Собрание стихотворений

Мне снятся вечерние свечи,

она на коленях моих

лепечет мне быстрые речи,

лепечет о снах молодых.

Ей снилися белые кони,

все белые кони в полях,

серебряных всадников брони

сверкали на белых конях.

Дрожала земля под конями

и капала пена с удил.

Он, светлый, звеня стременами,

копье перед ней опустил.

Ей снилися белые кони,

все белые кони в полях,

серебряных всадников брони

сверкали на белых конях…

Не спи! но спящих не буди!

Заутра выйди на крыльцо,

надень венчальное кольцо,

и обратив к заре лицо,

молись и жди!

И вот с востока на заре

промашут огненные птицы;

мелькнут заветные станицы,

зардятся копья на горе.

И он, — веселый и победный,

в передрассветной тишине,

от вражьих ран — смертельно-бледный,

проскачет мимо на коне.

Я — целомудрен, чист и свят,

и свято имя — голубицы,

моей возлюбленной юницы,

мои напевы сохранят.

Я ей пророческими снами

исполнил девственную грудь

и непорочными мечтами

усеял в небе светлый путь.

Не ярче ль звезд её порфира,

на кудрях царственных венец?!

О, не для суетного мира

ее воспел суровый жрец!

Красуйся чистая лилея!

Мой бескорыстен в песнях суд:

тебя века благоговея, —

Невестой рая нарекут!

Когда неведомый и сильный

Господь призвал меня на брань,

Он мне десницею обильной

дал знамя в трепетную длань.

На нем священные глаголы

Он кровью Сына начертал

и путь в немеркнущие долы

в греховной бездне указал.

И Он воззвал: «Мужайся, воин!

Моей победы близок час!

Блажен, кто знамени достоин,

блажен, в ком пыл Мой не угас»!

И в бой я ринулся кровавый,

но не в бою лицом к лицу

нанес десницей враг лукавый

удары Божьему бойцу.

Нет, с мыслью грешною без боя

я в сердце доступ дал врагу

и, поражен его мечтою,

пути Господнего бегу.

Рука держать святое знамя —

уж недостойна и слаба.

Задуй же, Сильный, жизни пламя

в груди неверного раба!

Мчались мы на конях.

Ветер рвал и метал,

в конских гривах свистал,

заливался в безлюдных полях.

Но устали и взмылились кони.

Ты коня осадила, смеясь,

ты сказала мне: князь,

нам бояться ли рабской погони?

И над гривой коня,

вдруг нагнувшись проворно,

обернулась ко мне, охватила меня,

обожгла меня лаской огня,

отдалась мне добычей покорно…

И все стихло кругом,

Было все в тишине.

Не шуршала трава,

не стонала сова,

кто-то плакал… О ком?

Ты смеялась на черном коне!

Говорили в столовой большие до ночи,

а девочка слушала сказки детей.

Разгоралися детские очи,

о царевиче грезилось ей.

Ночью вышла одна она в поле,

побежала в таинственный лес,

было жутко за садом на воле,

но в лесу… Ах, в лесу было много чудес!

Там леший огни зажигал у дороги,

рассыпал на полянах росу,

улыбался над соснами месяц двурогий,

и все снился, ей снился царевич в лесу.

На болоте дрожали ветелки,

и были туманы — как скатерть длинны.

Говорили ей травы, что звездочку елки

хотят втихомолку украсть с вышины…

Я одна в лесу, одна,

в небе странная луна.

Кто там бродит, кто сидит,

кто смеется, кто кричит?

«Обернись-ка, посмотри!

Здесь нас три!

Как у первой зубы — сталь,

вся — печаль!

Горяча второй ладонь —

как огонь.

Третья ж белая нага

для врага».

«Ха-ха-ха! В нагое тело

старый черт впился умело!» —

«Ну скорей же!» — «Тише, бесы,

мы красоток под навесы!»

Я одна в лесу одна,

в небе странная луна…

Кто же длинный с бородой

встал над елью предо мной?..

Нынче утром я козлика долго искал:

козлик, мой беленький козлик, пропал!

А ночью горели костры на поляне,

месяц бледно светил,

и двигались люди в тумане;

там старец ножи над водою точил.

Два отрока рядом стояли;

они полотенце над камнем держали.

Все пели; и тихо и грозно их песня неслась.

Все пели о солнце, о жатвах, о бранях…

Вдруг нож засверкал и кровь пролилась,

и рдели капли на тканях.

Лежали все ниц. Старец кропил

нас теплою кровью с ветки сосновой.

Месяц бледно светил.

Занималась заря за дубровой…

Нынче утром я козлика долго искал:

козлик, мой беленький козлик, пропал!

Лебедь, лебедь белокрылый,

слышишь лебеди летят,

слышишь братьев клич унылый?

крылья в воздухе свистят.

Лебедь, лебедь белоснежный,

лебедь озером пленен

и тоскует лебедь нежный,

сном туманов окружен.

Лебедь, лебедь белокрылый,

заводь тихая страшна;

многих лебедей могилы

затаила глубина.

Собери, могучий, силы!

дни осенние летят.

Лебедь, лебедь белокрылый,

слышишь лебеди кричат…

Тебя я песней укачаю,

тебя я сказкой усыплю,

я сказок много, много знаю

и песни тихие пою.

Я расскажу про берег чудный,

про золотые паруса;

там под волною изумрудной

кораллы, скалы и леса.

На берегу есть сад чудесный,

его цветы — как снег белы,

глубок лазурью свод небесный

и реки быстрые — светлы.

В саду высоко терем пышный,

царевны в тереме живут,

их песни рано утром слышны,

они о солнце речь ведут.

Кругом в лесах поют Жар-птицы,

горят их перья, что костры,

в лесах медведи и лисицы,

как овцы кроткие, добры.

Их гладят маленькие дети,

они послушны не за страх…

Но спи, дитя: — созвездий сети

уж ангел вывел в небесах…

Мы под звездами в дубраве тихо ждали,

ждали приближения судьбы,

а над нами важно двигали, качали

ветви — темные дубы.

Там за черными стволами у могилы,

там, где корни мохом обросли,

там бродили, вея дивной смутой, силы,

силы тайные земли.

Там шептались, нежно жались, к травам травы

обвивались, обнимали свет,

свет рождался, и по всем листам дубравы

пробуждался шум в ответ.

Мы склонялись, рвали травы, песни пели,

песни — Господину своему,

песни пели под напев лесной свирели,

знали ль, девушки, кому?

Бог рождался, Бог являлся нам под сенью

Дуба, — в росной ложнице земли.

Мы к Родительнице в рощу, мы к рожденью

Бога, — сестры, ночью шли.

Он родился, мы младенца повивали,

пеленали Бога в час родин

и до солнца колыбель его качали,

спал младенец — Господин.

Спешите, юные, спешите!

Царевна в замке ледяном.

Скорее двери отворите,

царевна близко за окном.

Вошли и ищут в коридорах,

к царевне в комнаты бегут,

То слышат голос, слышат шорох;

царевны нет! — ее зовут.

Бегут, блуждают в подземелье,

царевна здесь! — Она в цепях.

В пыли находят ожерелье…

наверх бегут, их гонит страх.

Идут по залам, залы — пусты.

Взирают, молча, в зеркала.

На шум шагов, как стон стоустый,

им молвят своды: умерла!

Но им не верят, ищут, бродят.

Царевны нет! — года бегут…

И вот как тени в замке ходят.

Царевны старцы не найдут.

И слышен плач их: отворите,

одни мы в замке ледяном!

Спешите, старые, спешите,

царевна близко за окном!