Сокол и огонь

Глава 8

— …И возьму тебя в мужья, — произнесла Мартина, положив руку на инкрустированную изумрудами золотую шкатулку с лежащей внутри реликвией — пальцем святого Бонифация. Затем сэр Эдмонд вручил ей белую перчатку, символизирующую выкуп за невесту — несколько наиболее значительных и ценных земельных владений его отца, которые он по брачному контракту обязался уплатить ей в течение шести недель после того, как они станут мужем и женой. Наконец они взялись за руки, повторяя вслух клятвенное согласие вскорости сочетаться браком.

Смысл этого ритуала был Мартине малопонятен. Вся церемония обручения, проходившая в баронской часовне, казалась ей бессмысленным повторением клятв, молитв и обещаний. Наконец-то она, слава Богу, завершилась. Несколько раз Мартина была уже близка к тому, чтобы упасть в обморок, настолько стягивал ее подаренный Эструдой наряд.

Подол нижней юбки из розового шелка был оторочен окрашенным в пурпур куньим мехом. Поверх нее — жемчужно-серая туника с вплетенными в ткань серебряными нитями и отделанными серебряной тесьмой воротом и рукавами. Туника была настолько туго зашнурована на спине, что Мартина едва могла дышать, а уж о том, чтобы пошевелиться, не могло быть и речи.

Едва надев этот наряд, она стала задыхаться и хотела немедленно снять его, но не могла самостоятельно развязать тугой узел на спине, тщательно затянутый Эструдой, которая помогала ей одеваться. Фильда отказалась помочь ей в этом, уговорив вначале посмотреть на себя в зеркало. И когда Мартина увидела свое отражение, ее желание снять это платье было уже не таким непоколебимым.

Да, костюм был на редкость неудобным, но невероятно красивым, этого нельзя было не признать. Точнее, Мартина смотрелась в нем просто великолепно. Она напоминала отлитую из сплошного серебра статую богини с царственной осанкой, высокой грудью, узкой талией и стройными округлыми бедрами.

Эструда повязала ей вокруг бедер плетеный серебристый кушак и накинула на нее мантию из серебряной парчи. Наряд был готов и, невольно залюбовавшись своим отражением, Мартина подумала, что ради такой красоты стоит потерпеть неудобства пару часов. Пусть хотя бы раз в жизни она будет похожа на сверкающую воинственную деву — Валькирию.

По окончании церемонии все вышли из церкви и направились на берег реки, где на обширном лугу должны были состояться праздничный пир и соколиная охота. Даже в церкви во время обряда лорды и рыцари держали птиц на руках, вызывая у Мартины удивление.

На церемонии присутствовали все обитатели замка, не исключая и слуг. Леди Женива тоже покинула свою спальню. Болезненная и бледная, она всем своим видом выражала раздражение, будто ее принудили встать с постели, одеться и выйти на люди. Из всех присутствующих женщин только она одна была одета кое-как, в бесцветную тунику и мятый муслиновый тюрбан. Эйлис же была на вершине счастья. Она прыгала вокруг матери, хлопала в ладошки и весело смеялась. Женива, однако, не разделяла восторга девочки.

— Прекрати сейчас же! — шикнула она на нее.

День был теплый. Легкий ветерок гнал по синему небу белые облака. К востоку от Харфордского замка раскинулся цветистый луг, отделенный от него излучиной реки. На нем чуть поодаль от усеянного валунами и покрытого зарослями боярышника берега реки на траве стояли накрытые столы, над ними был натянут белый шелковый навес, трепетавший на ветру. Чтобы перебраться на ту сторону, праздничная процессия должна была пройти по узкому деревянному мостику, перекинутому через реку. Но тут Эдмонд отделился от всех, решив покрасоваться. Спустившись к кромке воды, он приблизился к груде больших камней, образующих гребень водопада, метров семи высотой. Подобрав полы своей темно-бордовой туники и отталкиваясь сильными ногами, он стал перепрыгивать с камня на камень, рискуя свалиться в круто срывающийся вниз бурлящий поток. Все завороженно смотрели на его развевающиеся черные волосы и малиновый плащ. Эйлис кричала и хлопала в ладоши, подбадривая его.

Водопад обрушивался в глубокую запруду, образованную снесенными течением стволами деревьев и корягами. Шипящая, белая от пены вода с низким гулом низвергалась с семиметровой высоты в это темно-зеленое озеро. Мартина представила, что будет, если Эдмонд не удержит равновесия и сорвется, и ей стало жутковато. Несколько раз ей даже казалось, что он вот-вот промахнется в очередном прыжке, и она замирала от страха, но он благополучно приземлялся на следующий камень и прыгал дальше.

Наблюдая за ним с моста, Мартина подумала, что сегодня он меньше похож на дикаря — умытый и причесанный, в дорогой церемониальной одежде, он выглядел вполне цивилизованно и даже привлекательно. Если бы он еще не дергался так в церкви во время обряда… Он весь непрестанно подрагивал от вибрирующей внутри энергии: она чувствовала это, когда он нервно сжимал ее руку, повторяя за священником слова обручальной клятвы. Она знала молодых людей его возраста — студентов Райнульфа, — но ни один из них не был таким дерганным и неспокойным. И неудивительно, они ведь были школярами, воспитанниками академии, а Эдмонд — всего лишь необразованный получеловек-полудикарь, дитя природы, охотник и дикий зверь одновременно.

Когда Эдмонд наконец перебрался на другой берег, Бернард громко похвалил его, и тот гордо заулыбался, с обожанием глядя на брата. За все утро Эдмонд ни разу не взглянул на нее, но Мартина часто чувствовала на себе чей-то пытливый, брошенный украдкой взгляд.

Это был Торн, наблюдавший за ней из-под навеса, в то время как она внимательно следила за Эдмондом, совершавшим свою удальскую переправу. Мартина подумала, что Торн может расценить ее внимание к юноше как чувство восхищения и одобрения, а может быть, даже и нежности и зарождающейся симпатии. Смешно, конечно. Да, Эдмонд, несомненно, хорош собой, но ведь на свете много красивых молодых людей, но полюбить кого-либо за одну лишь внешность она считала глупостью. Нет, Мартина не испытывала к нему ни малейшей симпатии. Все, что она чувствовала, когда Эдмонд держал ее за руку во время обряда, — это легкая неприятная дрожь и судорога в суставах, а также желание, чтобы весь этот спектакль поскорее закончился.

— Отведайте оленины, моя дорогая. Почему вы ничего не едите? — спрашивал лорд Годфри.

Мартина посмотрела на нетронутую тарелку с мясом, аккуратно нарезанным для нее рукой Эдмонда. Перед ее мысленным взором стояли искаженные ужасом и болью глаза оленя, терзаемого Бернардом и его сворой.

— У меня пропал аппетит к оленине, сэр.

— Зато уж следующее блюдо вам наверняка придется по вкусу, — сказал барон, кивая стоящим поодаль наготове слугам.

Они вышли из шатра и вернулись, неся огромное длинное блюдо с запеченным вепрем, которого добыл вчера Эдмонд для этого праздничного пиршества.

Едва сдерживая подступившую тошноту, Мартина отвернулась и, взяв кубок, отпила глоток рейнского вина.

Она сидела за стоящим на помосте столом, между Годфри и Эдмондом, который встал из-за стола и покинул ее, чтобы принять участие в молодецких игрищах на лугу вместе с людьми Бернарда. Рядом с Годфри на большом резном стуле с высокой спинкой восседал граф Оливье. Мартину слегка удивило его дружеское обращение с Бернардом, но Годфри объяснил ей, что его старший сын с малых лет воспитывался в замке графа и был посвящен им в рыцари, поэтому с тех пор они остались очень близкими Друзьями. Такого тучного и краснолицего человека, как лорд Оливье, Мартине еще не доводилось встречать. А его пухленькая, розовенькая женушка являла собой уменьшенную копию мужа. За другим столом, стоящим перпендикулярно главному и ниже него, сидели соседи-бароны — вассалы графа Оливье — с женами и домочадцами.

— Посмотри на Эйлис, — сказал Райнульф, садясь на стул рядом с Мартиной.

Девочка вскарабкалась на пустую скамью и кружилась на ней, раскинув руки.

— Смотрите на меня! Я танцовщица! Мама! — кричала она. Женива с отвращением покачала головой и отвернулась.

— Она изо всех сил старается привлечь к себе внимание матери, — сказал Райнульф, — но только раздражает ее. Больно смотреть на все это.

Торн, тоже наблюдавший за девочкой, подошел к скамье и, сгребя Эйлис в охапку, снял ее оттуда и усадил себе на руки. Она стала лягаться и извиваться, пытаясь выскользнуть.

— Ты можешь упасть и удариться, и станешь тогда похожа на меня, — услышала Мартина слова Торна, обращенные к девочке. Говоря это, он нагнул голову, показывая ей рану на лбу.

— Ты же не хочешь этого, правда?

Эйлис перестала сопротивляться и принялась широко раскрытыми глазенками разглядывать вспухший, синий рубец на голове Торна.

— Она похожа на дикого зверька, эта девчушка, — сказал Годфри. — Для мальчиков это нормально, но не для девочек. Мои сыновья в детстве вечно попадали в переделки. Только Беатрикс могла с ними справиться.

Он улыбнулся и прищурил близорукие старческие глаза, предавшись воспоминаниям. Затем повернулся к Мартине и, глядя на нее серьезно и немного печально, сказал:

— Прошу вас, миледи, наградите меня внуком и как можно скорее. Эдмонду я уже сказал, что через год жду от вас наследника.

Мартина ничего не ответила. Торн задумчиво посмотрел на нее, услышав просьбу барона.

— Обязательно мальчика, слышите? — продолжал барон. — Чтобы было кому передать мой титул. За каждого рожденного мне внука я буду отдавать вам большой кусок земли на выбор, какой захотите. Так что у вас есть шанс через несколько лет удвоить свои владения.

«Вряд ли это предложение можно назвать заманчивым», — подумала Мартина. Ведь все владения жены, включая земли, доставшиеся ей по брачному договору, являются собственностью мужа, который имеет право целиком и полностью распоряжаться ими по своему усмотрению. Жена вступает во владение своим имуществом лишь после его смерти, на что, конечно же, учитывая молодость Эдмонда, смешно надеяться.

Эструда, похоже, не приняла в расчет эти умозаключения, ибо, подавшись вперед, спросила барона:

— Это очень щедрое предложение, милорд. Могу ли и я рассчитывать на вашу благосклонность в случае, если произведу на свет дитя?

— Ты, кажется, чего-то не поняла, моя дорогая, — проворчал сидящий рядом с ней Бернард. — Не смеши людей. Ведь всем давно известно, что ты не способна зачать ребенка. Я уже много лет ожидаю от тебя такой милости, но ты бесплодна, как пустой бочонок из-под вина.

Густо покраснев, Эструда откинулась назад на стуле.

Бернард рассеянно поигрывал своим инкрустированным жемчугом столовым ножом.

— Отчаявшись получить наследника, мой отец теперь предлагает леди Мартине то, что по праву первородства принадлежит мне. А ведь я именно для того и привез тебя сюда из далекой Фландрии четырнадцать лет назад, чтобы ты родила ему внука, Эструда. Но видно, зря. — Он невесело усмехнулся. — Так что если теперь она окажется достаточно плодовитой, дело кончится тем, что мне ничего не останется в наследство и все состояние перейдет к ее отпрыскам.

Как только Бернард заговорил, Торн взял Эйлис и пошел с нею на луг, заранее чувствуя, что его слова не предназначены для детских ушей. Мартина отвернулась, избегая встречаться с Бернардом глазами, и следила за Торном и девочкой, которые удалялись, взявшись за руки. Он показывал ей цветы, а она собирала их. Мартину немного удивляла его нежность к ребенку и забота о ней, особенно учитывая его сдержанный и суровый нрав. Хотя, с другой стороны, что здесь удивительного? Он ведь сам признался, что Эйлис напоминает ему его сестру. Как ее звали? Луиза. Интересно, почему он не захотел говорить о ней?

Остальные гости делали вид, что не слышат слов Бернарда, глумившегося над женой. Они молча ковырялись в своих тарелках, и только Клэр, служанка Эструды, во все глаза смотрела на Бернарда, словно завороженная.

— Мне всего лишь тридцать, — проговорила вдруг Эструда.

Мартина и все сидящие под навесом подняли головы и посмотрели на нее.

— Ты бесплодна и, значит, от тебя нет никакого проку! — воткнув нож в стол, проревел Бернард. — Считай, что тебе повезло, раз я пожалел тебя и не отправил обратно во Фландрию. А мне часто хотелось именно так и поступить. Можешь спросить у моей сестры, каково это — быть отвергнутой мужем. Но ничего, если отец пытается хотя бы подкупом заполучить внука, то, может быть, я сумею добиться того же страхом, а, как ты думаешь?

Мартину шокировала эта яростная вспышка в присутствии многочисленных гостей, но остальных поведение Бернарда, похоже, не удивило. Было очевидно, что они слышат это уже не в первый раз.

Красная от стыда и возмущения, Эструда выпрямилась, смотря прямо перед собой в пространство. Неожиданно увидев что-то вдали за рекой, она громко воскликнула:

— А кто приглашал сюда лорда Невилля?

— Что? — зарычал барон, и все повернули головы в сторону реки.

Через мост ехал верхом высокий, угловатый и пышно разодетый мужчина в сопровождении маленькой женщины в сверкающих на солнце шелках и бархате. Подъехав к шатру, они спешились и подошли сначала к Оливье, затем к Годфри, приветствуя их.

Невилль обвел глазами шатер с гостями, столы с обильным угощением и множеством слуг, снующих вокруг.

— Если бы я знал, что вы веселитесь, то выбрал бы Другое время для визита, — обратился он к Годфри с легким поклоном.

Ему было лет около сорока, он был богато, но безвкусно одет, заостренная реденькая бородка обрамляла подбородок. Услышав эти слова, сидящие за столом закатили глаза. Очевидно, лорда Невилля соседи недолюбливали.

Его жена, бледная и нервная особа, переводила взгляд с Годфри на графа, судорожно сжимая дрожащие пальцы. Она явно была чем-то напугана. Непонятно только чем.

Годфри промямлил какую-то ничего не значащую вежливую фразу и приказал подать вновь прибывшим стулья. Повар поднес барону кабанью голову, предлагая отведать блюдо. Годфри зевнул, кивая, и повар, поставив блюдо перед ним, отошел. Слуги принялись разделывать мясо, предлагая его гостям, но многие из них, уже наевшись досыта, встали из-за стола. Возвратившийся с луга Торн, подойдя к Райнульфу, протянул ему какую-то книгу.

— Спасибо, что дал почитать. Сидеть всю ночь напролет, приручая сокола, намного легче, когда в руках есть хорошая книга.

Торн стоял по другую сторону стола, напротив Мартины, высокий и элегантный в своей желтовато-коричневой тунике, перетянутой витым кожаным ремнем с висящим на нем мечом — символом его рыцарского звания. Рассеянно подняв глаза, Мартина встретилась с ним взглядом, и он поспешил отвернуться.

Отец Саймон зашел за спину Торна и, встав на цыпочки, заглянул через плечо.

— Цицерон, «О дружбе», — ухмыльнулся он, прочитав вслух название книги. — Греческая философия. Скажите, отец Райнульф, неужели в Парижском университете поощряется чтение языческих писателей?

Райнульф откинулся на стуле и скрестил ноги.

— Нет, и это одна из причин, по которой я и хочу, по возвращении из Иерусалима, преподавать в Оксфорде, а не в Париже. А Цицерон, к вашему сведению, не греческий, а римский писатель.

Саймон пропустил замечание мимо ушей.

— У нас здесь поблизости есть один монах, который разделяет ваши взгляды, отец. Вы должны знать его.

Райнульф кивнул:

— Да, вы говорите о брате Мэтью, настоятеле монастыря Святого Дунстана. Мы с ним вместе учились у Абеляра.

Саймон понимающе улыбнулся:

— Это меня не удивляет.

— Брат Мэтью пригласил меня погостить в монастыре, — сказал Райнульф. — Сэр Торн согласился составить мне компанию.

— А леди Мартина? Она разве с вами не поедет? — спросил Бернард, нахмурившись. Райнульф покачал головой:

— Мы подумали, что ей лучше остаться в Харфорде, поближе узнать сэра Эдмонда, посетить их будущий дом и навести там порядок…

— Да, конечно, — перебил Бернард. — Мы будем весьма рады этому. Но мне кажется, что миледи предпочла бы поехать с вами. Ведь вы скоро покинете нас и отправитесь в паломничество. И я думаю, что перед долгой разлукой она хотела бы подольше побыть в вашем обществе.

Райнульф, несколько обеспокоенный, посмотрел на Мартину. Бернард был прав. Ей, конечно, хотелось поехать с братом, но он настаивал, чтобы она осталась в замке.

— Два года — долгий срок, — продолжал Бернард. — Ей, несомненно, будет лучше с вами, чем здесь, одной, среди малознакомых людей.

Хотелось бы знать, почему он так напористо старается Удалить ее из замка до свадьбы? Будто боится, что, оставшись в Харфорде, она ненароком узнает что-то такое, чего ей не следует знать?

Мартина посмотрела на луг, где Эдмонд и другой мужчина из свиты Бернарда боролись и тузили друг друга кулаками, подбадриваемые криками и смехом окруживших их кольцом людей. Ее нареченный скинул куртку и остался в одной рубашке и рейтузах. Растрепавшиеся волосы падали на лицо, на котором застыло выражение звериной решимости. Он нырял, уклоняясь от ударов противника, и сам наносил их с яростным наслаждением. Не потому ли Бернард так упорно старается отделаться от нее? Может, он думает, что чем меньше она будет знать о характере своего суженого до свадьбы, тем меньше вероятность того, что она захочет расторгнуть их брачный контракт? Скорее всего так и есть, но для нее это уже не имеет никакого значения.

Про себя Мартина уже решила, что Эдмонду нет и не может быть места в ее душе. Если она расслабится и начнет питать к нему хоть малейшее чувство симпатии или привязанности, их брак очень скоро превратится в союз страданий и власти. Страданий для нее и власти для него. Нет, этого она не допустит. Да, она выйдет за него замуж, но только из соображений долга. Она сделает это ради Райнульфа. Восемь лет назад он согрел ее — запуганное и одинокое дитя — своей любовью и дал ей будущее. Настало время вернуть ему долг.

— Когда вы отправляетесь в монастырь Святого Дунстана? — спросил Оливье у Райнульфа.

— Завтра, сир.

— Завтра? Но до монастыря полный день пути, и дорога туда лежит через густые леса, — заметил Невилль, присоединившийся к группе лордов, восседающих за главным столом. — Это довольно опасное путешествие, учитывая, что бандиты, убившие Ансо и Айлентину, все еще на свободе.

Все недоуменно замолчали.

— Сэр, — нарушив неловкую паузу, обратился к нему Оливье, — разве вы не знаете, что этих людей схватили два дня назад? Мой палач вытянет из них все жилы, прежде чем вздернуть на виселице. Очень скоро они будут гореть в аду.

Мартина увидела, как краска сошла с лица Невилля. Жена судорожно впилась в рукав его платья, но он раздраженно отмахнулся от нее.

— Схватили?! — воскликнул Невилль. — Нет, мне не сообщили. Это странно, тем более что… — он сделал многозначительную паузу, привлекая к себе внимание всех гостей. — …тем более, что я единственный родственник барона Ансо.

Под навесом воцарилось глубокое молчание. Считалось, что у Ансо нет родственников, по крайней мере в Англии, и Мартина это знала. Оливье и Годфри о чем-то перешептывались, наклонившись друг к другу и нахмурясь.

— Но мне известно, что у барона были только какие-то дальние родственники, — сказал Оливье, несколько озадаченный таким поворотом.

— Может, и так, именно дальние, — согласился Невилль. — Однако его прямым наследником являюсь я. И я считал, что это всем известно.

Все оживленно зашушукались. Так вот, значит, какова настоящая цель приезда Невилля на обручальное празднество — объявить о себе как о наследнике Ансо и, вероятно, заявить о своих правах на оставшееся без владельца баронство.

— Сейчас не время и не место обсуждать этот вопрос, лорд Невилль, — после некоторого раздумья сказал Оливье. — Может, вы и являетесь единственным законным наследником Ансо, а может, и нет.

Невилль попытался возразить, но Оливье резко поднял руку, заставив его замолчать.

— Поймите, это баронство — самое большое и богатое в моем феоде. И вопрос о его наследовании не может быть разрешен столь скоропалительно. Если вы действительно наследник Ансо, то будьте уверены, вы получите то, что принадлежит вам по праву. Теперь же я больше не намерен касаться этой темы.

Невилль снова попытался что-то сказать, но Оливье, отвернувшись от него, обратился к Годфри:

— По-моему, самое время поднести обручальные дары, как вы считаете? Все благородные милорды и дамы в сборе, так что пора начинать.

Охотно согласившись, Годфри послал на луг за Эдмон-дом и рапорядился принести дары. Эдмонд преподнес Мартине связку великолепных мехов горностая — весьма щедрый дар, вызвавший всеобщее восхищение. Эструда пришла в восторг и пожелала украсить ими свадебный наряд Мартины, на что та любезно согласилась.

Мартина же подарила своему суженому, кроме щенков бладхаунда, замечательные шахматы, купленные Райнуль-фом у очень известного датского мастера. Белые фигурки были вырезаны из китового уса, черные — из эбенового дерева. Шахматы были примечательны тем, что короли и королевы были сделаны не как обычно, в виде условных фигурок, а в виде небольших скульптурных бюстов на миниатюрных пьедесталах. Черный король был увенчан короной, а его королева — искусно вырезанным тонким венцом. Оливье заметил, что скульптурные головки разительно напоминают короля Генриха и королеву Алиенору, и Райнульф подтвердил, что это сходство не случайно. Рассмотрев фигурки, граф передал их по кругу, и присутствующие рассыпались в похвалах необычной задумке и редкостному искусству резчика.

— Молодому Эдмонду теперь придется научиться играть в шахматы! А ведь он до сих пор еще не осилил даже игры в шашки! — весело воскликнул Бойс, размахивая кувшином, наполненным элем.

Люди Бернарда громко расхохотались. Эдмонд рассмеялся вместе с ними, но довольно неловко, не зная, принять ли замечание Бойса как дружескую шутку или же обидеться.

«Вот оно что, — подумала Мартина, — оказывается, он не только не умеет читать и писать, но и играть в шахматы, впрочем, как и в шашки. Неудивительно, что ему остается только охота все дни напролет».

Тем временем Торн, незаметно для других, но не для Мартины, взял с доски бюстики белых короля и королевы и стал внимательно рассматривать их. Белого короля — молодого, с длинными волосами и без короны — он сразу же поставил обратно и, держа на ладони королеву, осторожно провел пальцем по ее лицу — высоким скулам, широкому рту и прямому аристократическому носу. На ней была накидка, такая же, как и на Мартине. Значит, она позировала скульптору. Торн улыбнулся, довольный своим открытием.

— Тебе, похоже, очень понравилась эта фигурка, — сказал сидящий с ним рядом Питер.

Торн оглянулся и, встретившись взглядом с Мартиной, смутился, поняв, что она наблюдала за ним.

— Да, она мне понравилась, — согласился Торн, передавая ему фигурку. — Я просто восхищен мастерством скульптора. Взгляни, разве ты никого не узнаешь в ней?

Питер, наморщив лоб, повертел бюстик в руках и передал дальше, но никто не обнаружил сходства. Наконец гости сошлись во мнении, что это, должно быть, изображение Пресвятой Девы.

Торн рассмеялся:

— Нет, это не Пресвятая Дева, а другая, преисполненная такой же небесной красоты и добродетели. Наша Мартина Руанская!

Все заахали, качая головами и принося Мартине извинения за то, что сразу не распознали ее облик в образе шахматной статуэтки. «Забавно, что только сэр Торн сумел обнаружить сходство», — подумала Мартина.

Ближе к вечеру небо затянулось тучами. Прогуливаясь вдоль берега реки, Мартина рвала дикие луговые цветы и заплетала их в венок, предназначенный для Эйлис, а девочка шла рядом и собирала букет для своей мамы. Подняв голову, Мартина заметила вдалеке на дороге к замку крошечную фигурку быстро приближающегося всадника.

Со стороны группы охотников донесся голос Торна. Отсюда она хорошо видела лордов, охотящихся с птицами возле кромки леса, и стала внимательно наблюдать за ними, в надежде узнать побольше об охоте и о птицах — ведь знатной даме полагалось разбираться в этом, и ее полное невежество, будучи обнаруженным, вызовет подозрения.

Вот Торн приблизился к зарослям кустарника, где громким лаем заливался спаниель, почуявший дичь. Торн держал на руке птицу, но не Фрею, еще не выдрессированную для охоты, а другую — хорошо натренированного сокола-сапсана. Похвалив собаку, он снял с головы птицы колпачок. Дав ей немного осмотреться и привыкнуть к свету, он подкинул ее в воздух. Она полетела по спирали, набирая высоту, и едва успела скрыться из виду, как обученный спаниель ринулся в заросли, поднимая в воздух стаю жирных куропаток. Торн мелодично засвистел, подзывая сокола.

Тот показался в вышине и, расправив крылья, стал снижаться. И вдруг, сложив их, он ринулся с высоты, выставив вперед лапы с мощными когтями. Со стороны казалось, что две птицы случайно столкнулись в воздухе: куропатка, кувыркаясь и роняя перья, полетела на землю, сокол резко взмыл вверх. Охотники разразились одобрительными криками, восхваляя грацию и точность великолепной птицы и мастерство обучившего ее хозяина, лучшего сокольничего во всей южной Англии.

Сокол, описав дугу, приземлился на мертвую куропатку, но тут же его внимание отвлек свист Торна, который подзывал птицу, размахивая над головой длинной веревкой с чем-то тяжелым, привязанным на конце. Торн бросил петлю наземь возле птицы, сокол подлетел к ней и принялся энергично клевать. Торн подполз к нему на коленях, протягивая кусок сырого мяса. Птица подпрыгнула, уселась на его кулак и стала есть угощение. Едва она покончила с ним, Торн закрыл ей голову колпаком и, привязав ее лапы к перчатке, зубами затянул путы.

За спиной Мартины раздался цокот копыт по доскам мостика. Она обернулась. Это был тот всадник, которого она видела несколько минут назад на дороге — молодой человек, запорошенный дорожной пылью, верхом на взмыленном сером жеребце с покрытыми пеной удилами Очевидно, он прискакал издалека.

— У меня послание к моему господину лорду Оливье! — придержав лошадь, обратился он к Мартине.

Мартина молча указала на луг, и всадник, повернув коня, поскакал к группе охотников.

Краем глаза Мартина вдруг заметила какую-то суету под навесом — это лорд Невилль с женой поспешно устремились к лошадям. Быстро оседлав их, они поскакали прочь, взяв с места в карьер. Полупьяные гости, занятые выпивкой и едой, не обратили на них никакого внимания. Люди Бернарда увлеченно травили охотничьи байки, размахивая кружками и отчаянно жестикулируя. Они тоже не заметили поспешного отъезда Невиллей. Райнульф стоял со скрещенными на груди руками возле шатра и смотрел на приближающегося гонца.

Соскочив с коня, посланец поклонился Оливье и что-то сказал ему. Сразу же вслед за этим Мартина услышала возглас графа, донесшийся, несмотря на большое расстояние, до нее и до сидящих под навесом.

— Господь Всемогущий! Задержите Невилля!

Слуги и гости забегали взад и вперед, кто-то бросился к конюшням.

— Не дайте ему уйти! Схватить негодяя! — ревел Оливье.

Мартина подбежала к Райнульфу, который невозмутимо стоял, скрестив руки. На его лице застыло выражение отрешенной печали.

— Его уже не поймать. Пока добегут до конюшни, пока оседлают лошадей… Граф будет очень огорчен, — сказал Райнульф.

— Но я ничего не понимаю, — Мартина схватила его за рукав. — Что произошло?

— Невилль убил Ансо и Айлентину, — глядя вслед удаляющимся барону и баронессе, сказал Райнульф.

Мартина застыла, пораженная его словами.

— Как? Откуда тебе известно?

— Едва гонец приблизился к Оливье, они повскакивали с мест и как зайцы кинулись прочь. Видимо, они сразу догадались, как догадался чуть позже и я: бандиты сознались под пытками и указали на Невилля как на своего заказчика. Он заплатил им за убийство Ансо и Айлентины.

— Он хотел заполучить земли Ансо?! — воскликнула она.

— Да, Айлентина должна была скоро родить наследника. В этом случае Невиллю не на что было рассчитывать. А так, убив всех сразу, он становился единственным претендентом на баронство…

— Мама! — донесся со стороны реки пронзительный крик Эйлис. — Мама! Посмотри на меня!

Обернувшись, Мартина увидела Жениву, сидящую на скамье на берегу реки. Женщина смотрела на воду, отрешенное выражение ее лица сменилось сильным испугом, она вскочила на ноги.

— Эйлис! — закричала она.

Мартина кинулась к девочке. Эйлис стояла на одном из больших валунов, образующих гребень водопада и, раскинув руки, чтобы удержать равновесие, весело кричала:

— Я сейчас буду прыгать, как дядя Эдмонд. Смотри, мама!

И, не обращая внимания на предостерегающие крики Женивы, она повернулась к реке, подоткнула свою юбку и прыгнула.