Холодная роса стекает каплями с блестящих в лучах восходящего солнца штыков. Полк замер, построен у городской заставы, идут последние приготовления к выступлению. Унтера и обер-офицеры в последний раз проверяют наличие людей, внешний вид и состояние оружия. Некоторые бойцы слегка пошатываются, словно матросы на корабле в качку, трехдневный активный отдых, связанный со злоупотреблением крепкими напитками, не прошел для них даром. Беззлобно ругаясь и шипя унтер-офицеры незаметно заталкивают этих "мореманов" вглубь строя, подальше от зорких глаз начальства. Если не придираться к таким мелким деталям, то зрелище просто великолепное, все что должно блестеть – блестит и сияет, люди здоровые сытые и полные сил, полк выглядит на все сто, живое олицетворение военной мощи и силы российской империи.
К несчастью Александр все еще не может пока занять положенного места в голове колонны и насладиться редким зрелищем, он мечется между сараями и обозными фурами, разыскивая внезапно пропавшего Гришу. Слава богу "потеряшка" появился из-за забора, а то уж были законные опасения, что напарнику местные купчики припомнили напоследок успешные амурные похождения, бежит Гришка стремглав ему навстречу.
– Гришка черт, ты где шлялся, меня Денисов с ротным убьют за тебя?!
– Я энто, глянь Лександр… – переводит дыхание запыхавшийся Григорий, – Чайник экий славный добыл, аж ведерный, кипяток сливать надоть было, вот и отстал.
– Купчиха что ли подарила знакомая на прощанье? – удивился Сашка, другую что-ли любовницу бывший столяр успел завести, его прежнюю пассию за сто верст в другой город услали, в соседний уезд. Чайник в походе вещь полезная, собирались было скинуться во взводе даже на самовар, но не по солдатским доходам такая роскошь.
– Ага, тока оне об энтом не знають… Шел мимо лавки, вижу эка вещь стоит на пороге без дела, прихватил и до полка побег.
– Спер, что ли???…А теперь уже все равно, кидай его в нашу фуру и побежали в строй, скоро двинут!
Они успели вовремя, даже осталась пара минут в запасе "почистить перышки" – обмахнуть пыль с надраенных до блеска сапог и поправить мундиры. Равнодушный к щегольству и парадам полковой командир решил напоследок порадовать зрелищем обывателей уездного городка. Горожане, несмотря на ранний час уже ждут, забыты даже вчерашние беспорядки и обиды на солдат. Не каждый тень такое увидишь, последний раз через город войска торжественным маршем проходили еще при матушке Екатерине, по случаю победы под Измаилом.
– Солдатский адрес нечего расспрашивать! Солдат в ответ не скажет ничего, а только нет синее неба нашего и нагляжусь, я вдоволь на него! – назначенный запевалой Федька старается сегодня от души. Оркестра в полку так и не завели свою "музыку" от бедности, все музыкальное сопровождение ограничивается казенным сигнальным рожком и барабаном. Поэтому надежда только на артистизм, голос и хорошую память этого бывшего владимирского мещанина, немало времени потратил с ним Сашка разучивая по распоряжению ротного строевые песни. Полк дружно подхватывает припев, правда слова немного коверкают, но это не беда, главное – все получается в ногу.
Улицы забиты людьми, яблоку негде упасть, никогда раньше столько народу одновременно не видел старый уездный городок. Провожают солдат хорошо, ах если бы так встречали в свое время. Женщины и девицы машут платочками, и некоторые тайком утирают слезы, прощаются, но с кем? Не исключено, что не только у его приятеля Гришки имелась здесь тайная "сударушка", теперь расстаемся навсегда, прощайте милые и простите нас за все грехи большие и малые. Лифчиков, как у одного поэта, местные красотки в воздух не бросали, их еще не изобрели, по крайней мере у своей Палаши Александр этой непременной детали туалета современной девушки не видел. Гулко грохочет барабан, отбивая дробь, наступает короткая передышка, главный полковой запевала восстанавливает дыхание для нового "творческого порыва". Еще немного и снова колонна, ощетинившаяся иглами штыков, подхватит песню, рожденную в другом веке. Но центральная улица быстро кончилась, и вот уже под сапогами пылит песчанный проселок, остались далеко позади толстые неуклюжие купцы, оборванные, с испитыми лицами, ремесленники, важные и не очень чиновники и их многочисленные домочадцы обоего пола. Только неугомонные городские мальчишки с криками "ура" бегут охваченные общим порывом за маршевой колонной еще с полверсты. Поход начался, а когда и где завершится – неизвестно, очевидно только одно – спокойная мирная жизнь 13-го егерского полка закончилась навсегда.
Следуя в голове маршевой колонны Сашка случайно подслушал разговор штабс-капитана с полковником. Получается, что тремя батальонами они вышли, до театра военных действий доберутся только два или два с половиной, один неизбежно отстанет, а вот вернуться обратно в Россию, дай бог, чтобы хоть с одним. Не факт конечно, что все нижние чины должны погибнуть, скорее всего большая часть выйдет из строя больными, ранеными, отставшими, но все равно перспектива печальная. Кто знает заранее, суждено ли тебе уцелеть, а или сгинуть без следа – своего рода лотерея.
– Полк стой! Вольно! – прощальной музыкой в ушах солдат звучит долгожданная команда. Блестящее представление подошло к концу, тут за пределами города нет больше зрителей кроме ворон и галок рассевшихся на березах вдоль дороги. Полчаса дано всем на отдых и подготовку к дальнейшему движению. Колонна на глазах преображается, точно змея скинув красивую парадную шкурку в пользу более удобной и практичной повседневной. Первым делом избавляются от неудобных мундиров фрачного покроя, их аккуратно складывают и вместе с ранцами отправляют в обоз. Погода стоит прохладная, летняя жара еще не наступила, поэтому "прусские" мундиры по старой, еще с петровских времен традиции, заменены шинелями надетыми прямо поверх нижних рубах. Бесследно исчезли и новенькие, заведенные только в прошлом году кивера с блестящими медными кокардами под "золото", на головах служивых теперь красуются простые полотняные серые колпаки с кисточками – появились сразу две тысячи с лишним в меру веселых и злых Буратин. По команде обер-офицеров с ружей снимаются штыки, а ружейные замки бережно обертываются промасленными чехлами для предохранения нежного механизма от грязи и влаги, в стволы вставляются деревянные пробки-затычки… праздничная бутафория и показуха закончились, впереди предстоит долгий и тяжелый поход.
Александр, с разрешения начальства, одел на голову свою старую армейскую панаму, один из немногих предметов уцелевших с момента его "провала" в прошлое. Джинсы и рубашка давно уже износились во время работы в оружейной мастерской и превратились в бесформенную ветошь, разве что молния перекочевала на ширинку форменных солдатских полотняных штанов, штормовка же превратилась в чехол для винтовки. Что еще осталось из "носильных" вещей? Совсем немного, только ремень офицерский кожаный, да кирзовые сапоги, они намного легче, удобнее и долговечнее казенных, специально сохранены для такого дела. Вопреки распостраненному мнению, "кирза" при должном уходе служит дольше чем натуральный материал. Сослуживцы тоже переобулись, кто в свои "домашние" сапоги, кто в поршни – примитивную кожаную обувь, кое-где и лапти с онучами на ногах солдат появились, это же поход а не парад и ноги следует беречь в первую очередь.
– Ишь лодырь, сапога собственного своего не имеет на подмену! – распекает солдата капитан Терентьев во втором батальоне. Лопоухий рязанец из недавних рекрутов, оправдывается, что крестьянам летом босиком привычнее ходить, а сапожный товар у него "как положено" заготовлен и лежит в обозе.
– Где же я возьму лишню обувку, ваш благородие Трифон Терентьич? Рекрутам не полагаитси денег, а человек я не мастеровой, хрестьянин.
– Пианствовать по трактирам меньше надо, у справных солдат всегда все есть, хоть первую роту взять для примеру! – привязался строгий капитан, – Пшел в строй бездельник!
Последний взгляд на унылый провинциальный город, с которым за пять лет уже свыклись как с родным и снова вперед. Ротный командует "песню запевай" и Федор снова рвет глотку:
– Аты баты шли солдаты! Аты баты на войну!!!
– А нам бы ба-а-а-а-абу, нам бы бабу! Нам бы ба-а-а-а-а-а-а-а-абу хоть одну! – дружно подхватывает и тянет рота, офицеры вокруг командира полка смеются, хорошее начало…
– Что же ты братец такой похабщине нашего Федора обучил, нешто там у вас там такое на походе пели? – Штабс-капитан Денисов добрался до Сашки и учиняет допрос, – Велено же было патриотические песни усвоить! Как хорошо про серые шинели было, только слова местами непонятные…
– Ваше благородие, Федька ведь не автомат музыкальный из кабака, где монету в щель закинешь, на кнопку нажмешь, и по заказу поет-играет. Что на душе у человека лежит, то и выходит песней.
Дорога затягивает, дорога покоряет, первые три дня шли весело с ухарством, и с безобразиями: задирали проезжих купцов и даже мелких помещиков, пугали баб и девок по деревням… Но затем, по прошествии первой недели, бесшабашное веселье стало постепенно убывать, лица у людей похудели и осунулись, молодые парни словно прибавили лет по десять в возрасте. "Эх яблочко куда ж ты котишься, к егерям попадешь – не воротишься!", докатились всем стало понятно, что предстоят нешуточные испытания, по сравнению с которыми все прежние трудности проходят по разряду "пустяки и развлечения".
…………………………………………………
Типичная сцена в селе Х, точнее в усадьбе Х, сколько еще таких будет на пути никто не знает. Пока одни воины зубоскалят с деревенскими бабами и девками, другие времени даром не теряют. Худой, высокий и испитой мещанин Кучеренков, главный остряк второго батальона, дурачился в пыли у самого крыльца людской на хозяйственном дворе. Он напялил на себя какую-то рогожу, шатался, изображая пьяного, да так усердно, что действительно оступившись свалился в сточную канаву. Доморощенный артист повозился там и полез назад, за собою он сосредоточенно тащил, зацепив веревкой, старый березовый чурбак.
– Каспада, сичас путит мусика!.. Пашалста, нэ мэшайт! – объявил он, изображая из себя иностранца и присел на лавочку возле ворот.
Вокруг толпились нижние чины и многочисленные обитатели помещичьего двора. Хозяин усадьбы не удостоил гостей вниманием, за что и будет обязательно наказан. Кучеренков, с рогожею на плечах, возился над своим чурбаком, словно медведь на ярмарке. С величественно-серьезным видом он положив обрубок на колени задвигал около торца рукою, как будто вертел воображаемую ручку шарманки, и хрипло запел:
– Зачем ты, безумная… Трр… Трр… Уу-о! Того, кто… уээ! Трр… Трр… завлекся… Трррр…
Он изображал испорченную шарманку до того великолепно, что все кругом хохотали: дворовые мужики, девки, бабы и солдаты.
– Каспада, пошалуйтэ пэдному тальянскому мусиканту за труды.
Денег у пейзан нет, поэтому гонорар получается яблоками, огурцами, яйцами и другой нехитрой снедью. Пока сельские ротозеи толпой обступили артиста, его сослуживцы уже успели взять обычную дань с богатой усадьбы, у барина добра много, не убудет…
– Господин полковник, падает дисциплина среди нижних чинов! Снова кур волокут, я устал уже изымать и возвращать хозяевам! – не все зрители оценили "народное творчество" положительно, штабс-капитан Денисов сразу понял в чем тут дело.
– Полноте вам Иван Федорович сокрушаться! – полковник только улыбается в густые усы, покуривая маленькую солдатскую трубку, неизменную его спутницу, – Нешто вы в походах не бывали? Раз помню в гвардии еще, я роту вел через деревню. Вышли в поле, слышу хрюкает кто-то в строю, глянул туда в середку, а они черти двух здоровущих свиней прихватили. Народ бессовестный к крестьянскому горю равнодушный, то поросей сведут, то теленка или бычка с пастбища по дороге, а уж чужой овес или сено, так завсегда гребут ровно свое. Мои же только парку-тройку курей взяли для заправки супа в котле и не у своего брата крестьянина, а помещичьих из птичника.
– Три или тридцать, все едино супротив устава и закона?
– Усадьба богатая, местного барина мы по миру не пустим, мог бы и сам защитников отечества угостить, чем бог послал. Ежели будет жаловаться на пропажу, так покрою убыток из экономических сумм. – полковник спокоен, он знает, что дальше будет хуже. Не стоит "затягивать гайки" из-за пустяков, мелкие хищения у обывателей – непременный атрибут армейской походной жизни во все времена.
– Начнут с кур и гусей, а далее до настоящих грабежей недалече, а не то и на баб накинуться? – Денисов безутешен, на войне о был неоднократно, но полки водить не приходилось, собственного опыта длительных походов у него нет, а из штабов же мелкие жизненные неурядицы не видны. Бог с ней с птицей, в самом деле поди пойми кто виноват: лисица, хорек, коршун или солдат?
– Увольте сударь мой, эти разбойничать не будут, ибо по натуре крестьяне и мещане покамест, а не солдаты. До санкт-петербуржских гвардейцев им далеко, про наших славных "донилычей" я уж молчу.
Тают под ногами бесконечные километры разбитых проселочных дорог и столбовых трактов, мелькают точно в кинофильме деревушки, села и небольшие уездные города. Это давно перестало походить на знакомый по срочной службе в СА полевой выход. В этом мире нет ни железных дорог, ни автомобилей, равно и транспортных самолетов. Даже обычные повозки обоза для рядового солдата непозволительная роскошь, он пехотинец, а значит должен передвигаться на своих двоих – пешком. В качестве анекдота штабс-капитан Денисов в первый же день им поведал историю, как поручик, сослуживец его батюшки а таком же дальнем походе успел влюбиться, жениться и даже обзавестись детьми, разве что там путь у него лежал из Малороссии в Сибирь. Шутка вышла не смешная, Варшава и Кенигсберг конечно ближе чем Иркутск, но как только подумаешь, сколько сотен верст еще надо пройти, так сразу и становиться не по себе.
Первую неделю с пищей насущной было более-менее сносно, но дальше начались большие и неприятные проблемы. Аналога полевых кухонь в начале 19-го века еще нет, хоть сама идея, что можно поставить котел и топку на колеса уже не нова. По мнению всезнающего штабс-капитана Денисова, даже у татаро-монголов, что-то подобное было и знаменитый "русский" самовар – отдаленный потомок походной кухни-очага кочевников. Слишком много времени войскам приходиться расходовать на обычное приготовление пищи. Часто люди на привалах валились от усталости и засыпали голодными, чтобы пожевав наскоро сухарей пополам с водой поутру снова двинуться в путь. В первые часы прихода на бивак стоит несмолкаемый гул и обычная сутолока лагерной жизни. Многочисленные костры точно искрами вкраплены в непроглядную тьму. Около импровизированных очагов суетятся силуэты людей, остро пахнет эрзац-чаем и едой… Придешь после долгого пути на ночлег усталый, измученный, с полной уверенностью, что обеда не дождешься, потому, что припасы остались в отставшем обозе, который всегда приходит позже. А когда наконец скрипучие фуры подтянуться – доставай котлы, рой в земле очаг, добывай черт его знает где воду и дрова. Начали варить – еще несколько часов жди. Одним словом, канитель такая, что и голодный солдат мысленно отказывался от обеда, который поспеет после полуночи, лишь бы только поскорей предаться отдыху и спасительному сну для того, чтобы к утру освежить силы к предстоящему новому переходу. Вскоре полк был вынужден устраивать дневки через каждые три-четыре дня. Обычно подходящее место выбирали на берегу речки или пруда, что бы можно было заодно помыться, постирать белье и портянки. Затем полковник вспомнил старый суворовский трюк, он стал высылать часть обоза с кашеварами и артельными котлами вперед на полдня пути. Стало легче но не намного, жаль все же, что военная среда консервативна буквально до мозга костей. Они с Денисовым еще два года назад набросали чертеж полевой кухни-одноколки и направили на рассмотрение, но в "верхах" по давней традиции принято любые прожекты выдерживать годик-другой, если сразу не положат под сукно. Удивительно, даже обещанная и подтвержденная приблизительными расчетами ожидаемая экономия продуктов не привлекла внимание военных бюрократов. К великому сожалению, своими силами изготовить походную подвижную кухню не получилось, в округе не было железоделательных заводов, а в кузнице такой "аппарат" не склепаешь.
Сперва проблема с питанием, особенно первый месяц, стояла очень остро, потом как-то привыкли и притерпелись, человек ко всему привыкает. Если раньше худо-бедно дважды в день нижние чины получали горячую пищу и чай утром, то теперь как в анекдоте "трехразовое": понедельник, среда, пятница. Как назло время года весна и на полях и в огородах разжиться нечем, разве что редиской, да перьями лука – но это не еда. Иногда нижние чины только отводили душу "заимствуя без отдачи" кур и уток в богатых помещичьих усадьбах или на фольварках панов позднее, когда добрались до западных регионов. Одно время Александру даже снились те самые беленькие жестяные банки консервов без этикеток, каша перловая со свининой, так их ему не хватало. В свое время выбрасывал он их безжалостно, чтобы облегчить свой вещевой мешок, а тут и рад бы нести побольше – но негде взять. Даже до примитивной тушенки местная военная мысль еще не доросла. Государственная система продовольственных складов, или как тогда говорили "магазинов" на практике оказалась ниже всякой критики. Обычно ничего там кроме крупы и полу-гнилых сухарей получить оттуда не удавалось, да и с такими простыми продуктами были перебои: то вместо круп выдавали овес, то сухари были с "мясом" – с червями. Все как положено, интенданты воруют, а солдат вынужден жрать "что дают", если вообще ему что-то дают. Главный же деликатес для нижних чинов – мясо предполагалось закупать у населения, вот только, кто же по весне массово бьет скотину? В итоге полк приобретал у местных крестьян и помещиков каждый раз полдюжины тощих после зимней голодовки бычков, уныло следовавших вместе с обозными повозками. На привалах и дневках эти "ходячие консервы" забивали и быстро разделывали, благо имелся свой хороший мясник, заранее обученный ремеслу еще на месте старой стоянки. Бардак, что называется, был первосортный, а ведь столько лет готовились вроде…
Нет определенно в жизни счастья, по неизвестной причине в полку распространился слух, что идти предстоит через Малороссию. Солдатики уже предвкушали грядущее приятное времяпровождение с любвеобильными хохлушками, а тут как молотом по темени ударили – оказывается движутся они к Смоленску. И в самом деле не силен у нас простой народ в географии вот и фантазирует, зачем такой крюк в добрую тысячу километров: "У хохлов бабы на нашего брата сами кидаются, тока помани…", мечты… мечты. Теперь тоже самое говорят уже про немок, мол придем туда, а там наконец оттянемся вволю, всех оприходуем.
В довершение всех бед конец мая вышел необычно жаркий, "наступили жары" – так тогда было принято называть это природное бедствие. Александр охрип и сбил в кровь костяшки кулаков, отгоняя вместе с другими унтерами и обер-офицерами солдат от разных сомнительных луж и прочих грязных водоемов. Воду для питья, согласно приказу полковника, следовало брать исключительно из колодцев и родников, вот только как это элементарное правило армейской гигиены внушить обезумевшим от жажды людям… задача непростая. Понятное дело, вскоре дизентерия стала брать привычную дань, то один солдат, то другой стремглав выскакивает из вяло бредущей по дороге колонны и кидается в кусты. Далее такому бедолаге путь в лазаретную повозку, идти в строю вместе со всеми он уже не сможет. Но на удивление, от этой достаточно серьезной болезни никто из нижних чинов не умер. Первые потери полк понес совсем от другой напасти.
В тот день с утра наступила адская жара которая усугублялась еще и прямо банною удушливой атмосферой. С первых же шагов видно было, что поход сегодня будет нестерпимо тяжелый. После 5-6-ти верст марша появились первые отстающие, были случаи солнечных ударов, лекарь с добровольными помощниками подбирал больных и отсталых в лазаретные двуколки, которые быстро наполняются. Пускаются в ход все меры, чтобы уменьшить число отсталых, делаются чаще остановки в спасительной тени, разрешено пить воду без ограничения. Придя на большой привал, по полку проноситься известие, что один служивый солнечным ударом поражен смертельно. Все примочки и растирания лекаря оказываются тщетными, и бедняга лежит с открытыми безжизненными глазами и неумолкаемо не то стонет, не то кричит, совершенно автоматически и безумно – тяжелая и неприятная картина.
Догорают костры, затихает бестолковый шум бивака, нарушаемый только предсмертными хрипами, вылетающими из лазаретной двуколки, где лежит умирающий нижний чин, рядовой Малышев – первая потеря 13-го егерского полка. Мало-по-малу наступает тишина, замолкает и он бедняга, конец мучениям, скончался… Это явно не последняя жертва в этой долгой и утомительной дороге, полковой лекарь только руками разводит – медицина как всегда бессильна. He решились хоронить его здесь прямо в поле, и довезли тело с собою до ближайшего села, где как-никак есть кладбище, обязательная принадлежность каждого русского селения. Там сослуживцы вырыли могилу, которая вмиг точно затонула среди гор весенних полевых цветов и зелени, доставленных со всех сторон товарищами. Простой некрашеный деревянный крест, наспех сколоченных плотником Гришей, обвешан самодельными венками и гирляндами. У изголовья покойника на поставленную кем-то плошку в один час, из одних медных копеечек и гривенников, накопилось свыше дюжины рублей. Хотели отправить эту скромную лепту семье покойника, да оказалось, что в суматохе сборов полковая канцелярия забыла захватить с собой необходимые документы, и теперь уже невозможно установить адрес, по которому проживал погибший на "гражданке". Решено отправить деньги потом, когда закончиться поход, писарь клянется и божиться, что обязательно найдет ведомости и все разузнает. Пока собранная сумма сдана в полковой денежный ящик, своего рода походный сейф. В присутствии всего отряда приглашенный сельский батюшка совершил отпевание – штатный полковой священник заболел, отстал где-то далеко позади и появился только в Смоленске. После завершения печальной церемонии командир распорядился выдать по чарке водки "на помин души"… двинулись дальше, долгая, очень долгая дорога. Увы! Впоследствии, после боев, придется хоронить десятки и сотни нижних чинов, и нередко – офицеров без положенных торжеств и церемоний, упрощенным порядком в братских могилах.
…………………………………………………
Все, на сегодня – закончили, отмучились, отстрадали… Кое-как составив ружья в пирамиды и сбросив с плеч пропитанные потом ремни патронных сумок и тесаков, падают "чудо-богатыри" как подкошенные в спасительную тень деревьев и кустов подлеска. Теперь изможденных людей не поднять ничем, хоть из пушки над ухом стреляй. Отлежаться два-три часа и только тогда можно будет подумать о выставлении обязательного караула, разведении костров и прочих необходимых мелочах лагерно-походной жизни. Сегодня они сами себя загнали точно лошади на скачке, штабс-капитан Денисов указал им далекий лесочек на горизонте, как место следующего привала и нижние чины резво зашагали вперед, первая рота далеко оторвалась от остальных, что и неудивительно, так как в нее собрали наиболее сильных солдат со всего полка. Так велико было желание избавиться побыстрее от палящего зноя и невыносимой дорожной пыли, точно сделав аккордную работу по принципу: "сработал дело – гуляй смело". Успели до заката, вырвав у уходящего дня пару-тройку часов и вот теперь приходиться расплачиваться за необычайно высокий темп. Вроде бы и прошли немного, всего 36-ть с половиной версты, если верить приблизительным расчетам штабс-капитана Денисова. Нормальным пешим переходом в составе полка можно одолеть в день, с учетом неблагоприятной погоды, всего верст 20–25, 35–40 уже очень тяжело пройти, а 50 и более считается непосильным трудом. Но это обычным шагом, а сегодня обманутые заманчивой близостью цели они шли ускоренным, с верхушки холма далекая рощица казалась, что называется "рукой подать". Далеко еще солдатикам 13-го егерского до чудо-богатырей Суздальского полка Суворова, проходивших маршем 560 верст за 11 суток без потерь. Позднее правда Александру знатоки разъяснили, что тогда Александр Васильевич, вез своих нижних чинов на подводах, а вот позднее, когда стали "быстро поспешать" пешком, Суздальский полк моментально превратился в батальон усиленного состава. Понятное дело, историки такие "несущественные мелочи", как правило, не учитывают в своих трудах, создаваемых в спокойной обстановки в тиши кабинетов. Какая им разница: шли или ехали? Это сможет понять только тот, кто сам лично отмерил своими ногами пару тысяч верст. Вероятно, так и рождаются различные легенды, весьма далекие от реальных событий.
Не очень то тут разгуляешься… в отличие от сослуживцев Александр не завалился сходу на нетронутый ковер зеленой травы лужайки, сумел побороть непреодолимый соблазн прилечь. Уже после первой недели марша он с удивлением обнаружил, что по части выносливости заметно превосходит коренных аборигенов 19-го века. Первоначально Сашка грешил на панаму-афганку, действительно вещь для лета оказалась чертовски удобная по сравнению с головными уборами у остальных, голову совершенно не напекает. Как уж только народ не изворачивался, так свежий лист лопуха или капусты под кивер или колпак, народное средство на практике оказался малодействительным. Свою лепту вероятно внесли и легкие кирзовые сапоги, по сравнению с теми колодками, что таскают остальные солдатики – просто песня. Но истинную причину удалось выяснить позднее, пообщавшись накоротке с людьми в минуты отдыха. Еще один миф о "могучем российском солдате" отправлен в копилку несуразностей, сколько уже их там собралось? Оказалось, что многие крестьянские парни мясо в своей жизни раньше видели только пару раз в году, исключительно по большим праздниками. Таковы местные реалии, и если наши воины и поражали иностранцев, то скорее всего только "духом" и напором, но отнюдь не физической силой. Как так крестьянин и без мяса в своем хозяйстве живет? Для нашего современника звучит дико и невероятно, но удивительный факт… Расспросы сослуживцев несколько прояснили, как обычно было дело:
– Что Ефим неужто свинку откормить в хозяйстве нечем, или ленитесь?
– Откормим Лександр Васильич чушку, а то и не одну! Тока зарежем к зиме, глядь – управитель барский, сука бежит бегом… Давай, молвит, волоки в мой амбар, по санному пути в город увезу до господина. Для кормления дворни барской значится, али на продажу мож сгодиться. Ен ирод знат у кого из хрестьян че заготовлено, ниче не сховаешь мимо ево.
– А послать его подальше не судьба? Оброк вы ведь полностью заплатили деньгами, чего же еще и мясо свое отдаете?
– Послал я его, далече послал… и теперя с вами иду воевать в немецку землю. Сдал меня паскуда в рекруты опричь заведенного порядку. Шибко умным и строптивым де у нас туды дорога!
Ларчик оказывается просто открывается: хоть деревенские ребята с виду крепки и жилисты, но уже источены болезнями, непосильным трудом и главное – с детства плохо кормленные. Даже скудная солдатская пайка для российского простолюдина оказывается наградой, он дома, как правило, и такой не получал. Городские жили получше и побогаче, но тоже отнюдь не в масле купались, вопрос классика-поэта "Кому на Руси жить хорошо?" пока остается открытым.
Рота выглядит так словно скошена пулеметным огнем на поле боя, кроме Александра "живых" осталось немного, можно пересчитать по пальцам одной руки. В основном это офицеры, благо им полагается по штату лошадь для передвижения. Но в этот день тяжко пришлось и "их благородиям", многие шли пешком, подвозя в седле охромевших и выбившихся из сил подчиненных. Рядом на пенек тяжело опустился, проделавший весь путь с первой ротой, штабс-капитан Денисов. На его Сивке сегодня почти весь день ехал в седле денщик, не бросать столь ценный кадр, обоз уже забит больными и хромыми под завязку и туда более никого не принимают. Надо сказать, что в 13-м егерском полку был принят особый порядок назначения казенной офицерской прислуги, неоднократно становившийся поводом недоразумений и даже конфликтов между офицерами и полковым командиром. По заведенному с незапамятных времен порядку "для услуг" офицерам принято назначать наиболее расторопных, умелых и ловких солдат, но старый полковник решил, что место таких бойцов в строю и предложил "их благородиям" выбирать себе "Санчо Пансов" из числа убогих, никуда более не пригодных. Собственно не столько очередной заскок "сурового старика", а скорее возврат к "старым" – петровским еще временам, когда часть денщиков исполняла обязанности курьеров, рассыльных, санитаров, военной полиции и просто участвовала в боевых действиях. Их даже в ведомостях различали, делили на "ротных" – строевых солдат, и "офицерских" – просто слуг из числа привезенных из поместий крестьян. Вот так Денисов и оказался обременен денщиком по кличке Заяц, свое прозвище солдатик получил, не от сокращения фамилии как обычно, а вследствие привычки постоянно заикаться, особенно этот недуг мучал его при общении с вышестоящими начальниками.
– Ваше благородие, сколько нам еще осталось топать до Смоленска? Идем и идем уже который месяц, а все конца не видно.
– Много братец, точно не скажу пока… моя карта осталась в седельной сумке. Позднее будем с Зайцем расседлывать лошадь достану и посмотрю. Я вас по собственным кроки веду, так удобнее. – ответил офицер с трудом разомкнув усталые веки. Коротким тычком ножнами шпаги он привел в чувство свалившегося рядом и было прикорнувшего Зайца, – Давай сбегай за дровами для костра, почитай всю дорогу сегодня верхом проделал, а туда же вслед за остальными ложишься? Вставай лодырь не притворствуй!
От кустов на краю поляны тянуло приятной прохладой и сыростью, несомненно где-то рядом притаился ручей или даже небольшая речка. На негнущихся, словно свинцом налитых ногах Александр, поминая недобрыми словами российские дороги, с трудом продрался сквозь густые и колючие заросли шиповника, и там его упорство вскоре было щедро вознаграждено. Прохладная, чистая точно хорошее стекло, вода небольшой речушки приятно остудила тело, привела в порядок мысли и отчасти сняла усталость, словно второе дыхание появилось. Искупавшись вволю и смыв пот и въевшуюся в кожу дорожную грязь, он тотчас принялся приводить в порядок свое нехитрое солдатское дорожное имущество. Занятие муторное, но совершенно необходимое, а так не хочется, неудержимо тянет полежать на белом песочке, ногами в воде. Главная забота, тревога и надо сказать и надежда тоже – это его сапоги, сколько они еще выдержат такую безумную нагрузку? "Дойдем до Берлина!" как на военном плакате в школьной хрестоматии… ха, нам хоть сперва бы до Смоленска доползти, а там посмотрим. Внимательный и дотошный осмотр не обнаружил предательских потертостей и трещин, далее в ход пошел самодельный крем составленный из дегтя, сажи и говяжьего сала. Казенной ваксе Сашка вполне обоснованно не доверял, с тех пор как узнал, что в ее состав входит серная кислота – лютый враг любой кожи и ткани. В течении получаса с техническим обслуживанием столь ценного снаряжения было покончено и кирзачи, прихваченные бечевкой за тесемочные "ушки" пристроены на спину к вещевому мешку. "Секрет победы – в ногах!", так кажется штабс-капитан Денисов на последнем занятии с застрельщиками высказался, или немного по-другому? Не суть важно, в любом случае следует немного отдохнуть от обуви и походить до утра босиком. Смазывать мозоли несоленым салом, как делают некоторые сослуживцы он не стал – еще одно "верное средство" испортить ноги, еще одна благоглупость.
Солнце уже прижалось к линии горизонта, еще немного и в этот мир придет спасительная ночь, благодетельница и защитница от палящего дневного зноя. Александр решил немного прогуляться и двинулся вверх по течению реки прямо по кромке воды. В лесу без сапог легко можно напороться на скрытый в траве острый сучок, а тут только желтоватый песочек слегка чавкает под босыми ступнями. Бог с ним со службой, если что случится, то собирать людей все равно будут рожком и барабаном. На привалах свободу передвижения нижним чинам начальство не ограничивало, справедливо полагая, что выбившиеся из сил во время перехода люди далеко не уйдут и ничего криминального не натворят.
Неторопливо, размеренно шлепая по воде Сашка довольно далеко забрел от места стоянки полка, впрочем это только первое впечатление, русло речушки причудливо изгибалось, точно бесконечная голубая змея. Конец, пора бы уже обратно возвращаться, но неожиданно слух растревожили звуки, которым совершенно не место в лесу. Заинтригованный унтер-офицер продвинулся еще шагов на полста вперед и далее уже не смог остановиться, даже если бы захотел: "БАБЫ!"… заветная мечта каждого российского солдата! Нет неправильно, надо вот так с душевным надрывом, словно ржавым ножом по сердцу: "БА-А-А-БЫ!!!", иначе не описать состояние Сашки. Сейчас на несчастного солдатика накинуться моралисты, в основном из числа тех, коим не довелось в свое время вертеть портянки. "Рассейский" воин, суворовский "чудо богатырь" должен посвящать дни и ночи исключительно подготовке в борьбе за веру, царя и отечество. Какие еще бабы – нижний чин российской армии обязан молиться, поститься и слушать только радио "РадонежЪ". Опять сплошное очернительство светлого образа нашего легендарного защитника отечества? Успокойтесь господа, байку про "веру, царя и отечество" или "православие, народность, самодержавие", граф Уваров еще не придумал. Сергей Семенович по причине малого и сопливого возраста пока занят совсем другими проблемами, и с радиовещанием в начале 19-го века имеются определенные технические трудности, наличие отсутствия – это если канцелярским языком выражаться. Действительность, правда жизни, она такая грязная-корявая, неприятная на глаз и вкус… не похожа совсем на позолоченный лубок "официальной истории" и пропаганды. Солдат по своей природе не монах и не инок, воздержание и смирение ему не к лицу, он должен быть в меру злым и агрессивным. Поэтому сколько ни пытались у нас военачальники, начиная от Суворова и кончая современными замполитами заставить подчиненных "поститься и молиться" результат неизменно получался отрицательный. К слову, сам великий полководец позднее свое отношение к "облико-морале" подчиненных изменил и в корне пересмотрел. В его поздних наставлениях неизменно всегда упоминается "на добычь", ну а про знаменитое "три дня на разграбление" мы уже вспоминать не будем, кто старое помянет… сами знаете.
Сомнений не было, легкий вечерний ветерок донес до его ушей веселую перебранку, задорный женский смех и плеск воды. Чего-чего, а женщин у него не было уже несколько месяцев, почитай с самого начала подготовки к походу. Даже коротких невинных разговоров у калитки, прогулок по окрестностям городка и посиделок на скамеечке, какой уж там секс, не до того – их гнали и гнали безостановочно, а дневки, как правило, проходили вдали от населенных мест.
Одуревший точно олень по весне, ничего не соображающий Сашка полубегом, куда только усталость дневная делась, кинулся на шум и совершенно неожиданно вылетел на небольшой песчаный пляж, притаившийся за очередным крутым изгибом речки. Если где-то на белом свете и существует рай, то скорее всего он выглядит именно так, только и мелькнула в распаленном воображении мысль. Господи сколько же их тут: одна, две, три, четыре… всего больше дюжины молодых женщин и девушек весело плескались на мелководье, оглашая округу криком и визгом. Юные гибкие тела в прозрачной незамутнённой воде, легкий красноватый ранний "весенний" загар, ничуть неиспорченный белыми полосками от купальников и абсолютно никакой одежды, даже чисто символических ниточек-веревочек бикини тут нет! Оказывается, есть свои положительные моменты и в 1800-х годах этого дремучего века, пусть мало, но зато какие! Купальщицы выглядели "картинно", так словно покинули полотно Рафаэля, конечно если приглядеться, то можно заметить, что та девица немного кривобока, у этой бабы на лице видны отметки от оспы, и далее еще… но совершенно обалдевший Александр никаких мелких пороков у "деревенских венер" не замечал. Длительное воздержание сделало свое черное дело, и думал наш герой в этот момент отнюдь не головой, а совсем другим органом в противоположной части тела.
Сашка тупо замер столбом, остановившись посреди пляжа, прямо среди разбросанной одежды, мучительно соображая что же следует делать дальше. Постепенно до его затуманенного сознания дошло, что в сущности он "пролетел" на этот раз и крупно. Была бы девица одна, или ладно две, можно было бы попробовать соблазнить и договорится по-хорошему. Но здесь их немалая толпа, значит приватно не получится, как бы не побили еще девушки сгоряча. Воображение мгновенно нарисовало картину "Купальщицы" Петрова-Водкина: здоровенные голые тетки гоняются с пучками крапивы за щуплым парнишкой…
Девушки и молодки деревенские, не может быть в этом сомнения, характерная одежда крестьянок – рубашки и сарафаны были развешаны по кустам и валялись на песке. Прошла томительно минута, другая, время текло незаметно и ничего… ровным счетом ничего не происходило. Ни криков, ни драки, ни петрово-водкинской крапивы, хоть бы девушки словом упрекнули солдата? Бросив несколько косых взглядов на незваного гостя, деревенские "русалочки" дружно отошли подальше от берега, на глубину, где вода им по грудь. Дурацкое положение – Александр прикидывал, не раздеться ли ему и присоединиться к купающимся девушкам, но не рискнул, по местным меркам это уже запредельная наглость получится. Придется ему ограничиться одним только "визуальным осмотром", вот та брюнеточка очень даже ничего, жаль не успел до конца разглядеть, а ведь молоденькая совсем, почти девочка. Как назло красотка, вероятно заметив повышенное внимание солдата к своей персоне, отодвинулась еще дальше и вода скрыла окончательно ее прелестную грудь.
Посматривая тайком на купальщиц, бог с ним полноценного стриптиза не получилось – женщины теперь только топлесс, да и то не все видны, Сашка попытался изобразить для видимости некую деятельность. Он прошелся туда-сюда вдоль кромки воды и попутно срезал кортиком несколько ивовых прутьев толщиной в мизинец и тоньше в прибрежных кустах, якобы за этим сюда и явился – за вениками. Между тем по вполне понятной причине ему захотелось присесть, благо есть на берегу мостки из одной доски, не разгуливать же далее со стоящим членом – еще девки засмеют.
Женщины здесь были не одни… Ангелам как известно на небесах для противодействия положены бесы. Здесь в этой роли целый табор детишек под присмотром шустрой рыжей девчонки-подростка. Вся эта компания занималась тем же, чем обычно заняты дети на пляже в ХХ веке. Одни плескались в воде и весело играли, гонясь вприпрыжку друг за другом, другие сосредоточенно что-то возводили из песка. Все это разнополое и разновозрастное сборище весело шумело, орало и пищало. Особенно усердствовала их рыжая надсмотрщица-"воспитательница":
– Феклушка куды лезешь? Глубоко тама! Ефимка не тронь девок, вот я вам неслухам чичас ухи оборву! – угрозы немедленно подкреплялись соответствующим физическим воздействием в виде щипков и шлепков, но порядка в этом сборище отнюдь не прибавлялось, скорее даже наоборот.
Сперва Сашка эту мелочь пузатую даже не заметил, как и для всякого нормального мужика, для него взрослые девицы с развитыми формами имели приоритетное значение. Но теперь они скрылись в воде чуть ли не по уши, остается только ловить момент, когда очередная красотка решит нырнуть или немного поплавать. "Меня не ценят это минус, но и не гонят это плюс." – серебряным колокольчиком звякнула в сознании фраза из давно забытой театральной постановки, "Труфальдино из Бергамо", что ли? Остается пока только сидеть на гнилой доске и ждать, может та "фигуристая" девчонка все же смилостивиться над ним. В одиночестве он пробыл недолго, вскоре другая девица решила составить служивому компанию…
Александр с трудом сдерживая смех наблюдал отчаянные ужимки малолетней рыжей соблазнительницы: повернулась так и эдак бочком и далее еще изогнулась демонстрируя то наметившуюся грудь, то тощие бедра мальчика… девчушка явно желала привлечь к себе его внимание.
– Красивая, красивая… Ладно не вертись, иди лучше сюда посидим вместе и поговорим. – предложил он.
– Дяденька я боюся, а как вы дезертирт какой, али разбойник? Оне, сказывают девок шибко забижают! – ответила, а в глазах у самой играет бесовский огонек, кокетничает и заигрывает девица с ним не иначе.
– Да унтер-офицер я, нижний чин 13-го егерского полка, Сашкой звать, вот посмотри! – и Александр показал недоверчивой маленькой собеседнице патронную сумку с позеленевшими цифрами, словно документ, до военных билетов здесь еще местные бюрократы не додумались. Надо сказать, что по случаю жары от шинелей пришлось отказаться, нижним чинам раздали из обоза мундиры и ранцы, освободив правда последние от части положенного груза. В толстой не пропускающей воздух, суконной одежде по такой жаркой погоде идти очень тяжело. Поэтому в походе егеря были в одних нижних рубашках, зеленое казенное сукно несли за спиной вместе с манерками и прочим штатным и нештатным барахлом. Все кроме одного – прошлой зимой Сашка изготовил себе из купленной по случаю на базаре, обыкновенной льняной рубахи некое подобие мундира, выкрасив в зеленый цвет и добавив форменные пуговицы, воротник и обшлаги. Издалека, если особо не присматриваться, сойдет такой импровизированный "китель" за обычный мундир. Уж очень неудобна оказалась казенная форменная одежда для работы в оружейной мастерской: ни согнешься ни разогнешься, вот и пришлось заняться "творчеством". Но вряд ли простая деревенская девочка понимала такие тонкости…
– А не обманешь? Побожись! – мило улыбается рыженькая, но кажется совсем не боится солдата.
– До вот тебе крест, садись рядом не бойся.
Долго уговаривать не пришлось, вот уже старая доска мостков скрипит и гнется под тяжестью двоих. Девчушка пристроилась сбоку, уселась прямо с ногами, обхватив колени тонкими ручками и положив на них подбородок.
– А меня Настей маменька нарекла, али Настеной кличут, – поспешила представиться маленькая красотка.
– Настя, а как вон ту девушку зовут? Нет не эту высокую, а другую черненькую росточком пониже? – Александр указал рукой на предмет своих вожделений.
– У тя губа не дура! Это Верка, сестра моя родная. Перва красавица у нас на селе будет. – выпалила скороговоркой Настенка и тут же тряхнув гривой рыжих волос, сердито добавила, – Тока ты солдат зазря на ее зенки вылупил. У ей жених есть, сговорено и к Покрову обвенчают. Любит она ево!
– Так это осенью еще, а сейчас весна, поди сбегай и позови пожалуйста Веру. Может она и меня полюбит? – Александр пошел ва-банк, а что ему еще оставалось?
– Да ты что служивый, срамота же не пойдет она до тебя голышом! – категорично заявила Настя, собственная нагота, похоже ничуть ее не смущала.
Александр так и не смог сразу определиться, это взрослая по местным меркам девица или нет, ведь здесь браки заключают рано. Грудь у нее немного уже обозначилась и кончики сосков вызывающе точат – точно манят "ущипни меня", но мордашка чисто детская, все остальные формы скорее неуклюжего подростка, чем нормальной, сложившейся девушки, да и только. А чего тут думать, можно же просто ее спросить?
– А у тебя жених есть? – закинул он для начала пробный шар.
– Неа, Митрошка заглядывался, давай грит с матушкой сговорюсь на тя. Прогнала его, мене такой сопливой не нужон. Поди женилка у ево не выросла ищо.
– А со мной пойдешь погулять, если вдруг позову?
– Матка не велит, меня на гулянье к парням не пущают, мала де ищо.
Вот и определились с возрастом и положением, значит первое впечатление его не обмануло, все-таки это еще ребенок. Все логично, иначе бы Настя была вместе со взрослыми девицами там в воде, а так похоже совсем не смущается присутствием Сашки. Походы по кустам и последующее возможное, кто знает, может в этот раз повезет, соблазнение девицы отменяется, вот через два-три годика бы эту рыженькую помять… мечты, мечты. Им конечно же не суждено сбыться.
– И часто к вам в село дезертиры заглядывают? – спросил Александр чисто из спортивного интереса, от идеи сбежать со службы он уже давно отказался по вполне понятным причинам. Из сбивчивого рассказа девочки следовало, что в прошлом году маленькое сельцо навестила целая банда, ограбив и без того небогатых крестьян.
– Шут их знат, мож дезертирты, али казаки, али беглы каки, а мож разбойники. У нас всех курей повытаскали, у дяди Макара теля забрали, у Гореловых порося свели со двора. Я с Веркой в бурьяне хоронилась за хлевушком, маменьку тати пытали, испрашивали иде мол девки и ножиком пужали – она имя сказывала: "Нету дочек, мне бог тока парней послал"…
– Власти чего, не нашли, не изловили ваших разбойников? – удивился Сашка, как пороть за "неповиновение", так это быстро, а вот когда надо крестьян защитить выходят не торопятся.
– Не… убоялись наши доносительствовать на энтих. Исправник ен наедет до нас, сам хуже грабителя, тока дай и исчо дай. А вас солдатов куды гонят, с кем воевать нынче будут?
В Восточную Пруссию идем под город Кенигсберг. С Наполеоном Бонапартом вроде снова собираются в этом году сражаться. – выдал Сашка, страшную военную тайну.
– Ой мамоньки, тож Антихрист! Страхи то какие! Нам батюшка в церкви сказывал. У ево поди рога и огнем из уст пышет? Тама на стенке у клиросу нарисован такий чорт… не боязно? – Настя вздрогнула и непроизвольно прижалась головой к плечу Александра.
– Ничего, если рога есть – отшибем! – бодро заверил он, правда особой уверенности не было. Что поделать, хоть убей, не удается ему вспомнить ни одной значительной победы над Наполеоном ранее 1812 года. Тут как бы наоборот самим от гениального корсиканца по рогам не получить. Пожалуй, стоит перевести разговор на другую тему, не хочется даже думать, о том, что ему предстоит в недалеком будущем воевать.
– А что парней и мужиков ваших не видно совсем, одни дети малые с бабами? Или где на работе сейчас они заняты?
– Оне версты на две повыше будут у Чорного омута, так у нас испокон заведено.
Оказывается, что все теплое время года тут купаются, бань у них нет, поэтому приходиться для гигиенических нужд пользоваться рекой. Зимой обычно моются в печах, а что поделать свой лес давно извели, а казенный рубить на дрова не дозволяют. Александр и раньше слышал от прабабки о такой русской народной эрзац-бане, но технология ему была совершенно неизвестна. В самом деле в русской печи взрослому человеку не развернуться. Настя охотно пояснила, что оказывается моются все же прямо в избе, а печь служит своего рода сауной – туда залезают только прогреться и основательно пропотеть, благо мебели у крестьян немного, а обоев на стенах и сроду не бывало.
– И сюда на речку парни не приходят никогда? Может и мне уйти, ваши бабы поди недовольны?
– Ниче, у других деревнях скопом моются по жаре и бабы и мужики. А сюды тока барин наш ране ходил, у его труба позорная есть, выглядыват девок. Ен флотский амирал в отставке, на фрегате хаживал в море-окияне аж до конца свету. Пущай смотрит, здоровье чай свое, не на базаре куплено! – не замедлила выдать длинную тираду Настенка. Оказывается местная крестьянская мораль весьма гибкая, когда надо. Перед любовником, а часто и перед законным мужем женщина из народа раздеваться догола не хочет, а тут пожалуйста, сверкают обнаженными телами на солнце… или это жара так разлагающе действует на людей?
– Не обижает вас барин?
– Старенький ен у нас, помрет поди скоро, а молодой барин, сынок евонный, в Питерхсбурге живет. Мы ево на деревне сроду не видывали. Вот соседский помещик бают, совсем зверь-зверем, девушек дворовых сильничает. Одна в пруду утопилась, друга в петлю полезла, третью ен брюхатую палками бил и через то родами померла. Господа важны с городу, его изверга судить ездили в позапрошлом годе.
– И чего посадили в острог, или может, хоть в Сибирь сослали?
– Ты че солдат дурной? Это ить барин, господин! Ниче ему за то не было.
Далее любопытная девчушка принялась дотошно допытываться: откуда Александр родом, где раньше обитал и что делал, до того как его в рекруты забрали. Пришлось выдать ей уже отработанную легенду: полу-правду, полу-ложь – примерно то же самое, что и сослуживцам ранее рассказывал. Ничего сверхъестественного и необычного: жил в небольшом городе и работал на оружейном заводе. Поехал он раз к родственникам в провинцию, и по дороге попал в облаву, после чего был сдан местной властью в рекруты как беспаспортный бродяга. Документов дескать тогда с собой не было и ничего в остроге доказать властям не смог, а из полка солдату уже обратного хода нет, забрали – служи четверть века.
– С заводу то чай сбег, за то и загребли поди под красну шапку? – неожиданный вопрос девочки озадачил Сашку.
– Да нет, мне там хорошо жилось, работал себе…
– Врешь поди? У нас энто на завод ровно на каторгу шлют. Тама год-три и помират народ, боле не живут.
Пока Александр болтал с Настей, вслед за своей "атаманшей" к нему подошли и остальные крестьянские детишки. Сперва робко, побаивались видать, а затем осмелели и накинулись Обступили толпой шаловливые ручонки и так и тянуться везде шупают то и это.
– Дядь а у тя сабля настояща? А покажь? – сопливый белобрысый карапуз пытается вытащить из тугих ножен кортик.
– Ружжо покажьте, а энто чо? Тута порох, али как, а пули иде? – маленькие детские пальчики то лезут в патронную сумку, то дергают за пуговицы импровизированного мундира-рубашки. Добрались уже и до винтовки, хорошо хоть оружие покоиться в чехле и до вещевого мешка, сброшенного с плеч на мостки. Приятно конечно быть объектом всеобщего внимания, но в данных обстоятельствах немного напрягает.
– А ну кыш, чего набежали! – встрепенулась рыженькая, и грозно прикрикнула, видимо не желая делить Сашку с остальными. Подчинились любопытные, отошли поодаль, но не иначе разобиделись на свою рыжую предводительницу смертельно…
– Настька! Лягуха рыжа! Почто нас гонишь? Мы тож послухать хотим че солдат бает! – белокурая девочка лет девяти накинулась на Настю.
– Мы вота кажем твому батюшке, почто с солдатом женихашься, он те березовой каши задаст! – верещат остальные в лад.
Да, да, кажем! Он те задаст! – подтверждает зачинщица.
Не тут то было… рыженькая схватила ивовый прут, из связки нарззанной ранее Сашкой, и понеслась восстанавливать свой "статус кво". Справилась она быстро, педагогический инструмент прошелся разок-другой по тощим загорелым попкам и спинам, все виновные и не очень получили по заслугам. Пострадавшим остается теперь только всхлипывать и утирать грязными кулачками слезы на мордашках.
– Не жалко тебе их совсем? За волосы дергаешь, розгой по заднице лупишь, больно ведь наверное? Вон та девочка до сих ревет, за что так наказываешь? – Александру захотелось немного пристыдить Настенку, все же местные нравы ему не по душе.
– Оне сами виноватые, не слухаются! Ябеды… Да ить я их легонько для науки, нешто не понимаю, не до кровушки. Рази эдак порют? Нас с Веркой в прошлу седьмицу потаповский барин отлупил, я два дни лежала пластом! Ужо и за знахаркой батя посылал. – рыженькая сама вдруг заплакала навзрыд, слезы так и покатились из глаз, – А почто нас, че мы ему тако сделали?
Так значит еще один "добрый барин", cколько же их тут? Судя по рассказу девочки этот субъект даже женскую прислугу не держит у себя в поместье, предпочитая мальчишек. И очередная "милая забава" или "милое барское чудачество, как угодно господам историкам: обожает сечь розгами всех попадающихся на глаза особ женского пола. Так по слухам, барин однажды посек даже соседскую помещицу случайно заехавшую в его деревеньку.
Странное дело, Александру сперва казалось, что всевозможные извращения это продукт цивилизации 20-21-го века, но выходит, что и раньше в семье без урода не обходилось. Первые сомнения посеял штабс-капитан Денисов, по его словам в Питере немало народу сделало карьеру, что называется "через задницу", особенно много таких деятелей собралось в окружении царя. Времена идут, а ничего не меняется, только и остается с тоской констатировать Сашке, что император, что президент, что феодализм, что российская демократия – один черт…
– Мы в казенный лес по бересту ходили, на растопку надобно, да дедушка короба из ей плетет. Обратно пошли чрез Потаповку, сказывали барин в губернию уехал. Тама евонный управляющий нас и пымал и к барину на двор приволок. – продолжила Настенка, – Ен чисто зверь сразу зеват: "Пороть воровок надобно!"
– Так вроде чужих крепостных наказывать нельзя? Это незаконно?
– А ему что? Верка тода тож сказывала: "Ваш милость, лес ведь не ваш, а казенный будет, пожалейте нас сиротинушек!". Ен ее по лицу мазнул: "Буде де барину дерзить!" Кинули евонные слуги нас наземь, заголили и давай розгами сечь. Меня эдак зашибли, и дохнуть не могу, а ен ярится орет: "Молчит сучка? Давай робяты наяривай, не жалей прутьев!" – Настя от всхлипываний перешла к рыданиям, – Почто так лупили, аж сомлела, ниче не упомню, как сестрица меня до дому уволокла. Я у батюшки мово любимая, ен меня только ладошкой по заду шлепал, ни разочка не сек.
Александру только и остается, что молча выслушивать жалобы девчушки. Слышал он подобные истории уж наверное тысячу раз: от Софьи и Палаши, от сослуживцев и случайных знакомых. Официально конечно у нас тут мир и любовь, но по факту выходит совсем иначе. Поневоле вспомнишь тут бессмертного Гашека: "Все знатные баре – педерасты!". И в самом деле справедливо, кто в прямом, кто в переносном смысле, но практически все, прав чех оказался. И ничего наш "человек с ружьем" для Насти и для других обиженных сделать не сможет, по крайней мере сейчас.
– Знаки остались, я теперя быдто каторжная! – Настенка повернулась боком, продемонстрировала Сашке многочисленные следы от "барской науки" на спине и ягодицах, действительно шрамы остались, на ощупь заметно, но на глаз к счастью нет. Красноватый легкий загар все скрыл, точно покрывалом.
– Да ладно не плачь, по свадьбы заживет! – Александр в шутку легонько шлепнул свою собеседницу по тощей заднице и та послушно уселась рядышком, доверчиво прижавшись к плечу солдата, словно он мог ее защитить… – Уже почти ничего не видно.
– Хто меня замуж теперя возмет, опосля такого позору? Девки и эдак дразнят: "Рыжа – бесстыжа!".
– Не убивайся Настя, волосы у тебя хорошие! – Александр задумчиво потеребил в руке распушенную золотисто-рыжую косу девочки, что же ей сказать такого, чем утешить, – Глянь все девчонки, кроме Веры твоей, беленькие, а ты получаешься рыженькая. Мужской глаз сразу и цепляет, словно лисичка среди собак. Пройдет время и будешь вместо сестры первой красавицей на деревне, все парни будут за тобой бегать.
– Правда? Лисонька… – недоверчиво уставилась на Сашку девочка, смотрит прямо в глаза, точно пытается угадать свою дальнейшую судьбу.
Конечно милая, жаль я этого не увижу. Мы уходим завтра с рассветом…
– Настенка, тя вон Верка кличет! – тут в их разговор бесцеремонно вклинился курносый мальчишка лет восьми, судя по лицу ее младший брат. Но очень может быть, что тут все село родственники, и в наше время такое иногда случается.
В самом деле, сестра рыженькой уже давно машет руками пытаясь привлечь внимание. Другие купальщицы в свою очередь уставились на Александра, явно что-то от него ждут, вот только чего? А как он дурак мог забыть, ведь болтают они с Настей уже добрый час, девчонки в воде скорее всего успели продрогнуть и хотят выбраться на берег, чтоб обсохнуть в лучах заходящего солнца и одеться. Стесняются девушки, все верно значит пора уходить.
Тут словно детство в "пятую точку" ему ударило, в каждом мужике в глубинах души скрыт мальчишка и иногда эта сущность прорывается самым неожиданным образом. Правая рука, как будто сама взметнулась вверх, два пальца сложились, точно для того что бы перекрестится… Вжик… импровизированная плеть обожгла детские ягодицы Настенки, благо девочка как раз повернулась к Александру спиной, пытаясь понять, чего от нее требует старшая сестра.
Ай, ой, мамочка!!! – оглашает округу громкий визг, а солдат подхватив вещевой мешок и винтовку в чехле улепетывает в лес, только кусты по сторонам трещат, словно нашкодивший мальчишка. Убежал он недалеко, обиженная легконогая девчонка догнала его через каких-нибудь тридцать шагов, и маленький кулачок больно врезался в бок по ребра, как раз между ремней патронной сумки.
– Драться задумала? Вот тебе, получай! – Александр мгновенно разворачивается и секунду спустя рыженькая забияка бессильно бьется в его сильных объятиях. Губы впиваются в губы, он срывает у девчонки поцелуй, так это кажется будет в литературе высоким стилем… и заодно давит на ее устах зародившийся крик. Настя притихла, сбитая с толку происходящим, не сопротивляется, только пристально смотрит в серые глаза солдата. Осторожно, стараясь не напугать и не обидеть, он опустил девочку на землю, из-за разницы в росте ему пришлось приподнять немного эту рыжую малявку для поцелуя, и тихонько отступая, пятясь задом, удалился прочь в лес. Заходящее солнце отражается в расширенных от удивления зрачках Настенки, такой Александр ее и запомнит, более они не встретятся никогда… судьба.
Едва скрылся за деревьями просвет речного пляжа, как он наткнулся на старого знакомого – Зайца, денщика штабс-капитана. Унылое и сонное лицо бывшего лакея абсолютно ничего не отражало, ни единой мысли. Выполняя приказ, Заяц собрал большую охапку валежника и теперь возвращался обратно лагерю полка, грязный и помятый мундир мешком сидел на его тощей фигуре. Взять в руки топор и нарубить дров прямо на месте явно ему не судьба, а может и просто не умеет – всю жизнь до рекрутчины прожил в городе в услужении "при господах".
– Слышь грят обеда нынче не будет, артельщики отстали и догонют тока утром! – оповестил сослуживца денщик. На предмет еды он слыл большим специалистом и даже экспертом, всегда мог точно сказать, что сегодня вариться в котле и что следует ожидать завтра.
– Хм, не иначе через сломанный мост обоз не смог перебраться, поехали в объезд, большой крюк. Не в первый раз, придется сухарями довольствоваться, – утешил сослуживца Александр, но скорее всего Заяц и сам об этом давно знал. Тут даже хохма такая есть у ямщиков: "Куда дурень тебя занесло, али не видишь что ли мост казенный! давай езжай через брод.". Вдруг тупая и сонная денщиковая физиономия оживилась, точно собака он понюхал ноздрями воздух и уставился как раз в том направление, откуда явился Сашка.
– А че там за шум, никак бабы орут?
– Купаются они там… – Александр тут же и пожалел о сказанном, но слово не воробей – вылетит и назад уже не воротишь.
– Я брат тода пойду, гляну… Истосковался по бабью, одним рази глазком! – бросив дрова Заяц неловко, но быстро засеменил в сторону источника шума. Александр прикинул, может стоит догнать его и вернуть назад к биваку? Зачем, девушек и женщин там на пляже более десятка, все на подбор молодые, здоровые и сильные. Денщика, слывшего в полку первым слабаком даже его новая рыженькая знакомая побьет в одиночку, если конечно нужно будет. Не стоит беспокоится, и он нагнулся, подобрал связку валежника и неторопливо двинулся обратно к месту стоянки.
…………………………………………………
– Спасибо, удружил, а то моего черта только за смертью посылать! Не видал его часом? – штабс-капитан Денисов ожидая прихода Зайца с дровами уже успел развести маленький костерок из сухой травы и вот теперь угасающее пламя алчно ждало подходящего топлива.
– Я только… – не успел ответить Сашка, из кустов выскочил, не скорее даже вывалился злополучный денщик. Судя по всему, этот бравый воин успел побывать в небольшом сражении: глаз заплыл синяком от сильного удара, лицо исцарапано, рукав форменного мундира оторван и болтается на двух нитках – не иначе вышел из боя?
– Сашка, это ты его что ли разукрасил? Почто? С меня же полковник за него взыщет! – не на шутку встревожился штабс-капитан, бессмысленное рукоприкладство, или по народному "морду" у них не поощряли, в отличие от других частей российской императорской армии. Такой вот маленький "бзик" был у полкового командира 13-го егерского, по слухам его в одном из походов спас от верной гибели рядовой солдат, с тех пор полковник сам зарекся бить подчиненных и другим не дает руки распускать "без дела" – все строго по уставу.
– Да нет, такое дело… – Александр улыбнулся, уж очень смешной вид был у этого "любителя клубнички" и не торопясь рассказал об последнем происшествии. Денщик плача и рыдая подтвердил, что дело именно так и было, он вышел из леса к реке и сразу наткнулся на одевающихся после купания девушек. На его появление деревенские прелестницы отреагировали весьма бурно, сразу в ход пошли кулаки. Все сходится: замерзли девицы в воде, вот и согрелись, размяли мускулы, пиная подвернувшегося под руку Зайца. Судя по его рассказу, больше всех усердствовала одна рыжая мелкая девчонка, чуть ухо не оторвала несчастному.
– Эх деревня… идиллия там поди по вечерам наступает. – вслух предался приятным воспоминаниям штабс-капитан, – Как сейчас помню, кадетом еще молоденьким бывал в именьице у моей маменьки на Каме…
– Неужто в самом деле деревенские девицы вот так вот и плещутся во всем естестве прямо на глазах у народа? – подключился к разговору сидевший немного в стороне от костра поручик Яковлев, – В Москве я такого не видывал, девки и бабы купаются в Москве-реке летом в нижних рубашках.
– Леонид, так это столичный город! В деревне летом по жаре нравы как во времена царя Гороха простые… Да кто крестьянки, помещицы нередко плещутся вместе со своими дворовыми девками, и тут же смотришь мужики воду набирают и лошадей поят рядом. – Денисов принялся рассказывать очередную историю из времен своей молодости, похоже у него неимоверное количество таких баек, сколько уже привалов в пути было, столько и рассказов.
– У матушки моей имение небольшое, всех крестьян она давно отпустила на оброк. В поместье живут с ней только две семью, для присмотра за домом, птицей и скотиной. Земля там плохонькая – одна глина и песок, урожай сам-пять в иной год почитается даром божьим. Вот наши и мужики перебрались к реке в большое торговое село, пристроившись кто ремесленником, кто грузчиком на пристань, а иной бурлачит и таскает лошадьми суда супротив течения. Даже избы свои разобрали по бревнышку и туда перевезли.
Штабс-капитан глубоко затянулся крепким табаком из старинной дедовское еще длинной трубки, и огляделся по сторонам. Ранее вымерший бивак начал понемногу оживать, нижние чины потихоньку приходили в себя после сегодняшней бешенной гонки наперегонки со временем. Подходили на стоянку и остальные роты, далеко отставшие от первой на марше. Откуда-то издали, с пыльной дали дороги гремел начальственный "командно-матерный" бас батальонного командира, привычно "накручивающего хвосты" припозднившимся. Обычная суета походно-лагерного быта, уже давно привыкли и даже кажется, что по-другому и не жили никогда раньше. До заката осталось еще полтора-два часа, а там вместо безжалостного солнца людям начнет докучать мошкара – очередное проклятие жаркого лета. За день солдаты так выматываются, что не обращают на летающих кровопийцев внимания, укроются с головой пропахшими потом мундирами и "ловят кайф", коротая недолгие часы ночного отдыха.
– Молодо-зелено… приударял я в те времена за дочерью местного священника, батюшка знаком был с нами домами, и часто попадья с дочками наведывалась в гости на чай, али или я к ним заезжал. Тот день жарило нестерпимо, ну как сегодня точь в точь. Я решился на рыбалку съездить, удочка мне больше по душе судари мои, нежели охотничье ружье. Пришлось идти в село за лодкой, Кама – это не мелкая речушка как вот этот ручей! – Денисов с презрительной улыбкой махнул рукой в сторону кустов, за которыми угадывалась речка, – Другой раз разбушуется, ровно море-океан, берегов не видно за туманом. Добрался до пристани, и боже мой! Предмет моих воздыханий там… купается вместе с сестрами и попадьей и добрая половина девиц и женщин того села с ними рядом. В природном, так сказать, естестве… пришлось шляпой мне мои грешные чресла прикрывать, ибо сами знаете, что там воспряло внезапно. Пока в рыбачий челнок не уселся, и не отчалил прочь, пришлось страдать, такая вот потешная оказия вышла. Сколько лет прошло, а до сих пор помню, точно позавчера сие со мной было.
…………………………………………………………………………
Ох если бы ночи в конце мая были чуть по длиннее, ну хоть на час! Ну почему такая несправедливость, только свалился на зеленый матрас травы и уже снова светло, а значит надо вставать и продолжать этот долгий путь, которому все никак не видно конца. Все повторяется, как вчера, позавчера и неделю назад. Неумелый горнист мучает рожок, пытаясь сыграть "Зарю", этот парень явно консерваторию по классу духовых инструментов не оканчивал. Бивак пробуждается, первыми встают унтер-офицеры, их задача поднять и привести в порядок остальных нижних чинов. Дежурная ругань и в ответ дежурные проклятия и просьбы оставить хоть ненадолго в покое. Александр уже затвердил эту скороговорку: "Давай вставай! Кому сказал… Живее мать вашу! Ротного ждете?" Что дальше – умыться холодной водой из реки, чай "белая роза" из закопченного на костре чайника и кусочек сухаря вприкуску. Он провел по подбородку ладонью, щетина отросла, но бог с нею с бородой, до дневки назначенной на завтра с бритьем можно подождать.
Вчерашнее происшествие так и вертелось в голове, а тут еще и Денисов со своими россказнями масла в огонь подлил. Не в первый раз уже гложет тоска, куда и зачем мы идеи, что ждет впереди. Цветет ведь кругом – красота, остаться бы с этими бабами, остаться с той Настенкой… Но нет бесплодные мечты, солдат на них права не имеет. И еще одна неприятная мыслишка, точно червяк-короед стала в последнее время точить мозг: "Что дальше?". Дойдут они до этой Восточной Пруссии, в этом Александр уже не сомневался, побывают в боях и походах, и какая судьба далее уготована ему? Можно ли что-то сделать, что-то существенно изменить в этом мире? Рыжая девчонка так и не отпускала его, вот опять перед глазами. Как он там сказала: у них барин "старенький", не до девок ему уже отгулял свое, песок отовсюду сыплется? А что будет когда молодой наследник из Питера приедет? Чего только солдаты из крестьян не рассказываю про местные "барские забавы", слушать порой тошно, Стивен Кинг с его триллерами нервно курит в сторонке. Еще бы, ведь у Кинга явный вымысел, рассчитанный на щекотание нервов американского обывателя, а тут кондовая российская реальность пахнущая порой настоящей кровью и всегда горькими слезами. Наведывается, например молодой барчук с собутыльниками в отцовскую деревеньку и оттягивается по полной программе: насилуя всех мало-мальски привлекательных женщин, девушек, девочек… всех подряд, кто под руку попадется. И так продолжается из года в год, крестьяне уже привыкли и покорно сносят издевательства, лишь бы только их близких хозяева спьяну не покалечили, проявили бы божескую "милость". Одним словом "имеют" эти господа простой российский народ во все возможные отверстия и пока управы на них нет никакой… Недаром мужики полагают, что рябая от оспы девка не в пример счастливее живет, на нее барин или его приближенные холуи не позарятся даже спьяну, предпочтут поискать сперва красивую. К счастью не додумались российские крестьяне пока, как некоторые африканские племена до практики намеренного уродования своих женщин.
…………………………………………………
Построились в походную колонну поротно и пошли. Ноги механически работают шаг, еще шаг – только пыль столбом стоит над движущейся колонной. Словно заведенный механизм "раз-два" унтер-офицер, отмеряет очередные российские версты, а мысли так и бьются беспокойными птицами в голове. Неужели ничего, совсем ничего нельзя сделать, чтобы изменить текущий порядок вещей? Чего ты боишься, чего трусишь, Сашка, ведь все равно идешь на войну где тебя и так могут убить. Воевать, к слову похоже будем "не пойми за что", фактически за глупый каприз царя, обидевшегося на удачливого французского конкурента-императора. Позавчера вечером Денисов примерно так и сказал, кому-то из офицеров, когда обсуждали причины новой войны… Но война, это одно, а вот революция совсем другое и хороший солдат не обязательно хороший бунтовщик-мятежник, духа и силы воли не хватит пожалуй. Нашелся бы какой-нибудь хоть захудалый Пугачев, вот тогда Александр пошел бы с радостью под знамена этого "крестьянского царя", жаль он опоздал, казнили уже давно того "государя Петра Федоровича" и нового пока не предвидеться. Кто там у нас еще дергался против крепостного рабства, дай бог памяти? Остаются только те ребята, что вышли в декабре 1825 на Сенатскую площадь… Мозг лихорадочно прокручивает, просеивает информацию, словно пытаясь выявить зацепку. Раевский, Трубецкой, Кюхельбекер и далее и далее… сколько же их там было? Паршивый из Александра получается историк, фамилии память удержала, а вот имена-отчества или хотя бы возраст этих деятелей покрыты мраком неизвестности. Тех же Раевских, скорее всего несколько было и родственники и однофамильцы есть, вот еще бы узнать, какой именно ему нужен? Еще беда, простой унтер-офицер для питерских гвардейцев никто и звать его никак. Хоть об стену убейся, но не поверят и в свои ряды не примут, равно и поучений слушать не будут. Остается только один путь, надо попытаться через штабс-капитана, его как раз за "политику" вышибли из гвардии, из Свиты императора, понизили в чине и фактически отправили в ссылку. Но Денисов осторожен сверх меры, про девок столичных знакомых охотно рассказывает, а вот про друзей-соратников по тайным обществам молчит, словно воды в рот набрал. Ни одной фамилии не назвал за столько лет совместной службы, даже намеком не указал и не обмолвился ни разу – и тут полный облом. Тяжело, нет выхода… нет выхода, остается только смириться, тяни лямку солдат, может дотянешь в итоге до обер-офицера, лет эдак через…цать и закончишь свои дни муштруя таких же бедолаг на плацу: "Ать-два. К ноге – на плечо!". Невольно на стену тут полезешь от такого расклада.
…Словно что-то звонко щелкнуло в мозгах, словно после удара молнии неожиданно прояснилось затянутое черными тучами небо. Александр не видит в эту минуту ни разбитой дороги, ни огненного диска палящего солнца в небесах, ни стоящей серым облаком пыли над ползущей на запад колонной пехоты. Перекрестье оптического прицела медленно двигается по заснеженной площади, выискивая ЕГО, только ЕГО одного. Фуражки, кивера и каски так и лезут в глаза, мельтешат и мешают, но это рядовые… Они, а равно и генералы сегодня не интересуют Александра, ему нужен только один человек, одна мишень и более никто. Знакомая еще по старому советскому учебнику истории усатая физиономия с глазами навыкате, наконец появляется в прицеле словно вырастает из питерской морозной дымки, сомнения быть не может – ОН! Только там на портрете был старше и в дурацкой блестящей кавалергардской каске с орлом, "курицей" на жаргоне нижних чинов.
Год 1825, декабрь, Россия, Санкт-Петербург, Сенатская площадь… холодный северный ветер обжигает лицо, на крыше недостроенного Казанского собора крайне неуюто, но лучшей позиции для стрелка нельзя и желать. Его величество Николай Павлович очень захотел стать императором, но оказывается забыл уведомить о своем решении маленького унтер-офицера Сашку? Нехорошо получается, господин потенциальный император! Реформы мы оказывается проводить не желаем, освобождать крестьян упаси господь, это по-твоему не патриотично и не державно? Для чего ты красивый такой нам нужен – неужели только для медалей и портретов? Что ты оставил стране в наследство после себя, снабдил ее на сто лет вперед дураками и разбитыми в хлам дорогами? Спасибо, мы твои поданные, сыты по горло и тем и тем… не всякая голова и ноги выдержат такое двойное счастье. Не может маленький человек, ничтожный такой нижний чин бороться с колоссальной машиной подавления могущественной империи, она его раздавит как клопа и не заметит, или… "Я стреляю, и нет справедливости, справедливее пули моей!" – так и только так. Посмотрим еще, чья возьмет: на весах истории одна моя винтовка против твоего мифического миллиона штыков?
Но это в ближайшем будущем, а пока надо дойти до Восточной Пруссии, победить или проиграть, но главное – выжить. Немец-садист Сашку не забил, его не затронули болезни, временами косящие народ направо-налево, остается надеяться, что пули-штыки французов его тоже минуют. Ничего рыженькая, ничего Настенка, твой знакомый "человек с ружьем" еще не сказал своего веского слова. Оказывается, вопреки обстоятельствам, шанс изменить историю у него все же есть, надо только его умело и с толком использовать его, дождаться своего часа. И бункер из далекого будущего, находящийся на горе возле Сосновки ему в этом должен помочь. Этим чертям, что засунули его в прошлое, оказывается был нужен совсем не техник по обслуживанию РЭА. Ну как он мог забыть, про этого ненормального соседа-историка Степаныча с его иностранным легионом и прочими прозрачными намеками, он помниться еще и фотографии дембельские Сашкины рассматривал внимательно и все расспрашивал про войну. Особенно историка интересовал вопрос, легко ли убивать людей, и как себя после этого чувствуешь… нет определенно его тогда прощупывали на "профпригодность". Должно же быть объяснение всему этому бардаку, у него ведь есть еще и вторая профессия, из разряда тех, что указывают в военном билете на отдельной странице, ВУС – снайпер. По логике вещей новые "хозяева" и оптический прицел для него должны были приготовить. Один точный выстрел и все, когда придет нужное время, он сумеет его сделать, даже если придется расплатиться в итоге собственной жизнью, а пока прости родная… На мгновение мелькнула мысль, что возможно прежние владельцы бункера как раз сейчас и пытаются "поправить историю" в нужном ключе, активно вмешиваются в происходяшие процессы. Ересь, химера, мираж – столько лет прошло и пока никаких заметных изменений не видно, да и не бросили бы они одного из своих на произвол судьбы, просто по соображениям собственной безопасности. Скорее всего что-то у них разладилось, что-то пошло не так, не по плану и в начало 19-го века угодил только Александр, возможно и еще кто-то, один – два человека – разница небольшая… Степаныч мог отправиться вслед за ним немного позднее, когда из острога их на этап вели, один мужик в толпе зевак уж очень на него был похож. Не в этом суть, основной замысел у них провалился, по крайней мере информации опровергающей это предположение нет.
Вот так всегда и получается, придумал наш Александр себе прекрасное оправдание, чтобы ничего не делать в ближайшие годы, такова уж человеческая природа. Но с другой стороны у наконец появилась в жизни цель, ранее он существовал исключительно по примитивному принципу: "Дают-бери, бьют беги!" и все.
– Почто лыбишся, девку вчерашню поди вспомнил? – толкнул его в бок идуший рядом Григорий, – Баская девка али нет?
– Вспомнил Гриша, вспомнил и девушку и заодно человека одного нехорошего. Должок у меня к нему есть.
– Отдать надоть! Отсюдова как? Вот кода ежели вертаемся назад в Рассею? Я брат тоже одному эдакому Тюлькину в Питере должон в морду занепременно дать.
– Мы обязательно вернемся!
…………………………………………………
В тот утренний час, когда Александр, обжигаемый первыми лучами солнца, отмеривал ногами очередные километры бесконечной дороги на пути к Смоленску, произошло еще одно незначительное на первый взгляд событие, о котором пожалуй тоже стоит упомянуть. В богатом особняке стиля ампир, в окрестностях столичного Санкт-Петербурга проснулся в холодном поту другой человек. Бесконечно далекий и чуждый Сашке, он тем не менее был связан словно невидимой цепью с унтер-офицером 13-го егерского полка. Они оба рядом жили в другом мире, и сюда в 1800-годы попали почти одновременно, с промежутком чуть более получаса.
Господин барон одернул одеяло, и подвинув подушки к изголовью, с трудом принял полу-сидячее положение. Тяжело бывает в России по утрам, особенно после тяжкого похмелья, прав Тальков свинья, вечера здесь восхитительны, а вот рассвет лучше бы и не наступал совсем. Все тело до последней жилки невыносимо болело и ныло, а голова буквально раскалывалась на части после вчерашней дикой оргии, сопровождавшейся весьма неумеренными возлияниями крепкий напитков, да под конец он еще и опиума покурил немного на сон грядущий. Но не это его беспокоило, холодная ванна, крепкий турецкий кофе и умелые руки восточной рабыни-массажистки быстро приведут его в норму. Он бывало и не так порой зажигал, но в новом мире судьба или точнее машина времени вызвав в его теле процесс регенерации попутно наградила железным, скорее даже скотским здоровьем. Все было барону нипочем, водку и коньяк он глушил даже не стаканами, а бутылками, объедался изысканными деликатесами до блевотины на званных обедах и ужинах, вызывая закономерное восхищение приятелей-гуляк, а уж бабы, бабы… ого-го-го… только держись! И все сходило с рук без существенных негативных последствий для организма. Так продолжалось до поры до времени, но лишь сегодня он внезапно почувствовал угрозу своему казалось бы безбедному существованию. Ощущение было не из приятных, словно кто-то невидимый издалека рассматривал его, Степаныча в микроскоп, точно вредоносного, подлежащего немедленному уничтожению паразита. Да нет скорее даже не микроскоп, там во сне был… Что же это такое за хитрое оборудование такое, дай бог памяти, а вспомнил наконец – оптический прицел!
Никогда ранее бывший ученый-историк Степаныч, а ныне богатый помещик и дворянин барон Пферд таких поганых снов не видел, у него вообще раньше их никогда не было. Что же это такое совесть что ли просыпается, оптика – вероятно тонкий намек, на то, что он бросил на произвол судьбы человека, которого сам и подставил, намеренно затащив в прошлое, собираясь использовать в качестве телохранителя и помощника. Да тот Сашка, он ведь помниться стрелок-спортсмен, снайпер… специалисты, с которыми ему пришлось пообщаться в один голос твердили, что у парня уникальный дар, талант, дескать – "стрелок от бога". Однако чего он так всполошился, даже если его современник захочет отомстить за все пержитое, то до барона ему не добраться. Скорее всего помер Александр уже давно, нижние чины, что на войне, что в мирное время долго не живут, они для казны дешевый расходный материал, даже мундир из доброго английского сукна ценится дороже чем человеческая жизнь солдата. Недавно вот целый рекрутский набор, почти 80 тысяч человек в распыл пошел, всех успешно забили-уморили…
Придя к такому заключению Степаныч постарался расслабиться и забыть неприятное видение… постепенно самочувствие пришло в обычную норму и тут барон вспомнил наконец, что в постели он не один. Кто же из многочисленных девок ему сегодня согревал ложе? Долой одеяло, ого девица очень даже ничего, как ее зовут? Катька, Наташка, Феклушка, Палашка… бр-р-р… всех сразу и не упомнишь, у него только постоянного состава "одалисок" в гареме их три десятка душ, а есть еще и временные, прибывшие из училища на стажировку, или те, что предпродажную подготовку проходит в барском доме.
– Проснись дура! Барин с тобой любовью хочет заняться! – и он отвесил спящей девке добрую пощечину, затем еще одну, чего с ними бабами церемониться?
– М-м-м-м! – только губы хлопают и более никакой реакции, с таким же успехом можно было бить по щекам неодушевленный труп или резиновый манекен. Может в и самом деле померла сука, убыток однако выйдет тогда, почти в тысячу рублей серебром? Степаныч брезгливо пощупал пульс на сонной артерии девушки, оказывается живая стерва, только пьяна вдрызг определенно, хорошо еще, что в постели не обмочилась, бывает у них и такое. Он в бешенстве рванул позолоченный витой шнур колокольчика для вызова прислуги. Прибежали сразу двое, столкнувшись лбами в узких дверях спальни: молоденькая служанка из дворовых и вольнонаемный бугай-охранник из чухонцев.
– Эту дрянь волоки на конюшню, пусть кучер ее водой холодной отольет, а затем плеткой обработает, будет знать как с хозяином напиваться! – сперва в сильно раздражении он чуть было не приказал сечь эту девку тяжелым палаческим кнутом, но вовремя одумался, еще молодая ведь и красивая, можно выгодно продать в "заведение". Но наказать все же примерно надо, – После пусть на неделю к вам поступает в караулку для увеселения, пользуйте эту б…ть как хотите, но смотрите не калечьте, потом сразу пойдет на торги!
На дубовой чухонской физиономии баронского телохранителя одновременно отразились верноподданство пополам с животной похотью. Минута и подхватив безвольное женское тело подмышки, он исчез с ним за дверью, заранее предвкушая грядущую потеху. Будучи сам предельно строгий с крепостными людьми бывший историк и персонал себе набирал соответствующий, пристально следя за тем, чтобы надсмотрщики не смогли сговориться с рабами. Он иногда называл своих наемников в шутку "опричниками", и в этом была определенная доля истины, с той лишь разницей, что в отличие от его палачей, настоящие "опричные" слуги грозного царя были еще и профессиональными воинами. Но к счастью в 1800-х годах воевать в России не надо, крепостные крестьяне забиты по самое "не могу" и лишь редкие единицы способны к активному сопротивлению барскому насилию. Есть кое-где правда еще и разбойники, пошаливают на временами дорогах, но они никогда не нападут на путника сопровождаемого вооруженными людьми, равно и на охраняемое поместье, себе дороже выйдет. Буйные времена Пугачевых давно минули, нынешние работники ножа и топора – лишь жалкое подобие тех молодцов, что были полвека назад, лепота одно слово, рай для настоящего российского барина-патриота.
– Эй дура, чего глаза вытаращила? Давно березовой каши не получала? Поди покличь ко мне Катьку, да пусть подмоется с мылом сперва! – от намерения получить наслаждение Степаныч так и не отказался, несмотря на столь необычное пробуждение, – И эту турчанку новенькую, как ее Фатьма вроде звать? Пускай тож приходит, обоих употреблю зараз. Повару заодно закажи закусок – трюфелей и соленых огурчиков, и пускай бутылку выдержанного французского вина пришлет с мальчиком. Чего встала? Марш!!!
Испуганная служанка не жива не мертва пулей вылетела за дверь, только юбки и мелькнули. Что за народ, ничего нельзя по-человечески попросить, надо обязательно на всех надо орать и погонять, негодовал про себя барон, добрейшей души человек между прочим…
Почему такой выдающийся деятель все еще барон – это самый нижний дворянский титул, которым награждали обычно "понаехавших" сомнительных немцев, да "примазавшихся" к благородному сословию евреев-ростовщиков? Вопреки ожиданиям, успешные занятия бизнесом, да еще таким специфическим, как поставки "живого товара" в публичные дома и различные махинации в других областях отнюдь не способствовали продвижению барона в питерские аристократические круги.
Перспективная вроде бы попытка подняться наверх путем нового брака с известной авантюристкой графиней Жеребцовой, родственницей Зубовых, позорно и с треском провалилась. Не польстилась хитрая стерва на богатого курляндского "жеребца", несмотря на подходящую вроде фамилию, темперамент и даже методы "работы" и не стала оформлять развод с прежним мужем. А ведь могла бы получится прекрасная пара мошенников… Жадная и ловкая баба вытянула у Пферда-Степаныча почти 200 тысяч рублей серебром и сделав ему ручкой на прощанье, укатила в Лондон, к своему прежнему любовнику, дипломату Чарльзу Уитворту, одному из организаторов переворота и убийства императора Павла первого. А сам барон еще легко отделался, так с британского правительства ловкая продувная бестия стрясла денежек на порядок больше. В свое время, как посредник заговорщиков она отправилась в Лондон, где получила от правящего кабинета сумму, соответствовавшую 2-м миллионам рублей серебром – во столько оценили британцы "устранение" императора Павла Первого. Эти деньги должны были быть распределены между организаторами переворота, в особенности между теми, кто непосредственно принимал личное участие в убийстве, своего рода "гонорар". Но Жеребцова предпочла удержать всю сумму за собою, будучи уверена, что никто не отважится открыто требовать "заслуженного" вознаграждения за совершенное преступление. Ловко Оленька кинула тогда своих подельников из числа гвардейских офицеров, присвоив все себе, но вскоре почти все и промотала: "Легко пришло – легко и ушло.". Появившись вторично в Лондоне, графиня скандально прославилась своими откровенными претензиями к жене Уитворта, герцогине Дорсетской, по сути дела Ольга занялась обычным шантажом бывшего любовника. Посол граф Воронцов писал в письме брату: "Здесь отказываются понять, каким образом дама из хорошего общества, замужняя, имеющая детей, сознается в своей любовной связи и выражает отчаяние по тому случаю, что не может продолжать прежних отношений со своим любовником, так как он женился". В конце концов герцогиня Дорсетская "приобрела спокойное пользование своим мужем", заплатив Жеребцовой десять тысяч фунтов стерлингов отступного. "Если бы можно было говорить о русском типе выдающейся женщины восемнадцатого века, я в качестве образца назвал бы Жеребцову"… – скажет в другом веке один из соратников Степаныча по цеху исторической науки, столь же неразборчивый на предмет морального облика "героев", обычно в народном языке для таких особ зарезервировано некое нецензурное слово из пяти букв. Только и радости осталось обманутому барону, что он может теперь честно сказать: "Имел я этих аристократок в свое удовольствие и в рот и в зад…, те же б…ди, никакой разницы". Так то так, а вот титула и положения в аристократической среде он с того не поимел, хоть и понес весьма существенные финансовые потери, вскоре возмещенные впрочем, за счет очередного "обувания" дураков из военного ведомства. Прошли те времена, когда никому не известные "Луки Мудищевы" благодаря своей "махине" легко поднимались до светлейших князей российской империи. Слишком уж много и без Степаныча при дворе Александра первого потомков различных проходимцев "попавших в случай" при его бабке и позднее, для новых соискателей места нет. Вдвойне обидно, знал ведь заранее барин-историк о похождениях Жеребцовой, и о том, что ей нельзя доверять, но купился на обещания, вышла и старуху поруха.
…………………………………………………
Марш, поход, движение… как много в этих словах потаенного смысла, словно служат они для перемещения из одной реальности в другую. Российские дороги, это особый мир с его маленькими радостями и очень большими проблемами и горестями. Начнем с того, что несмотря на отвратительное состояние они безумно дороги для страны. В центральных губерниях власти без зазрения совести сдирают на содержание транспортной сети с народа порой до десяти рублей в год с ревизской души. Но это еще полбеды, деньги понятное дело полностью никогда по назначению не доходят, попадая значительной частью в "безгрешный доход" господ чиновников. Но иногда все же надо изобразить радение, обычно перед приездом важных особ, тогда эти самые православные души целыми деревнями, а то и уездами выгоняются на дорожные работы. Посевная ли урожай по сезону – кого волнуют "проблемы индейцев", ведь "бальшой чалавек" приехал? Паршивыми железными, а иногда и деревянными лопатами подневольные труженики роют по бокам кюветы-канавы. Вынутый грунт ровным слоем укладывается на дорогу, утаптывается ногами и готово "русское шоссе" как раз только на один проезд царя, а далее до первого дождя и опять здесь будет труднопроходимое болото. Не везет 13-му егерскому полку, не иначе его императорское величество давно не ездил по этой местности. Как же так, не может быть! Разве не про него Пушкин наш Александр Сергеевич писал, что: "Всю жизнь провел в дороге, а помер в Таганроге."? Мало горя, что кругом сплошные уродующие ноги колдобины, так еще и сама дорожка узенькая, с трудом разъезжаются две крестьянские телеги, с другими экипажами уже проблемы. И никуда в сторону не свернешь и не сойдешь, по обе стороны зеленеют посевами поля, не топтать же их, уничтожая тяжкий труд земледельца.
Рот-а-а-а! Принять вправ-о-о-о! – тянет нараспев одуревший от жары поручик Яковлев. Молодые офицеры на походе по очереди упражняются в сложной науке вождения воинских колонн, ранее такой, весьма нужной, практики по причине крайней экономии казенных средств у них не было и в этот день очередь вести первую роту, а фактически и весь полк выпала Леониду. Полковой командир сегодня занят важным делом, он "накручивает хвосты обозу", разбираясь с причинами хронического отставания последнего от полка. Навстречу из-за рощицы выкатывается влекомая четверкой крупных, породистых лошадей, запряженных цугом попарно, массивная дорожная карета на высоких колесах и рессорах двойными дугами. Совсем как в старых английских сериалах, что крутили по центральному телевидению в последний год перед тем как Александр провалился в прошлое. Нижние чины по команде поручика кидаются в сторону, подальше от неожиданно возникшей опасности, но к великому удивлению всех кучер не дрогнувшей рукой направляет свой рындван в точности туда же куда и свернула колонна – направо…
– Стой, мать твою гужеед!!! Почто своих православных давишь??? – десятки рук хватают одновременно лошадей под уздцы и неминуемое столкновение предотвращено, карете повезло меньше. Она съезжает в канаву, слышен противный хруст ломающегося дерева и вот уже нелепый экипаж лежит на боку, подмяв своей облезной громоздкой тушей хилые придорожные кусты. Изнутри доносятся пронзительные женские крики, визг и даже собачий лай – своего рода концерт на несколько голосов сразу. Беда – надо женщин срочно спасать, и без всякой команды, пока растерявшийся поручик в себя еще не пришел, Александр, а за ним следом и Григорий с Федором взбираются на боковую стенку завалившегося экипажа. Остальные нижние чины тоже времени не теряют, слышны хлесткие звуки ударов, это "учат" бестолкового кучера, спрыгнувшего с облучка в момент опрокидывания кареты и заодно уж и казачка-форейтора: "Ты куды смотрел дурень?" Последний как бы ни причем, сидел ведь сзади на запятках, но народ у нас справедливость любит, поэтому наказание щедро разделили сразу на двоих.
– Штыком дверцу сковырни малость, мож где перекосило? – советуют снизу, но Сашка успел нащупать защелку внутреннего замка, просунув руку в открытое окно. Еще немного, толчок и дверь открыта настежь, внутри не пойми чего, сплошная мешанина ткани, голов, рук и ног, сколько же их тут поместилось?
– Гриша хватаем вон ту с кудряшками за руки, и поднимаем вместе на счет. Раз-два-три взяли!
На божий свет из глубоких недр кареты появляется хорошенькая и в меру полненькая девица в дорогом, господском платье, кажется она серьезно в дорожном происшествии не пострадала.
– Барышня вы часом не ушиблись нигде? – обращается к спасенной девушке Сашка, пытаясь выглядеть более-менее галантно и учтиво.
Ответ последовал незамедлительно: "Трах" – увесистая пощечина обжигает щеку Александру, девушка ловко поворачивается – "трах", и свою плюху получает Григорий, низкорослый Федор чудом успевает увернуться и спрятаться за спиной своего унтер-офицера. Ни слова не говоря напарники хватают это чудо природы под локти и поспешно опускают вниз, пусть там с этой драчливой девицей разбираются остальные.
– Позвольте мадемуазель! – не иначе поручик Яковлев подключился к спасательной операции, в полку среди офицеров у него устойчивая слава первого ловеласа и дамского угодника. "Трах-трах-трах-трах", удары сыплются в ответ, барышня разгневалась не на шутку, досталось и поручику за компанию с нижними чинами.
– Во зла экая, ровно собака, Ляксандр тащщи другу девку давай, эта не гожа, деретси! – доносятся снизу иронические смешки и подначки солдат.
Вторым номером вытаскивают худенькую девушку одетую хоть и по "господски" но заметно скромнее. На вопросы Александра о самочувствии она отвечает односложно, вероятно это гувернантка, француженка или немка, русский язык понимает плохо, говорит на нем еще хуже. И ее тоже бережно передают вниз в руки остальных нижних чинов. Между тем ее хозяйка уже пришла наконец в себя, извиняется и просит вытащить еще кухарку Матрену и какого-то неведомого зверя Шарика. С собакой они управились быстро, болонка сама впилась зубами в обшлаг рукава гришиного мундира, как только он в очередной раз полез рукой внутрь, так ее и выволокли наружу. Визжаший бело-серый комок шерсти, словно мячик Гриша перебросил в подставленные руки гувернантки. С Матреной дело обстояло иначе, пришлось немало повозится…
– Федор, давай ныряй вовнутрь, подашь ее нам сюда, мне не развернуться там, а ты сможешь! – распорядился Александр и сам помог сослуживцу опуститься в недра кареты.
– Ну почто возишься с бабой, тебя послали тащщить вверх ея, а не тараканить! – торопит посланца потерявший терпение Григорий.
– Сам сперва попробуй! Оне башкой вниз туточки лежат! – глухо точно из бочки, доноситься изнутри.
– Не поломалась ли она часом? Голова, руки, ноги, ребра в порядке?
– Не-а цела вроде, тока тяжелуща зараза, пудов на семь, али восемь тянет. Лександр Васильич, не развернуть мне ея, мочи нет!
– Тогда ноги наверх подавай! – командует Александр, и вскоре в проеме двери появляются сперва грязные голые пятки, а затем и остальные части могучего женского тела. Его обладательница поминутно стонет: "Ой милые, ой, смертушка, моя, ой помираю! Ой полегче родимые!"
К великому сожалению нашего Сашки эта мощная бабенка, мало что вверх ногами извлекается, так еще и ее платье системы "сарафан" зацепилось подолом, за что-то там внутри кареты, равно как и нижняя рубашка, а другого нижнего белья в народе в ту далекую пору не носили… Быстро возле опрокинутого экипажа собралась целая толпа солдат, привлеченная невиданным редким зрелищем.
– Вот энто жопа, нешто таки бывают! Не иначе на барских харчах отъеласи? Гришка, Сашка вертайте ее, надо для порядку сиськи глянуть и передок! – настойчиво требуют соскучившиеся по бабам воины, – Во Матрена попа едрена, едрить ее в кочерыжку скоко добра!
– Ого-го! С такой спать – и перины не нать! – острит мелкий солдатик, записной "штатный" весельчак из третьей роты, а народу вокруг все прибывает – на дороге возле экипажа уже не протолкнуться, вот уже и второй батальон показался. Все спешат словно на пожар, когда еще такое представление увидишь, люди в серых шинелях стриптизом явно не избалован.
– Она тя Ефим поди заспит, задавит пузом як кутенка, али утопнешь в эдаких телесах? – подначиваю его остальные, бесплатный цирк да и только.
– Смирна-а-а! – неожиданно, точно из пушки, раздался могучий бас. В момент смолкли смешки и прибаутки, нижние чины заученно замерли на месте. Театр закончился, на сцене появилось наконец начальство в лице командира первого батальона.
С точки зрения устава происходящее выглядело жутким нарушением, нет даже глумлением. Поручик, напрочь забывший о своих служебных обязанностях, под ручку с какими-то девками, солдаты беспорядочно толпятся на дороге и смеются, а там вверху точно знамя гордо реет та часть женского тела, которую обычно прикрывают юбками.
– Яковлев!!! Господин поручик, извольте доложить, что это за б…? Барышни… – едва успел ввернуть нужное словечко капитан разглядев наконец с кем имеет дело. Кто этих девиц разберет, может генеральская дочка попалась, или еще какая знатная особа? Не судите читатель его строго, когда человек всю жизнь начиная с 10 лет живет в казарме, он матом не просто разговаривает, а скорее даже думает и по другому выражать свои мысли не может. Александру довелось встречаться в жизни с одним таким экземпляром, тот правда был уже полковником, но в наше время чинопроизводство идет быстрее чем двести лет назад, обычное явление во все времена и во всех армиях. Так и этот старый служака, сколько уж раз попадал впросак, иной раз и хочется ему комплимент молодой прелестнице сказать, а выходит, как всегда на плацу… Поручик между тем сумел наконец преодолеть узы женских чар и немедленно доложил о происшествии, так мол и так – но нижние чины первой роты не виноваты.
– Унтер, да прикрой эту ж…, хм иллюминацию, мундир свой сыми и прикрой. Нашли священную хоругвь черти… – смягчился грозный капитан, прикинув, что ничего страшного определенно не произошло. Несчастную Матрену к тому времени выдернули из экипажа точно морковку из грядки, перевернули и привели в "божеский" вид. Ничего оказывается женщина совершенно без комплексов, разве что на лицо немного рябая, следы перенесенной в детские годы оспы не иначе. Истерик кухарка не закатывала и по морде спасителей не лупила как госпожа.
Тотчас посыпались дельные распоряжения, первую роту с поручиком погнали дальше, вторая занялась устранением последствий ДТП. Дело нехитрое, когда под рукой такая масса людей: раз-два-три и с помощью "дубинушки", жердей и такой-то, непонятно чьей, матери карету вернули в исходное положение. А тут и обоз полковой подоспел, подошел как раз вовремя, теперь осталось только кузнецу постараться, надо восстановить шарнир, которым крепиться дышло, работы примерно на полчаса от силы.
– Дубовая ить, рассейская значиться работа как на духу, сносу нет! Смори-ка ниче ей не сделалоси, немецкая карета поди непременно развалилась! – восхищенно щупают солдатики облупленные бока повозки, вслух сожалея, что такую аппетитную Матрену потискать не довелось, не дал проклятый их благородие Петр Николаевич… Этого Александр уже не видит, его первая рота уже давно скрылась за очередным изгибом дороги. О необычном событии в походной колонне судачили еще полдня, дальше усталость в очередной раз взяла верх. Нижние чины с тоской вспоминали своих прежних подружек и возлюбленных и предавались мечтаниям: "Вот дойдем эта до земли немецкой, там говорят бабы до солдатиков шибко жадные, сами де кидаютси!". Александр с большим трудом подавил приступ смеха когда это услышал, солдатская байка, почти дословно повторяла точь-в-точь старый военный анекдот рассказанный после ста грамм фронтовиком-дедом. Как там было? Вроде так: "До чего у немцев бабы до мужика охочие. Как зайдешь бывалоча в фатеру ихнюю, как саданешь вверх из автомату для порядку… Они и стоят, трясутся – знамо дело мужика ХОТЯТ!". Дед тогда много чего интересного рассказывал под хмельком, в основном из разряда, что в мемуары по вполне понятным причинам не попадает. Времена идут, а оказывается, что люди совершенно не меняются.
Смоленск, Смоленск… – это слово точно заклинание все участники похода, солдаты и офицеры, повторяют уже вторую неделю, там им обещан долгожданный длительный отдых. Короткие передышки, так называемые "дневки" уже давно не восстанавливают потраченных сил, люди продолжают идти "на износ" на последнем дыхании. Немногочисленные обозные повозки давно забиты под завязку больными, "обезножившими" нижними чинами и более девать их некуда, а кое-кто этот марш и не пережил, таких впрочем ничтожное меньшинство – по одну идва человека на роту. Командиру полка приходиться постоянно изыскивать возможность для того что бы пристроить хоть куда-нибудь своих пострадавших солдат. С медицинскими учреждениями в российской империи далеко не все в ажуре, строго говоря в провинции их нет совсем. Приходиться уповать теперь лишь на помощь сердобольных местных жителей, обычно служивых выхаживают женщины из числа вдовых купчих и богатых мещанок, один раз с десяток больных нижних чинов пристроили в мужском монастыре. Хваленая система войсковых продовольственных магазинов на проверку оказалась идеальна только на бумаге, но не на практике. В реальности же пожалуйста, всегда в наличии для вас солдатики гнилые сухари с червями пополам и овес вместо крупы… И буквально каждый пуд продовольствия и фуража приходиться выбивать, или выпрашивать у "экономных" интендантов. Тыловые крысы стоят, что называется, "на смерть" и неохотно сдают позиции, еще бы здесь ведь как – что зажал и не отдал, то и твое, не воровство, а так называемый "безгрешный доход". В ход идут старые, веками испытанные способы воздействия: доброе слово, полновесный серебряный рубль с портретом царской особы, ну и как не трудно догадатся, его величество кулак – главное средство убеждения людей в пределах матушки России. Последний аргумент применяется чаще всего, поскольку деньги уже давно на исходе и на дне полкового денежного ящика, подпрыгивающего на дорожных кочках, бренчат лишь жалкие медные гроши, даже пост для охраны отряжать перестали. Красноречием Цицерона старый полковник не владеет, академий генерального штаба он не кончал, учился в свое время, как тогда говорили "у дьячка на медные деньги". Вот и приходиться вспоминать теперь уроки блаженной памяти Александра Васильевича, последний немало времени и сил уделял снабжению вверенных ему войск. Более того оказывается Суворов и сам был в свое время снабженцем, что позволило ему в совершенстве изучить все приемы и трюки этого славного гадюшника. И если многочисленные уловки придуманные великим полководцем для обмана или запугивания чиновников обычно срабатывали, то к величайшему сожалению, в борьбе с обнаглевшими гражданскими барыгами-перекупщиками безбожно вздувавшими цены на мясо тень Александра Васильевича совершенно не помогала: "против лома нет приема"…
Опять куда ни глянь сплошное очернительство, но что поделаешь, это наша с вами страна, только примерно двести лет назад… "век золотой" или серебряный. Так утверждают некоторые наши современные историки, жаль мы не узнаем, что скажут о нашем времени двести лет спустя.
– Соизволите ваше высокоблагородие получить недостающее в Смоленске… Здесь в уезде отпуски более делать не велено, согласно последнему распоряжению его императорского величества! – велеречиво пыхтит толстая чиновничья харя, спрятав хитрые крысиные глазки за толстым кожаным переплетом приходно-расходной тетради. Хорошие у них тетрадки, удобно прикрываться точно щитом, когда потерявшие терпение просители начнут бить по морде.
– Пошли отсюда б…! Пехота вшивая! – с нижними чинами разговор на казенных складах уже другой, смотрители и сторожа выражений не выбирают, – В Смоленске получите, ходют тут всякие, вон!
Серая от пыли и от благоухающая едким запахом пота колонна давно живет только одной мыслью, добраться бы туда… Там есть мясо, там баня и бабы, и главное – долгожданный отдых, пусть хоть всего на неделю. День, еще день и еще и вот на горизонте среди лесов и полей точно мираж возникает большой город, блики отражаются от многочисленных его куполов…
Какой великолепный, просто эпический облом… такого в жизни Александра еще не было ни разу, если не считать провала в прошлое и последующей за этим насильственной вербовки в рекруты, происшедших несколько лет назад. В город 13-й егерский полк не пустили, власти категорически потребовали встать на бивак в десяти верстах восточнее старых городских стен. Буквально за пару суток до них в Смоленске случилось небольшое такое ЧП местного масштаба: проходившие через город драгуны учинили на местном рынке форменный погром. Действовали лихие кавалеристы по всем правилам военного искусства, с отвлекающими маневрами и устрашающими криками "ура" и соответственно с захватом ценных трофеев, прекрасному полу опять же перепало на орехи, что поделать, "на войне как на войне" – так кажется французы говорят. Не от большого ума видно, местный градоначальник кинул на борьбу с беспорядками казаков. Получилось как в одном голливудском боевике: "Потуши мой пожар бензином" и вот теперь трясется высокопоставленный чиновник как осиновый лист опасаясь, что дважды ограбленные обыватели устроят настоящий бунт. Сколько его не убеждали, что егеря в 13-м дисциплинированные и благонадежные, ну разве когда выпьют лишнего, то подерутся, а грабить или девок обижать упаси бог – эффекта никакого. Хорошо хоть место удачное для временной стоянки было выбрано, рядом река и тракт под боком. Местные торговцы не иначе обладают даром предвидения, еще не развернуты палатки в лагере и не вбиты колья растяжек, а уже слышны крики шустрых разносчиков-коробейников и снуют кругом разбитные простоволосые бабенки приветливо подмигивая солдатикам: "А вот пироги горячие… Сбитень, сбитень, поспешай-налетай служивые…". Из города приехала целая толпа торгашей за отдельную плату у них можно добыть все, от водки до женской ласки. Одна только проблема, нет их родимых даже мелких и медных, поиздержались наши нижние чтны в долгой и трудной дороге. Выдача жалования обещана здесь, в Смоленске, а значит придется ждать как минимум сутки, сегодня поздно – после обеда ничего получить уже не светит в принципе, господа чиновники в казначействе утруждать во второй половине дня работой себя не привыкли. Приходиться пока нашим бойцам выскребать из карманов последние чудом завалявшиеся копейки, на чарку этого хватит, а продажная любовь до получки отменяется. Только и разговоров кругом, что о бабах все словно свихнулись на них, народ воспрянул духом и кое-чем еще, откуда только силы взялись после долгого изнурительного пути?
– Слышь Васька, почем тут девки гулящие берут, часом не знашь?
– Я с одной милкой уговорился за полтину, завтра опосля отбоя обещалась подойти, в кустах у речки ее родимую и покрою.
– Чей-то дорого, за двоегривенный не согласны чай?
– За таки гроши токмо соплюхи малолетни, да перестарки тебя уважат. Стоящая девка тут за полтинник идет, а грудастая таки за рупь!
– Эх-х-х кода же господа жалованье дадут? Страсть как бабу охота, моченьки нет, любую бы счас поял, прям здеся!
У офицерских палаток, где пыхтит паровозом спешно разведенный денщиками самовар, разговоры как ни странно, вертятся вокруг да около того же вечного, только расценки немного иные, и здесь тон задает безусая молодежь.
– Господа, нам лучше всего к мадам Боннэр сходить, там говорят девицы милые и экзотические от самого барона Пферда на любой вкус!
– Сдался поручик вам этот поганый сводник-барон, как только такой сволочи дворянство пожаловали, купил подлец не иначе? Я лучше в трехрублевое заведение подамся, чем к пфердовским девкам. Вот ведь скотина, скупает у помещиков молоденьких пригожих девок и перепродает в бордели сбольшой выгодой.
– Как угодно сударь, но за три рубли там одни толстые ленивые немки, что себе на приданное у нас зарабатывают, мне сие доподлинно известно. У барона же девицы искусные, человек почитай всю Россию столько лет ими снабжает. А еще знающие люди говорят у него еще и травка прямо волшебная есть… покуришь сие зелье немного и ровно на небеса попал.
– А по мне все по х…, одним словом – едино, я к тому времени надерусь поди-ка так, что не отличу дочь Рейна от чорной Ефиопки, ха-ха. – встревает в разговор третий любитель "экстремальных развлечений".
Александр на секунду вздрогнул, промелькнула знакомая фамилия "Пферд", подобные хорошо запоминаются. Кажется, он ее уже не раз слышал, вот только где и когда? Пришлось порыться в памяти и припомнить события последних лет. Оказывается как минимум дважды, в первый раз, ну конечно же по поводу той бумаги из уездного города N, где его загребли на базаре во время облавы на бродяг и беспаспортных. Серьезное тогда было обвинение, вооруженной нападение и разбой как-никак, но удалось удачно выкрутиться, не сошелся возраст подозреваемого, правда другие приметы были один в один. Очень странная и необъяснимая история, ведь ничего такого криминального он натворить в 19-м веке еще не успел, да и не планировал, если честно. Второй раз с субъектом по фамилии "Пферд", а может это имя, кто этих нерусских чертей разберет, он столкнулся на прошлой неделе, еще бы не вспомнить – весь полк материл этого представителя сексуальных меньшинств, снабдившего по подряду интендантство совершенно неугрызимыми "дубовыми" сухарями. Что они тогда с ними только не делали и варили в кипятке и пытались размачивать, все тщетно… словно не из муки хлебопродукт испечен, а из цемента слеплен. И вот теперь проституция, оказывается этот хмырь неплохой бизнес тут поднял, наш прострел везде поспел. Надо будет постараться хотя бы одним глазком взглянуть на этого местного "нового русского", если возможность такая появиться.
…………………………………………………
Новый день начался просто на удивление хорошо и спокойно. Поднялся Сашка затемно, еще по давней с других времен привычке, сделал зарядку, размялся-потянулся и напоследок не смог отказать себе в небольшом невинном удовольствии искупаться, благо река в тридцати шагах от бивака. Солнышко в ослепительно голубых небесах светит приветливо и уже не палит немилосердно как тогда на марше, ранние мелкие пташки в кустиках чирикают, и жалованье за полгода накануне наконец-то выдали, медь и серебро приятно оттягивают карманы… красота, чего еще желать нижнему чину? Одна беда тревожит нашего унтер-офицера, в город не пускают и не собираются, так бы и поубивал всех этих проклятых "драконов" пополам с казаками-разбойниками. Но редкая удача, судьба сегодня распорядилась так, что в древний град Смоленск Александр все же попал и не "самоходом", а вполне легальным путем. Но давайте не будем забегать вперед, пока весь военный лагерь погружен в сон, за исключением дневальных и караула…
Рвет утренний воздух пронзительная трель рожка возле шатра полковника, полковой трубач старается как может, ладно не стрелять же нам в этого "пианиста" пусть играет как умеет. Сигнал "заря" традиционно подается в российской армии начиная с 15 века, раньше по нему утром отпирали городские ворота, а вечером затворяли, а теперь вот просто поднимают и отбивают солдат. Вот уже заорали на десятки голосов сонные дневальные протирая глаза: "подъем, подымайтесь братцы!", забегали между палатками и кустами шустрые унтер-офицеры, попутно подбадривая добрым матерным словом и пинками любителей поспать подольше, коих надо сказать среди вчерашних крестьян немало. Серо-бело-зеленая масса устремляется неудержимым потоком вниз к реке, слышны ругать, смех и чуть ли не лошадиное ржание, это 13-й егерский умывается и чистит перышки. И здесь тоже свой особый ритуал: унтерам, заслуженным старым солдатам, коих впрочем в 13-м раз два и обчелся и прочей "полковой аристократии" навроде писарей вчерашние рекруты поливают из кружек, ковшиков, чайников и прочей подручной посуды, у кого уж что есть. Казалось бы зачем – река рядом, черпай воды пригоршнями сколько хочешь, но иначе нельзя, древняя традиция уходящая корнями чуть ли не в неолит, их здесь блюдут свято. Далее все должно идти по заведенному порядку, сперва они позавтракают черным хлебом и суррогатом чая, каждый заваривает по вкусу все что найдет – хоть свои собственные портянки. Потом будет обязательное построение, молитва и развод на работы. Служба в походе идет упрощенным порядком, кроме караула и дневальных нарядов не назначают. На кухню и другие жизненно необходимые, но "грязные" работы выбирают, что называются явочным порядкам по итогам утренней проверки. Например, так…
– Почто сапоги не чишенны, пуговица где? Марш к котлам, будешь сегодня дрова рубить! Или вот так, к слову гораздо чаще…
– А ну дыхни! – и аромат сивухи мощно бьет по обонянию всех окружающих в радиусе пяти метров, – Никак с утра пьян скотина?
– Никак нет, ваше благородие водку пил, но не пьян! – бодро рапортует очередной Федька, Петька или Васька, но бдительное "их благородие" так просто не обмануть, предательский запах дешевой сивухи выдает виновника ЧП с головой.
– Унтер, этого мерзавца отправишь копать отхожие места, и чтоб самую большую лопату взял! Я проверю, не сумлевайся!
"Залетчиков" всегда хватает, обычно как раз ровно столько, чтобы покрыть все потребности лагеря, ну а если будет избыток, тогда грядет еще одна церемония, правда ее ввели совсем недавно стараниями отца-командира… Торжественное отпевание и похороны собранной близ лагеря стеклянной посуды в глубокой яме размером два на два метра. Совсем как в Советской Армии времен застоя – кто служил, тот знает, подробно объяснять не надо. Но одно существенное отличие, здесь бутылки, точнее бутыли – прямоугольные, а не цилиндрические, из мутного толстого зеленого стекла – такой убить можно, если по голове ударить. Иногда попадаются и разичные глиняные бутылкообразные емкости кустарной работы.
Проходит время, ежедневная раздача "кнутов и пряников" закончена, теперь до обеда служивые будут наводить уставной порядок: скребсти, мести, чистить, копать и подсыпать дорожки между палатками желтым речным песочком. После полудня личному составу полагается отдых, но это только в теории. У нижнего чина, как вы правильно догадались, слуг и помощников нет, он сам себе прачка, портной, сапожник, шорник, брадобрей и еще бог весть кто. Поэтому по настоящему оттягиваться егеря начинают только после отбоя, серые тени как тараканы неудержимым потоком ползут из лагеря в окрестные кусты. Часовой у денежного ящика сходит с ума: отовсюду из темноты слышится подозрительный хруст веток, словно орды разбойников с кистенями и ножами в зубах крадутся во мраке дабы завладеть казенными 167 рублями 37 копейками серебром. Страшно… пальцы сами невольно тянуться к спусковому крючку ружья, курок уже заранее взведен… но неожиданно обстановка разряжается. Из тьмы кустов раздается пронзительный женский визг, и затем звонкий и привычный, ни с чем не перепутаешь звук пощечины. Значит, можно расслабиться, оказывается это боевые подруги, прибывшие вечером из Смоленска, укрепляют связь российской армии с народом.
– Слазь с меня ирод проклятущий!!! Мы эдак не уговаривались!!! А-а-а маменьки помогитя-я-я!!! – вопит фальцетом невидимая баба, скрытая где-то там в ночи.
– Братцы вы энто того потише бы?! Неровен час наш полковник услышит! – пытается усовестить разохотившихся до женской ласки сослуживцев бдительный страж.
– А те чевой, никак завидки берут? Терпи служба, твой черед девок мять завтра будет! – издевательски доноситься в ответ из непроглядного мрака. Визги, писки, охи-ахи и приглушенная ругань слышны из окрестных кустов и оврагов почти до рассвета и лишь за два до подъема этот ночной фоновый шум стихает и "партизаны" потихоньку возвращаются обратно в свои белые просторные палатки.
Александр по счастью освобожден от этих утренних нудных и кажущихся бессмысленными занятий. Одно время он нес службу в наряде с остальными унтерами и рядовыми, самый первый день в лагере под Смоленском и вообще провел в карауле. Там Сашка устал как собака, да и охрип полностью, сорвал голос отгоняя торгашей и баб налетевших из города точно комары, кулаки сбил в кровь – слова на многих любителей наживы никакого действия не оказывали. Но прошел день, другой и его отправили в помощь уже знакомому оружейнику Бауэру, надо проверить добрых две тысячи ружей, работы много и старик не справляется. Но сегодня все пошло наперекосяк сразу после развода, едва Александр направился к Бауэру на край лагеря, где притулился обоз, как столкнулся с Зайцем, денщиком штабс-капитана Денисова.
– Л-л-лександр Ва-ва-василич… А-а-а-а…
– Ну что там еще, рожай быстрее кролик, я тороплюсь!
– В-в-велено за вами послать их благородием! – заика все же справился с языком и выдал нечто связное.
Пришлось бежать не к оружейнику, а вслед за припрыгивающим Зайцем к офицерским палаткам. Новость оказалась хорошей, предстояло получить в смоленском арсенале недостающее по табели вооружение. Нельзя сказать, что их послали на войну с "одной винтовкой на троих", тем не менее, положенного по штату оружия в полку не хватало. Невооруженными оказались офицерская прислуга, фурлейты, сигналисты и писаря, кроме того не хватало положенных "заручных" или запасных ружей. А ведь ими предполагалось вооружать для боя младших офицеров и восполнять неизбежные потери материальной части в ходе сражений.
– Давай живее садись в повозку, наш немец с утра уже уехал, надо поспешать не то гляди передумают еще! – Иван Федорович Денисов, штабс-капитан сегодня сам за кучера, что поделать, ведь Сашка к лошадям не привычен, а Зайцу доверять фуру и вовсе рискованно, бывший лакей только и умеет, что ставить самовары, чистить сапоги, да вино по рюмкам разливать.
Направляемые опытной рукой серые калмыцкие лошадки бежали резво и вскоре беленькие парусиновые палатки лагеря скрылись за деревьями. Едва выехали на тракт, так Заяц тут же принял горизонтальное положение и спустя пару минут захрапел, просто феноменальная у этого кадра была способность спать в любых условиях.
– Вот настоящий солдат, смотри Сашка он спит, служба идет. Только мы дурные что-то бегаем суетимся… – ехидно заметил Денисов.
– Да уж, я так бы не смог… – и Александр сменил тему разговора, – Софья супруга ваша в порядке? Письма от нее давно получали или нет пока известий?
– Нет к сожалению ничего не было, надеюсь в городе на почтамте ждет меня весточка. А ты братец не темни, спроси уж сразу как там Палаша поживает.
– Бог с вами Иван Федорович, с ней у меня все закончилось, не хочу счастливую семью разрушать, пусть уж живут. И странно вышло тогда, до сих пор не пойму, не то она меня сама выбрала, не то я ее, вроде как…
– Бывает такое, я тебе не рассказывал как со своей суженой познакомился? Нет ну погоди… – но тут про Софью пришлось забыть, впереди показались сначала домики обывателей, а за тем и массивные городские стены.
– Нет взгляни на это! – голос штабс-капитана дрогнул от искреннего возмущения, – Возле древней башни на стенах старинных были чуть не пашни! А ведь числиться Смоленск первоклассной крепостью. Куда ни ткнись, куда ни посмотри, все существует у нас только на бумаге, ничему нельзя верить.
Из расщелин стен и в самом деле выросли внушительные деревья, которые были видны издалека. По мере приближения наших путников стали заметны и зияющие огромные дыры, не иначе местные аборигены потихоньку разбирали оборонительные сооружения на кирпич, в домашнем хозяйстве все сгодиться, для печей – самое то.
– Да уж твердыня хоть куда, это что там, на стене левее башни такое, курятник не иначе пристроили?
– Больше похоже на голубятню… балуется кто-то из местных птичками, – штабс-капитан на минуту задумался, его усталое лицо приняло выражение, которое обычно бывает у человека мучительно пытающегося вспомнить нечто важное, – Я ведь в свое время целый трактат написал о средствах сношения с осажденной крепостью или с удаленными отрядами. Голуби, собаки, сигнализация факелами… судя по иностранным газетам во Франции построили уже 200 верст оптического семафорного телеграфа, а у нас и конь не валялся еще.
– В мое время под "оптикой" подразумевают нечто совсем иное.
– Помню, у вас применяют телефон, радиосвязь, а ранее кажется и электрический телеграф был? Что-то из этого списка ты сможешь изготовить, коли возможность будет?
– Думаю, что смогу… – Александра словно током пронзило, он по совести говоря уж давно на это дело плюнул, – Но нужны как минимум две вещи: гальванические элементы и тонкая медная проволока. Ничего подобного в провинциальной тмутаракани я найти смог, и не уверен что и столице найдется. Вот если бы до бункера как-то добраться там много чего полезного осталось, жаль я дурак не осмотрел его тогда толком.
Обсуждали они с Денисовым эту тему уже не раз, капитан даже массу прожектов со слов Сашки составил для военного ведомства, вот только чихали там на его "беспочвенные фантазии". Тут нужен высокий покровитель, или связи в верхах и самое главное деньги! С одними бумагами без действующих образцов никого ни в чем не убедить, а изготовление даже самого простого приемника и передатчика по схеме Герца-Попова потребует немалых средств, времени и усилий. И если честно, то есть сильные сомнения насчет возможности продвижения "изобретения", поскольку теоретическая база отсутствует полностью. Остается только что-нибудь попроще, но имеет прикладное значение для военного дела: телефон и телеграф, но и здесь такой Эверест проблем, что сразу руки опускаются.
– Прости братец, с этим делом пока не получается. Я ведь по сути в полку ссыльный. Отправлен сюда из гвардии для отбытияе наказания, без права отпуску, отставки, а равно и переводов с повышением. Остается только ждать, может какая оказия, съездить в сторону первопрестольной подвернется.
– А нельзя ли кого-нибудь еще привлечь, ну хоть поручика Яковлева например. Вроде неплохой парень?
– Леонида? Пожалуй можно, но уж больно опасно, секретов хранить молодежь у нас не умеет, не приучены люди наши к таким вещам. Думай братец сам, то что ты мне рассказал о будущем времени, нашим властям боюсь не понравиться. Ладно погоди выберемся как-нибудь с этой войны, попробую старые связи в столице использовать, может в Пруссии в штабах кое-когоиз знакомых по свите его величества повстречать случится. Пока нельзя, от меня иные старые друзья шарахаются как от зачумленного, влип с этими масонами крепко. А там может за давностью забудут, война нас сблизит, или еще какая протекция откроется.
– Неужели ваши "вольные каменщики" настолько плохи оказались?
– Не спрашивай брат, сплошное ребячество и бессмысленное прожектерство… ты сам же подтвердил, что никаких следов в истории от наших первых тайных обществ не осталось, растаяли аки туман в летний день. Стой родимые тпру-у-у! Приехали Сашка, сделай одолжение разбуди моего Зайца и присмотри за ним пока я в канцелярию сбегаю.
Так вот ты оказывается, какой зверь – смоленский арсенал… Первая мысль, что это нечто могучее и монументальное, в воображении возникают стройные уходящие за горизонт ряды пушек, бесконечные пирамиды винтовок, и огромные горы бочек с порохом, снарядов и прочих боевых припасов. Реальность намного прозаичнее, здесь всего лишь кусочек территории прилегающий к городской стене и огороженный со стороны города высоким но насвозь гнилым дощатым забором с единственными воротами без калитки. Внутри пара-тройка кирпичных административных зданий, в одном из которых исчез Денисов, и целый город огромных сараев. На входе стражу несет отнюдь не спецназ и не даже не молодцы-гренадеры, а пара дедушек из местной инвалидной команды и здоровенная блохастая псина неизвестной породы, вероятно добавленная в качестве усиления столь слабого караула. Пропуская система проста и оригинальна, дальше некуда: "Куды вашбродь, к кому пожаловали?" – "Отворяй, али не видишь, еду по казенной надобности!"… и все, более никаких вопросов, проезд и проход открыт.
Пробродив чуть ли не полчаса на пару с Зайцем среди лабиринта деревянных построек Александр все же отыскал не без труда нужный им склад. Там он застал весьма и весьма печального полкового оружейника и одного из местных чиновников-кладовщиков.
– Вот смотри, ружей здесь нет! В белом оружии не смыслю ничего… – Бауэр только руками развел, давай мол принимай это добро как знаешь, – Я пойду в контору, попробую хоть кремни у них выпросить, может смилостивятся эти господа и соизволят дать.
Александр в холодном, или как тут принято выражаться "белом" оружии разбирался ничуть не больше наставника, но что поделать надо – "держать марку", придется попробовать себя в роли приемщика.
– Это что за хрень такая? Не иначе легкий лом, нам без надобности, мы же не пионеры.
– Больно ты разумный, я погляжу. Смотри галун сымут за такие слова! С коллежским секретарем чай разговариваешь! – недовольно хмыкнул в седую бороду замшелый повелитель склада, отдаленно напоминающий растолстевшего гнома, и почесав за оттопыренным ухом продолжил, – Сие есть шпага офицерская, установленного его величеством образца 1798 году.
– Пика, алебарда, копье??? – Сашка тем временем крутил в руках следующий образец вооружения. Не подлежит сомнению, что любой мастер единоборств из китайских боевиков с гнусавым отечественным переводом отдал бы полжизни за такое стильное оружие. Но в 19-м веке на поле боя ему трудно найти разумное применение: "Чувак, мой ствол круче твоего кунг-фу", так кажется Чак Норрис, или какой другой киношный супермен высказался, сейчас уже не вспомнишь, и это действительно так.
– Эспонтон, прости господи невежду, а ежели по-нашенски то протазан, а еще раньше во времена давние совней именовали. Для господ офицеров сие предназначено и для тебя тоже олух царя небесного. Ты унтер чем по табелю вооружен?
– Винтовка у меня дульнозарядная уменьшенного калибра и кортик еще есть, зачем мне еще эта дубина?
– Непорядок! – складской гном-каптерщик вытащил из необъятных и пыльных глубин конторки потертый фолиант и принялся торопливо листать страницы… Глянь сюда, должон ты быть таким, его императорское величество лично сии парсуны чертил! – корявый узловатый палец уткнулся в пестро раскрашенную миниатюру.
– Дедушка у этого копьеносца штаны красные, а у меня зеленые! – только и сумел выдавить из себя ошеломленный Александр, идея заменить огнестрельное оружие допотопным неуклюжим копьем пришлась ему совсем не по вкусу.
Они бы вероятно препирались еще долго, но тут как чертик из табакерки появился штабс-капитан, и все разом изменилось, открыто перечить офицеру складской чиновник не рискнул.
– Не спи православный воин замерзнешь! – легкий щелчок по переносице временно вывел задремавшего денщика из сонного отупения, в которое Зайц то и дело непроизвольно впадал по старой лакейской привычке, – Что тут у вас милостивый государь для нас есть? А вот вижу великолепные шпаги из настоящего сырого тульского железа! Извольте полюбопытствовать, они хоть из ножен вынимаются, али приржавели сто лет назад при Петре Великом?
– Не извольте беспокоится ваше благородие, у нас все в должном порядке содержится, – с горечью и профессиональной обидой в голосе ответил кладовщик, – А ну служивый подай шпагу сюда!
Унтер-офицер протянул ему тяжелую и неуклюжую железяку, словно по недоразумению носящую столь романтическое название. Хр-тр, раздался противный скрежет металла по металлу, рывок, еще одно усилие и клинок подавшись наружу примерно на дюйм, намертво застрял на этой предельной отметке. Дед-кладовщик, крякнул и рванул – не идет… долго потом дергал и тянул но далее дюйма сдвинуть не сумел, силенок не хватило.
– Александр попробуй ты, чего старого почтенного человека напрягать? – предложил Денисов.
– Ваше благородие, не дам я вашему унтеру, дурной он у вас, шибко много разумеет, еще спортит вещь казенну, а мне отвечать! – кладовщик стукнул в сердцах кулаком по эфесу и ржавый клинок послушно заскочил обратно в ножны, – Пущай уж лежит, ежели смазать как положено, то еще послужит.
– Так я и знал, Бауэр милый наивный немец шум поднял с утра, что "ружья дают, ружья дают", а тут как всегда. Удивительно столько лет человек прожил в России, а к нашим порядкам привыкнуть не может. Куда он делся?
– Кремни для ружейных замков пошел просить, у нас и в них недостача имеется.
– Дадут ему… ничего не получит! – с мрачной иронией отметил штабс-капитан и как впоследствии оказалось в точности угадал.
Между тем народу прибыло, первым это заметил проснувшийся Заяц, остальные были заняты обсуждением сомнительных перспектив применения холодного оружия. Сопровождавший полковника в сегодняшней поездке, фельдфебель Матвей отвесил денщику хороший пинок, от которого тот подскочил вверх чуть ли не на полметра, дрыхнуть в присутствии полкового командира – это уже слишком, верх наглости!
– Что тут у вас происходит? – деловито осведомился отец-командир 13-го егерского. Штабс-капитан Денисов кратко доложил сущность дела, впрочем это пустая формальность скорее рассчитанная на посторонних, все было видно и так с первого взгляла. Итог подвели быстро.
– Господа офицеры у нас в полку имеют собственные шпаги установленного образца, а посему казенные клинки нам не надобны, – первый пункт был отметен сходу.
– Ваше превосходительство, а как же офицерские и унтер-офицерские копья? – старый чиновник решил все же попробовать всучить "клиентам" хоть что-нибудь. Вряд ли он действовал из корыстных побуждений, скорее всего тут был замешан чисто спортивный интерес, – Ведь высочайшее предписание же есть, вот извольте засвидетельствовать!
– Может и в самом деле нам стоит хоть эти копья забрать ваше превосходительство? – осторожно предложил уже тертый и битый жизнью штабс-капитан, – А не то сами знаете… смотры, проверки.
– Иван Федорович будьте покойны, я скоро пятый десяток как на службе, и все время верхи у нас чудят… – и полковник ударился в воспоминания, любил он иногда поговорить о "старых добрых временах".
Когда он молоденьким юнкером поступил в полк, оказывается у них еще по штату даже пикинеры числились, правда, никаких пик к тому времени не было и в помине, все нижние чины были вооружены ружьями. Эх была эпоха… ей-ей… В восьмидесятые годы Григорий Александрович Потемкин куролесил славно, при нем егеря получили вместо штыков длинные ножи на ратовищах наподобие алебард. По замыслу генерала-фельдмаршала пока один солдат стреляет, другой – его напарник размахивая этим дрыном должен отгонять вражескую кавалерию в итоге это привело только к существенному ослаблению огневой мощи егерских батальонов. Постепенно сама жизнь свела все эти нововведения на нет, поломали и потеряли нижние чины чудо-юдо совни, не исключено, что и намеренно, и восстанавливать столь важное "оружие" никто не стал. Александр Васильевич Суворов, став генералиссимусом по части чудачеств даже превзошел бывшего соратника, полагая что, солдата кроме ружья со штыком следует обязательно вооружить еще и шпагой. К счастью, это прожект не прошел дальше бумаги, прославленному полководцу вовремя напомнили, что бог дал человеку только две руки, а не три и соответственно нижний чин не сможет действовать в бою одновременно и штыком и шпагой… Наконец отличился и предпоследний самодержец, покойный ныне император Павел Петрович первым делом ввел в войсках по примеру любимого и почитаемого Фридриха Великого все эти прусские штучки в том числе и уже давно забытые российской армией офицерские и унтер-офицерские протазаны.
– Я вас Иван федорович всегда ставил в пример нашим полковым недорослям за ученость, а вот знаете ли вы для чего сии чудные копья предназначены на самом деле?
– Полагаю, что для обозначение статуса и положения начальственного лица, но в наше время для этого достаточно шпаги или знаков различия, – ответил не ожидавший подвоха Денисов.
– Во тут то вы и заблуждаетесь… молодо-зелено… Давайте вспомним чего там по Фридриху солдат должен боятся супротив пули противника? Это она родимая – "палка капрала"! Эй унтер поди-ка братец сюда! Тебе братец сия оглобля нужна, чтоб капральством управлять, али нет?
– Никак нет ваше превосходительство! – обрадовался Сашка сообразив куда клонит полковник, – Если люди побегут то их никакой дубиной не остановишь, а в бою от этой алебарды проку немного, вещь предназначена исключительно для парадов и для красоты.
Штабс-капитан пытался было еще что-то возразить, но полковник уже ничего не хотел слушать, и этот вопрос был решен окончательно. Денисов получил указание не принимать более ни под каким предлогом впредь "белого" оружия, что бы там из корпуса штаба не указывали.
– А если смотр какой будет? Взыщут ведь с нас? – таково было последнее слово.
– Займем у соседей на время!
…………………………………………………
Они уже были на пути к повозкам, как за спиной неожиданной раздались крики. Да это оказывается все тот же чиновник со склада, наверное что-то забыл.
– Ваше превосходительство, а как же рогатки! – на одном дыхании выпалил запыхавшийся коллежский секретарь, – Их ведь тоже велено вам передать! Извольте хоть глянуть?
Что поделать пришлось идти и смотреть, "рогатки" на проверку оказались не детским "оружием" для стрельбы по боробьям, а целым штабелем почерневших от времени дубовых брусьев.
– И давно сие чудо у вас лежит? – осведомился Денисов.
– Даже не упомню, – честно признался чиновник, – Давненько конечно завезли, я в ту пору еще коллежским регистратором был.
Пока они разговаривали полковник зашел сбоку тщательно осмотрел торцы брусьев, точно искал какой-то ведомый только ему одному знак. Неожиданно он жестом поманил к себе одновременно и Сашку и Матвея.
– А ну братцы снимите мне во-о-н то бревнышко. Да нет не это, а соседнее с щербинкой. Так молодцы хвалю, а теперь разверните его той стороной где пазы… – у старого вояки на глазах навернулись слезы умиления, – Мать честная, да это же мой Суздальский полк их тут бросил когда шли в первый раз поляков замирять!
– Не может быть, те должны уж сгнить давно, или на дрова бы пошли за ветхостью! – выразил за всех удивление штабс-капитан, сколько же лет с тех пор прошло?
– Нет сие они, наши старые добрые суздальские рогатки. Я вот тут слово непечатное ножиком малым вырезал… две буквы до сих пор видны. Александр Васильич хотел было взыскать строго за сию шутку, но пожалел вьюношу неразумного.
Закончить эту фразу полковник не успел, с диким ревом "Павел Данилыч!!!" на него налетел складской гном, и чуть не задушил в объятиях. Ошеломленный столь неожиданным приемом отец-командир 13-го с трудом пришел в себя.
– Никеша… прости Никифор, ты ли это??? Ай, ай, нехорошо не признал… А Марья Анатольевна жива ли еще?
– Жива друг мой, жива, намедни правнучку нашу замуж выдал. Нет пойдем чай пить я тебя так просто не отпущу, почитай двадцать лет не виделись.
Делать абсолютно нечего, оружейник пропал неведомо где, чиновник уволок к себе полковника, они остались втроем. Зайца можно не учитывать, он опять отрубился как только старые друзья ушли, непонятно что ночью то делает? Вскоре пришел черед штабс-капитана, из канцелярии арсенала за прибежал посыльный, оказалось забыли где-то в бумагах подписи поставить.
– Теперь до вечера, с этими нашими порядками и традициями словно муха в паутине, – Денисов искоса взглянул на циферблат луковицы карманных часов, – Давайте гуляйте братцы, но чтобы только к вечерней поверке в лагере были на месте.
Вскоре и Матвей засобирался, оказывается надо задать лошадям положенную порцию овса.
– Да чего с ними сделается? Переживут поди? – попытался удержать его Сашка, _пошли лучше в город сходим.
– Живые они чай твари господни, не железные машины. Недосмотришь, недокормишь – обессилеют и заболеют. А там и до живодерни недалече! Я пойду… – бывший драгун просто не мог поступить иначе, его и ругали постоянно и корили, что коней содержит лучше порой чем вверенных ему людей. Но такова уж у натура у человека ничего с собой поделать фельдфебель не мог. В итоге Александр остался один-одинешенек, и почти сразу же у него проснулись дремавшие где-то в отдаленном уголке сознания намерения…
– Идет солдат по городу, по незнакомой улице и от улыбок девушек вся улица светла… – мотивчик из нереального для этого мира "прошлого" завис на губах. Как давно это было и было ли вообще, может память его обманывает? Летний вечер, старый парк провинциального русского города, карусель и девушка доверчиво положившая белокурую головку на плечо солдата-дембеля…
Пока ему хотелось только любви… с этой мыслью Сашка буквально пролетел одну улицу, затем другую. Что за чертовщина – нет не только молодых девушек, но даже и женщин нет, навстречу попадаются только старухи и уж совсем малыши. Неужели сидят по домам и боятся выйти погулять в такой прекрасный день? Нет, положительно хочется поубивать всех этих "кентавров" что учинили тут недавно погром. Ладно, в итоге решил он, если нет любви, то попробуем просто секс, надо только определиться с географией. Местные представительницы древнейшей профессии, судя по агентурным данным, обитают в районе с поэтическим названием "Гнилая Яма", прямо по Куприну не иначе? Надо будет спросить кого-нибудь… вон тетка с корзинкой бубликов идет…
– Эй кума, будь добра, подскажи как до Гнилой Ямы добраться?
– Тьфу на тебя охальник! Пшел вон антихрист! – и действительно плюнула, Александр еле увернулся от смачного плевка. Ничего не поделаешь, пришлось вернуться к Арсеналу в надежде, что инвалиды своему собрату-солдату в такой справке не откажут.
В караулке он застал только одного, старый ветеран похоже был занят приготовлением нюхательного табака. Чадила лампадка возле закопченной иконки, а кругом были разложены по полочкам и столу корешки, горшочки, чашечки со специями, а уж дух внутри помещения стоял, что называется "вырви глаз".
– Здравствуй дед, подскажи мне как до Гнилой Ямы дойти, а то кого не спрашивал, никто не знает. – с ходу выпалил Александр и умолк.
– Эх дружок, туды не ходют, не ездют, а попадают! А опосля быват и пропадают. Ступай в кабак и гуляй коли хочешь, к вечору в Яме и окажешси… – ветеран отложил в сторону ступку и пестик и уже собрался было отчитать бесцеремонного гостя, но тот не дожидаясь продолжения, пулей вылетел за дверь.
– Вот гады, домострой тут сплошной завели… – стучала в воспаленном сознании Сашки злая мысль пока он шел прочь. Снова улица – другая, третья, и еще одна и так пока не уперся в полуразрушенную городскую стену. Тут его немного отпустило, нервное раздражение спало, и он осмотрелся по сторонам. Вот стена, вот церковь, а вот там точно на расстоянии положенных по закону 150 шагов от храма расположен кабак. Может быть, с него и стоит начать? Пока в голове крутились различные варианты, ноги уже сами несли его к питейному заведению. Но зайти туда он побрезговал, слишком уж нестерпимо внутри воняло мочой и еще какой-то невообразимой дрянью. Прямо клоака натуральная, там у них в провинции на старой стоянке было намного чище, а тут смотри как все пьянчужки загадили. Он развернулся на 180 градусов и в глаза словно указующий перст уткнулся крестик на когда-то золоченной макушке церкви. А может туда заглянуть? За те годы, что он провел в прошлом, ни разу еще доводилось бывать в храме. Своей церкви 13-егерский так и не завел, полковой священник обычно пользовался походным клиросом, это ширмочка такая с картинками религиозного содержания и цитатами молитв. Сколько раз с ребятами собирались на праздник сходить туда – "в церкву", но по непонятной причине всегда попадали то в ярмарочный балаган, то на кулачные бои, то все в тот же кабак или к девкам… как повезет. Может попробовать, как тут говорят, "спасти душу"?
"И не церковь и не кабак, ничего не свято…", да уж верно поэт подметил, абсолютно ничего тут возвышенного нет, только злобно шипят змеями за спиной бабки со свечками: "Картуз сыми ирод, хуть бы лоб перекрестил безбожник!". Долдонит что-то непонятное на кафедре поп, да пялиться на тебя злыми глазами служитель из-за какой-то загородки. Все правильно, он Сашка тут чужак, вот и этот долгогривый наверно опасается, как бы подозрительный нижний чин не стянул бы чего из церковного инвентаря. Его душа и чувства никого тут не интересует, да пошли они все… Терзаемый такими мрачными мыслями он вывалился из душного полумрака на улицу и о чудо!
Он чуть не завопил благим матом "ДЕВКИ!!!", но вовремя сдержался, опасаясь спугнуть столь редкого в этой части города "ценного пушного зверя". Несколько его смутил только тот факт, что девицы были в одежде покроем сильно напоминающим униформу. Может быть институтки, хотя нет, им лет по 17-18-ть не больше, разве что последний, выпускной курс? Город тут большой, а значит, вполне может быть и соответствующее учебное заведение для девочек. Денисов помниться говорил, что при Екатерине их открывали повсеместно и чуть ли не сотнями. Красивая парочка, блондинка и брюнетка, худенькая и пышечка и форма у них ничего, очень даже кокетливая, строгое и правильное сочетание черного с белым. Вот только головной убор все портит, общая беда этого столетия, но он тоже должен таскать на голове подобие усеченного ведра. Яблоки в него собирать удобно, а вот в носить на макушке увы… Надо брать быка за рога, и Сашка решительно кинулся навстречу девицам, словно боясь, что последние внезапно растают точно мираж в пустыне.
– Здравствуйте девушки, разрешите познакомиться, э…. -Александр заготовил заранее целую речь, но в последний момент смутился и смог выдавить только ее куцый обрывок.
– Ты почто служивый к христовым сестрам пристаешь? Али не видишь, что монахини мы? – жестко осадила его пухленькая, ну и мордашка у нее, щечки пухленькие красные… впечатление портит только россыпь веснушек, да курносый нос пуговкой. И надулась совсем точь в точь как обиженный ребенок… А вот ее спутница просто пронзила Александра странным, словно оценивающим взглядом, но ни слова не вымолвила в ответ.
Незадача однако, определенно сегодня скверный день, ему ведь не монашки нужны, а как бы совсем наоборот… Но девицы чертовски привлекательные, особенно брюнетка, а значит стоит все же попытаться, вдруг да что-то выйдет, ну не зашивают же им там известное место. Между тем пухленькая продолжала изливать на наглого солдатика свое искреннее возмущение.
– Куда только ваш полковой батюшка смотрит! Совсем воины православные распустились! Мы будем жаловаться в консисторию и в синод на вас напишем! Мало того что ваши тут в Смоленске содом устроили, девиц бесчестили, так еще и монахиням средь бела дня прохода не дают!
Сашка начал оправдываться, как всегда лучше всего в таких случая ответить отдельно на каждый пункт обвинений. Первое самое простое, куда смотрит полковой поп 13-го егерского? После того как выдали жалование, известное дело – в бутылку. Он вчера на молитве дважды вместо "аминь" скомандовал "налей", чем не мало потешил весь полк. Какой уж есть, это уже второй за последние пять лет, прежний не выдержал жизни в провинции и попросился в отставку. Пойдем дальше, в городе зажигали не "наши" а драгуны черт знает какого полка в теплой компании с казаками, а 13-й егерский только три дня назад прибыл и ничего еще натворить не успел. И наконец простите красавицы, он Сашка с Урала родом, девиц-монашек до этого и в глаза не видывал, он "дикий лесной человек", если что. О консистории и синоде Александр имел весьма смутные представления, кажется у дяди Гиляровского что-то читал: Попал черт в невод и кричит в испуге "Не в консистории ли я?". Поэтому этот пункт лучше проигнорировать.
Сердитый "щеканчик" немного смягчился и принял сашкины извинения. Забавная все девчонка щеки так и ходят туда-сюда, когда говорит, прямо хомячок-девица, а вот брюнетка по прежнему загадочно молчит, только глазами бездонными сверкает. После некоторой паузы нижнему чмну были выданы особо ценные указания к испонению.
– Сходи братец в церковь помолись и покайся, там тебе грехи отпустят, – предложила блондинка. Прекрасно, Александр давно ждал такого оборота, теперь можно как в шахматах сделать следующий ход, е2-е4.
– Простите неразумного девушки, но чтоб покаяться, ведь надо сначала согрешить? У меня тут с этим делом проблема, давайте выручайте!
– Ты чего хочешь служивый? Мы и так с тобой грешим, нам с мужчинами разговаривать не положено по монастырскому уставу, мать-настоятельница епитимью наложит за такой проступок.
– Это потому твоя подруга и молчит?
– Дурень ты право! Откуда только такие берутся! Сестра Елизавета обет молчания приняла и третий год строго блюдет! – важно заявила пухленькая. Серьезно тут все однако… Александр взглянул на брюнетку теперь другими глазами. Три года добровольного безмолвия… да его последняя подруга в двадцатом веке и пяти минут прожить без разговоров не могла, трещала точно телевизор. Но отступать уже поздно, все равно других путей сегодня нет.
– Раз уж все равно красавицы вас епитимьей карать будут, так давайте согрешим по-настоящему. Пойдем на стену в башню, там никого нет и займемся любовью!
– Да ты что нас двоих сразу… – пухленькая так и не решилась произнести последнее слово, возможно она просто не знала "приличного" варианта.
– Конечно! – бодро заявил Сашка глядя в округляющиеся от изумления глаза блондинки, – Как изволите, хоть по очереди, хоть обеих сразу, нам солдатам все равно, мы все можем!
Тут с подружками-монашками произошла удивительная метаморфоза: нет больше хомячка – пухлые щеки втянулись, а глаза округлились и расширились до предела, как у безумной белки из диснеевского мультфильма. Ну да и черт с ней, на блондинку Александр больше и смотрел, его внимание поглотила ее подруга-молчальница. В черных глазах прямо адский огонь бушует, так сейчас и спалит, такое ощущение… Но "момент истины" продолжался недолго, раздался истошный визг, блондинка рванула прочь точно спринтер и к сожалению уволокла за собой ту другую, которая как показалась Александру была близка к тому чтобы согласится на его предложение.
Вот так и познакомились… сбежали девушки, все сорвалось, теперь ему одна дорога в Гнилую Яму. Пошатавшись еще полчаса по улицам, он сумел у местного пьянчужки-забулдыги за мзду в три копейки узнать, где находиться эта самая пресловутая Яма. Оказалось, что отсюда далеко, на противоположном конце города, точнее это даже предместье. Пожалуй сегодня он туда уже не пойдет, просто лень так далеко тащиться. Из лагеря 13-го егерского полка намного ближе, тем более, что по распространившимся слухам, запрет на посещение Смоленска скоро снимут.
Что теперь остается, день к вечеру клониться, не посмотреть ли на окрестности с высоты старых городских стен? Эта неожиданная, случайная мысль сразу пришлась Александру по душе. Сказано – сделано, попасть на стену было нетрудно, тут лестницы через каждые двести метров. А вот и башня, когда-то это было мощное сооружение, его не сломили ни татарские стрелы, ни польские ядра, но время-разрушитель безжалостно. Давно исчезла крыша, и возле узких окон-бойниц уже не несут службу бдительные стражи, там только ветер гуляет и свистит. Он внимательно рассматривал старинное сооружение, таких ему еще не доводилось видеть ни разу, все было в новинку. Не понятно для чего такие странные большие окна, может быть раньше их закрывали специальными щитами? Стоп, что это, что происходит? Рядом как будто послышался вздох, всхлип, или ему почудилось? Он метнулся к окну на противоположной стороне башни, его проем заполнила заслонив заходящее солнце тоненькая фигура в бело-черном одеянии.
– Лиза? Что ты тут делаешь? – сперва он решил, что обознался, девушка стояла к нему спиной. Но нет это она, стоит и молчит, уставившись взглядом в невидимую точку на пламенеющем горизонте. Словно нечто очень важное там увидела.
"Плачет Ярославна на забрале…", или не плачет, а вот кажется так: "Ярославна рано плачет в Путивле на забрале" с русской литературой у него всегда было неважно. А ведь она сюда определенно не любоваться закатом явилась, мелькнула в голове Сашки долгожданная мысль но доселе скрываемая, она к тебе дураку пришла. Он осторожно погладил узкие плечи покрытые черной тканью, далее его рука опустилась на талию и двинулась чуть ниже… Он попытался поцеловать Елизавету, не получилось, девушка упорно отворачивалась, подставляя его губам только шею, затылок и край щеки. Он попытался было осторожно оторвать ее от окна и развернуть к себе лицом но встретил неожиданное и стойкое сопротивление. Ломать ее силой не хотелось и Александр приник губами к изящному ушку…
– Ты согласна? – почти сразу вылетело у него на одном горячем дыхании, а в ответ тишина, только бродяга-ветер воет в абмразурах древней башни, словно издеваясь над неудачником, нижним чином Сашкой.
Молчание – знак согласия, ну что же он решил не терять времени даром. Захваченная его пальцами черная ткань верхней одежды послушно поползла вверх нехотя открыв ослепительно белый шелк нижней рубашки. А девчонка то видать не из простых, только и успел он подумать, его последняя любовница в этом мире, кухарка Палаша носила только полотняные сорочки, хоть и из тонкого материала. Он попытался добраться руками до маленьких и судя по очертаниям одежды красивых сосков девушки, но тут его опять постигла неудача. Партнерша смана наклонилась и крепко прижалась животом к каменному карнизу окна, точно влитая и уцепилась руками за какие-то выемки в стенах, без грубого приложения силы не оторвать. Невольно всплыли в памяти рекомендации, воспоминания деда-фронтовика: "Мордой ее суку немецкую в окно и сзади е…ть, руки у дуры заняты хватается за косяк, боится выпасть…". Но нет у нас все будет по согласию и добровольно. Его ладонь мягко легла Лизе на спину и заставила девушку полностью лечь животом на подоконник, та легко без сопротивления подчинилась, словно только этого и ждала. Стены в башне толстые, а значит никакой опасности вывалиться из окна для нее нет и в помине. Белые ягодицы партнерши словно светились внутренним светом в полумраке башни, и Александр немного поласкав интимные места девушки немедленно приступил к соитию. Обычно он это дело – "предварительные ласки" проделывал дольше, но тут было такое ощущение, что еще минута и у него низ живота просто взорвется, не иначе длительное воздержание сказалось.
Бр-р-р, что такое??? Он все сделал правильно! И никакой реакции, дыхание ровное не дернулась под ним ни разу и даже не вздохнула глубоко… да хоть бы газы что ли выпустила на худой конец и так иногда бывает у девиц… Такого в его сексуальной практике еще не было. Просто голова раскалывается… Сашка попытался развернуть Лизу к себе лицом, но она продолжала упираться не давая ему изменить однажды принятую позу, значит девчонка не в трансе и не спит и проделывает все фокусы вполне сознательно. Вот чума, интересно как эту красотку звали до пострижения? Имена ведь меняют, может это у нас Зинаида? "Купили в магазине резиновую Зину, резиновую Зину купили в магазине" – память услужливо напомнила детский стишок. Действительно такое впечатление, что только что занимался любовью с манекеном, с пластиковой куклой. Хорошо, может быть одного раза тебе Зина-Лиза недостаточно, попытаемся еще, благо кажется силы у Сашки восстановились. И он сделал еще "заход", а затем и еще один… После четвертого, или может быть восьмого, Александр потерял счет произошли наконец кое-какие изменения. Елизавета закряхтела, засопела, словно ей не хватало воздуха для дыхания, ага значит все проняло, Сашка соображал в тот момент плохо, но остановиться уже не мог даже если бы захотел. Никогда он раньше не замечал у себя такой дикой сексуальной энергии, неужели перемещение во времени так сказалось, или виновата во всем эта ведьма-монашка?
Он словно превратился в отбойный молоток из мяса и костей, в безумного дикого кота, что рвет когтями свою подругу во время сношения. Перерывов для отдыха больше не было и вскоре Лиза прогнула спинку и вдруг неожиданно задвигала в такт его движениям задницей, да так резко, что чуть не сбила Сашку с ног. По всему выходило, что она девица опытная и похоже ненасытная в плане секса… Солнце уже на три четверти скрылось за горизонтом, а безумный любовный марафон на стенах древнего града все продолжался, ему чудилось, что сама старая башня давно уже ходуном ходит, и скоро от вибрации начнут отваливаться от стен и крошиться кирпичи. Наконец удалось услышать знакомое "бабье" оханье, еще немного и его Лизавета начала стонать, надо бы закончить наконец это безумие, но Сашка остановиться тут не смог, продолжая "долбить" ее как заведенный. И только когда девушка под ним стала кричать дурным голосом и резко дергаться, пытаясь избавиться от гнетущей тяжести мужского тела на своих плечах и пояснице, он кое-как сумел от нее оторваться.
Из-за расплывчатой и зыбкой линии на горизонте теперь выглядывал только совсем микроскопический краешек огненного диска, минута, другая и вскоре раскаленным металл дневного светила окончательно исчез, окрашивая в бардовый цвет далекие облака. Александр с трудом оторвался от бойницы и бросил быстрый взгляд налево в сторону. В соседнем оконном проеме по прежнему маячила худенькая фигурка в черной монашеской одежде, значит еще не ушла… Один длинный шаг, одна фраза: "Лиза прости меня дурака если сможешь…" и вот уже Александр буквально скатывается по крутой каменной лестнице со стены, нет что за безумный день такой сегодня?
…………………………………………………
– Что с тобой такое? Выглядишь так ровно в Москву и обратно сбегал? – вопрос штабс-капитана Денисова выдернул Александра из ступора.
– Да вот тут это… согрешил с одной монашкой немного…
– А что баба, она баба завсегда! Против естества не попрешь. – философски заметил Матвей набивая табаком трубку, – Эвон в киевской лавре почитай все монахи семейные. Квартировали мы там, спросишь бывалоча какого мальца, где ево батя служит, так и говорят что де монахом в Лавре. А чего ты от слабой бабы хочешь?
– Все, давай садись поедем в лагерь, боюсь я тебя тут оставлять в таком виде! – категорично заявил Денисов и вскоре маленькие калмыцкие лошади уже неторопливо везли всю компанию домой. К великому удивлению Александра они то и дело встречали бредущие в сторону бивака по направлению из города группы солдат.
– Вы чего мужики, куда ходили, запрещено ведь? – окликнул он одну такую кучку.
– Так мы энто нумера, шифры де сняли, начальство знает! – таков был ответ, – Праздник ить сегодня, как в город не пойти?
– Похоже в Яму они ходили, а совсем не в церковь молится, – отметил неприятный факт штабс-капитан, – Скорее бы нас отсюда убрали, не то боюсь по части безобразий мы скоро тех драгун нагоним.
И тут Денисов тоже оказался пророком, ну скажем так, почти угадал. Стоянка в окрестностях Смоленска немного подзатянулась, ближе к концу первой недели бывший в городе проездом генерал отменил несправедливое распоряжение местных властей и началось всеобщее веселье. Сашка еще не один день побегал по постоялым дворам и гостиницам, пытаясь отыскать свою "сестру Елизавету", но тщетно. Навел справки, в Воскресенском, Свято-Троицком и Спасо-Вознесенском женских монастырях города таких монахинь или послушниц не было никогда. Не то что бы он хотел повторить с Лизой то, что проделал ранее в башне, была потребность как-то объяснить, извиниться, но она исчезла из ешлш жизни навсегда.
С ружьями они закончили возиться на удивление быстро, и вскоре друзья-сослуживцы сумели затащить Александра в ту самую знаменитую на весь Смоленск Яму. Этот хитрый переулок безвозвратно погиб в гигантском пожаре 1812 вместе со всем предместьем и не осталось о нем никаких воспоминаний, словно бы и не было его в природе. Но в 1806 году злачный район процветал вовсю. "Заведения" располагались так сказать по географическому принципу, самая южная часть была отдана обычным кабакам, далее шли публичные дома самого низкого пошиба, из разряда "все удовольствия за двуегривенный", далее к северу цена и уровень сервиса неуклонно возрастали и заканчивался переулок знаменитым заведением мадам, или точнее maman Боннер. Последнее как внешне, так и внутренне сильно смахивало, по крайней мере днем, на пансион для благородных девиц и злые языки говорят, что однажды прибывший из столицы важный чиновник обознавшись адресом этот бордель "проинспектировал" вместо соответствующего городского учебного заведения. По крайней мере так господин чиновник объяснил свои действия чинам полиции, когда его там "накрыли".
Понятное дело, к Боннер Александра и его приятелей и на порог бы не пустили, нижним чинам вход закрыт даже в более дешевые "рублевые" заведения. Да они и сами бы туда не пошли… обычно егеря собирались в одном из кабаков, выпивали понемногу и тут же цепляли девиц из числа местных "любительниц", выходило дешево и сердито иногда даже получалось совсем бесплатно, "по любви". Российский солдат как известно к бытовым удобствам нетребователен, а летом любой кустик ночевать пустит, вот и трещали от "безумной страсти" каждый вечер заросли на пути между предместьем и биваком 13-го егерского полка. Но иногда случались и развлечения иного рода, об одном таком событии и пойдет речь ниже.
Итак начнем, день стоит отличный, вид у наших воинов вполне приличный, с учетом специфических условий того места куда они сегодня собрались идти. Сюда по одному являться не стоит, эту простую истину нижние чины просекли сразу. Поэтому как только наступает вечер в кабаке, что притулился в самом южном конце одного, не будем указывать указывать какого переулка становиться весьма людно, порой не протолкнуться. Пестрядь, чуйки, нанковые халаты мастеровых и лохмотья босяков смешиваются с темно-зеленых мундирами солдат, хотя нет обычно народ держится кучками, как бы кланами. Халаты к халатам, мундиры к мундирам, босяки же отдельной корпорацией в дальнем углу возле стойки содержателя, для них не всегда находятся сидячие места, чай не "баре" постоят и так. Надо сказать, что нижние чины на фоне местных выделяются не только казенным сукном одежды. Есть и еще одно отличие, по которому солдата можно узнать за версту, даже если придет ему в голову прихоть натянуть на себя цивильную одежку. Короткие стрижки принятые в 13-м егерском очень даже выгодно смотрятся на фоне заросших сальными космами или стриженных под "горшок" аборигенов. Простонародье обычно предпочитает очень примитивные прически или вообще не следит за своей внешностью, намажут голову растительным маслом, абы под картуз или колпак влезала и все дела. В этом весьма прогрессивном для начала 19-го века нововведении заслуга нашего современника. Перед походом, получив приказ привести людей в "надлежащий вид" он недолго думая остриг свое капральство, свой взвод под полубокс, благо в СА ему привили кое-какие начальные навыки парикмахерского ремесла. Инициатива получила должное развитие, весна стояла теплая, лето ожидалось жаркое, в дальнем пути приходиться уделять особенное внимание требованиям гигиены. В отличие от более поздних времен в 1800 по части солдатских, да зачастую и офицерских причесок царила удивительная "демократия", историки до сих пор не могут понять, как же действительно выглядел средний армейский солдат постпавловских времен. Фотографий понятное дело не сохранилось, а имеющимся картинкам доверия нет, слишком уж много противоречий и не удивительно, любой художник ведь фиксирует на холсте или бумаге свое личное видение мира, а не скучную окружающую реальность. Причина столь вопиющего беспорядка кроется как ни странно в стремление последнего императора привить всюду единообразие. Введенные им "пукли", пудра и косы в армии приживались плохо по причинам сугубо экономическим. Иное дело – гвардия, там этого идиотизма хлебнули сполна: "Прибыл в лагерь поутру в 10 часов, я увидел здесь большую суету, кому голову стригли, кому ершили волосы кирпичом, пачкали светлым салом, натрусивали провиантской мукой накручивали пукли и привязывали косы. И в таком параде должен был солдат сидеть или стоять всю ночь, дабы не повредить буклей и прически." Довольно сложная и длительная процедура да и дорогостоящаяю, к счастью до провинции она не дошла, здесь продолжали донашивать старые екатерининские мундиры и стричь солдат под "горшок". Позднее по требованию нового императора была введена небольная косичка, но в 13-м егерском и до нее, что называется "руки не дошли", его командир продолжал придерживаться старого доброго принципа сформулированного Потемкиным, что "туалет солдатский должен быть таков, что встал, то и готов". Поэтому предложения пришельца из будущего попали можно сказать уже на подготовленную почву и прижились. Но не будем отвлекаться…
Последнее время "отдохнуть" они ходили втроем точно три мушкетера у Дюма: Александр, Григорий и Федя – последний, тот самый ротный запевала "нам бы ба-а-абу…". Получился своего рода оптимальный состав группы, если надо отмазаться от начальства, то Сашка незаменим, к Федору липнут девки, да еще гитару приятели позаимствовали для него в имении богатого ротозея-помещика во время фуражировки, ну а Григорий в драке просто зверь – весьма ценное качество в этих неспокойных местах.
С виду это обычный кабак, каких на Руси заведено немало, но посидев тут минут десять-пятнадцать случайный посетитель понимает, что попал в самый натуральный притон, служащий своего рода биржей для гулящих девиц и сводников всех мастей и оттенков. Тут все обыденно, так же висят по облезлым стенам картины с "прынцами", горланят за грязными столами в дым пьяные компании, мерзко воняет от луж непонятного происхождения. Музыкальное сопровождение полностью соответствуют обстановке, слышиться откуда-то из дальнего угла примерно следующее.
А за кустичком, за березничком,
А четыре попа да кобылу е…т,
А и пятый поп поскакивает:
– А, братцы, попы, доброхоты мои,
Дайте мне хоть плешь обмакнуть!
Атмосфера самая подходящая, хоть топор вешай, как в народе говорят. Вроде кабак как кабак, обычное питейной заведение, коих на просторах Российской империи тысячи. Но маленькая разница – народ приходит сюда не только для того чтобы пить.
Наши друзья сидят за столиком недалеко от входа, здесь хоть дышать можно свободно, и уже второй час не могут одолеть полуштоф водки, из закуски у них только хлеб и сваренные вкрутую яйца, остальные разносолы в этом "общепите" употреблять себе дороже. Чего же они тут делают, ведь такую смешную дозу местного алкоголя, крепость которого в лучшем случае достигает 15–20 градусов, трое крепких парней одолели бы за пять минут. А вот сейчас и узнаем… помойной крысой рыщет между столами разбитная баба со следами многочисленных "ошибок молодости" на лице. Вот подкатила она к нижним чинам.
– Солдатики-касатики красных девиц посватать не жела-а-ити? У вас купец у нас товар! – кривляется сводня подражая свахе.
– Нам бы тетка трех сразу надо! – сразу ставит условие Александр, до группового секса местная мораль как-то еще не дошла. Отсталые они предки в этом плане, учиться им еще и учиться… или все же луше таким вещам не учится?
– А меня три девицы-красавицы как раз для вас голубчики!
– Старухи поди?
– Упаси господь, мои девицы молоды, из себя ладны!
– Ну что ребята может возьмем, сколько тут еще сидеть?
– А ну бабка постой! Сколько годов твоим девкам то? – это у Григория возникли нехорошие подозрения, неудивительно слишком все гладко пошло в этот раз.
– Старшой десять будет, младшеньким девятый пошел, да вы солдатики не сумлевайтесь. Девки то ладны и умелы, с пяти годков промышляют! – масляные, заплывшие жиром глазки так и сверкакют в предвкушении неплохого барыша.
– Поди твои?
– А то как? Скока их растила-кормила, пущай теперя матушку содержат!
– СУКА еб. я!!! – пинок и мелькая юбками баба-сводня кубарем вылетает а открытую дверь заведения, словно футбольный мяч. А Гриша все не может успокоиться. – Что за люди, дите свое родное продают, ровно игрушку, убить таких надоть!
– Эй служба, ты почто бабу выкинул? Ее вить это исчо еть можно! – доноситься из-за спины. Григорий зло крутит головой, пытаясь найти шутника, но тот более себя никак не обнаруживает.
– А может и не своих, подобрала нищенок, или заманила каких глупеньких вот и торгует… – пытается успокоить приятеля Сашка, – Зря поди мы ту первую прогнали? Похоже у них сегодня забастовка, вчера отбою не было, лезли на нас толпой, а тут как в пустыне сидим.
– Известна обманщица, сколько уж ее наши били! Эх зря мы Сашка сюда пришли, поди стоит лучше завтра днем счастья попытать в леске за городом. Воскресенье, а значится бабы и девки туды гулять пойдут. Может и подцепим кого.
– Верно робяты, седни конец поста, девки гулящие поди грехи замаливать в церкву пошли. Завтра надоть, когда оне разговляться будут.
Но это завтра, а сегодня им судьба уготовила развлечение несколько иного рода. За соседним столом, который служивые делили с местными ремесленниками и еще каким-то пришлым сбродом давно уже зрел конфликт. Обычное дело в таких местах, если за вечер два-три раза не подерутся, то можно сказать, что день прошел впустую.
– Ты энто сАлдат не замай, куды прешь? Осади давай! Почто не видишь, я на Марфутку ужо глаз положил?
– Погодь борода не ерепенься! Нашего брата на войну гонют, а ты туточки возле бабской юбки остаешся! Чай успешь ищо попользоваться.
Не поделили бабу, что поделать сегодня тут на женское тело определенный дефицит. Сейчас друзья-товарищи успокоят спорщиков и все закончиться. В самом худшем случае враждебные стороны пойдут разбираться на улицу в кусты за помойкой. Нередко с такого "боя" враги возвращаются обратно в обнимку, хоть и с разбитыми в кровь лицами – значит мир, в драе победила дружба. Это дело житейское, нравы здесь простые и никто по этому поводу не комплексует, выпили-подрались-помирились и так порой неоднократно. Так бы все вероятно закончилось и в этот раз, но неожиданно прозвучали роковые слова…
– Лапы поганы убери! ШКУРА КАЗЕННА!!! – ляпнул не подумав пьяный "халат" и тут же осекся и замолчал, испугавшись собственной дерзости.
Как обрезало, бестолковый пьяный галдеж моментально смолк, стало слышно, как звякнула уроненная буфетчиком мерная посудина для водки и чирикают воробьи за мутными, никогда не протиравшимися окнами… Всего два слова, а какой поразительный эффект! Маленькая историческая справка: это сочетание, "шкура" плюс "казенная", или другие варианты со словом "шкура", например "шкура дубленная" почитаются здесь среди нижних чинов страшным, смертельно обидным оскорблением. Нравы в российской армии начала 19-го века довольно грубые, солдат привык к тычкам, пинкам, ну а матом даже разговаривают. Никто не обижается, все понимают служба такая – не институт благородных девиц. Мордобой, правда, в 13-м егерском запрещен, но это личная инициатива полковника, его коллеги с ним определенно не согласны. И тут какая-то "шкура"… просто фантастика! Да нет, здесь тонкий намек на казенных лошадей, которые продолжают служить отечеству и после смерти в виде ремней снаряжения или кожи на барабанах. Солдат, который проводит на службе почти всю свою короткую жизнь, такие вещи чувствует что называется нутром и годов даже лечь добровольно под шпицрутены, только бы не позор… Александр был свидетелем, как батальонный капитан, сам проженный ругатель-матершинник не способный связать двух слов без упоминания представительницы некоей древнейшей профессии, в момент сорвал галун с унтер-офицера назвавшего солдата "казенной шкурой": "Ты у меня навечно в рядовых останешься, б… сукин сын!!!" Вот такие дела, а уж от какой-то мастеровщины терпеть такое оскорбление, да ни за что! Самый последний убогий солдатик и тот не спустит, а здесь в кабаке-притоне собрались как на подбор буйные и отпетые. Остальные, робкие или больные не рискуют таскаться по таким "заведениям" и вынуждены пользоваться услугами городских проституток самого низшего пошиба, тайком проникающих на бивак 13-го егерского полка в ночное и вечернее время.
Кабак точно пороховой погреб взорвался безумным побоищем, "швед, русский колет, рубит, режет…". С одной стороны в качестве оружия пошли в ход бутылки, кружки, палки – короче все, что попалось под руку. Нижние чины пустили в дело свое традиционное… Совершенно бесполезный в бою тесак в кабацкой или уличной драке превращался в грозное и универсальное холодное оружие: хочешь – наматывай с ремнями на руку для усиления, а умелец – так используй в качестве кистеня, и уже в самом крайнем случае – как нож можно задействовать. Но до поножовщины обычно дело в таких побоищах доходило редко. Сашка с завистью наблюдает, как его приятель раскручивает ремень портупеи, "вжик-вжик" и тяжелый эфес врезается в затылок очередного противника. Григорий тут на высоте, приходится только постоянно удерживать, чтоб не увлекся и не покалечил серьезно кого-нибудь, а не дай бог еще и убьет. Александр перевязь с кортиком обычно не носил, у него для такого дела припасен кастет. Прекрасная вещь для ближнего боя, досталась она ему при разборе пожертвованного населением в пользу армии оружия, чего там только не было вплоть до составных луков и стрел. Бесполезную, по всеобщему мнению "железку" он сразу же прикарманил в свою пользу, только острые шипы сточил напильником, незачем зря людей уродовать.
Вот сзади к самозабвенно орудующему импровизированным кистенем Гришке подкрадывается очередной "халат". Непорядок однако, Сашка встает у него на пути, ныряет под занесенную над ним бутылку, и ловко отработанным приемом выкручивает руку противнику, до звонкого хруста в костях. Приемы самбо восстановленные и заново отработанные прошлой зимой очень даже пришлись кстати.
– Пусти служивый!!! А-а-а рученка моя… Я ить портной как теперя буду??? – воет обезоруженный и прижатый к стене мастеровой.
– Лезь под стол и сиди там пока не кончиться! – еще с одним покончено, но в открытые двери вваливается новая партия чуек, халатов и союзных им босяков, дело сегодня будет жаркое.
– Ура братцы!!! Бей!!! Не выдавай!!! – егеря только рады новым "гостям", даже пятикратный численный перевес не поможет местным и дело тут не в физических "кондициях"… Здесь побеждает не тот, кто сильнее – нижние чины возьмут верх напором, сплоченностью, чего и в помине нет у противной стороны. В 13-м егерском все слабые духом и телом давно отсеялись за время похода, отлеживаются теперь по квартирам у сердобольных обывателей, можно смело сказать, что тут собралась своего рода военная "элита".
Именно так, а не постами и молитвами и формировался в те времена российский солдат, которого было мало убить, а надо еще и повалить. Дрались они много, и всегда с диким остервенением… Когда Сашка впервые с этим явлением столкнулся, то испытал даже некоторый шок, но затем привык и принял как должное.
– Почто б… дозволили гарнизонным нашего повязать!!! Али вы не товарищи, забыли выручить??? – бывало рычит на провинившихся подчиненных отец-командир.
Урок усвоен, в следующий раз полиция-"гарниза" будет безжалостно бита, а "рестованный" нижний чин освобожден из под стражи. Таковы здесь "обычаи" освященные вековой традицией, не тот виноват, кто что-то сделал, а тот кто попался, кого поймали… не дай себя повязать и бей всегда первым. Рудименты такого подхода к подготовке личного состава Александр мог припомнить и из своего опыта срочной службы. Там тоже старшина-сверхсрочник возмущался, какая мол еще дедовщина? В его времена было принято драться рота на роту, или шли в клуб, специально чтобы сцепиться с местными парнями, меж своими такого безобразия не было.
Финал сражения: уцелевшие мастеровые и компания трусливо спасаются, укрывшись в одном из полтинных "заведений", но разошедшиеся солдаты не оставляют их и там.
– Куды!!! – бугай-вышибала пытается остановить их, но поздно. Сашкин кастет отправляет стража продажных женских прелестей в нирвану. Чем не отработка уличного боя? Спрятавшихся врагов вытаскивают из под кроватей, из шкафов, из-под стоек. Визжат обалдевшие "девицы" коих застали в самый разгар "производственного процесса", от страха даже не прикрываются, или они так специально демонстрируют свои прелести потенциальным клиентам? Но на них никто не обращает внимания, может быть, потом когда нижние чины остынут, девки получат определенную толику внимания, но не сейчас.
Краем глаза Александр вдруг замечает, что из окон соседнего строения валит клубами густой дым, и показались языки пламени, это явно не самовар поставили – это же пожар, страшный бич деревянных городов! Пора ему вернуться к своим обязанностям унтер-офицера, надо срочно прекратить драку и попытаться потушить возгорание, иначе будет плохо всем. Как угорелый он мечется туда-сюда, надрывая горло криком, трудно оторвать людей от такого приятного дела. Приходится буквально оттаскивать их как охотничьих псов от желанной добычи, к счастью его приятели уже опомнились и помогают ему в этом нелегком занятии.
Бордельчик они тогда потушили, для трех десятков солдат не бог весть какой героический труд, да еще и побежденную в схватке "мастеровщину" привлекли, мотивируя на мирные подвиги кулаком и "добрым словом". Хозяйка заведения пообещала щедро отблагодарить за спасение, да и девки кажется не против, первый испуг у них уже прошел. Ничего особо выдающегося не произошло, такие события здесь на окраинах не в новинку, нынешнее побоище отличается от обычных потасовок разве, что масштабом – ну перестарались немного. Часть солдат осталась в "заведении", чтобы получить заслуженное вознаграждение "натурой", остальным хватило на сегодня драки, на баб уже не тянуло. Александр, как вы уже догадались, принадлежал к этой второй, меньшей половине, Григорий тоже, сполна парень выложился в "побоище", только Федька остался, не иначе присмотрел подлец такой себе новую подружку…
…………………………………………………
День второй или третий – какая разница, здесь праздники длятся порой неделями…
– Пошли прочь охальники, креста на вас нет! Детей бы малых постыдились! – вот опять сорвалось, их прогоняют прочь. Детишек и в самом не заметили, приятели немного обознались: это няньки тут своих подопечных выгуливают, а вовсе не кухарки отдыхают, как сперва показалось. Перепутать не трудно, нередко молодые женщины и девушки, находясь "в услужении", совмещают две эти нелегкие обязанности. Какой хороший день, неужели пропадет? Пригородный лесок на берегу Днепра издавна служит горожанам своего рода парком для отдыха и прочего приятного времяпровождения. Туда и направили свои стопы в поисках любовных приключений наши "мушкетеры", прихватив два полуштофа водки и немудреную закуску – лук и хлеб. Пикап смоленских девок что-то определенно не задался, попадались или такие, что себе дороже, или красотки гордо морщили носики и отворачивались, мол с грубой "солдатчиной" им иметь дело не хочется. Проходили так друзья полдня и никого из женского полу не подцепили…
– Может с теми еще счастья попытаем? – предложил уже совсем в отчаянии Федька.
– Нет эти не для нас, смотри, одеты чистенько и не по-народному… не захотят с солдатами точно.
Но поразмыслив решили они сделать еще одну попытку, терять уже было нечего. Для храбрости и наглости следовало прибегнуть в испытанному средству – алкоголю. Устроились как раз напротив потенциальных "жертв", примерно в пятнадцати шагах. Девчонки, как было видно, тоже перекусывали, с аппетитом грызли какие-то баранки и сушки. Их было трое: две примерно одного возраста, на вид 18–20 лет не больше. Это старшие, компанию им составляла девица, которой Сашка не дал бы больше 15-ти, но по местным меркам это тоже вполне взрослая девушка. Вниманием Александра завладела одна из них, что сидела точно напротив него прислонившись спиной к стволу старого дуба. Набегалась и верно устала, обувь сброшена, и маленькие пальчики вытянутых изящных ног забавно шевелятся, словно радуются обретенной временной свободе. Девица, очевидно заметив, что унтер ее разглядывает, тот час стряхнула крошки с подола, благо с сушкой она управилась, и совсем немного изменила позу. Сначала делала вид, что смущена, даже личико демонстративно ладошкой прикрыла, но затем началось нечто… Длинные ножки у нее теперь не прижаты плотно друг к другу, а разведены в стороны буквой V, словно она решила нарочно подразнить любопытного солдатика. Смотри мол, служивый, а все равно ведь ничего не увидишь, длинная юбка мешает, надежно скрывая плотной тканью стройные и длинные ноги почти до икр, хотя нет теперь они обнажились сильнее, еще немного… и колени мерзавка так и не показала, одарив в качестве компенсации Сашку очаровательной улыбкой.
Завязался у них немой диалог, Александр мимикой и слегка жестами дал понять своей весьма удаленной, к сожалению, собеседнице, что покорен-восхищен-влюблен, и жаждет продолжения "банкета". Девчонка опять лукаво улыбнулась, господи какие ямочки у нее на красных щечках обозначились в этот миг, и шутливо пригрозила пальчиком, дескать, знаем мы вас… В ее голубых глазах заиграли веселые искорки, и тут случилось ЧУДО! Пока Сашка пялился, смотрел ей в лицо пытаясь угадать, что же задумала эта молоденькая красотка, изящные маленькие, еще не огрубевшие от работы ручки скользнули на полные, уже почти женские бедра. Точно сами-собой пальчики прочной хваткой вцепились в складки широкой юбки, подаваясь усилию, тонкая ткань натянулась как парус на ветру… Ап, и рядом изумленно охнул, внезапно подавившийся чаркой, Григорий а Федор не иначе и вообще дар речи потерял от неожиданности. Удивленным взорам наших воинов открылся маленький кустик коротких жестких черных волос в нижней части живота девушки и небольшая складка кожи в самом верху женского естества, большег к сожалению из-за позы девушки видно не было. Она, насладившись с минуту-другую лицезрением вытянувшихся физиономий совершенно обалдевших солдат, непринужденным легким движением опустила обратно свою юбку, занавес эротического театра закрылся. Девчонки не смогли сдержаться и тотчас захохотали, чуть не до упаду, ничего удивительного – можете представить сами, какие рожи были в этот момент у Сашки и его приятелей!
Но оказывается и это еще не конец, а только антракт, смелая девица поднимается, и ее место под деревом занимает другая, сговорились они что ли? Представление продолжается: медленно эротично разводятся в стороны прекрасные ножки, натягиваются юбки и опять то место, что обычно скрывается от посторонних мужских взглядов, вводит в ступор зрителей. Фелинни с его утонченной итальянской эротикой нервно курит в стороне, зрелище невероятно, неописуемое и неповторимое – как пудовой кувалдой по голове. Зеленая трава снизу, голубое яркое небо словно на картинке, ни одного облачка сверху и для контраста между двумя этими стихиями на стыке – девичья… как ее… даже не подберешь подходящего слова. У нас по непонятной причине о этом женском органе все термины, ка на подбор или судебно-медицинские, или нецензурно-матерные и только лишь. Обидно, но таких вещах не рассказывают – слов не подобрать, их надо видеть своими глазами.
– Гляди-ка, а у энтой волос на срамном месте рыжий… – только и смог прохрипеть пересохшими губами Федька, – Лександр подстричь бы девку тама, не видать ни зги.
– Да я бы их обеих… того, – Сашка был не в силах скрыть восторг, – Чертовки, смотри что делают!!!
Точно услышав пожелания солдат девушка немного двинула тазом вперед и чуть согнула ноги в коленях, откинувшись при этом спиной назад на ствол дерева. Ее "пирожок" при этом раскрылся, призывно маня нежными красно-розовыми складками, в какой-то неуловимый момент даже крохотная темная дырочка была видна. У Сашки от такого "представления" крыша чуть совсем не съехала, он с трудом сдержался, еще минута и рванулся бы вперед как лось во время гона.
Молодая волшебница продемонстрировав свое "сокровище" и помахав напоследок ручкой резво вскочила на ноги, только юбки вихрем хлопнули. Теперь настала очередь младшей девчонки, эта смущается и пытается всеми силами избежать "демонстрации", отнекивается, но старшие неумолимы.
– Нюрка давай живей, делай как уговаривались, не то мотри, парни уйдут! – шпыняют они свою задерганную подружку.
– Ой боюсь, ой срамота, ну а увидит ищо кто, окромя них? – пытается сопротивляться в конец задерганная девицами Нюрка.
– Ты наземь не садись задом, а присядь ровно сикать собралась и подол подыми повыше! – понуждают ее более опытные товарки, – Во так, и коленки, коленки разведи дуреха, то им не видать поди ниче! Мотри ждут служивые тебя дуру окаянную.
Теперь настал черед смеяться уже для егерей. Скорчив страдальческое лицо, Нюрка присела перед ними на корточки и нелепо раскорячилась поднимая юбки, но тощие колени у нее остались крепко сжаты, словно хозяйка над ним не властна. Девушки теряют терпение и силой помогают подруге развести их в стороны, не обращая внимания на робкие протесты. Третью подружку определенно брить не надо, пока в наличии только легкий, едва заметный пушок на лобке, не скрывающий никаких анатомических деталей юного тела.
– Девки!!! Не мучайте вы ее, давайте лучше познакомимся! – Александр наконец сумел выйти и ступора, надо спешить, пока эти решительные красавицы не передумали. Он резко вскочил и направился к ним, Григорий следом, а Федька так и остался на месте.
– А-а-а!!! – Нюрка занятая неравной борьбой с подругами потеряла равновесие и свалилась на спину, попутно задрав вверх тощие белые ноги, чуть не кувыркнулась через голову… Но Сашка уже был рядом, и помог несчастной "стриптизерке" подняться и оправить платье.
Вот так и познакомились, Вера, Катя и Нюра оказались портнихами, отсюда и "непростая" одежда с претензией на "европейский стиль" сбившая сперва наших приятелей с толку. Хозяйка требует, нельзя иначе – клиентки не поймут. Девицы искали сегодня с утра приключений и вот похоже нашли.
– Вы как подмастерья что ли у нее? – осведомился Сашка.
– Подмастерьем у нас тока Нюрка, а мы мастерицы! – обиделись было девушки, но гитара в руках Федора и душевные романсы скоро примирили всю компанию. А там и водка быстро пошла в дело, это у нас не долго.
Кончили они полуштоф, поговорили про жизнь, девки охотно поделились местными сплетнями и новостями, пришла пора определиться: "Всякое дыхание любит пихание!" – так тут принято. Пустая бутылка выступила в роли рулетки, красавица Вера досталась Григорию, смешливая и чуть полненькая Катя отошла Федору, а Сашка как всегда пролетел, ему выпала самая младшая – Нюрка. Пришла пора разбегаться по кустикам, и тут Александр заметил, что его партнерша как-то проявляет совсем мало энтузиазма в отличие от старших девушек.
– Боишься?
– Неа…, отрицает Нюрка, а сама то и дело отворачивается от назойливых ласк солдата.
…………………………………………………
Все сразу пошло не так как хотелось, сначала было "как положено", но спустя несколько минут Нюра под ним сперва заохала, а затем вдруг залилась слезами. Плачет навзрыд точно маленькая девочка у которой отобрали любимую игрушку. Сашка был вынужден прекратить соитие, теперь надо срочно утешать и успокаивать партнершу.
– Ну что милая не так? Я вроде осторожно начал, неужели так больно?
– Я ить девушкой была, – размазывает по лицу слезы и сопли девчонка, – Теперя пузо будет, куды я брюхатая подамся, хозяйка поди-ка выгонит!
Руку вниз и точно – кровь на пальцах, странно, но Александр ничего не заметил, вероятно алкоголь виноват и долгое воздержание, совсем одурел. Постой, постой… а сколько же ей лет будет? По виду выглядит, как вполне сложившаяся девушка, не фотомодель конечно, но все положенные прелести на месте. С трудом расспросил захлебывающуюся соплями и слезами Нюрку, слово скажет, и пять минут воду льет, оказывается девице всего тринадцать.
– А чего же ты Нюра тогда с солдатами по кустам кувыркаешься? – сразу возник законный вопрос.
– Верка с Катькой энто… приневолили. Грят не подешь с нами гулять, так в соплюхах тя и оставим! – сквозь слезы доносится до Александра, – Куды я теперя брюхата така пойду? Ы-ы-ы…
– Да постой, наконец, не плачь! У тебя ведь первый раз? Кто же с него беременеет? – по правде говоря Сашка не был в этом уверен, но надо обязательно утешить девчонку, раз уж так нехорошо получилось.
Мало-помалу водопад слез наконец иссяк, может просто вода там у нее внутри закончилась, и теперь можно поговорить нормально. Не везет Александру на женщин в последнее время, хоть медицинский осмотр им предварительно не устраивай: Лиза-монашка явно больна на голову была, а эта еще сопливая малолетка-подросток оказывается.
– Успокоилась? Давай в чехарду поиграем! – возникла у него идея, – Становись на четвереньки, вот так попой ко мне повернись… Хорошо и не двигайся, я сейчас сам тебя попробую…
– Ой, ой, не нать! – опять началось, когда Сашка аккуратно раздвинув ей ягодицы, вошел в девчонку сзади, но вскоре Нюрка притихла, только сопела носом точно паровоз. И вдруг он ушам своим не поверил, она оказывается, тихонько смеется! Что за черт, ведь только что ревела?
– Ох умора! Я видывала намедни у нас под окном кобель сучку эдак жарил, ровно как ты мя счас! – не очень приятное получилось сравнение, однако Александр не обиделся. Он обихаживал ее почти добрый час, а может и больше, время в таких случая течет незаметно, но результаты получились весьма скромные, первый блин всегда комом. Когда закончили, то обратно на место встречи Сашка доставил девчонку на руках, чем немало удивил уже поджидавший ее там подруг.
– Почто так? Нежели ноги отнялись? Долго мы тебя ждали, нешто парень такой сильный попался? – но Нюра только застенчиво улыбалась и на вопросы подруг не отвечала. Условились они завтра встретиться том же месте, и в том же составе.
Последнюю неделю проведенную в лагере они в Яму уже не ходили, каждый вечер встречались со своими "смолянками". Нюра появилась еще раз, а затем девушки стали приводить других молоденьких учениц, желающих приобщится к серьезной "взрослой" жизни. Объяснили, что хозяйка их не всегда отпускает после работы, нагружая попутно домашними делами, только старшие мастерицы могут вечером отлучаться по своему усмотрению. Новые девицы оказались на проверку, старше и опытнее Нюрки с ними проблем уже не было, разве что кроме самой последней.
– Вера зачем вы ее притащили? Она же поди еще в куклы играет? Сколько тебе лет красавица? Десять? – он почти угадал, в этом году только одиннадцать будет.
– Анфиска глупая, сама за нами увязалась, ей богу Саш! Гнали не уходит, говорит хочу мол как все девки.
Понятное дело с такой чересчур юной подругой сношения у него не было, так лишь поговорили чуток, да пощипал немного в шутку, пока ребята Верку с Катькой обрабатывали, старался по возможности не обидеть и не напугать ребенка. Можно сказать, что просто поиграл с девочкой, пусть подождет рано ей еще любовью заниматся. Приключения начались позднее, стоило ему на минуту отвернуться, как девки угостили свою мелкую приятельницу водкой, ничего пусть привыкает. Сперва действительно было "ничего", а затем малолетняя любительница приключений сомлела и пришлось Александру тащить ее домой на руках. Заодно и посмотрел, в каких бытовых условиях его новые знакомые обитают и работают. Тесновато конечно, но чистенько, уютно и отнюдь не полено под головой как у чеховского подмастерья Ваньки Жукова, немного напоминает комнату в женском студенческом общежитии. А тут как назло еще и на хозяйку ихнюю он неожиданно нарвался, эдакая шустрая бабенка лет 35, за версту видно – бой-баба, привыкла всеми заправлять.
– Это что еще за содом! Я вас гулен таких в участок под розги отправлю! – началось по началу. Но ушлые Верка с Катькой так и вертятся вокруг начальницы, только и слышно: "ш-ш-ш… как у коня!". Надо полагать, Нюра рекламу Александру сделала, ей вероятно с непривычки почудилось невесть что, теперь придется держать марку поскольку отступать уже поздно.
– А по виду не скажешь, паренек ить молодой! – с сомнением разглядывает "грозная начальница" Сашку, и тут у него чисто случайно вылетело…
– Ничего что молодой, зато у меня хрен с бородой! – ответил Сашка и сам удивился, откуда столько наглости взялось, удивленная тетка аж дернулась от неожиданности.
– Коли так пошли, помочь требуется, комод тягать надо, дворник седни болен, а мне одной не поднять, – и когда поднимались наверх добавила в спину, – Я те бороденку то парень, мотри выщипаю…
Мастерская и квартира девушек размещались на первом, хозяйка жила этажом выше. Любопытные девчонки не мешали и пришлось ему и мебель двигать и хозяйке потом задвигать по полной, к счастью до ненасытной Лизы-монашки этой было далеко… На обратном пути чуть не поставил синяк на лоб своей старой знакомой Нюрке. Оказывается, у двери собрались почти все девчонки-ученицы и по очереди подслушивали, как там Александр усердно "работает" над хозяйкой, шуганул он их напоследок и весело смеясь разбежались прелестницы, кто куда по углам. Одна только Нюра с ним и осталась…
– Прощай милая, завтра мы уходим в дальний поход… Больше не увидимся.
– Ой, давай я тя провожу напоследок! Хозяйка теперя отпустит, эдак ты ее ублажил! – и проводы немного затянулись, так что он едва успел к проверке, встал в строй уже под грохот барабана. Пока шли до лагеря, пять раз заходили в кусты "прилечь и отдохнуть", Нюрка под самый конец заохала и застонала совсем по бабьи, обманывает, надо думать, и притворяется – научили ее более опытные старшие девушки.
…………………………………………………
Дороги, дороги, кто же вас распроклятые придумал, руки-ноги бы оборвать такому изобретателю-рационализатору. 13-егерский снова в пути, месяц неожиданного, пьяного, веселого и бесшабашного отдыха в Смоленске пролетел незаметно, точно его и не было. Неслышно и тихо они расстались со старым городом, просто ушли на рассвете с первыми лучами солнца прямо в утренний белый туман, не было ни слез, ни проводов, так даже лучше. Память странная штука, Александр прекрасно помнит всех своих женщин, но совершенно забыл о многих других вещах, случившихся с ним за последние годы. Так например о поистине эпическом рапорте – пришлось постараться, чтобы обелить себя и сослуживцев после того происшествия в Гнилой Яме, спасибо хоть штабс-капитан Денисов по старой памяти помог. Хотели местные власти много чего повесить на 13-й егерский, да обломилось у них. Тут главное правильно отчитаться… С нашей стороны оказывается сплошь были доблестные защитники отечества, а с противной – личности по недоразумению и халатности властей пребывающие на свободе. Пришлось конечно немного исказить действительность и кое о чем умолчать, но в главном Александр против истины не погрешил, "заведение" егеря не поджигали, само загорелось, бывают на свете такие чудеса.
Вторая половина пути уже пошла легче, спала жара – лето кончается. Полковник настойчиво торопит и подгоняет, надо успеть встать на назначенные зимние квартиры до распутицы, а топать до них еще далеко. После Смоленска уже появились признаки, что где-то там, на западе идет война. Пока еще слабые, но чем дальше, тем сильнее… Вот их на марше обогнал казачий полк, а вот они сами догнали медленно ползущий обоз с провиантом для армии. Один раз попался казенный транспорт с ранеными и калеками, впечатление тягостное – кто без ноги, кто без руки. Егеря обступили их, насильно в руки страдальцам суют продукты и табак, расспрашивая: "Как там братцы?"… Зачем – и так по одному виду понятно, что хреново приходится, наши доблестные интенданты лютуют страшнее неприятеля, заморили почем зря массу народу. Остались в прошлом все пьянки, приключения с девками, на марше у служивых просто недостает сил, сроки поджимают, и темп движения постоянно нарастает, скорее вперед, надо обязательно успеть. Надо закончить поход пока осень окончательно не превратит дороги в непроходимое болото, где можно запросто оставить как лошадь, так и сапоги. На этом этапе никаких серьезных приключений на долю Сашки не выпало, если не считать удачно подстреленную "дикую" барскую свинью и пару гусей, на которых пули тратить не стали, свернули шеи горластым и так.