Соловьи не поют зимой

Глава 7

Помимо блинов им принесли ещё селёдку в пряном соусе, салат и солёные грибы. Всё было очень вкусным, но Надя, проглотив несколько кусочков, почувствовала, что хочет выпить снова. Ведь ещё разочек-то можно? Праздник же! И она себя контролирует, так? И дальше будет, она не какая-то там обычная девчонка, нет — потомок бессмертных!

— Инчэн… а ты надолго к нам? — решилась наконец спросить Соловушка после того, как они снова выпили. — Ты не рассказал мне о своём городе, как обещал, а я так толком и не показала тебе наш. Ты ещё не видел музей зодчества под открытым небом… терем, где жили Байцзун и Ладомира… а я так хочу тебя со всем здесь познакомить!

Надя вся пылала, и Инчэн это чувствовал. Для него она сияла алыми всполохами заката и цвела как пион под солнцем его родного мира. Ему бы хотелось, чтобы она спела для него, но не сейчас… не сегодня. Её губы напоминали ему лепестки цветущих персиков и одновременно — красный огонь воплощения Феникса мастера Тиссоная, а волосы навевали воспоминания о снежных вершинах Кунлуня.

— Мы ещё успеем, я планировал остаться до весны…

Водка бодрила, делала рассудок чистым и светлым, но вместе с тем расслабляла и убирала неосознанные барьеры, выстроенные в душе.

Инчэн встал, пошатнулся и, чтобы скрыть это, прислонился к столу и посмотрел на Надю.

— Прости, кажется, обратно в отель я уже не дойду. Здесь есть, где снять комнату? Я бы остался тут на ночь…

— Так мы же в гостинице… она не слишком популярна в зимние праздники, — прошептала Надя, у которой тоже кружилась голова от выпитого. — Определённо на втором этаже есть свободные номера… Так ты хочешь остаться здесь? А как же…

Последние крохи сдержанности не позволили спросить: «А как же я?» Но погрустневший взгляд девушки говорил именно об этом.

— Извини, я должен тебя проводить, но… наверное, не смогу, — Инчэн тряхнул головой, отгоняя лёгкое головокружение. Использовать силы в таком состоянии было опасно, оставалось только прибегнуть к помощи. Он посмотрел на Надю. Ему так хотелось поцеловать её снова, попросить остаться с ним, но он не мог. Не мог сделать такое предложение девушке, которую выбрала его жемчужина. Поэтому просто сказал:

— Проводи меня, пожалуйста, а потом я вызову Яо, и он тебя подвезёт домой… Яо… мой секретарь.

— Да… Хорошо… — Надя кивнула, но мысль о том, что они расстанутся вот прямо сейчас, больно её обожгла. Она-то надеялась провести с ним всю праздничную ночь, хотя бы просто болтая и держась за руки… Плохая была идея с русской водкой.

Соловушка тоже поднялась и, приблизившись к Инчэну, приобняла его за талию. А как она ещё могла его поддержать?

От дракона исходил какой-то чужой, но завораживающий запах… Что она могла в нём почувствовать? Аромат персиков, свежесть горных вершин, терпкий запах имбиря с горчинкой? Надя зажмурилась, понимая, что долго не выдержит. Первое в её жизни серьёзное чувственное волнение, помноженное на алкоголь, оказалось сильнее всего, что могло помешать ему проявиться…

А может, это просто любовь?..

И Надя сама не поняла, как произнесла едва слышным шёпотом:

— Поцелуй меня…

И он услышал. Сердце дрогнуло и сжалось с почти болезненной нежностью. Инчэн склонился к лицу Нади, но свет в зале ослеплял, а голоса отвлекали, и тогда он взял девушку за руку и повёл её сам.

Когда он попросил его проводить, то ещё не знал, чего хочет Надя, и не стал бы ни на чём настаивать. Если бы она просто проводила его и ушла — он бы отпустил. Но эта просьба, такая тихая и оттого такая существенная, всё решила.

Они сняли номер, поднялись наверх и вошли.

Внутри стоял полумрак, скрадывая очертания предметов, через окно струился мягкий лунный свет. Инчэн закрыл дверь, и яркая полоска, падающая из коридора, исчезла, теперь перед ним были лишь сияющие глаза Нади. Он подумал, что стоило бы включить свет, но не сдвинулся с места, только сказал:

— Знаешь, ведь в нашем клане всю жизнь думали, что Байцзун не был женат, что сын, которого он привёз с собой из дальних странствий, всего лишь плод какой-то случайной связи. Но сейчас, мне кажется… — его голос стал тише, проникновеннее и глубже, — я верю тебе. Драконья жемчужина не ошибается. Она выбирает нам пару одну и на всю жизнь.

Инчэн сделал шаг к Наде и легко накрутил прядь её волос на палец, наслаждаясь их шелковистой мягкостью.

— … и моя жемчужина выбрала…

Он склонился к девушке так, что почти коснулся носом её носа и прошептал:

— … выбрала тебя.

А потом поцеловал. Поцеловал, потому что она так хотела, потому что этого желала его жемчужина — и он сам. Верный слову, данному дяде, и всегда следующий правилам Инчэн всё же полагался и на собственный ум. И сейчас не верить своей жемчужине — значило не верить самому себе, лгать себе. А это ещё более неприемлемо, чем не выполнить долг перед кланом.

А Надя вдруг обняла его так крепко и отчаянно, что сама удивилась этому порыву. Это было даже больше горячего желания, больше тяготения девушки к любимому мужчине. Это был безмолвный крик одиночества, которое юная Соловушка с двенадцати лет, с тех пор, как отпели мать в Успенском соборе города Соловьёвска, носила в себе ледяной печатью.

Водка отлично развязывала язык.

— Прости меня, прости, — сбивчиво шептала Надя, — но я хочу большего. Инчэн… мне было так… так странно все это время… и одиноко. И очень хотелось, чтобы такой, как ты, был рядом… слышал… чувствовал… понимал. Я пьяна и что-то не то говорю? Не сердись. Все это даже не имеет значения. Потому что ты — это ты. Я лучше никого уже не встречу! Просто я тебя…

Она вновь коснулась его губ — с такой сумасшедшей нежностью, какую вряд ли сама в себе подозревала. А потом закрыла глаза и прильнула к груди дракона с очевидным посылом — он мог теперь делать с ней что хочет…

У него были женщины, но ни одну из них не выбирала жемчужина. Никого он так сильно не любил, не желал, не хотел оберегать. Так, как Надю. Его прекрасную Надю. Ему хотелось сказать, что он никогда не оставит её. Она так прочно поселилась в его сердце, что он не сможет уехать, и сделает всё… всё… Но этот её поцелуй не требовал никаких слов, никаких клятв — их сердца обещали друг другу, и две линии судьбы уже сплелись алой лентой небожителей.

Не разрывая поцелуя, Инчэн подхватил Надю на руки и отнёс на постель, осторожно опустил на простыни и наконец отстранился, чтобы снять пиджак.

— Твои глаза сияют ярче звёзд… — прошептал он, прежде чем поцеловать её снова — на этот раз более требовательно, чувственно и горячо. До головокружения, до замирания сердца… И она отвечала, отвечала ему так, как ни одна женщина никогда не смогла бы ответить.

Ему не нужно было спрашивать, он и так знал, что у неё не было мужчин. Его драконья сущность чувствовала это. И оттого Инчэн был предельно нежен, предельно осторожен. Он аккуратно расстёгивал застёжки на одежде Нади и снимал свою, не забыл снять и кулон с шеи девушки, чтобы случайно не порвать красивую цепочку. Ощущал, как Надя дрожит, и шептал ласковые слова о любви, о своих чувствах, о том, что она единственная. И это была правда, они оба это знали. Инчэн не мог лгать, потому что его дракон не позволил бы ему.

Когда он понял, что Надя готова, стал действовать ещё нежнее, ещё мягче, и первый несмелый стон, сорвавшийся с её губ, он поймал своими, украв умопомрачительным поцелуем часть её боли. Двигался медленно, полностью владея собой, но отклик Нади сводил его с ума, руша любые установки контроля. И Инчэн в конце концов не справился, в какой-то миг отпустил себя, теряясь в ощущениях, в её руках и губах, утопая в ней, как в божественном сиянии девяти небес.

А она ловила его губы, приближавшиеся к ней, своими полураскрытыми влажными губами, точно зная теперь, что самые сладкие поцелуи на свете — вот эти… во время обоюдных движений, во время самой жадной близости. Не было никаких сомнений — это не самообман, не красивая праздничная интрижка, это… оно. Её. Навсегда.

На самом пике Инчэн, едва ли отдавая себе отчёт, шептал её имя и признавался в любви как никому и никогда:

— Я люблю тебя, госпожа моего сердца, моя Надя.

— Я люблю тебя, Инчэн, — со стоном отвечала девушка, — как же я тебя люблю…

Её первый мужчина был с ней так нежен, так ласков, так внимателен, что боль потонула в сладостно-острых судорогах, в нарастающем слепящем наслаждении… казалось, оно может длиться бесконечно, но что-то внутри непривычно и удивительно взорвалось, Надя закричала, прогнулась, стиснула тело возлюбленного… и прошептала:

— Люблю тебя… мой дракон… Радость моя…

Они ещё долго лежали обнявшись, а когда Надя заснула, Инчэн смотрел на её умиротворённое лицо и не мог поверить собственному счастью. Не мог поверить, что именно сейчас встретил предназначенную ему женщину. Ему хотелось забрать её, унести в далёкий Персиковый край, чтобы она была только с ним, пела только для него. Но птицы не поют в неволе, он слишком хорошо это знал.

Мама, его светлая и возвышенная матушка, была фениксом, наследницей древней династии, а отец, конечно, драконом. Обычная драконья властность и стремление всё контролировать были в нём особенно сильны, и оттого однажды его бесконечная преданность и любовь стали для мамы золотой клеткой. Но птицы не поют в неволе, а фениксы не живут, не перерождаются, лишь затухают. И она затухала постепенно, пока огонь её силы не начал сопротивляться. И тогда разразился скандал, из-за которого Инчэн потерял обоих родителей.

Сейчас, глядя на Надю, он думал, что обрёл в ней утраченное много лет назад, когда родители ушли.

Наблюдать за ними в ресторане было утомительно и тоскливо. В глубине души Пан Чжэнь тоже хотелось в кого-то влюбиться, но пока она не могла себе этого позволить. Вот когда она передаст отцу жемчужину, и он поделится её силой со всем кланом, Пан Чжэнь сможет стать как все, любить как все, жить как все. Ей вдруг сделалось грустно, и она на время упустила дракона и его девушку из вида, а когда посмотрела снова — за столиком их уже не было.

Однако найти парочку удалось легко. Они брали ключи от комнаты. Пан Чжэнь улыбнулась своим мыслям и, немного выждав, тоже сняла номер. Поднялась наверх, но к себе так и не прошла. Замерла в конце коридора — ей не нужно было подходить, метка на драконе так и светилась, оставляя яркий след. Имуги ждала.

В прошлом Пан Чжэнь много тренировалась, чтобы различать мельчайшие изменения духовной энергии, видеть самые незначительные её проявления, и теперь была в этом непревзойдённым мастером. Жемчужина дракона сияла так ярко, что будь имуги сильнее, ей бы удалось подойти и с лёгкостью извлечь её. Но Пан Чжэнь была слаба, да и конкретно эта жемчужина мало её привлекала. Куда нужнее ей была та, древняя, одного из сильнейших небесных драконов далёкого прошлого.

Она задумалась, представляя себе это сокровище, и едва не упустила изменение следа. Дракон засыпал.

Выждав ещё некоторое время и убедившись, что сможет беспрепятственно войти, Пан Чжэнь слилась с тенями и словно чёрная жидкость просочилась в щель под дверью комнаты Инчэна и Нади. Там, не обращаясь в себя, имуги обогнула разбросанную одежду, пошарила под кроватью и наконец нашла то, что искала. Быстрее, чем думала, и легче, чем ожидала.

Через несколько минут, уже пересекая по-прежнему оживлённую площадь, Пан Чжэнь шла на зов талисмана — ей было не сложно почувствовать его связь с жемчужиной, а остальное было за нитями мироздания. Они указали путь.