1983 год. Конец октября. Кабул.
Только что мы, выпускники ашхабадской учебки прилетели в Афганистан на гражданском самолёте ТУ-134, и уже в полной темноте подходили к "старой" пересылке. Место гиблое, уже в учебке, нам рассказывали о жестоких разборках и беспределе творящихся там. Через неё проходили почти все служившие в Афганистане, кто из Союза, а кто на дембель, кто-то из госпиталя выбирался в часть, а кто-то в командировки.
Мы долго шли по кабульским окраинам, и на наших глазах сумерки стремительно превращались а ночь. Вот впереди увидели ряд щитовых бараков, так называемых модулей.
Открылись железные ворота.
Мы зашли в них, и часовой с автоматом наперевес, захлопнул их за нами.
Мороз крепчал, и с гор дул пробирающий до костей ветер. Все с нетерпением топтались, под одиноко качающемся фонарём. Из синего модуля, вышел неприветливый офицер, взглянул в бумаги сопровождающего нас. Потом повернулся и после короткого приветствия, типа: "Добро пожаловать в ад, салаги!", последовали грозные предупреждения о том, чтобы поодиночке не ходить, и посторонних в палатку не впускать. Если получили по морде и вас ограбили, то сами и виноваты.
Потом сержант довёл нас до палатки, и сказал, что мы можем размещаться. Печка в палатке стояла, но дров не было. Мы летели на юг и рассчитывали, что в Кабуле будет не холоднее чем в Ашхабаде, а здесь настоящий дубак.
Мы одели на себя, всё что можно: два комплекта нижнего белья (один комплект был с начесом), два х/б и шинель поверх бушлата.
Нижние края палатки, полоскал ледяной ветер, и её продувало насквозь. Медлить было нельзя, и мы дружно бросились спасать положение. Нижние края прижали кроватями, пошли искать дрова. Кто-то принёс обломки ящика, а другие разбирали на дрова тумбочку. Затопили.
Через некоторое время пришли "гости". Судя по виду, черпаки десантники, возвращающиеся из госпиталя. Они грубо толкались, пытаясь, что-то выцыганить, но никто добровольно делиться не хотел. Один из них подошёл к моему другу Виталику, и грубо пнул его ногой: "А ну встал!". Я спрыгнул со второго яруса, и встав рядом с Виталиком, сказал черпаку: "А ты чего до него докалываешься!". Черпак не стал связываться, и пошёл дальше по кругу, задевая других.
Через некоторое время они ушли.
Вернулись через пол часа, уговаривая дать шинель, чтобы укрыть раненого товарища, которого знобит от большой потери крови. Все добродушно загалдели, и пошли посмотреть на раненого героя.
Подошли к палатке, и заглянули вовнутрь, через распахнутую дверь.
Рычащие как звери деды, схватили первого попавшегося "слона" за "хобот" и втащили в палатку.
Мы сразу же дали задний ход, а стоящие за нами черпаки, пытались нас втолкнуть внутрь, но мы вывернулись и ушли…оставив на "съедение" своего товарища. Увы, но каждый боролся сам за себя, и предпочитал уклоняться, делая вид, что его это не касается.
В туалет тоже сходить огромная проблема. Эти "звери" охотились на одиноких ходоков, отбирая шапки или ремни. Если получали отпор, то убегали подальше и терпеливо ожидали жертв послабже.
Когда дождались утра, то нас вывели на уборку территории. Одного бойца оставили охранять вещи, а мы ходили по территории пересылки и собирали мусор разбросанный, нечистоплотными жильцами. Один из приехавших с нами, уже был в старом потёртом летнем х/б, а вместо зимних сапог разношенная "мабута", вместо шинели, не по-росту большой, выцветший бушлат, перетянутый брючным ремнём, вместо зимней шапки, потерявшая цвет и форму панама. В руках у него был тоненький целлофановый пакет. В общем, ободрали курсанта до нитки.
Когда вернулись в палатку, то оказалось, что на неё совершили налёт, поколотив и запугав дневального. Офицеры не стали разбираться и искать пропажу. После этого мы ходили с вещмешками и старались держаться кучей.
В несколько смен мы торопливо ели в палатке. Печка топилась, но всё тепло уходило в постоянно открывающуюся дверь. К вечеру мы надыбали дров, и постарались топить всю ночь, разделяясь на смены. Черпаки приходили, но встретили враждебный приём, не стали нарываться.
Жуткое противное место, эта Кабульская пересылка, как впрочем, и наша советская армия, погрязшая в воровстве и дедовщине.
Были, конечно же, исключения, но и они не могли опровергнуть правило.
Вот и кабульская пересылка, сразу же нам показала, спасай себя сам, здесь никто не поможет тебе, особенно если ты молодой солдат.
Выживай, как можешь. Да и потом как в сказке, чем дальше, тем страшнее.
1983 год. Конец октября. Кабульская пересылка.
Утром, после завтрака, было построение молодых бойцов. После пережитой ночи, сразу же были заметны перемены. Кто-то стоял в летней панаме, а кто-то без ремня, а одного бедолагу переодели целиком.
Перед строем выходили "покупатели" и по спискам выкрикивали бойцов. Нашим покупателем оказался "седой капитан". Это был довольно молодой мужик, но яркая седина бросалась в глаза, седыми были даже брови. Он был спокоен и сдержан, а печальные глаза светились доброжелательностью. Выцветший бушлат перетягивал подсумок, типа "лифчик" набитый магазинами, это было что-то невиданное. На плече автомат со скрученными изолентой двумя рожками.
Всё вокруг было необыкновенным. Офицеры были в выцветшей полевой форме. Единства в одежде не было, и частенько в развороте бушлата торчал вязаный свитер, у одного синенькие полоски тельняшки, у другого темно-зеленый треугольник офицерского п/ш. Кто в сапогах, а кто в мабуте, некоторые в гражданских кроссовках. Частенько попадались заросшие щетиной лица. Увидев этот "маскарад" сразу понял, порядок закончился, и мне эти перемены были по душе.
Держались офицеры просто, но не панибратски, и все были с оружием, что нам приехавшим из союза, особенно бросалось в глаза.
"Седой капитан", отвёл нас в сторонку, и коротко рассказал о части, в которой придётся служить. Какая то непонятная печаль была в его голосе и настроении. Мыслями находился он где-то совсем далеко, и с трудом возвращался в реальную действительность.
Он говорил о том, что полк ведёт боевые действия в горной местности и несёт потери. Недавно духи зажали колонну на подходе к Газни, и в том бою погиб его друг, командир батальона, а у него внезапно проступила седина. Он снял шапку и показал совершенно седой ёжик. У нас округлились глаза и раскрылись рты. Но он успокоил нас, что выжить можно, если быть внимательным и осторожным. "Я то выжил" — с улыбкой сказал он.
Потом он отвёл нас на аэродром. Где-то посередине, между взлётных полос, было несколько вертолётных площадок, и стояла брезентовая палатка за невысоким забором из саманного кирпича. В этой палатке сидел офицер, типа комендант и тащил службу боец. Комендант посмотрел на вновь прибывшие команды и распорядился заняться уборкой территории, вокруг палатки и забора.
После уборки мы стояли у забора и знакомились. Оказалось, что обобранный до нитки курсант, будет служить в нашей сапёрной роте. Зовут его Юрий-Тит Хейнович Сельге, и родом он из Таллинна. Он был нормальным парнем — добрым, доверчивым и по прибалтийски аккуратным, но гнобили его до самого дембеля. Спасало его только то, что он жил отдельно, около скважины обслуживающей водой полк. Только всякие придурки, сначала деды, а потом годки, когда Юрий стал дедом, доставали его и там, а потом приходили в палатку и хвастались, как издевались над ним. К великому сожалению садистские наклонности быль весьма распространены в армии, и многие нормальные парни страдали от этого.
Через какое-то время "седой капитан" подошёл к нам и повёл к вертолёту, стоящему невдалеке. Когда мы подошли, то нас заставили загружать мясо из грузовика стоящего неподалёку. Мы брали коровии туши и складывали на пол вертолёта. Мясо к "мясу", и действительно все мы были лишь "пушечным мясом", которым политики затыкали очередные дыры в идеологических заборах.
С ленивым свистом, закружились винты нашего вертолёта МИ-6, которого в простонародье называли "корова". Не торопясь, мы поднялись в воздух, полетели над Кабулом. Столица Афганистана не поражала архитектурными изысками. С высоты птичьего полёта, были заметны несколько более или менее высоких зданий в 5–6 этажей, а всё остальное низкое серое в паутине тесных улиц. Вывернув шеи, мы смотрели в иллюминаторы на однообразные горные пейзажи и редкие кишлаки в ущельях. Потом переводили взгляд на туши лежащие у нас в ногах, думая об одном, чтобы только нас не сбили на этой высоте.
Вот за цепочкой гор показалась большая долина, и небольшой город, прилепившийся к крайнему хребту и нанизанный на дорогу Кабул-Кандагар. Это город Газни, с древней и очень славной историей, связанной с династией газнивидов, среди которых выделялся Махмуд Газнийский — покоритель Индии, и покорял он эту страну 17 раз.
Когда приземлились, то опять перетаскивали мясо.
Потом подошла небольшая колонна, в которой была БМРка (боевая машина разминирования), крытый ГАЗ-66 и несколько БТРов. "Седой капитан" сказал: "Если начнётся обстрел, то все выпрыгивают и ложатся под машину. Всё остальное сделают за вас".
В это время из БМРки вылез, солдат и спросил у прибывших: "Есть кто в сапёрную роту?".
— Мы в сапёрную роту.
— Ну, тогда поехали с нами.
Мы с Виталиком отпросились у "седого капитана", и он разрешил.
В БМРке нас встретили дружелюбно, и разрешили ехать сверху.
На выезде из Газни увидели красивые гранёные минареты. Башня БМРки повернулась, и бойцы выпустили две длинных очереди из крупнокалиберного пулемёта в мечеть стоящую у дороги. Просто так, чтобы показать молодым, какие они крутые вояки.
Вот так, сидя верхом на летящей вперёд БМРке проехали по узким улочкам Газни. Перемахнули через несколько невысоких хребтов и оказались возле нашего полка, расположенного на высоте 2400 метров, на краю огромной долины Сарде.
Всё только начиналось.
Больше "седого капитана" не встречал, и не знаю, как сложилась его дальнейшая судьба.