Глава 4

Взгляд со стороны. Горы Джинунг.

Глухой ночью, когда дрема овладела даже самыми стойкими стражами, в глубине гор что-то вздрогнуло, отзываясь на колебания силы в древних артефактах и амулетах, которые были спрятаны в одном из потайных отделений одного из путников, посягнувших на право пройти через перевал. Глухой, едва слышный рокот, прокатился по скалам, и там, где тонкие сколы и трещины только собирались расшириться, чтобы годы спустя обрушиться на головы людей, они начали расширяться.

Тонкие нити начали расширяться и углубляться, побежали вверх и вниз тонкой паутиной, пересекая древние пути и заброшенные многие столетия назад приюты. Не всегда основными путями были широкие и удобные перевалы. Когда-то горы были молоды и пройти через них можно было только узкими обрывистыми тропами. И тогда, в позабытые времена, на тропах случалось всякое. Встречи друзей, соперников, врагов, сражения мечей и магии, нападение хищников. И да, после них оставались следы. И когда горы медленно менялись, следы эти прятались в глубине и покое.

Но если горы стонут и пляшут, лишенные покоя, следы могут вновь подняться на поверхность.

Это судьба, нашиб.

И только горы, чье время — вечность, наблюдают.

Как разгорается один амулетов, как в трещине скалы пульсирует ему в ответ яркая звезда. Шелест переходит в грохот, а потом и в рев. Камни понеслись вниз, рассыпаясь на осколки.

Горы вздохнули, чуть смещаясь.

Внизу засуетились фигурки. Несколько ярких огоньков вскинулись, замельтешили, активно тревожа другие, потусклее.

Они не успеют уйти с пути, проложенного обвалу силой двух мстительных звезд. Столько смертей? Тьма, чернота, одиночество, скука…

Горы еще чуть-чуть шевельнулись, смещаясь, оседая.

Звезды мстительный, эгоистичны, сильны, наглы, беспамятны.

Горы слишком хорошо и много помнят.

Эти фигурки упорны и интересны.

Оставить их… легко.

Горы фыркнули.

Камни, осколки, грязь ухнули в каньон, всего лишь полный тяжелый выдох, но другой, и до фигурок, сгрудившихся в центре прохода, долетела лишь пыль. И свет мстительных звезд.

Яркое белое сияние рухнуло вниз, расплескалось по камням жидким огнем, впиваясь в сложенные фигурками стены, защиту, ставшую ало-синими щитами под темным звездным небом. Несколько золотых капель на стуке алой морской волны и синего, похожего на горный лед купола пробили защиту.

И жадно впились в первейшие, стоящие за щитом фигурки, растекаясь по ним, пробираясь внутрь, заливая темные тени танцующими языками пламени и связывая между собой в единую, крепкую, надежную, вечную паутину.

Это нашиб…

Сон. Замки памяти.

Огонь встал рычащей, плюющейся алыми протуберанцами стеной, пожирая деревья. Зеленая сочная листва скручивалась, когда языки пламени лизали стволы, и вспыхивали яркими искрами, опадая серым полупрозрачным пеплом в кипящую воду. Стволы чернели, обугливаясь, осыпались угольями, поднимая пар, мгновенно испаряющийся под ударами огненных вихрей.

Сквозь дрожащую полупрозрачную дымку были видны еще целые кроны мангров, одна за другой оседающие под натиском силы.

Полоса огня не пересекала черты, удерживаемой тремя магами. Порывы огня натыкались на прозрачную преграду и расплывались на ней неровными пятнами. Свет и тени играли на лицах магов, делая похожими на статуи демонов и чудовищ из старых храмов и древних развалин. Острые черно-алые грани, неестественные изгибы, резкие движения, скрытые роскошными тканями, гортанные окрики, ореол страха и силы создавали образ безупречного смертоносного кошмара.

В ореоле этого кошмара в руках еще одного мага бился темноволосый смуглый мальчишка в обгорелых лохмотьях. В обезумевших светлых глазах его плясало пламя, все тело было словно напряженная звенящая струна, один долгий пронзительный крик.

— Смотри, — шептал на ухо мальчишке маг, — смотри и помни урок.

И мальчишка смотрел. Но запоминал не он не урок покорности, а мести.

— Помни, — шептал ему на ухо другой, нежный женский голос, — помни…

Реальность. Крепость Па Бинжи, горы Мелитун, провинция Лима, страна Рё.

Судорожно сжатые пальцы медленно расслабились, выпуская керис. Распахнув глаза, Кехан увидел серую каменную кладку, аркой выгибающуюся над головой, а не яростно-алую стену ревущего пламени.

Иногда, только иногда Кехан проклинал Замок Памяти, заботливо взращенный тренировкой и умением, сохраняющий все, не зависящий от приказа разума. Когда воспоминание осознанно отправлялось в стену Замка, оно было полнее и четче, но подчинялось и не болталось на ркраю сознания, а вот простые, не собранные по частям мысли, картины, воспоминания тоже ложились в кладку, но всплывали во сне, в реальности, в сознании в любое время, когда и как хотелось им, подталкиваемые каким-то событием, сломо или делом. Как этот огонь из прошлого.

Отчего пришло это воспоминание?

Что же, теперь он не может вспыхнуть и сжечь в ответ что-то настоящее. Малая, но нежеланная милость богов.

Выдохнув пепел, Кехан встал, натянул теплую куртку и вышел в коридор, минуя несколько лежанок, где спали наемники из Джихан Беру. Изгибающийся коридор с редкими светильниками, коптящими в темноте, вывел на широкий парапет, упирающийся обоими концами в сторожевые башни Па Бинжи.

Вцепившись руками в парапет, Кехан осмотрелся, насколько позволяли закатные сумерки. Стена второго уровня крепости, возвышающейся над долиной в багровых отблесках, выходила на практически отвесные, серебристо-красные скалы. Под стеной тянулась узкая тропа тайного пути, используемая сейчас только курьерами и водовозами. Мерно тянущего от дальних водопадов повозку с бочками вола, как и последние десять дней, подгонял возница с длинной плетью, удобно устроившийся на облучке телеги, рядом тащился, водрузив на плечо длинную пику, стражник из местных. Скрытая калитка, куда будут закатаны бочки, пряталась в одной из башен.

Вокруг царила предзакатная тишина, редкое мгновение умиротворения окутало замок.

На самих башнях, между узких зубцов мерцали, загораясь один за другим, огни, это дежурная стража разжигала сигнальные фонари, мерно двигаясь вдоль парапетов. Изогнутые словно длинная шея кёду, резные нависающие карнизы на деревянных столбах, установленные на третьем уровне башен, прикрывали фонари от частых ливней и снежных буранов, а сейчас служили холстом, на котором закат рисовал танцующие тени.

Джихан Беру вступит на стражу с первыми звездами, когда вечерняя смена караула удалится на отдых. Долгий, но ожидаемо тихий контракт по охране крепости от горцев был утомителен своей скукой. Особенно в такие моменты, когда нет разговоров и сплетен, которые слишком удобно подслушать, занимая разум, и недостаточно времени и места, чтобы занять чем-то тело. В эти моменты снова подкрадывается холод, хотя его, кажется, становится чуть меньше, а пепел в очаге мнится чуть теплее, словно маленькие угольки прячутся под слоем мягкого серого облака. Тем не менее, это было сложно, раз за разом не сдаваться, двигаться, жить.

Кехан снова опустил взгляд к тропе. Повозка добралась до калитки, возница сбросил борта, готовясь выкатывать бочки. Стражник ловко крутнул пику, сбрасывая шлем. Яркая рыжая волна блеснула, попав под случайный всплеск проваливающегося за скалы солнца, рассыпалась по плечам.

Кто-то слишком хвастает гривой?

Но стоп, рыжие?

Ни разу не попадалось ему рыжих ни среди охраны, ни среди жителей Па Бинжи за все время, что Джихан Беру торчали в замке. Светлой была та эхли медани, сразу после падения кесэт…

Горные эхли медани?

Кехан свесился вниз, перегнувшись через парапет. Возница тоже скинул шапку и в тени башни его волосы показались металлическими, отсвечивая алым.

Неправильно! Что-то очень неправильно!

Дальше сработали голые, чистые инстинкты.

Кехан тихо отступил от парапета и метнулся к башне, мельком удивившись густой тишине и отсутствию стражи. Узкая лестница спиралью ввинчивалась в потолок следующего этажа, Кехан взлетел на второй уровень, проскочил третий и вылетел на площадку, где видел мельком охрану, зажигающую огни. Но между опорных столбов, в мерцающем свете фонарей бродили только полупрозрачные тени в призрачных доспехах, отливающих темной зеленью.

Они обернулись на звук поспешных шагов и, оскалив призрачные клыки, зашипели. Ближайшие к лестнице огоньки, дрожащие в светильниках, полыхнули призрачно-зеленым пламенем, с треском взвиваясь к балкам перекрытия.

Кехан, отступив, буквально рухнул вниз, вцепившись в узкие перила, выскочил на парапет и пронзительно свистнул, разбивая закатную тишину затверженным сигналом тревоги.

Над ним словно рухнула пелена забвения.

Через перила башни, откуда он сбежал, воющей волной выплеснулся жидкий зеленый огонь, разлетелся брызгами и пополз по стенам вниз, словно густая горячая смола. В основании башни звучно, гулко грохнуло, под ногами стена замка отчетливо содрогнулась. Крыша затрещала и покосилась, угрожающе нависая коньками над внутренним двором.

Кехан попятился назад, возвращаясь к башне, где ночевал с другими Джихан Беру и застал внутри воцарившийся бардак. Миг назад спящие люди спешно вскидывались, хватая разложенное под руками оружие. Кеду с копьем наперевес и кожаном нагруднике пронесся наружу, а Кехан проскочил внутрь, к своему месту, подхватывая кожаную сбрую с бенго и посох.

Под ногами отчетливо дрожал пол, среди людей, торопливо вываливающихся на парапет, танцевали отблески зеленого огня.

Вдох, выдох, стремительно перелистанные страницы Замка Памяти.

Что с эхли медани и огнем?

Да!

Кехан подхватил с пола фонарь, в котором еще плясал тусклый оранжевый огонек.

Целитель промчался мимо, таща охапку ткани. Выскочив наружу следом, Кехан выхватил охапку и, швырнув на дрожащие камни, разбил о них фонарь. Масло полыхнуло алым, разгоняя наваливающийся сумрак, дышать стало легче, зеленый туман, путающийся в ногах и выдавливающий из легких воздух, отступил и осел, давая возможность сформировать неровный строй.

Двигаться стало легче.

Башня напротив медленно, звучно оседала, вздымая волны пыли и расшвыривая осколки. Крыша сползала коньками вниз, на бок, все же не во двор, наружу. В застланном зеленым клубящемся туманом воздухе тени эхли медани, похожие на голодных призраков, падали вниз с карнизов и, с визгом и хлюпаньем, бросались вперед по крошащимся камням. Длинные гибкие плети хлестали, разбивая на осколки широкий парапет, разбрасывая осколки. Острые, как иглы, шипы неслись к людям, намереваясь пронзить их насквозь. Встреченные щитами, что буквально пару дней назад обрабатывали зельем, они увязли, не достав до Джихан Беру первой линии защиты.

Над крепостью гудел, прерываясь, рог, вдали кто-то бил тревогу, звонкие удары по металлическому щиту пробивали густой смолянистый воздух.

На башне позади полыхнуло магией, по окружности стены один за другим вспыхивали костры, когда маги стихии поднимали свою защиту. Но к прорыву они что-то не спешили.

Кехан, рубанув бенго длинную наглую плеть, отшатнулся к стене и схватил только погасший факел. Ткнул им в чадящий костер, вокруг которого собрались в оборонительном построении Джихан Беру, и, позволив ему разгореться, шагнул в первую линию, падая в ритм ударов и уклонений рядом с кем-то, держащим зачарованный щит. Руби, коли, отступи за щит, в длинном выпаде подпали факелом тень, снова назад, пока еще одна слишком плотная тень с медно-зеленым отблеском чуть не оторвала оставленную без защиты руку.

Поменяться местами с еще одним факельщиком, снова разжигая свой. Едва не наступить на смутно знакомую девицу, подкинувшую в полыхнувший огонь кучу какого-то хлама.

Снова вперед, и снова укол, удар, уход, но щит не появился вовремя, с грохотом рухнув на камни, в нос ударил запах крови. Вместо этого пришлось шагнуть вперед, скручиваясь между двух теней, стремительно раскручивая огненный щит. Пламя на конце занозистого факела разгорелось сильнее, рисуя перед Кеханом щит, бенго завертелся следом, обрубая ошпаренные щупальца.

Тело сосредоточилось на движении, раз за разом воспроизводя шаги, развороты, танцующий ритм огня и клинка.

В слитное движение вклинился кто-то смутно знакомый с подходящим ритмом и ловким шагом. Второй клинок вклинился в узор, размывающийся огненной волной, воздвигая движущийся щит.

Хлесткие удары плетей не давали отступить, но и сами не двигались вперед, связанные огненным шитом. Смола трещала, едким дымком омывая легкие, перебивая дыхание.

Дышать не обязательно.

Тот, что с клинком, рядом, двигался в том же ритме, отставая на полтакта. Страховал. Был щитом и огнем. Шаг вперед, два назад, водоворот, разворот, выпад и хлесткий удар.

Звуки сливались. В ушах только гудела кровь и стучало сердце, отбивая ритм движений. Шаг, второй, разворот, выпад, пропустить над собой клинок, растянуться в долгом выпаде, плеснув огнем.

Густой тяжелый дым застилал поле зрения, за бледно-зеленой, пробиваемой иногда багровым лучами заката пеленой не было видно башни, только парапет на пару шагов вперед. И пляска эхли медани, рвущихся вперед, к стене их щитов.

Чего. Ждут. Маги?

У наместника есть. Маги.

Ждут. Пока наемников спишут в расход?

Сзади загудело, воздух нагрелся, и короткие волосы на затылке встали дыбом.

Маги!

Танцующий рядом клинок, кажется, не чует собирающегося удара?

— Вниз! — Кехан, рухнув на крошащиеся плиты, схватил продолжавшего движение партнера по танцу, швыряя его следом.

Огненная стена прокатилась над ними, выжигая туман и воздух, обжигая гортань и зажмуренные глаза. Ткань куртки не защищала спину от неестественного жара, буквально приплавляясь к коже.

Но едва огонь прокалился над ними, Кехан вскочил с дымящихся камней, бросаясь следом.

Он знает, помнит, как близко можно держаться к огненной стене, как уворачиваться от протуберанцев, выплескивающихся в стороны, когда маг теряет контроль, как держаться на границе безжалостного жара, высушивающего глаза.

Продолжая. Двигаться. Жить.

Факел отброшен.

Два клинка танцуют в руках, добивая осыпающиеся тени в багрянце движущейся огненной стены.

Рядом в повторении танцует более длинный и тонкий клинок, по обугленным камням стучат каблуки.

Кехан ступает бесшумно. Только хрустят ошметки хорошо подпаленных эхли медани.

Огненная стена распадается на отдельные струи, преследуя добычу, падая вниз, туда, где еще клубится зеленый туман.

И Кехан резка замирает в конце узкой тропы, в которую превратился еще недавно широкий парапет, едва не сделав шаг следом.

Башня почти полностью разрушена взрывом, проеденная то ли огнем, то ли едким туманом крыша, рассыпавшись, лежит трухлявыми кусками на грудах камней. Виден осыпавшийся, узкий остаток встречного парапета, где сгрудились маги в длинных серых мантиях, выплескивающие с растопыренных рук вниз, на остатки клубящегося зеленого тумана, тонкие полотнища силы. Стихийники кесэт Кепкаран[28]?

Отчего не отреагировали сразу после поднятой тревоги? Огонь, пожалуй, самый надежный способ сразиться с горными эхли медани и победить.

Действительно хотели перемолоть три отряда наемников, чтобы им не платить? Так в итоге вышло дороже, башню и изрядный кусок стены отстраивать дороже, чем выплатить положенное охране.

Вероятно, есть иная причина опоздания магов.

Клинки напоследок рисуют круг, подчиняясь резкому рывку кожаных лент и кромсают последнюю тень, медленно скользящую в воздухе в последних лучах заката.

Рядом стоит, напряженно глядя вниз, мальчишка-наемник из Кауи Рижан, которого он когда-то осадил на рынке Менджубы.

Это буквально судьба?

Но размышлять о ней некогда, потому что, едва закончилось сражение, тело догоняет боль в обожженной спине и ногах.

Взгляд со стороны. Крепость Па Бинжи, горы Мелитун, провинция Лима, страна Рё.

Кеду Демри недовольно оглядывает царящий в помещении беспорядок. Он в своем роде выдающийся. А кеду Демри много лет водит наемников по стране Рё в паре с Бхати, и беспорядка повидал за это время немалое количество.

Но этот…

Этот беспорядок, который должен был стать легким, простым и долгим наймом вдруг стал очень кровавым и болезненным для двух отрядов наемников, местной гильдии и стражи. Неожиданное нападение горных эхли медани сняло кровавую дань со всех.

Пятеро погибших, из них двое опытных наемников, почти друзей, более десяти раненых, многие из них с сильными ожогами. Выживут ли? Точнее, переживут ли следующий день?

И это только Джихан Беру.

Целитель Кауи Рижан тоже крутится рядом, обмазывая мазями и прикладывая припарки к ранам своих людей. В этом отряде пострадало больше, почти все они приняли удар с другой стороны рухнувшей сторожевой башни и внизу, в развалинах. У людей Кауи больше сломанных костей, чем целых рук и ног. Двоим, заваленным камнями, что не чуяли себя ниже груди, пришлось дать удар милосердия.

Стража с обрушенной башни погибла поголовно, сколько-то раненых сняли с обломков крепостной стены, и почти все старшие маги, специализирующиеся на огне, в гарнизонной кесэт были отравлены ядовитой смесью, таинственным образом попавшей в еду.

Поэтому зал, используемый как лазарет переполнен, напоен шумом и болью, криками и руганью, бряцаньем металла и грохотом.

Люди вперемешку лежат и сидят на тонких матрасах и жестких лавках, кто-то надрывно стонет, кто-то в голос кричит.

Пахнет кровью, горелой плотью и смесью трав и эликсиров.

На стенах развешаны фонари, потому что за узкими бойницами царит ночь.

Плохая ночь, ночь смерти.

И была бы она еще хуже, если бы нелюдимый малахольный бывший райя не поднял тревогу вместо мертвой, как камень стражи, и не ломанулся вперед, вгрызаясь своими короткими бенго в атаку тварей.

Демри развернулся, выискивая среди своих раненых этого Кехана.

Хмыкнул.

Так уж и малахольный этот райя? Это была, пожалуй, ошибка с его стороны. Нелюдимый, да. Но упрямый, надежный, знающий, набравшийся опыта. Со странными убеждениями, иногда заставляющими творить подлинную ерунду вроде спасения отстающих обозов. И все же, кажется, с подходящей для хорошего наемника чуйкой. И не малахольный. За прошедший оборот нарастил силу.

Кехан с безмятежным отсутствующим лицом сидел на лавке, обнаженный по пояс, демонстрируя оплетенное сухими мышцами, словно плетями кауи, тело и целитель Кемри, ругаясь, наносил ему на спину толстый слой какой-то сине-зеленой мази. Рубаху и куртку с попавшего под огненную стену наемника пришлось срезать. Как и часть волос с затылка.

Но в этот момент, кажется, он сожалел не о причиненной боли, а о расходах на покупку новых. И что-то диктовал молодому ученику в длинной подпаленной мантии, крутящемуся рядом со свитками в руках.

Кажется, список каких-то ингредиентов, сквозь шум было не разобрать.

Впрочем, то, как резво он вскочил и понесся следом за огненной стеной, которую без предупреждения швырнули в медани и в них ученики — маги, очень многое говорило о его терпимости к боли.

Потому что случайный напарник из Кауи Рижан по прорыву сейчас лежал на скамье и громко стонал, или рычал даже, сквозь кляп, пока с него срезали кожаную сбрую.

Этот прорыв, надо сказать, действительно их спас.

Когда упал щитоносец из линии, Демри на мгновение подумал, что все, здесь, под когтями эхли медани закончится история Джихан Беру. Никто не удержит стену щитов с получившейся в защите дырой, особенно бывший райя с горящей палкой. Но этот Кехан рванулся вперед, шагнул, закружился стремительно водоворот огня в его руках, миг спустя опознанный как хороший, просмоленный факел. Этот райя упал словно в естественный ритм агрессивной атаки, прикрывая линию.

Демри, пожалуй, не мог бы описать происходящее. Это было как танец, где каждое стремительное движение тела, рук и ног выверено и точно. Разворот, вращение, удар, шаг по инерции, водоворот, уклонение… четкий, резкий, стремительный смертоносный танец.

И этот факел, и этот короткий клинок, один из двух, что лежат сейчас у него на коленях, держали стену, держали, держали невообразимо долгие мгновения… пока к танцу клинков не присоединился еще один, молодой Кауи Рижан, превращая стену из защитного огня в двойную.

Без этих двоих точно было бы хуже.

Интересно, однако, почему именно этот Кехан поднял тревогу? Он так чутко спит?

Демри вздохнул и вышел из лазарета в поисках Бхати. Нужно выбивать из нанимателей компенсацию. У одного из погибших, он знает, была семья, насколько может завести таковую бродяга, не задерживающийся нигде более чем на сезон дождей.

Сон. Замки Памяти.

Невысокий смуглый мужчина в свободных струящихся одеяниях серого цвета, только смутно напоминающих мантии магов, неспешно вышагивал вдоль ряда, состоящего из неуклюжих, ломких подростков.

Черные, отливающие синевой волосы мужчины ниспадали до талии темной волной, черты лица, тонкие, строгие и симметричные, ничуть не походили на широкоскулых джэлапэ и выдавали чужака. Но ведь эхли медани не допустили бы на территорию сторожевой башни?

Тощие подростки в простых туниках и полотняных штанах нервничали, сжимаясь, когда на них падал холодный взгляд. Было холодно, ветер теребил подол серого одеяния и тонкие полы одеяний мальчишек.

— Итак, вас, самшу, собрали здесь для обучения воинскому делу. Своими жизнями и своей службой позже вы оплатите это ученичество Наместнику Рё. А сейчас слушайте. Вы будете учиться выполнять приказы и сражаться любым оружием. И первое, что вам надо запомнить — оружием может быть что угодно. Меч, крис, лук, топор, булава, простая дубина, камень или веревка. Но самым опасным оружием всегда будет человек. Вы — свое самое опасное оружие, и самое надежное. И сегодня мы начнем закалку этого оружия.

Тонкие руки, свободно жестикулирующие, подчеркивая важность слов, замерли. Широкие рукава упали, демонстрируя изящные пальцы и тонкие запястья.

Короткий жест, легкое неуловимое глазом движение — и один из с криком мальчишек падает, зажимая рассеченную на груди кожу.

— Помните, — резко повторил мужчина в серых одеяниях, стряхивая с пальцев, унизанных кольцами и прикрытых серебристыми, с дорогой эмалью цвета биру паки, кровь, — тело ваше самое главное оружие, будущие наракша.

Из тени длинной казармы на тусклый рассветный плац вышли двое мальчишек постарше в несколько более приличных одеяниях, кожаных жилетах поверх домотканных рубах, хотя и босые. Они, поругиваясь и попинывая замерзших новичков, разделили их на две группы и увели в казарму через разные двери.

Мужчина в сером, покачав головой, подошел к мальчишке, оставшемуся на земле, тихо постанывающему и пятнающему ее кровью. Подтолкнул в бок острым носком нежно-серой туфли, потом подтянул широкие рукава и подхватил его за шиворот. Легко доволок его до двери в башню и кивнул стоящему в дверях магу в самой что ни на есть классической мантии темно-бордового цвета.

— Этим займусь я лично. Перспективное по конституции создание.

Смуглый почти до черноты, черноволосый и широкоскулый наблюдатель поклонился, пропуская чужака в помещение:

— Он войдет в счет оплаты?

— Разумеется, — очень спокойно ответил чужак, — есть несколько обучающих методик, которые я бы хотел опробовать на этих джэлапэ.

Маг хмыкнул. Он всего лишь наблюдатель, низшее звено в большой кесэт, не его дело задавать лишние вопросы, но уж очень хорошо платил тот мастер из таверны, прячущий лицо, за любые сведения о происходящем вокруг гостя, кесэт и набранных мальчишек.

— Каков же предполагается выход обученных учеников?

— Примерно половина будет отсеена в конце сезона, за оборот обычно остается треть. Остальные… хм. Лишних можно использовать и на других работах, уничтожать не обязательно. Они остаются относительно здоровы и руки-ноги на прежних местах.

— Но секреты? Они смогут выдать секреты.

— Секреты останутся секретами, — остро улыбнулся чужак, волоча за собой по длинному коридору затихшего мальчишку. — Об этом уже позаботились.

Спокойствие магу не изменило, к завуалированным угрозам он привык, но холодок от этого спокойного обещания тронул стриженый загривок.

Информация все еще была хорошо оплачиваемой, пусть и рассказывать ее было одной из граней предательства.

Маленький полупрозрачный маячок, незаметно следующий за гостем по длинному коридору, медленно угас, рассыпавшись на темные, незаметный на фоне серо-коричневых стен.

Реальность. Крепость Па Бинжи, горы Мелитун, провинция Лима, страна Рё.

В итоге Джихан Беру не стали расторгать наемный контракт. Ютама, грязно ругаясь вытребовал компенсацию для погибших и раненых и увеличение общей стоимости работы по охране, буквально заставив признать, что об эхли медани, угрожающих крепости, ни один из подписавших контракт со стороны Наместника не упомянул.

Понадеялись, что обойдется? Не обошлось, и пришлось платить всем выжившим.

Успеху, пожалуй, поспособствовало то, что за спиной ютамы маячили все более-менее целые наемники из опытных, вооруженные и готовые к бою, смутно знакомая пара из Кауи Рижан, причем девица нервно перебирала рукоять длинной шипастой плети, и сам Кехан, так и не натянувший последнюю целую рубаху.

Ожоги на спине ныли, заставляя морщиться, даже после использования очень особой мази, пахнущей болотной мятой и горными фиалками, буквально превращающейся через некоторое время в новую кожу. Липкая и едкая смесь не отстирывалась с ткани даже с очищающими зельями, оставляя мерзкого вида черно-синие пятна.

Поэтому после встречи, второй день подряд Кехан прятался от ветра и мороза в уцелевшей башне, тачая и сплетая остатки кожаной амуниции, не попавшей в спасительные костры. Ножны для криса и других клинков, пластины сборной кожаной брони, обшивка для оставшихся щитов, просто обвязка и ремни.

Руки работали, скручивая, сшивая, прокалывая, стягивая и спаивая в единое целое обрезки и остатки. Это было хорошо, правильно, полезно и позволяло привычно перебирать воспоминания в Замке памяти в поисках способа разжечь пепельный очаг в глубине груди. Который, соприкоснувшись с гнилью эхли медани гор Мелитун словно покрылся коркой льда, словно и не тлел недавно, давая каплю надежды.

Но Замок подсовывал странные полузабытые воспоминания, книга памяти словно раскрывалась произвольно, случайно, перестав подчиняться не только ночью, во сне, как было всегда, но и днем, все сильнее отрывая сознание от реальности.

Наконец, смирившись, Кехан оторвался от последнего ремня, с некоторым удивлением проведя по коже кончиками пальцев. Руки, кажется, обрели собственную волю, набив на поверхности старый, позабытый традиционный узор. Удача, сила и прочность сплелись в длинную линию джумат и повторился снова и снова до обрубленного наискосок конца.

Хм.

Неплохо. Пусть и не имеют силы как таковые, джумат всегда пригодятся.

Огладив ремень, Кехан отложил его в сторону, в кучу уже отремонтированных или собранных заново вещей. Не странно, что в свете одной единственной лампы, горящей за плечом, он может увидеть, что все вещи покрыты теми или иными узорами? Для одного из новичков, подобранных почти перед самым наймом это явно в новинку. Он сидит рядом, полируя короткий бенго, и недоверчиво косится на груду вещей. Румяный, чуть полноватый, с грубыми мозолистыми руками, скорее привычными к серпу и мотыге, бывший петан[29] из зажиточных, может быть, младший сын, возжелавший чего-то более интересного, чем вечно возделываемое поле?

Расплетя онемевшие ноги, Кехан поднялся с лежака, разминая плечи. Ноющая боль не исчезла, но стала как-то тише и привычнее. Тело казалось неуклюжим, в мышцах скопилась усталость, чего не было довольно давно. Ледяная корка внутри расходилась волнами, заиндевелое сознание едва осознавало мир.

Нужно движение…

И раз подводит старая память, следует использовать то, что уже помогало раньше.

— Подбери себе ножны, ага?

И, не оборачиваясь на слова благодарности, медленно, осторожно, словно стеклянная кукла, ступая между дремлющих людей выходит из башни навстречу холоду и ветру.

Над замком багровеет сонный закат и на миг кажется, что ночь нападения повторяется. Но шум живого, не окутанного чарами медани замка разрушает иллюзию спустя пару ударов бешено вздрогнувшего в груди сердца, испуганно разгоняющего по телу кровь. Полыхнувшее страхом и жаждой тело стало на миг живым и горячим, словно магический огонь тогда не прошел мимо и выше, а поселился внутри, в угольях очага.

Из шума ухо привычно вычленило голос ютамы, но присоединяться к нему, гоняющему уцелевших новичков внизу, под внутренней стеной, Кехан не пожелал. Кеду с парой помощников там же перебирали кучу оружия, раскладывая по сундукам годное к использованию и продаже. Часть доплаты за неожиданное нападение выдали неплохими клинками, ибо под эгидой Наместника все еще сохранялись шахты, ради которых и стояла тут крепость. Добыча руды, не смотря на нападение, не прекращалась.

К пересчету оружия тоже приобщаться не было желания.

Хотелось двигаться. Жить.

Осторожно разминая плечи, он двинулся вниз, по полуразрушенной лестнице, слушая тихое шуршание осыпающейся из-под ног пыльной крошки с откоса в три человеческих роста высотой.

Внизу Кехан проскользнул вдоль полуразрушенной стены, прочь от суетящихся целителей, дружно работающих над дымящимся и плюющимся зеленой жижей зельем по его рецепту в огромном, на четыре ведра, котле, бегающих туда-сюда посыльных в пропыленных оранжевых рубахах и зыркающих по сторонам полностью одоспешенных и чрезмерно вооруженных охранников. Не привлекая внимания прошел мимо парочки измученных, слишком молодых магов, увешанных нитяными амулетами и натягивающих защитные сети над трещинами, образовавшимися в кладке. Неторопливо и уверенно прошагал мимо вооруженных кирками рабочих, которые под руководством собственного, сипло покрикивающего, похожего на черного медведя ютамы, разгребали край завала, раскладывая осколки камней и кирпича по мешкам.

Обогнул припорошенные пылью казематы, пустующую по дневному времени казарму и конюшню, откуда доносилось ржание наперебой с рычанием.

Задворки конюшен и казармы встретили если не тишиной, но пустотой и запахом пыли, соломы и горького животного пота. Только в дальнем конце ограниченного глухими пыльно-рыжими стенами плаца кто-то, громко пыхтя, раз за разом нападал с деревянным клинком на соломенное чучело.

Кехан прикрыл глаза, медленно потянулся вверх, преодолевая и отбрасывая боль и заиндевелость в мышцах.

Тело на миг стало струной, потом руки мягкой волной опустились вниз, стало прочной нитью, распласталось по пыльной земле, скользнуло вперед серебристой змейкой. Припав к земле, атаковала в броске. Закружилась, сворачиваясь пружиной, взлетела в воздух для новой атаки, раскрыв яркий капюшон. Вытянулась струной тали и с визгом лопнула, хлестнув острыми стальными концам. Воздух загудел, струны взрезали ветер, поднимающий пыль.

Песчинки, поднявшиеся водоворотом с земли, разлетелись, подчиняясь движениям струн, острыми осколками, переплавившись в иглы, пронзили пространство. Мягко опали, не встретив препятствия, тонкими нитями скользнули в центр вихря, собрались в клубок. Серебристая змейка, прячущаяся в клубке, снова скользнула вперед, припала к земле…

И взлетела вверх атакующим мангустом, когти с искрами царапнули по камням. Резкий толчок, гибкий кувырок, перекат, атака, резкий выпал вперед, уклонение, снова атака, когти рвут полотно, раздирают камень и кирпич, назад, кувырок, разбег, вращение, прыжок.

И волк, тихо рыча, затаился среди бамбука, ожидая в засаде знатную, сытную добычу.

Кехан задумчиво моргнул, выпрямляясь. Спину резало болью, плечи ныли, но тело чувствовало себя живым, хотя и без особых сил и возможности продолжить движение.

Память в этот раз не подводила, бамбуковый волк, степной кот, черный охотящийся медведь, атакующий тигр, летящий дракон формировались и ложились в движения легко, но сдавалось тело.

Что ж, пока можно отложить.

Кехан, растирая по красным, раздраженным плечам остатки мази и ежась от холода уже природного, поднял взгляд.

На краю площадки стояла смутно знакомая троица, выглядя на редкость удивленно и даже, ради медани, благоговейно. Широко открытые глаза, выражения лиц, расслабленные нервные руки…

Кехан наклонил голову, отрешенно перелистнул страницы Замка Памяти.

Это знакомые Кауи Рижан, те, совсем недавно встреченные на стене, где вместе отражали атаку эхли медани, замеченные чуть раньше на горном перевале, где случился обвал, под который чуть не попали караваны, и давно, на рынке Менджубы, ввязавшиеся с ним в короткую драку. Молодые, поднабравшиеся опыта, оперившиеся. Один из них, пошедший в прорыв и под огонь рядом, явно не совсем оправился, под множеством бинтов, почти заменяющих одежду, скрывались едва поджившие ожоги, но он упрямо стоял сам, чуть кренясь на левый бок и оберегая плечо.

Кехан сложил руки в приветствие, чуть склонился, оказывая уважение соратникам.

Троица в потрепанном и пропыленном белом встряхнулась и дружно шагнула вперед. Предводитель начал было традиционный поклон, после которого придется начинать разговор, сплетая слова во что-то содержательное, четкое, значимое. Но сил не было, не после, признаться честно, импульсивной тренировки. Плечи и спина теперь, когда схлынула память, ведущая тело, ошеломляюще болели, новая, нежная кожа кое-где потрескалась и начала кровоточить.

Девушка, распуская плеть, тоже начала что-то говорить, кажется, просить о поединке, но Кехан оборвал речь резким жестом, быстро обогнул их по широкой дуге, бросив по пути:

— Вы на тренировку? Продолжайте, места тут хватит всем вам. Но мазью от ожогов все же пользуйтесь.

У девушки на лице, у виска, тоже была пара некрасивых, облезающих пятен, да и волосы стали заметно короче. Тоже под удар магов попала? Она, кажется, была у первого костра, так что очень может быть. Все же сутолока нападения оставила даже в Замке Памяти изрядные пробелы.

Но разговоров, общения с этими Кауи Рижан, ради медани, не нужно. Пожалуй, чтобы избежать их, лучше вернуться… не к сбруе и амуниции, остатки кожи закончились, а к ревизии новых клинков.

Звонкий металл, кость и ароматное масло предпочтительнее разговоров. К тому же, за этой работой можно слушать. Почему-то сейчас, когда тело не тихо ноет, но отчаянно болит, идея считать и слушать кажется более привлекательной.

Что Кехан и сделал, так же незаметно проскользнув мимо очагов суеты и беспорядка к стоянке Джихан Беру. И посвятил остаток вечера и ночи чужим разговорам, темному, маслянистому металлу, изгибам рукоятей, узорной ковке гарды и узорчатой чеканке накладных эмблем, не думая об очередной короткой встрече с Кауи Рижан.

Загрузка...