В цитатах принято такое обозначение: римская цифра означает книгу; первая арабская цифра означает главу этой книги, вторая арабская цифра означает параграф, т. е. мелкое деление этой главы (на полях маленькие цифры). Например, I, 3, 2 значит: первая книга, третья глава, второй параграф, т. е. цитата находится во втором параграфе третьей главы первой книги; в случае ссылки на несколько параграфов той же главы, номера параграфов отделяются точкой.
Из филологов сравнительно нового времени, не принявших гипотезу Кобета, могу указать на Реданца (Rehdantz) в его 3-м издании «Анабасиса» 1873 года, стр. XXI, примеч. 40a; Г. Зауппе (G. Sauppe) в его издании всех сочинений Ксенофонта 1865 года, стр. VIII; на проф. Ф. Ф. Зелинского в его литографированных «Лекциях по истории греческой литературы» 1910 года, часть II, стр. 73—74.
Это признает и Бёк в статье «О вражде между Платоном и Ксенофонтом», перепечатанной в его «Kleine Schriften» B. IV, 13—14.
И действительно, Атеней (V, 216 d) упрекает Ксенофонта во лжи за то, что он в «Пире» назвал себя в числе гостей — «он, который, может быть, даже не был рожден [в то время] или находился в детском возрасте». Но слова «может быть, даже не был рожден» показывают, что Атеней не имел точных сведений о годе рождения Ксенофонта.
Как бы продолжением описания этой жизни служат бытовые картинки в речах Лисия, изображающие афинскую жизнь по окончании Пелопоннесской войны, в начале IV века.
Но даже в таком случае это не было бы сильным доказательством: разве не возможно, что «Воспоминания» содержали бы подлинные беседы Сократа, а «Домострой» и «Пир» — вымышленные?
О Платоне есть известие, что однажды его лекцию о душе мог дослушать до конца только один Аристотель, тогда как другие слушатели мало-помалу исчезли, и что в другой раз почти то же произошло во время его лекции о благе. Несомненно, если бы Сократ пускался в чересчур философские тонкости при своих повседневных беседах, с ним происходило бы то же самое.
Так, Ксенофонт тщательно избегает повторения одного и того же слова на близком расстоянии, выражая одно понятие разными синонимами (что, между прочим, представляет значительную трудность для перевода), например, в I 2, 25 понятие гордости выражено 4 синонимами.
Слово «приблизительно» показывает, что Ксенофонт не имел подлинного текста жалобы; вероятно, он узнал его по сообщению кого-либо из знакомых; но он одинаков с подлинным, как его передает со слов Фаворина Диоген Лаэртский (разногласие лишь в одном слове).
В подлиннике «δαιμόνιον», что буквально значит «божественное». Какова сущность этого демония, было непонятно уже ученикам Сократа. В «Защите», параграф 12, Сократ сам определяет его как «голос бога, указывающий, что следует делать». В «Воспоминаниях» Ксенофонт говорит (ниже, параграф 4), что благодаря указаниям этого голоса он давал советы друзьям и всегда советы эти оправдывались. Таким образом, по словам Ксенофонта, Сократ признавал за собою дар пророчества. Но свидетельство Платона гласит совершенно иначе. Он ничего не сообщает ни о предсказаниях, ни о положительных велениях, обращенных к Сократу, ни о каких бы то ни было советах друзьям. «У меня это началось с детства, — говорит Сократ в Платоновой “Апологии” (31d), — является какой-то голос и, когда явится, всегда отвращает меня от того, что я намереваюсь делать, и никогда не побуждает». Некоторые считают этот демоний за предчувствие или голос совести. [Плутарх в своем диалоге «О Сократовом демонии» (гл. 10) рассказывает такой интересный случай (может быть, анекдот). Однажды Сократ шел со своими друзьями; им надо было дальше идти по одной улице. Вдруг Сократ остановился, углубился в себя, потом, ссылаясь на указание демония, пошел по другой улице, позвавши назад и тех, которые успели уже пройти несколько вперед по первому направлению; но некоторые из них не послушались и пошли прямым путем, чтобы доказать лживость демония. Внезапно навстречу им попалось стадо покрытых грязью свиней; посторониться от них некуда было; одних свиньи опрокинули, других выпачкали грязью. — И. М., А. С.]
Ксенофонт считает демоний Сократа главным основанием для обвинения в том, что он вводит новые божества, т. е. как будто допускает, что были и другие поводы для этого; но нам решительно ничего не известно другого, что могло бы подать повод к этому.
Греки верили в полную зависимость всех явлений природы и всей человеческой жизни от воли богов и в то, что боги иногда открывают свою волю человеку посредством разных знамений. К числу явлений, посредством которых можно узнать волю богов, относятся голоса, сны, приметы, жертвы и вещие птицы. Под голосами разумелись случайно услышанные слова людей, например прохожих на улице. Так, Одиссей, намереваясь произвести избиение женихов Пенелопы, услышал голос служанки, желавшей гибели женихов («Одиссея» XX 98 и след.), и принял это за доброе предзнаменование. Гадание по птицам было основано на вере, что птицы, поднимаясь высоко над землею, приближаются к небесным жилищам богов и потому, преимущественно пред другими живыми существами, являются вестниками воли богов. При их появлении наблюдалось множество специальных примет как относительно рода птиц, так и относительно способа их полета, места появления, крика и т. д. Наиболее вещими считались орел, коршун, ворон и ворона. Наряду с гаданием по птицам было распространено гадание по разным метеорологическим и астрономическим явлениям (что в нашем месте разумеется под словом «приметы»), каковы гром, молния, солнечные и лунные затмения, кометы, падающие звезды и т. п. Напротив, гадание по звездам (все, что относится к астрологии) в цветущие времена Эллады почти не было известно. Астрологические предсказания стали распространяться только со времени Александра Македонского и не вошли в состав религиозного культа. Гадания по жертвам были главным образом двух видов: а) наблюдение и объяснение различных знаков при заклании животного и горении жертвенных частей; б) гадания по внутренностям жертвенных животных. При жертвоприношениях наблюдалось много признаков, из которых выводились хорошие или дурные предзнаменования. Так, например, считали очень хорошим знамением, если животное добровольно шло к алтарю и даже кивком головы давало согласие на убиение (чего, впрочем, достигали маленькими хитростями), и, напротив, дурным, если оно упиралось; еще хуже было, если оно вырывалось и убегало от жертвенника и т. п.
«Я никогда не был ничьим учителем, — говорит Сократ в Платоновой “Апологии” (33a). — Если кто хотел слушать, что я говорю, и видеть, что я делаю, молодой ли, пожилой ли, я никому никогда не отказывал». Поэтому и Ксенофонт никогда не называет собеседников Сократа учениками, а по большей части употребляет выражение «находившиеся с Сократом». Я перевожу это словами: «друзья», «собеседники» и т. п.
Под «необходимыми» делами разумеются дела обыденные, исход которых уже по опыту известен.
Примером этого может служить сам Ксенофонт, которому Сократ посоветовал обратиться к оракулу для решения вопроса, следует ли ему ехать к Киру. См. выше биографию Ксенофонта.
В этой фразе в оригинале есть «анаколуф», т. е. неправильное построение; оно оставлено мною и в переводе.
Фразу пришлось менять, поскольку у С. И. Соболевского — небольшой пропуск, так что не беремся отвечать за точность передачи анаколуфа. (Прим. И. И. Маханькова).
Сократ имеет в виду возможность изгнания из отечества «влиятельных лиц», причем той же участи подвергнется и их родственник.
По словам Геродота (II 109), греки заимствовали у вавилонян солнечные часы, солнечный показатель и деление дня на двенадцать частей. Тем не менее в повседневной жизни время определяли не часами, а более общими обозначениями: утро, когда площадь бывает полна народа, полдень, время после полудня, сумерки. Время, когда площадь бывает полна народа, соответствует приблизительно нашим 10—12 часам утра.
Слово «космос» (греч. κόσμος) буквально значит «порядок». Пифагор первый стал употреблять его в смысле «вселенная», вследствие господствующего в ней порядка. В таком значении это слово перешло в философский язык, например к Платону, где оно означает отчасти «мировой порядок», отчасти «вселенная», отчасти «мир» (в противоположность земле), «небо». У Аристотеля космос есть «мир» и «мировой порядок», причем космос пространственно распадается на подлунный мир и горний — надлунный. У стоиков космос имеет троякое значение: «душа мира» (божество), «мир» (как благоустроенная система небесных тел), «мировое целое» (состоящее из соединения мировой души и мирового тела). В смысле «земля», в каком смысле и мы употребляем слова «мир», «вселенная», слово «космос» стало употребляться лишь после эпохи Птолемеев, например в языке «Нового Завета».
Об отношении Сократа к физическим наукам см. введение к «Воспоминаниям», а также IV 7, 2 сл.
Что мир составляет одно целое, учили Фалес, Пифагор и другие; что он составлен из бесчисленного множества неделимых частиц (атомов), было мнением Левкиппа и Демокрита.
Что все вечно движется и рождается, учил Гераклит; что ничто никогда не движется и не рождается, учил Зенон.
Афинский Совет пятисот делился на 10 секций по 50 человек, принадлежавших к одной филе, которые составляли постоянную комиссию. Каждая такая секция по очереди заведовала делами в течение десятой части года (35—36 дней), подготовляла предложения для внесения в Совет, созывала и руководила заседаниями Совета и Народного собрания. Эти 50 человек назывались пританами. Из пританов ежедневно избирался на сутки «эпистат», который может быть назван президентом Афинской республики. Он председательствовал в Совете и в Народном собрании и предлагал на баллотировку вновь внесенные предложения. Если же он находил, что такое предложение противоречит законам, то мог не ставить его на голосование.
В 406 году, в конце июля или в начале августа, афинский флот одержал блестящую победу над пелопоннесским при Аргинусских островах (близ острова Лесбоса). Но последствия этой победы были самые неожиданные: победителей-стратегов в Афинах ожидали вместо награды суд и казнь. Дело в том, что победа сопровождалась тяжкими потерями: не менее 12 судов, попорченных и не годных к плаванию, носились после сражения по волнам; на этих судах были живые люди. После сражения стратеги поручили Ферамену и Фрасибулу подать помощь потерпевшим крушение и спасти кого можно. Но разразившаяся буря помешала этому. Таким образом, не только не были оказаны подобающие почести павшим в бою, но многие граждане погибли не от руки врага и не в самом сражении, а уже после него, в волнах моря, потому что им не была оказана помощь. В Афинах говорили, что виновники этого — стратеги, что они не приняли надлежащих мер. Восемь стратегов, участвовавших в битве, были смещены. Двое из них, предчувствуя беду, не поехали в Афины; остальные шесть явились. Они были арестованы и преданы суду. В Народном собрании главным обвинителем их выступил Ферамен, который, по-видимому, опасался, что вина падет на него, если не будут обвинены стратеги. При общем возбуждении против них они были лишены возможности защищаться; их дело рассматривалось не обычным судебным путем, не в суде присяжных, а в Народном собрании, причем вопреки обычному порядку судопроизводства, по которому следовало судить каждого виновного индивидуально, Совет пятисот предложил голосовать обо всех сразу. Сократ, бывший в этот день эпистатом, отказался поставить это предложение на голосование. Однако оно было принято Народным собранием. [Надо заметить, что в нашем месте Ксенофонт, по-видимому, неверно называет Сократа эпистатом: сам он в своей «Истории Греции» (I 7, 14) говорит только, что Сократ был одним из пританов; также в Платоновой «Апологии» (32) Сократ называет себя единственным из пританов, воспротивившимся незаконному предложению. Если Сократ был действительно эпистатом и упорствовал до конца, то надо предположить еще один противозаконный момент в этом деле: кто-нибудь другой поставил на голосование предложение Совета пятисот и вообще руководил действиями Народного собрания. Подробнее об этом см. Busolt, «Griechische Geschihte», III, 1605—1606. Приговор был смертная казнь, которая и была приведена в исполнение по отношению к шести стратегам, бывшим налицо. — И. М., А. С.]
Разумеются атлеты, обжорливость которых вошла в пословицу.
Кого разумеет Ксенофонт под словом «обвинитель»? У старых читателей и комментаторов не было сомнения, что он разумеет Мелета. Но у новых критиков очень распространено мнение, что в 1, 2, 9, 12, 26, 49, 51, 52, 56, 58 под обвинителем разумеется Поликрат, о котором я упоминал во введении. Впервые это мнение высказал известный голландский критик Кобет в книге «Novae lectiones», 1858, стр. 664 и след. Поликрат был софист, написавший в конце девяностых годов IV века до н. э. памфлет «Обвинение Сократа». Он до нас не дошел, но о содержании его можно судить по сочинению Либания, софиста и ритора IV века н. э., «Апология Сократа», которая написана (как и Платонова «Апология») в виде речи, произнесенной на суде одним другом Сократа в его защиту. Поликрат в ней, конечно, не упоминается; но критики предполагают, что в этой «Апологии» Либаний опровергает доводы его. Гипотеза — очень остроумная; но так как о содержании Поликратова памфлета мы ничего не знаем (кроме того, что Исократ приводит из него об Алкивиаде), то все рассуждение построено на догадках и потому проблематично. Вследствие этого далеко не все ученые и после Кобета верят в эту гипотезу. В доказательство того, что Ксенофонт в указанных сейчас местах имеет в виду Поликрата, приводят между прочим то, что в них обвинитель обозначается словом καθήγορος, а там, где речь идет несомненно о Мелете и его товарищах, употребляется слово γραψάμενος (I 2, 64) и γραψάμενοι (I 1, 1). Я считаю эту гипотезу не доказанной; это — только одна из возможностей. Укажу другую возможность (нисколько не думая придавать ей решительного значения). В лексиконе Суды есть сообщение, что Поликрат написал две речи против Сократа — для Анита и Мелета; другие поздние авторы тоже с некоторыми вариациями передают подобное известие. Критики отвергают эти известия (Кобет даже с бранью по адресу этих авторов, называя их stercoreos homines — гнусные люди (лат.)). Однако разве есть в этих известиях что-нибудь абсолютно невозможное? Напротив, очень вероятно, что Анит, кожевенный торговец, заклятый враг софистов, человек ограниченный (по характеристике у Платона), вероятно, мало образованный, не сам сочинил речь для произнесения на суде против Сократа, а обратился за помощью к «логографу», специалисту по написанию судебных речей (см. о логографах введение к моему переводу речей Лисия, стр. 13 и след.). Таким логографом и мог быть Поликрат, «искусный ритор» (у Свиды); известный в древности памфлет его мог быть вторым изданием этой речи (с какими-нибудь добавлениями и изменениями), вследствие чего аргументы, приведенные в нем, вполне совпадают с аргументами речи, произнесенной Анитом на суде. По предположению критиков, памфлет Поликрата имел форму речи, произнесенной именно Анитом. Таким образом, «обвинитель» у Ксенофонта в указанных местах, может быть, и есть Анит. Ввиду спорности этого вопроса я перевел слова γραψάμενος и καθήγορος разными терминами: «кто возбудил судебный процесс» и «обвинитель».
По афинским законам, должностные лица назначались или по выбору в Народном собрании, или по жребию. По выбору замещались лишь немногие должности, требовавшие политической или военной опытности или каких-либо специальных познаний, например военные начальники, финансовые чиновники; остальные должности замещались по жребию. Но и в том и в другом случаях кандидат на какую-либо должность подвергался до вступления в нее «докимасии», т. е. испытанию, при котором обращалось внимание не на способности кандидата, знание им законов и обязанностей службы, а на поведение, гражданские права и соответствие некоторым формальным условиям, требовавшимся для данной должности. В таком замещении должностей по жребию древние видели гарантию демократического равенства: Аристотель, например, определяет демократию как «государственное устройство, в котором делят должности по жребию» («Риторика» I 8, 1365 b 32). Однако такой способ употреблялся и в олигархиях. Введение жребия как института было тесно связано с религиозными верованиями: это был выбор, указанный богами; введение жребия должно быть приписано не Клисфену или Аристиду, а отнесено к гораздо более древней эпохе, когда религия вообще оказывала несравненно более непосредственное влияние на все государственные учреждения и когда все магистраты еще были облечены жреческим достоинством. Жеребьевка производилась так: ставили два сосуда, из которых в одном были таблички с именами кандидатов на должности, в другом — соответственное количество белых и черных бобов; в одно время вынимались табличка и боб; белый боб был избирательный, черный — неизбирательный.
Критий — родился около 460 года, был богат, знатен (см. ниже, параграф 25). В 411 году был членом олигархической коллегии Четырехсот. В 407 году был изгнан из Афин и удалился в Фессалию, где возмущал пенестов (крепостных, вроде спартанских илотов) против крупных землевладельцев с целью произвести там государственный переворот и учредить демократию, хотя сам был ярым врагом демократии. В 404 году он вернулся в Афины и был главою коллегии Тридцати. В 403 году был убит в сражении с Пирейской партией при Мунихии. Подробнее см. введение к речи XII Лисия в моем переводе, стр. 163—172.
Алкивиад — родился незадолго до 450 года, был богат и знатен. По смерти отца в 447 году он воспитывался у своего родственника и опекуна Перикла. В 432 году участвовал вместе с Сократом в сражении при Потидее, а в 424 году с ним же в сражении при Делии, потом был несколько раз стратегом. В 415 году был отправлен в должности стратега в Сицилийскую экспедицию, но, так как на него пало подозрение в изуродовании герм, то был отозван обратно в Афины. По пути ему удалось бежать. Он был заочно осужден, перешел на сторону спартанцев и причинил много зла своему отечеству; между прочим в 413 году посоветовал им занять в Аттике Декелею, откуда они делали набеги на страну. После неудачного для спартанцев сражения при Милете в 412 году спартанцы стали относиться к нему с подозрением и хотели его убить. Он бежал к персидскому сатрапу Тиссаферну, с его помощью стал вредить спартанцам и обратился к стратегам, начальствовавшим над афинским флотом при Самосе, с предложением вместо ненавистной для него со времени его осуждения в 415 году демократии ввести в Афинах аристократическое правление, обещая в случае такого переворота убедить Тиссаферна оказать помощь афинянам (в ноябре 412 года). Но только после падения олигархии Четырехсот Алкивиад был восстановлен в правах летом 411 года, однако в течение 4 лет не возвращался в Афины, а вел войну со спартанцами. Одержанные им победы доставили ему большую популярность: он с триумфом возвратился в Афины, после чего был избран стратегом с неограниченными полномочиями (в июне 408 года). Однако первая же неудача в действиях флота при Нотии сразу лишила его популярности (осенью 407 года). На последовавших вскоре после этого выборах стратегов он не был более избран и добровольно удалился вновь в изгнание в Херсонес Фракийский (теперешний полуостров Галлиполи) — на этот раз навсегда. Когда Афины были взяты спартанцами в 404 году, Алкивиад, считая берега Фракии недостаточно безопасным для себя убежищем, удалился в Азию к сатрапу Фарнабазу и там пал от рук подосланных убийц, причем инициатива его убийства, по-видимому, исходила от Крития. Подробнее см. введение к речи XII Лисия в моем переводе, стр. 152—172.
Под олигархией разумеется господство Тридцати (приблизительно с апреля по декабрь 404 года); под демократией — время до этой олигархии.
Первая цитата — из Феогнида (ст. 35—36), поэта из Мегар, жившего во второй половине VI века. Его нравоучительное сочинение дошло до нас лишь в отрывках, содержащих наставления молодому аристократу Кирну. Вторая цитата взята из неизвестного нам автора.
Словами «нравственное совершенство» здесь и в некоторых других местах передается многозначный термин σωφροσύνη, обычно переводимый как «благоразумие», «целомудрие». Ср. ниже примеч. 2 к «Воспоминаниям о Сократе» III 9. (Прим. И. И. Маханькова).
Фессалийская аристократия имела дурную репутацию: «Там страшный беспорядок и необузданность» (Платон «Критон» 52d). См. выше, примеч. 4.
Эвтидем по прозванию «Красавец» — тот самый, о котором Ксенофонт рассказывает в главах 2, 3, 5, 6 книги IV. Упоминается еще в Платоновом «Пире» 222b. Больше о нем ничего не известно.
Харикл сперва принадлежал к демократической партии, впоследствии — один из Тридцати, друг Крития, жестокий, как и он, был вторым после него по влиянию членом коллегии. См. о нем введение к речи XII Лисия в моем переводе, стр. 149, 169, 173.
Невежественная публика была убеждена, что ученые занимаются вопросами о небесных и подземных явлениях и искусством кривду представлять правдой и правду кривдой. Ср. прим. 6 к «Домострою», гл. 11.
Членами Совета пятисот могли быть граждане не моложе 30 лет. См. выше примеч. 15 к I 1.
Разумеются выводы, которые делал Сократ из приводимых им примеров, — о справедливости, благочестии и т. д.
Слово «τύραννος» первоначально не имело того оттенка жестокости, который оно получило впоследствии и который имеет наше слово «тиран»; оно обозначало такого верховного властителя, который достигал власти незаконным образом и правил народом не по определенным законам, а по собственному произволу, т. е. был узурпатором власти (см. ниже, IV 6, 12). Таким образом, главное значение в этом слове имела незаконность достижения власти, а не способ пользования ею; поэтому самый жестокий правитель не мог быть назван тираном, если он имел власть законную; а такой сравнительно кроткий властитель, как Писистрат, был тираном, потому что незаконно присвоил себе власть.
Речь идет о законе, в силу которого сын, доказавший, что отец его в уме расстроен и поэтому неспособен управлять хозяйством, мог возбудить против него иск перед судом присяжных и ходатайствовать о передаче имущества в свои руки. По одному известию (не особенно достоверному) поэт Софокл был привлечен к суду своим сыном Иофонтом по иску о сумасшествии. Софокл будто бы прочел на суде отрывок из только что сочиненной им трагедии «Эдип в Колоне» и этим доказал неосновательность иска. По словам Ксенофонта, обвинитель Сократа говорил, что Сократ искажал смысл этого закона, доказывая, что на основании его всякий человек с образованием может заключить в оковы необразованного.
«Работы и дни», ст. 311.
Цитируемые стихи взяты из «Илиады» II 188—191 и 198—202.
Из последователей Сократа Аристипп, основатель Киренской школы, первый, говорят, стал преподавать философию за деньги.
Лих — современник Сократа, прославившийся во всей Элладе щедростью, с которою он угощал иностранцев, приезжавших в Спарту на праздник Гимнопедии. Праздник этот справлялся ежегодно в июне в продолжение 6—10 дней в память спартанцев, павших в сражении при Фирее в Арголиде в 546 году.
Стены домов делались из дерева и необожженного кирпича и были настолько мягки, что воры их прокапывали.
Похищение свободного гражданина и продажа его в рабство или похищение раба у его владельца считалось большим преступлением и каралось смертной казнью. Были специалисты, занимавшиеся таким грабежом; особенной известностью в этом отношении пользовалась Фессалия.
Пифия — жрица Аполлона в Дельфах.
Этот стих взят из «Работ и дней» Гесиода (ст. 336).
Кирка (Цирцея), дочь Гелиоса (Солнца), — мифическая волшебница, жившая на острове Ээе, к которому пристал Одиссей со своими спутниками при возвращении из-под Трои. Его спутники, которых он послал на разведку острова, вкусили волшебного напитка, предложенного им Киркой, и после этого обратились в свиней — все, кроме одного Эврилоха, который и принес эту весть Одиссею. Одиссей получил от Гермеса особый корень «моли», который охранял его против чар; поэтому он выпил волшебный напиток без вреда и потом заставил Кирку возвратить его спутникам человеческий образ. Об этом рассказано в X песне «Одиссеи» Гомера.
О Критобуле см. введение к «Пиру».
Имеется в виду не сын Алкивиада, а его двоюродный брат Клиний, сын Аксиоха, упоминаемый также в «Пире», глава 4.
См. описание этого в «Пире» 2, 11, и 7, 3.
Фраза, заключенная в фигурные скобки, считается новыми критиками не принадлежащей Ксенофонту, а чьей-то позднейшей заметкой. Диндорф в своем оксфордском издании ссылается на то, что Эроты во множественном числе были неизвестны Ксенофонту и его современникам. Но это замечание едва ли верно: уже у Пиндара и Эврипида наряду с одним Эротом есть упоминание и Эротов как спутников Афродиты. У Эврипида также впервые придан Эроту лук. См. Рошер (Roscher), «Ausführliches Lexikon der Mythologie», I 1348, и примечание Бруна (Bruhn) к стиху 405 «Вакханок» Эврипида.
Параграф 15 заподозрен многими издателями как позднейшая вставка. (Прим. И. И. Маханькова).
Аристодем — лицо неизвестное.
Слова в скобках отсутствуют в рукописях, но восстанавливаются по папирусному фрагменту. (Прим. И. И. Маханькова).
Дифирамб — песнь в честь Диониса, или Вакха, бога вина, сопровождавшаяся мимической пляской.
Нам известны два поэта этого имени, дед и внук, с острова Мелоса; здесь разумеется младший, современник Сократа.
Поликлет — знаменитый скульптор из Сикиона, или Аргоса, современник Перикла и Фидия, живший во второй половине V века. Он славился особенно изображением людей, тогда как Фидий — изображением богов.
Зевксид — знаменитый живописец из города Гераклеи в Южной Италии, живший в конце V и начале IV века. Из его картин особенно славились «Кентавры», «Геракл, душащий змею» и «Елена». Как видно из «Домостроя» 10, 1, очень славились его портреты женщин. Вскоре после начала Пелопоннесской войны он приезжал в Афины.
Под советниками Аристодем разумеет демоний Сократа. См. примеч. 2 к I 1.
Стадий равен 177 метрам.
Слово «тяготами» большинство издателей выпускают или во всяком случае дают в скобках как вставку. (Прим. И. И. Маханькова).
Гера — супруга Зевса. Клялись Герой преимущественно женщины; но и Сократ часто употреблял эту клятву (у Ксенофонта и у Платона).
Софист Антифонт известен только по этому сочинению Ксенофонта. Некоторые отождествляют его с оратором Антифонтом, другие считают их разными лицами.
Гиматий — плащ, верхняя одежда; хитон — нижняя одежда.
Слова в фигурных скобках заподозрены большинством издателей как неподлинные. (Прим. И. И. Маханькова).
Под словами «у нас» Сократ, вероятно, разумеет общественное мнение, а не мнение только своего кружка.
Оплачиваемый труд считался в Афинах позором для гражданина; к нему может побудить его лишь самая настоятельная крайность, и такой труд извиняется только общим бедствием, вызванным Пелопоннесской войной. Не только физическая работа, но даже и умственная и художественная не пользовались почетом. Плутарх («Биография Перикла», гл. 2) является отличным выразителем взглядов античного общества: «Ни один способный юноша, — говорит он, — видевший в Писе (т. е. Олимпии) Зевса (разумеется статуя Зевса работы Фидия) или Геру в Аргосе (разумеется статуя Геры работы Поликлета), не пожелал бы быть Фидием или Поликлетом. И точно так же он не пожелал бы быть Анакреонтом, или Филетом, или Архилохом, хотя и восхищался их произведениями. Если нам нравится какое-нибудь произведение искусства, то из этого еще не следует, что творец его достоин нашего подражания». Если с понятием платного наемного труда у многих связывались аристократические предрассудки, то торговать словом, а не делом, торговать мудростью казалось тоже предосудительным. Погоня за популярностью, иногда примесь шарлатанства, наконец самый образ жизни этих странствующих профессоров нередко возбуждали недоброжелательство или иронию. Эти особенности, несмотря на громадный успех софистов, объясняют несколько пренебрежительное отношение к ним со стороны общества и даже со стороны их поклонников. Молодой Гиппократ, который еще до зари приходит будить Сократа, чтобы идти посмотреть на знаменитого Протагора, краснеет при одной мысли, что его могут заподозрить в желании сделаться софистом, и говорит, что ему было бы стыдно представиться соотечественникам в этом качестве (Платон «Протагор» 312a), — высказывая ту же мысль, которая выражена Плутархом в приведенной сейчас цитате. Очень ярко выражает Платон неодобрение софистам по поводу взимания ими платы за учение, например в диалоге «Софист» (223—224): «Софистика оказалась видом занятий: приобретать, менять, продавать, торговать духовными товарами, и именно исследованиями и знаниями, касающимися добродетели». О взглядах на труд см. ниже II 7, разговор с Аристархом, и «Домострой», гл. 4 и примеч. 1 к ней.
Нечто вроде «клакеров». Такие «хлопальщики» существовали и в древности. У Лукиана в статье «Учитель риторов», гл. 21, дается такое наставление ритору: «Приятели пусть постоянно вскакивают [и топают ногами в знак одобрения] и платят этим за обеды; если когда заметят, что ты запнешься, пусть протянут руку помощи и дадут возможность найти нужное слово во время хвалебных возгласов: тебе надо позаботиться и о том, чтобы обзавестись собственным хором, поющим с тобою в лад».
Аристипп был родом из Кирены, богатой греческой колонии на африканском берегу; время его жизни было приблизительно 435—360 годы. В Грецию привлекла его слава Сократа, одним из ревностных почитателей которого он и сделался. После смерти Сократа он сам выступил в качестве софиста, т. е. профессионального и оплачиваемого учителя, — сперва в Афинах и в других местах, а потом явился в Сиракузы к царю Дионисию. В Кирене он основал школу, получившую название киренской, или гедонической. Он был известен своей житейской ловкостью, с какою приноравливался «и к месту, и к времени, и к лицу и во всяком положении мог ловко играть роль» (Диоген Лаэртский II 66). Цель жизни, по его учению, есть удовольствие, потому что мы по природе чувствуем стремление к нему и вполне бываем довольны, если его имеем, а ничего не избегаем так, как противоположного ему — страдания. См. примеч. 18 к I 2.
Закон дозволял мужу даже убить соблазнителя жены. Но большей частью мужья довольствовались или денежным вознаграждением, или каким-нибудь унизительным, но не опасным для жизни наказанием виновного. См. речь I Лисия и введение к ней в моем переводе.
Синис, Скирон и Прокруст — три знаменитых мифических разбойника. Синис на Коринфском перешейке убивал прохожих, привязывая их к верхушкам двух нагнутых им сосен, которые затем, распрямляясь, разрывали их. Скирон, живший на скале между Аттикою и Мегарами, грабил прохожих, потом заставлял их мыть себе ноги и во время этого сталкивал их в море. Прокруст, живший в Аттике, истязал пойманных им путников тем, что клал их на кровать и если они были больше кровати, то отрубал им ноги, а если меньше, растягивал их соответственно длине кровати. Отсюда выражение «Прокрустово ложе». Они все были убиты Тесеем (см. примеч. 7 к III 5).
Каждый грек вне пределов своего родного государства везде был иностранцем и не пользовался никакими правами. Только гуманность и издревле освященный религией обычай гостеприимства могли защищать его от насильственных посягательств на его жизнь и свободу. Все чужестранцы были под покровительством Зевса Гостеприимца, и нанесение им какой-либо обиды считалось тяжким религиозным преступлением. Кроме религиозных мотивов, основанием для гостеприимного отношения к чужестранцу служила надежда встретить и от него радушный прием, если со временем придется побывать в его родном городе, так как тот, кто был радушно принят кем-либо на чужбине, считал себя обязанным ответить тем же принявшему его.
Довольно характерная черта для такого свободомыслящего космополита, вероятно, намеренно указанная Ксенофонтом, который, по замечанию Диогена Лаэртского (II 65), относился к Аристиппу враждебно.
Цитата взята из поэмы «Работы и дни», ст. 286 и след.
Эпихарм — древний поэт, один из авторов дорической комедии. Он родился на острове Кос около 540 года, в детстве был привезен в Сицилию и большую часть жизни провел в Сиракузах при дворе царя Гиерона, где и умер 90 лет от роду. Он придал комедии правильную форму. Язык его был изящный; в комедиях было много нравоучительных сентенций. До нас дошли лишь мелкие отрывки.
Продик, софист, уроженец острова Кеос, родился около 470 года, долго жил и учил в Афинах, и слава о его мудрости во всей Элладе была так велика, что выражение «умнее Продика» вошло в поговорку. Он был не только философ, но и специалист по языку и работал над тонким разграничением синонимов; как чтец и декламатор он собирал толпы восторженных слушателей. Сократ относился к нему с уважением. Приводимый здесь рассказ составлял часть более обширного сочинения.
Разумеются диагонально расположенные подставки под кровать, производившие ее качание.
У Сократа были три сына: Лампрокл, Софрониск и Менексен. Их мать и жена Сократа была пресловутая Ксантиппа, о которой Антисфен в «Пире» (2, 10) говорит Сократу: «Как же ты не воспитываешь Ксантиппу, а живешь с женщиной, сварливее которой ни одной нет на свете, да, думаю, не было и не будет?» У позднейших греческих писателей имеется много рассказов о ее сварливости; но, судя по словам Сократа в этом разговоре, она была хорошей матерью и любила мужа (Платон «Федон» 60a). По-видимому, Сократ женился поздно (но все-таки не позже 422 года, к которому относится время действия Ксенофонтова «Пира»), как видно из слов его в Платоновой «Апологии» (34d) о том, что у него есть трое сыновей — один уже отрок и двое маленьких, и из рассказа в Платоновом «Федоне» (116b), что перед смертью Сократа к нему были приведены его сыновья — двое маленьких и один большой (вероятно, Лампрокл). По сообщению позднейших авторов, у Сократа, кроме Ксантиппы, была другая жена, Мирто, — по одним до Ксантиппы, по другим после нее, по третьим одновременно с нею. Но ни Ксенофонт, ни Платон об этом ничего не говорят. Новые критики считают это известие не соответствующим действительности уже на основании хронологических соображений — она была будто бы матерью двоих младших сыновей: тогда надо предположить, что она была или после Ксантиппы, или одновременно с нею; а между тем, Ксантиппа была жива при смерти Сократа, а двоеженство по афинским законам не дозволялось.
Сократ имеет в виду докимасию, о которой сказано в примеч. 3 к I 2. При докимасии кандидату на должность предлагались вопросы о гражданском полноправии, о возрасте, об исполнении военных и податных повинностей по отношению к государству и об исполнении обязанностей детей по отношению к родителям.
Херефонт и Херекрат — друзья Сократа, упоминаемые выше в I 2, 48 в числе тех, которые «искали его общества не с тем, чтобы сделаться ораторами в Народном собрании или в суде, но чтобы стать благородными людьми и хорошо исполнять свои обязанности по отношению к дому и домашним, родным и друзьям, отечеству и согражданам». Херефонт спросил оракула в Дельфах, есть ли кто мудрее Сократа, и получил ответ, что никого мудрее его нет (Платон «Апология» 21a; ср. «Защита Сократа на суде» 14). Он умер раньше Сократа; Херекрат присутствовал на суде его.
После жертвоприношения обыкновенно устраивали обед, на который приглашали родных и знакомых.
См. выше, примеч. 4 к II 1.
Так как иностранцы не имели в чужом городе никаких гражданских прав, то они должны были иметь в этом городе «покровителя» из граждан, который служил посредником во всех сношениях его с государственными властями или перед судом.
Этот принцип древней этики о мщении врагам, судя по словам Ксенофонта (II 6, 35), разделял и Сократ, а по Платону («Критон» 49c), Сократ держался противоположного мнения. См. также IV 2, 16.
Тут в подлиннике поставлено слово ὀργυιά, которое означает расстояние, обхватываемое в ширину человеком с распростертыми руками.
Об Антисфене, основателе кинической школы, см. введение к «Пиру».
Мина — 1∕60 часть таланта, самой крупной весовой и денежно-счетной единицы в Древней Греции (аттический талант — 26,2 кг). Талант равнялся 6000 драхм, одна драхма равнялась 6 оболам (самая мелкая монета). Во времена Ксенофонта средняя семья могла прожить на одну драхму в день.
Никий — афинский государственный деятель и полководец, один из самых богатых людей в городе, прославился еще при жизни Перикла своими военными талантами; после смерти Перикла в 429 году он был пять раз выбираем в стратеги во время Пелопоннесской войны. В 415 году афиняне решили послать экспедицию в Сицилию и во главе ее поставили Никия, Алкивиада и Ламаха. Поход этот окончился неудачей: афинское войско было разгромлено, Никий был взят в плен неприятелями и казнен. Подробнее о нем сказано в примечании к моему переводу речей Лисия (стр. 498).
В Греции добывались три главных металла: медь, золото и серебро. Из всех мест, богатых рудниками, самым известным был Лаврий, гора в южной Аттике, где имелась в изобилии свинцовая руда, содержавшая в себе серебро. «Серебряные копи, — говорит Ксенофонт (“О доходах” 4, 3—4), — не только не уменьшаются, но, как видно, все расширяются. Даже тогда, когда в них находилось максимальное количество рабочих, никто не оставался без дела, а, напротив, работа превышала число рабочих рук. И теперь ни один владелец рабов в рудниках не сокращает числа их, но каждый прикупает постоянно рабов, сколько может». По афинским законам, участки, на которые были разделены рудники, отдавались государством на концессию частным предпринимателям за определенную плату. Концессионер был обязан разрабатывать рудник и выплачивать государству ежегодный взнос, равный одной двадцать четвертой части добытого металла. Неисполнение этого обязательства могло повлечь за собою отмену такой концессии. Одним из таких концессионеров и был Никий, который, по словам Плутарха («Параллельные жизнеописания», «Никий», гл. 4), «ежедневно приносил жертвы богам и, держа гадателя у себя в доме, делал вид, что гадает о государственных делах, а гадал по большей части о своих личных и особенно о серебряных рудниках: у него было их много в местности Лаврия, и они приносили ему большой доход, но разработка их была не без риска; он содержал там массу рабов и большую часть состояния имел в серебре». Употребление машин было неизвестно; все работы исполнялись рабами. Несовершенство тогдашних металлургических процессов не давало возможности афинянам извлекать из руды все содержавшееся в ней серебро, так что даже в настоящее время лаврийские заводы заняты лишь переплавкой шлаков, оставшихся от древних времен. Тем не менее разработка рудников в то время была делом очень выгодным. Во времена Ксенофонта рудники были еще довольно богаты, но потом стали истощаться, так что уже в конце IV века доходы с них были весьма сомнительны. См. ниже, III 6, 12.
Критобул — сын Критона, упомянутый выше в I 3, 8 и след., одно из действующих лиц в «Пире» и «Домострое». См. введение к этим сочинениям.
«Кабаны» (κάπροι) — исправление издателей; в рукописях стоит ἐχθροί — враги. (Прим. И. И. Маханькова).
Сирены — морские нимфы, одаренные силой очаровывать пением всех слушавших их. Когда Одиссей проезжал мимо острова, на берегу которого они сидели и старались прельстить его и его спутников, он залепил уши спутников воском, а себя велел привязать к мачте корабля и в таком положении слушал их пение. Цитируемый стих взят из «Одиссеи» (XII 184).
Сократ хочет сказать, что Перикл пользовался славой и уважением в глазах народа преимущественно благодаря своему красноречию, а Фемистокл был любим народом за услуги, оказанные им отечеству. Но этим Сократ не умаляет заслуг Перикла, как видно из сравнения этих лиц в «Пире» (8, 39), где сказано, что Фемистокл был велик делами, Перикл — советами, Солон — мудростью.
Предпочитаем переводить καλὸς κἀγαθός «благородный человек», а не «нравственный», как было у С. И. Соболевского, чтобы избежать пересечения с соответствующим новоевропейским понятием. Впрочем, «благородство» также не свободно от этого нежелательного момента. Притом следует заметить, что καλὸς κἀγαθός предполагает не только прекрасные душевные качества, но и, что также очень важно, внешнюю привлекательность (ср. слова Критобула ниже — II 6, 30 и примеч. 2 самого С. И. Соболевского к гл. 6 «Домостроя»). (Прим. И. И. Маханькова).
Скилла — морское чудовище, лаявшее наподобие собаки, с 12-ю ногами и 6-ю головами, в каждой из которых было 3 ряда острых зубов. Она жила в пещере, против которой была скала, где находилась Харибда, другое чудовище. Скилла хватала проезжавших мимо моряков.
Критобул употребляет слово «прекрасный» в смысле внешней красоты, а Сократ — в смысле нравственной красоты, но слово «безобразные» — в смысле внешнего безобразия.
См. выше, примеч. 5, к II 3.
Аспасия — знаменитая гетера, родом из Милета. Она приехала в Афины и пленила Перикла не только красотой, но и духовными дарованиями. Он развелся с женой и остальную жизнь провел с Аспасией, но вступить в брак с ней не мог, так как афинский закон запрещал брак между гражданином и иностранкой. Его политические враги возбудили против Аспасии судебный процесс по обвинению в нечестии, и Периклу пришлось употребить все свое влияние, чтобы добиться ее оправдания. Дом Аспасии был «салоном», где собиралась афинская интеллигенция; бывал там и Сократ. По смерти Перикла в 429 году Аспасия жила с Лисиклом, который благодаря ее наставлениям сделался первостепенным оратором.
Слова в квадратных скобках являются конъектурой издателей, поскольку в рукописи здесь пропуск. (Прим. И. И. Маханькова).
Аристарх и упоминаемые далее Керамон, Навсикид, Киреб, Демей, Менон — лица неизвестные.
Дата этого разговора относится к 403 году. После взятия Афин спартанцами в 404 году, что положило конец многолетней Пелопоннесской войне, в Афинах было установлено олигархическое правление Тридцати. Тираны действовали жестоко; против них возникла оппозиция. Многие демократы бежали или были изгнаны из Афин и нашли себе приют за пределами Аттики, например в Мегарах, в Халкиде на острове Эвбее и особенно в Фивах. Во главе их стал Фрасибул. Им удалось овладеть пограничной горной крепостью Фила и образовать там центр, куда стекались все недовольные. Вскоре дело дошло до вооруженного столкновения. Несмотря на численный перевес олигархов, противники их без труда овладели сначала холмом Мунихией, господствовавшим над Пиреем, а затем и самим Пиреем (порт в 6 км от Афин с гаванью Фалер). Во время битвы погиб сам Критий, глава олигархической партии. Таким образом, в ту пору в Аттике были как бы два лагеря, две партии — «Городская» и «Пирейская». К этому времени и относится описываемое в этой главе положение дел. Аристарх, как видно, принадлежал к Городской партии; его свойственники, мужья его сестры, племянниц, двоюродных сестер, примкнули к Пирейской партии. Доходы у Аристарха от земли прекратились, потому что вся Аттика, кроме Афин и Элевсина, была в руках Пирейской партии.
Т. е. не считая рабов.
Даже и в богатых домах дочери обучались кулинарному искусству, пряже, тканью, чтобы в будущем, ставши хозяйками, они могли смотреть за работами служанок: все нужное по части пищи и одежды порядочный дом должен был производить сам. Так, в «Домострое» (7, 6) Исхомах рассказывает Сократу, что его жена, придя к нему из родительского дома, умела сделать плащ из шерсти, которую ей дадут, и видала, как раздают пряжу служанкам. Хлебопекарни и ткацкие мастерские, упоминаемые в нашем месте, работали, вероятно, только на бедных людей и на рабов, занятых в других мастерских.
Вместо постоянного подоходного налога в Афинах были натуральные повинности — «литургии». Главные виды литургий были: снаряжение военного корабля (триеры), снаряжение хора для драматического представления или музыкального состязания («хорегия») и устройство гимнастических игр. Отправлять литургии было обязанностью богатых граждан и метеков (см. примеч. 2 к гл. 2 «Домостроя»). Всякий гражданин, которому казалась обременительной или неправильно наложенной та или другая литургия, мог предложить ее более богатому и в случае отказа последнего имел право потребовать от него поменяться имуществом. Подробнее об этом см. примеч. 2 к гл. 2 «Домостроя».
О презрении древних к ручному труду сказано выше в примеч. 4 к I 6. Весь разговор Сократа с Аристархом может служить иллюстрацией к тому, что сказано там.
Эвфер — лицо неизвестное.
Разумеется Пелопоннесская война. Отсюда видно, что разговор этот происходил после 404 года.
Критон — друг и ровесник Сократа, богатый человек, именем которого озаглавлен один из Платоновых диалогов.
Этот разговор Сократа с Критоном и рассказ Хармида в «Пире» (4, 30 и след.) иллюстрируют характер борьбы между богатыми и остальной массой свободных в Афинах. Борьба между богатыми и бедными, на общей рабовладельческой основе, принимала уродливые формы. Аристотель («Политика» V 4, 1, 1304 b 22) объясняет это влиянием демагогов, которые возбуждают против состоятельных людей народную массу. Однако корень этого явления был глубже. Характерной чертой афинского судопроизводства было отсутствие государственной обвинительной власти. У них не было лица, соответствующего теперешнему прокурору, на котором лежала бы обязанность преследовать от имени общества виновников различных правонарушений и преступлений. Это право принадлежало потерпевшей стороне. В преступлениях, затрагивавших общественные интересы, право преследования принадлежало любому гражданину. Этот обычай повлек за собою большое злоупотребление. Некоторые лица, называвшиеся «сикофантами», избирали своею специальностью подобные доносы, лично их не касавшиеся; эта профессия пользовалась очень дурной репутацией. Нельзя однако сказать, что роль добровольного обвинителя в Афинах сама по себе приносила какое-либо бесчестие: лица, безупречные в нравственном отношении, как, например, оратор IV века Ликург, не раз брали на себя эту роль; но они всегда тщательно старались оправдать свои выступления на суде одним из двух мотивов, которые греческая мораль признавала почти одинаково почтенными, — желанием защитить общественные интересы или личной местью. Напротив, сикофант — профессиональный доносчик, руководящийся только стремлением к наживе. Источников наживы у сикофанта было много. В некоторых судебных процессах часть имущества осужденного лица и штраф, наложенный на него судом, поступали в пользу обвинителя. Этот способ обогащения, хотя и считавшийся позорным, был, по крайней мере, законным. Но были и бесчестные способы: например, возбудив процесс, они брали отступное за то, чтобы прекратить его; часто бывало достаточно угрозы, чтобы заставить жертву откупиться деньгами; иногда люди, почему-либо боявшиеся сикофанта, сами заранее старались его задобрить. Многие из сикофантов были на жалованьи какого-нибудь государственного деятеля и действовали против его врагов. Донос, мошенничество, шантаж — вот что составляло приемы сикофантов. Их целью была нажива. Но, несомненно, успешность их действий определялась в значительной степени тем, что эти действия, направленные против богатых, встречали сочувствие у представителей низших слоев, принимавших участие в суде и не имевших возможности выразить свое отношение к богатым в иной, более последовательной и принципиальной форме. «В суде, — говорит один клиент Исократа (XVIII 9—10), — дело принимает часто оборот неожиданный: решение скорее зависит от случая, чем основывается на справедливости; поэтому мне выгоднее истратить небольшую сумму, но избавиться от тяжкого обвинения, чем ничего не платить, но подвергаться такому большому риску». Сикофанты держали в страхе состоятельных граждан; кроме Критона и Хармида, о которых рассказывает Ксенофонт, можно указать еще на известного полководца Никия (см. выше, примеч. 3 к II 5). «Он давал деньги, — говорит Плутарх в биографии его (гл. 4 и 5), — как тем, кто мог ему делать зло, так и тем, кто заслуживал благодеяний, и вообще его трусость была доходной статьей для скверных людей… Он так боялся сикофантов, что не обедал ни у кого из сограждан, не вступал в разговоры, не имел общения, но, когда занимал должность, до ночи был в палате стратегов (см. примеч. 2 к III 1), из совета уходил последним, а приходил туда первым». Несмотря на бесстыдство и продажность сикофантов, они считались до некоторой степени нужным элементом в государстве. Без таких добровольных обвинителей закон и суды были бы бессильны, а между тем далеко не всякий готов был взять на себя эту роль. Сами они указывали на себя как на ревностных патриотов. Некоторому риску они все-таки подвергались: по закону, всякий обвинитель, не получивший в свою пользу одной пятой части голосов судей, подвергался штрафу в 1000 драхм и лишался права на будущее время возбуждать судебное преследование против кого-нибудь. Однако несмотря на это Афины были полны сикофантами, по словам историка Феопомпа у Атенея (IV 254 B). Вот отзыв одного из клиентов Лисия о сикофантах: «Цель сикофантов — привлекать к суду даже людей ни в чем не повинных, потому что от таких людей они могут всего больше поживиться» (Лисий XXV 3). Яркую характеристику сикофанта дает Демосфен, сравнивая его со змеей и скорпионом, которых следует уничтожать. «Сикофант, по выражению некоторых, — это собака демоса, которая тех, кого выдает за волков, не кусает, а, наоборот, овец, которых будто бы защищает, сама пожирает. Его ум не направлен ни на одно доброе государственное дело. Сикофант не занимается ни искусством, ни земледелием, ни ремеслом, ни с кем не вступает в дружественное общение. Он ходит по площади, как ехидна или скорпион, подняв жало, устремляясь то туда, то сюда, высматривая, кому бы причинить беду, поношение, зло и, нагнав на него страх, взять с него денег… Непримиримый, блуждающий, необщительный, он не знает ни расположения, ни дружбы, ничего такого, что испытывает порядочный человек. Он ходит, окруженный тем, чем окружены нечестивые в Аиде, как их рисуют живописцы, — проклятием, руганью, завистью, раздором, враждой» (Демосфен, речь XXV 40, 52).
Архедем — вероятно, тот самый, который был влиятельным членом радикальной демократической партии и в 406 году, после сражения при Аргинусских островах (см. примеч. 16 к I 1), выступил обвинителем одного из полководцев, Эрасинида. Лисий дает о нем неодобрительный отзыв: «Алкивиад (сын известного Алкивиада) еще в детстве пьянствовал у Архедема Гнойноглазого, который немало наворовал у вас» (речь XIV 25). Аристофан («Лягушки» 417 и след.) насмехается над его неафинским происхождением. Отзыв Ксенофонта, напротив, очень хороший, но, очевидно, характеристика его, данная здесь, относится к значительно более раннему времени, когда Архедем был беден и не играл политической роли. Из этого видно, что разговор Сократа с Критоном происходил раньше 406 года (намного ли, определить нельзя).
О жертвоприношениях см. примеч. 2 к II 3.
Диодор — лицо неизвестное.
О Гермогене см. введение к «Пиру», где он — одно из действующих лиц. См. также «Защиту».
Дионисодор — софист, который вместе с своим братом Эвтидемом выведен Платоном в диалоге «Эвтидем». И там оба они являются преподавателями военного искусства, но также и искусства спорить — «эристики».
Главную силу афинского сухопутного войска составляла пехота, численностью и устройством далеко превосходившая кавалерию. В пехоте служили гоплиты (или тяжеловооруженные), легковооруженные и пелтасты. Вооружение гоплитов было: шлем, панцирь, наколенники, большой щит, длинное копье и меч; легковооруженные были без доспехов и щита, а только с метательными копьями; пелтасты занимали середину между тяжелою и легкою пехотою и носили короткое копье, длинный меч и легкий круглый щит (πέλτη, от которого и получил название этот род войска). Соответственно делению населения Аттики на 10 «фил» (см. о них ниже, примеч. 4 к III 4), пехота делилась на 10 полков (τάξις). Каждый полк делился на лохи (λόχος); число людей в полку и лохе не всегда было одинаково. При начале Пелопоннесской войны (431 год) афиняне имели 19000 гоплитов, из которых 13000 были вполне годны для боевой службы в поле. Воинская повинность в Афинах была безусловно обязательна для всех граждан с 18 до 60 лет. Ежегодно стратеги (см. ниже) вместе с членами Совета пятисот и старшинами демов (см. примеч. 4 к III 4) составляли по филам список («каталог») граждан, достигших 18-летнего возраста; в него вносились только граждане трех высших классов (по делению Солона: пентакосиомедимны, всадники, зевгиты); феты (граждане четвертого класса) не включались. Полный каталог граждан, подлежащих воинской повинности, состоял, таким образом, из 42 годовых списков. Когда предстояла война, Народное собрание определяло, какого возраста граждане должны быть призваны на действительную службу. Набор производили стратеги сообразно с постановлением народа. Списки призываемых выставлялись во всеобщее сведение. Юноши от 18 до 20 лет и граждане старше 50 лет обыкновенно служили для обороны страны и редко были посылаемы в поле; лишь в крайних случаях призывались на службу граждане всех возрастов, числившиеся в призывных списках. Главными военными начальниками были стратеги, числом 10, ежегодно назначавшиеся по выборам (не по жребию) из числа граждан, женатых законным образом и владевших недвижимою собственностью. Все вместе они составляли коллегиальное начальство, имевшее особую палату, и все имели равную власть. В более древние времена стратеги выступали в походы или все вместе, или в числе нескольких, причем один был главнокомандующим, и все начальствовали поочередно, как было в Марафонской битве. Впоследствии в походы выступал лишь один или двое; прочие оставались в Афинах или шли на другие места военных действий. Деятельность стратегов была обращена на все, что непосредственно относилось к военному делу или находилось в какой-либо связи с ним: они были не только главными начальниками военных сил, но стояли во главе всего военного и флотского управления. Должность стратега была очень важна и пользовалась большим почетом, так что ее искали знатнейшие граждане, хотя могли получать и люди простого происхождения, отличавшиеся военными дарованиями (как Ификрат). Отдельными полками тяжелой пехоты командовали подчиненные стратегам таксиархи, числом 10, назначавшиеся также по выборам. Они составляли вместе со стратегами военный совет и были вообще их ближайшими помощниками. Лохами начальствовали лохаги, которых назначали таксиархи.
«Илиада» III 170 и след.
Кифара — струнный инструмент, похожий на лиру.
Кирпичи не причислены к разряду материалов не размягчающихся потому, что разумеются кирпичи не обожженные в огне, а сделанные из глины с примесью соломы и высушенные на солнце.
«Илиада» II 243.
«Илиада» III 179.
Т. е. Сократ ограничивал свое исследование о достоинстве хорошего вождя только вопросом, делает ли он счастливыми тех, кого ведет.
См. примеч. 2 к III 1. Кавалерия афинская до Персидских войн вовсе не упоминается. Со времени Фемистокла кавалерия была постоянною, и численность ее дошла до 300, а впоследствии, со времени Пелопоннесской войны, до 1000 человек. Все граждане, принадлежавшие к первым двум классам (пентакосиомедимнов и всадников), обязаны были содержать годных к военной службе лошадей; эта обязанность считалась литургией (см. примеч. 5 к II 7). Кавалерией начальствовали 2 гиппарха и подчиненные им 10 филархов, служившие по выборам, соответственно 10 филам, на которые делилась кавалерия. Гиппархи были подчинены стратегам, как главному военному начальству, но они имели важное политическое значение, действовали во многих делах совершенно самостоятельно. На обязанности гиппархов лежало обучение всадников приемам кавалерийской службы, а также осмотр и испытание лошадей. В конце каждого года Совет пятисот производил инспекторский смотр (докимасию) всадников, и только те из них, которые выдерживали его удовлетворительно, заносились на следующий год в список всадников; остальные должны были служить гоплитами. В мирное время кавалерия участвовала в праздничных процессиях для придания им большего блеска и пышности.
Кроме регулярной тяжеловооруженной кавалерии, которая состояла из более знатных и богатых граждан, у афинян было еще 200 конных стрелков, набиравшихся из числа государственных рабов, преимущественно скифов и фракийцев. Поэтому служба в этом отряде считалась для афинского гражданина неприличной.
В древности стремена были неизвестны: греческие всадники сидели на неоседланной лошади или, самое большее, покрытой чем-то вроде попоны, без стремян (по-гречески и по-латыни нет даже слова в значении «стремя»). Поэтому в сражении приходилось считаться с возможностью, что всадник упадет с лошади и должен уметь легко вскочить на нее. Ксенофонт в своем сочинении «О верховой езде» (7, 1—3) дает такое наставление: «Когда уже лошадь подана всаднику, левой рукой он должен легко взять положенную на челюсти или переносицу привязь — и притом так легко, чтобы никоим образом не рвануть лошадь, садится ли он, хватаясь за гриву около ушей, или вспрыгивает при помощи копья [Для этой цели на древке копья приделывался выступ, который служил своего рода ступенькой. — И. М., А. С.], — а правой должен взяться за повод на загривке вместе с гривой, чтобы никоим образом не рвануть уздой за морду. Садясь таким способом, он левой рукой подпирает тело, а правой себя поднимает, — этим избегается и некрасивый вид сзади; но не надо сгибать колен или класть колено на спину лошади; нужно перекинуть ногу на правую сторону и затем положить свою заднюю часть на лошадь. Если же всадник ведет лошадь левой рукой, а в правой держит копье, то нужно уметь вскакивать и с правой стороны». Два изображения вскакивания на лошадь имеются в «Dictionnaire des antiquites grecques et romaines», Дарамберга (Daramberg) и Сальо (Saglio), гл. I, p. 748—749.
Конные упражнения производились на площади афинской или в крытых помещениях, усыпанных песком.
Здесь имеется в виду праздник Делии [Тот самый праздник, благодаря которому казнь Сократа была отсрочена на месяц. См. «Воспоминания» IV 8, 2. — И. М., А. С.] в честь Аполлона на его священном острове Делосе в память победы Тесея над Минотавром (см. примеч. 7 к III 5). Праздник этот совершался раз в четыре года. Он состоял главным образом из хоровых песен и плясок в честь бога и различных состязаний, увеличению блеска и пышности которых много содействовали священные посольства («теории»), прибывавшие с островов, из Афин и из некоторых других государств собственно Эллады. Особенным великолепием отличалась афинская теория, устройство которой («архитеория») было одной из литургий (см. примеч. 5 к II 7) богатых граждан. Устроители праздника брали с собою целые хоры певцов и музыкантов исключительно из среды граждан (об этих хорах и говорится в нашем месте), богатые жертвы и т. д. К ним присоединялись, иногда в значительном количестве, граждане, отправлявшиеся на праздник из религиозного чувства, любви к зрелищам или просто с меркантильными целями, и таким образом составлялись многолюдные и блестящие посольства.
О выборах стратегов, как и об упоминаемых ниже наборе, лохагах и таксиархах — см. примеч. 2 к III 1.
Никомахид и Антисфен — лица неизвестные.
В примеч. 5 к II 7 сказано, что одним из видов литургий была хорегия, снаряжение хора для драматического представления или музыкального состязания. Первая обязанность хорега состояла в наборе музыкантов и певцов для хора (исключительно из среды граждан), содержании их во время обучения и выплате жалованья; на его же обязанности было предоставление помещения для занятий хора в его доме или в нанятой для этой цели квартире. Если сам поэт или рекомендованный им человек не принимал на себя дело обучения хора, то хорег должен был пригласить особого учителя за плату; он же выплачивал вознаграждение музыкантам. Для представления хорег заготовлял хоревтам богатые костюмы и маски и сам являлся в роскошном праздничном платье и с венком на голове. После состязания хорег, лучше всех исполнивший свои обязанности, был признаваем победителем и получал в награду венок; в память победы он ставил в храме доску с записью о победе. Подобно тому как в музыкальном состязании хорег посвящал богам треножник, так после представления комедии хорег посвящал костюмы. Хорегия была весьма почетной обязанностью, но она требовала очень больших расходов. Хореги отчасти из тщеславия, желая отличиться друг перед другом, отчасти же из благочестия не щадили расходов, чтобы исполнить свою литургию как можно лучше. Трагический хор обходился дороже, чем комический. Один из клиентов Лисия (речь XXI 1—4) указывает, сколько денег он истратил на хорегии. «Ставши хорегом трагического хора, я истратил на него 30 мин, а через три месяца, на празднике Таргелий, я одержал победу мужским хором, на который истратил 2000 драхм. При архонте Главкиппе, на Великих Панафинеях, я истратил на пиррихистов (танцоров) 800 драхм. Кроме того, будучи хорегом мужского хора на Дионисиях, при том же архонте, я одержал победу и истратил на это, считая с посвящением треножника, 5000 драхм, и при Диокле, на Малых Панафинеях, на комический хор — 300 драхм… Потом я стал хорегом детского хора и издержал 15 с лишком мин. При архонте Эвклиде я снаряжал комический хор для Кефисодора и одержал победу, истратив на него, считая с посвящением одежды, 16 мин; на Малых Панафинеях я был хорегом безбородых пиррихистов и истратил 7 мин». Таким образом, этот гражданин на одни хорегии (не считая других повинностей) истратил в течение нескольких лет около 15000 драхм (2,5 таланта)! А деньги тогда были гораздо дороже, чем в новые времена. Были, конечно, и скупые хореги, плохо исполнявшие свою повинность. Такой хорег, например, описан в речи оратора Исея (V 36 и след.). В нашем месте, по-видимому, разумеется хорегия на музыкальных состязаниях, так как именно музыкальные состязания происходили между филами, и честь победы присваивалась прежде всего той или другой филе, а затем уже хорегу, бывшему ее представителем; а драматические хорегии исполнялись не по филам; между тем, ниже (параграф 5) Сократ говорит, что Антисфен несет расходы для победы хора со своей филой.
Население Аттики со времен Клисфена делилось на 10 фил, каждая фила — на 10 демов (нечто вроде волости); подразделением дема была фратрия.
Слова в квадратных скобках пропущены в издании С. И. Соболевского. (Прим. И. И. Маханькова).
Перикл, незаконный сын знаменитого Перикла и Аспасии (см. примеч. 7 к II 6), родился около 445 года. По афинским законам, первым условием права гражданства было происхождение от законного брака гражданина с гражданкою. Дети, прижитые вне брака или происшедшие от смешанных браков (т. е. граждан с негражданками или наоборот), признавались незаконными и не имели прав гражданства. После смерти от чумы в 430 году двух старших законных сыновей Перикла Перикл-сын получил по народному постановлению права гражданства. В 407/6 году он был выбран в стратеги и был одним из полководцев, участвовавших в сражении при Аргинусских островах в 406 году. После этого он вернулся в Афины и вместе со своими коллегами был казнен. См. примеч. 16 к I 1. Таким образом, эта беседа могла происходить лишь раньше выбора Перикла в стратеги.
Число афинских граждан в V и IV веках колебалось между 20000 и 40000 взрослых мужчин, так что все гражданское население, с женщинами и детьми, можно принимать от 100000 до 140000.
В 457 году афиняне под начальством Миронида победили беотийцев при Энофитах, вследствие чего Беотия вошла в состав Афинского союза. Но в 447 году аристократическая партия, изгнанная после битвы при Энофитах, завладела городами Херонеей и Орхоменом. Афиняне под начальством Толмида пошли в Беотию, завоевали Херонею, но на возвратном пути подверглись нападению орхоменских беглецов и были разбиты около Коронеи или Лебадеи. Вследствие этого афиняне принуждены были отказаться от гегемонии над Беотией; города ее стали автономными, и олигархия в них была восстановлена. Зимою 424/3 года афиняне вновь сделали попытку подчинить Беотию и вторглись в нее под начальством Гиппократа, но были разбиты при Делии (храме Аполлона с рощей). В этом сражении участвовали Сократ и Алкивиад и, может быть, Ксенофонт (см. биографию Ксенофонта).
Мифограф Аполлодор рассказывает этот миф так. «Кекроп, произведенный самой землей, имевший тело человека и змеи, был первым царем Аттики и по своему имени назвал Кекропией эту страну, называвшуюся прежде Актой. В его царствование, говорят, боги решили взять себе города, в каких кто хотел пользоваться почитанием. Так вот, Посейдон первый пришел в Аттику и, ударив по земле трезубцем, произвел посредине Акрополя море (т. е. колодезь с соленой водой), которое теперь называют Эрехтеидой [По другой версии, Посейдон создал коня, и суд был не о том, кто из них двоих первым взял в свое владение Аттику (как у Аполлодора), а кто создал более полезный предмет. — И. М., А. С.]. После него пришла Афина и, взяв Кекропа в свидетели того, что она берет себе эту страну, посадила маслину, которую теперь показывают в храме Пандросы (дочери Кекропа). Между ними произошел спор из-за этой страны. Зевс уладил этот спор — дал судей, но не Кекропа и Краная и не Эрехтея, как некоторые рассказывают, а двенадцать богов. На основании их приговора страна была присуждена Афине, так как Кекроп засвидетельствовал, что она первая посадила маслину. Афина по своему имени назвала город Афинами, а Посейдон в гневе затопил Фриасийскую равнину и Аттику погрузил в море». Как видно из этого, Аполлодор полемизирует против той версии этого мифа, которой придерживается Сократ, — что Кекроп и близкие ему люди были судьями; у Аполлодора роль Кекропа состоит лишь в том, что он был свидетелем посадки маслины Афиной.
Эрехтей — также один из мифических царей афинских. Он был сын Земли и воспитан Афиной. Афина передала его дочерям Кекропа в ящике, запретив его открывать; но две из них, несмотря на это, открыли ящик и, увидав змееобразного (или обвитого змеей) ребенка, от страха сошли с ума и бросились со скалы Акрополя. В царствование Эрехтея жители Элевсина в союзе с фракийцами предприняли поход против Афин. Оракул предсказал победу афинянам, если Эрехтей принесет в жертву одну из своих дочерей. Он это сделал, победил врагов и оттеснил к северу фракийцев, которые до этого времени занимали «весь прилегающий материк» — жили у самых границ Аттики.
Гераклиды — сыновья Геракла (Геркулеса). Афиняне гордились тем, что защищали слабых, несправедливо обиженных сильными (см. ниже параграф 12). Сократ имеет в виду следующий миф. По смерти Геракла Эврисфей, царь микенский, по приказанию которого Геракл совершил 12 подвигов, преследовал его детей, опасаясь, как бы они не отняли у него царскую власть. Афиняне вступились за них, дали им у себя приют, и, когда Эврисфей вследствие этого начал войну с афинянами, они разбили его в сражении, в котором он и был убит. Иллюстрацией к словам Сократа о доблести древних афинян может служить следующее место из речи II Лисия (параграфы 11—14). «В более позднее время, когда Геракл исчез из мира людей, детей его, бежавших от Эврисфея, все эллины гнали от себя из страха перед силой Эврисфея, хотя им стыдно было за свои поступки. Придя в наш город, они с мольбою сели на алтарях. Несмотря на требование Эврисфея, афиняне отказались их выдать: уважение к доблести Геракла было у них сильнее страха перед собственной опасностью. Они предпочитали сражаться за слабых, имея на своей стороне правду, чем в угоду сильным выдать угнетенных ими. Когда Эврисфей, в союзе с тогдашними властителями Пелопоннеса, пошел на них войной, то они пред лицом близкой опасности не изменили своих убеждений, а держались того же мнения, как и прежде; а между тем, отец их никакого особенного благодеяния им не оказал, а каковы будут дети, достигши зрелого возраста, они не знали. Однако они приняли на себя такую борьбу за них, потому что считали это справедливым, несмотря на то, что у них не было прежде вражды с Эврисфеем и никакой выгоды им не представлялось, кроме доброй славы. Они сделали это потому, что жалели угнетенных, ненавидели насильников, одним старались поставить преграду, другим хотели помочь. Свободу они видели в том, чтобы не делать ничего против своей воли, справедливость — в том, чтобы помогать угнетенным, храбрость — в том, чтобы в случае надобности сражаться и умирать за ту и за другую».
Тесей (Тезей), мифический герой Аттики, был сын Эгея, царя афинского, и впоследствии сам был царем. Он, подобно Гераклу, совершил много подвигов (см. примеч. 3 к II 1). Одним из славных его подвигов был поход его против амазонок, воинственных женщин, царицу которых, Антиопу, он увел, и она стала его женой. В отмщение за это амазонки пошли войной на Аттику и проникли в Афины; решительная битва, в которой Тесей одолел их, была среди города. Но особенно чтили афиняне Тесея за освобождение Афин от дани Миносу. Критский царь (полумифический) Минос из мести за убийство афинянами его сына Андрогея предпринял поход на Афины и заставил афинян присылать каждые 9 лет по 7 юношей и 7 девушек на съедение Минотавру, чудовищу, получеловеку и полубыку. Когда Минос в третий раз потребовал присылки этих жертв для Минотавра, Тесей вызвался добровольно отправиться в числе других и обещал отцу убить Минотавра. В лабиринте (см. примеч. 16 к IV 2) он одолел это чудовище и вышел из запутанных ходов лабиринта при помощи нити, полученной им от дочери Миноса, Ариадны. См. примеч. 3 к гл. 9 «Пира».
Разумеются войны с персами. «Одни» боролись афиняне против персов в сражении при Марафоне в 490 году; «в союзе с пелопоннесцами» — во время второй войны с персами в 480 году (сражение при Саламине и др.). «Замечательные дела» персов — прорытие канала на Афоне и устройство моста на Геллеспонте.
Философ Платон в одном из своих диалогов («Менексен» 237b) с гордостью упоминает, что жители Аттики были не пришельцы, а автохтоны, что почва Аттики — родная мать им, а не мачеха. По словам Фукидида (I 2; II 36), Аттика, вследствие скудости своей почвы, в древности не привлекала жадности завоевателей, так что население ее не переменялось; жители других областей Эллады, принужденные вследствие войн или восстаний выселяться из отечества, стекались в Аттику, как в мирный и безопасный уголок. Геродот называет афинян древнейшим народом и единственными из эллинов, не менявшими места своего поселения (VII 161). См. выше, примеч. 6. — Сократ и Перикл, как и все их современники, считали историческими эти мифические события, которые мы называли, и не только ораторы (Лисий, Исократ) говорили о них в похвальных речах в честь родного города, но даже дипломаты приводили такие события в виде доказательств: так, например, Каллий в речи своей перед спартанцами (371 год), доказывая им, что они не должны воевать с афинянами и опустошать их поля, ссылается на то, что Триптолем (тоже мифическая личность) первый показал таинства Деметры и Коры (Элевсинские мистерии) их вождю Гераклу и их согражданам Диоскурам и что семя плода Деметры первому дано было Пелопоннесу (Ксенофонт «История Греции» IV 3, 6).
На основании этой фразы можно заключить, что Сократ был сторонником возвращения к «государственному строю отцов». Такая тенденция в конце Пелопоннесской войны была очень распространена; это слово служило как бы общим девизом и могло объединить все партии. Но каждая партия под этим выражением подразумевала разное и понимала этот строй по-своему. Аристотель («Афинское государственное устройство», гл. 34), рассказывая о положении дел после несчастного для афинян морского сражения при Эгоспотамах (в сентябре 405 года), говорит, что спартанский полководец Лисандр овладел Афинами. Был заключен мир между спартанцами и афинянами на условии, что афиняне введут у себя государственный строй отцов. «Демократы, — говорит Аристотель, — пытались спасти демократию, а из аристократов одни, именно те, которые принадлежали к гетериям (политическим клубам), и возвратившиеся после заключения мира изгнанники желали олигархии, другие, — не принадлежавшие к гетериям и в то же время бывшие не хуже кого другого из граждан, — стремились действительно к строю отцов». Тридцать тиранов сперва тоже делали вид, будто стремятся к древнему строю. Главным образом под этим разумелась конституция Солона.
Сократ говорит о спартанцах. Разумеется, такое мнение Сократа заострено против афинской демократии: восхваление во время войны порядков аристократической Спарты было характерно для аристократов; многие афинские аристократы, ненавидевшие демократию, сочувствовали Спарте: в частности в комедиях Аристофана есть указания на это. Так, в комедии «Осы» (поставленной еще в 422 году), хор, состоящий из стариков-гелиастов, бранит своего противника Бделиклеона (что значит «чувствующий отвращение к Клеону») «врагом народа, любителем монархии, сносящимся с Брасидом» (спартанским полководцем). Эти «лаконисты» выражали свои симпатии спартанцам и внешним образом, подражая им тем, что носили длинные волосы, косматую бороду, грубый плащ. Лаконисты (к которым принадлежали афинские всадники) были, конечно, в подозрении у демократов: в комедии Аристофана «Всадники» (ст. 580) хор, состоящий из всадников, просит не относиться к ним с недоброжелательством за то, что они носят длинные волосы. Точно так же лет через тридцать после постановки комедии молодой Мантифей, для которого написана речь XVI Лисия, просит судей «не относиться с ненавистью к человеку за то лишь, что он носит длинные волосы» (параграф 18).
По поводу уважения старших спартанцами можно привести следующее место из трактата Цицерона «О старости» (параграф 63). «Спартанец Лисандр говорил, что Спарта — самое почетное место жительства старости: нигде не придают такого значения возрасту, нигде старость не пользуется большим почетом. Мало того: в истории есть такой факт. В Афинах во время праздника в театр вошел один старик. Хотя много народа сидело там, но его сограждане нигде не дали ему места. Когда же он подошел к спартанцам, которые, как послы, сидели на определенном месте, то они все, говорят, встали и дали старику место для сидения. Когда все сидевшие в театре стали им рукоплескать, то один спартанец сказал: афиняне знают, что правильно, но делать этого не хотят».
С резким выпадом против «крайностей» демократии Сократ выступает также у Платона в «Государстве» (562c): «Когда демократическое государство, жаждущее свободы, попадается в руки дурных виночерпиев, стоящих во главе его, и напьется допьяна сверх надлежащей меры этой свободой в неразбавленном виде, оно наказывает правителей, если они не совершенно мягки и не предоставляют полную свободу, обвиняя их как негодяев, стремящихся к олигархии. Людей, послушных властям, оно топчет в грязь, как добровольных рабов, ничего не стоящих; напротив, правителей, подобных управляемым, и управляемых, подобных правителям, оно превозносит похвалами и награждает почетом и в частной жизни и в общественной». Об уважении спартанцев к властям см. ниже, примеч. 6 к IV 4.
Это находится в странном противоречии с мыслью, высказанной в параграфе 2 о том, что афиняне благожелательно относятся друг к другу. Ниже, в параграфе 17, опять говорится о страшной вражде и ненависти среди граждан.
Аристофан не раз смеялся над страстью своих соотечественников к сутяжничеству. Так, например, в комедии «Птицы» (ст. 39—41) Эвелпид говорит: «Цикады поют на ветвях один-два месяца, а афиняне всю жизнь поют на судебных процессах». В комедии «Облака» (ст. 494—497) на вопрос Сократа: «Что ты делаешь, если тебя бьют?» Стрепсиад отвечает: «Я даю себя бить, а потом, немного спустя, прошу присутствующих быть свидетелями, а потом, опять чуточку погодя, начинаю судиться». Когда ученик Сократа показывает Стрепсиаду географическую карту, на которой обозначены и Афины, Стрепсиад не верит, потому что не видит на ней сидящих судей (ст. 207—208). В «Мире» (ст. 505) Гермес говорит афинянам: «Вы ничем другим не занимаетесь, как только судитесь». Эта страсть афинян послужила Аристофану сюжетом для целой комедии «Осы». У Лукиана («Икароменипп», гл. 16) Менипп, перечисляя характерные национальные страсти, говорит: «Финикияне путешествовали; киликийцы совершали разбойничьи набеги; лаконцы сами себя бичевали; афиняне судились».
В этих словах делается намек на казнокрадство. Оно было очень распространено в Афинах. Упреки государственным деятелям по поводу этого часто делаются, например Аристофаном и ораторами. У Ксенофонта («Анабасис» IV 6, 16) спартанец Хейрисоф замечает, что «афиняне — мастера воровать казенные деньги, хотя и очень велика опасность для вора». Один клиент Лисия говорит (речь XIX 57): «Есть некоторые заранее тратящие деньги для того только, чтобы получить от вас государственную должность и вернуть израсходованную сумму в двойном количестве».
Под словами «такие люди» разумеются только что упомянутые матросы и атлеты, принадлежавшие к низшим слоям населения, и мальчики и юноши во время гимнастических состязаний и танцев хора, хотя от них нельзя требовать такого сознательного отношения к дисциплине, как от взрослых мужчин.
В тяжелой пехоте и кавалерии служили только граждане высших классов — по греческой терминологии, «прекрасные и хорошие». См. примеч. 2 к III 1; примеч. 1 к III 3, а также выше примеч. 3a к II 6.
Ареопаг (точнее: Совет Ареопага) был очень древним учреждением. Он состоял из архонтов и бывших архонтов, которые дали удовлетворительный отчет в своей годичной служебной деятельности. Под словами «выдержавших испытание» разумеется докимасия, которой подвергались все кандидаты на государственную должность. См. примеч. 3 к I 2. Таким образом, Ареопаг представлял собою коллегию испытанных людей, и так как доступ в него был возможен только уже в зрелом возрасте, а члены его занимали свою должность пожизненно, то значительное число их должно было состоять из людей престарелых, даже очень старых: это придавало коллегии известную величавость. Уважение к Ареопагу увеличивалось еще оттого, что он находился в близком отношении к религии, и притом к той части ее, которая могла иметь нравственное влияние, чего нельзя сказать о всех частях религии: именно, члены Ареопага были до известной степени служителями тех богинь, которые поддерживали среди людей уважение к вечному праву, соблюдению священных обязанностей, наказывали в качестве гневных Эриний (Фурий) преступников, защищали в качестве благодетельных Эвменид добродетельных людей. По верованию афинян, Ареопаг был учрежден самой богиней Афиной, покровительницей их родного города, как об этом сказано в Эсхиловой трагедии «Эвмениды» (ст. 681 и след.), где сама Афина говорит: «Внемли моему повелению, народ афинский! И на будущее время вечно это будет совет судей для Эгеева народа!.. Здесь уважение граждан и страх, брат его, будут удерживать от преступлений и день и ночь, если сами граждане не будут делать нововведений в законах… Пока вы будете со страхом взирать, как и должно, на такое досточтимое учреждение, вы будете иметь спасительную ограду страны и города, какой не имеет никто в мире, — ни у скифов, ни в краях Пелопа. Я установляю этот совет, которого не коснется прибыток, почтенный, велемудрый, бдительную охрану страны для защиты спящих». Таким же уважением к Ареопагу проникнут и Исократ (VII 37—50). Изображая в идеальном виде состояние, в котором находились Афины, пока Солонова конституция была в неиспорченном виде, он видит причину лучшего положения вещей в то время сравнительно с современным в двух обстоятельствах: во-первых, в том, что тогда должности замещались не по жребию, а по выбору и потому доставались тем, кого граждане считали способными и достойными; во-вторых, во влиянии Ареопага, который зорко смотрел за поведением граждан и пресекал проступки против добрых нравов увещаниями, угрозами и наказаниями.
Не только низшие офицеры, но даже и стратеги выбирались из людей, совершенно неподготовленных к военной карьере. Известен пример, что в 441 году знаменитый поэт Софокл был выбран в стратеги только по случаю того, что его трагедия «Антигона» очень понравилась публике. Нечто подобное случилось в 425 году: афиняне осаждали отряд спартанцев на острове Сфактерии. Клеон, кожевенный фабрикант, стал критиковать стратегов. Тогда афиняне послали его, никогда раньше не занимавшегося военным делом, несмотря на его желание уклониться от похода. Демосфен (XIX 237) говорит о нескольких лицах, из которых один занимался расписыванием ящиков для парфюмерных флаконов, другой был подьячим, что они были удостоены высокого почета, в том числе и стратегии: «Эти занятия, — замечает он, — конечно, ничего бесчестного в себе не содержат, но все-таки не дают права на стратегию». У Аристофана («Ахарняне», ст. 1078) одно из действующих лиц говорит о стратегах, что они отличаются больше количеством, чем качеством. Во фрагменте 117 одной комедии Эвполида говорится: «Мы, старики, не так прежде жили: во-первых, у нас в городе стратеги были из самых важных домов, первые по богатству и роду, которым мы молились, как богам, — они и были такими, — так что мы жили в безопасности. А теперь, когда придется, мы предпринимаем походы, выбирая в стратеги всякую дрянь». В другом фрагменте (205) Эвполида сказано так: «Кого прежде вы не выбрали бы даже в надсмотрщики за вином (мелкие должностные лица), теперь мы имеем стратегами». Афинских стратегов остроумно высмеял царь македонский Филипп (Плутарх, «Изречения царей и полководцев» 25, 2): «Счастливые афиняне! Они каждый год находят возможным выбирать по десяти стратегов, а я во много лет нашел только одного стратега, — Пармениона». Плохая подготовка стратегов вполне понятна, если принять во внимание, что «в Афинах не было организовано государственное обучение военному делу» (см. ниже III 12, 5), а учителями военного дела объявляли себя разные философы, вроде Дионисодора (см. выше III 1), которые, вероятно, не были практиками этого дела. Очень интересен рассказ Цицерона о подобном философе, Формионе («Об ораторе» II 18, 75): «Когда Ганнибал, изгнанный из Карфагена, пришел в Эфес к Антиоху и был приглашен послушать перипатетика Формиона, то этот болтун несколько часов говорил об обязанности полководца и вообще о военном деле. Все слушатели были в восторге и просили Ганнибала высказать мнение о философе. Ганнибал отвечал, что он много видал выживших из ума стариков, но такого безумного, как Формион, никого не видал. И совершенно справедливо. Могла ли быть бо́льшая наглость и болтливость, чем та, что Ганнибалу, столько лет боровшемуся из-за власти с римским народом, победителем всего мира, давал наставления о военном деле какой-то грек, никогда не видавший лагеря, никогда не касавшийся ни в малейшей доле никакой общественной должности?».
Разумеется гора Киферон и др.
Посредине Аттики находятся горы Парнет, Ликабетт, Пентеликон, Гиметт и др.
Мисийцы — народ в северо-западной части Малой Азии у Геллеспонта. Писидийцы — в южной части Малой Азии. «Царем» без всякого определения (или со словом «великий») греки называли персидского царя.
Молодые афиняне по достижении 18-летнего возраста признавались совершеннолетними и вступали в число «эфебов». В течение двух лет они получали военное образование, конечно, по преимуществу практическое. В первый год они учились владеть оружием и изучали тактику; в конце этого года они выступали перед народом в театре на торжественном смотре, после которого им вручали копье и щит на защиту отечества. Во второй год эфебы изучали крепостную и полевую службу: они составляли гарнизоны аттических крепостей и несли военную службу на границах Аттики. В нашем месте и имеются в виду такие молодые люди в возрасте 19—20 лет («периполы»).
Сократ имеет в виду защиту от набегов разбойников из Беотии. Иллюстрацией к этому может служить место из Аристофановой комедии «Ахарняне» (ст. 1073 и след.), где стратегу Ламаху приходит приказ охранять проходы в Аттику (о которых сказано у нас в параграфе 25), потому что беотийские разбойники хотят сделать набег.
Главкон — брат (младший) философа Платона, выведенный действующим лицом в Платоновых диалогах «Государство» и «Парменид». В Платоновом «Государстве» (368a) сказано, что Главкон вместе с братом своим Адимантом отличился в сражении в Мегарах. Комментаторы предполагают, что здесь разумеется сражение, происходившее в 409 году, о котором рассказывает Диодор (XIII 65). Кирхнер в своей «Prosopographia attica» (I 199) это также признает. Но в то же время Кирхнер высказывает предположение, что Главкон был моложе Платона, на основании следующей аргументации. Платон стал слушателем Сократа 20 лет отроду, в 407 году («Prosopographia attica» II 204); а так как Ксенофонт в нашем месте говорит о дружбе Сократа с Платоном, то надо предположить, что с начала этой дружбы до разговора Сократа с Главконом, которому еще не было тогда 20 лет, прошло значительное время. Кирхнер странным образом не замечает хронологического противоречия между этими фактами. Если Главкон участвовал в сражении 409 года, то ему в этом году было уже больше 20 лет, потому что, как сказано мною в примеч. 24 к III 5, молодые люди с 18 до 20 лет несли военную службу только внутри Аттики. А если Главкон был моложе Платона, а Платону в 407 году (даже в 409 году, как некоторые источники сообщают) было 20 лет, то Главкону в 409 году не могло быть больше 20 лет и он не мог участвовать в сражении. Очевидно, в какой-то из этих предпосылок есть ошибка; в которой именно, трудно определить. Всего более сомнительна дата сражения, в котором участвовал Главкон, — 409 год. Английские комментаторы Платонова «Государства», Джоуэтт (Jowett) и Кэмпбелл (Campbell), вполне правильно замечают, что так как афиняне были в войне с мегарянами постоянно, то, может быть, здесь разумеется какая-нибудь мелкая стычка, не упомянутая в наших источниках. Очевидно, в таком случае разговор Сократа с Главконом надо отнести к какому-либо году после 407-го, а сражение, в котором участвовал Главкон по достижении 20 лет, — к еще более позднему времени, но, конечно, до окончания Пелопоннесской войны в 404 году.
Под этим довольно неопределенным термином (буквально «предстатель») разумеется главный оратор-демагог, который действовал как опекун и представитель народа, подобно тому, как обыкновенный «предстатель» был патроном метеков. Оратор в Афинах был не просто красноречивый человек: это был, по нашей терминологии, государственный деятель. Не занимая официально никакой должности, он присутствовал на заседаниях Совета пятисот и Народного собрания, часто брал слово, предлагал проекты постановлений. Он должен был быть всегда готовым предложить народу совет, какую-нибудь спасительную меру при затруднительных обстоятельствах, а для этого, конечно, мало было красноречия: нужно было иметь зрелость суждения и знание дела и людей. К тому же, как видно из речи Диодота у Фукидида (III 42, 4), ораторы иногда старались терроризировать друг друга, так что «вследствие страха (граждан) государство лишалось советников». При таких обстоятельствах число ораторов-демагогов было невелико. Хотя по праву всякий гражданин мог говорить с кафедры, но одновременно в известный период времени активными политиками было каких-нибудь 30, много 50 человек; а среди них звезд первой величины, которые привлекали к себе общее внимание и играли первую роль, насчитывался, может быть, только десяток. По молчаливому соглашению, они делили между собою сферу управления. Один был специалистом по финансам, другой — по международным делам, третий — по коммерческим вопросам и т. д. Благодаря своему влиянию в Совете и в Народном собрании, ораторы были своего рода министрами в Афинах: они проводили свои предложения в виде постановлений («псефизм», греч. ψήφισμα); официальным должностным лицам, например стратегам, оставалось только исполнять их. Таким «первым министром» был, например, Перикл, в течение двадцати с лишком лет занимавший этот высокий пост. Демосфен был, так сказать, министром иностранных дел. — Ввиду такого важного значения оратора-демагога нам понятны вопросы Сократа, в которых он предъявляет к Главкону требования относительно знаний, необходимых для государственного деятеля, для такого «опекуна» или «старосты» государства.
По достижении 18-летнего возраста афинянин признавался совершеннолетним, начинал пользоваться гражданскими правами, за исключением таких, для которых были ограничения по возрасту, обязан был исполнять повинности. Посещение Народного собрания немедленно по достижении совершеннолетия было дозволено законом, но не было в обычае и часто было невозможно вследствие того, что молодые люди с 18 до 20 лет несли военную службу на границах Аттики (см. примеч. 24 к III 5). Наше место показывает, что если юноши моложе 20 лет являлись в Народное собрание и говорили к народу, то над ними смеялись и их стаскивали с ораторской кафедры. Не только посещение Народного собрания и активное участие в нем считалось неприличным для молодого человека, но даже прохождение через площадь (а для того чтобы попасть на Пникс, место Народного собрания, надо было пройти через площадь). Поэтому в Аристофановых «Всадниках» (ст. 1373 и след.) Демос, превращенный волшебным образом в Демоса доброго старого времени, говорит, что ни одного безбородого не будет больше на площади и что он заставит всех таких прекратить составление псефизм и заниматься охотой. В «Облаках» (ст. 991) Правосуд обещает молодому человеку, что если он последует его советам, то будет ненавидеть площадь. Исократ (VII 48) говорит, что в старое время молодые люди до такой степени избегали площади, что, даже если бывали вынуждены пройти через нее, делали это с большим стыдом и скромностью. Стаскивали с ораторской кафедры неугодных ораторов «скифы» или «стрелки», о которых не раз упоминает Аристофан. Это были государственные рабы, из которых составлена была городская полицейская стража. «Потом потащили его пританы и стрелки», говорил Колбасник, герой комедии «Всадники» (ст. 665): пританы отдали приказ, стрелки привели его в исполнение. В комедии «Женщины в Народном собрании» одна женщина рассказывает подругам, что делают мужчины в собраниях: «Они ругаются словно пьяные, и того, кто дебоширит в пьяном виде, выносят стрелки» (ст. 143—144). В этой же комедии женщины производят репетицию того, как им вести себя в собрании; при этом Праксагора спрашивает подругу: «Вот еще остался не рассмотренным вопрос: если тебя потащат стрелки, что ты будешь делать?» (ст. 258). В Платоновом «Протагоре» (319c) Сократ рассуждает о том, что в Народном собрании при рассмотрении какого-либо вопроса приглашают в советники специалистов: «Но если попробует давать совет кто-нибудь другой, кого афиняне не считают знатоком дела, они не принимают его мнения, а, напротив, смеются над ним и кричат до тех пор, пока пробовавший говорить или сам не отойдет вследствие их крика, или пока стрелки не стащат или не выведут его по приказанию пританов».
О Хармиде см. ниже, примеч. 1 к III 7.
Словом «варвары» греки называли всех негреков. Поэтому «у варваров» значит «за пределами эллинского мира».
Аристотель в «Риторике» (I 4, 8, 1359 b) очень сходно с нашим разговором формулирует объем знаний будущего финансового советника. «Кому предстоит давать советы по части финансов, необходимо будет знать все статьи государственных доходов — какие они и как велики, для того чтобы если какая из них забыта, прибавить ее, а если какая мала, увеличить ее; кроме того, необходимо знать и все статьи государственных расходов для того, чтобы если какая из них лишняя, уничтожить ее, а если какая велика, сократить ее». — Относительно общей суммы доходов, которые получало афинское государство, мы имеем несколько показаний, относящихся к V и IV векам до н. э. При начале Пелопоннесской войны (431 год) афиняне, по словам Ксенофонта («Анабасис» VII 1, 27), получали ежегодно не менее 1000 талантов. Аристофан («Осы», ст. 660) в 422 году определяет сумму годового дохода в 2000 талантов; такое значительное увеличение доходов объясняется тем, что в 425/4 году дань союзников была возвышена более чем вдвое. Во время финансовой деятельности оратора Ликурга (338—326 годы) ежегодный доход достигал средним числом 1575 талантов; при Деметрии Фалерском (317—307 годы) ежегодный бюджет доходил еще до 1200 талантов. При этом само собою разумеется, что в тяжелые военные времена суммы доходов значительно сокращались. — Государственные доходы афинян могут быть разделены на 4 разряда: а) доходы с государственных имуществ и косвенные налоги; б) штрафы и конфискации имуществ; в) прямая подать и дань союзников; г) литургии (см. примеч. 5 к II 7 и примеч. 3 к III 4). а) Доходы с государственных имуществ были обширны и разнообразны. Главною доходною статьею были Лаврийские рудники (см. примеч. 4 к II 5). Косвенные налоги (пошлины) взимались со всех предметов ввоза и вывоза, обыкновенно в размере 2 % стоимости товара. Взималась пошлина также за право торговли на рынке, за пользование гаванями, все равно, грузились ли товары или нет. Во избежание издержек и трудностей при взимании налогов и пошлин государство отдавало их, за исключением дани союзников, на откуп отдельным лицам или целым обществам откупщиков. б) Дальнейшим источником доходов были судебные и штрафные деньги. Штраф в 1000 драхм, который должен был платить обвинитель в судебном процессе, не получивший пятой части голосов, также вносился в государственную казну, равно как и суммы, которые должен был платить подсудимый в случае обвинительного приговора, и штрафы, налагаемые от имени Совета или отдельных должностных лиц. Конфискованное имущество шло также в пользу государства. в) Подушную подать платили только метеки. К прямым налогам на граждан афиняне прибегали только в крайних случаях: так, например, для покрытия военных расходов налагалась прямая подать на имущество граждан; впервые такая «эйсфора» была наложена в 428/7 году. Взнос афинских союзников во время первого аттического союза (454—412 годы) составлял первоначально около 460 талантов, потом в 437/6 г. увеличился до 600 талантов, а с 425/4 г. превышал 1200 талантов. Во время второго аттического союза (378—338 годы) платились взносы, о размерах которых мы не имеем достаточных сведений.
Обыкновенные расходы в Афинах в мирное время заключались в уплате жалованья членам Совета, судьям и должностным лицам низшего разряда. Сюда нужно прибавить «теорик», расход, имевший целью дать бедным гражданам возможность посетить театр и вообще лучше справить праздник, расходы на общественные празднества и жертвоприношения, посольства, общественные постройки разного рода. Флот и армия тоже требовали больших расходов даже в мирное время, а во время войны расходы на эту статью увеличивались в огромных размерах. Три первые года Пелопоннесской войны стоили 7400 талантов. В бюджет входили также содержание сирот, раздача беднякам хлеба, денежные пособия инвалидам и сиротам и различные другие расходы.
При начале Пелопоннесской войны (431 год) афиняне имели такое количество боевой силы, какого у них не было ни прежде, ни после, именно 19000 гоплитов, из которых 13000 были вполне годны для боевой службы в поле, и 1000 человек кавалерии. Флот в начале Пелопоннесской войны состоял из 300 вполне годных кораблей, а общее их количество доходило до 400. Во время похода в Сицилию (415 год) весь флот погиб; но афиняне скоро оправились от поражения, так что в сражении при Эгоспотамах (405 год) имели уже снова 180 судов.
См. примеч. 25 к III 5.
О рудниках см. примеч. 4 к II 5.
Аттика — страна малоплодородная; по пространству она немного больше 40 квадратных миль; а между тем число жителей ее доходило в цветущее время до 500000 человек, так что по густоте населения (более 1200 человек на 1 квадратную милю) она была похожа на теперешнюю Бельгию или Саксонию. Вследствие этого она не могла прокормиться своим хлебом и всегда нуждалась в хлебе привозном; хлеб привозился из разных мест, но главным образом из стран, прилегающих к Черному морю, особенно из Крыма. Еще во времена Солона собственного хлеба в Аттике едва хватало на прокормление земледельческого населения (Плутарх «Биография Солона», гл. 22); впоследствии же, когда народонаселение значительно увеличилось, а крестьянское хозяйство неоднократно разорялось во время войн, особенно Пелопоннесской, страна производила средним числом немного более половины количества хлеба, потребного для народонаселения. Ежегодно ввозилось в Аттику до 800000 медимнов (более 4200000 литров) хлеба на сумму до 140 талантов.
То же сказано в «Домострое» (8, 22): «Во всем городе вещей в десять тысяч раз больше, чем у нас». — Френкель (Frankel) в примеч. 77 и 109 к книге Бёка «Die Staatshaushaltung der Athener», B. I, S. 82, 3 Aufl., ссылаясь на Ваксмута (Wachsmuth), «Stadt Athen», B. I, S. 564, указывает на то, что будто бы здесь разумеются не самые дома в смысле зданий, а хозяйства и что поэтому у нас нет сведений о числе домов в Афинах. Несмотря на авторитет Френкеля и Ваксмута, с этим мнением нельзя согласиться: в подлиннике поставлено слово οἰκία, которое означает «дом» именно в смысле здания, в отличие от οἴκος «хозяйство». Очень ясно видна синонимическая разница между этими словами в «Домострое» 1, 5, где хозяйство οἴκος определяется как (дом и) все, что человек имеет вне дома οἰκία. Подробно об этом говорит Шмидт (I. H. H. Schmidt) в своей «Synonymik der griechischen Sprache», B. II, S. 516.
Разумеется Хармид, о котором см. примеч. 1 к III 7.
См. примеч. 2 к II 5.
Хармид — зять Аристона, Платонова отца, женатый на сестре Аристона, сын Главкона старшего, дядя (вернее, муж тетки) Платона и Главкона младшего. Его родственник и опекун Критий познакомил его с Сократом в 432 году. Он — одно из действующих лиц в Платоновом диалоге «Хармид» и в Ксенофонтовом «Пире»: см. введение к «Пиру».
В Греции было четыре больших панэллинских праздника, на которых устраивались разного рода состязания, — гимнастические (например, бег взапуски, борьба, кулачный бой), конные, музыкальные, поэтические: Олимпийский праздник (в Олимпии), Пифийский (в Дельфах), Немейский (в Немее), Истмийский (на Истме, т. е. на Коринфском перешейке). Первоначально главной целью этих праздничных собраний было почитание того божества, которому была посвящена данная местность; но состязания постепенно стали считаться самой существенной частью празднества, так что благодаря им эти четыре праздника возвысились до значения общеэллинских. Множество народу съезжалось со всех концов Эллады не только из любопытства и жажды к зрелищам, но и по торговым делам. Победители на этих общеэллинских состязаниях получали венки; но были и состязания, на которых победителю выдавалась и денежная награда; первая награда считалась выше. Победа на состязаниях ценилась чрезвычайно высоко и доставляла славу не только самому победителю, но и его родному городу. В день торжественной раздачи наград при вручении каждому победителю венка герольд провозглашал его имя и родину. Затем победители приносили жертвы богам; при этом хоры пели победные песни. Празднество заканчивалось торжественным пиром. При возвращении на родину победителя ожидали еще более блестящие почести. Его родственники, друзья и весь родной город считали себя прославленными перед лицом всей Эллады и выражали свою благодарность всевозможными средствами. Победитель въезжал в город в роскошной пурпуровой одежде, на колеснице, запряженной четверкой белых коней; родственники и друзья на конях и в экипажах сопровождали его; многочисленная толпа шла за ним; иногда для торжественного въезда его в город разбиралась часть городской стены, чтобы он въехал не как все, через обыкновенные ворота; по объяснению Плутарха («Застольные беседы» II 5, 2), этот обычай имел тот смысл, что нет большой пользы от стен для города, который имеет мужей, могущих сражаться и побеждать. Шествие направлялось к храму городского божества, где победитель клал свой венок на алтарь, как победный дар. Затем устраивался пир, во время которого, как и раньше при шествии, хоры пели гимны в честь победителя. Знаменитые поэты, как Пиндар, Симонид, Вакхилид, сочиняли такие гимны и прославили многих победителей. Такие празднества иногда повторялись в течение нескольких лет в годовщину победы. Кроме того, благодарные общины чтили победителей и другими наградами, например денежными, почетным местом при всех празднествах и публичных зрелищах, пожизненным содержанием в пританее и статуями в общественных местах.
Кифара — струнный инструмент, похожий на лиру, но более усовершенствованный; профессиональные музыканты предпочитали кифару.
О ремесленниках см. примеч. 1 к гл. 4 «Домостроя». Как видно отсюда, Сократ был очень невысокого мнения о Народном собрании. По праву, все афинские граждане могли и должны были посещать Народное собрание; но в действительности туда ходил лишь небольшой процент граждан. Прежде всего, не могли посещать его афинские граждане, жившие за пределами Аттики, например на острове Лемносе. Но и среди тех, которые жили в Аттике, многим мешали приходить полевые работы, торговые дела. В самом городе даже люди богатые предпочитали оставаться дома; купцам также не было охоты бросать торговлю и заниматься политикой; во время войны масса граждан должна была идти в какой-нибудь дальний поход; наконец, были и такие, которых привлекала площадь с тенистыми платанами, красивыми зданиями, мастерскими цирюльников и т. д. Ввиду всего этого можно предполагать, что как бы ни были важны обсуждаемые в Народном собрании вопросы, число голосующих никогда не превышало 5000 человек. А когда дела были пустые, то часто должно было случаться, что в собрании была какая-нибудь тысяча или даже две тысячи граждан, а иногда, может быть, даже и несколько сотен. Это и было причиной того, что за посещение собрания была назначена плата (около 395 года). Но плата эта была незначительна — 3 обола (см. выше примеч. 2 к II 5).
Об Аристиппе см. примеч. 1 к II 1.
Слово «прекрасный» есть буквальный перевод греческого καλός. Но греческое слово имеет значение более широкое, чем русское; оно может означать, что предмет «пригоден» для чего-нибудь, хотя бы он не был красив. На эту тему рассуждает Сократ в «Пире», гл. 5, где доказывает шутя красоту частей своего лица тем, что они целесообразны, пригодны для своего назначения (как известно, Сократ был по наружности безобразен).
Так как в греческих домах отопления не было, то дом строили с таким расчетом, чтобы зимою солнце как можно более нагревало его; летом, наоборот, нужно было иметь как можно более прохлады. См. «Домострой» 9, 4 и примеч. 2 к этому месту.
Здесь разумеются лепные украшения, как и в «Домострое» 9, 2. Потому ли, что они были крашеные, или по другим причинам, для них, как и для картин, нужны были комнаты, недоступные для солнечных лучей. А такие комнаты зимой были холодны, и потому эти украшения больше отнимали удовольствия, чем доставляли.
Обыкновенно храмы были окружены стеной или обсажены деревьями; Сократ же хочет, чтобы прохожие могли их видеть и помолиться.
Где ходит много людей, там легко оскверниться и отвлечься от религиозного настроения, по мысли Сократа.
Смысл: скифы и фракийцы, хотя и воинственные народы, все-таки не осмелились бы сражаться в непривычном для них вооружении, потому что они не учились так сражаться.
В подлиннике поставлено слово σωφροσύνη, для которого не только в русском языке, но и в других новых языках нет соответствующего слова, обнимающего все его значение, поэтому приходится переводить его разными словами: «нравственность», «самообладание», «власть над собою», «благоразумие» и т. п. В общем, σωφροσύνη у Сократа означает добровольное самоограничение, при котором человек правильно сознает и избегает слишком многого и слишком малого — двух крайностей, между которыми находится добродетель.
«Ни у кого нет времени» сказано в смысле «ни у кого не должно быть времени».
О выборах по жребию см. примеч. 3 к I 2.
По мнению Сократа, власть должна принадлежать тем, кто умеет властвовать. Там, где знание само по себе не является властвующей силой, последняя должна по крайней мере соединяться со знанием, и тирану, если он желает сохранить свою власть, в особенности нужно идти рука об руку с философом.
Здесь непереводимая игра слов. В подлиннике поставлено слово εὐπραξία. Собеседник Сократа знает это слово только в его обыкновенном смысле, в каком оно употреблено в параграфе 8: «счастье», «счастливая жизнь» (в материальном отношении). А Сократ руководится этимологическим составом этого слова: во вторую часть его входит слово πράττω — «делаю»; поэтому Сократ придает этому слову значение «хорошее делание», «хорошая деятельность». Ввиду двусмысленности этого термина я перевел его выражением «хорошая жизнь», которое может означать и счастливую в материальном отношении жизнь, и жизнь деятельную, полезную для общества.
Паррасий — один из знаменитейших греческих живописцев, родом из Эфеса, современник Зевксида (см. примеч. 5 к I 4). Он жил во время Пелопоннесской войны и, вероятно, некоторое время после нее. Он славился искусством придавать живость своим изображениям. Из картин его известны: «Безумие Одиссея», «Филоктет», «Прометей» и особенно изображение Демоса, в котором он выразил противоречивые свойства афинского народа. Известен рассказ о соперничестве его с Зевксидом (Плиний «Естественная история» XXXV 65): Зевксид нарисовал виноград так естественно, что птицы подлетали к нему, а Паррасий нарисовал полотно так, что Зевксид был введен в обман и требовал, чтобы Паррасий снял полотно и показал картину. Увидев свою ошибку, Зевксид признал первенство за Паррасием, потому что он сам обманул птиц, а Паррасий — его, художника.
Слова в фигурных скобках заподозрены издателями как вставленные переписчиком. (Прим. И. И. Маханькова).
О Клитоне ничего не известно из других источников.
Панкратиасты — борцы в панкратии, сложном состязании, состоявшем из борьбы с кулачным боем.
О клятве Герой см. примеч. 1 к I 5.
Феодота — знаменитая гетера того времени, о которой Атеней (XIII 574 E) рассказывает, что она была возлюбленной Алкивиада и после убийства его в 404 году похоронила его.
Такая приличная обстановка у гетеры была редкостью и потому обратила внимание Сократа. Подробно о быте гетер изложено в сочинении Беккера (W. A. Becker) «Charikles», B. II, экскурс к второй сцене.
Иностранцы, даже метеки, постоянно жившие в Афинах, кроме высшего разряда метеков, «исотелов» (каким был, например, оратор Лисий), не имели права владеть в Афинах недвижимой собственностью. Поэтому домами владели почти исключительно афинские граждане. А так как в Афинах было большое число иностранцев (одних метеков 45000, не считая их рабов), то был спрос на квартиры. Ввиду этого некоторые граждане строили дома не только для себя, но и для отдачи внаймы жильцам; это было довольно выгодное предприятие: у оратора Исея (XI 42) упоминается случай, где домовладение приносит 84∕7 % дохода в год. Доходность, конечно, колебалась в зависимости от количества населения: так, в «Воспоминаниях», II 7, 2 Аристарх жалуется, что дохода от домов нет, потому что в городе мало народа по случаю анархии.
Мастерские (можно сказать, фабрики) в Афинах обслуживались рабами. Хозяин или сам заведовал такой фабрикой, или отдавал своих рабов внаймы другому, или предоставлял рабам вести дело на их собственный риск, платя ему известную сумму денег.
Сократ уклонялся от общественной деятельности, как он сам говорит об этом в Платоновой «Апологии» (31c—e): «Внутренний голос (демоний) противится тому, чтобы я занимался государственными делами». Конечно, по законам афинским, он не мог уклоняться совершенно от государственной деятельности. В «Воспоминаниях» I 1, 18 Ксенофонт рассказывает, что Сократ был членом Совета пятисот и даже эпистатом; вероятно, он посещал Народное собрание и не раз бывал членом суда присяжных. Слова, «что он не занимался общественными делами», надо понимать в том смысле, что он не стремился занимать какую-либо ответственную государственную должность, как он говорит это в Платоновой «Апологии» (32a).
Так Сократ называет в шутку своих учеников.
О любовных зельях и заговорах (напевах) говорится также в II 6, 10.
Об Аполлодоре см. примеч. 14 к «Защите».
Об Антисфене см. II 5, 1 и введение к «Пиру».
Кебет и Симмий, оба фиванцы, упомянуты также в I 2, 48 как достойные ученики Сократа; с именем Кебета дошло до нас небольшое философское сочинение под заглавием «Картина», аллегорически изображающее человеческую жизнь; однако новая критика доказала, что оно не принадлежит Кебету, ученику Сократа.
В подлиннике поставлено слово ἴυγξ, которым означается птица вертишейка из отряда лазающих птиц, с длинной шеей, маленькой головой. Греки считали, что она обладает чудесной способностью возбуждать любовь, вследствие чего пользовались ею для привораживания. Ее привязывали к колесу и вертели его, распевая заклинания, думая этими манипуляциями возбудить любовь в намеченном человеке. Эта процедура очень картинно описана Феокритом в его второй идиллии «Колдуньи». Затем это слово стало означать и самое колесо, к которому привязывали птичку.
Эпиген упоминается также в Платоновой «Апологии» (33e) и в «Федоне» (59b); более о нем ничего не известно.
Олимпия — небольшая равнина в Элиде, области на западе Пелопоннеса, знаменитая тем, что здесь происходили Олимпийские игры (см. примеч. 2 к III 7). На этой равнине была священная роща Зевса; в ней и в соседней с нею местности было много храмов, статуй и общественных зданий; все это и носило название Олимпии (города тут не было).
Взятие в плен было одним из источников рабства. Рабами становились не только пленные варвары, но во многих войнах между греческими государствами сами греки попадали в рабство к своим же соотечественникам. Так, например, после поражения афинян в Сицилии в 413 году пленные были проданы в рабство. Даже во время гражданских войн на острове Керкире каждая партия в период своего торжества осуждала другую на смерть или рабство. Пленного можно было выкупить из рабства; выкупная цена соответствовала цене обыкновенного раба; несколько раз в источниках упоминаются цены в 2, 3, 5 мин. Но часто владелец пленного принимал в расчет его высокое положение или богатство и назначал большую выкупную цену: так, Платон (философ) был выкуплен за 20 или 30 мин. Филипп, царь македонский, в письме к афинянам жалуется, что афинский полководец Диопиф, обратив в рабство пленных жителей двух фракийских областей, потом арестовал и македонского посла Амфилоха, пришедшего для переговоров о выкупе пленных, и освободил его лишь за выкуп в 9 талантов.
О недостаточной подготовленности афинского командного состава см. примеч. 20 к III 5.
Акумен — знаменитый афинский врач того времени, упоминаемый также Платоном.
Асклепий (иначе Эскулап) — бог врачебного искусства, считавшийся сыном Аполлона. У Гомера он еще не божество, а просто «безупречный врач». Главным местом культа Асклепия был Эпидавр, но и в Афинах был его храм, который и имеется в виду Сократом. [Имеется предположение, что, напротив, речь идет о храме в Эпидавре с теплым источником. — И. М., А. С.]
Амфиарай — мифический пророк и герой аргосский, участвовавший в походе Семи против Фив, почитался как герой. Его храм и оракул находились в Беотии. У храма был целебный источник, считавшийся святым.
Об Олимпии см. примеч. 2 к III 12.
По афинскому обычаю, люди сколько-нибудь состоятельные выходили на улицу и тем более в какое-нибудь путешествие в сопровождении слуги или даже нескольких слуг. Выше, в I 7, 2, сказано, что хорошие флейтисты ходят в сопровождении массы слуг. В Лисиевой речи XXXII мать упрекает своего отца и опекуна ее детей, что он решился выгнать своих внуков из их собственного дома без слуги.
Постель — непременная принадлежность путешествия, и несет ее всегда, конечно, слуга. У Аристофана несколько раз это упоминается, например в «Лягушках», ст. 525: «Не разговаривай, Ксанфий, а поднимай да неси опять постель».
По мнению Сократа, свободный гражданин должен быть сильнее раба, потому что рабам не дозволялось заниматься гимнастическими упражнениями в палестре.
Здесь идет речь об обедах в складчину, пикниках. Такие обеды были в большом употреблении; при этом каждый из участников или давал деньги тому, кто должен был устроить такой обед, или же приносил сам кушанья. Здесь имеется в виду второй вид пикника.
Словами «закуски» и «мясо» я перевожу слово ὄψον, которым обозначаются все кушанья, кроме хлеба: мясо, рыба, сыр, овощи.
Атлеты, чтобы быть сильными, но не толстеть, употребляли особенную диету, в которой большую роль играло мясо.
Сократ правильно (и с теперешней лингвистической точки зрения) видит в первом слоге этого слова наречие εὖ — «хорошо», но придает ему нравственный смысл: «хорошо есть» — умеренно, без вреда для тела и души.
Подобную мысль — о важности шутливых разговоров — высказывает Ксенофонт и в начале «Пира».
О том, что домашнее хозяйство, как и управление государством, входило в программу философского образования и преподавания, см. введение к «Домострою». То же сказано и ниже, в IV 2, 11.
Об Эвтидеме см. примеч. 9 к I 2. Его прозвище «Красавец» — в подлиннике καλός — комментаторы и лексикографы по большей части понимают не в буквальном смысле, а в смысле вежливого эпитета, вроде нашего «дорогой», «милейший»; но это едва ли верно: Эвтидем слишком молод, чтобы прилагать к нему почетный титул; к тому же то, что сказано в I 2, 29 об отношениях Крития к нему, скорее дает право понимать это слово в его буквальном значении «красивый».
Как видно из этой фразы, в то время в Афинах уже были частные библиотеки; есть такое же известие об Эврипиде и Эвклиде (афинском архонте). Но по словам Страбона (XIII 1), Аристотель первый «собрал книги и научил египетских царей составлению библиотеки». Вероятно, Страбон имел в виду какое-нибудь систематическое или обширное собрание книг.
О возрасте для оратора в Народном собрании см. примеч. 3 к III 6.
Если народ в собрании высказывался в пользу обсуждения какого-нибудь дела, как это обыкновенно бывало при рассмотрении более важных дел, то председатель собрания обращался через глашатая к собранию с вопросом, кто желает говорить. В более древнюю пору был обычай вызывать на кафедру сперва людей старше 50 лет, а потом по порядку более молодых. Но этот обычай рано вышел из употребления.
В большинстве греческих городов имелись особые общественные врачи, которые выбирались в Народном собрании. Такой врач, вероятно, заведовал лечебницей, которую предоставлял в его распоряжение город, снабжая ее лекарствами, медицинскими и хирургическими инструментами, постелями и проч. Он получал вознаграждение от государства и лечил бесплатно больных, приходивших к нему за советом; в его распоряжении был целый штат рабов, содержавшихся на счет государства. Одна афинская надпись III века до н. э. показывает, что в Афинах число общественных врачей было очень значительно. Они составляли особую корпорацию, связанную общими интересами и имевшую, без сомнения, свою кассу. Наряду с общественными врачами были и частные врачи, о которых Ксенофонт говорит («Домострой» 13, 2), что они посещают больных утром и вечером. У них были на дому лечебницы, куда помещали больных, как это в комической форме описано в комедии Плавта «Близнецы» (по греческому образцу), акт V, сцены 3—5 (стр. 139—143 перевода А. В. Артюшкова): тут лекарь собирается держать мнимого больного в своей лечебнице «примерно двадцать дней». Определенной платы за лечение вообще не было, так что приходилось наперед уславливаться относительно ее размера, а иногда и уплачивать ее. Некоторые врачи поручали лечение бедных людей и рабов своим ученикам из рабов.
Феодор — геометр, родом из Кирены, действующее лицо в Платоновых диалогах: «Теэтете», «Политике» и «Софисте».
В древности помимо известных нам «Илиады» и «Одиссеи» под именем Гомера распространялось немало других сочинений. Так, принадлежащими Гомеру считались известные нам «Война мышей и лягушек» и так называемые «Гомеровские гимны», но большая часть этих поэм до нас не дошла. (Прим. И. И. Маханькова).
Такой же отзыв о рапсодах дает Никерат в «Пире» (3, 6): «Знаешь ли ты какой-нибудь род людской глупее рапсодов?» См. о них примеч. 2 к гл. 3 «Пира».
См. примеч. 2 к IV 1.
Дельта и альфа — начальные буквы слов δίκαιος — «справедливый» и ἄδικος — «несправедливый». Во многом этот разговор не только темой, но и способом изложения напоминает I книгу «Государства» Платона.
О похищении людей см. примеч. 2 к I 2.
Об этом принципе древней этики см. II 6, 35 и примеч. 5 к II 4.
Если «знающий справедливое справедливее не знающего», то добровольный лжец и обманщик справедливее недобровольного. Такая теория противоречит учению Сократа, высказанному в III 9, 4 и в IV 6, 6: «Думаешь ли ты, что кто-нибудь, зная, что должно делать, думает, что должно не делать этого?» Следовательно, по учению Сократа, поступать несправедливо может только не знающий, что справедливо, а потому добровольным лжецом и обманщиком может быть только не знающий, что справедливо. А в таком случае добровольный лжец и обманщик не отличается от недобровольного: оба они не мудры по III 9, 4. — Вероятно, Сократ здесь намеренно употребляет этот софистический прием, чтобы сбить с толку много думающего о себе Эвтидема. Ниже, в параграфе 40, Ксенофонт говорит: «Когда Сократ убедился в таком его (Эвтидема) настроении, он уже перестал смущать его разными вопросами».
Как сказано дальше, рабские натуры — это те люди, которые не знают «прекрасного, доброго, справедливого». Уже Гомер говорит («Одиссея» XVII 322): «Половину добродетели отнимает широко гремящий Зевс у человека, когда его настигнет день рабства». Феогнид (см. примеч. 7 к I 2) высказывает мнение, что «никогда рабская голова не бывает прямою (правдивою), но всегда крива и имеет повороченную шею (лжива)» и что никогда от рабыни не родится дитя с образом мыслей свободного (ст. 535—538). Поэтому Аристотель («Политика» I 13, 2, 1259 b 22 и след.) рассматривает вопрос: «Да мыслима ли у раба вообще какая-либо добродетель, помимо его пригодности быть орудием для работ и службы? Обладает ли раб другими, более высокими добродетелями, как, например, самообладанием, храбростью, справедливостью и тому подобными свойствами, или у раба никаких иных качеств, помимо физических, нет?» Поэтому, между прочим, на суде рабов допрашивали под пыткой; без этого показанию раба веры не давали. Правда, в некоторых местах Софокла и Эврипида (во фрагментах, собранных Стобеем в главе 62: 1, 2, 26, 33, 38, 39) высказывается мысль, что раб может иметь свободный ум и быть столь же добродетельным, и даже более добродетельным, чем свободный; но эти места доказывают только то, что мнение, с которым эти авторы полемизируют, было господствующим. Как видно, и Сократ держался этого взгляда. Ср. о рабах «Домострой» 13, 9.
Сократ разумеет, конечно, рабство духовное, а не юридическое.
Так как, по учению Сократа, добродетель есть знание, то нравственное совершенство невозможно без познания своих способностей и сил. В передней части Дельфийского храма на стене находились написанные золотыми буквами изречения «Семи мудрецов»; одним из них было «познай самого себя», которое приписывалось спартанцу Хилону.
Дедал — знаменитый художник мифического времени. Он, по сказанию, был правнуком царя Эрехтея (см. примеч. 5 к III 5) и из своей родины Аттики бежал на остров Крит вследствие убийства своего племянника Тала, которое он совершил из зависти к нему как художнику. На Крите он выстроил царю Миносу (см. примеч. 7 к III 5) лабиринт, здание со многими запутанными ходами, для жилища чудовищу Минотавру и создал еще много удивительных произведений искусства. Но после того как он оказал услугу жене Миноса, Пасифае, в одном любовном деле, Минос запер его в лабиринт вместе с его сыном Икаром. Оттуда он был освобожден Пасифаей и бежал с помощью искусственных крыльев, которые сделал для себя и для сына. Икар при полете упал в море и утонул, а Дедал прилетел в Сицилию, где нашел приют у царя Кокала. Когда Минос явился с флотом в Сицилию и потребовал его выдачи, то не только получил отказ, но даже, по настоянию дочери Кокала, был убит.
Паламед — один из участников Троянской войны. Перед началом этой войны Одиссей, не желая участвовать в походе, притворился сумасшедшим, но Паламед открыл его обман. За это Одиссей отомстил ему во время войны. Он вместе с Диомедом и Агамемноном подкупил слугу Паламеда, чтобы тот спрятал под постелью своего господина письмо, написанное к нему от имени Приама. После этого они обвинили Паламеда в измене; при обыске в его палатке письмо было найдено, и Паламед за это был побит камнями. По другому сказанию, Одиссей и Диомед утопили его, когда он ловил рыбу, или уговорили его спуститься в колодезь, в котором будто бы находился клад, и засыпали его камнями. Он считался мудрым и будто бы изобрел маяк, меры и весы, буквы, игру в кости и в шашки.
О слове «тиран» см. ниже, IV 6, 12 и примеч. 14 к I 2.
Эвтидем имеет в виду Сократов демоний, как и Аристодем в I 4, 15. См. примеч. 2 к I 1.
Общение с богами посредством служения им казалось счастьем религиозному афинянину. У Пиндара (фрагмент 95) сказано, что по смерти добродетельные люди постоянно занимаются воскурением фимиама на алтарях богов. В Платоновом «Федоне» Сократ так описывает блаженную жизнь людей по смерти (111b): «У них есть священные рощи и храмы богов, в которых на самом деле живут боги, так что люди получают от них ответы и откровения, видят их чувственным образом и имеют подобное общение с ними». У Эврипида в «Ипполите» (ст. 86) Ипполит считает высокой честью для себя, что он один из смертных находится в общении с Артемидой, разговаривает с ней, слышит ее голос, хотя и не видит ее очей. Надо думать, что одной из причин недостатка веры в богов у Эвтидема была та, что он не может их видеть, и Сократ дает ему наставление по этому поводу. Аристодем (I 4, 9) также основывает свой скептицизм на том, что он не видит хозяев вселенной.
Та же мысль в I 3, 3, где цитируется и стих Гесиода на эту тему.
О председательстве Сократа см. I 1, 18 и примеч. 15 и 16 к I 1. Здесь поставлено множественное число «в Народных собраниях», может быть, потому, что при суде над полководцами, победителями при Аргинусских островах, было по крайней мере два собрания, как видно из слов самого Ксенофонта («История Греции» I 7). Однако два раза быть председателем едва ли было возможно; здесь всего скорее надо предположить ошибку в рукописях и поставить единственное число вместо множественного.
О запрещении Сократу бесед с молодежью см. I 2, 35.
Здесь разумеется случай, о котором рассказывают Ксенофонт в «Истории Греции» (II 3, 39) и Платон в «Апологии Сократа» (32c). Сократ вместе с четырьмя другими гражданами получил приказ от Тридцати тиранов привести с острова Саламина Леонта, богатого, именитого гражданина, бывшего стратегом в 407/6 году, который намеренно уехал на Саламин, чтобы избежать казни, так как видел, что тираны желают овладеть его богатством. Подобные поручения эти узурпаторы давали многим лицам с тем расчетом, чтобы как можно большее число граждан было соучастниками их преступлений.
Такие приемы со стороны подсудимых возбудить сострадание судей к себе были нередки. Только в суде Ареопага закон воспрещал воздействовать на судей просьбами или слезами; по отношению к суду присяжных (гелиэе), где судили Сократа, такого воспрещения не было; но, вероятно, Сократ видел в этом уловку, противную духу законов.
Гиппий, родом из Элиды, — знаменитый софист того времени, ездивший по разным городам Эллады, по обычаю других софистов, чтобы преподаванием и публичными лекциями приобретать деньги и славу. Он является действующим лицом в трех Платоновых диалогах — «Протагор», «Гиппий Большой», «Гиппий Малый» — как человек ученый, но пустой, хвастливый, много о себе думающий. В нашем месте он выставлен в лучшем свете, чем у Платона. Как видно отсюда, он и раньше уже приезжал в Афины.
Вероятно, слова в фигурных скобках — позднейшая вставка. В данной фразе — непереводимая игра слов: слово δίκαιος во всей главе употребляется в его обыкновенном значении «справедливый», но в данном случае употреблено по отношению к животным, что С. И. Соболевский, видимо, справедливо перевел как «пригодный к работе». (Прим. И. И. Маханькова).
Своей манерой обращения к Сократу Гиппий чрезвычайно напоминает Фрасимаха из I книги «Государства» Платона. (Прим. И. И. Маханькова).
Ликург — древний законодатель спартанский, давший Спарте прочное государственное устройство, которое долгое время было для нее источником силы и могущества. Но относительно личности и времени жизни Ликурга у авторов замечается большое разногласие, так что самое существование такого законодателя нельзя считать достоверным историческим фактом. Плутарх начинает свою биографию Ликурга следующими словами: «О законодателе Ликурге решительно ничего нельзя сказать вполне достоверного: об его происхождении, путешествиях, кончине, а в особенности о законодательной и политической деятельности его ходят различные сказания; менее же всего согласны показания о времени, в которое он жил». Обыкновенно время жизни Ликурга относят к IX веку, именно ко времени около 884 или 828 года. По законам, приписываемым Ликургу, граждане спартанские, будучи освобождены от забот о материальной жизни, должны были всецело посвящать себя на служение отечеству. В них развивалась в высокой степени военная доблесть, благодаря которой они покорили своей власти всю Лаконику, затем завоевали Мессению. Утвердив свое владычество в Пелопоннесе, Спарта в половине VI века стала во главе союза дорических государств, основанного в целях внешней защиты. Во время греко-персидских войн Спарта имела гегемонию (предводительство) не только над сухопутными, но и над морскими силами всей Эллады. Но вскоре высокомерие и притеснения Спарты возбудили неудовольствие союзников, и гегемония на море перешла к Афинам. Спарта стала относиться с завистью к возрастанию афинского могущества. В 431 году между Афинами и Спартой произошел явный разрыв, и началась жестокая 27-летняя борьба за преобладание в Элладе (Пелопоннесская война, 431—404 годы). Она окончилась полным разгромом Афин и торжеством Спарты; однако торжество это было непродолжительно, и с этих именно пор Спарта начинает заметно клониться к падению. О повиновении законам в Спарте Ксенофонт подробно рассказывает в своем трактате «Спартанское государственное устройство», гл. 8: «Все мы знаем, что в Спарте полное послушание властям и законам. Но я думаю, что Ликург даже не попытался бы установить эту дисциплину, если бы предварительно не склонил к своему мнению высший слой населения государства. Доказательством этого для меня служит следующее соображение. В других государствах люди могущественные не желают даже, чтобы думали о них, будто они боятся властей, но считают это недостойным свободного человека. А в Спарте высшие люди более других держат себя подобострастно перед властями и гордятся своим унижением перед ними: когда их зовут, они, исполняя это приказание, бегом бегут, а не шагом идут, имея в виду, что если они сами будут подавать пример полного повиновения, то и другие последуют за ними. Так и случилось… Послушание они признали величайшим благом в государстве, в войске, в доме: чем более силы имеет власть, тем более страха она будет внушать гражданам для послушания, думали они».
Аргументация Сократа напоминает здесь его разговор с Аристиппом об умеренности в II 1, 18—20, ср. III 11, 14. (Прим. И. И. Маханькова).
Человек разумный, разделяя предметы по родам, может таким методом отличить добро от зла и через это выбрать добро и быть нравственным, счастливым и способным к диалектике.
Слово «диалектика» буквально означает «искусство разбирать».
По поводу выражения «большое дело» см. введение к «Воспоминаниям».
Т. е. «иначе, чем благо». О слове «прекрасный» см. примеч. 2 к III 8.
Сократ дает определение монархии, совершенно несогласное с обычным. По-видимому, он понимает под этим термином такое положение свободного государства (республики), при котором граждане добровольно подчиняются авторитету одного человека, как, например, было в Афинах во времена Перикла, когда, по выражению Фукидида (II 65, 9), «по имени это была демократия, на деле власть принадлежала первому гражданину».
О тирании см. примеч. 13 к I 2.
Плутократия — слово, составленное из частей греческих слов πλοῦτος — «богатство» и κράτος — «сила», буквально значит «власть богатства».
Здесь переход от общей мысли («по поводу чего-нибудь») к частной — к вопросу об отдельном гражданине. Мы должны для указания на это прибавить слово «например».
Сократ имеет в виду место из «Одиссеи» VIII 171: «Одиссей говорил уверенно».
Ксенофонт обобщает здесь то, что сказал в IV 2, 40 по поводу бесед Сократа с Эвтидемом.
Об отношении древних вообще и Сократа в частности к геометрии, астрономии и другим физическим наукам см. введение к «Воспоминаниям» и сами «Воспоминания» I 1, 11—15.
По учению древних, «одни небесные тела, неподвижные, вращаются вместе со всем небом, другие, блуждающие, движутся, но собственным движением» (Диоген Лаэртский VII 144).
Блуждающие звезды — кометы.
Анаксагор — родом из Клазомен (500—427 годы до н. э.), друг Перикла, изгнанный из Афин за безбожие. До нас дошли лишь отрывки из его сочинений.
Об отношении этой главы к «Защите» см. Введение к «Защите».
О божественном голосе Сократа см. примеч. 2 к I 1.
Сократу было уже более 70 лет во время судебного процесса.
О Делосском празднике (Делиях) см. примеч. 5 к III 3. Здесь разумеются не главные Делии, справлявшиеся один раз в 4 года, а менее торжественные, справлявшиеся ежегодно.
О Гермогене см. введение к «Пиру» и примеч. 1 к «Защите».
Так же смотрит на Платонову «Апологию» Гомперц («Греческие мыслители», т. II, стр. 74, 80, 81 и др.). Он вполне правильно указывает на сходство Платона в этом отношении с древними историками: «Ни один древний писатель не боялся изменять речи своих героев, прикрашивать их, приближать к тому, что ему казалось совершенством» (стр. 80). Гомперц приводит несколько несомненных случаев, где Платон в «Апологии» отступает от истины. С такой характеристикой Платоновой «Апологии» согласен и проф. С. А. Жебелев (в книге «Сократ», стр. 150): «Истина и вымысел в ней тесно переплетаются, и вряд ли когда-либо удастся отделить одно от другого». Также Дёринг (Döring) отрицает историчность Платоновой «Апологии» (в книге «Die Lehre des Sokrates als sociales Reformsystem», S. 544 u. ff.)
Имиш (O. Immisch) в «Neue Jahrbücher für das klassische Altertum», 1900, S. 415
См. Шанц (M. Schanz), Введение к комментированному изданию его Платоновой «Апологии», стр. 87
Вероятно, Трубецкой был введен в заблуждение статьей Anytus в «Real-Encyclopädie» Паули (B. I, S. 1214), где тому же Аниту приписывается и предложение наградить Геродота 10 талантами (см. Трубецкой, стр. 327). Но удивительно, что и в новом издании энциклопедии Паули-Виссова Лисиев Анит без всяких оговорок отождествляется с обвинителем Сократа, и даже такое светило философии, как Виламовиц-Меллендорф, категорически говорит: «Старый народный вождь Анит не пренебрег местом хлебного пристава» («Aristoteles und Athen», II, S. 376). Только Кирхнер в своей «Prosopographia Attica» (I, 91) совершенно отделяет Лисиева Анита от обвинителя Сократа
Гермоген — тот же самый, который выведен Ксенофонтом в «Пире», бедный брат богатого Каллия.
Разумеется известный демоний Сократа. См. примеч. 2 к «Воспоминаниям» I 1.
Мелет — главный из трех обвинителей Сократа. См. введение к «Воспоминаниям».
См. примеч. 4 к «Воспоминаниям» I 1.
См. примеч. 4 к «Воспоминаниям» I 1.
В храме Аполлона в Дельфах предсказания давались так. В одной из скал находилась глубокая трещина, из которой выходили холодные испарения, приводившие всякого, кто приближался к ней, в беспамятство, вследствие чего он произносил бессвязные слова. Храм был построен так, что трещина приходилась в его «неприступном» месте (самой священной части). Над этой трещиной стоял высокий треножник, на который садилась пророчица, называвшаяся Пифией и избиравшаяся сначала из молодых девиц, а впоследствии из женщин не моложе 50 лет. Придя в экстратическое состояние вследствие поднимавшихся из трещин испарений, она произносила несвязные слова, которые, по верованию древних, исходили из уст Пифии под прямым наитием божества. Вопрос о том, слушали ли сами вопрошавшие изречения Пифии, или «пророки», состоявшие при храме, слагали из них связные ответы, остается невыясненным. Более вероятно последнее предположение.
Херефонт — друг детства Сократа и горячий его почитатель, слабого здоровья вследствие усиленных научных занятий.
Разумеется осада Афин спартанцами в 404 году, окончившаяся капитуляцией Афин; во время осады там был сильный голод.
Это — та же мысль, которую высказывает Антисфен в «Пире» (4, 41).
В афинском судопроизводстве процессы разделялись на «ценимые» и «неценимые». Последним именем означались такие, в которых наказание было предусмотрено действующими законами, а первым именем — те, в которых наказание назначал суд. В таком случае после первой подачи голосов, когда решался вопрос, виновен ли подсудимый, следовало второе голосование, если вердикт был обвинительный, относительно меры наказания или штрафа. Наказание предлагали как обвинитель, так и подсудимый, причем последнему было невыгодно назначать себе слишком малое наказание, потому что тогда судьи могли склониться на сторону наказания, предложенного обвинителем. Пример этого мы имеем в процессе Сократа: как сказано в Платоновой «Апологии Сократа», он гордо говорил, что заслуживает не наказания, а содержания в пританее на государственный счет, и потом уже сказал, что сам он может заплатить только одну мину штрафа, а с помощью друзей внести полталанта; тогда судьи подали голоса за смертную казнь, предложенную обвинителем Мелетом. В нашей «Защите» Сократ даже совсем отказывается назначать себе штраф.
См. примеч. 20 к «Воспоминаниям» I 2.
См. примеч. 21 к «Воспоминаниям» I 2.
См. примеч. 21 к «Воспоминаниям» IV 2.
Аполлодор — один из близких учеников Сократа, упоминаемый Ксенофонтом в «Воспоминаниях» III 11, 17 и Платоном в «Пире» и «Федоне».
Анит — один из трех обвинителей Сократа, выведенный Платоном в диалоге «Менон».
Рабским занятием называет Сократ кожевенное дело потому, что оно принадлежит к числу ремесленных занятий. С каким презрением отзывается Сократ о ремесленных занятиях, видно из «Домостроя» 4, 2.
Панафинеи — один из важнейших афинских праздников в честь богини Афины. Он совершался первоначально ежегодно; но со времени Писистрата раз в четыре года праздновался с особым блеском и назывался «Великими Панафинеями». Великие Панафинеи продолжались несколько дней; в первые дни происходили разные состязания — гимнастические, конные и музыкальные; к числу первых принадлежал и панкратий — сложное состязание, состоявшее из борьбы с кулачным боем. Участники состязаний делились по возрасту на три группы: детей, «безбородых» (т. е. юношей) и «мужей» (т. е. взрослых). Автолик, конечно, был в группе детей.
Стратеги — главные военные начальники, числом десять. Деятельность их была обращена на все, что непосредственно относилось к военному делу или находилось в какой-либо связи с ним. Они были не только главными начальниками военных сил страны, но стояли во главе всего военного и флотского управления. См. о стратегах примеч. 2 к «Воспоминаниям» III 1. Гиппархи — главные начальники кавалерии, числом два. Они были подчинены стратегам, но во многих случаях действовали самостоятельно. См. о гиппархах примеч. 1 к «Воспоминаниям» III 3.
Протагор, Горгий, Продик — известные софисты того времени; под многими другими разумеются тоже софисты, как, например, Гиппий, Эвен.
Хороший тон того времени требовал, чтобы приглашаемое лицо не сразу воспользовалось приглашением (поэтому и прибавлено слово «разумеется»); вежливыми формулами отказа были слова: «(очень) хорошо», «хвалю»; в нашем месте и поставлено последнее выражение: буквально «хвалили приглашение».
Из слов подлинника не вполне видно, какие гости разумеются — те ли, которые были только что упомянуты (в том числе и сам Ксенофонт), или и еще какие-нибудь другие. Более вероятно первое предположение, потому что в дальнейшем рассказе ни о каких других лицах не говорится. В таком случае надо думать, что между моментом приглашения указанных лиц и их прибытием на обед прошел некоторый промежуток времени, в течение которого они успели заняться гимнастикой, умаститься маслом и принять ванну.
В историческую эпоху греки за столом лежали; дети (как в данном случае Автолик) сидели. В героические времена (у Гомера) и взрослые ели сидя. Когда вошел обычай лежать за столом, неизвестно.
Под одержимым богом автор разумеет приверженцев оргиастических культов, например корибантов (жрецов фригийской богини Кибелы), вакханок.
Для развлечения гостей за обедом нанимались шуты, фокусники, комедианты, дававшие представления с подвижными куклами (марионетками), танцовщицы, акробаты и т. п. Все это было и в данном случае.
Чью шутку разумеет Каллий — Филиппову или свою, — неясно; вероятно, свою, судя по тому, что он интересуется знать, какое впечатление она произвела на Автолика. Шутка Каллия (правда, мало остроумная) состоит в том, что он предлагает угостить Филиппа не обедом, а только кровлей, т. е. пустить его в комнату.
В подлиннике последняя фраза представляет собою окончание стиха, — дактилического гекзаметра. Если это не случайность, то сделано для большего эффекта, чтобы придать этой фразе некоторую торжественность. В моем переводе слова «смех… погибнул» также составляет конец гекзаметра.
Шут разумеет здесь обеды в складчину, которые устраивались или на общий счет, или же из кушаний, приносимых участниками. Вероятно, это все-таки требовало от хозяина каких-нибудь расходов. Филипп хочет сказать, что у себя дома он таких пирушек не устраивает, а сам ходит по чужим обедам.
Греческий обед (по крайней мере, более или менее торжественный, с гостями) состоял из трех частей: собственно обеда, десерта и попойки («симпосион»). Гости ели, полулежа на ложах (под левым локтем была довольно высокая подушка), по двое на каждом ложе. Около каждого ложа ставился столик, на который подавались кушанья. После первой части обеда, во время которой не пили (или очень мало пили) вина, умывали руки (так как вилок и салфеток не было, а ели руками) и выпивали глоток вина в честь «доброго гения». После этого столики уносились, кости и крошки с пола (на который гости бросали объедки) сметались, и гости совершали возлияние (т. е. выливали на землю немного вина) в честь богов и пели хором пеан (т. е. песнь религиозного содержания). Но в нашем описании пира, вероятно, под «столами» разумеются не целые столы, а столовые доски, на которых были принесены кушанья. Если бы унесены были столы, некуда было бы ставить кубки с вином. Кроме того, ложа были поставлены в виде круга, как видно из гл. 2, 27; вероятно, они стояли вокруг одного большого стола: если бы они стояли параллельными рядами, одно позади другого, со столиком при каждом ложе, то трудно представить, как гости могли бы вести общую беседу, смотря друг другу в спину.
Общий смысл этой речи Сократа такой. Мужчине душиться благовониями нет надобности, потому что для мужчин он не станет этого делать, а женщины, которые сами душатся, желают, чтобы мужчина был сильным от гимнастических упражнений, а не надушенным; надушиться может и раб, а упражняться в гимнасии может только свободный (рабов в гимнасии не допускали).
См. примеч. 7 к «Воспоминаниям» I 2.
Вероятно, здесь в тексте есть пропуск, или же Сократ не полностью высказывает свою мысль. Общий смысл такой: желая одержать победу в панкратии, Автолик пользовался твоим советом и выбирал хорошего учителя этого искусства; теперь, чтобы достигнуть нравственного совершенства, он тоже подумает с тобою и т. д. Под словом «этого» в следующих фразах разумеется добродетель (нравственное совершенство), только что упомянутая Сократом.
См. примеч. 1 к «Воспоминаниям» II 2.
В этих словах намек на самого Антисфена, который представлен довольно неприятным человеком. Если я переношу сварливость Ксантиппы, хочет сказать Сократ, то смогу переносить и твою сварливость.
Писандр — демагог, один из главных деятелей, устроивших олигархию Четырехсот в 411 году, подвергавшийся насмешкам в комедии за свою трусость.
Сократ разумеет такие виды упражнений, как борьба, при которой необходим партнер, тогда как при танце мальчика партнера не нужно.
Разумеются обеденные ложа (см. примеч. 1 к гл. 2); комната измерялась числом лож, которые можно было поместить в ней.
Жестикуляция руками была принадлежностью греческих танцев.
Рыночные смотрители проверяли все хлебы у хлебных торговцев. По-видимому, хлебы состояли из двух частей, верхней и нижней, равного веса.
Т. е. флейтистка.
Наркотическое растение.
Горгий был известен вычурностью и искусственностью своей речи. Здесь Сократ употребляет слово, переведенное мною «нацеживать по каплям» (буквально «накапывать»), слово вообще редкое, по-видимому, заимствованное у Горгия.
Гомера греки высоко ценили как источник всякой мудрости, между прочим и нравственности: по этой именно причине отец и заставил Никерата выучить его произведения.
Рапсоды — певцы, декламировавшие отрывки из эпических поэм, главным образом из «Илиады» и «Одиссеи». Они переходили из города в город и давали такого рода представления в пышных костюмах. Как и современные декламаторы, они заботились не только о внешней форме произнесения поэм, но считали себя и специалистами по толкованию смысла. Как видно из нашего места, они имели репутацию довольно глупых людей и такими же изображены в «Воспоминаниях» IV 2, 10 и в диалоге Платона «Ион».
В те времена был очень распространен обычай объяснять Гомера аллегорически и видеть в его словах сокровенный смысл; например, думали, что боги у Гомера — только аллегорическое название явлений природы. Сократ говорит здесь иронически, — по-видимому, не веря таким аллегорическим толкованиям.
Стесимброт Фасосский (вторая пол. V в.) — известный рапсод и толкователь Гомера. Анаксимандр из Милета — писатель и толкователь Гомера второй половины V в. (Прим. А. А. Столярова).
Обол — см. примеч. 2 к «Воспоминаниям» III 5.
При борьбе посыпали тело мелким песком, чтобы уменьшить скользкость и потение.
Трагический актер.
Этот стих находится в «Илиаде» III 179.
Разумеется возвышение на ипподроме, устроенное на повороте от одной половины его к другой, огибать которое надо было с большой осторожностью, чтобы не удариться об него.
Эти стихи находятся в «Илиаде» XXIII 335 и след.
Это — часть стиха из «Илиады» X 361.
По-видимому, Сократ говорит иронически.
Вероятно, Хармид.
О Клинии см. примеч. 5 к «Воспоминаниям» I 3.
В процессии во время праздника Панафиней.
Силен — сын Гермеса или Пана и нимфы, постоянный спутник, наставник и воспитатель Вакха. Он имел вид всегда пьяного, веселого и добродушного старика с тупым носом, лысого, круглого, как винный мех. В более позднюю эпоху предполагали существование нескольких Силенов, и они наравне с Сатирами постоянно являются действующими лицами в сатировских драмах, которые давались в театре после трагедий. Сходство между Сократом и Силенами (о котором и сам Сократ говорит ниже в гл. 5, 7) заключалось в том, что и сам Сократ был лысый, с приплюснутым носом (см. гл. 5, 6), с большим животом (см. гл. 2, 19).
То есть Парис; намек на то, как он судил трех богинь, споривших о красоте.
Т. е. Клиний старше Критобула.
Горгоны (числом три) — мифические существа, при взгляде на которые люди обращались в камень.
Начало параграфа 26, заключенное в фигурные скобки, считается позднейшей вставкой.
См. примеч. 20 к «Воспоминаниям», I 2.
Сикофанты — доносчики и шантажисты, возбуждавшие судебные процессы (иногда ложные) против богатых граждан с целью вымогательства денег или по личной злобе. Подробнее о сикофантах см. примеч. 2 к «Воспоминаниям» II 9.
Разумеются главным образом «литургии», натуральные повинности, которые государство налагало на богатых граждан; к числу таких литургий принадлежали: триерархия, т. е. снаряжение военного корабля; хорегия, т. е. покрытие издержек на музыкальные, орхестические и драматические представления; гимнасиархия, т. е. устройство гимнастических игр во время некоторых праздников. См. примеч. 5 к «Воспоминаниям» II 7 и примеч. 2 к гл. 2 «Домостроя».
Т. е. находившихся за пределами Аттики. Лишился он этих имений вследствие Пелопоннесской войны.
Разумеется плата за участие в суде и в Народном собрании, первоначально 1 обол, потом 3 обола.
Богами-отвратителями несчастий считались Зевс и Аполлон; Геракл также причислялся к таким божествам.
См. примеч. 21 к «Воспоминаниям» I 2.
Антисфен говорит иронически. Смысл: у меня очень мало всего, так что я насилу нахожу необходимые вещи.
Подразумевается: не дождавшись аппетита.
Вино с острова Фасос высоко ценилось как особенно ароматическое.
Никерат здесь с насмешкой противополагает себя Антисфену: Антисфен научился у Сократа довольствоваться столь малым, чтобы ни в чем не нуждаться; Никерат, и без того богатый, напротив, желает быть настолько богатым, чтобы уже не нуждаться в дальнейшем увеличении богатства. Цитату из Гомера («Илиада» XI 122 и 264) он приводит тоже с насмешкой в доказательство того, будто и Гомер учит все считать и вешать и тем поощряет умножение богатства.
См. примеч. 4 к «Воспоминаниям» I 1.
Гераклея — город в Малой Азии на южном берегу Черного моря. Под приезжим из Гераклеи разумеется живописец Зевксипп, упоминаемый в «Протагоре» Платона, 318b. Но возможно, что это — сам Зевксид, знаменитейший из греческих живописцев, тоже уроженец Гераклеи, упоминаемый Ксенофонтом в «Домострое» 10, 1 и в «Воспоминаниях» I 4, 3, см. примеч. 5 к «Воспоминаниям» I 4.
Об Эсхиле из Флиунта, города в северной части Пелопоннеса, ничего не известно.
Наяды — нимфы, богини материковых вод.
См. примеч. 9 к гл. 4.
Т. е. судьи, именно, мальчик и девушка. Голосование в суде производилось посредством камешков.
О Сократовом и Антисфеновом богатстве сказано в гл. 4, 34 и 43.
Ленты, как и венки, давались в награду победителям на общественных играх; их привязывали к рукам, к ногам, к голове победителя. Ксенофонт описывает шутки Сократа как подражание настоящему судебному процессу.
Т. е. у сиракузянина.
Гермогену, как человеку серьезному и благочестивому, по-видимому, не нравились эти шутки гостей. Судя по словам «и тут молчал», надо думать, что он и раньше молчал, т. е., вероятно, когда остальные кричали «конечно» (в гл. 4).
По-гречески это — одно слово παροινία, которое не имеет такого определенного значения, как выражение, употребленное мною в переводе. Поэтому просьба Сократа определить это понятие имеет больше основания, чем в моем переводе.
Сократ нарочно делает вид, что считает себя побежденным.
Каллий хочет прекратить спор посредством музыки, во время которой все должны молчать.
Но Гермоген принимает слова Каллия в другом смысле и обиженно спрашивает, не хотят ли его заставить говорить под музыку.
Известный трагический актер того времени. Как видно из этого места, особенность в его игре была та, что он декламировал тетраметры (т. е. восьмистопные ямбические или трохаические стихи) в диалоге пьесы под музыку, тогда как обычно стихи диалога произносились без музыки.
Но Сократ пользуется замечанием Гермогена, чтобы пошутить над его, как видно, малоприятными речами.
В данном случае под флейтисткой надо разуметь танцовщицу, потому что именно танцовщица сопровождала танцы мимикой. Так как эти оба искусства шли рядом, то танцовщица знала и музыку, а флейтистка умела и танцевать; поэтому танцовщицу можно было назвать и флейтисткой.
Каллий, все еще не забывший обиды, нанесенной ему Антисфеном (гл. 4, 2 и след.), спрашивает Сократа, какая нужна мелодия для успокоения подобных спорщиков. Но Антисфен очень ловко вывертывается, говоря, что для побежденного в споре подходящей мелодией будет свист.
Я употребил в переводе искусственное слово «мыслильщик» потому что и в оригинале поставлено столь же искусственное слово (φροντιστής), выдуманное Аристофаном для обозначения Сократа («Облака» 266).
Сиракузянин, как и все вообще необразованные люди того времени, считает преступлением против богов вторгаться в их небесную область. Обвинение это против Сократа было выставлено Аристофаном в комедии «Облака» и оттуда распространилось в народе, как указывает сам Сократ в Платоновой «Апологии» (18b). Но Ксенофонт в «Воспоминаниях» (I 111 и след.) свидетельствует, что Сократ подобными вопросами не занимался.
Шутка Сократа действительно «холодна»: она основана на частичном созвучии слов: ἀνωφελής — «неполезный» и ἄνωθεν ὠφελοῦσιν — «сверху приносят пользу», т. е. Сократ считает слово ἀνωφελής как бы происшедшим из ἀνοωφελής. Я передал в переводе эту шутку столь же «холодным» производством слова «неполезный» от «с неба полезный». Можно бы было в упреке сиракузянина поставить слово «бесполезными», а в ответе Сократа «с небес полезный»: созвучие получилось бы еще большее; но у древних греков не было представления о множественности небес.
Эта насмешка заимствована также из «Облаков» Аристофана (ст. 144 и след.), где ученик Сократа рассказывает Стрепсиаду, как блоха прыгнула с брови Херефонта на голову Сократа и как Сократ решил вопрос Херефонта, скольким блошиным ногам равняется ее прыжок.
Или: если находишь, что все у него лучше, чем у других.
В предыдущей главе сказано, что Филипп — мастер делать сравнения: тут имеется в виду одна из забав греческого пира — сравнивать сотрапезников с каким-нибудь предметом ради шутки. В Платоновом «Пире» (215a) Алкивиад сравнивает Сократа с деревянными изображениями Силенов.
Хариты (в римской мифологии — Грации) — богини красоты, числом три. Горы — богини порядка в природе, времен года, числом тоже три.
Сократ, называя Эрота, бога любви, ровесником вечносущих богов, следует древнему представлению о нем, выраженному Гесиодом в «Теогонии» (ст. 120), который относит Эрота к числу древнейших богов. Художники более древнего времени изображали его в виде юноши. Позднейшие поэты и художники представляют его в виде мальчика с луком и стрелами и считают его самым молодым из богов. Это представление об Эроте (или Амуре) сохранилось и у поэтов нового времени. См. примеч. 7 к «Воспоминаниям» I 3.
Таким же изображен Хармид и в Платоновом диалоге, озаглавленном его именем: он приходит в палестру, окруженный толпой поклонников, и все в палестре, даже дети, были поражены его красотой.
Когда Никерат был казнен Тридцатью тиранами, жена его не пережила этого горя и лишила себя жизни.
Разумеется известный «демоний» Сократа, который он считал «голосом бога» и который давал ему указания, что надо делать и чего не надо делать («Воспоминания» IV 8, 1 и 5; «Защита» 4; 12; 13).
Может быть, в буквальном, физическом смысле; некоторые комментаторы понимают в смысле «не изводи меня своими ласками».
Сократ выводит заключение о присутствии таких похвальных свойств у Автолика из того, что он одержал победу в панкратии. Чтобы сделаться таким хорошим борцом и бойцом, очевидно, нужна была долгая и суровая тренировка.
Сократ, очевидно, сомневается в существовании двух Афродит; но народ верил в это, как видно из того, что алтари и храмы были для каждой из них отдельные и жертвы приносились разные. Павсаний в Платоновом «Пире» (180d) считает такое верование общим. Всенародной Афродите приносились в жертву козы, как животные сладострастные, а небесной Афродите — телки, и возлияния совершались без вина.
Таковы прозвания Зевса: «высочайший», «спаситель», «покровитель города», «защитник домашнего очага», «покровитель чужестранцев» и др.
Хирон, один из кентавров (мифических существ, имевших вид человека с лошадиною нижнею частью туловища), и Финик — наставники Ахилла. В «Илиаде» (IX 422) Финик говорит Ахиллу об отце его Пелее:
С тем он меня и послал, да тебя всему научу я;
Быть и витией в речах и в делах деловым человеком.
Диоскуры — Кастор и Полидевк (Поллукс), близнецы, дети Зевса от Леды, жены спартанского царя Тиндарея.
Ганимед — сын троянского царя Троса. В «Илиаде» (XX 233 и след.) о нем сказано:
Был он прекраснее всех среди смертных людей, без сомненья.
Боги его унесли на Олимп в виночерпии Зевсу
Ради его красоты, чтобы он пребывал средь бессмертных.
Таких выражений буквально у Гомера нет, но отдельные части их есть (Ил. VII 278, XVII 325, XVIII 363; Од. II 38, XI 445, XIX 335, XX 46).
Объяснение имени «Ганимед» в смысле «радующий мыслями» неверно уже потому, что глагол γάνυμαι, от которого происходит первая часть имени, значит не «радую», а «радуюсь», как и сам Сократ понимает его. Впрочем, языковедение в те времена допускало и еще более произвольные толкования, как видно особенно из Платонова диалога «Кратил».
Орест и Пилад, Тесей и Пирифой — две пары мифических друзей.
Павсаний, влюбленный в Агафона, трагического поэта, выведен одним из действующих лиц в Платоновых диалогах «Протагор» и «Пир».
Действительно, по словам Цицерона («О законах» II 11, 28), в Афинах был храм Бесстыдства. Статуи Стыдливости были и в Спарте и в Афинах.
С постепенным расширением политических и коммерческих сношений между разными государствами Греции развилась постепенно «проксения», или государственное гостеприимство. Если гражданин одного государства неоднократно оказывал гостеприимство и услуги гражданам другого государства, приезжавшим в его родной город по своим частным или общественным делам (например, послам), и лица, получившие такие услуги или гостеприимство, доводили о них до сведения правительства своего государства, то последнее выражало свою признательность данному лицу посредством назначения его своим «проксеном». Таким образом, это было почетное звание, которое налагало однако на получившего его нравственную обязанность продолжать и на будущее время те хлопоты, которым он был обязан этой честью. Вместе с почетною обязанностью и как бы в вознаграждение за нее проксену давались разные привилегии. У Каллия проксения по отношению к спартанцам переходила из рода в род с давних времен (Ксенофонт, «История Греции» VI 3, 4).
Культ Деметры и Персефоны был установлен, по преданию, Эрехтеем, древним царем афинским. Эти две богини были главными в Элевсинских мистериях; кроме них на этом празднике почитался Иакх, которого считали сыном Зевса и Деметры или отождествляли с Вакхом, затем Плутон, неизвестные по именам бог и богиня и разные местные герои. Важнейшими лицами, исполнявшими служебные обязанности при празднестве, были гиерофант и факелоносец, избиравшийся из аристократического рода Кериков. В V и IV веках в течение нескольких поколений должность эта была наследственна в доме Каллиев. Наш Каллий, по словам Сократа, считался на этом празднике из всех своих предков наиболее достойным священного сана факелоносца. О помощи, оказанной элевсинскими богами афинянам во время нашествия на Аттику Ксеркса, Геродот (VIII 65) рассказывает так: «Они (персы) увидели идущую от Элевсина пыль, как будто тысяч от тридцати человек и когда выражали изумление, какие люди могли бы поднять такую пыль, скоро услышали восклицание, и восклицание это показалось им мистическим иакхом». Афинский изгнанник Дикей, бывший в войске персов, объяснил, что «голос этот — божественный и идет от Элевсина на помощь афинянам и их союзникам… То восклицание афиняне произносят в честь Иакха на Элевсинском празднике».
Атлеты должны были всегда соблюдать известный режим, между прочим прогуливаться. Действительная причина, почему Ксенофонт считает нужным удалить в этот момент Автолика, конечно, та, что он не должен присутствовать при следующей соблазнительной сцене.
Как седалище для богов.
Ариадна, дочь знаменитого Миноса, мифического царя Крита, помогла Тесею выбраться из лабиринта и бежала вместе с ним. Но Тесей покинул ее на острове Наксосе, а Дионис (Вакх) взял ее себе в супруги. См. примеч. 7 к «Воспоминаниям» III 5.
По-видимому, в тексте есть пропуск, потому что сказуемое «поклялись бы» может относиться только к гостям, а не к Дионису. Вероятно, после слова «Дионис» выпало слово со значением «очень радовался».
Свиные бобы — то же, что белена.
О слове «тиран» см. примеч. 14 к «Воспоминаниям» I 2.
См. примеч. 2 к «Воспоминаниям» II 5.
Вместо постоянного подоходного налога в Афинах были натуральные повинности — «литургии», налагавшиеся на богатых граждан. Они разделялись на периодические и чрезвычайные. К первой категории относятся «хорегия», «гимнасиархия», и др., ко второй — «триерархия» и др. Здесь упоминаемая повинность на содержание лошадей состояла в обязанности содержать лошадей для беговых состязаний, процессий и религиозных праздников; кроме того, всякий гражданин, служивший в кавалерии, должен был содержать лошадь для военных целей на свой счет. Хорегия состояла в уплате расходов на обучение хоров для праздников, связанных с драматическими, музыкальными и орхестическими состязаниями во время праздников. Гимнасиархия состояла в устройстве гимнастических игр во время некоторых праздников, т. е. в наборе гимнастов и доставлении им всего необходимого. «Метеки» были иностранцы, оседло жившие в Афинах; они не пользовались правами гражданства; каждый из них обязан был выбрать себе из числа граждан «патрона», который был его представителем пред государством во всех делах. Конечно, и это требовало расходов со стороны гражданина. Впрочем, поставленное в подлиннике слово προστατεία можно понимать и в смысле председательства в священном торжественном посольстве, которое государство отправляло на праздники и игры в разные места; председательство это, «архифеория», обходилось дорого. Триерархией называлась литургия по снаряжению военного корабля, «триеры». Государство передавало триерархам только остовы судов с мачтами, а триерархи обязаны были оснащать их, снабжать всем необходимым и набирать экипаж, получавший жалованье от государства. Триерархия продолжалась целый год, в течение которого триерарх командовал кораблем, заботился о том, чтобы он был постоянно годен к плаванию, и обязан был сдать его в исправном виде своему преемнику. «Военный налог», «эйсфора», — прямая подать, взимавшаяся на военные надобности при затруднительном положении государства всякий раз по особому народному определению с граждан и метеков с таким расчетом, что более богатые люди платили не только в количественном, но и в процентном отношении более, чем бедные.
Критобула изображает Ксенофонт также в «Воспоминаниях» II 6 и в «Пире», гл. 4 преданным любовным наслаждениям. Поэтому данный мною перевод слов παιδικοῖς πράγμασι надо считать более верным, чем перевод «ребячества», как предлагают некоторые комментаторы.
Как видно из этих слов, разговор между Сократом и Критобулом происходил в присутствии еще каких-то лиц. Среди друзей Сократа всегда бывали люди, которые не принимали участия в разговоре, а только слушали и поучались. Такие «немые» лица сопровождали и знаменитых софистов: Платон в диалоге «Протагор» (315ab) изображает в несколько смешном виде, как Протагор, беседуя с избранными лицами, ходит взад и вперед по галерее, а за ним ходит «хор» его почитателей, молча внимая его мудрости.
Театральные представления в Афинах происходили только несколько раз в год, в определенные праздники, и начинались с утра. Так как каждый драматический поэт представлял на состязание «трилогию» или «тетралогию», т. е. 3 или 4 пьесы, из которых каждая требовала для исполнения около 21∕2 часов, и эти пьесы должны были быть сыграны в один день, то все представление длилось часов 10. Публика ела и пила в театре; зрители приходили и уходили когда кто хотел.
Аттика по природным свойствам своим была мало пригодна для коневодства; лошадей держали главным образом для военных целей, в кавалерии. Но у золотой молодежи конный спорт процветал; за лошадей платили иногда безумные цены и разорялись. Пример такого любителя лошадей представляет Фидиппид в комедии Аристофана «Облака».
Как сказано ниже в гл. 7, 5, жене Исхомаха не было еще 15 лет, когда она вышла за него замуж. Такие ранние браки были обычны.
См. примеч. 7 к «Воспоминаниям» II 6.
Как видно из этого места и из других, ремесла в Греции считались недостойными свободного человека; ими занимались рабы и метеки. Афинянин часто предпочитал получать три обола за участие в суде присяжных, чем заработать их тяжелым ручным трудом. Люди, не занимавшие никакой должности, могли заниматься ремеслом, и, несомненно, в Афинах было много ремесленников из числа граждан: Сократ в «Воспоминаниях» (III 7, 6) говорит, что Народное собрание состоит из валяльщиков, башмачников, плотников, кузнецов, земледельцев, купцов и рыночных торговцев. Подробно этот вопрос рассмотрен в статье Эд. Мейера «Экономическое развитие древнего мира» (русский перевод 1898 года). См. примеч. 4 к «Воспоминаниям» I 6.
Персидский царь — Артаксеркс II (405—359 годы), против которого восстал его брат Кир. См. вступительную статью. — Об организации управления Персии, о которой здесь упоминается, Ксенофонт говорит подробно в «Киропедии» VIII, гл. 6 и 7.
Щитоносцы — войска, которые носили щиты, сплетенные из ивовых прутьев, покрытые воловьей кожей.
Сатрап — персидское название наместника провинции. Персидская монархия была разделена на 20 сатрапий. Как видно из параграфа 11, сатрап был не тот правитель, который упомянут в параграфе 5: правитель был в каждой провинции, а сатрап — не в каждой.
Парадис — персидское слово. В таких парках, засаженных лучшими растениями, находились также дикие животные; охотой на них забавлялись персидские цари.
Здесь разумеется Кир Младший, о котором Ксенофонт говорит в «Анабасисе»; см. выше, прим. 2. Кир Старший — основатель персидской монархии, которого Ксенофонт идеализирует в «Киропедии».
Война между Киром и Артаксерксом составляет тему «Анабасиса».
Арией — друг и полководец Кира Младшего; после смерти его он перешел к Артаксерксу и участвовал в обмане, вследствие которого предводители греков попали в руки персов и были убиты. Об этом Ксенофонт говорит в «Анабасисе».
Лисандр — спартанский полководец во время Пелопоннесской войны в конце V и в начале IV века до н. э., а вместе с тем очень ловкий и хитрый дипломат, сумевший снискать расположение Кира Младшего и чрез это добыть от него денежную помощь Спарте. Под союзниками разумеются союзники Спарты.
Сарды — древняя столица Лидии на берегу реки Пактола. После завоевания Лидии персами Сарды вошли в состав персидской монархии.
Митра — персидский бог солнца.
Слова «ты не упомянул о том» мною дополнены в переводе по смыслу; в оригинале находится только следующее придаточное предложение с союзом «что». Таким образом, здесь или пропуск в рукописи или так называемый «анаколуф», т. е. неправильность речи, допущенная самим автором: Критобул после придаточного предложения поставил вводное «град», «иней» и т. д., и чрез это придаточное предложение осталось без главного.
О вещих птицах см. примеч. 4 к «Воспоминаниям» I 1.
Сочные плоды — виноград и маслины, сухие плоды — пшеница, ячмень и другие хлебные плоды.
О ремеслах см. примеч. 1 к гл. 4.
Слова «прекрасный и хороший человек» — буквальный перевод греческого выражения καλὸς κἀγαθός, которым обозначается человек, каким он должен быть в физическом, нравственном и умственном отношении. Главным образом при этом имеется в виду нравственная сторона человека, так что можно бы было перевести это выражение словом «благородный». Но пришлось перевести его буквально, так как из параграфа 15 видно, что Сократ понимал его тоже буквально и в первую очередь искал красавцев. Ср. прим. 3a к «Воспоминаниям» II 6.
Об Исхомахе см. введение.
Разумеется портик (галерея), примыкавший к храму Зевса; прозвище «Освободитель» было придано Зевсу в данном случае потому, что портик был выстроен отпущенными на волю рабами. Портик находился на площади и был удобен Сократу для его бесед.
Сократ хочет сказать, что Исхомах, судя по его наружности, здоров, а это было бы невозможно, если бы он вел сидячий образ жизни. В гл. 4, 2 сказано, что ремесло вредит телу, заставляя людей вести сидячий образ жизни без солнца или даже проводить целый день у огня.
Здесь указаны две литургии: триерархия и хорегия; см. примеч. 2 к гл. 2. Всякий гражданин, которому казалась слишком обременительной или неправильно наложенной какая-либо литургия, мог предложить ее более богатому и в случае отказа его имел право потребовать от него поменяться имуществом. Обыкновенно вызванный отказывался от обмена, и тогда дело переходило на суд присяжных («гелиастов»), который и решал, кто из спорящих должен принять на себя литургию.
В официальном языке к имени афинского гражданина прибавлялись имя его отца и название округа («дема»), к которому он принадлежал, например, Ксенофонт, сын Грилла, эрхиец (т. е. из дема Эрхии).
О ранних браках греков см. выше, примеч. 4 к гл. 3.
В греческом тексте здесь стоит слово σωφρονεῖν, которое в приложении к женщине вообще значит «быть целомудренной». Но оно значит также «быть разумным», и Исхомах в дальнейшем разговоре понимает его в этом смысле, тогда как мать, давая наставление дочери, вероятно, понимала его в первом смысле.
Под «распахиваньем нови» здесь и в других местах разумеется распахиванье не девственной почвы, которая совсем еще не употреблялась для земледелия, но земли отдыхавшей. Греки после двух лет обработки оставляли поле на третий год невспаханным и только уничтожали на нем сорные травы.
Здесь намек на известный миф о том, что Данаиды были наказаны в царстве Аида тем, что должны были вечно наливать воду в дырявую бочку.
Разумеются нестроевые части войска, главным образом обоз.
См. примеч. 2 к «Воспоминаниям» III 1.
Речь идет о гребцах, которые, работая веслами, то наклоняются вперед, то откидываются назад по команде «келевста»; см. ниже, гл. 21, 3 и примеч. 1.
Под деревянными снастями разумеются, например, руль, весла, сходни, багры; под плетеными — канаты разных назначений; под висячими — паруса и веревки, которыми они укрепляются.
Под комнатой с десятью ложами разумеется не спальня, а столовая: так как греки обедали лежа, то ложа были необходимою принадлежностью столовой; числом их определялся размер комнаты.
Круговой хор противополагается четырехугольному: в круговом хоре участники («хоревты») становились в круг и двигались вокруг алтаря бога (Диониса); в четырехугольном хоревты строились в виде четырехугольника. Первое построение употреблялось в музыкальных представлениях, второе — в драматических.
В спальне хранили самые дорогие вещи; потому она и устраивалась в безопасной части дома.
Мысль, выраженная здесь, подробнее развита в «Воспоминаниях» III 8, 9. На задней стороне двора находилась открытая спереди зала; будучи обращена обыкновенно к югу, она устраивалась и выше и глубже для того, чтобы солнце зимой, стоя ниже над горизонтом, могло проникать в нее и согревать, а летом, стоя выше над горизонтом, освещало только крышу, но не бросало лучей внутрь залы.
В конце каждого года Совет пятисот производил осмотр («докимасию») кавалеристов, и только те из них, которые были признаны годными, заносились на следующий год в список кавалеристов, состоявших на действительной службе.
См. примеч. 1 к «Воспоминаниям» I 5.
О Зевксиде см. примеч. 5 к «Воспоминаниям» I 4.
Греческие женщины белились и румянились, подкрашивали ресницы, брови и места под глазами. Для этой цели употреблялись разные вещества. Это был общераспространенный обычай.
Греки считали высокий рост необходимым условием женской красоты. См. «Воспоминания» II 1, 22, «Анабасис» III 2, 25.
Т. е. сделанные из дерева и обложенные золотом или серебром.
Обыкновенным цветом одежды был белый или бледно-желтый. Пурпуровые одежды употреблялись только в торжественных случаях; они были признаком роскоши и франтовства.
Исхомах указывает жене на пользу от моциона. См. примеч. 2 к гл. 7.
Разумеются продажные женщины.
В этих словах намек на комедию Аристофана «Облака» (225, 1480), где Сократ изображен «ходящим по воздуху» и наблюдающим солнце.
Какой Никий разумеется здесь, неизвестно; знаменитого полководца афинского Никия нельзя было бы назвать чужестранцем.
Сократ иронизирует здесь по поводу народного поверья о «счастливых» днях для начинания какого-нибудь дела.
Древние считали полезным для усталой и вспотевшей лошади дать ей покататься в песке.
«Чищу себя скребницей» — чтобы стереть пот и пыль.
И здесь, как в параграфе 3, намек на Аристофановы «Облака», где Сократу приписывается искусство изображать неправое дело как правое (буквально: «более слабое дело делать более сильным»), чем на самом деле занимались софисты (по крайней мере, некоторые), а не Сократ.
Таких управляющих господа выбирали из рабов.
Так как слово μουσική имело значение не только «музыка», но также вообще «художественное и научное образование» (в противоположность гимнастике), то можно понимать это место двояко: или перевести, как я перевел его, понимая слова ἄμουσος и μουσικός в общем смысле «невежда» и «ученый», или, понимая их в более узком смысле, перевести так: «человеку, незнакомому с музыкой, делать других музыкантами».
«Язык» надо понимать здесь в смысле части тела, как в «Воспоминаниях» I 4, 12; «хотя все живые существа имеют язык, но лишь язык человека боги сделали способным произносить членораздельные звуки и сообщать друг другу все, что хотим».
В противоположность этой презрительной характеристике раба, можно указать на письмо 47 Сенеки к Луцилию, проникнутое гуманностью к рабам: «Я с удовольствием узнал, что ты живешь с рабами по-дружески: это прилично твоему уму и образованию. “Они — рабы”: нет, люди. “Они — рабы”: нет, покорные друзья. “Они — рабы”: нет, товарищи по рабству, если подумаешь, что судьба имеет одинаковую власть над теми и другими. Поэтому я смеюсь над теми, которые считают унизительным для себя обедать со своим рабом» и т. д.
Драконт (VII в.) — столь же известный афинский законодатель, как и Солон.
Ср. Демосфен XXIV 113. (Прим. А. А. Столярова).
Под царскими законами разумеются законы персидского царя.
Земледелие названо благородным занятием именно потому, что оно предоставляет человеку легкую возможность изучить его. То же сказано в 18, 10 и 19, 17.
Здесь намек на учение Сократа (изложенное Платоном, особенно в диалоге «Менон») о том, что обучение состоит только в напоминании человеку путем вопросов тех знаний, которые уже находятся в душе его, но как бы в дремлющем состоянии.
См. примеч. 7 к гл. 7.
Все три сева производились осенью. По словам Плиния («Естественная история» XVIII 25), сеют хлеб с 11-го дня после осеннего равноденствия.
Кифарист — музыкант, играющий на кифаре, струнном инструменте, похожем на лиру.
Т. е. как подъяремный скот становится сильнее, если ему давать больше корма.
Климат Греции в разных местах неодинаков. В Аттике зимой около середины января выпадает снег, но лежит недолго; после этого наступают дожди; в начале марта обыкновенно весна в полном разгаре. Жатву собирают в мае.
Молотьба производилась посредством топтанья колосьев волами, мулами, лошадьми, которые ходили по кругу, подгоняемые рабочими. Молотильщики подбрасывали им под ноги колосья; уравнение гумна состояло в том, что они должны были по всему кругу подбрасывать колосья равномерно.
Под столбом (πόλος) надо разуметь столб, поставленный посредине гумна, вокруг которого ходят молотящие колосья животные. По другому толкованию, здесь πόλος означает край гумна, его окружность.
Под словом «сеять» разумеются все вообще действия, касающиеся семян.
Аттический ποῦς, буквально «стопа» (30,8 сантиметров).
Ликабетт — гора в Аттике, доходившая до самых стен афинских с северо-востока.
См. примеч. 2 к «Воспоминаниям» II 7.
Вероятно, после слова «конечно» есть пропуск: нет ответа Сократа на предложенный ему вопрос о времени года.
«На манер перевернутой гаммы» — т. е. так, чтобы часть ветки, находящаяся в земле, была в горизонтальном положении, а часть, находящаяся поверх земли, — в вертикальном.
Говоря раньше о посадке растений, Исхомах все время имел в виду посадку винограда. Хотя греки и римляне сажали деревья, годные для постройки или для украшенья, но делали это в очень ограниченном количестве, и притом близ домов, ради тени или украшения. Но нет указаний на то, что они сажали деревья с целью резать их для построек или отопления. Материал для этих целей они брали из естественных лесов.
Маслины сажали охотно по сторонам дорог, потому что пыль, падающая на плоды их, способствует их скорейшему созреванию. Так утверждает автор компиляции о сельском хозяйстве Кассиан Басс, X век н. э.
Грязью и мохом покрывали верхушку растения для утепления его в зимнее время.
Метод Сократа состоял именно в вопросах, обращенных к собеседнику, которыми он старался напомнить ему дремлющие в его душе знания. См. примеч. 1 к гл. 16.
Смысл этой не вполне ясной фразы такой: усердный земледелец, работающий по старым испытанным методам, получает больший урожай и потому лучше живет в материальном отношении, чем тот, кто придумывает новые способы, но не так усердно работает. Консервативный взгляд на земледелие, высказываемый здесь Ксенофонтом устами Сократа, выражает застойный характер консервативных помещичьих хозяйств в Афинах.
200 стадий равны 35,5 километра.
См. примеч. 10 к «Воспоминаниям» III 6.
Чтобы все гребцы гребли одновременно и не мешали один другому, необходим был для общего руководства известный такт или ритм. Для этой цели на каждом большом корабле был начальник гребцов, «келевст», руководивший греблею или посредством подходящей песни, которую все гребцы подхватывали и пели, или (чаще всего) при посредстве такта, даваемого им особому музыканту, под звуки инструмента которого гребцы гребли.
См. примеч. 2 к Воспоминаниям III 1.
В подлиннике здесь игра слов, основанная на том, что слово χεῖρ может означать и «руку», и «отряд».
Управляющий (ἐπίτροπος) был из рабов (см. примеч. 1 к гл. 12), и круг его деятельности ограничивался земледелием; надсмотрщик (ἐπιστάτης) мог быть и из свободных, и его функции были обширнее: он смотрел за рабочими всякого рода.
Тантал — мифический царь города Сипила во Фригии (в Малой Азии), за свои преступления против богов осужденный в царстве Аида на вечные муки: перед ним висели прекрасные плоды, но когда он хотел их съесть, они поднимались вверх; он стоял до подбородка в воде, но когда он хотел ее пить, она от него убегала; таким образом, он вечно страдал от голода и жажды.
Вопрос о том, на чем основывается авторитет человека, при каких условиях люди охотно повинуются начальнику, занимал Ксенофонта и составляет содержание всей главы 21. В «Киропедии» и «Гиероне» он рассматривает этот вопрос с двух противоположных сторон: в «Киропедии» изображен властитель, которому подданные охотно повинуются; в «Гиероне» — деспот, управляющий людьми против их воли. По своему религиозному характеру, Ксенофонт в этой главе склоняется к мысли, что способность управлять людьми при их добровольном согласии не зависит от воли человека, что для этого нужна особенная милость богов.
Например: Les éditions de Xénophon. étude historique d’aprés les collections conservées а la Bibliothèque Nationale, par J. Irgoin. / Catalogue Genéral des livres imprimés de la Bibliothèque Nationale. Auteurs. T. 228. Paris, 1979, p. I—XV; Bibliography of editions, translations and commentary on Xenophon’s Socratic writings, compiled with an introd. by D. R. Morrison. Pittsburgh, 1988.
P. Delebecque. Essai sur la vie de Xénophon. Paris, 1957. Делебеку во многом следует Э. Д. Фролов (Жизнь и деятельность Ксенофонта // Ученые записки ЛГУ, № 251, сер. ист. наук, вып. 28. Л., 1958, с. 41—74).
H. R. Breitenbach, M. Treu. Xenophon von Athen / Pauly-Wissowa. Realencyclopädie der classischen Altertumswissenschaft. 2 Rh. 18 Halbbd. Stuttgart, 1967, col. 1569 sq.
371—365 — F. Robert. Les intentions de Xénophon dans l’Anabase / L’information litteraire 2, Paris, 1950, p. 55—59.
После 362 — K. Bringmann. Xenophons Hellenica und Agesilaos. Zu ihrer Entstehungsweise und Datierung / Gymnasium 78, 1971, S. 224—241.
Между 360 и 355 — G. J. D. Aalders. Date and intention of Xenophon’s Hiero / Mnemosyne 6, 1953, p. 208—215.
«Домострой» по П. Шантрену (введение к изданию 1949 г., с. 6) — между 387 и 371, но после «Воспоминаний»; «Пир» — середина 370-х гг. — по: H. Thesleff. The interrelation and date of the Symposia of Plato and Xenophon / Bulletin of the Institute of Classical Studies of the University of London 25, 1978, p. 157—170.
Например: J. K. Anderson. Xenophon. London, 1974; W. E. Higgins. Xenophon the Athenian. The problem of the individual and the society of the polis. N. Y., 1977; R. Nickel. Xenophon. Darmstadt, 1979.
C. E. Sorum. The authorship of the Agesilaos / La Parola del Passato 39, 1984, p. 264—275.