть в сторону вместе с Самантой. Она, как и ожидалось, пользуется случаем, чтобы высказаться:

— Рольф, я, конечно, признательна, что ты заткнул пасть этому ублюдку, позорящему вполне себе благородную семью, но… Ты какое оружие выбирать то будешь?

— Кинжал, — отвечаю я, но помню, что в этом случае противники могут взять как один, так и парные короткие «клинки». Имитацию, конечно, ту самую, вызывающую болевые реакции, чтоб им провалиться. — Если только Корбюзье, как в себя малость придёт, не выставит, проблеяв фальцетом, кого-либо ну очень хорошего во владении этим оружием.

— Хи-хикс. Жаль, но фальцета не будет. Даже тут его восстановят до нормального голоса. А выставить он может только Дворжака или Лоредана. Сам Сальвини с тобой драться не станет. Осторожен, и одного унижения, на испытании, ему уже хватило.

— Значит, эти двое. И Дворжак…

Многозначительные такие интонации с целью спровоцировать Саманту. А может и Виктора, это как получится, на выдачу того пакета информации, который я знать обязан, но пока увы, память освоена лишь частично и не в таких вот нюансах.

— Дворжак — это было бы хорошо, — хмыкнул Свирский. — Он с плазменной пикой хорошо управляется, ну с длинным клинком, который можно и нужно двумя руками держать. А вот кинжалы и короткие мечи — это совсем не его стезя. Лоредана против тебя Сальвини голосом Свена поставит, чтоб им обоим вечно трезвыми быть, но ловить похмелье даже от дистиллированной воды.

— Что ты и так Рольфу известное говоришь, балбес, — теперь веером от Сэм прилетело и Виктору, просто сейчас по затылку да от души. — Джеремайя парные кинжалы выберет, да такие, которые самые длинные из допустимого, с гардой, позволяющей чужие клинки захватывать. Он бы предпочёл два коротких меча, но и на кинжалы согласится. Может полуторник выберешь, Рольф? Кинжал… это не очень твое оружие.

Не его, это да. Уж на это память быстро откликнулась, тревожно сигнализируя насчёт нежелательности подобного выбора. Правда, была тут же поставлена в рамки, ибо одно дело доставшееся в наследство и совсем иное — принесённое с собой. Тут ведь как, даже если удастся прямо вот так, с ходу, принять и использовать доставшиеся от «донора» знания, то их один бес не хватит. Что так? Просто бои на «холодном» — на самом деле уже давно вполне себе основанном на энергетике — клинковом оружии были одним из немаловажных предметов в курсе кадетов всех Академий, а не только выпускающих пилотов колоссов. Причина? Отнюдь не традициями едиными и подготовкой к более чем вероятным в будущем поединкам все это поддерживалось. Дело всё в том, что в эпоху вполне себе работающих силовых щитов, в том числе и индивидуальных — дорогие, с-самки собаки, но всё же — частенько было легче «продавливать» их несколькими ударами с дистанции «вытянутой руки», к тому же были там какие-то штуки с уязвимостью силового поля перед контактным плазменным и виброоружием. Ну прям отсылка к «далёкой-далекой», хорошо ещё, что влияющих на всю галактику Орденов, любящих массовый мозговынос и промытие тех же мозгов не наблюдается. Или таки да наблюдается? Моя вспоминать будет! А отсюда…

Упс. Вот и мало-мало подлатанный Свен Корбюзье снова с нами. Медицинское обслуживание получил, паразита кусок, хотя вид до сих пор бледный и вообще выглядит откровенно паршиво. Но от боли не кривится, что и понятно — обезболивающее в таких случаях первым делом вводят, да в подобающей ситуации дозировке.

На меня или Виктора бросаться даже не пытается, равно как и плескаться желчью, в том числе и по адресу Саманты. Воистину некоторым только вот так и можно донести смысл верного бытия, осуществляя сие исключительно через битие. Особенно весьма болезненное, вот как недавно. Времена меняются, но суть человеческая остаётся прежней! Зато перешептывается о чем-то со своими дружками и местным покровителем. Я-ясно, наверняка думают насчёт того, кого против меня выставлять станут. Тут ведь нюанс в том, что сперва Корбюзье должен либо сам вызваться на поединок, пусть и отложенный, либо, пользуясь травмой, выставить замену. А он выставит, гадом буду! И храбрости невеликой, и болевой порог ни к чёрту, и, что чуть ли не самое главное, ни одним видом холодного оружия на достойном уровне не владеет. Техника то есть, а вот скорости что боги не выделили, что демоны не одарили. В то время как у доставшегося мне тела с реакциями было очень даже гуд, а ещё и пробуждение фактора «пси» забывать не следует. Оно тоже неслабо так влияет на боевые возможности. Не зря, ой не зря активных псионов даже тут, в Директорате, очень ценят, пусть и обставляют развитие узкими такими рамочками.

— Кажись, решили, — злобно прошипела Меерштайн, продолжая играться с веером. — Джеремайя будет драться, я по его усмешке глумливой вижу. Боли он не боится, ему на неё срать. Есть тренировки, ты знаешь.

— У меня тоже кое-что есть. И это даже хорошо, что он окажется хоть немного, но излишне в себе уверен. Есть козыри как раз для этого случая.

Уверенность, вот что сейчас главное. Как на словах, так и на деле. Не ей единой, конечно, но и без этого компонента сложно будет обойтись. Тут же дело не только и не столько в результате поединка — проигравший расплатится не жизнью, не здоровьем даже. а всего лишь фантомной болью, пусть и реально сильной, долго не проходящей. Болегенераторы, ети их, они такие, даже местная медицина снимет последствия далеко не сразу. Более того, после таких поединков и снимать станут по минимуму в большинстве случаев. Традиции-с!

О, Панкратц топает в нашем направлении. В моём, если быть совсем уж точным. Я даже уверен, что именно он мне скажет. Странно, правда?

— Вместо Свена Корбюзье на поединок выйдет Джеремайя Лоредан, — процедил староста ступени, у которого и так ко мне симпатий особых не было, а после показательного такого конфликта с вице-старостой и собственным недавним провалом на испытании, пусть не таким громко-звонким, отношение и вовсе стало… прохладным. — Каково выбранное вами оружие. Рольф Тайгер?

— Кинжалы.

— Поединок состоится тут, через четверть часа. Будет подготовлен «круг» и принесено оружие с болегенераторами. Готовьтесь.

— Непременно,

Улыбаюсь в адрес старосты, но делаю это без насмешки, без неприязни. Исключительно в рамках «светской вежливости». Мне сейчас нужно показать себя. Заново показать, потому как прежний Рольф был отнюдь не той персоной, которая могла рассчитывать на быстрый и яркий взлёт. Зато я нынешний, имеющий возможность списать изменения личности на фактор «пси» — это ж просто прелесть какой подарочек судьбы или просто неведомо за что благосклонных богов. Кстати, их существования до сих пор как не доказали, так и не опровергли, несмотря на все впечатляющие научные достижения. Вот такие вот пироги… с мутировавшими кактусами.