Собрание стихотворений

Мне мой отец, отец лукавый,

сулил не раз свои миры

и открывал своей державы

неисчислимые дары.

Мне рассыпал земли богатства,

весь блеск металлов и камней,

сулил мне мир в довольстве братства,

покой размеренных полей.

Мне обещал царя корону,

покорства трепетную лесть;

я зрел князей, спешащих к трону, —

мне ликованья дань принесть.

И обнажал пиров забавы,

объятья жгучих, юных тел,

и соблазнял напевом славы,

и рисовал певца удел.

Но сын отверг отца соблазны,

да буду равен я отцу!

Пути отца и сына разны,

но все к единому концу.

И я себе в туманной дали

прозрел таинственную власть:

венок терзаний и печали —

мои в ней слава, право, страсть.

Его я выбрал, и ни лира,

ни меч, ни разум, ни багрец

так не пленят мне властно мира,

как мой мистический венец.

К нему несметными толпами

всех стран народы притекут

и перед всеми божествами

его над миром вознесут…

Я понял все, я все узнал,

но малым детям не скажу.

Над чем от юности гадал,

тем резвость юных пощажу.

Вот соберу детей как прежде,

пусть водят светлый хоровод!

Сам стану песни петь надежде,

развеселю старинный свод.

Я подойду к юнице с лаской,

глаза ей тихо завяжу;

дитя — забавив детской сказкой —

на камень белый положу.

Ее раздену осторожно,

ей поцелую лик шутя;

я — старый жрец, мне это можно,

она же — девочка, дитя.

Другим скажу: теперь бегите!

И пойте, дети, веселей!

Назад, на деда, не глядите,

сестра вас встретит у дверей…

И устрашусь ли жертвы малой?

Не долго стану целовать,

но сладко будет в крови алой

мне руки старые купать.

Я человечество люблю.

Кого люблю, того гублю.

Я — дух чумы смердяще-гнойной,

я братьев ядом напою

и лихорадку страсти знойной

в их жилы темные волью.

Я ненавижу одиноких.

Глубин заоблачно-высоких

мне недоступна тишина

и мудрецов голубооких

святая радость не нужна

для мыслей черных и жестоких.

Но будет день, — преступный миг:

я подыму в них гордый крик,

я заражу их диким бредом,

и буду грозен и велик,

когда ни мне, ни им неведом

в них исказится Бога лик…

Иду по улицам шумящим,

встречаю сумрачные взгляды,

наперекор любви просящим

свершаю темные обряды.

О, я — жестокий и беспечный,

для них не ведаю пощады!

О, в этой жизни скоротечной

иной исполнен я отрады.

Они идут, проходят мимо,

встает как пыль их вереница:

влачатся долго, нестерпимо

однообразные их лица.

К чему их столько?! — все как тени,

их речь — не речь, пустое эхо.

В глазах ни света, ни падений,

ни зла, ни гордости, ни смеха.

Вас проклинаю! Вам — забвенье!

Моей любви теням не надо,

вам серый хаос, вам — презренье!

Вас ненавидеть мне отрада.

Иду к другим, зову других,

зову отъявленно-преступных,

всех неге мирной недоступных,

бесстыдно-смелых и нагих!

Зову в провалы и подвалы,

в притоны тайные игры,

к пирам в кощунственные залы,

где ждут их пьяные костры.

Хочу в порывах исступлений,

в безумстве плясок, мигов, смен,

в чаду страстей, в бреду радений

сорвать запретов тесный плен.

Хочу, чтоб вспыхнули как пламя

они — свободные мечтой,

да будет свет их — миру знамя

ненасытимости людской!

Ко мне, ко мне, со мной в утеху,

в позор блистающим богам,

навстречу зною, злобе, смеху —

со мной к неистовым кострам!

Но сам с толпою мутно-пьяной,

пойду ль к дымящимся кострам?!

Нет, в час их жертвы, в час багряный,

себя им в жертву не отдам.

Не буду с ними в вихре дымном,

иной забавы захочу!

Меня да встретят светлым гимном

и да, поверят палачу!

Не отступлю пред старой ложью,

стопою легкой к ним сойду.

Заворожу их тихой дрожью,

с них глаз любовных не сведу.

А в час, когда безмерность муки

подымет в них проклятья крик,

я протяну к ним с лаской руки,

я покажу им новый лик.

Приникну с тихим поцелуем

к устам их, дрогнувшим в огнях,

мечту последнюю скажу им,

и загашу последний страх.

Скажу им — злобным — на исходе

про мир в обителях Отца,

скажу о радости в свободе,

о милосердьи без конца…

Пламя девственно-святое,

свет живительный земли,

звезды в благостном покое

нас от скорби не спасли.

Ты же, грозный, непорочный

разбуди свои огни!

Оробелых в час урочный

знойной лаской обмани!

Будет праздник: мы несмело

подойдем к святым кострам,

отдадим нагое тело

знойно-лижущим огням.

Как невеста молодая

ступим трепетно на них…

Ты, мучительно лобзая,

наш ликующий жених!

Нам спалишь лицо и руки,

обожжешь нам жадно грудь —

и откроешь в недрах муки

светозарной смерти путь!

Гори, гори, огонь священный!

Сыны забытые земли,

тебя с молитвою смиренной

в глухую полночь мы зажгли!

Согнал нас ветер с гор в пустыни,

от звезд не знали мы тепла,

и жизнь без таинств и святыни

в заботах мелочных текла.

Но был нам миг: среди видений

забыв заветы страшных слов,

на сладость гордую падений

мы променяли мир богов.

Переступили мигов грани

и победили сны огнем…

К тебе за таинством сгораний,

все разрешающий, идем.

Ликуй, дерзай огонь надменный!

Могуч твой яростный язык!

Светися вещий, неизменный,

блаженства скорого тайник!

Жарче, жарче пламя злое!

В диком трепете твоем

мы блаженство неземное

смертной мукой познаем!

Мой жених огнем жестоким

сжег мой девственный венок

и таинственно-глубоким

зрела жизни я поток.

Сладострастными речами

он мой разум опьянил

и бесстыдными огнями

тело робкое обвил.

Я безвольно, я безгласно

отдалась яру страстей,

мне ль бороться своевластно

с блеском пышущих огней?!

Жарче, жарче! Страх откинем.

Пойте люди? Мы в огнях…

Быстро, быстро с гимном сгинем

на ликующих кострах!..

О пойте, пойте гимн страданью,

слагайте песнь его огню!

От испытанья к упованью,

от упованья к ликованью —

наш путь к сияющему дню!

За счастьем жалким, счастьем дольним

мы раболепно не пошли,

не сном плененные крамольным,

от мук невольных к мукам вольным

свою святыню понесли!

Нет, выше мира, мира тленья —

мир исступленья, мир мечты.

В огне ступени искупленья

и от паденья до спасенья

все звенья пламенем чисты!

О пойте, пойте гимн страданью,

пути так близки наяву!

От испытанья к упованью,

от упованья к ликованью,

от ликованья к божеству!

Мы пляшем, пляшем, пляшем,

несемся с гиком по холмам,

пред богом плясок в круге нашем

пусть плоть покорствует кругам!

Дана нам радость в сочетаньи,

в сплетеньи тесном в сгибах тел;

священно голых ног мельканье,

блажен, кто в плясках быстр и смел!

Бегите, братья, шибче, девы!

Пусть ходит ветер от рубах.

От Бога — буйные запевы,

и Бог наш юный — чист и наг!

Ему не надо лжи и сказок,

пред ним быть вольно без личин,

пред Богом хмеля, Богом плясок

мы все в сплетеньях как один!

Быстрей и шибче до забвенья!

Растут желанья, резвость ног…

До исступленья, до паденья

нам заповедал пляски Бог!