Сны мага

Глава 8

Длинный караван, собранный по пути из Менджубы в Наутику из нескольких десятков разномастных фургонов, пестрой змеей тянулся по дороге, проложенной вдоль побережья. С другой стороны от наезженной колеи простиралось ровное, как доска, поросшее высокой травой пространство, сейчас словно усыпанное цветами. Мохнатые алые пэйпэй, словно расплескавшиеся кровавые пятна, чередовались с золотистыми колосьями бирджуны, рассыпающей вокруг свою ароматную пыльцу. Изящные бело-розовые завитки вьюны туго оплетали каждый встречающийся куст, заглушая зелень. Чуть дальше пестрые пятна сливались в единое золотисто-розовое полотно, уходящее к горизонту.

Там, у горизонта темной иззубренной полосой поднимались старые, осыпающиеся развалины. Каменные глыбы сгладило время, превращая монументальные строения в рассыпающиеся песчаными осколками валы, утыканные, словно копьями, осколками стен.

Кехан все три дня, что развалины тянулись вдоль горизонта, держал их в поле зрения. Краем глаза отслеживал движение на стыке земли и неба, вслушивался в колебания ветра и шелест трав. Но не было ни одного шевеления, ни звука, ни колебания, которые выдавали, что спящая в древней крепости магия не спит, что маятник, который начали раскачивать в стране Рё эхли медани, затронул этот зарождающийся катакан.

И это спокойствие, может быть, было самой опасной вещью, встреченной в долгой дороге к окраинному морскому порту. Потому что, когда оно оборвется, родится, наверное, самый большой пожиратель земли.

Но ни один даже самый сильный маг не сможет ничего поделать с накопившейся здесь смертоносной силой. Эта длинная по большей части разрушенная стена с арками, башнями, крепостями и мостами стояла здесь едва ли не с начала времен. Ну, с начала письменной истории страны Рё, так будет точнее. В пропахших плесенью покоробленных свитках из темного пергамента, залитого когда-то соленой водой, кровью, воском и присыпанного пеплом, рассказывалось о Тежелан лауют, ведущих сражение на два фронта, на море и на суше. Вероятно, они проиграли.

Отвернувшись, Кехан перевел взгляд на море, бьющееся о каменистый берег. Темные воды, накатывая мощными громыхающими волнами, оставляли на серо-коричневых острых гранях призрачно-белые пенные кружева и черно-зеленые мохнатые нити водорослей.

Море — еще один зверь, сражаться с которым нет смысла. Только влиться и следовать течениям, избегая хищников, желающих сожрать бессильную добычу.

Кехан придержал коня и окинул взглядом то, что мог менять и контролировать. Караван неспешно тянулся по дороге, свистели плети, подгоняя медленных неуклюжих волов, впряженных в тяжелые фургоны. Их много, гораздо больше, чем в обычном торговом караване. Тяжелые борта, мощные колеса, серое неприметное, но прочное полотно, натянутое на деревянные рамы. Нервные, внимательные возницы, не теряющие бдительности ни днем ни ночью, слишком хорошо ознакомившиеся с беспорядком, происходящим с Рё. Сопровождающие в куда большем, чем обычно, количестве. Семьи купцов, просто попутчики, заплатившие за надежную охрану, способную довести их до безопасного места. Настороженная охрана, собранная из нескольких наемничьих отрядов, рассыпавшаяся по всему растянувшемуся длинной нитью каравану.

Взгляд Кехана остановился на тех, кого он знал. Бывший пенья, теперь купец Серебряной гильдии, лично правит неприметным фургоном с серым в желтую полоску, не выглядящим особенно купеческим, который тянут две низенькие мохнатые лошадки. Худой, нервный, но очень внимательно следящий за своими вещами мужчина в сизой камизе, а в вещах, среди тюков и ящиков, наверняка припрятаны древние амулеты и артефакты, сутулится, легко подгоняя тяжеловоза, столь же неприметного и тусклого. Следом молодой бычок тянет фургон Джихан Беру, которым командует бывшая бисван, ставшая целительницей. Она все так же по-придворному красива, изящна и легка, движения ее полны грации и безмятежности, лишь на лице появилось несколько тонких морщинок, а в тугом пучке несколько седых волос и острейшие шпильки с отравленными кончиками. Яд для них варился по рецепту, найденному в памяти Кехана у вечернего костра. Ах, память, проклятие немага.

Каждый вечер на привале бисван устраивала чайную церемонию, и терпкий горьковатый аромат, кружащийся над пиалами, будоражил душу и память. Впрочем, результат никого не огорчил. Пару бисван составляет бывший Юй, загорелый до черноты моряк, которого она выходила для допроса после падения горного замка. Дальше тянулись большегрузы Кауи Рижан, все те, что смогли собрать мальчишка, его сестра и сумасшедший брат. Полдюжины фургонов и почти пять десятков людей недюжинная сила, по нынешним временам почти армия.

Болотники под предводительством своей Ванити, влились в охрану Джихан Беру, равно как и все, дежуря ночами и отражая налеты случайных бандитов и дезертиров. Они всегда болотники для Кехана, в тусклых камизах и потертых туниках, с простыми пиками, вытесанными из мореного дерева. Иначе он их не называет, как и они не называют его иначе, чем Кехан.

Фургоны, фургоны, фургоны тянутся, поскрипывая, один за другим. Все в порядке, все целы, ни одного потерянного колеса, ни одной сбитой подковы или подвернутой ноги. Нападений тоже не случилось вот уже шесть дней. На закате они разобьют лагерь, к тому времени развалины Тежелан лауют исчезнут позади, ее остатки рассеются в мелкий песок, затянутый травами и мхами. Станет спокойнее, исчезнет необходимость смотреть сразу на две стороны, ожидая атаки и с земли, и с воды.

И вот, последние, самые интересные спутники. Не воры, не шпионы, просто любопытные путешественники. Пестрое покрытие их фургона словно собрано из множества потертых обрывков, но это не так. Тент двухслойный, прочный, и способен выдержать вес двух или трех человек.

На этот фургон разведчики сборного каравана, в число которых тогда по прихоти Харита входил Кехан, наткнулись на окраине узкой и длинной болотистой равнины, в которую превратилось русло одной из небольших звонкоголосых горных речушек, когда она спустилась на равнины. Не Пайя, покоренная манграми и солеными водами, но все еще влажное, топкое и слишком теплое место, по окраинам которого роились стаи кровавой мошкары, а из затянутых ряской бочагов, поросших мелкой ядовито-зеленой травкой, и трясин, замаскированных разноцветными мхами и низким колючим кустарником, слишком часто, чтобы кто-то поселился поблизости, выбирались на охоту хищные тварюшки, в основном, мелкие всеядные ящерки и медлительные падальщики.

Вот как раз пятнистые серые ящерки с острыми зубками в вытянутых челюстях, юркие и ловкие, высотой всего по колено взрослому человеку, громко стрекоча, подпрыгивая, атаковали застрявший фургон, впряженную в него лошадь и их хозяев. Двое мужчин, на вид из пета, темноволосые и смуглые, короткими заостренными пиками методично отпихивали верткие тела, пытаясь попасть в разеваемые пасти или узкие чешуйчатые тушки, и не давая им взобраться на борта и колеса, тут же яростно крутилась женщина во вздымающихся колоколом многослойных юбках, то хлестко сшибая подпрыгивающих ящерок длинной плетью, то швыряя в них гладкими камнями, не давая погрызть ноги гневно фыркающей лошади, запутавшейся в упряжи. Трое детей бросались камнями и горящими тряпками с крыши фургона. Тлеющие кучки дымились на влажной земле.

Одна из ящерок поймала тряпку с лету в прыжке, стиснула челюсти, отчетливо хрустнув зубами. Грохнуло, и пасть ее разлетелась на ошметки, кровавые брызги легли на землю, фургон и одежду обороняющихся. Лошадь гневно отскочила, насколько позволяла сбитая упряжь.

Один из мужчин громко выругался, поминая медани, а потом на несколько мгновений замершие от тварюшки, снова атаковали. И снова нарвались на уверенный отпор.

Кехан, придержав кёду, протяжно свистнул, поторапливая спутников. Пятерка разведчиков с Нимадом, одним из любимчиков Харита, во главе, выскочила с разгона из-за поворота, скрытого остатками речного обрыва, и пошла галопом, взбивая грязь по обочинам дороги в желто-зеленую жижу. Женщина обернулась к дороге, увидев новых людей, что-то гортанно выкрикнула. Мужчины слаженно отскочили к бортам, а мальчишки сбросили горящие тряпки разом с двух рук.

В тряпье что-то замотано.

Что-то взрывающееся.

Под лапами ящерок начало ритмично грохотать, с посвистом разбрызгивая вокруг мелкие осколки, искры и ошметки тушек. Бахан? Ящерки порскнули в стороны, но пятерка Нимада чуть замедлилась, осаживая нервно бьющих лапами кёду. Они, рассыпавшись цепью, нанизали остатки стаи на опущенные пики. Под копытами кёду захрустели кости, железистый запах крови, дыма и гнили расползся в воздухе, мерзкая взвесь из ошметков плоти, пепла, крови и грязи забрызгала одежду и лица, но мальчишки радостно завопили, а взрослые путешественники устало отерли потные лица, местами просто размазывая грязь еще сильнее.

На пару мгновений воцарилась тишина.

Нимад споро выдал приветствие и протарабанил приказы.

Разведчики, ловко орудуя пиками, собирали в кучу наиболее целые тушки, а глава пятерки пошел знакомиться, следуя одному сотен планов по вежливому сбору информации Харита.

Кехан, оставив кёду, послушно замершего у дороги, подошел в растущей куче, осторожно ступая по мягкому ядовито-зеленому мху. Разведчики привычно не обратили на него внимания, распределяя между собой неприятную обязанность по сбору ошметков. Только покивали и в его сторону постарались туши не швырять. Бывший маг присел рядом с целой тушкой, ощупывая уцелевшие когти и зубы. Свернувшийся в груди холод намекающе пополз по телу, выдирая из реальности.

Вот так разум намекает, что есть в памяти что-то, что стоит из нее извлечь.

Придержав разбитую челюсть, выдрал расшатавшийся клык и поднял его к свету, разглядывая белую, с перламутровыми прожилками кость. На кончике еще одного выдранного клыка скопилась совсем маленькая зеленоватая капля. Шумно втянув носом воздух, Кехан попытался сквозь болотную вонь разобрать запах. Свежая дынная горечь. Страницы памяти стремительно, словно ветром, перелистнулись, открывая стену с выбитыми знаками, навечно оставшуюся в разрушенной башне кесэт Саитэ.

Яд.

— Нимад, кто-то был укушен? — Кехан повысил голос, перекрывая разговор, без его участия укладывающийся кирпичиками в голове, потом… — на зубах этих тварей был яд!

Нимад резко прервал разговор, махнул рукой, рявкнул на непозволительно расслабившийся отряд, заставляя осмотреть друг друга, на дороге мгновенно воцарилась суета, на что Кехан неодобрительно нахмурился. Но выпрямился, перекинув оставленную было на мху пику на плечо, в сторожевую позицию. Дорога в обе стороны была пуста, до появления первых фургонов еще не менее часа. Распуганное шумом зверье из болот атаковать заново пока не собиралось, мелкие грызуны, птицы и прочее зверье возвращаться не планировали, вон — стая алокрылых мелких упи кружилась над обрывом и садиться на продырявленные гнездовьями склоны не желала. Ближайшие бочаги побулькивали, вода, затянутая ядовито-зеленой ряской, мерно колыхалась, вытоптанные кусты лежали неаккуратными кучами, а чуть дальше унылую кочковатую равнину, поросшую кривыми деревцами, потихоньку затягивал туман. День уже перевалил за половину, солнце, старательно припекая, и извлекая из собранных в кучи ошметков дополнительные миазмы, скоро покатится вниз.

Пожалуй, стоянку лучше раскинуть чуть дальше. Потревоженное болото может быть опасно. Тварюшек-то поубивали, но мало ли кого еще разбудили. Это только кажется, что там, в тумане, тишина и спокойствие. В стране Рё теперь нет хороших спокойных болот. Джумат точно все поистерлись. Хорошо, что туман это зеленью не отдает.

У Нимада, кажется, все в порядке, переполошившиеся разведчики успокоились и вернулись к рутине. Но вот владельцы фургона казались озабоченными. Женщина, эмоционально вскидывая руки, отчитывала спутников за неосторожность, отмывающимся мальчишкам по подзатыльнику выдала, одного из спутников усадила на борт телеги, второму погрозила кулаком, а потом кинулась к Нимаду. Тот, пожав плечами, махнул рукой в сторону Кехана, и, подтянув ремни на кожаном доспехе, взобрался на своего пестрого кёду сайтан. Троих разведчиков, вооруженных жидким огнем, он оставил рядом с фургоном, а сам с еще одним собирался спешно вернуться к каравану, доложить ютаме и избранному главе каравана, как полагалось при встрече с чем-то сомнительным.

А сомнительное тут было все.

Женщина, широко раскрыв глаза, проводила взглядом удаляющихся всадников, брезгливо подобрала юбки, обогнула кучу тушек и, низко поклонившись немагу, сложила руки в вежливой просьбе.

— Есть ли в вашем караване целитель?

У нее было некрасивое по придворным и магическим канонам, но выразительное, открытое, играющее эмоциями лицо. Сейчас оно дышало надеждой, как совсем недавно полыхало огненной яростью. Насколько она искренна, интересно?

Кехан кивнул все также, не снимая пики с плеча.

— Есть. Вам не повезло?

— Увы, мой муж… если в укусах есть яд, нам очень нужен целитель.

В темных глазах под припухшими веками блестели слезы.

За ее спиной мальчишки и второй мужчина суетились вокруг фургона, разбирая путаницу, получившуюся из брошенных поводьев. Укушенный сидел, привалившись к тканевой стенке фургона и никто ему не помогал.

— Дэрит, — Кехан двинулся вперед, скидывая пику, — перед тем как поджигать, соберите как можно больше зубов, в чистую холстину. Есть?

— Ага, — весело кивнул один из разведчиков, выуживая из-за кожаного пояса сверток. Остальные двое тоже отчего-то заулыбались.

— Как закончите, помогите с фургоном. Встанет в хвост.

Женщина недоуменно нахмурилась, разворачиваясь вслед за Кеханом. А он дошел до фургона, недовольно хмурясь. Под ногами отвратительно чавкало. Вода, кажется прибывает?

— Поскорее! — поторопил он разведчиков и занялся сидящим мужчиной.

Темный плывущий взгляд, мелкая испарина, проступающая на лбу сквозь грязь, бледные губы. Кехан подхватил расслабленную руку — под ногтями скапливалась синева.

— Где укус?

— На ноге, вот, — женщина упала на колени, задирая рваную штанину.

Кехан покачал головой и присел на корточки, касаясь внутренней стороны запястья раненого кончиками пальцев.

— Снимайте повязку, — и когда бинты упали, плеснул на четыре разодранных прокола чистой воды, — и пускайте ему кровь, яд нужно выпустить. До того, как сюда доберется наша целительница, пройдет время.

Алые капли заструились по коже из-под надавливающих пальцев, впитываясь в грязную землю.

Сзади кто-то хлюпнул носом:

— Я не х-хотел, мне просто интересно… было.

Ах, это из тех самых путешественники, из любопытных. Которые ни воры, ни шпионы.

Хлопок подзатыльника и мужской голос:

— Не реви! Работай!

Пару мучительных мгновений спустя кровь потекла сплошным ручейком и отчетливо сменила цвет на более темный.

— Продолжай давить, — сказал Кехан женщине. У той от усилий уже побелели пальцы, а по щекам текли злые слезы. Широкие юбки лежали в грязи вокруг нее безжизненной волной.

Руки перебирали запечатанные флакончики в кармашках на поясе. Что-то очищающее, что-то восполняющее, что-то успокаивающее. Потому что кровь в запястье под пальцами бьется, частит, трепещет, хотя лицо раненого вялое и тело все сильнее оплывает, сползая вниз, на землю.

В деревянную флягу с остатками воды Кехан капнул одну каплю тягучего зелья с ароматом горьких трав, две капли из другого флакона, с сладким сиропом, и добавил еще одну — резко пахнущей настойки. Резким движением взболтал, прижав узкое горлышко.

— Посадите в телегу и поите этим, до целителя дотянет. Кровь… — Кехан тронул алую жидкость, стекающую по ноге, кончиком пальца, слизнул каплю, выискивая горький вкус, но его встретил только обычный железистый, — останавливай потихоньку.

И Кехан отошел к разгорающемуся костру. Вечером предстоит поработать над настоящим противоядием. И в караване, скорее всего, прибавится еще один фургон.

Менгрит сидела на задней скамье фургона, откинув полог, и весело улыбнулась пропустившему их всаднику, встретившись с ним взглядом. Благодаря этому странноватому наемнику со спокойным холодным взглядом и равнодушным лицом все они выжили. Бару дождался целителя Джихан Беру и выжил. За одно это Менгрит будет вечно благодарна. Бару, конечно, проболел почти десять дней, и молодая целительница над ним проводила долгие часы в покачивающемся фургоне, действительно занявшем место в конце длинного каравана. И наемник Кехан просиживал рядом, жонглируя глиняными пиалами над переносной жаровней. В пиалах дымились и булькали едкие, горькие и острые темные смеси, и плавали клыки, выдранные из челюстей тех проклятых болотных ящеров. Потом эти смеси или отдавались кружащим вокруг фургона странно улыбающимся наемникам из Джихан Беру, или выливались на обочину дороги. От остающихся в результате выжженных проплешин шарахались лошади, кёду и мелкие животные. Иногда почва, до которой добирались яды, немного дымилась. Кехан и целительница казались не очень довольны результатами, но на третий день, когда Менгрит отирала почти перестала надеяться, они торжественно выпоили полубессознательному Бару прозрачную, как слеза жидкость. После этого он еще два дня пролежал без сознания, отчаянно потея, а потом открыл глаза.

Менгрит была безумно рада, Дарит, не имеющий возможности помочь ни с лечением, ни с уходом, расслабился, словно сбросил кирпичную стену с плеч, а из глаз мальчиков исчезла отчаянная вина.

А наемник Кехан… не принимал благодарностей.

Он был, кажется, из бывших придворных страны Рё. Неподвижное практически нечитаемое лицо, изящные руки, гордая, жесткая посадка в седле, отстраненное поведение, много, действительно много знаний и десятки мелочей типа небольших украшений на поясе и в гриве кёду, декоративных завитков в свитках, которые он писал, машинально раздаваемых поклонов и благосклонных кивков складывались в образ загадочного изгнанника. И его положения в Джихан Беру и караване, собранном под их защиту, Менгрит не понимала. Традиционно были ютама, кеду, охранники и бойцы разных линий, разведчики, бэкалани. А этот Кехан куда вписывается? В ту небольшую группу, кружившую вокруг ютамы Бхати и его кеду? Возможно, их можно назвать советниками? За все годы путешествий Менгрит такого странного отряда не встречала. Чтобы наемники успешно вобрали в себя другие отряды, позволив сохранить форму и девиз? Все же структура у наемных отрядов всегда была жестче, привечали они скорее одиноких чужаков. Между прочим, Кауи Рижан был немалым отрядом, почти превратившимся в клан. А отзывающийся на имя Юй вообще был вражеским солдатом, попавшим в плен. Но вот, сидит на скамье рядом с целительницей и что-то ей рассказывает, не забывая оглядываться по сторонам.

Сейчас времена неспокойные, встретить большой караван под сильной охраной — это удача. А отчего он такой необычный, пусть Дарит разбирается, это то, что он делает лучше всего — добывает информацию и связывает нити страны Рё. Пусть и в последний раз это будет для них, слишком опасно стало в дороге. Нужно спешить домой. И как там остальные? Мариса, Рама, Джаргати… Хотелось бы знать, где они, прежде чем их корабль отойдет от пристани.

Менгрит обернулась, провожая взглядом всадника в темном, утянутом ремнями кожаном полудоспехе на сером кёду сайтан. У седла пристегнута пика, за плечами наискось закреплен слегка изогнутый клинок в кожаных же тесненных ножнах, выцветшее синее солнце видно на потертом плаще, свернутом в рулон позади седла. На запястьях кожаные с металлическими вставками наручи, ноги ниже колен тоже прикрыты узкими пластинами. На поясе широкий ремень с карманами, скрывающими, как знает Менгрит, флаконы, фиалы и мешочки с ядами, противоядиями и еще предки знает чем. Под рукой, с другой стороны от пики, свернут боевой кнут. Коротко обрубленные волосы, убранные назад, подчеркивают выразительные черты лица. Вроде бы коренной джелапэ, вроде бы из высокого рода, таких изгнанников много в стране Рё, но все же — не совсем. Что-то странное в чертах лица, то ли скулы слишком высокие, то ли челюсть слишком острая, то ли… ах! Ее ахли Бару мог бы сказать точнее. Она же просто смотрит и запоминает. Ах, хорошо бы мальчики тоже научились просто смотреть, не тревожа никого… Позже!

Холодный золотистый взгляд наемника на самом деле очень внимательный, острый и ясный. Знающий. Он смотрит на фургон, на нее, Бару, мальчиков понимающе, но без особого, опасного интереса. Просто на как еще один элемент мира, интересный элемент, но не требующий немедленного уничтожения. Наемник зачем-то отстал, пропуская вперед верховых пенжива бэкалан[34], потом разведчиков, неторопливо догоняющих фургоны. Пестрые одеяния бэкалани замельтешили перед глазами, потом вид перекрыли широкие серо-коричневые накидки, обшитые бахромой.

Часть из пестро разодетых всадников обогнали фургон, позади остались двое или трое в белом, знакомая пятерка разведчиков и золотоглазый наемник, очень внимательно смотрящий на горизонт.

Что там такого интересного? Только тихие, немного жуткие древние развалины, которые наконец-то останутся позади. Ни звука, ни зверя, ни порыва ветерка от них не пришло за все время пути. Только шум моря, бьющегося о скалистые берега, рассеивал хрупкую тишину. И это… странно? И ни одного очага медани за весь путь…

Наемник Кехан ехал теперь самым последним. Он даже скорее пятился, его кёду шла по дороге, поднимая пыль, странно, словно бы боком, позволяя ему не оборачиваясь следить за тем, что происходит позади каравана, там, где на горизонте последние развалины исчезали в густых махровых зарослях колючего кустарника и высоких, расцветающих алыми бутонами травами. Там, где все быстрее и быстрее накатывали на уходящий вдаль берег волны. Тихий шелест соленых вод на миг показался оглушительным.

Менгрит, не отрывая взгляда от наемника, шикнула на затеявших возню мальчишек, вцепилась в руку задремавшему Бару. Что-то происходит, что-то важное.

Надо смотреть, надо запоминать…

Не стал ли еще громче шум волн?

Не догоняет ли их что-то странное, чуждое и опасное. Но за всю дорогу они не встретили ни одного признака эхли медани! О, не было ли это признаком того, что здесь живут твари пострашнее и поопаснее?

Менгрит задавила зарождающуюся внутри панику.

Нет причин паниковать!

Караван неспешно, в том же ритме, двигается вперед. Пенжива прикрывают хвост, наемник Кехан едет последним, потому что…

Потому что любопытный, вот почему.

А вовсе не потому что ожидает нападения чего-то потустороннего.

Чего-то, поднимающегося из воды и земли полупрозрачной стеной, присыпанной пылью, алыми лепестками и украшенной серебристыми пенными гребнями.

Чего-то, разбрасывающего ослепительно-синими искрами, оставляющими в пыльных травах черные, усыпанные пеплом проплешины.

Чего-то, скручивающегося вихрями от горизонта до горизонта и медленно — медленно двигающегося следом за караваном, сгущаясь в темную полупрозрачную пелену, нагнетающего зримый, ощутимый, способный проникнуть в горло и легкие страх.

Кто-то впереди паникует, по цепочке всадников несется крик, приказ или просьба ускорить движение, бежать, бежать, бежать… кто-то уже подстегивает лошадей и волов, кто-то вопит, проклиная живых и мертвых. Вот-вот все рухнет в перепутанное, бессмысленное бегство, безжалостное к отстающим, в кровавые лохмотья, что останутся на дороге и крутом берегу, в ошеломительный траур выживших…

Наемник Кехан резко дергает кёду за поводья, та, взрыв землю острыми копытами, останавливается и резко разворачивается лицом к приближающейся стене и поднимает руку. И продолжает медленно отступать в том же ритме, что и раньше, поддерживая одно и то же, на самом деле, как с замиранием сердца отметила Менгрит, не очень большое расстояние между собой и движущейся вперед стеной.

Искры пляшут в призрачной вуали, отбрасывая резкие тени. А те рисуют черно-белое полотно, скрадывающее движения, таящие бесконечную силу.

Но те, кто принадлежат Джихан Беру, прекращают панику во мгновение ока.

Пенжива выстраиваются полукругом. Один из них, болотник, выйдя из строя, перехватил у мальчиков поводья лошадки, тянущей ее фургон. Менгрит отметила это самым краем сознания. Бару и Дарит затаили дыхание, тени рисуют на их лицах театральные маски. Мальчики в ужасе…

А Джихан Беру действуют, не давая разрастись смертоносной панике. Лошади не бегут, тягловые волы не паникуют, возницы молчат, из прочих всего лишь с полдюжины, кажется, были почти нежно лишены сознания, дабы не срываться в бой или ужас.

Караван идет, не ускоряя хода.

Наемник Кехан пятится, все так же подняв руку вверх, второй рукой отпустив поводья и распуская свернутую у седла плеть. Кожа и металл зазмеились, разворачиваясь перед движущейся хищной стеной, словно нечто живое.

Наемник сжал раскрытую ладонь в кулак. Рука с плетью дернулась, длинный хвост затанцевал в пыли, рисуя какие-то джумат. Вздернулась вверх, принимая на наруч, блеснувший алыми камнями, длинное, пронзительно-белое с синей окантовкой стрекало, с треском вырвавшееся из прозрачной ловушки. Черное и белое затанцевало в глазах, грохот крови в ушах заглушал любой другой шум, но Менгрит смотрела.

Длинные стрекала одно за другим вылетали из приближающейся стены, и каждое из них встречал наруч, камни в котором наливались багровыми огнями, словно кровью, разбивая пронзительную черно-белую движущуюся картину. Плеть же стремительно рисовала, рисовала, рисовала, буквально выбивая в мягкой пыли… возможно, слова?

Наемник пятился, черное, белое, красное и синее ослепляло, караван шел, не прибавляя скорости, люди молча отступали от надвигающейся стены.

Время тянулось, тянулось, тянулось…

И вдруг.

Все кончилось?

Менгрит моргнула, на миг ослепнув. Тени и яростный свет исчезли.

Стена словно упала, словно впиталась в землю, вода, бесновавшаяся у берега, затихла. Воцарилось молчание, звенящее, гнетущее. Оно наполнило ставший обычным день. Простой, обычный, медленно тянущийся к вечеру день.

А потом молчание разбило яростное ругательство. Наемник Кехан, гарцуя посреди опустевшей дороги на неожиданно взбесившемся кёду, рычал, мешая команды своему зверю и самые низкие вульгарные ругательства сточных канав столичных трущоб, стремительно рвал шнуровку и сдергивал словно жгущий предплечье наруч.

Не словно.

Менгрит ошеломленно моргнула и вздрогнула, когда он, с силой отброшенный к воде, описав широкую дугу, с грохотом и взвизгом взорвался, расшвыривая ошметки металла, кожи и налившихся багрянцем делина люс[35]. Мелкая шрапнель осыпала берег, продырявила пенное кружево волн и выбила искры из наполовину вросших в землю вдоль дороги валунов.

Караван все так же продолжал идти.

Менгрит без сил прислонилась в поперечине фургона, разжимая побелевшие пальцы. На ладонях остались темные, быстро наполняющиеся ярко-алой жидкостью лунки.

Это очень-очень странный караван. Их долг узнать о нем как можно больше…

Водяная плеть с силой бьется каменный валун, в стороны летят осколки. За рядом валунов рычат, отступая назад гротескные фигуры, все, как одна — оскаленные пасти, клыки в два ряда, длинные когти-сабли, грязная свалявшаяся бурая шерсть, ссутуленные спины, изогнутые, слишком короткие конечности. И давящее ощущение вихрящейся вокруг них силы, сбивающей с толку, мерцающей, скрадывающей их движения.

Водяной хлыст свивается кольцом и выбивает на валунах еще один ряд джумат. Круглые пересекающиеся солнца искрят, твари отступают еще на несколько шагов.

Старший маг, пренебрежительно фыркнув, резко разворачивается от сгрудившихся у высокой каменной стены неопрятной черно-коричневой кучей противников. Вода послушной змеей обвивается вокруг его ног, ложится толстой петлей, едва не касаясь подола длинной, в пол, бело-синей мантии.

Маг, высокий, черноволосый мужчина без возраста, но на вид — из простых джелапэ, усмехается, глядя на группу учеников, слишком молодых, и, пожалуй, слишком гордых, чтобы признать поражение, столпившихся столь же неаккуратной толпой у зарослей, прикрывающих краснокирпичную стену башни. Внутренний двор шагов сорока шириной опоясывает территорию вокруг стен и прекрасно подходит для бессмысленных забегов. Неровный камень, немного кустов, местами заросли колючей темной травы, кое-где — низкие изгороди. И всего одни ворота. Так что молодым магам, если они не умеют летать или лазать по стенам, некуда деться.

А они не умели.

Наследники дворцов, придворных званий, первые и вторые дети высших гильдий, желающие стать магами и присягнувшие крупным кесэт, вообще-то представляли собой жалкое зрелище. Красивые точеные личики залиты соплями, слезами и кровью, алые и золотые мантии продраны кое у кого до самого тела, длинные волосы, заплетенные в косы, неприлично растрепаны, порезы и рваные раны покрывают руки и ноги самых неудачливых.

— Ну, что же, подлости вам не занимать, юные господа. — Тихо и поучающе заметил маг. — Но! В планировании и импровизации вы слабы. Кто бы из вас не выпустил масала из загонов, не знал, как их загнать обратно. Даже при условии, если они меня задерут. Что бы вы делали дальше, не будь между вами и ими, — маг многозначительно поиграл рукой, лаская своего водяного змея, — этого низкорожденного неумехи с одной единственной и даже не огненной стихией?

— Импровизировали бы, — пробормотал мелкий мальчишка, прижатый к стене телами соучеников, сверкнув золотыми глазами.

— Хм, ты бы импровизировал? Пожалуй что да, ты бы смог, — покивал маг воды, — а остальных бы сожрали, пока они иллюзиями наслаждаются. Так что продолжим, пожалуй, — водяная плеть взвилась в воздух, рассыпаясь мелкой серебристой пылью, — тренировать бег.

Пыль, повисшая в воздухе, собралась в сотни маленьких острых иголочек, и они, повинуясь резкому взмаху мага, рванулись вперед. И под возмущенные и болезненные вопли впились в выставленные для защиты руки. Маг рявкнул:

— Побежали, живо!

И снова стеганул учеников льдом. Молодые будущие маги, похватав подолы длинных дорогих мантий, рванулись вдоль стены.

— И попробуйте собственного лекарства! — от удара кнута о камни искрящие позади водяного мага джумат рассыпались осколками, и масала, затихшие было у башни, зарычали на разные голоса и рванули вперед. Обманчиво неуклюжие тела резко набрали скорость и реальность вокруг них вздрогнула, искажаясь.

Кто-то из молодых магов истерички взвизгнул:

— Вы за это заплатите!

Старший маг, просто отступивший с дороги искажения, поднимающего в воздух пыль, грязь и мелкие камни, только хмыкнул:

— Побежали, побежали! Это полезное умение! Дышать в такт не забываем, силу распределяем, под ноги смотрим, раз-раз!

Бежать Кехан мог долго. Главным всегда было выбрать правильное направление. Вот сейчас, неспешно петляя по узкой тропе, изгибающейся между обрывистых скал за трусящими по крошащимся желто-оранжевым камням караванными лошадками, он немного сомневался, что в конце этого пути будет что-то. Хотя были клятвы и обещания. Были надежды и чаяния. Было, в конце концов, так и не отброшенное желание и решение жить, не смотря ни на что — ни на пустой очаг, ни на холод, подбирающийся к разуму, ни на стремительно рушащиеся жизни вокруг.

Скалистое побережье, в которое упирались плодородные земли провинции Судут, не имело городов и хоть сколько-то известных портов и заливов. В старые карты, что нашел Харит перед тем, как Джихан Беру разделились, и в то, что в глубине режущего воздух словно ножами скального лабиринта есть секретные бухты и тайные поселения, Кехан не очень верил. Вот до того, как две сотни сезонов назад катакан Пулау прокатился по побережью, испаряя волны, изрыгая огонь и плавя камни, были здесь густые леса и заливы, плети кауи, мангровые заросли, разливные луга и урожайные поля, рыбаки ходили в море и всегда возвращались с сытным уловом, а золотоглазые болотники славились как воины и маги, берегущие покой этой окраины страны Рё от пиратов и горных разбойников. Но потом пришла кесэт Саитэ, а за ней — катакан. И все закончилось.

И все следующие годы в этот кусочек мира тогда еще маг старательно не вглядывался. Не осталось тут ничего и никого, о чем стоило вспоминать.

Но сейчас Кехан, отгоняя льдистый туман, поднимающийся из покрытого пеплом очага вместе с разрушающими кирпичные стены Замка воспоминаниями, бежал по узкой тропе, замыкая путь как настоящий пенжива бэкалан.

Кеду Демри, ставший формальным главой отряда после того, как они чуть ли не насильно посадили ютаму и его семейство на корабль вместе с половиной людей Джихан Беру, вел отряд по старым картам, которые обещали выход в потайную бухту. А заказчик, хитрый узколицый джэлапэ-полукровка горских кровей, из рода тех, что когда-то так весело и громко гоняли золотоглазые, вел своих людей и свою семью к кораблю, который, по его словам, прятался в уютной укромной глубоководной гавани. Полукровка был, как ни странно, главой маленького благородного дома и одновременно промышлял контрабандой в предгорьях, вдоль побережья, на островах, не принадлежащих Юй, и в столице провинции появлялся не часто. Что его и его родичей, предпочитавших тихую резиденцию за пределами стен Золотого круга и спасло.

Всего день назад Кехан видел, как бело-желтые стены города, куда двигался отряд Джихан Беру в надежде получить обещанный заказ, вспучились, взлетая в воздух, и с грохотом рухнули вниз, погребая под собой жителей. Дворцы и поместья, скромные убежища прислуги, добротные особняки купечества, казармы, трущобы — все на пару мгновений поднялось вместе с взбрыкнувшей взбесившейся землей и исчезло за пыльным столбом, взвившимся в небо, в один миг. А наемникам Джихан Беру повезло не попасть под первый удар магии и камнепад, просто потому что пара новичков из крестьян, не успевших привыкнуть к долгим переходам, тяжелым тренировкам и ночным бдениям, не смогли встать с твердой, но такой удобной земли у ограды дешевой таверны, не смотря на грозные окрики кеду.

Клиента они подхватили, буквально убегая от каменного вала, обманчиво медленно катящегося от центра бывшего города и хлещущей, словно плетьми с небес, во все стороны магии. Кучерявый тощий горец-полукровка перекричал грохот, перехватив поводья последнего оставшегося кёду сайтан Джихан Беру, сходящего с ума от шума и почти зримой силы, изливающейся из клубка силы, магии, жизни и смерти, свившегося на месте катастрофы. Кехан, понимая, что еще чуть-чуть и на них обрушится катакан, проклиная местную кесэт, едва удерживал тварь с Демри в седле, рыкая в ответ на истерические свисты и выкручивая ушные гребни, пока горский райя убеждал, обещал, грозил и клялся. Он согласно кивнул на предложение, поймав взгляд Демри, потому что паника затапливала окрестности, и взбаламученная сила закручивалась в бурю, собирая темные тучи. Потому что это так походило на разрушения и смерти двести сезонов назад, потому что тогда он не смог никого спасти…

Под ногами что-то рокотало, плясали поросшие короткой травой холмы, и дети, дети этого высокородного потомка падальщиков, сожравших золотое прошлое, возможно, были еще живы.

Дети, не воры, не шпионы, не убийцы.

Дети.

И наемники по единственному взмаху руки Демри, похватав вещи, бросились следом за паникующим мужчиной в пестрой расшитой золотом камизе в сторону от разрушенного города, к еще целому распадку, прикрытому зеленым вьюном и шипастым кустарником.

И с того момента они бежали.

Потому что на выживших устроили охоту те, кто породил гибельное землетрясение, ставшее смертью целого города. Не эхли медани, исходящие зеленым ядовитым туманом, а маги кесэт, чья башня осталась стоять гордо посреди поля, засеянного камнями и телами.

И за отрядом, уходящим все глубже и глубже в лабиринт желто-оранжевых осыпающихся золотым песком скал, отрядом, отбившимся без потерь от разведчиков, желавших поживиться человечиной, шли несколько настоящих охотников кесэт Бута[36]. Они хотели сожрать последних свидетелей своей удачи.

Позади Джихан Беру и высокородного контрабандиста, ведущего семью вглубь каменного лабиринта, оставались четкие следы ног и копыт. Поступь Кехана разрушала оставленный ими в золотистой пыли узор.

Впрочем, маги кесэт Бута чуют живое, им не нужны глаза. Многие из них слепы. Им, годами живущим в подземельях, тренирующим чутье на крысах и заключенных, достаточно слуха. Да и в глубине этих гор была только одна проходимая тропа.

Сейчас Кехан бежал последним, чуть поостав от основного отряда. Несколько часов назад лошадка, несущая троих перепуганных детей, охромела, оступившись на крутом откосе и потеряв подкову. Кехан силком пересадил двоих детей постарше, мальчишку и девочку, замотанных в одно одеяло так, что торчали наружу только кучерявые макушки, на свою упрямую кобылку. Третьего, совсем малыша, размазывающего по пыльным щекам дорожки слез, подхватила упрямая бывшая бисван, которая бросить Джихан Беру, или своего Юй, не захотела. Хорошо хоть вани свою, забрав с фермы, где та обосновалась, с ютамой в море отправила.

В ответ на беспокойный взгляд во время короткой остановки Демри, привычно отбросив свернувшийся в теле и разуме холод, немаг успокаивающе кивнул. Не первый раз он остается прикрывать уходящих от погони. Отряд успеет, и по договоренности с заказчиком сядет на тот же корабль. Корабль, наверное, в никуда, ведь в Рё не осталось спокойных мест. Время выбрать маршрут наступит чуть позже.

Погладив оплетенную блестящей маслянистой кожей рукоять бенго, Кехан передал бенго кеду, прощально погладив кисти на рукояти, вручил ему же пику, острие которой пропитано огненным зельем. Сумку с вещами перекинул вспыльчивому Кемрану, бывшему Кауи Рижан, так и не снявшему белую камизу, так и не ставшему разумнее и сдержаннее после пары полных сезонов рядом с ютамой Бхати. Вот и в этот раз, чтобы он развернул коня в сторону моря, пришлось напомнить о брате и сестре, ушедших вперед с дополнительными пассажирками — юными кузинами контрабандиста-полукровки.

Демри, погладив длинные усы, хмуро погрозил кулаком, приказывая не задерживаться, погладил по шее низкорослую пегую лошадку, разворачивая ее на небольшом пятачке и быстро скрылся за поворотом, уводя с собой и охромевшего гнедого. Звонкое эхо загуляло между скал.

Кемран, все еще задерживаясь, хмыкнул, демонстративно угрожающе скаля зубы. В ответ на неподвижное спокойное лицо вылезла давно забытая хищная ухмылка. Та, с которой, наверное, летели на врага те, золотоглазые забытые в Рё болотники. Кемран моргнул, словно увидел что-то странное, покивал, сглотнув, и вручил взамен сумок пару последних бахан.

— На корабле точно не понадобятся.

— Если останутся неиспользованными, найдем им применение и в море, — подвешивая бочонки на пояс рядом с кнутами, ровно сказал словно проснувшийся золотоглазый.

Юноша в присыпанной желтоватой маркой пылью белой камизе скривился, выразительно задирая брови. На бессловесный вопрос золотоглазый в ответ привычно равнодушно бросил:

— Я вас догоню. Поспеши догнать остальных.

— Верю. Пошел! — топот копыт постепенно заглох за острыми осколками, исчезло слишком яркое белое пятно на краю зрения. Впрочем, винить в привычке носить удобное одеяние некого. Сам Кехан под кожаным легким доспехом носит выцветшую камизу с синим солнцем на спине и рукавах.

Почему-то это казалось правильно.

И вот золотоглазый бежит в одиночестве.

В разуме разворачивается один из панов Харита, и пока ноги легко и привычно поглощают расстояние, золотоглазый выбирает место боя. Если полукровка — контрабандист не планирует завести свою собственную семью в глупую ловушку, корабль будет. Нужно будет время на посадку, раскрытие паруса, снятие с якоря.

То есть, магов кесэт Бута нужно задержать. Или остановить навсегда. Хоть кого-то из них.

Это возможно. Горы, бывшие когда-то прибрежными манграми и морским дном, отзываются на просьбу. В душе зудит тонкая нить.

Сколько их будет?

Пять явно купленных у подмастерьев Джурулат поисковых тварей они положили. Тут помог кёду сайтан, едва не сорвавшийся с привязи из-за разливающейся вокруг магии.

На бегу, мерно дыша, прислушиваясь к горам и завывающему, словно вьюга, внутри пеплу, золотоглазый перешнуровывал кожаные нарукавники, меняя их на гибкие, защелкивающиеся на хитрые замки, металлические браслеты, инкрустированные отполированными до блеска овальными красными камнями. Каждый из десяти делина люс был размером с ноготь мизинца и сидел в своем гнезде, накрепко зажатый короткими иззубренными лапками. Под каждым из них на пластине выгравирован простой защитный джумат. Каждый из них сможет выдержать и поглотить по паре ударов не самого сильного мага до того, как разрушится с яркой вспышкой и грохотом.

Золотоглазый на бегу присматривал место первой засады. Нужна узкая тропа, с одной стороны отвесный склон, изрезанный щелями, готовый при первом толчке осыпаться оползнем, с другой не помешает обрыв, лишенный даже призрачной возможности за что-то уцепиться. Ни кустов, ни травы, ни прочных скальных отрогов на как можно более крутой стене быть не должно. Мягкие и рассыпчатые по сравнению с отрогами Джинунг, скалы, в избытке предлагали и первое и второе, но вот местечка, куда можно было спрятаться самому и спрятать бахан, на изгибах тропы не попадалось.

Звуки погони приближались.

Но вот, после очередного поворота боги гор дали благоволение. Тропа, выбитая на крутом склоне дважды резко изгибалась, несколько вертикальных складок обнажали багрово-красное и ярко-оранжевое нутро, из теней, резко и четко расчерчивающих почти отвесный, вставший на дыбы и нависающий над тропой скальный отрог, тянулись сухие, едва живые ветви, цепкими корнями из последних сил скрепляющие камни.

Достаточно одного толчка.

Туда, где простилался не совсем отвесный, но все же довольно крутой склон, усыпанный мелким гравием и песчаной пылью. Туда, где влага выступала мелкими каплями на золотистых граненых боках камней, играя яркими бликами в лучах заходящего солнца. Судя по виду, склон в любой миг был готов сорваться грязевым селем, уносясь вниз, в темное, исходящее гнилостным ароматом, ущелье.

Двойной изгиб тропы позволял скрытно и относительно безопасно увидеть результат засады.

Бахан был надежно, но не слишком глубоко устроен в одной из щелей. Тонкий длинный огненный шнур запален, когда шум тех из кесэт Бута, кто рискнул отправиться в погоню, приблизился достаточно, чтоб было возможно пересчитать их по походке. Горы, лишите гостей своих внимания, отвлекая золотом.

Ровное дыхание начинает счет.

Десять.

Огонек с треском бежит по тонкой хлопковой нити.

Девять.

Золотоглазый, проследив за искрой, разворачивается и резко увеличивая скорость, почти не скрывая звук шагов, бежит к следующему повороту.

Восемь.

За спиной раздается улюлюканье, когда первый поводырь в черном и красном выскальзывает на нужный участок тропы.

Семь.

Три, пять, шесть приспешников в потрепанных пропыленных одеяниях выходят к скальному отрогу.

Шесть.

Золотоглазый ныряет за поворот.

Пять.

Выдох, усмирить колотящееся сердце, холодную пепельную вьюгу внутри, почуявшую вдруг слепых охотников.

Четыре.

Два мага в длинных, метущих золотой песок черных одеждах, неспешно вышагивают по тропе, разворачивают слепые бледные лица в его сторону.

Три.

Кто-то из магов отдает приказ, вытягивая руку.

Два.

Поводырь встревоженно кричит, увидев пляшущий в тени, среди тонких колючих ветвей огонек. Но поздно.

Один.

Бахан взрывается с гулким звуком, запускающим череду откликов.

И горы отзываются протяжным мучительным стоном, просыпаясь от кошмарного сна в первый, может быть раз, со времен катакана.

Горы кричат, свободные от оков.

И никто не успевает уйти.

Все, кто стояли под нависающей скалой сметены рушащимся камнем, пробиты осколками, бессмысленной кровавой кучей свалены на откос, и вместе с тропой исчезли внизу под шум, скрежет и крик грязевого водопада.

Еще миг и все затихло, только эхо криков осталось гулять среди скал, скрытых золотой пылью. Да шелест все осыпающейся тропы. Еще несколько мгновений и разрушение дойдет до поворота.

Золотоглазый прикусил палец, оставляя метку благодарности. Джумат, надежно спрятанный в памяти две сотни сезонов, лег на шершавый камень с отпечатками древних зверей, камень, когда-то бывший морским песком.

Не дожидаясь оставшихся преследователей, золотоглазый уже давно не маг стремительно последовал за ушедшим далеко вперед отрядом.

Время подумать о том, как применить второй бахан.

Золотоглазый, уже давно не маг, на бегу листая страницы в замке памяти, улыбался, показывая солнцу, небу, горам, почти забытые клыки. Не зря, не зря бывший пенья, перед объездом за море использовал все свои знакомства, доставая ярко-красные, цвета крови, гладко отполированные делина люс.

Пепел и холод, уже немалое количество лет спутники бывшего мага, решившего жить, подчинившись, не мешали вспоминать.

Ланъюн выдохнул, согнувшись и уперев в колени руки.

Мир сошел с ума! И он более не готов разбираться с ним, все, он закончил. Жена, брат, дети, родичи, ближайшие слуги и друзья уже почти на корабле, мягко покачивающемся в маленьком заливчике в набегающих на отвесные скалы бурунах. Приближается отлив, моряки торопливо распускают полосатые сине-белые паруса, перекрикивая шум волн, и похожее на положенную боком на воду половинку бочки суденышко спешно готовится к отплытию.

Младших детей, он проследил, первыми завели под палубу. Все, кто был хоть чуть старше десяти сезонов, помогали передавать тюки и свертки, выстроившись в линию вдоль резного борта.

Достаточно просто обрубить два якоря, намертво фиксирующие спасителя у берега, и все, неуклюжий сампан просто вынесет в открытое море через разомкнутые челюсти скалистых отрогов. Все, кто будут в этот момент на корабле, смогут спастись.

Пока же с крутого откоса на корму перекинуты узкие сходни, пестрая компания наемников, сумевших быстро и без потерь вытащить из поместья и довезти до моря всех, переводит по прогибающимся деревяшкам взмыленных лошадок. Кеду Демри, успокаивает, ругаясь через слово, настоящего боевого зверя. Этот сайтан, спущенный со сворки, буквально порвал в клочья магических ищеек, нашпигованных стрелами от глаз до хвостов, но все еще рвущихся, роняя пену с клыков, в бой. Вот еще как эту тварь перевозить? Но тут буквально все они этой твари...

— Еще раз, — сдавленно пробормотал Ланъюн, — почему мы не отплываем сей момент?

— Кроме того, что ваши люди грузят товар и размещают вашу семью? Ждем Кехана.

— И этот Кехан? — нет, Ланъюн видел, как по одному короткому рыку этого холодного, как горы Джинунг, наемника, кёду сайтан бросился в драку, выпуская когти. Но чем вообще ценен это наемник, чтобы его ждать?

— Он всегда прикрывает отход и всегда приходит вовремя, — флегматично сказал кеду, — мы подождем.

Второй наемник перехватил поводья у кеду, и повел, посвистывая, хищную тварь на сходни.

— Ладно, ладно…

Возражения о том, что преследуют их маги и твари, что их много, а прикрывает отход один даже не маг, замерли на языке.

Над горами грохнуло.

Проклятые золотые скалы запели, треск и хруст, шелест и скрежет всколыхнули воздух. Эхо разбилось на осколки и гулким куполом вознеслось к лиловеющему небу, обрушилось волной на стоящих на обрыве людей, едва не сбросила в воду троих наемников, перебегавших по сходням на палубу с мешками на плечах. На долгий-долгий миг уши пронзило болью, а прочие звуки исчезли. В глазах потемнело.

Открыв глаза, Ланъюн с облегчением понял, что все еще стоят, его, правда, подхватил кеду, а в ногах ощущалась противная слабость. Контрабандист, моргнув, увидел, как губы старого кеду шевельнулись. Сколько времени он потерял?

Звуки вернулись в уши спустя несколько ударов сердца.

— … что?

— У Кехана оставалось два бахан, это первый сработал, я так думаю, — рассудительно прогудел кеду, перехватывая Ланъюна за подмышки.

— И что? — ноги совсем не держали, пересохшие губы на вкус были солеными, в глазах двоилось. Почему, ведь остальные, кажется, были в порядке, торопливо перебрасывая груз.

— Кехан очень эффективен. И эффектен. Думаю, можно потихоньку выбирать один якорь, вам же металл не лишний. С отливом сампан как из арбалета стрела полетит, едва обрубим остальные канаты… Мы почти всех лошадок завели уже.

И правда…

Где-то отдельно от застывших, словно жучок в меду, мыслей придворного контрабандиста, перекрикивались матросы, бегали наемники, родичи тревожно зазывали на борт.

Он идет, идет…

Мысль снова застыла, перерванная новой волной грохочущего рокота. Он был какой-то другой. Скорее протяжный, долгий выдох, стон, чем резкий, пронзительный крик. И раздался куда более близко.

Слишком быстро, корабль тут как на ладони, а в погоне настоящие маги.

Сглотнув, Ланъюн посмотрел вверх. Одна из золотистых вершин прибрежной гряды, не самая высокая, та, что буквально в двух поворотах от бухты, приметная трехглавая с горизонтальной белой слюдяной полосой, сверкающей на солнце, начала медленно клониться вбок, с нарастающим шелестом буквально осыпаясь мелкими кусочками. Куда-то в морские глубины, теперь уж точно разрушая тропу…

Кеду торжественно кивнул.

По этому жесту наемники неожиданно ловко и быстро похватали оставшиеся тюки и просто закинули их на борт. Ланъюн поморщился, ощущая себя таким же свертком, будучи передан с рук на руки парочке в белых камизах. Они, тревожно оглядываясь на узкую тропу, ловко перетащили его на борт, прислонили к каким-то тюками, и бросились на помощь матросам. Впрочем, не до нежностей.

Эхо, разгулявшееся между пока еще стоящих скал, пело о сражении, о крови, о смерти.

Смаргивая двоение в глазах, Ланъюн смотрел на тропу. Она выворачивала из-за низкой плоской скалы и тянулась, цепляясь за откос, огибающий бухту и расширялась в утоптанную площадку, к выравниванию которой он сам много лет назад приложил руку. На земле остался кеду наемников Джихан Беру и еще один, в белом.

А еще один пережимал горло капитану, не давая возможности скомандовать отплытие.

Солнце золотило скалы, испещренные багрово-синими тенями, ожидание тянулось бесконечно. Всего несколько ударов сердца.

И под грянувшие вопли из-за поворота выкатилась фигура, крутнувшись волчком, удержалась на самом краю, изогнулась по кошачьи и вцепившись за попавшийся выступ. Кажется, пыль и кровь в равной мере покрывали наемника, прикрывающего отход отряда. Удивительно, что он жив.

Пора отплывать?

Но вместо того, чтобы бежать к сходням, наемник начал медленно пятиться, очень аккуратно нащупывая путь среди мелких острых, Ланъюн помнит, камней.

Но почему?

Кеду проорал какой-то приказ, и все наемники как-то разом изготовились к атаке.

Этот Кехан успел сделать еще пару шагов, и под шелест камня на тропку выскочил клубок, распавшийся сразу на четверых, нет троих… один на камнях не удержался и с коротким воплем грянулся в шипящие волны… преследователей.

Ланъюн никак не мог разглядеть подробностей, в глазах все еще двоилось. Испуганное сердце разогнало кровь так, что в ушах не было ничего, кроме гулких дробных ударов.

Преследователи рванули вперед, один из них, бледный тощий маг в длинном пропыленном одеянии, махнул рукой. Сверкнуло, грохнуло, в воздух поднялось пыльное крошево. Но — наемник все еще медленно отступал, а один из преследователей застыл, прижавшись спиной к стене, пришпиленный к ней осколками.

Запоздало Ланъюн разобрал, что в руках этого Кехана змеится плеть. Она танцует, то свиваясь в воздухе, то жаля пытающегося приблизиться преследователя с двумя короткими серпами. Тот рвется, рвется, рвется вперед, но в поднимающейся пыли танцует собранная из металлических чешуек полоса, раз за разом выбивая шипящие пронзительно-белые искры из атакующих клинков.

Плеть путает, сбивает, тянет время, ослепляет.

Маг не может подобраться ближе, беснуется. С его рук срываются темно-багровые огни, один за другим, быстрой чередой, прожигая воздух, несутся вперед.

Этот Кехан что-то делает… как? Отступая, одной рукой ловит шипящие огоньки, по велению второй танцует плеть, не давая наступающему охотнику подобраться ближе. Только на один шаг, который наемник сделал назад. Совсем недалеко от площадки, где замер кеду.

Сквозь пыль и грязь можно разобрать, как шевелится третий, пришпиленный к стене, охотник, пытаясь выдрать из тела осколки.

Снова маг с диким криком швыряет огонь, вода, воздух и камни стонут, кричат и кипят, забивая горло дикой взвесью пепла и пыли.

И опять наемник ловит огонь рукой.

А дальше, в долгое растянутое мгновение, он плавно кидает что-то в ответ, словно пойманный в стеклянный шар огонь, одновременно выкручивая плетью петлю, выбивая клинки из рук немага, захлестывая его в жесткую ловушку, рывком фиксируя чешуйки, гибко разворачивается, ведя рукой, сбрасывает с обрыва преследователя, выпуская и плеть, летит вперед, к кораблю, ловя спиной удар и распускающийся на тропе нестерпимо жаркий ярко-алый цветок. В движении, почти полете, его перехватывают двое, ждущие на берегу, и буквально швыряют в сторону корабля, наемник перекатывается по палубе, сбивая кого-то, двое прыгают следом, матросы рубят последний канат, с грохотом рушится в бухту кусок скалы, не выдержавший испытания пожирающим огнем, за каменной золотой пылью и водяной взвесью с борта поднявшегося на волне корабля видна темная фигура беснующегося на краю скалы мага. Внизу беснуются черные воды. Этот Кехан поднимается с палубы, весь — словно обезличенная маска крови и пепла, не скрывающая пустых золотых глаз, сдергивает с руки полосу широкого браслета и, широко размахнувшись, швыряет его в сторону стремительно отдаляющегося берега, и браслет разбухает в шар синего огня, и магия сталкивается с магией оставшегося на берегу преследователя, оседая черными хлопьями, крики захлебываются за грохотом вод.

И мгновение заканчивается, когда на гребне волны сампан под крики моряков и пассажиров вышвыривает в свободные воды через узкий проход.

Оседает золотая пыль, черный пепел, дым и пена. Берег разрушенных золотых скал остается позади. Впереди только море. Ланъюн закрывает глаза и дышит, до боли вцепившись пальцами в какую-то снасть.

Все, Рё для них всех закончилась.

В ряду исторических работ, описывающих падение цивилизации Рё (напомним, это исторически сложившийся регион на соседнем континенте, расцвет которого пришелся на 1 век эпохи Династий, а падение примерно совпало с 3 веком эпохи Династий), наиболее интересным является многотомный сборник рукописей, собранный, вероятно, одним из беглецов, успешно добравшихся до побережья нашего континента. Авторство именно собравшего рукопись в единое целое, установить не удалось, однако по содержанию можно предположить, что это опальный придворный, много путешествующий по стране или наемник одной из независимых компаний. Возможно, и то, и другое одновременно, в смутных беспорядках, которые рисуются по этим записям, произошло смешение каст. Кто-то предполагает, что это был один из опальных магов. Однако это мало вероятно, слишком строги были уставы тогдашних гильдий.

Итак, свитки рисуют картину разрушений и беспорядков, обвиняя в этом, косвенно — ослабевшую центральную власть, а прямо — некие мистические явления, консолидировавшиеся в виде «эхли медани», потусторонней нечисти. Следует также отметить, что за всю свою историю страна Рё пережила множество магических катастроф, спровоцированных Гильдиями магов. Это могло сказаться на мировосприятии низших каст Рё.

Из списка можно выделить записи Бисван Вани, целительницы, участвовавшей в самых последних попытках удержать земли от захвата потусторонним или соперничающими лордами, не совсем ясно; свитки, принадлежащие купцу одной из торговых гильдий, ведущего счет вывезенных за море людей; заметки главы наемного отряда «Белое дерево», сетующего на засилье обнаглевших магов. Также интересны атмосферные зарисовки, принадлежащие перу некоего Харита Синего, описывающие быт и нравы передвижных городов наемников, и злостные язвительные заметки Болотного лорда, ведшего с источником среди морских контрабандистов.

Однако же наиболее ценными для историков, не склонных к мистическим описаниями, являются пометки автора сборника, сопровождающие каждый свиток. Не указывая конкретных дат, эти пометки, тем не менее, привязывают события к определенным периодам в четком хронологическом порядке.

Многих ссылок мы найти не сможем никогда, ибо записи остались навсегда в разрушенных городах Рё, однако то немногое, что добралось с беглецами до наших берегов, удалось привязать к датам и событиям в том числе астрономического характера. С хронологией возможно ознакомиться в отдельном приложении.

{…}

В рамках ожидаемой экспедиции к берегам Рё беспокоят частые упоминания магических катаклизмов.

Катакан — так называли неконтролируемые выбросы магического поля жители Рё, случался буквально в каждом поколении. За три сотни сезонов, охваченных хронологией, только по затронутым свиткам, произошло семь катаклизмов, уничтоживших целые города или даже регионы. Какова будет ситуация на землях, оставленных под властью неконтролируемой магией, и выжил ли там кто-то?

{…}

Архивы музыкальной академии упоминают, что до 3 века эпохи Династий из страны Рё поступали сведения от тех выпускников, кто в любопытстве своем добирался до этой далекой страны. То есть, корабельное сообщение происходило, полной изоляции не было. В последующие годы, что совершенно ясно, Академия была сосредоточена на собственно, Династиях и политических вопросах, связанных с ними. Однако отдельные записи свидетельствуют, что многие из выпускников вернулись домой, причем с учениками.

Рекомендуется подать запрос на доступ к отдельным закрытым архивам Академии. Приветствуя ограничения, имеющиеся на архивах, необходимо уточнить политическую и магическую составляющую страны Рё именно на взгляд вернувшихся выпускников для экстраполяции в современном ключе. Как минимум специалисты экспедиции должны представлять, что их ожидает.

{…}

Вероятно, в архивах Филармонического отделения имени Белого барда Академии, содержатся партитуры Династических проклятий, которые, по мнению отдельных докладчиков, довольно схожи по воздействию на мир с тем, что в Рё называли катаканом. Рекомендую запросить архивный отдел Филармонии, однако сомневаюсь, что партитуры или расшифровки будут выданы экспедиции. Однако, комментарии и методики работы в разрезе безопасности, т. е. как минимум инструкции для опознания и избегания очагов магических вспышек предоставить они обязаны.

Также рекомендую обратиться в специализированный архивный отдел Академии, для подбора сопровождающих экспертов. Времени, чтобы обработать полученный список у экспедиции достаточно, кроме того, наличие эксперта по Рё — критически важный пункт во всем этом мероприятии.