Соль

Глава 17 Пхукет

Хайдеггер стоял в самом конце длинной очереди туристов (вроде бы немцев) на паспортном контроле. Скорей бы добраться до отеля! Коктейль и душ, и не обязательно в таком порядке, затем встреча с портным (придет прямо в номер снимать мерки для легких, тропических нарядов). Брюки, рубашки с короткими рукавами. Или даже классный льняной костюм. Так уж заведено в Таиланде — можно пошить одежду у отличного портного практически даром. Большие компании не зря перенесли свои фабрики в Юго-Восточную Азию.

Хайдеггер знал, что Мэрибет встретит его в аэропорту, но никак не ожидал, что она приедет не одна. Тем более удивительно было то, что она украдкой целуется со своей спутницей.

Хайдеггер получил назад проштампованный паспорт, подхватил небольшой чемодан и вышел в главный зал аэропорта. Мэрибет и ее девушка (надо признать, очаровательная!) стояли бок о бок и держались за руки, точно школьницы.

Увидев начальника, Мэрибет взвизгнула и бросилась обниматься.

— Ух, наконец-то ты прилетел!

Она практически запрыгнула на Хайдеггера и стиснула его в объятиях, улыбаясь так заразительно, что он почувствовал, как и сам расплылся в широченной улыбке.

— У тебя новая приятельница?

Мэрибет густо покраснела и с запинкой представила Венди.

— Э… Венди. Мой босс Джон.

Венди сложила руки перед собой и изобразила традиционный поклон-«вай». Хайдеггер повторил ее движения, потом протянул ей руку. Посмотрев девушке в глаза, он тут же догадался, в чем дело. В воздухе витала любовь.

— Рад познакомиться.

Венди ответила на рукопожатие.

— Мэрибет много о вас рассказывала!

Хайдеггер бросил косой взгляд на свою сотрудницу.

— А мне о вас — ничего.

Мэрибет окончательно смутилась.

— Времени не было.

Хайдеггер невольно ухмыльнулся.

— Вот уж не сомневаюсь!

Торк хотел сразу обратиться к властям. Он даже махнул офицеру туристической полиции, видневшемуся в дверях бара. Но Шейла наотрез отказалась общаться с полицейскими. Она не собиралась ни о чем рассказывать. Даже не думала подавать в суд или оформлять жалобу. Единственное, чего ей сейчас хотелось, — это оказаться в отеле, поужинать и выспаться на мягкой кровати. В одиночестве.

Шейла и Торк подъехали к отелю и вышли из «тук-тука». С цветами их никто не встречал. Не было ни журналистов, ни папарацци. Не хлопали пробки от шампанского, не взлетали конфетти; двое усталых и грязных людей (причем от одного чуть слышно тянуло болотным запахом) неуверенно вылезли из машины и побрели внутрь.

Шейла подошла к стойке администратора и спросила номер. Несколько щелчков по клавиатуре компьютера, «Подпишите здесь и вот здесь», ключ на стойке. Торк молча наблюдал, потом осторожно погладил Шейлу по плечу.

— Все хорошо?

Та кивнула.

— Я ужасно устала. Давай завтра поговорим.

Он смотрел, как коридорный уводит жену прочь.

Мэрибет и Венди (украдкой державшиеся под столом за руки) сидели с Такако и Хайдеггером в гостиничном ресторане. Хайдеггер ничем не выказывал своего беспокойства за Торка. Он взял «мартини» и салат из папайи. Венди предложила попробовать какое-то местное блюдо, похожее на соус из сушеных каракатиц и чили. Хайдеггер, проголодавшийся после долгого перелета, потребовал еще лапшу «Пад-тай», и Венди наказала официанту (по-тайски, разумеется) проследить, чтобы в блюдо добавили свежих креветок, никаких замороженных продуктов, которые так часто подсовывают наивным туристам. Закончить обед предполагалось острым соусом карри с крабами и паровым рисом.

Мэрибет волновалась за Торка. Он должен был вернуться несколько часов назад. Конечно, непонятно, что будет после передачи денег (а вдруг похитители выбросят Торка и Шейлу на пустынном берегу?), но все же вряд ли им понадобится так много времени…

Такако тоже беспокоилась и размышляла вслух, не следует ли заявить в полицию (ну, просто чтобы власти тоже обратили внимание на пару заблудившихся американцев).

Однако все беспокойство (высказанное и невысказанное) развеялось, когда Торк ввалился в бар в поисках холодного пива.

— Торки! — Мэрибет вскочила и обняла музыканта. — Я так переживала!

— Все нормально.

Голос у него был какой-то странный; Мэрибет отстранилась и заглянула Торку в глаза.

— Что случилось?

— Ничего.

— А Шейла жива?

Торк кивнул.

— Надо выпить.

Он высвободился из объятий Мэрибет и оказался в медвежьем захвате Хайдеггера.

— Да ты настоящий герой, чувак!

Торк пожал плечами. Никакого особенного героического чувства он не испытывал.

— Рад тебя видеть, чувак. Спасибо, что прилетел. — Он с поклоном повернулся к Венди. — Привет, Венди. И тебя рад видеть.

Хайдеггер перевел взгляд с Торка на Венди и Мэрибет — та пошла к барной стойке за пивом.

— Похоже, я что-то пропустил…

Торк устало плюхнулся на стул.

— Да уж, братан, Таиланд жжет.

Шейла вошла в номер и заперла за собой дверь, затем присела на кровать и уставилась в пол. Свободна. Плен закончился, можно забыть об унижении и извращениях пиратского капитана. Можно делать что угодно и когда угодно, и никто ей ничего не запретит. Вернуться к удовольствиям прежней жизни — мира высокой моды. Наслаждаться свежайшими суши, заниматься пилатесом; целый день нежиться в превосходном спа-салоне, а вечером пробовать самые изысканные вина из Калифорнии; улететь первым классом в Лос-Анджелес, вернуться домой, на огромную виллу в испанском стиле, проводить свои дни в кондиционированном великолепии, валяться на лучших итальянских простынях…

Можно вернуться домой и быть несчастной.

Шейла направилась в ванную, включила душ. Теперь нет нужды экономить — в пятизвездочных гостиницах горячей воды всегда вдоволь. Модель медленно разделась и аккуратно сложила одежду на банкетке у кровати. Потом залезла под горячий, почти обжигающий душ и стала с наслаждением намыливать все тело.

Она скучала по внимательному взгляду Капитана Сомпорна.

Такако Мицузаке сходила с ума от ярости. Она вернулась в комнату, открыла ноутбук, попыталась подключиться к Интернету. Пришлось перепробовать несколько разных адаптеров, чтобы активировать порт передачи данных. Еще полчаса ушло на поиск необходимых настроек для модема (неужели здесь нет цифровых линий связи?!). Наконец послышались старомодные писки модемного соединения. Такако злилась: придется всю ночь строчить электронные письма своим многочисленным корреспондентам, объясняя, почему пикантная сенсация откладывается. Необходимо срочно принять меры по минимизации урона. Нельзя же просто сообщить всему свету, что Торк, похоже, вот-вот разведется со своей женушкой-супермоделью! Не хотелось, чтобы газеты такое напечатали… И все же истории с похищением требовался хоть какой-то хеппи-энд — иначе о чем писать? Все хорошие истории с чего-то начинаются, развиваются, а потом чем-то заканчиваются. В данном случае предпочтительно закончить хеппи-эндом. Кому охота читать про то, как герой спасает девушку, а ей на него насрать? Что в этом воодушевляющего или романтичного?

А еще Такако была вне себя от того, что ее кишки горели от всех этих острых блюд, заказанных Хайдеггером, точно она проглотила горящую жаровню-хибати.

Журналистка сочиняла письма и напряженно думала. Ее не заботил возможный развод Торка и Шейлы, не волновало, что Шейлу тошнит от мужа. Ей просто требовалось, чтобы Торк и Шейла были вместе — хотя бы еще чуть-чуть! Успеть по крайней мере сделать несколько фотографий и организовать парочку интервью. Сколько на это нужно времени? Месяц? Шесть недель? Да, придется убеждать Хайдеггера, не говоря уж о Торке и Шейле. Но в себе Такако не сомневалась. Зачем терять отличную новость? Какой в этом смысл? Какая польза? Что плохого, если Торк и Шейла еще немножко поизображают из себя пару? В Голливуде все только этим и занимаются: семьи по расчету, браки в рекламных целях, свадьбы, помогающие скрыть тот факт, что и муж, и жена на самом деле предпочитают партнеров своего пола. Нужно всего лишь убедить их не расходиться до записи нового диска Торка. А потом Такако сумеет сочинить и правильно подать новость о разводе, и во всем будут виноваты «посттравматический стресс и последствия похищения». О да! Весь мир зальется слезами, сердца читателей забьются быстрее, а прибыль от продажи бумажных салфеток возрастет. Диск Торка попадет на верхние строчки хит-парадов, а Хайдеггер устроит издание официальной, правильно записанной литературными неграми автобиографии Торка Генри для «тех, кому за…». Геройство превосходно сочетается с разбитыми сердцами. Только не в один день.

Если бы существовала такая штука, как «пивные очки», если бы они были этаким оптическим устройством, способным искажать восприятие мира, то на носу Торка оказался бы такой прибор со стеклами толщиной в бутылочное горлышко.

После того, как Венди и Мэрибет поцеловали его на ночь и отправились в свою теплую постельку, Торк все сидел в баре и выпил, наверное, уже бутылок двести.

Он хотел напиться. И есть от чего. Он пил, чтобы залить водоворот вопросов, сумятицу мыслей и кашу чувств в голове. Он пил, чтобы вырубиться; все тело болело и ныло. Он пил, не в силах понять, что происходит. Не важно, что думает и что чувствует Шейла, не важно, почему хочет развода. Пара — это двое. Нужно, чтобы оба хотели этого партнерства, иначе ничего не получится. Семья — это вам не лютик и не тюльпан, ее нельзя заставить расти. Можно только «вскармливать». Подпитывать. Но в первую очередь нужно, чтобы и муж, и жена хотели одного и того же.

Торк пил и от облегчения. Вся эта история, этот брак, моногамность просто ему не подходили. Шейла попросила развода, избавив его от необходимости действовать первым. Он испытывал такое облегчение, что даже чувствовал себя виноватым. Неужели он все же поддался «провоцирующим обстоятельствам»? Неужели падает, как стог сена, с метафорического воза сексуальной трезвости?

Слишком много всего произошло слишком быстро. Слишком много возникло вопросов, но ответы (если они были) причиняли только боль. Торк надеялся, что пиво само по себе способно дать ответ на многие жизненные вопросы. По крайней мере если вопросы не касались проблем похудания.

Хайдеггер сидел с ним и потягивал теплое саке из крошечного стаканчика. Торк издал печальную пивную отрыжку. Хайдеггер покачал головой.

— Очень мило.

Торк осклабился.

— Правда похоже на песню?

— Что-то ничего такого не припомню.

Торк допил бутылку и помахал, пытаясь привлечь внимание официантки. Когда та повернулась в его сторону, музыкант вскинул два пальца, подавая знак принести еще две бутылки — не для себя и Хайдеггера, а скорее чтобы официантке не пришлось ходить к его столику лишний раз.

— А у меня есть пара новых песен.

Хайдеггер выпрямился за столом.

— В самом деле? Отличная новость! Записал что-нибудь?

Торк приставил палец ко лбу.

— Все тут, в голове.

Хайдеггер засмеялся.

— Смотри, как бы их не смыло пивным цунами.

Торк вдруг резко посерьезнел.

— Не шути насчет цунами. Особенно здесь.

Хайдеггер пьяно помахал руками.

— Люди Пхукета, простите меня, простите! Я не хотел сказать ничего дурного!

Удовлетворенный извинениями Торк припал губами к очередной бутылке, точно голодный младенец. Хайдеггер склонился к нему.

— Что будешь делать с Шейлой?

Торк выпучил глаза и снова рыгнул.

— С Шейлой?

— Ага, с твоей женой!

Торк задумался.

— Сделаю то, что делаю всегда.

— И что же именно?

— Дам ей то, что она хочет.

Рой наслаждался бездельем. Пока Бен неизвестно где изображал из себя «Черного плаща», работы вообще не было. Один из коллег нехотя согласился отмечать Роя с помощью запасного электронного пропуска, чтобы казалось, будто он каждый день приходит на службу вовремя.

Избавившись таким образом от назойливой необходимости смотреть на часы, можно было целый вечер пить пиво и виски, ходить в клубы, танцевать на дискотеках, а потом завалиться в любимый бордель и до рассвета трахать проституток-китаянок (Рою отчего-то претило платить за секс с тайскими девушками). Потом он подкреплялся густым супом или вьетнамской лапшой-«пхо» и наконец, часам к десяти, являлся в посольство. Дни Рой проводил в кабинете Бена: запирал дверь и дрых на диванчике.

Он знал, что этот мини-отпуск быстро закончится, но надеялся растянуть удовольствие еще на пару дней и, конечно, совсем не обрадовался, когда однажды, около двенадцати дня, в дверь Бена постучала его коллега Буссакорн (все, впрочем, называли ее Нат). Рой моментально проснулся и, скатившись с дивана, бросился открывать, успев по дороге прыснуть в рот освежителем дыхания. Оказалось, что военный атташе безуспешно пытался разыскать Бена, а потом решил поговорить с его помощником. Разглядывая Роя, Нат добавила на тайском:

— Что ты тут делал?

Рой почесал затылок и сказал по-английски:

— Спал.

Одно дело, когда тебя вызывают в кабинет директора за болтовню на уроке или перепихон с девчонкой в подсобке школьного кабинета биологии; другое дело, когда начальство спрашивает, какого черта ты спишь на службе; однако самая изощренная пытка — это оказаться вдруг в состоянии мучительнейшего похмелья, после несчастных двух часов сна, в конференц-зале, полном разъяренных военных, которым приспичило узнать от тебя что-то, о чем ты в принципе не имеешь никакого понятия. Вот это последнее и произошло сейчас с Роем.

Американцы три часа мучили его допросом (не раз обвинив в том, что он нанюхался клея прямо на рабочем месте) и в конце концов решили отправить Роя на Пхукет на поиски своего руководителя. Сотрудники отдела безопасности проследили путь Бена до отеля, в котором тот расплатился по кредитке. В посольстве решили, что пропавший дипломат загулял с какой-нибудь девицей. Такое случалось и прежде, с другими сотрудниками.

Несмотря на жесткий стул, пристальные взгляды и зловонное дыхание мучителей, Рой каким-то образом умудрился не сказать им ни о тактическом комплекте, ни о ручной гранате, ни даже о том, какую чушь нес Бен по телефону. Рой и понятия не имел об истинных планах начальника, но точно знал, что женщины тут ни при чем.

Мэрибет проснулась в объятиях миниатюрной и смуглой подруги, спиной чувствуя, как прижимается к ней горячее и подтянутое тело Венди. Женщины прильнули друг к другу (два запаха смешались в один), и влажное тепло этих объятий дарило невыразимое спокойствие. Мэрибет улыбнулась, вспомнив, как они с Венди занимались любовью; какие были они нежные и грубые; как она слизывала капли пота с шеи Венди; вспомнила соленый вкус.

Кожа у Венди была очень гладкая, незамысловатый браслет с аквамаринами украшал тонкое запястье, длинные изящные пальцы оканчивались короткими ноготками со свежим маникюром. Бледно-золотой лак будто подсвечивал смуглую кожу. Мэрибет никогда не видела таких красивых рук. Она потянулась к подруге, девушки сплели пальцы, и Венди тихо мурлыкнула.

Мэрибет удовлетворенно вздохнула, чувствуя небывалое блаженство, удовольствие оттого, что Венди — именно такая. Она испытывала столь восторженное счастье, столь безудержную благодарность за любовь, что по щеке невольно скатилась слезинка, через секунду впитавшаяся в мягкую подушку.

Шейла раскрыла бумажный солнечный зонтик и, затенив лицо, шагнула на улицу. Зонтик был куплен в сувенирной лавке, но тогда модель едва обратила внимание на то, какой яркий геометрический узор украшает хрусткую бумагу; думала лишь о том, чтобы защитить лицо от вредного ультрафиолетового излучения. Зато теперь раскрытый над головой зонт засиял на солнце подобно подсвеченной рукописи. Шейла поздравила себя с модной покупкой, одернула длинные рукава хлопковой рубашки, стараясь прикрыть запястья, и отправилась гулять по пляжу. На ее лице и шее виднелись не успевшие впитаться мазки крема с максимальным солнцезащитным фактором — «60».

Модель прошла мимо резных пальм, растущих вдоль моря, мимо загорающих девиц, обнаженных и умащенных кремами, спозаранку вытянувшихся в шезлонгах и поджаривающихся, точно на гриле. Мелкие песчинки налипли на щедро смазанные защитным кремом ступни Шейлы, и казалось, что она идет, обутая в песочные носочки.

Шейла дошла до конца пляжа и уставилась на горизонт. Где-то там сейчас Сомпорн — ее пират, ее Капитан. Хотелось верить, что он в безопасности. Что все получилось, что он на пути в Понконг или в Сингапур. Им непременно нужно встретиться снова. Он, единственный из всех знакомых ей мужчин, не хотел обладать Шейлой, как каким-то аксессуаром. Он желал ее не потому, что рядом с ней мог почувствовать себя сильным и мужественным, не потому, что хотел потешить собственное эго. Сомпорну нужна была сама Шейла. Вот так просто, чисто и целомудренно. Она оставила ему свой адрес электронной почты и теперь гадала, сколько придется ждать весточки.

Торк сидел на пляже и наблюдал за тем, как стайка пеликанов ловит рыбу. Птицы взмывали на несколько футов вверх и устремлялись к воде, покачивались на волнах. Иногда какой-нибудь пеликан вдруг резко выныривал с полным клювом рыбы.

При мысли о сырой рыбе измученный пивом желудок Торка протестующе сжался. В затылке засела тупая боль, пульсирующая в такт плещущимся волнам. Бывало у него похмелье и похуже, конечно, но нельзя же выпить столько пива вообще без последствий!

Казалось бы, уж я-то должен был привыкнуть?

Торк тянул воду из бутылки, ожидая, когда тропическое солнце раскроет все его поры и вытопит токсины из организма. Ничего лучшего в голову не приходило, к тому же этот план не предполагал никаких усилий с его стороны.

Он поправил темные очки в тяжелой оправе и заметил, что по пляжу идет Шейла. Она была полностью одета, точно к ужину в ресторане, а в руках держала яркий солнечный зонтик с роскошными тайскими узорами. Она заметила Торка, и он неуверенно махнул рукой. Разговаривать не хотелось. Не то чтобы развод предстоял болезненный… Соль на рану? Назад, в реабилитационный центр? Вовсе нет, просто долгий и скучный процесс. Пусть лучше договариваются юристы и бухгалтеры, оценщики и помощники, посредники и судьи, которые вот-вот налетят на их грязное белье, точно стая голодной мошкары.

Шейла подошла к нему и присела в тени пальмы.

— Очевидно, я должна тебе все объяснить.

Что тут объяснять, думал Торк. Те чувства, которые он испытывал, казались ему естественной и неизбежной частью человеческого существования, и он считал, что Шейла чувствует то же самое. А как иначе? Брак — всего лишь социальный договор. Он не имеет отношения ни к биологическим инстинктам, ни к природе человека, ни к естественному ходу событий. Раньше, на заре цивилизации, мужчины и женщины вступали в брак, чтобы объединить имущество, защититься от врагов, а также произвести на свет потомство или для работы в полях, для наследования семейного состояния. Моногамность и брак были придуманы для очень практичной цели — выживания.

Теперь Торк начал понимать, что такое подходит не каждому человеку. Во всяком случае, в современном мире. Человеку не свойственно ограничиваться единственной самкой. По сути дела, брак — это своеобразное отрицание человеческой природы; вот в чем причина проблем между мужчиной и женщиной! Торку стало казаться, что семья — это искусственное образование, надувательство, шулерские фокусы, реквизит в которых — мужское сердце и достоинство. В институте брака есть изначальный недостаток, встроенная «отравленная пилюля». Брак обречен на провал, потому что не принимает в расчет наши собственные — отнюдь не моногамные! — животные инстинкты. Люди готовятся к моногамности, но вдруг увлекаются кем-то еще (не женой или мужем) и принимают это слишком близко к сердцу. Они верят, что влюблены в новых знакомых, что новая страсть — «та самая, единственная». А затем — новые измены, разбитые сердца, взаимные упреки, ссоры и развод.

Напрашивался вывод. Если люди просто честно признают, что им нравится кто-то еще, что это нормально и не имеет никакого отношения к браку, что это чистая химия и биология, может быть, они не станут разводиться. Может, даже скажут: «Конечно, я хочу ее трахнуть, она клевая!», но делать этого не будут. Поймут, что это не их «настоящая любовь», не вина супруги, не кризис среднего возраста; это — нормально. Как иначе объяснить огромную популярность интернет-порно? Ведь эти сайты позволяют женатым людям удовлетворять глубинные, животные порывы — без последствий. Такова жизнь. Все мы развратники; только не все хотим признаваться.

Торк все это понимал, хотя сомневался, нужно ли и можно ли объяснить это Шейле.

— Не волнуйся.

— Я должна объяснить.

Торк кивнул.

— Мне не следовало выходить за тебя. Прости!

Торк не смог сдержать язвительности:

— Это и есть твое объяснение?

Шейла покачала головой.

— Нет! Тут еще другое, только не знаю, готов ли ты услышать…

— Ты намерена расстаться. Я не собираюсь тебя отговаривать. Я даже не уверен, что хочу тебя отговаривать.

Во рту чувствовался желчный привкус, печень протестовала против такого обращения. Торк глотнул воды, пытаясь смыть горечь. Шейла не сводила с него взгляд.

— Но ты меня спас!

— Спас, верно.

— Почему?

Торк пожал плечами.

— Мне казалось, что так правильно.

Шейла отвела глаза, не в силах смотреть на мужа, уставилась на океан. Торк погладил ее по руке.

— Нам ведь было весело. О чем еще просить?

И Шейла улыбнулась в ответ.

— О да! Нам было весело.

Хайдеггер стоял на деревянной подставке в центре своего номера. Мэрибет сидела на кровати с чашкой кофе. Такако Мицузаке пристроилась на краешке дивана с ноутбуком на коленях. Портной, пожилой таец с полным ртом булавок, будто проглотил дикобраза, суетился вокруг Хайдеггера, примеряя раскроенный костюм прямо на его будущем долговязом обладателе.

Хайдеггер листал каталог с образцами ткани, выискивая идеальную текстуру среди лоскутков шелка и льна.

— Можете сшить один костюм из индийского льна? В клетку?

Портной кивнул. Мэрибет прыснула.

— В клетку? Будешь Человеком-Пауком?

Хайдеггер повернулся в ее сторону и недовольно заявил:

— Не стоит недооценивать хороший льняной костюм!

Такако со стоном обхватила голову.

— Все пропало!

Хайдеггер переключился на нее.

— Что такое?

— Похоже, «Пост» собирается публиковать что-то про похищение Шейлы.

— Как они узнали?

Такако пожала плечами.

— У них много источников. Как у ЦРУ.

— Не пойму, чем это плохо для нас.

— Вы уже поговорили с Торком?

Мэрибет заметила, как Такако и Хайдеггер переглянулись.

— Что происходит?

Ответил Хайдеггер:

— Нам нужно, чтобы они еще немного побыли вместе.

— Зачем?

Такако обернулась к девушке.

— Сначала нужно представить историю о похищении и спасении. Дать людям время все осознать.

— И продать парочку миллионов дисков, — вмешался Хайдеггер.

— Потом можно сообщить о грустном: что у Шейлы в связи с похищением возник посттравматический синдром, и ее лечат в какой-нибудь частной клинике.

— Публика тут же купит еще пять сотен тысяч дисков.

— И наконец придет черный день, и Торк со слезами на глазах объявит, что у них с женой возникли неразрешимые разногласия после того, как она побывала в плену… но что он желает ей всего самого лучшего.

— И мы продаем два миллиона дисков!

Мэрибет уставилась на эту парочку.

— Господи, какие вы мерзкие!

Хайдеггер улыбнулся.

— Мне нравится думать, что мы — гениально мерзкие.

Портной замерил бедро Хайдеггера и взглянул на клиента.

— Застегивать направо или налево?

— Как мои политические убеждения, — осклабился тот. — Налево и посвободней.

Венди сидела на ресторанной веранде, любуясь прекрасным видом. Она завтракала: ела манго и пила капучино, дожидаясь Мэрибет. Одета она была, как все остальные отдыхающие: шлепанцы, капри цвета хаки и одна из рок-н-ролльных футболок Мэрибет. На входе пришлось показать ключ от номера, чтобы проводили к столику. Впрочем, она сильно отличалась от остальных гостей, большинство из которых ели яйца с беконом и огромные вафли. Люди за другими столиками были в основном белые — европейцы, канадцы, австралийцы и американцы. Венди оказалась единственной не работающей, а отдыхающей тайкой, хотя персонал отеля считал, что она в некотором роде тоже работает.

Все для Венди было необычно. Она прилетела на Пхукет по просьбе Мэрибет, рассчитывая на полное возмещение расходов в обмен на секс, и втайне надеялась получить хотя бы намек на приглашение в Соединенные Штаты. Теперь все перевернулось с ног на голову. Мэрибет ни слова не сказала о поездке в Лос-Анджелес, а Венди охватила пугающая эйфория страсти, вероятно, даже любви. Худшее, что может приключиться с проституткой. Голос в голове Венди, голос, который всегда давал ей советы по выживанию и самосохранению, требовал, чтобы она уехала. Прямиком в аэропорт — и назад, в Бангкок. Но Венди была не в силах его послушаться. Она влюбилась по уши.

Опытная профессионалка секс-индустрии, Венди замечала, как все бросали на нее взгляды, прикидывали стоимость — сходную цену, чтобы утолить внезапное желание. Впервые в жизни ей было неприятно от этого безмолвного одобрения. Она не провоцировала, не строила глазки. Она уже не работала. Ей больше не хотелось продаваться.

Честно говоря, это пугало. Она еще никогда не влюблялась. Больше того, намеренно сдерживала опасные, тревожные чувства, ни разу не позволила себе ничего больше мимолетной страсти к другому человеку, своеобразной привязанности, какую можно испытать к щенку или к котенку. Истинная буддистка, она была склонна к доброте и состраданию, однако романтической влюбленности всегда избегала, как заразы. Мэрибет каким-то образом умудрилась тайно обойти все защитные барьеры, напала исподтишка. Может, дело было в том, что она женщина? Возможно, их соединила некая кармическая связь? Венди никогда не предполагала, что она способна утратить над собой контроль и по уши влюбиться. Но именно это и произошло.

Она сидела на террасе, греясь в лучах солнца, а в сердце бился холодный страх. Что будет дальше?

Какая-то худая блондинка атаковала шведский стол, точно изголодавшаяся беженка, доверху наполнила тарелку мясными нарезками, салями и кусками сыра. Венди содрогнулась. Сумеет ли она прижиться на Западе, там, где люди на завтрак съедают целую свинью?

Она облегченно вздохнула, когда из глубины ресторана на террасу вышла Мэрибет.

Девушки не могли сдержаться и скрыть свои чувства; они потянулись друг к другу и обнялись, стреляя статическими разрядами чувственности. Мэрибет нежно поцеловала Венди в губы и присела завтракать. Венди посоветовала подруге попробовать что-нибудь традиционно тайское и, хотя в меню ничего такого не было, уговорила официанта принести им две чашки «кхао-том» — рисового супа с сушеным чили и хрустящим кальмаром.

Хайдеггер и Такако убили все утро, пытаясь убедить Шейлу и Торка «не разводиться, ради детей!».

Прибыл фотограф, сделал несколько снимков для пресс-релиза, который сочинила Такако (свет ставить было непросто, потому что Шейла все время прикрывалась зонтиком, категорически отказывалась стоять на солнце и даже не разрешила использовать специальные блестящие рефлекторы). Фотографии вышли неудачные, Торк на них казался изможденным и похмельным, Шейла — бледной и расстроенной. Фон тоже ничего хорошего не добавил — пальмы и океан превратили снимки в рассказ об отпуске вместо истории о похищении и счастливом спасении… впрочем, цвета будут хорошо смотреться в глянцевых журналах.

Шейла и Торк вежливо выслушали Хайдеггера. По его словам выходило, что сейчас можно и нужно заработать несколько миллионов долларов и восстановить погубленную музыкальную карьеру. Шейлу не волновали деньги и (раз уж на то пошло) музыкальные устремления Торка. Она хотела заниматься своими делами, которые не собиралась ни с кем обсуждать.

Торк с готовностью согласился с ней и нисколько не злился, когда жена несла полную чушь. Она обвиняюще взглянула на него и заявила:

— Ты сам виноват, что я тебя больше не люблю! Если бы ты сразу заплатил выкуп, я бы не успела узнать, какая я на самом деле.

Торк протестующе вскинул руки.

— Я виноват? Да я заплатил, как только смог!

Шейла отвернулась.

— Какая разница… Теперь уже поздно.

— Что значит «узнать, какая ты на самом деле»?

— Я долго думала. Вот и все.

Тут вмешался Хайдеггер:

— Вам не обязательно вместе спать! Просто поживите немного под одной крышей. Пока мы не запишем диск.

Шейла помолчала, раздумывая над словами менеджера, потом взглянула на Хайдеггера.

— Прости, нет.

— Шейла, пожалуйста! Не нужно сейчас решать. Подумай!

Шейла смотрела на океан; думала она о Сомпорне.

— Я хочу путешествовать.

Хайдеггер кивнул.

— Отлично! Без проблем! Можешь поехать в турне с группой.

Но модель покачала головой.

— Я хочу путешествовать одна.

Торк заметил, что она едва сдерживается, а по щекам текут слезы. Смотреть на это было невозможно.

— К черту!

Хайдеггер и Такако тут же обернулись к нему.

— Что?

— К черту! Мы не будем этого делать. Не будем ничего изображать.

— Не торопись. Я ведь твой менеджер, послушай меня, утро вечера мудреней. Не будем сейчас принимать никаких решений.

Такако такой поворот не обрадовал.

— Лучше решить поскорее!

Торк кивнул на Шейлу.

— Она не может, а я не стану ее заставлять.

Хайдеггер подавил вздох.

— Торк, подумай. Ты теряешь отличную возможность. Ты мне сам говорил, как ждешь такого шанса. Снова играть, причем на своих условиях и в собственной группе! Неужели ты и впрямь хочешь от этого отказаться?

Теперь все смотрели на него: Шейла, Хайдеггер и Такако. Всем им было от него что-то нужно. Каждому — свое. Но чего хотел сам Торк? Что нужно лично ему?

Торк хотел пива. Еще никогда в жизни ему не хотелось пива так, как сейчас. Он махнул официанту, и, когда тот подошел, у Торка сами собой вышли слова «Чаю со льдом».

Это удивило всех, и больше всего самого Торка.

Рой стоял в очереди на такси и с растущим недовольством провожал взглядом симпатичные, оснащенные кондиционером машины, увозившие иностранных туристов. В конце концов взмахом руки он подозвал «тук-тук» и залез внутрь. Все это было неприятно, но Рой не воспринимал ситуацию как личное оскорбление — он ведь все равно не собирался давать чаевых.

«Тук-тук» подъехал к отелю Бена. Рой заранее позвонил управляющему и попросил опечатать номер начальника. Улики вроде ручной гранаты под подушкой он хотел обнаружить раньше уборщицы.

Рой знал, что Бен мертв; просто знал. Нет, конечно, никакой мысленной связи… Бен был отнюдь не самым хорошим руководителем — требовательный, бесцеремонный, вечно озабоченный тем, как бы не подцепить инфекцию. Будь он жив, он бы уже орал на Роя по телефону, раздавал бы указания, требовал бы мыть руки дезинфицирующим гелем…

В отеле Рой протянул менеджеру свои документы (и тысячу бат) и получил ключ. Заодно договорился, что оставит за собой номер на лишний день. Можно ненадолго задержаться, посмотреть достопримечательности. Он еще не бывал на Пхукете.

Рой вставил электронный ключ в считывающее устройство, загорелся зеленый огонек. Он вытащил карточку и повернул ручку. Медленно открыл дверь, готовясь увидеть в ванной разлагающееся тело Бена. Но в номере было пусто. Ни Бена, ни тактического комплекта. Лишь одежда развешена в шкафу, а на полочке в ванной лежат зубная щетка и электробритва.

Рой не очень понимал, что именно нужно делать, однако просмотр множества фильмов подсказывал: необходимо тщательно осмотреть комнату и личные вещи Бена. Он начал с карманов пиджака и брюк. Обнаружил чеки из нескольких ресторанов. В штанах — пригоршню мелочи, почти две сотни бат. Четыре пузырька дезинфицирующего лосьона для рук и листок бумаги со странным списком. Рой вчитывался в слова, не в силах понять их значение. На листке значились: «Мауи (гольф круглый год), Нассау (банки), Вермонт или Аляска (может быть)».

Рой решил, что нужно быть последовательным. Он вытащил из шкафа небольшой чемодан Бена, просмотрел все отделения, положил его на кровать и принялся складывать уже изученную одежду. Он заглядывал в каждый карман, щупал швы и лацканы на пиджаках и рубашках, пояс каждой пары брюк. Даже носки выворачивал. Белье (любимые американцами тесные белые плавки) бросил на пол.

Он пересмотрел всю одежду, открыл каждый шкафчик и полочку, залез в мини-бар (взял банку пива), заглянул за телевизор и плюхнулся в огромное мягкое кресло, но тут же понял, что необходимо обыскать всю мебель, и матрас, и даже бачок в туалете, потому что в кино там часто что-то прячут.

Он схватил кресло, опрокинул его вверх ногами и проковырял дырку. Ничего, лишь набивка. Потом перевернул матрас, опустился на колени и заглянул под кровать. И там обнаружил чемодан.

Рой вытащил чемодан в центр комнаты и склонился над ним. Потянул язычок молнии, испытывая тошнотворное опасение, что внутри окажется Бен, разделанный на кусочки и частями упакованный в пластиковые пакеты. А потом (с невероятным, небывалым облегчением) обнаружил в чемодане миллион долларов наличными.

Рой встал с пола, уселся в кресло и налил себе еще пива, не отрывая взгляда от кучи денег. Рой не знал, ни откуда они взялись, ни чем занимался здесь Бен… Одно он знал наверняка: в Бангкок он не вернется.

Хайдеггер сидел в шезлонге, потягивал коктейль и говорил по мобильному телефону. Он был занят делом: пытался минимизировать урон, убедить звукозаписывающую компанию, что, несмотря на некоторые осложнения, альбом Торка станет мега-хитом. При этом чувствовал он себя несколько не в своей тарелке. Люди вокруг отдыхали, расслаблялись, забывали о проблемах. А он орал в телефон на какого-то сонного придурка в Лос-Анджелесе. Хайдеггер вдруг вспомнил, что ему давно пора в отпуск. Звукозаписывающую компанию он почти уболтал. Но теперь, когда ясно, что не будет ни глянцевых фотографий, ни огромных статей в журналах, стало понятно: музыкальные потуги стареющего басиста никого не заинтересуют.

Хайдеггер громко хлопнул крышкой раскладного телефона — что ж, он сделал все, что мог, — и со вздохом откинулся назад. Взглянул на пляж, на синие-синие волны, на обнаженных женщин, разморенных солнцем… и подумал: «А не остаться ли мне на пару дней?»

Такако сидела в номере, прислушиваясь к звукам дьявольски медленного телефонного соединения, и гадала, что теперь говорить людям. Она по-настоящему злилась. Ну, почему они такие идиоты? Неужели не понятно, что она не просто журналист? Она, черт возьми, настоящий художник своего дела! Ах, какой сценарий она состряпала — шедевр, пожалуй, лучшая работа всей жизни! А теперь чувствовала себя точно Микеланджело, который только что закончил роспись Сикстинской капеллы и вдруг узнал, что Папа хочет навесной потолок с шумоизоляцией. Мещане, обыватели! Особенно Шейла. Ну что, что ей не так?

Такако полезла в чемодан в поисках витаминного коктейля. Может, это было плацебо, а может, витамин В, или экстракт гинкго, или маточное молочко, но кисло-сладкий напиток неизменно заряжал ее энергией, прояснял голову. А сейчас поддержка требовалась особенно. Впереди долгий-долгий день.

Торк лежал навзничь почти целый час, а массажистка снимала его напряжение, разминала затекшую шею и плечи, размыкала тиски стресса и исцеляла головную боль. Шейла в безопасности; можно обо всем забыть. Пусть живет, как хочет. И кто он такой, чтобы ей запрещать? Он больше не мог ничего ей дать, лишь огромные отступные, предусмотренные брачным контрактом. Если повезет, он уже никогда не услышит ни о похитителях, ни о правительственных чиновниках. Без газетной шумихи вокруг воссоединения счастливой семьи никаких новых дисков не будет, но какая разница? Важна ведь музыка, а не публичный цирк, и если на звукозаписывающей студии с этим не согласны, ему плевать. Ни жены, ни группы, ни нового диска. В пору, казалось бы, расстроиться, но на самом деле он испытывал настоящее счастье, чувствовал себя на много фунтов стройнее и на много лет моложе. Даже готов был простить Стива и Бруно за то, что они развалили «Метал-ассасин».

Он закончил все дела, выполнил все обязательства. Был свободен, мог делать все, что угодно. Завидное положение! Не многие люди могут, если угодно, побездельничать. А он именно этим и займется. В глубине души он знал, чего хочет. Он хочет рока. Он — именно такой.

Торк понял, что пора взять жизнь в свои руки, строить ее по-своему. Об этом говорил и психолог в санатории. На это направлена и вся групповая терапия. Все всегда твердят: «Нужно быть честным с самим собой». С другой стороны, они не призывают человека отпустить тормоза. Не думают, что «по-честному» можно быть рокером, только если лабать со всей дури, врубить установку на полную, так, чтобы ураган тяжелого метала выбивал окна по всей округе. Они имеют в виду «Будь как все». Однако Торк наконец-то узнал, какой он на самом деле, понял, как доставить себе настоящее удовольствие и что нужно ответить всем этим психам, твердившим, что он — секс-наркоман.

Идите в жопу!

Вот что он скажет.

Торк удовлетворенно заурчал. Ему нравился тайский массаж, свободные хлопковые пижамы и то, как кто-то растягивает все твои мышцы, точно на занятиях йогой, а самому ничего не нужно делать. Он получал полноценное, глубокое расслабление и в то же время растущую эрекцию. Возбуждение. Предвкушение и хеппи-финиш.

Венди и Мэрибет, обнаженные, лежали на кровати поверх покрывала. Несмотря на жару и недавний секс, девушки не спали. Наоборот, в воздухе клубилось какое-то беспокойство, что-то звенело, точно комар, готовый ужалить и высосать всю страсть вместе с кровью.

Они лежали, сплетая руки и ноги, обнимая друг друга, вздыхая, но не решаясь заговорить, разрушить чары, произнести что-то не то или, наоборот, то самое, и боялись все испортить.

И все-таки кому-то нужно было начать.

— В Лос-Анджелесе есть отличные тайские рестораны. Ты будешь чувствовать себя как дома.

Венди взглянула на Мэрибет.

— Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?

Мэрибет кивнула, понимая, что продолжать не следует, что этого достаточно, но не могла остановиться и сама не верила, что говорит. Слова противоречили всем ее жизненным установкам, всем планам и правилам.

— Я люблю тебя.

— И я тебя люблю!

— Как это будет по-тайски?