Социальная история Англии XIV-XVII вв.

Введение

В отечественной историографии на рубеже XX–XXI вв. сложилось новое понимание социальной истории. Оно включает в себя весь спектр жизни общества — от экономических отношений до различных форм повседневности^{1}. Для английских исследователей такое понимание социальной истории было характерно еще в первой половине XX в., ярким примером чего является замечательная работа Дж.М. Тревельяна^{2}. В последние десятилетия это направление исторических изысканий активно разрабатывается и в отечественной, и в зарубежной историографии^{3}.

Неразрывную часть истории западноевропейского общества составляет история средневекового города. Без ее изучения невозможно понять эволюцию данного общества^{4}. Тем более важны переходные этапы, когда старые, устоявшиеся отношения сталкиваются и переплетаются с новыми. В разных странах и городах изменения в сферах общественной жизни происходили не одновременно и имели свои особенности. Новые явления могли появляться, а затем исчезать на определенное время. Но эти колебания и особенности не отрицают общих закономерностей развития. В последние десятилетия исследователей все больше привлекает проблема переходных эпох, наличие которых характерно для разных периодов истории и разных стран^{5}. Тем более что в истории средневекового города остается еще много вопросов, требующих специального изучения. Но особый интерес вызывает поздний город благодаря своему переходному характеру. В XIV–XV вв. в нем продолжали развиваться те же процессы, что и в прежние времена, вместе с тем, уже эти века принесли и существенно новое — начинается разложение цехового ремесла и одновременно возникают новые формы производства^{6}. Наиболее подробно данные явления изучены на материале итальянских и нидерландских городов, в меньшей степени английских и немецких^{7}. Можно ли сказать, что возникновение ранних форм капиталистического производства в Италии и Фландрии было уникальным явлением, а в других странах очаги раннего капитализма стали возникать лишь к концу XV в.? Изучение позднего английского города позволяет ответить на этот вопрос. Тем более что и в конце XIX, и в конце XX в. по данному поводу высказывались достаточно противоречивые суждения. Если Дж.Т. Роджерс считал, что «капиталистический работодатель, первый посредник между потребителем и рабочим, совершенно не известен до XVII в., а капиталистический покупатель сырого материала, второй посредник, начинает играть свою роль в народном хозяйстве еще позже»^{8}, то У Дж. Эшли обращал внимание на то, что в XIV–XV вв., наряду с с упрочением цехов, в отдельных отраслях — сукноделии, производстве шелка и льна — появились новые формы организации труда^{9}. В начале XX столетия Дж. Анвин систему раздачи сырья и даже мануфактурное производство прослеживал уже в XIV в.^{10}, позднее М. Постан совершенно определенно считал XIV в. временем возникновения английского капитализма. Он характеризовал этот век как «величайшую эпоху зарождения английского капитализма»^{11}. Э. Липсон также утверждал, что капитализм имел место в Англии уже в начале XIV в.: «Капитализм существовал в шерстяной и камвольной промышленности за четыре века до появления машин»^{12}. В 70-е гг. XX в. крайней точки зрения придерживался Джон Хатчер: «Богатые капиталисты были достаточно сильны в торговле оловом на юго-западе по крайней мере начиная с конца XIII века»^{13}. В 1991 г. Кристофер Дайер приходит к выводу о том, что капиталисты и потенциальные капиталисты жили в Англии XV в.^{14}

Можно сказать, что в истории английского города, и прежде всего его экономики, XIV–XV вв. до сих пор остаются «темными веками» в смысле изученности процессов, происходивших в нем. Поэтому и сейчас вполне актуально звучат слова Я.А. Левицкого: «Исследование типологии процесса возникновения в городах условий и предпосылок для перехода к капитализму требует специального конкретного анализа всей совокупности данных о развитии городов в XIV–XV вв., в тех или иных странах Западной Европы»^{15}.

С конца XIX в. появилось достаточно большое количество трудов, посвященных разным проблемам городского развития в Англии. Правда, нужно отметить значительный перекос в сторону конституционных и правовых аспектов истории средневекового английского города. В 1963 г. исследователь социальной и экономической истории Англии в Оксфордском университете У. Хоскинз в связи с этим заметил: «Результат тот, что мы знаем неожиданно мало об экономике, социальной структуре и росте английских городов ранеее конца XVIII в.»^{16}. Через четверть века в 1988 г. Роберт Готфрид, говоря об англо-американской литературе, отмечал: «О средневековых английских городах написано много. Но до Второй мировой войны большинство исследований в отличие от работ, посвященным континентальным городам, было ограничено политическими и конституционными вопросами <…> Более того, это продолжалось еще долго после того, как другие историки начали обращаться к более широким вопросам»^{17}. Р. Готфрид считал, что центр внимания начал смещаться только к середине 70-х гг. XX в.

Безусловно, это не значит, что экономическая история Англии совершенно осталась за пределами внимания историков. Достаточно вспомнить фундаментальные работы представителей историко-экономического направления в английской медиевистике. Думается, нет нужды характеризовать работы Дж.Т. Роджерса, У.Дж. Эшли, У. Кенингема, поскольку их подробно рассмотрели Е.В. Гутнова, Я.А. Левицкий, А.А. Кириллова, М.М. Яброва^{18}. Не касаясь и известных штудий А. Грин и Дж. Анвина, обратимся к более поздним исследованиям английского средневекового города. Хотя вопросы социально-экономического развития стали привлекать большее внимание, они, как правило, ограничивались историей городских финансов и торговли (преимущественно внешней). Тот же У. Хоскинз, сетовавший на отсутствие внимания к экономической истории, базировал свое изучение провинциальных городов на отчетах о субсидиях первой половины XVI в. Значительное количество работ было посвящено внешней торговле. Еще в 1933 г. вышла коллективная монография «Исследования по английской торговле XV в.»^{19}, в которую вошли статьи ведущих специалистов, таких как А. Пауэр, М. Постан, Э. Кэрус-Уилсон, С. Трапп и других. Большинство авторов основывали свои выводы на данных таможенных отчетов XV в. В статьях содержится богатый фактический материал, но все они явно отдают предпочтение внешней торговле как фактору экономического роста Англии. То же самое можно сказать о работе Дж. Рамзи, посвященной английской заокеанской торговле в позднее Средневековье^{20}. В последующие десятилетия вышло много трудов, посвященных отдельным составляющим внешней торговли — торговле оловом, шерстью, мехом, вином, зерном, солью, а также торговым связям Англии с другими странами^{21}. Большинство из них опираются на архивные данные, таможенные отчеты и другие источники, но не претендуют на какие-то теоретические обобщения.

Развитию и особенно организации ремесла в английском городе посвящено несравненно меньше исследований. В конце XX в. Дж. Россер был вынужден констатировать: «Сто лет назад организация труда в средневековом городе была предметом оживленного обсуждения, но в XX в., за некоторыми исключениями, ею в основном пренебрегали»^{22}. Имеющиеся же работы, как правило, являются или очень общими обзорами развития промышленности в целом, или детальным рассмотрением какой-то отдельной отрасли. Характерным в этом плане является коллективный труд «Английская средневековая промышленность: ремесленники, техника, изделия»^{23}. Каждая из 15 глав в нем посвящена одной из отраслей промышленности, в том числе производству алебастра, глиняной посуды и черепицы, использованию в ремесле кости, рога (в частности, оленьего рога) и т.п. Внутри глав материал организован единообразно: автор показывает, откуда поступало сырье, какие применялись орудия труда, какие ремесленники были заняты в производстве, как они были организованы, какую продукцию производили. В работе широко используется археологический материал, приведена масса технических деталей, но трудно назвать ее серьезным историческим исследованием.

Главной экспортной отрасли средневековой Англии — сукноделию — посвятила свой труд известная английская исследовательница Элеонора Кэрус-Уилсон, назвавшая его «Промышленная революция XIII столетия»^{24}. Основное внимание автор уделяет возникновению сукновальных мельниц, которые революционизировали производство сукна. С XIII в. преимущества оказались на стороне сельской округи, и многие старые центры по производству сукна стали приходить в упадок. Но упадок ремесленного производства в отдельных городах, по мнению исследовательницы, не означал деградации промышленности в целом. Некоторые города сохранили свое ведущее положение, а изготовление широких сукон переместилось с востока Англии на запад, где были не только источники превосходной шерсти, но и богатые водные ресурсы. Эти выводы не вызывают возражений. Но трудно согласиться с тем, что в английских городах уже в конце XIII — начале XIV в. жили капиталистические предприниматели, хотя, безусловно, строительство и эксплуатация сукновальных мельниц требовали больших денежных средств^{25}.

В 1971 г. появилось исследование Кеннета Понтинга «Суконная промышленность юго-запада Англии»^{26}. Работа является очень общей, поскольку охватывает материал от раннего Средневековья до промышленной революции включительно. В ней хорошо представлен технологический процесс производства сукна, но в плане теоретических обобщений она мало что добавляет к статье Э. Кэрус-Уилсон.

В последние десятилетия появилось довольно много работ, посвященных европейским средневековым гильдиям, как ремесленным, так и торговым. Они рассматривают их религиозные, политические и экономические функции. Как отмечает К. Кассой в своей рецензии на книгу Дж. Россера, «поскольку объем исследований возрастал, они становились все более фрагментированными»^{27}. Из обобщающих штудий, посвященных английским гильдиям, можно назвать лишь полемическую статью Хедер Суонсон «Иллюзия экономической структуры: ремесленные гильдии в позднесредневековых английских городах», появившуюся в 1988 г., и ее книгу 1989 г. «Средневековые ремесленники: городской класс в позднесредневековой Англии»^{28}. Опираясь в основном на данные г. Йорка, автор делает вывод: «профессиональная структура» английских городов — «мнимая», и обосновывает это тем, что ремесленники и члены их семей могли быть заняты в двух, трех и четырех различных видах деятельности. В этих условиях, по мнению X. Суонсон, установить ремесленную монополию было невозможно^{29}. Искусственное разделение и строгие ограничения устанавливались городскими советами и, главным образом, с фискальными целями, а сами ремесленники не стремились к этому^{30}. Следуя своей логике рассуждений X. Суонсон приходит к выводу: поскольку на практике жестких разграничений не было, то «совершенно неразумно приписывать гильдиям какую-либо способность влиять на экономические изменения или задерживать их», и что «экономика функционировала в значительной степени независимо от них»^{31}. Многие аргументы X. Суонсон привязаны к конкретному месту (г. Йорку), часто ее выводы являются скорее предположением, а толкование документов вызывает возражения. Но работы этого автора заслуживают пристального внимания из-за обилия привлеченного материала, и хотя со многими выводами можно спорить, но исследовательница, по крайней мере, стремится к теоретическим обобщениям, чего другие современные исследователи старательно избегают. X. Суонсон не боится затрагивать дискуссионные вопросы, тем самым показывая, как много еще спорного в истории средневекового города. В 2015 г. появилась книга Дж. Россера «Искусство солидарности в Средневековье: гильдии в Англии 1250–1550»^{32}. Автор попытался преодолеть упоминавшуюся фрагментацию исследований, сосредоточившись на гильдейской регламентации, моделях поведения и деятельности членов ряда английских гильдий. Структура монографии построена по принципу распределения сфер деятельности, которые были характерны для всех типов гильдий, это позволяет показать разнообразие их функций. Но слабым местом книги является то, что указанные сферы деятельности выбраны произвольно, и довольно трудно определить, по какому принципу они отбирались. Кроме того, в первой главе, которая называется «Иммунитет», примеры приводятся из истории Древней Греции и современных Египта и Америки. Дж. Россер замечает, что современное общество может многое извлечь из «конструктивного потенциала человеческого сотрудничества», заложенного в средневековых гильдиях^{33}. В следующих главах содержится больше средневекового материала, но иногда примеры из истории городов континентальной Европы занимают слишком большой объем.

В последние десятилетия в англоязычной историографии вопросы истории английского города в переходный период стали привлекать довольно большое внимание. Наиболее популярными направлениями исследований можно считать локальную историю и новую социальную историю^{34}. Тематика публикаций поражает своим разнообразием — от истории отдельных ремесел до истории улиц и даже отдельных зданий^{35}. Прекрасный анализ британской и англоязычной историографии в рамках указанных направлений дан в книге Л.Н. Черновой «Под сенью Святого Павла: деловой мир Лондона XIV–XVI вв.»^{36}.

В отечественной историографии начало изучению английского средневекового города положил Я.А. Левицкий. Основное внимание он уделял раннему этапу возникновения и развития городских центров (XI–XIII вв.), но в то же время наметил перспективы для дальнейших исследований. Я.А. Левицкий отмечал, что почти не изучены соотношение цехового и внецехового ремесла, роль города в складывании внутреннего рынка, взаимоотношения города и деревни на разных этапах их существования^{37}. Занимаясь ранним этапом сукноделия в Англии, Я.А. Левицкий отмечал, что традиционно больший интерес вызывало внегородское развитие ткачества и сукноделия, а роль города явно недооценивалась. Не сосредотачиваясь специально на позднем городе, он считал, что «и для периода, когда сукноделие начинает переходить из города в деревню, и в сельских местностях основываются суконные мануфактуры (а это происходило в Англии не ранее XV в.), роль городского сукноделия в подготовке этого процесса трудно переоценить и, во всяком случае, нельзя игнорировать»^{38}. Как и в зарубежной историографии, вопрос о времени появления ранних форм капиталистического производства в Англии отечественными историками решался по-разному. Я.А. Левицкий, имея в виду XIV–XV вв., писал: «Город в это время в Западной Европе еще развивался как город феодальный, хотя, бесспорно, в нем уже начали возникать некоторые условия и предпосылки для перехода в дальнейшем к капитализму»^{39}. Правда, исследователь не конкретизировал своего положения. Е.А. Косминский, хотя и являлся специалистом, прежде всего, по аграрной истории Англии, выражался более определенно: «Именно в XIV–XV вв. было заложено начало английской суконной промышленности, рассчитанной на экспорт и сыгравшей такую крупную роль в развитии английского капитализма»^{40}.

В конце XX в. А.А. Сванидзе вполне определенно относит возникновение раннекапиталистических отношений в развитых странах Европы к XIV в.: «В наиболее развитых странах Западной Европы, где цеховые общности в городах сложились достаточно рано и повсеместно, они уже с XIV в. стали трансформироваться, приобретая раннекапиталистические черты в области производства, трудовых и личных отношений, этических установок»^{41}. И хотя автор не говорит конкретно об Англии, но ее вполне можно отнести в разряд наиболее развитых стран Западной Европы.

Специально социально-экономическому развитию английских городов преимущественно в XIV в. посвятила свои работы А.А. Кириллова^{42}. Она совершенно определенно писала: «Уже в первой половине XIV в. делается ясным, что быстрое развитие суконной промышленности невозможно без создания новой экономической организации производства»^{43}. Используя материал, главным образом, городов Восточной Англии, она впервые в отечественной медиевистике рассмотрела социальные противоречия внутри цеха и в городе в целом, подробно остановилась на изменении положения учеников, образовании и развитии патрициата. Правда, XV в. в ее исследованиях оказался затронутым лишь бегло.

Н.М. Мещерякова в своей работе, посвященной генезису капитализма в промышленности Англии, «переход английского общества от феодализма к зрелому капитализму» относит к XVI — первой половине XVII в. и отмечает, что в ткацкой и суконной промышленности Англии раннекапиталистическое производство спорадически возникало к концу XV в.^{44} Хотя данные, которыми оперирует Н.М. Мещерякова, в такой же мере относятся к XIV–XV вв., как и к XVI в., тем более что деятельность скупщиков-раздатчиков она отмечает уже в XIV в.

Единственной работой в отечественной историографии, непосредственно посвященной возникновению раннекапиталистических отношений в городах Англии начиная с XIV в., является книга М.М. Ябровой^{45}. Во введении М.М. Яброва отмечает, что «капиталистической эре», начало которой относят к XVI в., должен был предшествовать подготовительный период, поскольку ничто новое не возникает на пустом месте^{46}. В этой монографии впервые в отечественной медиевистике были прослежены городские истоки капиталистических отношений в Англии. Опираясь на широкий круг источников, М.М. Яброва рассматривает развитие купеческого и банковско-ростовщического капитала, складывание коммерческого кредита, проникновение торгового и ростовщического капитала в ремесло. В работе поставлен также очень важный вопрос о характере и эволюции наемного труда в городе. В нашей литературе специальных трудов по формированию в Англии слоя наемных рабочих пока нет. М.М. Яброва отметила неразрывную связь возникновения раннекапиталистических отношений с внешней торговлей, которая была одним из главных способов накопления капитала.

В 1993 г. появилась статья А.А. Сванидзе «Наемный труд и наемные работники Средневековья: феодальные формы»^{47}. Рассмотрение вопроса базируется на материале Швеции, но автор обоснованно отмечает его актуальность для изучения истории и других стран: «Исследование наемного труда также относится к дискуссии о соотношении товарного уклада и феодального способа производства, товарного уклада и капитализма, о «границах» между феодализмом и ранним капитализмам в Европе»^{48}. Совершенно справедливо А.А. Сванидзе отмечает, что складывание наемного труда в ремесле зависело от уровня развития последнего, от «соотношения с деревней в смысле трудовых ресурсов, сырья и рынка сбыта», от развития внешней торговли, которая в Средние века была стимулом для производства^{49}. Но поскольку уровень развития ремесла, связи города с округой, а также характер внешней торговли в разных странах — различный, то логично предположить, что и процесс складывания слоя наемных рабочих будет иметь в них свои особенности.

Таким образом, с того времени, как началось серьезное изучение истории английского средневекового города, в отечественной медиевистике появилось достаточно много интересных работ. Тем не менее, значительный круг вопросов остался еще за пределами внимания. Помимо тех проблем, на которые указывал еще Я.А. Левицкий, необходимо глубже проследить соотношение промышленности и торговли в экономическом развитии Англии, цехового и внецехового ремесла, формирование рынка наемного труда в городе, разложение ремесленных гильдий и возникновение новых форм производства в провинциальных городах, а не только в столице, и многое другое. На материале других стран некоторые из этих проблем уже решались, достаточно сослаться на изыскания В.И. Рутенбурга, С.М. Стама, А.А. Сванидзе, Ю.К. Некрасова, Л.А. Котельниковой и других^{50}.

Однако перспективные подходы и направления в изучении английского города и общества в период Средних веков и раннего Нового времени требуют, как отмечает А.Л. Ястребицкая, «критического осмысления и обобщения»^{51}. Но никакие обобщения невозможны без накопления материала в области локальной истории, поэтому так важны исследования специфики отдельных городов.

В англоязычной литературе большое количество научных трудов посвящено отдельным городам Англии. Еще в 1948 г. в Лестерском университете был создан «Факультет английской локальной истории», который возглавил У.Дж. Хоскинз^{52}. С 1982 г. деятельность исследователей данного направления объединяет «Британская Ассоциация локальной истории»^{53}.

В отечественной историографии история провинциальных английских городов только начинает разрабатываться. Еще в 70-е гг. XX в. В.В. Штокмар и В.А. Евсеев посвятили свои статьи Берику-на-Твиде и Ньюкаслу-на-Тайне в конце XVI — начале XVII в.^{54} В последние десятилетия В.А. Евсеев обратился к различным аспектам городской жизни Вустера, Уорвика, Бирмингема, Йорка, Ливерпуля, Беверли и некоторых других локальных городских центров^{55}. Торговыми компаниями г. Йорка XV–XVI вв. занимается С.П. Петрова-Маркова^{56}. Правда, социально-экономическим проблемам более раннего периода XIV–XV вв. внимания почти не уделялось.

Бристоль избран нами в качестве объекта исследования не случайно — он является провинциальным английским городом, а это позволяет судить о процессах, которые происходили не только в столице, но и в остальных городах. С другой стороны, он был одновременно (и до сих пор остается) крупнейшим портом на западе Англии и значительным промышленным центом. Поэтому на его материале можно рассмотреть не просто место и роль торговли в экономике или эволюцию ремесленного производства, но и их взаимное влияние, а также составить цельное представление о процессах, происходивших в средневековых английских городах.

Как уже отмечалось, в рассматриваемый период в английском городе зарождались новые явления и в экономике, и в социальных отношениях. В этой связи логично поставить вопрос: поскольку Лондон среди английских городов был явлением исключительным, возможно, новые отношения были характерны только для столицы, а провинциальные города продолжали жить по старинке? Локальные исследования позволяют найти вполне убедительный ответ. Кроме того, они помогают понять, где же раньше начали появляться новые, раннекапиталистические отношения — в городе или в деревне, поскольку традиционно возникновение капиталистических отношений в Англии связывали с изменениями, происходившими в сельском хозяйстве. Бристольские документы дают возможность проследить процесс зарождения новых форм организации производства, а также те экономические и социальные противоречия, которые сопровождали его. Только изучив конкретный материал отдельных городов, логично сделать обобщения, касающиеся всей Англии. Анализ документов провинциальных городов, в данном случае Бристоля, поможет ответить на вопрос: было ли возникновение раннекапиталистических отношений в Италии XIV в. феноменом специфическим для этой страны, или в других европейских государствах тоже происходили подобные процессы. Тот факт, что Бристоль являлся и значительным ремесленным центром, и крупным портом страны, позволяет рассмотреть взаимовлияние внешней торговли и ремесленного производства, а также их роль в экономическом процветании города. Интересно посмотреть, как сказывались широкие международные связи и предпринимательская активность на менталитете средневековых горожан, было ли какое-то отличие между социальным обликом жителей крупного порта и города, связанного лишь с ближайшей округой. Изучение конкретного города позволяет пристально всмотреться в те процессы, которые происходили во многих сферах городской жизни.

В англоязычной историографии Бристолю посвящено достаточное количество работ, хотя и не сказать, что очень много. Но почти всем этим трудам присущи те же особенности, что и штудиям по истории английского города в целом. Ранние исследования посвящены преимущественно юридическим и конституционным вопросам. Или они дают очень общее представление о развитии города в течение довольно длительного периода. Ярким примером такого рода эрудитских произведений может служить «История и древности города Бристоля» Уильяма Баррета, изданная еще в 1789 г.^{57} В ней не ставятся какие-либо серьезные проблемы социального или экономического развития, но она дает интересный фактический материал. В XIX — начале XX в. также было издано несколько общих работ по истории города^{58}. Основное внимание в них уделено участию города в политических событиях и взаимоотношениям с королевской властью. Хотя можно найти материал и о топографии города, внутригородских событиях, о торговле сукном, об отдельных выдающихся купцах. И в последующие десятилетия появлялись издания, носившие скорее энциклопедический характер. Среди них отметим сборник «Бристоль и его округа»^{59}, материалы которого не были объединены какой-то общей проблемой. Тематика статей включала и историю бристольского региона в римские времена, и очерк о Бристоле в Средние века, и очень специальную статью о процедуре взимания долгов в Бристоле XIV–XV вв.

Изучение отдельных сторон городской жизни начинается только в XX в. В 30-е гг. начали появляться работы Элеоноры Кэрус-Уилсон, много сделавшей не только в исследовательском плане, но и в деле издания источников. Основные ее интересы связаны с историей внешней торговли Англии, а также местом Бристоля в ней. В упоминавшемся выше сборнике «Исследования по английской торговле в XV в.» была помещена ее статья «Заокеанская торговля Бристоля»^{60}, в которой помимо торговли затрагивались многие стороны жизни города в XV в. Э. Кэрус-Уилсон обратила внимание на тесную связь внешней торговли Бристоля и его развития как ремесленного центра, коснулась вопроса о роли города в складывании внутреннего рынка в Англии. Хотя, конечно, ее в первую очередь интересовали основные направления внешней торговли, состав экспорта и импорта, развитие английского флота в XV в., роль крупных купцов и судовладельцев в экономическом преуспевании города. Много внимания уделяла исследовательница вопросу организации внешней торговли и, прежде всего, возникновению и раннему периоду деятельности компании купцов-авантюристов^{61}.

Возможно потому, что богатство Бристоля в значительной степени основывалось на внешней торговле, исследование его экономики сводилось, главным образом, к изучению лишь этой ее стороны. Но трудно назвать какие-либо работы, сопоставимые с трудами Э. Кэрус-Уилсон. Сошлемся на изыскания М. Балларда и Дж. Шерборна, посвященные бристольскому порту^{62}. Они затрагивают вопросы, прежде всего, связанные с созданием, функционированием и управлением именно портом. В тех местах, где речь идет о торговле, осуществлявшейся через порт, авторы не дают ничего нового по сравнению с работами Кэрус-Уилсон. В 1984 г. Энн Крофорд, архивист из Бристоля, опубликовала работу под названием «Бристоль и винная торговля»^{63}. В 28 страниц текста она уместила материал восьми веков (с XIII по XX), поэтому, естественно, книжка получилась очень общей и компилятивной. Возможно, о ней не следовало упоминать, но она наглядно показывает уровень большинства работ, посвященных социально-экономическому развитию Бристоля. Приятным исключением является штудии С. Флавин и Э. Джонс о бристольской торговле с Ирландией и континентальными странами, построенная на данных таможенных отчетов^{64}. Исследований, касающихся развитию ремесла в средневековом Бристоле, мы не найдем. В 1969 г. вышла книга Р. Бьюканана и Н. Коссонса «Промышленная археология бристольского региона»^{65}, но ее трудно назвать исследовательской, поскольку она дает только общее представление о возникновении различных отраслей промышленного производства.

В последнее время появляются работы, касающиеся отдельных аспектов истории средневекового Бристоля. Например, книга Роджера Лича по топографии города^{66} или Стюарта Дженкса, посвященная торговой экспедиции в Средиземное море Роберта Стерми^{67}.

Таким образом, целый ряд проблем, связанных с историей английского города периода Средних веков и раннего Нового времени, все еще остается мало изученным и нуждается в дополнительных исследованиях.

Рассмотрение заявленных тем требует привлечения разнообразных источников. Их характеристику можно начать с документов по истории Бристоля. Благодаря деятельности Бристольского архивного общества (“Bristol Record Society”) город располагает большим количеством опубликованных материалов, хотя не все они относятся к рассматриваемому времени. К сожалению, в Бристоле отсутствуют протоколы заседаний средневекового городского Совета. Но его решения и распоряжения по многим вопросам были записаны в двух «Красных Книгах»^{68}. «Малая Красная Книга» включает различные документы с 1344 по 1574 г. В 1346 г. городской клерк Уильям де Коулфорд внес в нее все уставы ремесленных гильдий, а затем на протяжении почти 150 лет в «Книгу» продолжали заноситься постановления, имевшие отношение к ремеслу города. Эти документы содержат материал об основных отраслях ремесленного производства в Бристоле, о функциях цехов и объеме их прав, о социальных отношениях внутри них, об организации управления, о происходивших в них изменениях и возникновении новых форм производства. Но этим вовсе не исчерпывается содержание такого богатого источника. Некоторые сведения «Малая Красная Книга» дает об организации торговли в городе, причем как внутренней, так и внешней. Поскольку основное богатство города происходило от экспортной торговли, то не удивительно, что «Книга» включает документы по истории бристольского Стапля. Многие записи характеризуют общественную жизнь города, например, «Малая Красная Книга» содержит списки членов городского совета за многие годы. Это позволяет проследить роль различных социальных слоев в управлении городом. Некоторые документы характеризуют саму организацию управления Бристолем. Часть из них дает представление о взаимоотношениях купечества с королевской администрацией и церковью, о бытовой стороне жизни горожан в XIV–XVI вв.

Намного меньше использовалась исследователями «Большая Красная Книга», названная так по аналогии с «Малой». Книга содержит несколько документов XIII и начала XIV в., но основная масса относится к концу XIV, XV и XVI столетиям. Хотя ранее датированные документы записаны на начальных страницах, в дальнейших записях нет никакого хронологического порядка: документы разных веков перемешаны между собой. Издатель «Большой Красной Книги» Э. Вил считает, что записи не делались последовательно, иногда клерки оставляли значительное число пустых страниц, чтобы обеспечить хотя бы приблизительную упорядоченность содержания. Нет неизбежной связи между датой составления документа и датой, когда он был записан в «Книгу». И хотя первой записью является документ, датированный 1240 г., это вовсе не означает, что «Большая Красная Книга» была начата в указанном году. Установить дату, когда она была начата, довольно трудно. Сравнивая почерки, которыми записаны документы, а также способы их группировки, Э. Вил пришел к выводу, что первые записи в «Большой Красной Книге» появились в 1376 г.^{69} Первоначально она служила для записи иных, нежели в «Малой Красной Книге» документов. В ней регистрировались различные сделки с недвижимостью, записывались завещания, а также фиксировались лицензии на торговлю и охранные свидетельства на корабли и товары. Но поскольку к середине XV в. «Малая Красная Книга» была почти заполнена, «Большая» стала использоваться как ее продолжение. Поэтому в ней появились документы, имевшие отношение к ремеслу города, и распоряжения по административным вопросам. Тем не менее, «Большая Красная Книга» дает преимущественно материал для изучения торговли Бристоля.

В 1937 г. Э. Кэрус-Уилсон опубликовала сборник документов, касающихся внешней торговли Бристоля в XIV–XV вв.^{70} Исследовательница отмечала, что история бристольской торговли еще не написана, поскольку изданных источников по этому вопросу мало, а те, которые есть, сосредоточены не столько в архивах Бристоля, сколько в других местах, с которыми город имел дело^{71}. Указанный сборник был составлен с целью восполнить данный пробел. Большую ценность ему придают таможенные отчеты за XIV–XV вв., без которых трудно понять объем внешней торговли города и ее расширение. Благодаря им можно составить представление о том, какие купцы торговали с теми или иными странами, состав экспорта и импорта, соотношение иностранных и английских купцов и кораблей, участвовавших в торговле, и многом другом. Кроме таможенных отчетов в сборник включены лицензии на торговлю, охранные свидетельства на английские и иностранные корабли, петиции в суд лорда-канцлера, отчеты о плаваниях и другие документы.

Некоторые сведения о социальном развитии города и его управлении можно получить из «Календаря мэров», составленного в XV в. городским клерком Робертом Рикартом^{72}. В свой «Календарь» Р. Рикарт не только фиксировал имена мэров, но и описал «похвальные обычаи» своего города, что каждый мэр должен знать, какие обязанности исполнять, а также заносил, как в летопись, из года в год выдающиеся, с его точки зрения, события, связанные с городом. Правда, исследователи, занимавшиеся публикацией документов из бристольских архивов, подвергают сомнению многие сведения, приведенные Р. Рикартом. Так, издатель «Картулярия госпиталя Св. Марка» Ч. Росс считает, что списки мэров и чиновников, составленные Рикартом для XIII в., ошибочны практически полностью. Для XIV в. между 1317 и 1350 гг. можно проверить записи Рикарта за 25 лет, и в 15 из них он допустил ошибки в именах чиновников или датах их службы^{73}. Поэтому использовать данный источник приходится осторожно, хотя не учитывать его нельзя. Тем более что списки членов городского совета с именами мэров, приведенные в «Малой Красной Книге», помогают уточнить некоторые сведения.

В качестве источников использовались и городские книги г. Йорка, записи в которых начинаются с марта 1474/75 гг.^{74},[1] Они не являются протоколами заседания городского совета. Городской клерк заносил в книги то, что сам считал достойным внимания. Но именно благодаря этой особенности городских книг Йорка мы имеем богатейший корпус данных не только по всем вопросам городской жизни, но и по истории Англии в целом.

Интересный материал по разным вопросам можно извлечь из переписки мэров и городского совета Лондона с администрацией других городов^{75}. Послания направлялись после судебных разбирательств о долговых обязательствах, нарушениях контрактов, для урегулирования отношений между отдельными купцами. Некоторые сведения по рассматриваемым вопросам содержатся в королевских хартиях, парламентских документах, законодательных актах и правительственных распоряжениях^{76}.

Материалом для рассмотрения социальной истории Англии XVII в. являются дневники Сэмюэля Пипса (1633–1703), крупного чиновника Адмиралтейства^{77}. Пять лет (с 1655 по 1660 гг.) он служил мелким клерком Казначейства, а затем благодаря способностям и трудолюбию (равно как и поддержке своего двоюродного дяди Эдварда Монтегю, графа Сандвича) занимал ответственный пост в Военно-морской коллегии (до 1673 г.). После был секретарем Адмиралтейства, секретарем короля (т.е. министром) по военно-морским делам (до 1689 г.). Дважды избирался в парламент, в качестве президента возглавлял Королевское научное общество. Среди его друзей были Исаак Ньютон, Роберт Бойль, писатель Джон Драйден и архитектор Кристофер Рен.

Другим богатейшим источником по социальной истории Англии является дневник Д. Эвелина (1620–1706)^{78}. Он был сыном крупного землевладельца и получил образование в Лондоне и Оксфорде. После начала Гражданской войны Д. Эвелин в 1643 г. уехал за границу, сначала во Францию, а затем в Италию. В 1652 г. вернулся в Англию, и через несколько лет был принят при дворе Якова II. С 1662 г. служил во многих комиссиях — Комиссии по усовершенствованию лондонских улиц, Комиссии по ремонту Собора Святого Павла, Комиссии Королевского Монетного Двора. Будучи членом Комиссии для больных, раненых моряков и военнопленных, участвовавших в англо-голландских войнах, он заразился и переболел чумой. С 1671 до 1674 г. Д. Эвелин работал в Совете по колониальным делам. Был членом Совета Королевского научного общества, и оставался его пожизненным членом.

Дневники Сэмюэля Пипса и Джона Эвелина представляют особый интерес, поскольку наряду с событиями политической, религиозной, культурной жизни страны в них уделено большое внимание бытовой, личной и семейным сторонам. Конечно, можно выразить сомнение в том, возможно ли на основании одного или двух дневников делать какие-то обобщения о жизни целого города или даже городов вообще. Но, говоря о себе, о своих чувствах, семейных проблемах, мемуаристы сообщают и общие сведения, дающие возможность представить жизнь улицы, уровень благоустройства городов, виды развлечений, болезни и состояние медицины в рассматриваемый период, и многое другое.

Перечисленные источники позволяют рассмотреть социальную историю Англии за несколько столетий, охватив практически весь спектр проблем — от экономики до повседневной жизни и социальной психологии, дополняя друг друга и раскрывая разные грани общества.