Сольная партия

13

Морган снова ковылял по гористой местности, возвращаясь домой из шахты. Временами он пускался трусцой в надежде опередить грозовые облака, черной угрожающей массой громоздившиеся на горизонте.

Хлынул дождь, такой сильный, что он моментально промок насквозь. Холод пронизал его до костей, и он даже закричал во весь голос, спускаясь с горы к лежащей у подножия деревушке.

Она распахнула дверь маленького домика навстречу ему. Черная вязаная шаль вокруг головы полностью скрывала ее лицо.

– Мама, – пробормотал он, прячась в ее теплых объятиях. – Я так замерз, так замерз.

Он лежал на спине, его голова утопала в подушках, но, когда она склонилась над ним и шаль соскользнула ей на плечи, он увидел лицо Кэтрин Рили.

– Все в порядке, Аза. Я здесь. А теперь – спи.

– Да, мама, – прошептал он и, закрыв глаза, погрузился в сон.

Морган очнулся от чугунного сна. Взгляд его уперся в оштукатуренный потолок. Сознание полностью вернулось. Кожа стала прохладной, и только тупая боль в руке и плече напоминала о происшедшем. Солнечные лучи проникали в комнату через окно.

Неподалеку раздавалось чье-то пение, во дворе топор ритмично врубался в дерево. Морган откинул одеяла и встал. Голова больше не кружилась. Оставалась только боль. И это было хорошо. Она не даст ему расслабиться.

Георгиас рубил дрова для печи. Мария на залитой солнцем скамейке штопала пропитанную солью куртку Моргана. Рядом она разложила для просушки его бумажник, паспорт и деньги.

Мария протянула руку и потрогала его лоб.

– Ну что, лихорадка прошла? Смотри, старый дуралей, – обратилась она к Георгиасу. – Кто лучше, я или доктор?

Старик облокотился на длинную ручку топора.

– Ведьма, – объявил он. – Как и все женщины их клана. Все это знают.

– Значит, тебе лучше? – спросила Мария.

– Гораздо.

– Хорошо. Ты проспал много часов. То лекарство, что я тебе дала, сделало свое дело.

Морган бросил взгляд на свой „Ролекс". Восемь часов. Он направился к обрыву, чувствуя странную легкость в голове. Приставив ладонь к глазам, посмотрел вниз на виллу Микали. Рядом с ним возник Георгиас.

– Они уехали?

– Все.

– И женщина?

– Смотри-ка, она идет сюда. – Старик указал на просеку.

Кэт шла по тропинке, вьющейся между заросшими неухоженными террасами. На ней были темные очки, футболка, старая хлопчатобумажная юбка и сумка через плечо.

– Кажется, она неравнодушна к тебе, – сообщил по-гречески старик. – Столько часов провела у твоей постели.

Морган осторожно опустился на бревно, не сводя глаз с приближающейся девушки. Георгиас положил рядом с ним пачку греческих сигарет и спички.

– Пойду скажу Марии, пусть сварит кофе, – объявил он, уходя.

Десять минут спустя Кэтрин вышла из-за сосен и обнаружила его, сидящего на бревне с сигаретой в зубах. Она на миг остановилась, вглядываясь. Темные очки делали ее незнакомой.

– Итак, к вам вернулось сознание?

– Вроде бы.

Она поставила сумку на землю и уселась на траву лицом к нему, облокотившись спиной о дерево.

– Что у вас там? – поинтересовался Морган.

– Бутерброды, бутылка вина. Константин думает, что я любительница горных прогулок.

– А старуха и мальчик?

– Они в Гидре, в городском доме Микали. В это время года туда иногда пускают туристов. Там нечто вроде музея. Дом полон реликвиями времен турецкой войны.

С первой минуты между ними возникла напряженность, которую подобная болтовня не могла развеять.

– Почему вы остались? – спросил Морган.

– Вопреки собственному желанию, – ответила Кэтрин и сняла очки. С бледного лица смотрели затравленные, испуганные глаза. – Сказала ему, что устала. Спросила, не возражает ли он, если я задержусь на пару дней.

– И он согласился?

– При условии, что я успею к концерту в Алберт-Холл.

– Ясно. Значит, он улетел вчера вечером? И Девиль тоже?

– Вчера? – Девушка покачала головой. – Вы потеряли где-то один день, Аза. Сегодня суббота. Утро субботы. Они улетели позапрошлым вечером.

Морган уставился на нее как громом пораженный, не в силах поверить услышанному.

– Вы хотите сказать, что я провалялся без сознания целых тридцать часов?!

– Около того. Нет, вы, конечно, крутились и метались довольно много, но Мария явно знает свое дело. Ее травы – нечто особенное.

– Получается, что концерт уже сегодня! – Морган вскочил, сжав кулаки. – Неужели вы не понимаете? Завтра негодяй скроется!

– Вчера вечером он позвонил мне, – сообщила Кэтрин. – Сказал, что репетировал с Преви в Алберт-Холл и сегодня проведет там же почти целый день. Опять репетиция. Все очень просто. Вам нужно лишь позвонить Бейкеру в Скотленд-Ярд. Повисло долгое молчание.

– Да, я мог бы так поступить, – наконец проговорил Морган.

– Но не станете, верно?

Он снова сел на бревно и закурил.

– Послушайте, позвольте мне объясниться. В рамках службы „Д-15" существует так называемая Четвертая группа по борьбе с терроризмом, обладающая по распоряжению самого премьер-министра особыми полномочиями. Возглавляет ее некто Фергюсон. Бейкер – его подчиненный. Мы знаем друг друга с давних пор – Фергюсон и я. Он интересный тип. Возможно, вам покажется любопытным, что именно он поощрял мою охоту за Критянином с самого начала? Он хотел, чтобы я стал слепым орудием в его руках. Надеялся, что я преуспею там, где их постигла неудача, поскольку мною движет кое-что помимо долга – ненависть!

– Что ж, он не ошибся.

– Да, но только теперь, когда я нашел его, Микали нужен мне самому.

– Око за око. Иначе вы не мыслите? Кровь за кровь?

– А почему я должен мыслить иначе? Если я предъявлю ему обвинение в Греции, меня поднимут на смех. Здесь он – национальный герой. Если я позволю арестовать его в Англии, ему дадут пятнадцать лет за покушение на Кохена, и то лишь в том случае, если сумеют доказать его вину. Не забывайте – остальные убийства произошли в других странах. Немцы, французы – всем им придется ждать своей очереди.

– Ну и что?

– А то, что через некоторое время „Черный сентябрь", или „Красные бригады", или кто-нибудь еще одним прекрасным утром захватит британский авиалайнер и потребует за жизнь и безопасность пассажиров и экипажа освобождения Микали, а затем переправит его в Ливию, Кубу или куда-нибудь еще.

– А вы хотите его смерти?

– Да.

– Я могла бы и сама поговорить с Бейкером.

Морган покачал головой.

– Могли бы, но не станете.

– Почему?

– Потому что вы кое-что должны мне, детка. – С гримасой боли он прикоснулся к плечу. – Я чуть не погиб. А тем, что жив, обязан не вам. И не говорите мне о предательстве. Тут совсем другая история, что вам отлично известно.

Кэтрин резко встала.

– Ну, хорошо, Аза. Можете отправляться в ад своей собственной дорогой.

– А вы?

– Я сегодня возвращаюсь в Лондон. А оттуда – в Кембридж. С меня довольно. Вы и Джон Микали – два сапога пара.

– И вы не станете звонить Бейкеру?

– Нет, – отрезала Кэтрин. – И, будьте любезны, играйте в свои кровавые игры как можно дальше от меня.

Она зашагала прочь. Морган тоже поднялся и долго глядел ей вслед, затем направился к дому. Старый Георгиас отложил топор.

– Она ушла?

– Да. Когда ближайший катер до Пи-рея?

– В десять тридцать. На моей лодке на него уже не успеть.

– А следующий?

– В час дня.

– Отвезешь меня?

– Если хочешь.

Морган подошел к Марии, все еще штопавшей куртку.

– Где моя рубашка?

– Сохнет на веревке. Я ее постирала. – На старом морщинистом лице блеснули мудрые глаза. – Но кое-чего даже мое колдовство не могло исправить.

Она протянула его паспорт. Побывав поочередно в воде и на жарком солнце, он покоробился и слипся. Когда Морган попытался раскрыть его, книжечка распалась.

– Господи Иисусе! – воскликнул он по-валийски. – Только этого мне еще не хватало!

– Плохо дело, парень? – спросила старуха.

– Похоже на то, мать. Теперь, может быть, все изменится. Впрочем, посмотрим…

Едва Кэтрин Рили закончила укладывать вещи, как зазвонил телефон.

– Ты все еще на вилле? – раздался в трубке голос Микали. – Тебе давно уже следовало бы находиться в Лондоне.

– Какие проблемы, – ответила она. – Константин вот-вот заберет меня. Мы поедем на скоростном катере. Я успеваю на рейс в десять тридцать до Пирея. Если ничего не случится, то вылечу в час тридцать по местному времени. – Удивительно – она совсем не волновалась. – Как у вас там дела?

– Великолепно. – В голосе музыканта звучал нескрываемый энтузиазм. – Преви – гений. Он лучший дирижер из тех, с кем я работал. Но сегодня нам предстоит много потрудиться, милая. Поэтому, если я тебя не встречу, не волнуйся. Ключ у тебя есть. Главное – чтобы вечером ты сидела в своей ложе.

Разговор закончился. Кэтрин с минуту постояла с трубкой в руке, затем положила ее на рычаг. Обернувшись, она увидела в дверях Константина. Он внимательно смотрел на нее, в лице его и темных глазах было что-то такое, словно он видел ее насквозь.

Кэтрин указала на два своих чемодана и взяла в руки плащ.

– Ну ладно. Я готова, – бросила она и первой прошла в двери.

Укрывшись от дождя под кроной деревьев на краю Гайд-парк, Девиль следил за Микали, бежавшим по дорожке в черном тренировочном костюме с красными лампасами. В нескольких метрах от Девиля пианист остановился, уперев руки в бока и совершенно не запыхавшись.

– Вы бегаете при любой погоде? – заметил француз.

– Ну, вы же знаете, – улыбнулся Микали. – Старые привычки и все такое. – Они бок о бок направились в сторону дороги. – Значит, вы все-таки не смогли остаться в стороне? Хорошо, что я зарезервировал лишнее кресло в ложе Кэтрин.

– Она здесь? – спросил Девиль.

– В пути. Утром я звонил на Гидру и разговаривал с ней. Как раз в момент отъезда.

– Действительно? – Девиль кивнул и продолжал спокойным голосом. – Ну что ж, нам следует до конца объясниться. Я приехал не на ваш концерт, Джон. Я приехал за вами.

Микали резко повернулся к адвокату. Его рука скользнула под куртку, где в кобуре висел пистолет.

Девиль поднял руку.

– Нет, дорогой мой друг, вы неправильно меня поняли. – Он достал из кармана конверт. – Здесь два билета на самолет до Парижа. Мы вылетим из Гэтвика в четверть двенадцатого. Вам вполне хватит времени, чтобы выступить в Алберт-Холл. Насколько я понимаю, в последний день фестиваля пианист всегда играет в первом отделении?

– А что потом?

– В Париж мы прилетим достаточно рано, чтобы пересесть на московский рейс „Аэрофлота". Все уже организовано. В „Пари суар" сегодня появилась заметка о том, что вы намерены дать несколько мастер-классов в Московской консерватории.

Микали огляделся, глубоко вздохнул и поднял лицо навстречу струям дождя.

– Замечательно, – пробормотал он. – Раннее утро в Лондоне. Ничто не может с ним сравниться. Впрочем, возможно, вы предпочитаете запах мокрых парижских каштанов. – Он положил руку Девилю на плечо. – Простите, дружище, но тут ничего не изменишь.

Девиль пожал плечами.

– У вас еще целый день, чтобы передумать.

– Весь день я должен репетировать, – ответил Микали. – Ну, мне пора. Если Преви опередит меня, то он, по своему обыкновению, заварит чай. А чай получается ужасный.

– Вы не против, если я воспользуюсь вашей квартирой?

– Конечно же, нет. Однако я не уверен, что успею вернуться туда до концерта. Если вы передумаете насчет сегодняшнего вечера, свой билет вы найдете в кассе.

Они стояли на тротуаре и ждали зеленого сигнала светофора. Микали хлопнул Девиля по плечу.

– Сегодня великий день, Жан-Поль. Пожалуй, самый великий в моей жизни.

Когда самолет, блестя под лучами вечернего солнца, пошел на снижение над аэропортом „Хитроу", Кэтрин Рили пристегнула ремень безопасности и откинулась на спинку кресла.

Она устала – устала, как никогда в жизни. Кроме усталости, ее мучили гнев и разочарование. Как подобает врачу-психоаналитику, она полностью отдавала себе отчет в своем состоянии. Так чувствует себя ребенок, которому снится, будто он заблудился в темном лесу, где за каждым кустом притаились неведомые враги.

Она закрыла глаза, и перед ее внутренним взором предстал не Джон Микали, а Аза Морган – его смуглое изможденное лицо, глаза, полные боли. Ей вдруг стало абсолютно ясно, как она неправа.

Морган сказал, что она его должник. Если так оно и есть, то расплатиться с ним можно, только проявив честность и заботу по отношению к нему, и существует лишь один способ продемонстрировать эти чувства.

Всплеск новой энергии переполнил все ее существо. Она едва дождалась, пока пассажиров выпустят из самолета, и одной из первых прошла таможню, где, предъявив паспорт, попросила срочно вызвать кого-нибудь из сотрудников спецслужбы.

В полтретьего капитан Чарльз Рурк вернулся в свой офис, находившийся в здании британского посольства в Афинах по адресу улица Плутарха, дом один. Почти сразу же на его столе задребезжал телефон. Звонил Бенсон, второй секретарь посольства, отвечавший за консульскую службу.

– Привет, Чарльз. Я попросил охрану предупредить меня, когда ты появишься. С меня уже почти целый час не слезает один тип. Он требует временный паспорт для возвращения на родину. Его собственный изодран на мелкие кусочки.

– Такие вопросы вряд ли по моей части, старина.

– Вообще-то, Чарльз, мне вовсе не нравится эта история. Он заявляется сюда, оборванный и заросший, как бродяга, а когда я начинаю рассматривать то, что осталось от его паспорта, выясняется, что он – кадровый офицер, да к тому же еще полковник, прошу любить и жаловать. Его фамилия – Морган…

Не дослушав, Рурк бросил трубку и молнией вылетел из кабинета.

Морган выглядел ужасно, его черные, подернутые сединой волосы торчали во все стороны, как у цыгана, а на щеках отросла многодневная щетина. Хлопчатобумажный костюм, весь просоленный от пребывания в соленой воде, сел и тянул в плечах, швы во многих местах разошлись.

– А, так это вы! – воскликнул он, когда Рурк вошел в комнату ожидания. – Не слишком-то удачно вы выступили тогда в аэропорту.

– Господи, сэр, с вами все в порядке? – ужаснулся Рурк.

– Конечно, нет, – отвечал Морган. – Во мне едва душа держится. Но сейчас это не имеет значения. Все, что мне нужно – временный паспорт и место в первом же самолете, вылетающем сегодня в Лондон.

– Не уверен, что мне удастся вам помочь, сэр. Прежде всего я обязан связаться с начальством. У меня очень строгие инструкции на ваш счет.

– Бригадир Фергюсон?

– Так точно, сэр.

– Значит, вы служите в „Д-15"? Обнадеживающее известие. Возможно, те лекции, что я читал вам в Академии в шестьдесят девятом, все-таки не пропали даром.

– Так вы вспомнили меня, сэр?

– Разумеется. У меня неплохая память на лица. Ну, валяйте, звоните.

– Минутку, сэр. – Рурк подался вперед с озабоченным видом. – Уж не кровь ли у вас на рукаве?

– Весьма вероятно, учитывая, что один джентльмен пытался нанести мне телесный ущерб при помощи „вальтера". А может, вы мне еще и доктора найдете? Только такого, который может держать язык за зубами. Не хочу, чтобы какая-нибудь мелочь задержала мой вылет.