Перевод Н. П. Баранова
1. Ликин. Что ты, Гесиод, превосходный поэт и получил этот дар от Муз вместе с веткой лавра, это и сам ты доказываешь песнями, которые слагаешь, ибо они — вдохновенны и величавы, да и мы верим, что это действительно так. Но вот что способно вызвать недоумение. Как же это? Ведь ты утверждаешь, говоря во вступлении о себе самом, будто получил от богов свой божественный дар для того, чтобы, с одной стороны, прославлять и воспевать минувшее, а с другой — предрекать грядущее. И вот первое ты осуществил с превеликим совершенством, рассказывая о поколениях богов вплоть до тех, самых первых, — я разумею Хаос, Землю, Небо и Любовь, воспевая добродетели женщин, давая земледельческие советы и относительно Плеяд, о подходящих сроках пахоты, жатвы и выхода в море, и вообще обо всем таком.
Что же касается второго, что особенно было полезно для жизни и более всего приличествовало дарам богов, — я говорю о предсказании будущего — ты и намека не дал, но всю эту часть предал забвению и нигде в своей поэме не попытался подражать Калханту, Телему, Полииду или Финею, которые, хотя и не от Муз получили свой дар, все же пророчествовали и, не колеблясь, изрекали свои предсказания тем, кто в них нуждался.
2. Отсюда с полной необходимостью вытекает, что молчание твое обусловлено какой-нибудь одной из трех следующих причин: или ты солгал, как бы ни было резко это слово, утверждая, будто Музы обещали тебе, что ты сможешь предсказывать грядущее; или они дали тебе эту способность, как обещали, ты же скаредно скрываешь и за пазухой таишь полученный дар и не уделяешь от него ничего тем, кто в нем нуждается; или, наконец, у тебя имеется в готовом уже виде немало и таких писаний, но ты до сих пор еще не пустил в жизнь и приберегаешь использование их до какого-то другого — не знаю, какого именно — более удобного времени.
Правда, возможно еще предположение, но его я и высказать не решился бы: будто Музы, пообещав одарить тебя двумя дарами, один действительно дали, но с половины взяли обещание обратно — я разумею знание будущего, причем это второе обещание было к тому же высказано ими раньше первого.
3. От кого же другого, Гесиод, если не от тебя самого, можно узнать все это? Ибо, как боги являются "подателями блага", так и вам, их друзьям и ученикам, подобает с полной правдивостью поведать о том, что вы знаете, и разрешить наши сомнения.
4. Гесиод. Я мог бы, любезный, без труда дать тебе ответ сразу на все и сказать, что в моих песнях ничто не принадлежит мне, но все — Музам. От них и надлежало бы тебе требовать отчета и в том, что сказано, и в том, что осталось невысказанным. За то, о чем я говорю по собственному опыту, то есть о том, как пасти скот и загонять его, выгонять, доить, и о других пастушеских делах и сведениях, — за это, да, я по справедливости должен был бы отвечать, но богини раздают свои дары тем, кому пожелают, и настолько, насколько сочтут это приличным.
5. Однако я без затруднений сумею и как поэт перед тобой оправдаться. Я утверждаю, что не следует требовать от поэтов мелочной точности выражений, чтобы все сказанное было у них договорено до последнего слога, и придирчиво проверять, не вылетело ли у них незаметно какое-нибудь слово в стремительном беге поэмы. Напротив, надлежит знать, что многое мы нагромождаем ради размера и для благозвучия; а нередко случается, что стих сам, не знаю как, принимает в себя то или другое гладкое слово. Ты же отнимаешь у нас величайшее из благ, которыми мы владеем: нашу свободу и право распоряжаться делом творчества. Ты не видишь, сколько других красок имеется в поэме, а выбираешь разные занозы и колючки да выискиваешь место, за которое было бы удобно ухватиться клевете. Но не ты один так поступаешь и не против меня одного, но и многие другие подобным же образом разрывают на кусочки имя моего современника Гомера, пускаясь в такие же изысканные тонкости и рассуждая о разных мельчайших пустяках.
6. Поскольку однако приходится лицом к лицу встретиться с твоим обвинением и наивернейшей защитить себя защитой, — прочти-ка ты, человече, мои "Дела и дни", — прочти и узнаешь, сколько в этой поэме напророчил я всяких предсказаний и откровений, предуказывая счастливый исход дел, совершаемых правильно и во благовремении, а равно и ущерб от разных упущений. Хотя бы вот это:
Все унесешь в корзинке, и зависть в немногих возбудишь,
или, с другой стороны, перечисление благ, которые ожидают исправных земледельцев, — и, право, следовало бы признать эти предсказания наиполезнейшими.
7. Ликин. Все это, мой удивительный Гесиод, ты изложил, конечно, как настоящий пастух. Как видно, воистину Музы тебя вдохновляли, так как сам ты даже защитить не в состоянии свои стихи; но мы-то не этих предсказаний ожидали от тебя и от Муз, потому что в подобных делах простые хлебопашцы — куда более надежные прорицатели, чем вы: они наилучшим образом смогут предсказать нам, что в случае, если бог будет дождить, — полным нальется колос, если же засуха хватит и станут жаждой томиться нивы, то никакие уловки не помешают голоду прийти следом за этой жаждой полей. Сумеют сказать земледельцы также о том, что не в середине лета надлежит пахать, иначе никакого проку Не будет, и только зря разбросаешь семена, и о том, что нельзя жать еще зеленый колос, чтобы не оказаться ему лишенным зерна. Не нуждается вовсе в предсказаниях, что стоит лишь не прикрыть семена, стоит рабу не пройти с мотыгой, не набросать на зерно земли, как налетят птицы и расклюют все надежды этого лета.
8. Вряд ли кто-нибудь ошибется, высказывая такие советы и наставления, и, мне кажется, тут не нужно вовсе пророческого дара, дело которого — предвидеть сокровенное и никогда никому не известное, как, например, предсказать Миносу, что сын его задохнется в бочке с медом, или ахейцам открыть причину гнева Аполлона и возвестить о том, что на десятый год будет взят Илион. Вот это — пророчества. А если причислять к ним твои предсказания, то незамедлительно придется и меня назвать прорицателем: ибо предрекаю и провозвещаю, — и притом без помощи Кастальского источника, без лавра и без треножника Дельфийского, — что "всякий, кто в мороз отправится гулять нагишом, особенно если к тому же будет дождить или бить градом, — схватит после этого немалую горячку"; и еще того пророчественней: "вместе с горячкой, естественно, приключится у больного жар". Да мало ли подобных предсказаний, о которых просто и вспоминать смешно!
9. Итак, оставь такого рода оправдания и предсказания. То же, с чего ты начал свою речь, пожалуй, стоит принять — твое утверждение, что ты сам не знал того, о чем говорил, но некое божественное вдохновение влагало в тебя твои стихи. Впрочем, и само это вдохновение — не слишкомто достоверно: ибо невозможно, чтобы оно часть обещаний довело до конца, другие же оставило без исполнения.