Собаки и демоны

Общество подобно сексу, в котором партнеры не подозревают, кто на какие извращения способен, и только эстетические соображения позволяют продиктовать их выбор.

– Марсель Пруст

Строительство монументов сегодня столь важно для Японии, что имеет право быть изучено как независимый сектор экономики. Из этого следует, я думаю, первая постепенная схема бизнеса и планирование памятников на японском и английском языках.

Все это подкрепляется правительственными субсидиями. Строительство столь прибыльно для бюрократов и ответственных политических деятелей, что стройки наводнили каждую часть Японии. Львиная доля идет в сельскую местность, так как Либерально-демократическая партия, в большой степени зависящая от голосования сельских жителей, управляет Японией (с небольшими перерывами) в течение половины столетия, и это обуславливает политику специальных сельских субсидий, большинство которых предназначено для строительства. Именно поэтому, чем более отдалена сельская местность, тем больше она подвержена переделкам. Более 90 процентов дохода крошечной горной деревни, такой как Долина Ийя в Сикоку, зависит от строительства; правительственные рекламные проспекты о строительстве дамб, дорог и залов являются его жизненной основой.

В случае залов и памятников, Министерство Внутренних дел выделяет большую часть субсидий местным юридическим лицам для Полного Обслуживания Региональных Проектов (chisosai связи). Используя chisosai связи, города могут заимствовать у правительства до 75 процентов стоимости памятников, которые берут себе 30 - 50 процентов интереса. Субсидии также покрывают 15 процентов «подготовки земли», включая закапывание мусора и фундаментальные работы, которые часто являются самой дорогой частью строительства.

Кроме того, в Японии есть Закон о Памятниках. В 1980-ых годах Премьер-министр Такесита Нобору начал с одноразового гранта в ¥100 миллионов для каждого из сельских районов, чтобы те использовали средства по своему усмотрению, как пожелают. Если бы деньги пошли на «собак» – на высаживание деревьев, украшение берегов рек – то, возможно, это привело бы к реальной выгоде, но они были предназначены для «демонов» – на шокирующие памятники и привлекающие внимание мероприятия, которые намного дороже. Поэтому ¥100 миллионов для малых городов не были достаточной суммой для чего-то особенного. (Возможно, самая большая история успеха у города Тсуна в Префектуре Хего, который использовал деньги, чтобы купить шестидесятитрехкилограммовый золотой самородок, и привлек тем самым больше миллиона туристов). Такесита добивался вполне оперившегося закона, который обеспечивал бы субсидии специальным целевым проектам для того, чтобы воссоздать «Родину души (фурусато зукури)», отказывающиеся от процента по ссудам для «земельной подготовки» и облегчающий выпуск облигаций chisosai. Даже с субсидиями, деревни, такие как Тойодама, едва могут покрыть расходы своих мечетей и музеев, но со столь легким механизмом получения денег в долг и со связями, поддержанными правительственными грантами, провинциальные города не сопротивлялись закону; в течение 1990-ых малые города заимствовали приблизительно триллион иен на свои памятники.

Таким образом, деньги есть (хоть и предоставлены взаймы). Следующим шагом должно быть запланировано, какой зал должен быть в Вашем городе, и это планирование не такое уж простое дело. Архитектор Ямэзэкиясутэка, эксперт в строительстве гражданских залов, говорил: «Они строят эти залы не для того, чтобы оживить культуру. Цель - посредством строительства залов оживить экономику. Чтобы укрепить ее, под прикрытием этих залов местные органы власти просто строят то, что они хотят построить».

Журналист Наказаки Такаси проиллюстрировал, как происходит планирование зала. Когда деревня Наги в Окаяме решила, что ей нужен памятник, первой идеей был музей чистописания, но местные органы власти сказали, что памятник – это не памятник, если его не проектирует известный архитектор. Таким образом, Наги обратилась к Исодзаки Арата, и Исодзаки сказал деревенским чиновникам, что, если они позволят ему свободно творить в проектировании музея, следуя собственным идеалам, он согласится сделать это. Польщенная вниманием известного архитектора и, не зная способов построить памятник иначе, деревня Наги согласилась на условия Исодзаки. То, что получила деревня, было современным музейным зданием со всего тремя художественными работами (две из которых – работы близких друзей Исодзаки и одна - его жены), с небольшой символической галереей чистописания, прикрепленной позади здания. Эти три художественных работы (оцененные в ¥300 миллионов) были включены как часть строительного бюджета, но Исодзаки никогда не озвучивал деревне деталей о том, что получили художники на самом деле; общая сумма составила около ¥1,6 миллиардов - это приблизительно три ежегодных дохода деревни от налогов. Такатори Сатоси, директор музея, сказал: «В деревне не было никого, кто мог бы возразить. Могло быть так, что даже те, у кого были некоторые подозрения о том, что происходило, боялись и не смели раскрыть рот».

Город Сюто в Префектуре Ямагути (населением 15000) намеревался построить конференцзал для собраний сообщества. Городские отцы проконсультировались с главой конструкторского бюро в офисе префектуры, и по сценарию, напоминающему Наги, начальник отдела привлёк своего приятеля по колледжу, архитектора Тэкеяму Сея, который предложил построить концертный зал. Хоть это предложение было и далеко от оригинальной цели - места для собраний, и у сельских жителей Сюто не было потребности в концертном зале, но как можно было аргументировать отказ? Культурный Зал Сюто (Зал Pastora) был открыт в 1994 году, огромный бетонный блок посреди рисового поля, с внутренним пространством, достаточно большим, чтобы усадить 1 500 человек.

Следующий шаг после "планирования" - "дизайн". Коммерческая архитектура составляет подавляющее большинство новых зданий в Японии, что, конечно, справедливо для всего мира, и в Японии они разработаны в значительной степени внутренними проектировщиками, работающими на гигантские строительные фирмы и архитектурные агентства. Эти здания поддерживают общую серость, однородность и дешевый меркантилизм. Что касается независимых архитекторов, их работы вообще попадают в два знакомых нам стиля: манга (фантазийные комиксы) или массив (давящие бизнес-центры).

Лидер лагеря массива – Кензо Танге, чьи сплошные, одиночные строения стремятся производить впечатление своим весом и величественностью. Этот стиль доминировал в 1960-ых, когда он проектировал Олимпийский Стадион в Токио, и изначально этот стиль демонстрировал традиционные японские формы, запечатленные в бетоне, такие как столбы или выступающие балки крыш. Поворотный момент наступил в 1970-ых, когда Исодзаки Арата заявил, что не имеет значения, как выглядит здание – по-японски или по-западному. У японской культуры, как он аргументировал свое заявление, нет никакого ядра, поэтому, архитектор свободен следовать любой традиции. Это было началом стиля манга с его акцентом на любопытные формы и фантастическое художественное оформление. Архитектура стала позиционироваться как «современное искусство», как разновидность скульптуры.

Архитекторы Ито Тойо, Шинохара Кэзуо, и другие сделали следующий шаг, изобретя термин fuyu-sei ("плавание"), чтобы описать тип строительства из помятого металла, крашеной пластмассы и стекла, временного и непостоянного по качеству. Этот осознанно дрянной, дешевый, сияющий стиль завоевал популярность со скоростью пожара, и теперь он доминирует в основной архитектуре Японии, побуждая даже такого "массивного" строителя как Нара добавить элементы плавания к его Новой Станции в Киото.

В течение десятилетий высокого роста 1960-ых и 1970-ых годов, два достижения влияли на архитекторов Японии. Кэтрин Финдлей, британский архитектор, работающий в Токио, указал этот путь; «С 1970-ых годов, многие японские архитекторы чувствовали, что необходимо отделить архитектуру от общества, экономических систем и городского планирования и стать самостоятельным искусством». Так впервые японские архитекторы решили, что они не должны быть ограничены средой зданий. Они не чувствовали потребности в согласованности их зданий с городами, никаких запретов, чтобы помещать их vis-à-vis рек или холмов и никакой надобности обратить взгляд на историю. В некотором смысле Исодзаки был, возможно, прав, когда заявил, что у японской культуры нет никакого ядра.

Конечно, когда архитекторы садятся перед своими столами и начинают рисовать, кто знает, какие экстраординарные видения могут вытекать из-под их пера? Выдумывание воздушных замков является частью того, что они, как предполагается, делают. Но в большинстве современных контекстов местная история и окружающая среда умерили их мечты. В 1930-ых Ле Корбюзье лелеял план относительно Парижа, который уничтожал старый городской центр и заменял его широкими авеню, на которые выходят ряды высоких прямоугольных бизнес-центров. Он назвал этот план Ville Radieuse, "Сияющий Город". Но Парижане с ужасом отклонили план Сияющего Города, и сегодня это стало аллегорией для мистических планов эгоцентричных архитекторов. История современной архитектуры в Америке переполнена трупами подобных причудливых идей.

Жестокая борьба бушует между теми архитекторами, здания которых предполагаются как чисто художественные одиночные объекты, и теми, здания которых объединяются в свою среду "контекстуально". Главным образом градостроители пытаются установить баланс между этими двумя точками зрения.

В Японии, однако, нет никакого "контекста", а только "объекты". Хасегава Ицуко, высшая жрица fuyu-движения, написала: «На открытии [выставки] нам показали видео современной Японии. Сцены, переполненные людьми, автомобилями и товарами народного потребления, сценами хаотичных городов и архитектуры, беспорядочной информации в СМИ, сосуществования традиционных церемоний и многогранной жизни современных людей – увидев все это, даже я, живущая среди этого, почувствовала себя полностью опустошенной». Логичный вывод из этого хаоса - бежать из тоскливого и прозаичного японского городского пейзажа. Любое прикосновение разнообразия, даже чего-то отвратительного, это выход. Увидев автошколу Хиномару, черное здание с появляющимся из него огромным красным земным шаром, Сюва Тей, президент Токийской архитектурной фирмы сказал: «Это настолько уродливо и неожиданно, что покоряет!» Хасегава подводит итоги: «Архитектура, которая согласуется с городом и принуждает людей к различным действиям - через нее одну мы не увидим освобожденное пространство... Мы должны стремиться развивать освобожденную архитектуру во всем мире, отождествляя архитектуру с временем и пространством».

Эта тирада означает следующее - старомодно проектировать здания, которые выполняют функционально полезные цели или улучшают жизнь людей, а более важно иметь здания, которые "свободны" от «времени и пространства». Примером такого здания может быть «Saishunkan Seiyaku» Женское общежитие в Кумамото, разработанное Сэдзимой Кадзуё и утвержденным Исодзаки Аратой для проекта, известного как «Артполис». Это здание начала 1990-ых годов, предназначенное для молодых служащих женщин фармацевтической компании, выиграло приз Института Архитектуры Японии. Судьи похвалили его за его изящный модернизм, который Сэдзима достигла путем уплотненного поселения по четыре женщины в каждую жилую комнату, тем самым освобождая большое общее пространство; она базировала свою концепцию на российском представлении о превосходном жилье. Спроектируйте неудобный, даже жалкий, многоквартирный дом типа того, который Вы могли бы увидеть в Восточной Европе в 1950-ых годах, и Институт Архитектуры Японии присудит Вам приз за изящный модернизм.

Fuyu, "плавание", лучшее изображение беспочвенного чувства современной японской архитектуры. И существует большое количество проектов воображаемых городов, совершенно не имеющих ничего общего с реальными местами, где живут архитекторы. Недавно курируемая Исодзаки выставка, названная «Город Мираж - Другая Утопия», показала фантастические здания, которые будут расположены на необитаемом острове Хаяси. Как сказала Кэтрин Финдлей: «Город Мираж подводит итоги отношения архитекторов: отделение себя и дистанция от мест, где они строят».

Вторым важным воздействием на развитие архитектуры в Японии было увеличение денег, текущих в строительство. На гребне монументалистской волны у японских архитекторов были возможности проектировать намного более причудливые конструкции – и более многочисленные, чем они предполагали несколькими десятилетиями ранее. Из глянцевых журналов фондов и брошюр щедрая строительная промышленность рекламировала работу японских архитекторов по всему миру.

Иностранные проектировщики считают дикие и дурацкие фантазии японских архитекторов забавными, даже завидными. Как забавно, должно быть, отбросить путы и проектировать как для научно-фантастической декорации или комикса! В международное сообщество дизайнеров входят такие архитекторы как Курокава и Исодзеки. Они имеют право проектировать всюду по желанию, но почти никогда не получают ни достаточного количества денег ни полной свободы.

Здания, украшенные листами или куполами из перфорированного алюминия, разработанного Хасегавой Ицуко, Королевой Памятников, усеивают пейзаж с далекого севера на отдаленный юг. Ее работа, воплощающая школу манги, также обеспечивает ей возможность развернуться, академическая демагогия имеет обыкновение прославлять ее эстетику. Архитектор описал ее Павильон Экспо следующим образом:

«Перспектива этого здания подражает туманному пейзажу со слоями перфорированных металлических панелей и прозрачных экранов, отражая атмосферные цвета облаков и морей. Сад напоминает остроконечные скалы в Гуйлине, Китае или группу покрытых чадрой мусульманских женщин. Это, вообще-то, область отдыха с дизайнерскими стульями, сделанными из перфорированной фанеры и молочно-белой ткани. Воображаемые деревья с широкими металлическими листами из ВУП (Волокнистой укрепленной пластмассы) постоянно изменяют свой вид, отражая солнечный свет. Деформированный геодезический купол «высокая гора» также одет в ВУП и перфорированные металлические листы и передает великий смысл природы».

Давайте подумаем об этом. Хасегавин «Великий смысл природы» включает в себя «туманный пейзаж», сделанный из перфорированного металлического защитного листа, "сад" из ярко разрисованной фанеры и "деревья" алюминиевых и пластмассовых очертаний, опирающиеся на стальные стволы. Слова не могут описать то, на что действительно похожа эта структура: беспорядок в нефункциональном, псевдотехническом художественном оформлении, со стволами, из которых растут листы металла и нарезанная на квадратные и овальные куски пластмасса. Это - природа на «Звезде смерти», а не на земле. Это чистая манга.

А почему бы и нет? Разве хуже Павильон Экспо другого здания без функциональной цели? Беспорядочное бесплодное художественное оформление - столь же хороший дизайн как любой другой, хотя какое отношение он имеет к природе, является тайной. Шедевром Хасегавы, как принято считать, является культурный центр Сёнандай, построенный для города Фудзисавы. Он состоит из мешанины огромных сфер, замусоренных остатками стекла и алюминия с ее традиционными металлическими и пластмассовыми деревьями.

Она называет это «архитектура как вторая натура». И продолжает: «Мы думали, что, если мы архитектурно обновили основной холм (который существовал на территории до переделки) и выявили остатки природы, спрятавшейся в урбанизме, тогда мы могли, возможно, найти новую разновидность природы в союзе с искусственной окружающей средой». Она верила, что это поможет нам двинуться «от истории 20-ого столетия эксплуатации к симбиотическому единству с более размытой границей между природой и архитектурой».

Давайте вернемся к нашему исследованию, как построить памятник. Достигнув «симбиотического единства с размытой границей» в дизайне, следующим шагом нужно построить, поскольку строительство - целый пункт. Бюджеты иногда делают его комично ясным: например в случае города Оно в Кюсю, который должен был заполнить свой музей точными копиями шедевров, потому что не было отложено денег, чтобы купить настоящее искусство. Подрядчики, обычно выбираемые закрыто, возвращают процент прибыли назад местным политическим деятелям. Бюрократы, архитекторы и чернорабочие в рабочей бригаде - все получают прибыль.

Проблема наступает позже, когда приходят подлежащие выплате счета. Памятники - альбатросы для городов, вводящих их в эксплуатацию. Осака потеряла так много денег на своих проектах береговой линии, что префектура обанкротилась и выживает финансово только заимствуя финансы у центрального правительства. Оптимистичный прогноз для новых проектов Токийского залива - расходы станут безубыточными только в 2034 году! Субсидии могут покрыть строительство, но они не покрывают обслуживание монументов, как узнали к своему ужасу малые города.

Головной болью является факт, что большинство памятников не удовлетворяют реальной потребности. В случае концертного зала Сюто эксплуатационные расходы во вводном году составляли ¥30 миллионов. Этот зал был одним из суперхитов Такеямы, комбинируя архитектурный интерес с акустикой на основе высоких технологий, но поскольку деревня не нуждается в концертном зале, он стоит в тишине большую часть года. Город Чюзю (население 12 000) в префектуре Сига обременен объединенным культурным залом и центром здоровья (Зал Сазанами) выдуманный архитектором Курокавой Кисё, строительство которых стоило ¥2,2 миллиарда и требует обслуживания ¥44 миллиона в год. Чтобы поддерживать Зал Сазанами, город должен был сократить свои общие расходы от ¥20 миллионов до ¥13 миллионов, и это только чтобы оплатить обслуживание, до того, как здание начнет возмещать затраты строительного бюджета (¥1,6 миллиарда).

Токио добавил самого большого бегемота к своему обширному стойлу белых слонов. Международный Токийский Форум, излюбленный мировыми архитектурными критиками за его изгибающиеся вдоль железнодорожных путей стеклянные стены около Станции Токио и за его высокий атриум стоимостью ¥165 миллиардов, был достроен в январе 1997 года. Он открылся с большим уровнем заполняемости, сдав в аренду свои конференц-залы муниципальным агентствам, празднующим его завершение. Но за несколько месяцев уровень заполненности снизился менее чем до 30 процентов, без видимой надежды на возрождение. Хоть атриум и прекрасен, в нем не было никакой потребности, это во-первых. Несмотря на то, что здание позиционировано как «международное», ни одна его часть не является международной, хоть его ремонт качества мирового класса: этот слон пожирает корма на ¥4,6 миллиардов в год. У нового Стадиона Йокогамы, построенного за ¥60 миллиардов, есть только одна цель - устроить несколько матчей во время чемпионата мира по футболу, запланированного на 2002 год. В планах на будущее нет долгосрочного использования стадиона, а Йокогама требует взносов на обслуживание в сотни миллионов иен каждый год.

Положение усугубляется тем, что все эти залы и стадионы состоят в жестокой конкуренцией друг с другом. Город Сакае (населением 25 000 человек), на расстоянии в час езды от Токио, открыл многоцелевой городской административный центр в июле 1995 с залом, который вмещает 1 500 человек, названный «Фуреэя Плаза Сакае». К сожалению для Сакае соседние, еще меньшие города Инзай и Сирой открыли подобные залы в то же самое время. В то время как города Мацудо, Сакура и Нарита уже имели собственные большие залы. Сакае не в состоянии с ними конкурировать.

Малые города обременены тяжелой операцией возврата к «груди матери», Министерству Строительства, из которого они могут «кормить» больше субсидий в случае, если они соглашаются строить новые монументы. Город Игата попал в такой цикл зависимости. Игата согласилась построить три сооружения для производства ядерной энергии в своих окрестностях в обмен на огромные гранты (¥6,2 миллиардов для одного только третьего завода). Но город израсходовал все деньги на многоцелевые ратуши и другие сооружения, таким образом, город одобрил расширение третьего завода в обмен на большее количество субсидий. Их было недостаточно, чтобы вернуть финансовое здоровье, а стоимость поддержания пустых памятников была настолько высока, что Игата исчерпал фонды к 1995 году. У Игата теперь нет никаких вариантов, кроме как одобрить строительство еще одной электростанции.

Управление памятниками независимо от возможностей бюрократов, которые отвечают за них. В некоторых случаях нет другого выбора, кроме как отказаться от оригинальной цели зала и переработать его. Город Наканита в Префектуре Мияги на острове Хонсю, следовал впереди в 1980-е годы со своим «Холостяцким концертным залом», тогда концертный зал был оснащен самой высокотехнологичной техникой в Японии, сегодня его используют для конкурсов караоке и уроков игры на фортепиано.

Живописец Аллан Вест, который живет в Незу, район Бункё в Токио, описал свои впечатления о новом центре, который открылся по соседству. Организаторы намеревались сделать «интернациональную комнату» для ремесленного использования местными жителями. Он зашел, чтобы спросить, каковы их планы относительно этой комнаты. Они не имели понятия. Тогда он предложил, чтобы они дали объявление для публичного использования, и дал им каталог прессы. Им было это неинтересно.

Но все же они позаботились о составлении инструкции для международной комнаты:

1. Комната может использоваться только группами по крайней мере из десяти - одиннадцати человек.

2. Как минимум семь из этих людей должны жить в пределах шести кварталов от Незу.

3. Они должны оплатить 3 000¥ за человека в день.

4. Им не разрешено оставлять материалы в зале.

5. Должно обязательно присутствовать большинство участников группы, чтобы использовать комнату.

Аллан тогда предложил купить и подарить оборудование для комнаты, но они завернули его. «Кажется, что строительное правительство хочет сделать жизни людей легче, делая услуги невозможными для использования»,- говорит Аллан.

Коснувшись низкого уровня управленческого ноу-хау, Национальное Агентство недвижимости открыло курс исследований в феврале 1995 года для людей, отвечающих за культурные залы. Согласно Когуре Нобуо, директору по культурным делам Местного Автономного Объединенного Центра, участники приезжали только по одной причине: «Их отчаянная проблема состояла в том, что они не могут сводить концы с концами».

Одна вещь ясна: в процессе создания полностью новая сфера услуг. Каждый год миллиарды долларов будут течь в национальном масштабе, чтобы поддержать десятки тысяч директоров, хранителей, планировщиков, конторских служащих и продающих и надзирающих сотрудников. То, что поразительно в этой ситуации, - то, что она противоречит официальному японскому представлению, что сервисная экономика не является столь же жизнеспособной, производительной или выгодной как экономика производства и строительства. Что тогда делать с бизнесом по обслуживанию памятников, который нанимает очень много людей, чтобы предусмотреть крайне мало общественных потребностей, не создает прибыли и почти полностью полагается на общественное финансирование?

Грандиозные лозунги окружают безвкусную действительность японских городов и их памятников. Лозунги имеют глубоко культурные корни – слова на древнем Синто волшебны – и идеалы, заявленные в словах, иногда правдивы больше психологически, чем материально. Можно видеть этот принцип в действии ежедневно в деловом или политическом мире, где люди типично находятся в режиме tatemae (официальном положении), а не honne (реальном состоянии); и при этом не замечают никаких противоречий. Tatemae, возможно, не отражает объективной правды, но описывает, каким должно быть положение вещей, и предполагается, что это более важно.

Подобно военным лозунгам во время сражения, чиновники сопровождают свои действия для общества Японии боевыми кличами. В марте 1997 года город Киото издал результаты своего пятого форума «Киото - 21» под трубящим названием «Авангардистский Город в Поворотный момент Цивилизации». Это побуждение tatemae. В действительности же полный вздор - индустриальный город, у которого храмы, оснащенные громкоговорителями, находятся в предместьях.

У каждого памятника и нового городского плана есть захватывающие лозунги, по которым они следуют. Возьмите Окинаву, одну из самых бедных областей Японии. Мы услышим, что Министерство Почты и телекоммуникаций собирается развивать Зону Мультимедиа Окинавы, нацеленную на создание «информационного центра коммуникаций для всего Азиатско-Тихоокеанского региона». Тем временем Министерство Международной торговли и Промышленности планирует что-то, именуемое Цифровым Островом, а чиновники Окинавы предлагают концепцию формирования города.

Йокогама описывает себя как «интернациональный культурный город, информационный город 21-ого столетия, безвредный для окружающей среды, гуманистический город, богатый водой, растительностью и историческими местами». Увы, Йокогама, где поезда и автобусы не ходят после полуночи, не является "24-часовым"; и при этом город не является международным (его старое иностранное сообщество в значительной степени исчезло); и уж конечно не является безвредным для окружающей среды или особо культурным; он не особенно богат растительностью или историческими местами. В порту действительно есть много воды.

Воображаемые города как «Город Мираж – Другая Утопия» имеют еще более очаровательные лозунги, чем реальные города. Город Миража, как говорит нам Исодзаки, является «экспериментальной моделью для осмысления и реализации Утопического города в течение 21-ого столетия – эры информатики». Он продемонстрирует «интерактивность, чувство общности, межсмысловые структуры межсубъективность и коммуникативность». В лексиконе лозунгов слова: «двадцать первое столетие», «коммуникация», «центр», «культурный», «искусство», «окружающая среда», «космополитическая», «международная», «сообщество», «многоцелевое», «Азиатско-Тихоокеанский регион», «интеллектуальный» и слова, начинающиеся меж - или техно- и заканчивающиеся -утопия.

Лозунги требуют определенной осторожности в употреблении, так как их истинная цель часто далека от их поверхностного значения.Возьмите, например, термин «симбиотическое единство», kyosei, используемый Хасегавой Ицуко, для описания ее деревьев из металла и пластмассы. Kyosei буквально означает «сосуществовать», и это - сплачивающий термин в современной японской архитектуре известного Курокавы Кисё, который использовал его, чтобы оправдать предложение закопать Токийский залив, снеся горную цепь. Kyosei, другими словами, является полной противоположностью «симбиотического единства с окружающей средой».

В этом объяснение того, что иностранные СМИ сообщают относительно Японии. Слишком легко понять лозунги буквально и не задаваться вопросом, что происходит в действительности. Например, город Нагоя планировал уничтожить Фудзимае, самое важное заболоченное место Японии (после утраты Исахая), подверженное действию приливов, и использовать его в качестве свалки. Столкнувшись с местной оппозицией, проект Фудзимае теперь в ожидании – будущее заболоченных мест висит на волоске. Все же Нагоя планирует провести выставку Экспо 2005 на тему «Вне развития: Возрождение Мудрости Природы». Сколько иностранцев посетит Экспо 2005, увидит прекрасно разработанные павильоны, послушает набожные речи о любви к природе Японии и об «возрождении мудрости природы» и никогда даже не узнает об опустошающих планах Нагои относительно заболоченных мест прямо за воротами Экспо 2005?

В случае современной японской архитектуры иностранные критики стали паломниками к святому прибежищу, теряя способности к критике, которые они достаточно резко используют дома. Рассмотрим следующее излияние Герберта Мушампа, архитектурного критика, для Нью-Йорк Таймс о Музее Наги:

«Постарайтесь посетить Музей Современного искусства Наги в дождь, когда капли создают круглые колеблющиеся формы, попадая в мелкий квадратный бассейн, а стальные прутья вырастают из бассейна в мягкие петли, и кажется, будто капли, отскочив от поверхности назад в воздух, замерзли в форме блестящих серебряных дуг. Или идите, когда солнечно, идите, когда идет снег. Просто идите или попытайтесь вообразить себя там. Хоть Наги – всего лишь точка на карте, музей гораздо более оригинален, чем любой другой, построенный большим городом за последние годы.»

Читатель помнит, что Музей Наги - это тот, который стоил три годовых бюджета деревни, всего с тремя художественными работами, размещенными в трех секциях (в кратком описании Мушампа, "цилиндр и полумесяц, оба вложенные в чехол из рифленого металла и соединенные с выступающим сплошным прямоугольным куском бетона"). Внутри цилиндра художественное оформление состоит из точной копии сада песка в Храме Рёан-дзи, приклеенной к изогнутым стенам. «Музей, законченный в прошлом году», - сообщает нам Мушамп,- «это один из элементов муниципальной программы, разработанной для усиления культурной жизни города, частично в надежде на мотивацию молодых людей остаться в городе вместо того, чтобы мигрировать в большой город». Если Мушамп действительно полагает, что три эзотерические работы современного искусства, размещенные в трубе, полумесяце и блоке могут препятствовать молодым людям покинуть эту отдаленную деревню, то он мог бы также поверить всем остальным лозунгам: что Киото - авангардистский город в поворотный момент цивилизации, что Окинава – информационный центр коммуникаций всей Азиатско-Тихоокеанской области и что город Нагоя развивается, чтобы возродить мудрость природы.

Наблюдатели иногда находят, нечто трогательное в Петле Ороти, то, что является наивной верой людей Йокоты в чудеса "технологий", и это вызывает улыбку на губах городских жителей, когда они думают, насколько рады сельские жители большому красному нарисованному мосту Петли, остающемуся освещенным всю ночь. Все то же самое верно для международных художественных экспертов, которые пишут о современном японском дизайне. Что могло быть более странным, чем абсолютное приятие архитектурными критиками странных памятников, только намекающих на замечательную вещь, "искусство"?

Мой друг, Уильям Джилки, преподавал фортепьяно в университете Йенчин в Пекине во время коммунистического поглощения в 1949 году. Он сказал мне, что, когда началась пропаганда и чистки, преподаватели и интеллектуалы были в первых рядах, изрекая лозунги об «освобождении пролетариата» и об «отметании диссидентских элементов». С другой стороны простые люди Пекина были гораздо лучше: зеленщики на рынке просто проигнорировали политический жаргон настолько, насколько они были в состоянии, чтобы не быть арестованными.

Аналогично, большинство японцев не принимают лозунги монументализма. Они не едут посетить Петлю Ороти или Музей Наги. Как мы видели, внутренний туризм истощается, а международный туризм растет относительно самих японцев. Они не столь легковерны как бюрократы и искусствоведы, они разбираются в искусстве. Они знают, что является реальными ценностями, и они знают, где найти их. Согласно квитанциям, музей, который наиболее часто посещают японцы, находится не в Японии; это – Лувр!

Непонимание механизма Строительного государства заставляет Японию строить памятники, и неосведомленность о реальной истории – основывать Музеи Наги. Муштамп говорит нам: "Странно спустя столетие после того, как художники сплотились вокруг искусства ради искусства оказаться в музее, созданном ради искусства. Странно, потому что для чего еще должны существовать художественные музеи?" Если бы Муштамп только знал!

«Произведение искусства?» - написал Марк Твен в знаменитом эссе о «Зверобое» Джеймса Фенимора Купера.

Нет никакой выдумки; нет никакого порядка, системы, последовательности или результата; нет ничего живого, никаких острых ощущений, никакого движения, нет кажущейся действительности; его характеры размазаны, и своими действиями и словами они доказывают, что они не те люди, о которых заявляет автор; его юмор вызывает жалость; его пафос забавен; его беседы – о, они неописуемы!; его любовные сцены одиозны; его английский язык - преступление против языка. Вычтите все перечисленное, и то, что останется, будет Искусством. Я думаю, что мы все должны признать это.

Можно было сказать почти то же о Музее Наги, культурном центре Сёнандай, Мечети Тойодама, Новой Станции Киото и, конечно, о Петле Ороти. В них нет никакого порядка, системы, последовательности или результата; никаких причин, чтобы быть чем-то кроме правительственных вложений в строительную промышленность. Петля шоссе, разбивающая долину, гигантская металлическая труба, развалившаяся посредине живописной деревни, «новая природа» в форме разбитого на крупные куски холма, украшенного алюминиевыми деревьями. Каковы в действительности эти вещи? Сад песка, приклеенный к стенам – это юмор, вызывающий жалость. Алюминиевые деревья, рекламируемые как «новая природа» – забавный пафос. На всю длину и широту Японии инкрустация ненужными и неиспользованными общественными памятниками обманывает как научная фантастика 1960-ых годов – траты денег неописуемы, лозунги одиозны, а академический жаргон имеет обыкновение объяснять и оправдывать все эти преступления против языка.

Вычтите все это, и то что останется, будет Искусством. Я думаю, что мы должны все признать это.