Бхати, скрутив пергаменты с новыми контрактами, вложил их в промасленный тубус и запечатал его восковой лентой. Покачав головой, обернулся к кеду Демри.
— Не радует нынешнее пополнение тебя?
— Тебя тоже, ютама, — пробормотал кеду, смотря в сторону новичков, неорганизованной толпой движущихся вокруг общего котла. Резкие утренние тени и поднимающийся от земли влажный туман скрывали очертания людей, делая их похожими на призрачных медани.
— Чему тут радоваться, — задумчиво пробормотал старый наемник, — трое лучших из первой линии погибли, а купичшка не доплатил слитками, потому что сам едва не обанкротился, чуть только общак в ноль вышел. Что нам его склады? На обмен? Казна вся перламутровая. Даже новичков толком не во что одеть.
— Так уж надо это?
Наемники неспешно двинулись по кругу, обходя стоянку.
— Мы ищем следующий найм, хоть кому — то да нужно выглядеть согласно рангу. Да и просто прилично.
— Кажется, все новички выглядят прилично? Что за ранг у нас сейчас?
— Из второго списка мы пока еще в первом десятке. Нужны, — прищелкнул пальцами ютама, — новичкам хоть плащи.
Три шатра стояли, образуя круг. Между опорных столбов было натянуто потертое полотно. Комья сумрачного тумана перетекали от одного солнечного пятна к другому, скапливаясь вокруг клубящимися обрывками.
За шатром ютама остановился, наблюдая за тем, как один из новичков медленно вышел на утоптанную площадку, практически волоча за собой пару бенго.
— Какой-то он… снулый? — задумчиво пробормотал кеду.
— Ош… из бывших райя[11], может?
Старый ютама покачал головой, когда новичок, светлоглазый и коротко, до ушей остриженный, словно в полусне потряс головой и уронил бенго. Ненадолго прикрыл глаза, потряс головой и неожиданно плавно потянулся вверх.
Потом снова замер, досадливо тряхнул головой, отбрасывая с лица неровно подрезанные волосы, достал из кармана потрепанных штанов шнурок и скрутил на затылке неловкий пучок.
Новичок поежился, словно замерз, потирая плечи. Подобрал бенго и снова замер, закрыв глаза. Затем…
Ютама задумчиво замер, наблюдая.
Новичок, Кехан, начал двигаться. Медленно, аккуратно перетекая из одной позиции в другую.
— Это какой-то совсем детский канон, — задумчиво пробормотал кеду.
— Райя из опальных, — заключил ютама, — снулый неумеха.
— О, но чему-то же и райя с бисван[12] учат? — пробормотал кеду, наблюдая, как медленный начальный канон перетекает во что-то более сложное и незнакомое, хотя и столь же медленное.
Кажется, этот бывший райя старательно вспоминает то, что ему преподавали в детстве. Ютама фыркнул, разворачиваясь. Полно дел, например, переговоры с новым нанимателем, чем смотреть на этого новичка.
А этот снулый старший писарь, да, писарь, судя по нежным рукам и гладкому телу, пусть вспоминает, чему его в детстве учили. Он тут из новичков единственный, кажется, пытается что-то вспомнить. Остальные — самоуверенный молодняк, который считает, что знает и умеет достаточно. Посмотрим, кто переживет следующий найм, глядишь и польза от кого-то будет.
Бенго, надо же.
Кеду, старый друг, обернувшись на ходу проследил за плавными движениями коротких мечей. Только сейчас он понял, что лезвия любовно натерты маслом, тщательно отполированы и словно подкопчены. Острые грани не разбрасывают солнечных бликов, а словно поглощают их. Более темный регулярный узор странным образом сочетается с переплетенными кожаными шнурками на рукоятях.
Интересно, насколько долго задержится в отряде этот писарь?
Темные коридоры цитадели кесэт Саитэ вились спиралью, спускаясь все ниже и ниже. Тянущиеся от покоев магов и учеников до каморок слуг, складов и полуподвалов казарм и казематов запутанные лабиринты поглотили не одного случайного бродягу.
Заплутав среди бесконечных разворотов, он бредет неспешно, считая узкие полукруглые окошки под потолком и плошки, коптящие прогорклым маслом. Один из поворотов приводит к развилке, можно пойти прямо, а можно спуститься вниз по потертым серым степеням.
Он спускается и попадает в небольшой зал. Один из высоких узких проемов ведет на улицу, оттуда тянет болотом и прохладой, более промозглой, чем та, что копится в цитадели. Остальные затянуты темными циновками.
На скамьях у жаровни сидят наемники в синих цветах Саитэ. Один из них явно продолжает начатый ранее разговор.
— …и охват любого меча, кинжала, даже копья ограничен. Если противник находится далеко, что можно сделать? Если он маг или тварь, работающая издалека? Пожалуй что и ничего?
Собеседники согласно гудят, а мужчина, оглаживая короткий кинжал, продолжает.
— И вот тут, где человек уперся в предел, появляются «Танцующие мечи».
Он отчетливо слышит в голосе наемника большие буквы в названии. Почтение.
Кто-то недоверчиво хмыкает.
— И что, так волшебным образом танцующие мечи смогут убить мага?
Наемник улыбается. В сузившихся глазах усмешка.
— При должном умении любой, маг ли он, или не маг, получит небольшой сюрприз.
Он не успевает уловить движение. Кинжал со свистом выписывает зигзаг, вспарывая воздух перед лицами собеседников. Те, отшатываясь, едва не падают назад, но клинок снова в руках наемника, и он неспешно наматывает на рукоять тонкий шнур из скрученного волоса.
— Так-то, для любого сюрпризом будет, — спокойно говорит он. — Завтра начнете учиться танцевать с мечами.
Он тихо уходит, но возвращается на следующий день и смотрит.
Мир немного походил на холодный, вымораживающий сон. События то проплывали мимо словно картины, то застывали словно за полупрозрачной ширмой. Люди, животные, дома, деревья не задерживались в сознании и памяти, мимолетной прохладной волной скользя мимо и исчезая, едва пропадали из поля зрения. Странно, но позже, вечером, у костра или жаровни Кехан без труда мог вспомнить прошедший день, просто прикрыв глаза. Сказанные слова, сделанные дела и новые места по-прежнему четко, хотя и безэмоционально ложились обожженными кирпичами в стены замка памяти.
Отряд, разделенный на три линии, сопровождает зажиточного купца, собирающегося с семьей в центральные провинции. Путь в Тежан ведет идет через равнины, пересекаемые узкими горными речками, прорезающими между холмов глубокие каналы с обрывистыми берегами, между зеленеющих полей и скромных крестьянских хижин.
Длинный караван тянется между рощиц плодовых деревьев, позвякивает упряжь упрямых мулов, тянущих громыхающие повозки.
Кехан в третьей линии, а значит неспешно идет в охранении, в центре каравана вровень с одним из мулов. Этим фургоном, вызывающе роскошным, правит один из сыновей купца, мальчик в роскошном дорожном одеянии. Зеленая мантия покроем немного напоминает одеяния кесэт, округлое юношеское лицо предельно серьезно. В узких прищуренных глазах вызов миру.
Пятый день дороги не обещал ничего особенного. Рутина подъема, коротких сборов и путешествия в охранении оставляет много времени для размышлений, воспоминаний и построения разрушенного замка памяти.
Были разведчики, были другие охранники в первой линии, были, в конце концов ютама и кеду, регулярно проверяющие караван и сопровождение. С фургонам под его опекой все в порядке, сын купца и другие возницы прекрасно справлялись с управлением тяжелыми повозками.
Поэтому стрелы, вылетающие из-за деревьев ближайшей рощи оказались полной неожиданностью. Короткий свист, частые удары. Пестрое древко проносится мимо, алое оперение дрожит, украшая одну из тележных стоек.
Мгновенно воцаряется хаос. Крики, рев животных, метания людей кажутся беспорядочными. Впереди раздается грохот, мимо проносятся всадники краевого охранения.
Кехан запрыгивает на борт, спихивая мальчика вниз, рубит постромки мула, бешено рвущегося из упряжи.
Оглянувшись, уловил следующий залп. Алое оперение поет в воздухе.
Это знакомо?
Ревет раненый мул.
Где-то впереди происходит схватка. Беспорядочная свалка.
Кехан взлетает на крышу, отбросив унылую немощь, перескакивает на второй фургон. Стрелы летят мимо него. Но находят другие цели.
Старый возница пришпилен к поперечной опоре, бьется на земле серый мул, пачкая ухоженную шкуру грязью и кровью.
Стрелу в грудь ловит наемник из первой линии, что, прикрываясь щитами, идет к роще, где не видно засады. Эта стрела пробила деревянный щит в два пальца толщиной насквозь.
Пестрое древко, красное оперение, улучшенная пробивная сила, невидимые лучники?
Кехан тянет руку вперед, машинально пытаясь зачерпнуть силу из пустого холодного очага. Роняет руку, пальцы сводит от холода. Сжимая второй рукой бенго, спрыгивает вниз в ожидании еще одной атаки.
Это амулеты, на два, три залпа и короткий отвод глаз.
Миг спустя призрак рощи вздрагивает и оседает с шелестом, словно большая шелковая роспись. За ней с примятой травы поднимаются люди в пестрых наемничьих лохмотьях. С ними мальчишка в потрепанной мантии какой-то кесэт Юлэ[13]?
Кехан не бежит им навстречу, размахивая клинками. Для этого есть первая линия.
Взгляд обегает застрявшие между двух небольших холмов фургоны. Свалка впереди распалась на отдельные бои. У рощи две линии наемников сошлись стенка на стенку, третья линия… прячется?
Рядом с всхлипом вздыхает пришпиленный к фургону возница.
Свободной рукой Кехан машинально обламывает древко. Бенго взлетает и опускается, не обращая внимания на испуганно расширившиеся глаза старика. Тонкое лезвие перерубает и древко между телом и наконечником, впившимся в опору, освобождая раненого.
Кехан смотрит, как первая линия рубится с наемниками.
Мажонок… исчез? Нет, крадется в сторону фургонов, туда, где третья линия с позором попряталась от стрел.
Они наемники или возницы? Те имеют полное право прятаться, но вот нервно озирается по сторонам мальчишка — сын торговца, раненый возница, зажав рану, распутывает сбрую мертвого мула, еще один быстро и нервно рвет тунику на бинты, чтобы перевязать кого-то, распластавшегося на земле под фургоном.
Впереди слышны резкие приказы ютамы.
Мажонок дергается, разводит руки, и Кехан прыгает вниз, также разумно прячась от назревающего удара, дергая вниз и возницу.
Вжух!
Стрелы стучат почти в упор, пробивая дыры в ткани и фаршируя дешевым металлом шкуры мертвых животных.
Кехан вздернул себя вверх, считая удары сердца.
Сколько в амулете осталось зарядов? Не дожидаясь новой атаки, он поднялся, перешагивая человека и пытаясь раскрутить бенго. Клинки слушались не очень хорошо и миг спустя просто и незатейливо швырнул один клинок вперед. Он крутнулся в воздухе и задел рукоятью не прикрытый шлемом висок мага, чиркнул по волосам и приземлился где-то за его спиной. Но Кехан уже был рядом, вытянувшись в длинном рывке, кончиком второго бенго добивая потерявшего на миг концентрацию мажонка.
Острое, свеженаточенное лезвие чиркнуло по шее, перерезая жилу с кровью. Алое плеснуло на амулет в руках мага, тот выпал из расслабленных пальцев, и напитавшая его сила, уже готовая сорваться новым ударом стрел, мгновенным всплеском ушла в землю.
Тело рухнуло сверху, расплескав кровь и лохмотья. Кехан тяжело рухнул на колени рядом, судорожно разминая сведенные холодом пальцы. Чужеродная сила из амулета ненадолго скользнула под кожу ледяным ручейком, обожгла и рассеялась.
Сознание начало уплывать, погружаясь в равнодушие. Но Кехан все же встал, подбирая мечи, и огляделся.
Все, кажется, закончилось?
По крайней мере, живых среди тех, кто сидел в засаде, не осталось.
Купец был благодарен за спасение. И отряду была выплачена прекрасная премия, позволившая задержаться в городке на ярмарку.
Новички радостно бросились тратить серебро, а ютама, вздохнув, отправился искать новый заказ. Среди пестрых богатых домов рыскать было бессмысленно, ярмарка, расплескавшаяся палаточным городком, тоже не обещала ничего интересного, но на окраине, в огороженном загоне, стояли телеги еще одного каравана.
Тут имело смысл поговорить со снующими между колес работниками, пока не начался дождь. У гор они порой начинались неожиданно, но сгущающиеся в небе темно-серые облака намекали, что в этот раз стоит ожидать не просто дождя, а полноценного шторма.
И все же ютаме сопутствовала удача. Не в найме, всерьез он не рассчитывал получить контракт немедленно. Но задержавшийся у ограды работник, солидно перебирая завязки на рубахе вместо бороды, не настолько он был стан, за пару монет изложил все сплетни и новости Лимы.
Интересным и перспективным выглядел слух о том, что в соседнем городке, чуть более близким к горам, собирали рейд в развалины древней столицы Котаб.
В сами развалины соваться не стоит, это дело куда как опасное, но сопровождать перекупщиков — почему нет? Эти пенья[14] состоятельны, и путешествуют не в одиночестве. Тоже своего рода гильдия.
Бросать все, срывать людей и тащиться в Новый Котаб под дождем не стоило, так что в ожидании ютама неспешно прошелся вдоль ограды, переговорил еще с парочкой веселых работников, послушал, как красочно чихвостит кого-то владелец одной из телег и развернулся по дуге к ярмарке.
Почему-то решил идти не по тропе, а по поросшему короткой острой травой полю. Каменистая земля не рожала урожая, лишь выплевывала серые глыбы, проглядывающие сквозь скудную зелень.
Чуть дальне начинались заросли влажной пестрой растительности, которая, взбираясь друг на друга, создавала стену, преддверие вечно гниющего леса.
Тут, на небольшом ровном пятачке перед опушкой ютама и застал одного из своих новичков.
Снулый бывший райя, Кехан, кажется? Он стоял, покачиваясь на носках, прикрыв глаза и задрав лицо к быстро темнеющему небу. Оба коротких бенго были закреплены на спине в потертых ножнах. Собранная вручную из ошметков сбруя, кажется, делала такое ношение довольно удобным не только в путешествии, но и в сражении.
Новичок повел плечами, расслабляя мышцы, потянулся вверх, словно струна тали[15]. Руки на миг застыли в верхней позиции. И взорвались стремительным движением.
Вниз, клинок танцует в руке, взлетает и кружится, тело резко и неловко принимает одну за другой позиции незнакомого канона. Разворот, бенго порхает плавно, не смотря на неловкое тело, ведущее его. Еще разворот и к танцу присоединился второй клинок. Неловкость тела обрела гармоничность в несинхронном движении. Если один клинок летел вверх, второй в низком выпаде уходил в сторону, поражая тень. И первый снова падал вниз, уничтожая еще одну тень сзади. И ложился в раскрытую ладонь.
Скорость движений возросла, темные лезвия размылись, движения обрели некую правильность, словно тело вспомнило, как следует двигаться правильно.
Еще несколько мгновений и ритм неожиданно изменился. Словно рывок хищника, один бенго рванулся вперед, словно вспарывая глотки дальним противникам, описал дугу, рванул вверх соколом. Второй, повинуясь движению запястья нарисовал сложный узор, с гудением вспарывая воздух там, куда бы не дотянулся обычный клинок.
Кружение бенго стало стремительнее и правильнее теперь, когда они подчинялись замершему в статике человеку только через тонкие кожаные ремни, зажатые в тонких пальцах. Кружение водоворота становилось все быстрее, быстрее, быстрее, равновесие гудело в воздухе и казалось, хищные клинки могут бесконечно вертеться вокруг хозяина, создавая идеальную защиту.
Но миг прошел. Взвизгнув, два клинка столкнулись в воздухе и, спутавшись, словно сеть, упали вниз, звякнув о камни под короткое шипение новичка.
Тот, уронив руки, рухнул на колени рядом с клинками и принялся снимать обмотку и растирать запястья. Поднял небо к лицу, ловя первые капли дождя. Лицо бывшего райя снова стало отрешенно — холодным, теряя живые краски.
Ютама продолжил свой путь. Пусть новичок мокнет под дождем и сражается с бурей, пытаясь восполнить то, чему его учили в детстве, а он предпочтет греть старые кости в своем шатре.
Позже, когда льющаяся с небес вода безжалостно выбивала по промасленной ткани шатра барабанные ритмы, ютама искоса наблюдал, как мокрый, как бездомная полевка новичок проскользнул внутрь. Неловко перешагивая через дремлющих вповалку наемников, добрался до жаровни. В сумрачном отсвете углей он разделся догола, развесив на чьем-то торчащем копье одежду, смахнул с коротких волос капли воды и неловко сложился в позу лотоса, раскладывая на коленях кожаную сбрую для того, чтобы привести ее в порядок.
Слова текли, словно густой, золотистый мед. Тягучий мягкий голос плавной мягкой волной расходился по комнате, цепляясь за позолоченные завитки на стене и вливаясь в уши слушателей.
Те, затаив дыхание, внимали.
«Проклятие, что оставлено без присмотра, может расти, словно кауя[16], цепляясь за трещины в естественной защите мага, в щиты и амулеты, в стены городов и крепостей. Есть проклятия, питаемые кровью, кровью врага, друга, семьи. Есть проклятия, привязанные не к телу, а к слову.
Не все проклятия можно снять, выполнив условие, есть те, которые возможно только накормить, чтобы они затихли. Есть те, которые можно перекинуть на что-то или кого-то. Есть те, что можно поглотить, есть те, которым можно только поддаться.
Есть проклятия, доводящие до смерти, есть проклятия, которые принуждают к жизни. Есть проклятия бесконечного предсмертного мучения, есть посмертные проклятия, самые сложные и невыразимые.
Знайте, самое большее количество проклятий скапливается на местах сражений, сплетаясь в невыразимый кокон из смертей и распутать его нельзя, если попадешься. Помните, все места, где когда-то сражались маги — Котаб, Ненья, Люлья Сиал, Пайъя — это живые и дышащие проклятия в шаге от перерождения.
От перерождения в нечто совершенно иное, в катакана[17], что сможет вырваться из оков ограничений и пройтись волной смерти от каря до края обжитых земель. Ни один маг не должен ходить туда, чтобы не добавить последнюю каплю силы новому катакану».
Кехан стоял на стене и задумчиво смотрел на развалины Котаба. Пожалуй, останься он магом, никогда бы не смог рассматривать их так близко. Первые полурассыпавшиеся камни лежали буквально в пяти сотнях шагов словно груды серой пыли.
Тропа, вытоптанная между ними, тянулась извилистой нитью по мшистой зеленой поверхности дальше в руины и исчезала, свернув за полуразрушенную стену. По тропе, словно серые муравьи, сновали люди, нагруженные тюками и мешками.
Если развернуться и посмотреть назад, на площадь перед воротами, можно различить отдельные отряды искателей-пенья, кучкующиеся у сложенных мешков серыми птицами и кружащую вокруг них, словно падальщики, охрану. Перекупщики величаво перемещаются по двору, похожие на хищных древесных лис. То один, то другой приценивается к мелочевке, выставленной на обозрение.
Немного в стороне представители наемных отрядов заключали договора, гул голосов быстро терялся между низких хижин, расползающихся, словно пауки по моховым зарослям.
Но Кехан смотрит на развалины, проваливаясь в холодное ничто, холодный очаг внутри даже не дымит больше, отзываясь на массу нависшей над городом, почти зримой силы. Ни один маг не был так близко к древним развалинам, но он, Кехан, больше не маг. Поэтому он смотрит и запоминает, привычно выстраивая в Замке снов новую комнату.
От заледенелого созерцания его отвлек окрик снизу, с шаткой лестницы:
— Эй, Кехан, спускайся, ютама нам найм нашел!
Кехан, мягко, по-кошачьи развернулся, все еще глубоко в собственном разуме. Рука оперлась о шаткие перила, тело двинулось само, вверх, перенести свой вес через деревянную поперечину… И мягко приземлиться двумя пролетами ниже, за спиной окликнувшего наемника. Тот оглянулся, отшатнувшись, и чуть не сел на ступени.
Кехан только кивнул отрешенно и побрел, чуть подволакивая ушибленную таки ногу, в сторону общего лагеря, разбитого на соседней площади, у крошащейся стены. Шатров не раскидывали, были натянуты только два навеса, под одним из которых, закрепленным прямо к неровной стене из серого кровавика, сидели, бездельничая и переговариваясь, наемники. Ютама Бхати, прячась в тени соседнего, шептался с купцом. Его ярко-синий наряд, похожий на дорожную мантию магов, выделялся среди унылой выцветшей группы, как пестрая лесная птица. Он был один, но с объемным увесистым тюком, уложенным под ноги. Рука купца постоянно касалась сизой грубой ткани, обмотанной веревками. Ценный груз? Что в этом тюке такого, что требует сопровождения целого отряда?
Кехан заинтересовался бы, но вымораживающая пустота навалилась снова, утягивая мысли в полумрак. Присев на солнечной стороне, он неловко погладил лодыжку. Отчего его потянуло прыгнуть? Теперь пару дней он будет хромать пешком, а позволить себе отстать от отряда нет возможности. Он хочет жить, а остаться в одиночестве где бы то ни было плохая идея для выживания и надежды, что спрятанные под пеплом в очаге угли снова разгорятся.
Руки сами нашли среди лохмотьев в мешке длинную узкую полосу, поддернули обтрепанную штанину и принялись наворачивать на болезненное место слой за слоем. Не слишком туго, не слишком слабо, не мешая подвижности, но фиксируя…
Нужно взять за правило бинтовать запястья и лодыжки, пожалуй. Если эти странные порывы с прыжками продолжатся, стоит предупредить проблемы. Лишиться подвижности смерти подобно. Тело это стоит поберечь. Ведь Кехан хочет жить?
Кехан прикрыл глаза, пытаясь найти в Замке нужное воспоминание.
Обычно это было почти инстинктивно, но сейчас почему-то память ускользала, скрываясь, уплывала все дальше и дальше, заводя в незнакомые лабиринты, которых быть тут совсем не должно. В конце концов воспоминание ускользнуло окончательно, когда резкий голос кеду сдернул ледяное покрывало, окутывающее бывшего мага.
Ночевать или просто задерживаться в городе отряд не собирался. Не дожидаясь не то что вечера, полудня, Джихан Беру, кто — взгромоздившись на лошадей, кто — пешком, двинулись прочь, по новому маршруту, в столицу Лимы, Падан.
Падан был прибежищем кесэт Джурула[18]т, куда перекупщик, видимо, намеревался сбыть тюк с раздобытыми в развалинах Котаба амулетами или старинными сокровищами.
Но зачем ему такая большая охрана? Этот вопрос крутился в голове на самом краю сознания, пока Кехан шагал в третьей линии охранения, на сей раз была по отношению к миру, текущему сквозь него — первой.
Перекупщики обычно ходят компанией по три — четыре человека, пенья из джелапэ встречаются чаще всего, но попадаются и медани, и светловолосые путешественники, и гости из-за гор. Этот идет один, значит, спутников своих потерял, по случайности… или нарочно?
Пенья оберегает сверток, постоянно касаясь его рукой, не смотря на постоянную охрану, вечно нервно крутит головой, озираясь, направляется в кесэт Джурулад… Перекупщик ждет нападения? В тюке находится что-то очень дорогое, опасное, завлекательное…
Учитывая Джурулад? Нападающие будут либо маги конкурирующей кесэт, и если бы не Саитэ не пала, это была бы она, либо звери, притягиваемые чем-то, найденным в развалинах. Все вещи оттуда имеют странный привкус в магии, словно прогорклую и обгорелую корку, флер Проклятия.
Кехан сейчас не чувствует ни артефакт, ни его привкус, но готов поклясться единственным ценным, Замком сновидений, что чуют его другие. И идут на запах.
Ждет ли нападения ютама? Ну, наверное. То, что Кехан надумал за пару дней пути, выплывая из цепенящего холода, старый наемник прокрутил за пару мгновений. И решил, что риск того стоит?
Времени чтобы думать — достаточно.
Времени в ожидании нападения — много.
Времени, чтобы решить, стоит ли жить дальше, мгновение за мгновением, целая бесконечность.
В пути, однако, влажные леса и плодовые рощи сменились на более сухие, поросшие высокой травой равнины, разрезанные оврагами, что образовывали разливающиеся по весне горные реки.
Дни идут, но нападения все не происходит и не происходит, и Кехан, натирая маслом бенго одним вечером после долгой тренировки, думает, что они все же доберутся до столицы благополучно. Закат пылает над пологими холмами, отбрасывая кровавые тени на лица рассевшихся вокруг скрытых костров людей.
Дымы тщательно скрыты, тянутся по самой земле, то тусклые угли уверенно греют воду, в которой крутится дорожное зерно. Сегодня напротив сидит пенья, щуря темные глаза, в которых пляшут красные искры. Кожа кажется нездоровой, желтоватой, узкие лацканы дорожной мантии отрепаны и из них торчат тонкие нити. Синяя ткань выцвела и истончилась, нижняя рубаха не компенсирует приближающейся вечерней прохлады, и пенья мелко подрагивает. Его рука одержимо поглаживает сверток с добычей, кончики пальцев обведены кровавой каймой вокруг ногтей.
Личная охрана, пара мечников первой линии, опытные и, судя по легкости общения с ютамой, проведшие в Джихан беру немало лет, кружат поодаль.
Кехан прикрывает глаза, холод изнутри морозит сильнее, чем ночной. Кожаный жилет как будто помогает фиксировать осколки, на которые он разбивается, но холод.
Впрочем, холод не страшен.
Ожидание тянется и, кажется, раздражает. Кехан рассматривает эту эмоцию. Она живая, резкая, согревающая?
Шевеление напротив отвлекает, пенья собирается спать, раскатывая подстилку и подкладывает тюк под голову.
Раздражение, согревая, заставляет резко выдохнуть и встать, буквально вбрасывая бенго в ножны. Приближается его ночное дежурство от первой звезды до второго лунного часа, в компании таких же новичков и, возможно, кого-то из первой линии, скрывающегося в лунных тенях. Подпитываемое этой живой эмоцией, время пройдет быстрее.
Кроваво-алое сменяется лиловым, синим и потом пологие холмы накрывает темнота.
Кехан неспешно идет по гребню холма, вслушиваясь в темноту, мелкие камни и низкая трава шуршат под ногами. Тонкая подошва позволяет ощутить все неровности.
Запах трав и влажной земли на несколько мгновений перекрывается ароматом гниющих лиан. Фыркнув, Кехан идет дальше, навстречу еще одному охраннику, такому же новичку-джелапэ, только яркому и наглому, до сих пор сохранившему яркую браваду и длинные волосы представителя более высокой касты. Этот новичок предпочитает яркую вышивку и блестящий длинный тонкий клинок, не отпускает гордость, часто пререкается и громко выражает негодование.
Коротко кивнув друг другу, они расходятся, и Кехан снова слушает ночь. И ночь тихая, звездный узор медленно проступает на темном небе, рисуя карту, которой следуют бывалые путешественники и ученые ахли[19].
Шелест, хруст, посвистывания и прочие ночные звуки кажутся нормальными, и это усыпляет. Но холодок внутри не дает уснуть, вгоняя в странную созерцательную летаргию. Шаг, шаг, шаг, взгляд скользит по пологим холмам.
Тишина.
Спокойствие.
Взрываются криком и движением позади.
Кехан разворачивается, выдергивая бенго из ножен и летит назад. Чтобы замереть, разглядев в свете приближающихся огней кипу лиан, движущихся, сжимающихся, пульсирующих. Пахнущие зеленой гнилью плети свиваются кольцами и распускаются, позволяя увидеть тело.
Это новичок, с которым Кехан разминулся.
Он кружит вокруг кричащей кучи, краем сознания понимая, что крик раздаются и в лагере. Но там вроде как достаточно людей для отражения атаки. А эти лианы интересные.
Кехан подскакивает ближе, ускользает от хлесткого удара и подрубает одну плеть у основания, уходящего во взрыхленную землю. Та опадает, но в лицо летит целая волна мелких камней и земли. Смаргивая крошки, он откатывается назад и снова подкрадывается ближе, передергиваясь от истошного крика.
Того, кто внутри, лианы жрут заживо? Оставив пенья своей судьбе и защите старших более опытных наемников, Кехан скользит вокруг дергающегося и пульсирующего клубка.
Подрезка у корня достаточно эффективна, лиана так и лежит неподвижной подгнивающей кучей, из обрубка не отрастает новая.
Прыжок вперед и резкое движение вниз, клинки обрубают еще одну лиану, она расплетается. Кувырок и перекат, горсть щебня проносится выше, задевая волосы. Еще раз вперед, под клинки попадают сразу две лианы, и сквозь прорехи наконец становится виден человек. Он яростно дергается, пытаясь высвободить руку, часть освобожденной спины покрыта кровью.
Гнилостный запах заставляет чихнуть, плавное движение клинков прерывается, лиана не обрубается до конца, но ее спазм позволяет жертве выхватить тонкий клинок. И дальше все превращается в быструю, практичную шинковку. Плети быстро опадают, сбрасывая шипы.
Кехан узнает работу кесэт Джурулат. Это их стиль, одноразовый хищник, гибрид, который можно натравить на цель. Достаточно тихий и незаметный, чтобы подкрасться, прорасти, напасть и отвлечь от основной цели. А когда все закончится, так же незаметно и быстро отступить.
На сей раз отступить порождение Джурулат не успевает. В три клинка все плети срезаются почти мгновенно и остаются влажными неподвижными комками на взрыхленной земле.
Выпутавшись из остатков, охранник почти падает в эту гниющую кучу. Кехан, подхватив его за плечо, тащит за собой, на звуки затихающего сражения у основного лагеря. Очень возможно, что лианы были ядовиты, и новичку потребуется противоядие или хоть какая-то помощь. Маги любой кесэт, занимающиеся целительством, могли бы помочь. Но было ли что-то у ютамы?
Вокруг костра уже все успокоилось. Несколько куч из подтухших лиан, разворошенная земля, неглубокая воронка и вокруг разбросанные ошметки тряпья.
Пенья сидел, нервно дергаясь и мял в руках какой-то расшитый мешочек. Вокруг кружила охрана, остальные под командованием кеду наводили порядок, обшаривали территорию лагеря, разыскивали пропавших.
Одно тело уже лежало у костра, в пляшущих огнях Кехан разглядел, что кожа его была покрыта какой-то слизью. Он дышал, но очень медленно. Рядом сидел кеду, перебирая глиняные бутыли и коробочки. Кехан бесцеремонно подтолкнул к нему новичка, вытащенного из лиан. Тот в оцепенении почту упал рядом.
— Вот еще один, его пожевали Джурулат кауя.
— Джурулат? — кеду откинул волосы с лица, приняв решение и отмерив в миску нужное количество густого темного зелья.
— Разве нет? Они обычно балуются такими штуками, на продажу раздают, — пробормотал Кехан, потирая плечи. Холод, отошедший было в сторону, снова подступал, собираясь лишить тело желания двигаться.
— Хм, — кеду скептически нахмурился, — возможно. Иди, продолжай, время первой стражи еще не прошло.
Бывший маг только кивнул, бесшумно отшагнув в темноту.
Первая стража после короткого нападения растянулась надолго, словно мягкая сахарная патока, вывариваемая в котле на очень медленном огне.
Мерно, как глиняный голем, обойдя вокруг лагеря по пологим холмам и не досчитавшись еще двух охранников-новичков, Кехан остановился у подгнивающей кучи лиан, которые порубил совсем недавно. Они, на вид мягкие и источающие гнилостный аромат, еще сохраняли форму, и на паре плетей можно было разглядеть короткие шипы. Точнее, нащупать, осторожно проведя кончиками пальцев по неприятно теплой кожице. На пальцах остался липкий след, и, если принюхаться, тонкий терпкий аромат сонной отравы.
Кехан никогда не были ни целителем, ни отравителем из тех теневых кесэт, что не брезговали темными делами, но простые, основные вещи он знал и помнил. В Саитэ, в конце концов, очень любили собирать информацию. Говоря о ней, что стало с библиотекой? Но у Кехана нет возможности узнать, и в его распоряжении остался только его Замок памяти.
Страницы памяти шелестнули, разворачиваясь… Трава эйбат[20] использовалась для приготовления сонных зелий всегда, и не только полезных, исцеляющих, но и опасных. Тех, после принятия которых не просыпаются. Но зелья почти всегда выдавал запах, избавиться от которого практически невозможно без избавления от самих свойств травы. Зато можно замаскировать.
Эта лиана, вероятно, была довольно умным, изящно созданным растением. Если запах едва заметен, не смотря на то, что плети подрублены, то внутри достаточно яда в неповрежденных частях. Может быть, даже часть лиан еще жива? Просто они замаскировались и готовятся атаковать еще раз?
Кехан, достав из сапога тонкий, истертый едва ли не до прозрачности нож, аккуратно взрезал кожицу лианы у шипов. И да, у творения Джурулат внутри была тонкая жила, полная соков эйбат. Основная часть сока, однако, скапливалась в мешочках, которые соединялись жилами.
Это необычная структура. Возможно, можно как-то использовать?
В темноте, в свете звезд, разглядеть большего было невозможно. Поэтому, свернув пару неповрежденных, неприятных на ощупь плетей, Кехан вернулся к костру, на пути обменявшись приветствием со второй стражей. На сей раз это были не новички, а ближние к ютаме и кеду наемники. Возможно, под их надзором сон будет безопаснее?
Впрочем, несмотря на холодные щупальца оцепенелого равнодушия, пробирающиеся под кожу, спать Кехан не собирался.
Усевшись у маленького костра, он распутал лианы и снова достал тонкий нож.