6

Кэтрин Рили обедала в своем кабинете за столом у окна. В меню входили сандвичи с овощами, холодное молоко и очередной вариант письменной работы одного из самых слабых ее студентов.

Раздался стук в дверь и вошел Морган в темном свитере с высоким горлом и сером твидовом пиджаке. О его профессии напоминала лишь небрежно наброшенная на плечи армейская шинель.

– Слушаю вас, – коротко спросила Кэтрин, хотя сразу же догадалась, кто ее посетитель.

– Морган, – представился тот. – Аза Морган. Полагаю, главный суперинтендант Бейкер из спецслужбы говорил вам обо мне.

Кэтрин осмотрела его с головы до ног, не выпуская из одной руки сандвич, а из другой – ручку.

– Полковник Морган, не так ли? Аза Морган? Десантные части?

– Разве это имеет какое-нибудь значение?

– Я читала записки, что вы направили в Министерство обороны после Кореи. Ведь мои научные интересы лежат в той же области.

– Значит, у нас есть нечто общее.

– О, нет, – отрезала Кэтрин. – Увольте. Мне известно о кое-каких неприятностях, случившихся с вами на Кипре. Я навела о вас справки, полковник. В то время многие газетчики считали, что вы вполне бы подошли для службы в СС.

– Цель террора – терроризировать, то есть наводить ужас, – ответил Морган. – Так говорил Ленин. В двадцать первом Майкл Коллинз исповедовал ту же теорию. Он утверждал, что только так маленькая страна может победить большую. Городские партизаны – ваша специальность, доктор, поэтому вы не хуже моего знаете, как они действуют. Взрывы бомб в общественных местах, террор ради террора, преднамеренное уничтожение невинных людей. Женщин, детей. Мое пребывание на Кипре имело своей целью остановить их, что я и сделал.

– При помощи таких методов, которые подошли бы только гестаповцам.

– Нет, – ответил Морган. – Вы глубоко заблуждаетесь. Свой ценный опыт я перенял у китайцев. Они самым любезным образом преподали мне несколько личных уроков в лагере Типай в Манчжурии.

Кэтрин не отрываясь, смотрела на полковника, понимая, что ей следует дать ему отпор, но не могла этого сделать. Странно, ибо он воплощал в себе то, что она ненавидела больше всего на свете: власть, облаченную в мундир, военную машину, которая всасывала в себя молодых парней ее родной страны и бросала в пекло вьетнамской бойни.

– Гарри Бейкер предупреждал меня, что вы не любите легавых, – заметил Морган. – Но он ошибся. Ребенку ясно, что вы на дух не переносите людей в форме.

– Весьма вероятно. Морган закурил.

– Вот так-то лучше. Вы почти улыбнулись, и уголки ваших губ смотрят теперь вверх, а не вниз.

– Идите к черту, – фыркнула Кэтрин.

Морган присел на краешек стола.

– Смогу я повидаться с Гофман?

– Как я поняла из разговора с Бейкером, дело идет о покушении на Максвелла Кохена. Люди из спецслужбы полагают, что здесь снова замешан Критянин.

– Верно.

– И вы надеетесь выйти на его след с помощью Лизелотты? – Доктор Рили покачала головой. – Даже если бы она могла, она ничего бы вам не сказала.

– Потому что у них были там интимные отношения?

– Думаю, вы не поймете. Для такой, как она, Критянин почти бог. Символ всего, во что она верит.

– Попробую угадать. Чистое незамутненное насилие.

Кэтрин выдвинула ящик стола и достала брошюру на желтой бумаге.

– Вот что недавно прислали мне из Сорбонны. Напечатано одной из студенческих групп. Считается, что они находятся в университете для того, чтобы получать образование. Хорошенькое образование! – Она открыла брошюру. – Послушайте, какие советы демонстрантам здесь содержатся. При драке с полицейскими следует надевать кожаные перчатки. От ударов прикладами хорошо защищают газеты, во много слоев обернутые вокруг тела. Если принять одну противогриппозную таблетку за полчаса до начала выступления, а другую – сразу же после применения гранаты со слезоточивым газом, воздействие яда снизится в несколько раз.

– В первый раз вижу такое, – заметил Морган. – Следует запомнить. Так когда я ее увижу?

– Ну, если вам не жалко собственного времени… Машина у вас есть?

– Есть.

– У меня сеанс с Гофман в три часа. Туда ехать двадцать минут. Приезжайте за мной в полтретьего. А теперь, простите, мне надо работать.

Полковник взял чемоданчик и дождевик.

– Вы всегда зачесываете волосы назад? – спросил он.

– Какая, черт побери, связь между моими волосами и целью вашего визита?

– На вашем месте, девочка, я бы их распустил по плечам. Тогда в погожий день вы могли бы походить на нормальную женщину…

Морган тихо закрыл за собой дверь. Кэтрин Рили, окаменев, с открытым от изумления ртом уставилась на нее.


Комната свиданий в тангмерском специальном следственном изоляторе оказалась на удивление симпатичной. Обои с рисунком, ковер им под цвет, красивый стол, современной формы кресла. Лишь зарешеченные окна казались здесь совершенно не к месту.

– Очень мило, ну прямо очень, – заметил Морган, с явной иронией глядя в сад.

– Это необычная тюрьма, – пояснила Кэтрин Рили. – Это психиатрическое учреждение…

– …имеющее своей целью восстановление сил и здоровья пациентов. Так восславим же Господа.

Прежде чем Кэтрин успела ответить, заскрежетал замок, и в комнату ввели Лизелотту Гофман. Затем надзирательница удалилась, заперев за собой дверь.

Перед ними стояла маленькая некрасивая девушка с короткими светлыми волосами в потертых джинсах и джинсовой рубахе. Не удостоив Моргана взглядом, она спросила на превосходном английском:

– Кто ваш друг?

– Полковник Морган. Он хотел бы задать вам несколько вопросов. – Кэтрин Рили достала сигареты и, предложив их заключенной, дала ей прикурить.

– О Критянине, – уточнил Морган. Девушка резко обернулась на звук его голоса, однако лицо ее осталось бесстрастным. Затем она вновь посмотрела на Кэтрин Рили.

– Что случилось?

– В Лондоне состоялось покушение. Жертва – известный сионист. Ответственность взял на себя „Черный сентябрь", но полиция считает, что это дело рук Критянина.

Лизелотта Гофман повернулась к Моргану и вскинула сжатый кулак:

– Власть – народу!

– Какому такому народу, дура?

Девушка опустила руку. На ее лице проступило выражение некоторой неуверенности. Полковник открыл чемодан и достал оттуда ворох фотографий.

– Думаю, тебе для разнообразия не помешало бы поближе познакомиться с реальностью. Смотри, чем год из года занимался твой Критянин.

Девушка приблизилась к столу, Кэтрин Рили – последовала за ней.

– Вот полковник Вассиликос на заднем сиденье своей машины в Париже. Как видишь, его череп разнесен на куски. Человек на коленях рядом с ним – один из телохранителей. А вот его вывалившиеся наружу мозги.

Ничто не менялось в выражении лица Лизелотты Гофман, когда полковник одну за одной швырял перед ней фотографии жертв Критянина. Последней было фото Меган в придорожной канаве.

– А это кто? – Моя дочь, – ответил Морган. – Ей только что исполнилось четырнадцать лет. Он сбил ее машиной, когда бежал с места покушения на Кохена.

Девушка положила фотографии на стол и с безразличным видом повернулась к доктору.

– Теперь я могу идти?

И тут Кэтрин Рили, что было совсем на нее не похоже, с размаху ударила Лизелотту по лицу. В тот же миг Морган оказался между ними.

– Успокойся, девочка. Оставь ее, – повторял он тихим, но настойчивым голосом, держа Кэтрин за руки.

Лизелотта Гофман подошла к двери и нажала на кнопку звонка. Через некоторое время дверь распахнулась, и она, не говоря ни слова, ступила в проем.

Через плечо полковника Кэтрин отчетливо видела фотографию Меган – кровавое месиво. Ей стало дурно.

– Простите, – прошептала она.

– Ах, Кэйт, – отозвался Морган. – Правило номер один: никогда ни за что не извиняйся, никогда ничего не объясняй. А теперь давай-ка выметемся отсюда и поищем, где бы нам чего-нибудь выпить.


– Аза, – произнесла Кэтрин. – Какое странное имя.

– Из Библии, – ответил Морган и на какое-то мгновение в нем проглянул типичный валиец. – Мама была очень религиозная женщина. В детстве я ходил с ней в церковь по два раза каждое воскресенье.

– Где проходило ваше детство?

– В деревушке в долине Ронды, Уэльс. Угольные шахты, терриконы. Место, из которого надо бежать без оглядки. Обвалившаяся кровля насмерть придавила моего отца, когда мне исполнилось восемь лет. Компания назначила матери пенсию – десять шиллингов в неделю. Сам я спустился в шахту в четырнадцатилетнем возрасте, а через четыре года в последний раз поднялся на-гора и пошел в армию.

– И ни разу не оглянулись назад?

– Зачем? Мне там понравилось, – продолжал Морган. – В армии. Никогда позже я не чувствовал себя настолько в своей тарелке. И армия обошлась со мной хорошо. В Арнеме я стал сержантом, затем на поле боя меня произвели в лейтенанты. А после войны предложили остаться и послали в Сандхерст.[3]

– А ваше происхождение? У вас не возникало связанных с ним проблем?

– Любой дурак может научиться пользоваться ножом и вилкой. К тому же, как и полагается настоящему валийцу, я ни на миг не сомневался, что я лучше любого англичанина, хоть бы даже выпускника Итона. – Полковник усмехнулся. – Мы ведь очень большие интеллектуалы. Я их всех удивил. Потому что читал Клаузевица и даже кое-что посерьезней. Солидно подходил к делу, понимаете?

– Не сомневаюсь, что вы проявили себя оригинальным сукиным сыном.

– Я не имел выбора, девочка. Я мог быть только лучшим. Например, в языках. Впрочем, здесь проблем не могло возникнуть. Если вы в состоянии бегло болтать по-валийски, остальное покажется легче легкого.

Они сидели за маленьким столиком, одним из многих, выставленных на улицу перед баром на берегу Кэма. Солнце клонилось к горизонту, и его лучи приятно согревали.

– А ваша жена? Как она относилась к такой жизни?

– Насколько я могу судить, с присущей ей крепостью духа. – Морган передернул плечами. – Наш брак распался несколько лет назад. Ей никогда не нравилась армейская жизнь или по крайней мере то, как я ее понимаю. По профессии она художник, причем очень хороший. Однажды воскресным утром мы встретились в Национальной галерее. И произошла одна из тех роковых ошибок, какие часто совершают люди. Я думаю, во всем виновата форма и красный берет.

– Они ей нравились?

– Очень недолго.

– С чего началось отчуждение?

– Она приехала ко мне на Кипр, когда там произошли известные события. Однажды мы ехали в машине по Никозии вслед на врачом одного из бронетанковых полков, который в свободное от службы время оказывал бесплатную медицинскую помощь крестьянам в Тродских горах. Он остановился под светофором, и тут к нему подбежали два террориста и выбили мозги через окно машины.

– И вы разобрались с ними?

– Естественно, я был вооружен.

– Убили обоих?

– Да. К сожалению, как потом выяснилось, одному из них едва исполнилось пятнадцать.

– И вашей жене это пришлось не по душе?

– Знаете, каковы представители западного мира. Считают, что надо стрелять террористам в руку, или в плечо, или во что-нибудь подобное – чисто и эффективно. Однако когда доходит до настоящего дела, времени остается только на одно: стрелять на поражение. И всегда дважды, для верности, иначе, не ровен час, прикончат тебя.

– С тех пор она изменилась?

– Но скорее не из-за мальчишки, а из-за того, что увидела, как я убивал. Позже она сказала, что не может забыть выражение моего лица. Тогда она уже носила ребенка. С того дня она ни разу больше не спала со мной.

– Мне очень жаль.

– С какой стати? Видите ли, она верит в жизнь. А я стал для нее чем-то вроде палача. Сейчас она замужем за деревенским священником. Он из тех людей, кто верит всем и во все, так что они неплохо сосуществуют.

– Мне искренне жаль вашу дочь, – уточнила Кэтрин.

– Я сделал глупость, – заметил Морган. – Наивно полагать, что такую, как она, можно понять, пробудив в ней человеческие чувства.

– Для нее и ей подобных терроризм стал своего рода религией, – пояснила Кэтрин. – Они верят во всю ту чушь, которую несли люди вроде Сартра. Мистический взгляд на жестокость как облагораживающий фактор. Террористы любят романтику. Они претендуют на то, чтобы считаться героями революции, и в то же время отрицают правила ведения войны. Они утверждают, что говорят от имени народа, а на самом деле, как правило, представляют только самих себя.

– А Критянин? Что он за человек?

– А вы как думаете?

Морган пересказал Кэтрин свой разговор с Бейкером и вывод, к которому они пришли. Она кивнула.

– Да, я со многим согласна. Спорным мне кажется только утверждение о его солдатском прошлом.

– Почему?

– Уже многие годы кубинцы предоставляют террористам со всего мира прекрасную военную подготовку. Русские тоже. Они набирают студентов из многих стран в Университет Патриса Лумумбы в Москве. Агенты КГБ постоянно ведут среди них поиск перспективного материала.

– Знаю. Но по-моему, случай с Критянином иной. Если хотите, я как солдат инстинктивно чувствую другого солдата. Я хотел бы понять, что служит для него мотивом? Идеология тут ни при чем – его преступления не говорят о каких-либо политических пристрастиях.

– Вас интересует точка зрения психолога?

– Почему бы и нет?

– Хорошо. Слушайте. Некоторое время назад я участвовала в исследовании психологии автогонщиков. Полученные результаты показали: чем сильнее стресс, тем лучше они действуют. Большинство из них живут полной жизнью и используют свой потенциал только в обстановке максимальной опасности. Лучший гонщик – это тот, кто просто-напросто готов снести со своего пути любую мешающую ему машину. Он живет в образе стопроцентного мужчины, однако любит моторы, машины и прочую технику, связанную с профессией, гораздо сильнее, чем способен любить женщину. Гонки для него – вызов, а смерть – единственная альтернатива победе. Он играет в игру, которая неизменно возбуждает его и никогда не надоедает.

– Постоянный вызов. Один человек против… – Морган нахмурил лоб. – Против чего?

– Возможно, против себя самого. Он, разумеется, психопатическая личность, иначе он никогда бы не преодолел чувство вины, связанное с его преступлениями.

– И еще он ищет смерти. Вы это имеете в виду? Что он испытывает жажду смерти?

– Не думаю, чтобы мысль о смерти сильно его беспокоила. У нас есть магнитофонные записи, на которых летчики-испытатели во время аварии за миг до смерти вместо того, чтобы вопить от страха, все еще пытаются вслух разобраться, в чем причина сбоя мотора. Он тоже из той породы. – После небольшого колебания Кэтрин добавила: – Мне кажется, он очень похож на вас.

– Отлично, – бросил Морган. – Значит, у меня есть шанс добраться до него. – Он взглянул на часы. – Мне пора. На сегодняшний вечер у меня назначена встреча в Лондоне.

Возвращаясь к „порше", Кэтрин спросила:

– Что вы собираетесь делать теперь? Ведь оборвалась единственная нить…

– Нет, – ответил он. – Остается пистолет, из которого стреляли в Кохена. Может, мне удастся выловить его происхождение.

– Вы считаете, у вас есть шанс?

– В Белфасте существует один человек, который, возможно, в состоянии помочь. Надо попытаться. – Кэтрин Рили села в машину. Морган захлопнул за ней дверцу, обошел автомобиль и занял место за рулем. – Смогу я вас увидеть, когда вернусь?

Она удивилась мгновенно вырвавшемуся у нее ответу:

– Да, если хотите.

– Не хотел бы, так и не спрашивал, верно?


Компания „Ваша безопасность" располагалась в маленьком тупике неподалеку от Грейт Портлэнд-стрит. Часы показывали начало восьмого, когда Морган, взбежав по ступенькам, взялся за ручку двери с надписью „Дирекция". Замок оказался заперт, но сквозь щели пробивался свет. Он нажал кнопку звонка и подождал. За матовым стеклом мелькнула тень, и дверь распахнулась.

Пятидесятилетний Джон Келсо выглядел не более чем на сорок, несмотря на плотно стриженные седые волосы. При одном взгляде на него, высокого, загорелого и крепкого, становилось ясно: случаются ситуации, когда такого человека следует избегать, зато в других на него можно смело положиться. Двадцать пять лет он отдал армии – сперва шотландской гвардии, затем парашютному полку, и в течение пяти лет служил старшим сержантом у Моргана.

– Привет, Джок, – коротко поздоровался полковник, входя в комнату. – Как идут дела по обеспечению безопасности граждан?

Келсо проводил бывшего командира в кабинет, маленький и аккуратный, в котором ничего не было, кроме тщательно прибранного стола, зеленых полок для бумаг и кошмы на стене. Именно здесь осуществлялась деятельность фирмы. Отсюда отправлялись наемники в Конго, Судан, Оман и на прочие маленькие грязные войны, ибо Джок Келсо торговал смертью. И знал это. Морган знал тоже.

Джок разлил виски по бумажным стаканчикам.

– Я слышал о вашей беде, полковник. Сожалею.

– Мне нужен убийца – тот самый пресловутый Критянин, – отозвался Морган.

– Я все для вас сделаю, вы же знаете.

– Хорошо. Есть след. Может, он и приведет куда-нибудь, а может, и нет, но, чтобы это выяснить, надо вернуться в Белфаст.

– В штатском? – мрачно спросил Джок. – Если вы попадете к ним в лапы, полковник, живым вам от них не вырваться.

– Свяжись с О'Хаганом, – продолжал Морган. – Передай, что, начиная с завтрашнего дня, я живу в гостинице „Европа" в Белфасте. Скажи, что мне надо с ним увидеться. Сделаешь?

– Да, – кивнул Келсо. – Если хотите.

– Хочу, Джок, и очень. Как живешь после смерти жены?

– Нормально. Дочь Эми все еще со мной и прекрасно обо мне заботится.

– Ей сейчас, по моим подсчетам, около двадцати, не так ли? У нее есть жених?

– Что она, дура, что ли? – засмеялся Келсо. – У нее есть голова на плечах. Завела свое дело. Торгует цветами. Процветает, особенно хорошо идет доставка товара на дом. Удивительно, как быстро они растут. Вчера еще ребенок, и вдруг…

Он осекся со смущенным видом. Морган, вздрогнув, опустошил бумажный стаканчик.

– Как холодно сегодня. Наверное, старею.

– В Корее случалось и похолоднее, полковник.

– Верно, – тихо промолвил Морган. – С теми днями ничто не сравнится. Когда вернусь, дам тебе знать.

Келсо дождался, пока шаги на лестнице стихнут, потом снял телефонную трубку и вызвал такси.


Двадцать минут спустя машина доставила его к „Арфе Эрина", пивнушке на Портобелло-роуд, где, как явствовало из названия, любили собираться лондонские ирландцы.

У стойки бара толпился народ. Старик в углу пел и аккомпанировал себе на концертино знаменитую ирландскую балладу „Храбрый Роберт Эммерт". Когда Келсо вошел, присутствовавшие как раз подхватили припев:

Меня поставят у стены и приговор зачтут.

Мятежнику, врагу страны, пощады не дадут.

Но я друзей не предавал, и честен был путь мой.

Героем я при жизни стал, и в смерти я – герой.

Сопровождаемый неприветливыми взглядами, Келсо протиснулся к двери из матового стекла, украшенной табличкой „Уютный уголок". За ней в тесном помещении сидели вокруг маленького столика трое мужчин и играли в вист.

Расположившегося лицом к двери гиганта звали Патрик Мерфи. Он являлся лондонским представителем Шин фейн, политической партии ИРА.

– Джок? – воскликнул Мерфи.

– Важное дело, – объявил Келсо.

Мерфи кивнул. Его компаньоны встали и вышли.

– Итак?

– У меня информация для О'Хагана.

– Какого такого О'Хагана?

– Не надо играть со мной в игрушки, Пэтси, мы слишком долго служили бок о бок. Передай О'Хагану, что, начиная с завтрашнего дня, Аза Морган будет жить в „Европе" и что он хочет встретиться с ним как можно скорее по личному делу.

– Какого рода личное дело?

– Они обсудят его при встрече.

Келсо открыл дверь, пробился через толпу и вернулся к ожидавшему его такси. Когда машина тронулась, он вытер выступивший на лбу пот.

Мерфи некоторое время сидел, погрузившись в задумчивость, затем подошел к бару, позвал хозяйку и протянул ей пару фунтовых банкнот.

– Разменяй их по десять пенсов, Нора, душечка. Я хочу позвонить в Белфаст.

– Конечно. Можешь воспользоваться моим телефоном.

– Не сейчас. Мало ли кто может подслушать.

Хозяйка пожала плечами и насыпала Мерфи в ладонь серебра. Он вышел через боковую дверь и направился к телефону-автомату на углу.


На следующее утро, сразу после девяти, в дверь кабинета Кэтрин Рили постучали. Она подняла глаза и увидела Микали.

– Когда ты приехал?

– Прилетел сегодня утром на подержанной „Сессне", которую недавно купил. У меня образовалась парочка свободных дней перед концертами в Париже, Берлине и Риме. Потом я собирался пожить какое-то время на Гидре. Ты можешь освободиться?

– Не знаю, – ответила Кэтрин уже в его объятиях и сгорая от желания, которое никогда не угасало в ней в его присутствии. – В нынешнем семестре у меня завал работы.

– Ну ладно. Тогда как насчет сегодняшнего утра? Если будешь себя хорошо вести, я позволю тебе сесть за штурвал.

– Я летаю лучше тебя, Джон Микали, и ты это отлично знаешь, – парировала она, ибо, помимо всего прочего, их роднила еще и общая страсть к небу. – Только дай мне десять минут, чтобы переодеться.

– Пять. – Микали присел на стол и закурил сигарету в ожидании, когда Кэтрин вернется из спальни. – Значит, ты много работала на этой неделе. Чем занималась?

– Тем же, чем всегда, – отозвалась она из другой комнаты. – Вчера, к примеру, пришлось повидаться с той девушкой, Гофман, хотя и при довольно странных обстоятельствах.

– В самом деле? – Микали подошел к двери и прислонился к косяку. – Расскажи.


Когда они направились к машине, Джон извинился, под пустяковым предлогом вернулся в колледж и из первого попавшегося автомата позвонил в Париж.

Девиль снял трубку, и Микали быстро заговорил:

– Помните того типа Моргана? Мне нужна информация о нем. Абсолютно вся, в том числе фотография. Могут ваши люди в Лондоне предоставить мне то, что я хочу?

– Разумеется. Заберете бумаги в своем лондонском почтовом ящике сегодня вечером после семи. Если я правильно понял, у вас возникли проблемы?

– Он приходил к немке. Ничего не добился. Теперь, насколько я знаю, улетел в Ольстер, надеется выйти на след инструмента.

Девиль усмехнулся.

– Он разрабатывает пустышку. Его ждет тупик.

– Конечно, – согласился Микали. – Но все равно надо быть во всеоружии. Постараюсь держать вас в курсе событий.

Загрузка...