По ходу сообщения несли лейтенанта с погонами артиллериста.
— Что с ним? — спросил Громов.
— Убит, — мрачно бросил санитар.
— Опять снайпер?
— Снайпер. Лупит, зараза, прямо в лоб. За три дня четверых наблюдателей как не было.
Виктор взял бинокль и осторожно выглянул из траншеи. Изрытое воронками поле. Чахлые кустики. Метрах в трехстах — развалины кирпичного дома. Снайпер там, это ясно. Наши стрелки достать его не могут. Артиллеристы превратили дом в кучу щебня, но снайпер не пострадал.
«Что же делать? — размышлял Громов. — Послать разведчиков? Перебьет, как зайцев».
— Мирошников! — позвал он. — Неужели так и будем его терпеть? Ведь высунуться не дает!
— А что тут сделаешь?! Сидит за кирпичами и высматривает. Все поле как на ладони. Не подпустит даже на бросок гранаты. Хотя, если бегать быстрее пули, можно его достать.
— Как это?
— Я высчитал: по движущейся цели чаще чем раз в четыре секунды, стрелять невозможно. Пока перезарядит, пока поймает на мушку да сделает упреждение, можно пробежать метров десять и схорониться. Потом высунуть пустую каску, дождаться выстрела — и вперед! Главное, добраться до развалин, а там меткость ему не поможет.
— Так-то оно так. Только дом на высотке. А на поле ни одной глубокой воронки. Сверху-то ему все видно. Да и будь воронка глубокой, вылезать из нее — дело долгое. Так что четыре секунды превращаются в две. Нет, прятаться надо за буграми, а их как раз и нет. Да и бегуна такого не найти.
— А Рекс?
— Рекс?!
— Конечно. Хватит дармовой хлеб есть! Пусть отрабатывает свой паек. Зря, что ли, с ним возились?!
— А что, можно попробовать. Только как собаке объяснить, что от нее требуется? Без тебя здесь не обойтись. Пошли.
На лесной поляне разыскали старый сарай. Санька надел пару ватников, а поверх натянул немецкую шинель. Даже винтовку взял немецкую.
— Значит, так, — объяснял Громов. — Ты стреляешь и бежишь в сарай. Я спускаю Рекса, он тебя догоняет и…
— Знаю я это «и»! Наденьте ему намордник, иначе придется меня тащить в медсанбат.
— Хорошо, надену. Но ты все-таки дай себя потрепать. И сопротивляйся, но не в полную силу. Рексу важно почувствовать вкус победы и уверенность в своих силах.
— Какую еще уверенность?! — возмутился ефрейтор. — Здоров, как телок. Его надо на слона пускать, а не на человека!
— Да я не об этом, — улыбнулся Громов. — Сам знаешь, что такое первый бой после госпиталя: кланяешься каждой пуле.
— Понял. Психология. А про намордник не забудьте!
Когда Санька стрельнул в воздух и побежал к сараю, Громов отстегнул поводок и скомандовал: «Фас!» Рекс на секунду замер, видимо, соображая, что делать, и бросился не за ефрейтором, а к сараю. Он хорошо знал, что в тесноте бороться труднее, и встретил Саньку у входа. Рекс молча оскалился, молча кинулся в ноги. Санька прикрылся винтовкой. Рекс резко затормозил и в следующее мгновение взлетел на грудь. Санька грохнулся на спину и с ужасом почувствовал холодный собачий нос на горле.
«Хорошо, что намордник делал я сам, — успел подумать он. — Сыромятные ремни ему не порвать».
Когда подбежал Громов, Рекс спокойно сидел рядом с ефрейтором, не давая ему шелохнуться. Он даже ухитрился выбить винтовку и оттолкнул ее подальше: Рекс хорошо знал, что безоружный человек ему не страшен.
— Хорошо, Рекс! Хорошо! — похвалил Громов.
Санька кое-как сел, ошалело посмотрел на Рекса и сказал:
— Нет, товарищ капитан, эти игры не для меня. В каких только ни был передрягах — не трусил. А тут… Как почувствовал на горле его нос, душа ускакала в пятки.
— Ну, это ты зря. Намордник-то надежный… А ты заметил, как он тебя перехитрил?
— Ничего я не заметил, — кряхтя поднялся Санька. — Башка гудит, будто прикладом съездили. А где винтовка? Вот дьявол! Нет, товарищ капитан, дело тут не в рефлексах. Ведь не учили же его оттаскивать оружие подальше от человека? Не учили. Как же он допер, что человек с винтовкой для него опаснее?
— Пес его знает, — пожал плечами Громов. — Давай все повторим. Только теперь будешь сидеть в сарае. Стреляй в Рекса по всем правилам, только холостыми.
— Есть! — буркнул Мирошников.
Не один день Громов тренировал Рекса, пока тот не понял, что от него требуется. Он научился вскакивать сразу после выстрела и стрелой мчаться к бугорку или пенечку. Научился замирать и терпеливо выжидать момент для следующего броска. Научился бегать, петляя так, что его невозможно было поймать на мушку.
На рассвете Громов привел Рекса в окопчик, где сидело сторожевое охранение.
— Ну как? — спросил он. — Снайпер на месте?
— Сейчас проверим, — ответил молодой боец и, надев каску на штык, высунул из окопа.
Звука выстрела не слышали. Зато все слышали, как пуля дзинькнула по каске.
— Ну что ж, начнем, — вздохнул Громов и снял с Рекса ошейник.
Он погладил его мощную шею, потрепал рваное ухо и сказал:
— Понимаешь, Рекс, житья нет из-за этого снайпера. Мы его выкурить не можем. На тебя последняя надежда. Исхитрись как-нибудь, достань этого гада. Каску! — обернулся он к бойцу.
Тот высунул каску, дзинькнула пуля, и Громов, подтолкнув Рекса, скомандовал: «Вперед!»
В два прыжка Рекс долетел до небольшой канавки и замер. В оптический прицел хорошо виден был лоб и рваное ухо собаки, но снайпер так удивился этой мишени, что не сразу нажал на спусковой крючок. А Рекс, будто чувствуя опасность, отполз на более глубокое место. Он терпеливо ждал выстрела, но его все не было. Видимо, фашисту надоело стрелять по пустым каскам и он ждал более серьезной мишени.
Громов решил «помочь» снайперу и сверкнул из-за бруствера стеклами бинокля. Тут же хлестнул выстрел. А Рекс уже несся к воронке. Следующий выстрел сбил ветку с куста на краю воронки, но Рекс успел скатиться на дно. Отдышался и осторожно выглянул наружу. Впереди — пень. Чуть правее — большой камень. А еще правее — ложбинка.
Рекс напрягся, выскочил из воронки и бросился влево. У самого хвоста щелкнула пуля. Тогда он рванулся вправо и шлепнулся в лужу у самого камня. Пуля отбила кусочек валуна, а Рекс уже мчался к ложбинке. Прыжок! Еще прыжок! Бросок влево, вправо. Просвистело над ухом. Еще прыжок — и он кубарем полетел в ложбину.
Теперь надо отдохнуть и осмотреться. Пока Рекс приходил в себя, снайпер стрелял по кромке ложбины, не давая собаке поднять голову. Но Рекс и не собирался ее поднимать. Он прижал уши, опустил хвост и пополз по ложбине, огибая поле справа.
Снайпер заметно нервничал. Он стрелял и стрелял по тому месту, где Рекс лежал минут десять назад. Не меньше нервничал и Громов: он тоже не видел Рекса. Наконец, снайпер успокоился.
А Рекс все полз и полз. Ложбина увела так далеко от развалин, что он уже не чувствовал запаха сидящего там человека. Это никуда не годится. Рекс осторожно высунул наружу нос и с удивлением обнаружил, что запах человека идет не слева, а сзади. Выглянул из-за бугорка и увидел, что он обогнул развалины с тыла. Где ползком, а где перебежками Рекс помчался к дому. Запах все острее и острее! Вот уже шерсть на загривке встала дыбом, вот уже хвост вытянулся поленом — значит, враг совсем рядом.
Рекс скользнул в щель и увидел серо-зеленый воротник, тощую шею и дряблую щеку, прижавшуюся к прикладу. Сунулся было в дырку, но не пролезла даже голова. Пришлось отступить. Рекс долго ходил вокруг развалин, замирая, когда осыпались камешки, пока не выбрался на остов обгоревшей крыши.
Снайпер отсюда как на ладони. Рекс подобрался, поудобнее уперся в балку, и… она рухнула. Снайпер вскочил, увидел падающее бревно и большую черную собаку, летящую вверх тормашками. Он успел вскинуть винтовку и совсем не по-снайперски дернул крючок. Раздался выстрел, грохот, стон, визг!
… Весь день капитан Громов не находил себе места. Он слышал последний выстрел снайпера и грохот обвала. Кинулся было к развалинам, но прорваться не удалось — таким сильным оказался заградительный огонь фашистов.
А вечером ему на грудь кинулась огромная взлохмаченная тень с какой-то тряпкой в зубах.
— Рекс! Рексик! Целехонек?! Пережидал обстрел? Молодец! Умница! А что это за тряпка?
Рекс чихнул и выплюнул серо-зеленый воротник унтер-офицера.