Со взведенным курком

Бороды и револьверы

Как только мы с Мишей Гузаковым вошли в комнату Вали Теплова, тот, не тратя лишних слов, вытащил из-за шкафа рулон бумаги и, сдвинув пустые миски, расстелил его на столе. Всем своим видом Валентин словно спрашивал: «Ну, каково? Не ожидали?» Мы и вправду обрадовались: перед нами лежал вычерченный со щегольской аккуратностью план здания ремесленного училища.

— Сам чертил? — одобрительно поинтересовался Михаил.

— А то кто же, — с напускной небрежностью отвечал Валя. — Не Тетерева же просить! — иронически сказал он. (Тетеревом воспитанники училища прозвали старого глухого преподавателя черчения.)

План сразу же придал нашему совещанию вид заправского военного совета. Даже Валина комната вроде бы стала чем-то напоминать «Кутузовскую избу», которую я видел на картинке в книжке.

Придерживая обеими руками края норовившего свернуться листа, Миша принялся внимательно изучать расположение помещений в училище. Главный вход вел в большую мастерскую. Мастерская дверью соединялась с прихожей директорской квартиры. В эту прихожую можно было войти и через парадный подъезд. Тут же неподалеку была кухня директорской квартиры с «черным» ходом во двор.

— Что ж, братцы, — проговорил Миша, — пожалуй, ясно, как надо действовать…

Все, что предложил Михаил, нам понравилось. Мы обсудили всякие подробности, распределили роли.

— Ты, Ванюшка, — распорядился Миша, — достань у своего дяди лошадь с тарантасом. Скажи: хочу, мол, пораньше с утра за дровами ехать. Тебе, Валька, передать Курчатову, — это был рабочий-подпольщик, — что револьверы, если все удастся, привезем и спрячем у него на пасеке. Кого еще возьмем на дело?

— Обязательно Петьку, твоего братишку, — предложил я. — Он хоть и мальчишка, а взрослого стоит. И еще Лаптева.

Теплов предложил Митю Кузнецова, Алешу Чевардина и Ваню Ширшова. Сам Миша добавил Сашу Киселева и Гаврилу Леонова. Так составилась десятка.

— Да, еще не забыть! — спохватился Михаил. — Ведь нас в поселке каждая собака знает…

— Загримироваться! — загорелся я. Мне ужасно нравилось менять свой облик на любительских спектаклях, до которых я был большой охотник. — Я и краски достану, и…

— Не годится! — отрезал Гузаков.

— Почему не годится?! — Я был обескуражен и даже обиделся. — Можно так намазаться, что родная маманька не узнает.

— Можно-то можно, — возразил Миша. — Да ведь, как ты в случае чего в село кинешься? С намазанной-то рожей? А?..

— Н-да… — Об этом я и не подумал. Возразить было нечего, но сдаваться сразу все-таки не хотелось. — Ну-у… — протянул я, — в случае чего!.. А зачем о таком случае думать?

— Нужно заранее предусмотреть все возможности, в том числе и неудачу, — наставительно проговорил Михаил. — Да ведь и при удаче как ты в свой дом крашеный явишься?

Пришлось мне сложить оружие.

— Тогда как же быть?

Миша придвинулся к нам и, сверкнув глазами, таинственно шепнул:

— Черные маски!

Маски? Это здорово!

— И бороды! Из мочала! — с восторгом прибавил я.

— Вот бороды — это ты правильно, — одобрил Миша. — И вот еще что, ребята, оружие повезем на пасеку только мы втроем. Больше ни одна душа об этом знать не должна. Конспирация! Ясно? Сразу же после операции всех боевиков распустить по домам!

За нашим поселком начинался громадный сосновый бор. Он подходил почти к самому берегу речки Сим, к красивому обрыву, откуда были видны причудливые очертания Уральских гор. Это было любимое место симской молодежи. Здесь вечерами собирались девушки и парни, жгли костры, пели песни, танцевали.

Вот здесь-то, среди шумных и веселых сверстников, и сошлись участники операции, чтобы проверить все в последний раз.

Нам удалось незаметно побеседовать друг с другом. Как будто все было в порядке. Разошлись мы с вечерки поздно. Кое-кто из нас, боевиков, возвращался с девушкой. И не подумайте, что только в целях конспирации — ведь было нам тогда по девятнадцать-двадцать…

А в два часа ночи, обмотав подковы коня тряпками, я неслышно подъехал к училищу. Ночь была темная, про такую говорят: хоть глаз выколи. Миша Гузаков уже ждал на углу. Через несколько минут подошли и остальные. Поселок молчал, погруженный в глубокий сон.

— Коня с телегой во двор! — скомандовал вполголоса Михаил.

Потом они с Валентином обошли со всех сторон здание. Стояла полнейшая тишина. Даже ветерок не шелестел листьями, казалось, деревья вместе с нами замерли в напряженном ожидании.

Вот вернулись из обхода Гузаков и Теплов.

— Все спокойно. Можно начинать. По местам! — приказал Михаил.

Саша Киселев остался возле телеги. Валя и Алеша Чевардин перелезли через заборчик и заняли свой пост у кухонной двери. Все остальные сгрудились у главного подъезда. Петя Гузаков вставил в замочную скважину ключ — он выточил его по слепку вместе со своим другом Валей Лаптевым на занятиях по токарному делу в училище. Если б только об этом знал мастер!

Дверь беззвучно открылась. Мы вошли в сени. Здесь остался караулить Ваня Ширшов. С великими предосторожностями отворили дверь в мастерскую. Постояли на пороге. Тихо. Только с замысловатыми переливами похрапывал сторож, спавший где-то среди станков и верстаков. Кто-то из ребят хихикнул, но тут же получил увесистого тумака в бок и поперхнулся. Лаптев и Леонов, ступая на цыпочках, пошли вперед — занять парадный ход директорской квартиры.

Теперь дело за Петей Гузаковым и Митей Кузнецовым: один из них должен был навалиться на сторожа и скрутить ему руки, другой закрыть ему лицо, заткнуть рот и завязать концы тряпки на затылке. В таком положении человек не в силах ни крикнуть, ни вытолкнуть кляп языком. А дышать можно и носом.

Минута, две… В мастерской что-то завозилось, зашумело, заохало… Эх, черт, не удалось ребятам сразу управиться со сторожем! Но тут же возня утихла. И вдруг раздался звонкий мальчишеский голос:

— Тятя, это что за ряженые?

Михаил, чертыхнувшись, кинулся на голос. Я — за ним. Мы сграбастали парнишку, заткнули ему рот обтирочными концами и связали по рукам и нотам.

— Лежи смирно! — грозно прошептал я. — А то застрелим!..

После оказалось, что виновником неприятного сюрприза был младший сын сторожа, мальчуган лет двенадцати-тринадцати, — на свою беду он иногда ночевал с отцом в мастерской. Сам же сторож не доставил нам хлопот — он лежал не шевелясь, полумертвый от страха.

Когда мы немного успокоились, из квартиры директора донеслось шлепанье шагов. В мастерской стало светлее: выходившее во двор окно директорской квартиры осветилось. Неужели туда донесся крик?..

— Выносите ящики! — распорядился Михаил. — Быстрее!

Петька и Митя, ухватив ящик с револьверами, потащили его из инструментальной кладовки на улицу.

— Ванюшка, — сказал мне Михаил, — загляни в директорскую прихожую. Как там? А я подожду тебя здесь.

Я побежал к Леонову и Лаптеву: не дай бог, если выскочит вооруженный директор! Тогда хочешь не хочешь, придется стрелять. Ребята стояли наготове. Но никто так и не вышел. Только издали, из комнат густой мужской голос крикнул строго:

— Иван, что ты там делаешь?

Вскоре свет в директорском окне погас. Мы перевели дух.

Вот уже оба ящика с револьверами в нашей телеге. Пора заканчивать!

— Подопри чем-нибудь обе двери к директору, чтоб не сразу отворили. И снимай посты, — сказал Михаил. — И — уходим!

Во дворе валялось столько жердей и досок, что хватило бы подпереть все двери в училище.

— Ну, товарищи, по домам. Не попадайтесь никому на глаза.

Ребята разошлись. А мы втроем взобрались в телегу. Я дернул, вожжи, и подковы нашего гнедого мягко зашлепали по немощеной улице…

Вот так мы, десятеро молодых рабочих парней, захватили весной 1906 года партию револьверов. Зачем мы пошли на такое рискованное дело? К чему нам было оружие? И как оно оказалось в таком вроде бы неподходящем месте — в мастерской ремесленного училища?

Мы были членами Симской большевистской боевой дружины и выполняли задание партийной организации.

Что же собою представляли боевые дружины? Это были подпольные вооруженные отряды, созданные большевистской партией по идее Владимира Ильича Ленина во время первой русской революции 1905—1907 годов.

Когда рабочие и крестьяне России поднялись на открытую борьбу против царского самодержавия, царизм бросил против них вооруженные до зубов войска, полицию, стражников, жандармов. Кроме того, власти сколотили из всяких подонков общества, из торговцев, хулиганов, полицейских, провокаторов реакционнейшие организации — «Союз русского народа» и «Союз Михаила Архангела». Сейчас мы назвали бы эти «союзы» фашистскими, а в те времена рабочие прозвали их «черной сотней». Черносотенцы убивали революционеров, нападали на рабочие собрания, устраивали погромы, пытаясь запугать народ, кровавым террором помешать подъему революции.

Этой вооруженной силе царизма российский пролетариат должен был противопоставить свое сплочение и свою вооруженную силу. Такой силой и стали боевые рабочие дружины.

Они охраняли массовые митинги и собрания, выступали против черносотенцев, защищали от них население, добывали оружие. А главное — обучались военному делу, готовясь к восстанию против самодержавия. В дружины вступали самые смелые, самые решительные, самые преданные революционеры, главным образом молодежь. Дружины Ленин назвал «отрядами революционной армии». Они и были, в сущности, первым зачатком будущей Красной гвардии.

В декабре 1905 года московский пролетариат поднял вооруженное восстание. Главную боевую силу восставших составляли боевые дружины Пресни. Несмотря на то, что их было всего около двух тысяч человек и в руках у них были охотничьи ружья и старенькие револьверы, царю удалось подавить Декабрьское восстание, лишь бросив против баррикад огромную массу регулярных войск с конницей и артиллерией.

По всей стране начался жесточайший террор. Карательные экспедиции без суда и следствия расстреливали тысячи рабочих. Свирепствовали военно-полевые суды. Над революционным рабочим классом и крестьянством нависла угроза того, что царское правительство бросит против них и возвращающиеся из Маньчжурии после поражения в войне с Японией фронтовые войска.

Боевые дружины давали отпор карателям, мешая им истреблять лучших сынов и дочерей революционной России, мстя палачам. Это была подлинная партизанская война!

Урал, один из главных промышленных центров России, могучая пролетарская цитадель, прославился в те годы особым размахом боевой работы дружин.

Уральские дружины были самыми сильными, многочисленными, располагали квалифицированными инструкторами. Они были хорошо организованы, дисциплинированы, подчинены единому центру.

Еще осенью 1905 года, когда на митинг в Уфимских железнодорожных мастерских напали войска, они натолкнулись на решительное сопротивление вооруженных рабочих, предводительствуемых Иваном Якутовым, Иваном и Михаилом Кадомцевыми. В Екатеринбурге дружинники под командой двадцатилетнего Якова Свердлова наголову разгромили «черную сотню». Какой энтузиазм, какое ликование родили эти победы в пролетарских массах всей России!

В 1906 году боевые организации охватили весь Южный и Средний Урал, дружины появились чуть ли не на всех крупных заводах. Душою организации вооруженных рабочих сил на Урале были братья Иван, Эразм и Михаил Кадомцевы. Это была удивительная семья! Глава ее, Самуил Евменьевич, чиновник Уфимского казначейства, был передовым человеком своего времени. Мать братьев Кадомцевых, Анна Федоровна, пылала ненавистью к царскому строю. В их доме мог найти убежище каждый, кого преследовали власти. Именно у Кадомцевых была явка, где встречалась с подпольщиками Надежда Константиновна Крупская, когда приехала с Владимиром Ильичем в Уфу после сибирской ссылки. Бывал в этом доме и сам Владимир Ильич. Ленин и Крупская очень любили Кадомцевых, высоко их ценили. Не кто иной, как Ильич, подсказал юному Эразму Кадомцеву путь в революцию. Эразм имел право на поступление в военно-учебное заведение, и Ленин посоветовал ему воспользоваться этим правом, стать офицером, чтобы, когда пробьет час, отдать свои военные знания и опыт партии и рабочему классу.

Эразм блестяще окончил одну из лучших офицерских школ — Павловское военное училище, служил в армии, участвовал в русско-японской войне. Могло ли знать полковое начальство, что образцовый офицер поручик Кадомцев — член Российской социал-демократической рабочей партии!

Эразм Кадомцев разработал устав «Боевых организаций народного вооружения», впоследствии утвержденный Таммерфорсской конференцией военных и боевых организаций партии в ноябре 1906 года. В основу этого устава легла ленинская идея вооружения широких рабочих масс, сцементированных боевыми дружинами.

Уральская областная партийная конференция в феврале 1906 года поставила Ивана Кадомцева во главе боевых организаций всего Урала, а Эразма назначила инструктором — начальником всеуральского штаба. Николаю Накорякову, известному под кличками «Назар» и «Пулемет», областной комитет РСДРП поручил наблюдать за боевыми дружинами и связывать их работу, протекавшую в особой тайне, с партийными комитетами.

Боевые организации Урала находились в прямой связи с ЦК партии, с его Боевым центром. Ни одна важная акция на Урале не совершалась без ведома Ильича и одного из организаторов военно-боевой работы партии — Ивана Адамовича Саммера.

Самой сильной и опытной была у нас Уфимская дружина. Она стала как бы штабом, центром всех остальных дружин Южного Урала. Ее авторитет еще больше укрепился после того, как уфимские боевики совершили изумительные по отваге и дерзости акты. Остановив близ разъезда Воронки поезд, уфимские дружинники забрали ценности из почтового вагона, а через месяц устроили налет на поезд около станции Дема, захватив колоссальную по тем временам сумму — почти двести пятьдесят тысяч рублей, которые Государственный банк направлял в свои сибирские отделения. Операции эти были подготовлены с блеском Иваном и Михаилом Кадомцевыми, боевики не понесли никаких потерь. Полиция сбилась с ног, но безрезультатно…

На эти деньги боевые организации закупили за границей много оружия. В это время партия готовила свой V съезд, который был созван в Лондоне, и конференцию военно-боевых организаций в Таммерфорсе, куда собирались представители дружин и партийных ячеек армии и флота для того, чтобы обсудить методы и пути того особого вида работы, которую им поручила партия. И вот большая часть средств, добытых уфимскими боевиками, была передана через И. А. Саммера Центральному Комитету партии на расходы по созыву Лондонского съезда и Таммерфорсской конференции. Кроме того, эти операции и другие захваты оружия и ценностей для революционных нужд, которые назывались в те времена экспроприациями, или, сокращенно, «эксами», позволили партии создать инструкторские боевые школы.

Отчего же рабочая молодежь Урала с такой охотой, с таким пылом бросалась в вооруженную борьбу? Ее толкала на это сама жизнь. А жизнь в уральских заводских поселках была поистине беспросветная. Для примера расскажу о своей семье.

Мы, Мызгины, — коренные уральцы. Дед был крепостным. Отец тянул лямку на заводе, мать пахала землю — рабочие старых уральских заводов по старинке крестьянствовали на крохотных наделах, выделенных им помещиком — хозяином завода. Это шло от крепостнических времен и ставило рабочих в еще большую зависимость от завода. Недаром рабочие уральских заводов числились не «мещанами», как в других промышленных центрах, а «приписными крестьянами». Такова была особенность Урала, где причудливее, чем где бы то ни было в царской России, сплелись в перепутанный узел капиталистические порядки и пережитки крепостничества.

Я родился в нынешнем городе Симе. Говорю — нынешнем, потому что тогда, почти восемьдесят лет назад, он был вовсе не городом, а селом, где жили рабочие большого Симского металлургического завода. Завод принадлежал богатому помещику Балашову, и, хотя крепостное право было отменено, рабочие, по сути дела, были целиком в его власти. Лично я познал это, едва появившись на свет: управляющий приказал моей матери идти в кормилицы к его новорожденному сыну, и она не посмела ослушаться. Иначе отца выгнали бы с завода, и тогда нашей семье осталось бы только помирать с голоду. Перебравшись на житье в дом управляющего, мать вскармливала своим молоком чужого ребенка, а я, оставшись на попечении отца и бабки, сосал ржаную «жамку» из тряпичной соски…

Трудовой день тянулся на заводе более двенадцати часов, заработки были скудные. Земельный клин тоже мало что давал. Хлеб в каменистых Уральских горах родился плохо. Бесконечный иссушающий труд в цехах и на пашне, нищенское, полуголодное существование приводили часто к пьянству, дракам, поножовщине. Рабочие в наших местах были почти поголовно неграмотны. В двух симских церковноприходских школах училось не более двух десятков детей. Мне не удалось окончить и двух классов. Как только подрос, пошел на завод подручным мальчиком — надо было помогать кормить большую семью.

Мне бы, наверно, было суждено повторить жизнь деда и отца, да пришли в Россию иные времена. Долго зревший в рабочих массах гнев стал вырываться наружу. Руководимые большевиками уральские рабочие стали подыматься на борьбу за свободу. Девятнадцатилетним пареньком и я в канун первой русской революции вступил в большевистскую партию. А когда стали создаваться боевые рабочие дружины, я стал членом одной из них.

У нас в Симе боевая дружина появилась на свет так. Уфимский комитет партии прислал к нам Михаила Кадомцева. Он был тогда еще совсем юношей, чуть постарше нас, но успел уже стать закаленным большевиком и по примеру брата получить военное образование. Спокойный, немногословный, решительный, он словно родился, чтобы быть командиром. Кадомцев поручил моему другу и ровеснику Михаилу Гузакову, заводскому конторщику, собрать ребят понадежней, из тех, кто показал себя при охране рабочих массовок. Гузакова он выбрал не случайно. То был незаурядный парень — с железным характером, темпераментный, находчивый и хладнокровный. Рос он в революционной семье, под влиянием старшего брата Павла, убежденного большевика, воспитывая, в свою очередь, в таком же духе младшего братишку Петьку. В двадцать лет Михаил успел уже стать любимцем, вожаком симских рабочих.

Собравшись на тайную сходку в лесу, мы единогласно решили: быть Михаилу Гузакову начальником, или, как тогда говорили, «сотником», нашей боевой дружины. В совет дружины избрали еще Валентина Теплова и меня.

Первый месяц с нами занимался Михаил Кадомцев. Он преподал нам начала тактики уличных боев, учил владеть стрелковым оружием. Мы усиленно изучали японскую борьбу джиу-джитсу (дзю-до) — в будущих схватках с полицией она нам могла пригодиться. Опытный подпольщик, Кадомцев познакомил нас и с приемами конспирации, с шифрами, связью, хитрыми способами избежать слежки и т. д.

Кадомцев растолковал нам, неоперившимся еще юнцам, для чего партия создает по призыву Ленина нелегальные боевые дружины.

— Наша боевая работа лишь часть общепартийного, общепролетарского дела, — не раз повторял он. — Это один из путей подготовки к восстанию.

— К какому же восстанию? — спросит, быть может, читатель. — Ведь Декабрьское вооруженное восстание в Москве к тому времени потерпело поражение? Верно. Восстание было потоплено в крови карателями. Но революционный накал народа в те месяцы еще не остыл. Волна революции еще не шла на убыль. И большевики во главе с Лениным, в противовес меньшевикам, утверждали, что разгром Красной Пресни — лишь временное поражение, что царизм зверскими казнями и экзекуциями лишь озлобляет пролетариат и крестьянство. Что забастовки, вооруженные столкновения с властями, крестьянские бунты продолжают сотрясать страну. Что новый взрыв неминуем. И главная задача партии — готовиться к новому подъему революции. К новому восстанию. Вооружать рабочих. Обучать дружины. Готовить кадры боевиков. Словом, держать порох сухим. И если забежать вперед, то нужно сказать, что история веско подтвердила правоту большевиков, правоту Ленина. Хотя в первой русской революции рабочему классу нашей страны не удалось свергнуть самодержавие, через десятилетие, когда грянул гром Великого Октября, члены уральских боевых дружин стали костяком Красной гвардии на Урале.

Итак, боевые дружины родились. Каким же способом их надо было обучать? И вождь революции дал единственно верный рецепт: обучать дружинников на деле, в борьбе. Царизм развернул против народа зверский белый террор? Отвечать палачам ударом на удар! Нападать на солдат и полицейских! Уничтожать стражников и жандармов! Сеять панику в стане врага! Захватывать у неприятеля деньги и оружие, чтобы обращать их на нужды восстания! Освобождать арестованных товарищей! Громить «черную сотню»! В стране идет яростная гражданская война. А на войне — как на войне.

Участие в борьбе будет лучшей школой для «отрядов революционной армии».

Вот почему и наша Симская дружина, появившись на свет, не вправе была бездействовать ни одного дня.

Прежде всего, решили мы, надо обзавестись оружием. Начали мы с «легких» операций — как-то ночью обезоружили поодиночке двух стражников, в другой раз из конторы лесоустроителя «одолжили» в его отсутствие четыре револьвера, отличную подзорную трубу и… старинное китайское ружье. Ружье было, правда, тяжеленное, стрелять из него можно было лишь вдвоем и к тому же с подставки, но ведь и оно могло сослужить службу революции!

Теперь мы сочли себя на первый случай вооруженными. А главное — удачи подняли боевой дух дружинников и кое-чему научили. Мы поверили в то, что мы — сила, и решили предпринять более серьезную операцию.

В то время правительство, напуганное вооруженными выступлениями рабочих, крестьян, революционных солдат и партизанской войной, которую открыли против него боевые дружины, лихорадочно усиливало полицию. Вместо устаревших револьверов «смит-вессон» стражников решили снабдить наганами. Партия револьверов прибыла и в Сим, но приказ раздать их почему-то задержался. Хранить револьверы в частном доме, где размещались стражники (полицейского участка в Симе не было), начальство не рискнуло, опасаясь рабочих. И полиция пустилась на хитрость: спрятала ящики с оружием в местном ремесленном училище. Училищное начальство состояло из отпетых черносотенцев, и стражники на него полагались, как на самих себя.

Но полицейский маневр не укрылся от бдительных глаз нашей рабочей разведки: пятнадцатилетнего ученика-ремесленника Пети Гузакова и его приятеля Васи Лаптева. Петя сразу доложил брату, где спрятано оружие.

Вот тут-то и родилась у нас идея «экса». Но идея вещь прекрасная, а требовалось еще разрешение уфимской боевой организации: в дружинах царила строгая партийная дисциплина, самовольничать нам не позволяли. Уфимский штаб дал «добро», но с одним условием: во время операции не должен пострадать никто из служащих училища. Нельзя восстанавливать население против боевиков.

Ну, а сама операция вам уже знакома…