Солдат

Глава 5

Тот самый пожилой усач проводил Ивана и военфельдшера в санбат. Ваня по пути ломал себе голову на тем, что такое санбат, но так и не догадался — решив, что это какое-то военное название больницы.

Он ожидал увидеть нечто похожее на тот маленький полевой госпиталь, в котором он нашел Машу, но действительность оказалась совершенно не такая, как он представлял. Да, здесь тоже стояло несколько палаток с красными крестами и без них, но от масштабов санбата, у Вани чуть не отпала челюсть. На непонятно откуда взявшейся узенькой железной дороге стояли платформы, полностью заполненные ранеными, раненые лежали вповалку просто на земле между деревьев, их были десятки, сотни, если не тысячи.

Несмотря на легкий свежий ветерок, в воздухе стоял густой смрад гниения и застоявшейся мочи, а над санбатом тянулся жуткий гул, сотканный из плача и стонов.

— Сестричка-а-а, мочи нет терпеть…

— Ааа-а-а-аа…

— Зубами грызть буду…

— Где мои ноги-и-и-и, твари…

— Сестричка-а-аа…

— Водички-и-ии…

— Морфию дайте, суки, морфию!!!

— Помогите-е-ее…

— Я приказываю, верните мой пистолет! А прика-а-азываю…

— Мамочка, мама…

Ивану снова опять захотелось сбежать куда глаза глядят, голова начала раскалываться от этого жуткого гула, в глазах все завертелось, а желудок снова скрутили мучительные спазмы.

— Я тебя позже найду, Ваньша… — друг детства прадеда, торопливо хлопнул по плечу Ивана, резко развернулся и припустил по тропинке.

— Ваня, Ваня!.. Тебе плохо? — Маша затрясла его за рукав. — Дыши, дыши глубже! Я сейчас нашатыря…

Ваня грубо вырвал руку и жестом объяснил, что справится.

Сопровождающий покрутил головой и уверенно указал путь рукой.

— Идите за мной. Вроде там товарищ военврач должна быть…

Неожиданно, в ногу Вани кто-то вцепился.

— Братишка, табачку не найдется? Хоть пару крошечек… — бледный как смерть, молодой белобрысый парнишка, с коротенькими, замотанными рыжими, грязными бинтами коротенькими культяпками вместо ног, протянул дрожащую руку к Ивану. — Ну дай, что тебе стоит, да-а-ай…

Иван растерянно оглянулся и увидел, что на него с надеждой смотрят десятки жаждущих, злых глаз. Он быстро скинул с себя ранец, открыл его и недоуменно уставился внутрь. Недоуменно, потому что большая половина трофейных продуктов исчезла, а сигарет осталась всего одна пачка.

Санинструктор Салманов заметив, что Ваня полез в ранец, быстро отвернулся. Иван сразу понял, зачем он отставал, перед тем как отдать снаряжение. Да и санитарная сумка санинструктора после этого стала гораздо толще.

«Крыса…» — подумал Иван и едва сдержал желание еще раз зарядить санинструктору в челюсть. Но пообещал себе обязательно наказать вора. Несмотря на свое вполне либеральное мировоззрение, в отношении краж у своих, Ваня придерживался простых пацанских понятий.

Ругнувшись про себя, Иван разорвал пачку пальцами, не вынимая ее из ранца и пошел между ранеными, вкладывая им в руки по сигарете. А последнюю отдал сопровождающему, пожилому усачу Назарову.

Сам Иван не курил и не собирался начинать, но сигареты отдавал не из-за бесполезности для себя, а потому что, каким-то совершенно непонятным образом, чувствовал себя должным этим изувеченным людям.

Салманов все это время насмешливо кривил губы, но Иван почти не обращал на него внимания.

Назаров привел подопечных к большой палатке, с поднятым пологом, откуда доносился строгий, холодный женский голос.

— Значит достаньте!!! Это ваша обязанность! — холодно чеканила женщина. — Вы свободны!

— Да где же… — виновато оправдывался мужской голос. — Да где же я возьму продукты, перевязочный материал и спирт, товарищ военврач второго ранга? Да, самолеты сбрасывают, но пока они дойдут до нас, все разбирают…

— Вы хотите, чтобы я подала рапорт начальнику санитарного управления? — резко оборвала его женщина. — Исполняйте свои обязанности должным образом. Не мне вас учить. Найдите где хотите, отберите, украдите, мне все равно. Раненые должны быть обеспечены в первую очередь. Свободны, товарищ интендант второго ранга…

Из палатки вылетел длинный и худой пожилой мужчина, яростно утиравший рукавом, пунцовое лицо.

Назаров подмигнул Ване и шепнул ему.

— Строга, Варвара Сергеевна, ох строга. Но ты не бойсь…

— Я сам представлю их, — Салманов оттер его плечом от палатки. — Свободен красноармеец Назаров.

Усач смерил его презрительным взглядом, хмыкнул, еще раз подмигнул Ивану и ушел.

— Варвара Сергеевна, — санинструктор подобострастно согнулся и шмыгнул в палатку. — Тут товарищ майор госбезопасности приказал мне доставить вам пополнение.

Ваня шагнул внутрь и ошарашенно уставился на ослепительно красивую женщину в форме, сидевшую за сбитым из досок столом.

Вряд ли военврачу было меньше сорока лет, но возраст только придавал военврачу второго ранга Елистратовой очаровательной зрелой женственности и подчеркивал красоту. Строгое, идеальных очертаний лицо, суровые, ледяные глаза, высокая грудь, распирающая гимнастерку, величественная осанка — военфельдшер Курицына, тоже довольно симпатичная на мордашку, смотрелась на ее фоне, как ощипанный воробей.

И что особенно бросилось Ване в глаза, все вокруг были грязными, растрепанными и сильно уставшими на вид, а военврач второго ранга — совсем наоборот, свежей и чистой. Даже волосы под пилоткой были причесаны волосок к волоску.

«Шерон Стоун!!! — неожиданно вспомнил Иван, на кого похожа военврач. — Как две капли! А если… если она тоже попаданка? Тьфу ты, какая хрень в голову лезет…»

Женщина скользнула безразличным взглядом по Ване и остановила его на Курицыной.

— Разрешите представиться, товарищ военврач второго ранга! — Маша решительно бросила руку к пилотке. — Командир санитарного взвода, военфельдшер Курицына, отправлена в ваше распоряжение!

Похрипывая от волнения и усердности Маша доложила о своем прежнем месте службы и вкратце описала каким образом очутилась здесь.

Варвара Сергеевна выслушала ее и поинтересовалась:

— Учились в медицинском до войны?

— Так точно, товарищ военврач… — начала Курицына, но Елистратова жестом остановила ее и посмотрела на Ваню, а точнее, на его новенькую медальку.

— Представьтесь, красноармеец.

— Да это непонятно кто… — хмыкнул Садулаев, но тоже замолчал после сурового взгляда военврача.

Ваня просто пожал плечами. Речь к нему еще не вернулась, а мычать и объясняться жестами он не собирался. Опять же, в лице военврача Елистратовой он видел только красивую женщину, а не своего командира.

В глазах Варвары Сергеевны сверкнул огонь. Но Ваню спасла Маша.

— Товарищ военврач второго ранга! — Курицына быстро рассказала все что случилось за последнее время с ней и Ваней и закончила спич в своем стиле. — Он спас меня, выводил из окружения, а потом героически уничтожал немцев! Вот, его только что комдив наградил. Медаль! Не ругайте его, он контуженный, речь потерял…

Елистратова жестом остановила Машу и, как показалось Ивану, посмотрела на него совсем по-другому.

В палатке повисло молчание, закончившееся тем, что Варвара Сергеевна подозвала к себе Ваню.

— Подойдите ко мне.

Чувствуя себя как ученик перед строгой учительницей, он шагнул вперед. Последовал быстрый, но тщательный осмотр, после которого Елистратова безапелляционно заявила.

— Контузия. Увы, ничем не могу помочь. Со временем состояние должно улучшится, но это если не будет осложнений. Его направили в мое распоряжение? Для чего? Странно… Но хорошо. Идите хорошо отоспитесь где-нибудь, красноармеец, утром прибудете ко мне. Салманов, передайте Сухареву, чтобы поставил на довольствие красноармейца Куприна. Свободен, боец…

Ваня кивнул, а потом, совершенно неожиданно для себя, начал выкладывать из ранца перед военврачом на стол трофейные продукты.

Спроси его сейчас, зачем он это делает — Ваня не смог бы ответить. Просто что-то толкнуло изнутри и все.

А после того, как закончил, он дернул за ремень к себе санинструктора, запустил руку в его санитарную сумку и выложил то, что тот успел позаимствовать.

— Да что ты себе… — зарычал Салманов, но заглянув в бешеные глаза Ивана замолчал.

— Как это понимать, красноармеец Куприн? — Елистратова удивленно вздернула бровь.

— Это трофейное, товарищ военврач второго ранга, — опять влезла Маша. — Ванечка, то есть, простите, красноармеец Куприн, у немцев отобрал продукты, а сейчас передает для раненых… — она скользнула презрительным взглядом по Салманову и добавила. — А этот… то есть, санинструктор, очевидно решил помочь донести.

— Да-да, помог, Варвара Сергеевна… — торопливо закивал Салманов.

— Даже так? Ну что же, — военврач встала, вышла из-за стола и крепко пожала руку Ване. — Объявляю вам благодарность, красноармеец Куприн.

«Вот это ножки и жопа… — ошарашенно подумал Иван. — Какой нахрен, санбат, ей в кино или на подиум надо…»

Дальше рассматривать врачиху не получилось, прибежал посыльный боец, после чего она ушла, забрав с собой Машу.

Санинструктор угрюмо зыркнул на Ваню и тоже убрался, бормоча под нос ругательства.

Иван постоял и вышел из палатки. Покрутил головой и побрел к машинам, стоявшим чуть поодаль от санбата.

Там сел на траву, прислонившись спиной к колесу и крепко задумался.

Ничего из того, что он представлял себе не сбылось. Ваню никто не расстрелял и не упек в сибирские лагеря, даже наоборот, наградили. Правда, как глубоко был убежден Иван, незаслуженно, но факт оставался фактом.

Вопреки байкам товарищей по политическим убеждениям «кровавая гебня» оказалась не такой уж кровавой, а коммисар не походил на фанатичного маньяка. Свирепые заградотряды, гнавшие бойцов на немецкие пулеметы, тоже отчего-то нигде не показывались, а люди вокруг были обычными людьми, со всеми им присущими пороками и слабостями, а не оболваненными пропагандой зомби.

А вот сама война… война оказалась такой, как и представлял себе Ваня — страшной и кровавой, иллюзий по этому поводу он никогда не питал.

Нет, убеждения его в целом пока не поменялись, зато появился повод задуматься, а не наебывали ли его все это время.

А слова отца о том, что его специально посадили на крючок, заиграли в новом свете.

По жизни Иван никогда не увлекался политикой, у него на это просто не было времени. Окружающая действительность казалась мелькающими со страшной скоростью пейзажами в окнах автомобиля. Все время занимал спорт, тренировки, соревнования, тренировки, соревнования и так сплошной чередой. Но около полугода назад так случилось, что он выпал из обоймы на пару месяцев — серьезно травмировался и пришлось долго реабилитироваться. Внезапно появившееся время Иван тратил как обычно, на телочек и на развлечения. И вот, как-то раз, в клубе он познакомился с приятной компанией, тоже не чурающейся покутить и развлечься, но, что понравилось Ване, они выглядели несколько более взрослыми, чем его товарищи оболтусы. Не за счет возраста, а за счет тем для разговоров, которые затрагивали не новые тачки, а судьбы людей, и политическую жизнь в государстве. Общаясь с этой компанией, Иван сам почувствовал себя взрослей и сам не заметил, как влился в движение.

«Сука… — думал Ваня. — Ведь не спроста они тогда появились. Как пить дать, подход организовали профессионалы. Знали, на что меня можно подцепить на крючок. Батя редкостный мудак, но в уме ему не откажешь. А ведь было, было, пытались развести на конфиденциальную информацию об отце. А когда не получилось, промыли мозги и кинули под танк. Все именно ради этого и затевалось. Папаша особа, приближенная к императору, выбить у него из-под ног табуретку посредством компрометации сынули тоже дорого стоит. Сука, красиво работают. Блядь, если удастся выбраться — не жить тварям…»

Дикая злость переполняла всю сущность Вани, но злился он не на парней, сыгравших им как пешкой в шахматах. Потому что батя приучил его винить в своих неудачах прежде всего себя. Позволил наклонить — сам виноват. Все беды — только твои проблемы. Недосмотрел, недоработал, расслабился — вини только самого себя.

А вот мысли по поводу «выбраться», повергли Ивана в еще большее уныние. У него появилось настоятельно желание пустить себе пулю в висок. Он даже достал из кобуры Вальтер и снял его с предохранителя.

«Все же просто, — рассуждал он. — Это как глюк, как баг, в компьютерной программе. Сбились настройки в историческом процессе, временной линии — вот и все. Я действую как тот же вирус, исчезну, система перезагрузится и откатится к своему прежнему состоянию. А я вернусь на заимку к дядьке Федору…»

Рассуждения казались очень правильными и логически обоснованными, но выстрелить в себя Иван так и не смог.

Дальше хуже — Ваня вспомнил о своей прабабушке. Так случилось, что прадед ушел на войну сразу после свадьбы, но успел сделать ребенка своей жене, прабабушке Ивана. Остальные родственники практически полностью погибли, прадед тоже, в живых осталась только она одна с сыном, с которого и возродилась фамилия Куприных.

«Ладно, я погибну… — с ужасом думал Ваня. — А если выживу? Это что, к прабабке возвращаться? Да она меня за своего мужа примет, тем более, по документам я им и являюсь. Твою же мать!!! Ну уж нет, пусть лучше убьют. Выживу, буду со стороны помогать как смогу, но только со стороны…»

Дикий рой мыслей опять чуть не довел до сумасшествия, но Ваня очень вовремя вспомнил, что не отдал флягу с коньяком. Пара хороших глотков привела мозги в относительный порядок, Ваня забрался в кузов полуторки, накрылся брезентом и крепко заснул.

Но надолго заснуть не получилось, во рту все пересохло. Иван попробовал выматериться вслух и чуть не заорал от радости, когда это получилось. Голос хрипел, слова налезали друг на друга, но речь вернулась. Хотелось орать во весь голос, петь и материться.

Но Иван первым делом обругал сам себя, да и то, мысленно и решил не светить свое выздоровление.

«Больше молчишь, дольше живешь, — рассудил он. — Сболтну чего лишнего, расстреляют и на медальку не посмотрят…».

А вот с остальным все еще было неважно. Голова гудела как пустое ведро, руки подрагивали, а тело слушалось с большим трудом.

— Вот ты где… — рядом раздался гнусавый голос Салманова. — Давай за мной, безродный, хватит бездельничать. — Непонятно откуда взявшийся санинструктор, вдруг замер, втянул носом в себя воздух, как легавая собака и торжествующе хохотнул. — Вот оно что-о-о, да ты бухой! Там раненым спирта не хватает, а ты пьянствуешь. Ну все, дружище, приплыл! Трибунал! Но я добрый, быстро упал на колени и проси прощения…

Весь ужас последних дней и дикая злость сыграли свою роль.

Левое колено приподнялось, имитируя удар, а потом резко разогнулось, одновременно, используя инерцию, кулак левой руки вылетел вперед и с отчетливым стуком врезался в челюсть санинструктора.

В самый последний момент Ваня сдержал удар. Правильно исполненный прием гарантировал скобки на челюсти и как минимум месяц бульончика через трубочку. А калечить Иван никого не хотел — сыграла псевдоцевилизованность.

Салманов громко икнул, обдав Ивана смрадом тухлятины изо рта и вцепился обеими руками в его гимнастерку.

Это стало последней каплей.

Ваня крутнулся и обратным ударом врезал локтем в висок санинструктору.

Тот еще раз икнул, громко испортил воздух и ничком рухнул в бурьяны.

Современное пятиборье было для Ивана лишь средством достижения цели — его мечтой было стать олимпийским чемпионом. Все равно в чем, лишь бы стать. А тайским боксом он занимался для души. Недостаток времени не дал развиться настоящему мастерству, но того, что успел усвоить Ваня, с лихвой хватало, чтобы постоять за себя.

— Так-так-так… — позади раздался ироничный голос майора госбезопасности Черного. — Ну и где ты этому научился, красноармеец Куприн?

Ваня обернулся и безразлично пожал плечами. Мол, а тебе какое дело? Научился и научился. Гебешника, как бы это странно не звучало, он тоже не воспринимал как начальство. Дело в том, что любого новобранца в армии, первым делом учат подчиняться, намертво вырубают в подкорке рефлекс подчинения старшему по званию. А Ивана никто не учил, он попал в армию, благополучно миновав этот этап.

— Ты понимаешь, что это трибунал? — Черный шагнул к Ивану, а потом, вдруг обернулся к низенькому крепышу в кубанке, лихо сбитой на затылок, с советским автоматом ППШ* на груди и заинтересованно поинтересовался у него: — Видел, Сильверстов? Что это было?

Крепыш уважительно покивал и сипло изрек:

— Это не бокс. Что-то восточное, товарищ майор. Было бы интересно с парнем пободаться. Злой и резкий пацан, мне он уже нравится.

— Куприн, Куприн… — гебешник озадаченно покрутил головой. — Самая пора с тобой побеседовать вдумчиво и с расстановкой…

По спине Ивана пробежали ледяные мурашки, он понял, что окончательно спалился…