Карета мерно покачивалась в такт цокоту лошадиных копыт по влажной булыжной мостовой. Над набережной клубился утренний туман, густой, как пар над котлом; он прятал очертания домов, мостов и редких огней фонарей. В сером свете утра все казалось зыбким: и река, и улицы, и мои мысли.
Запах гниющей сырости от Леги, несмотря на закрытые окна, просачивался сквозь невидимые щели в обивке салона кареты. Где-то вдалеке каркнул ворон, перекликнувшись с сородичем на противоположном берегу.
Только сейчас я понял, насколько меня вымотала эта ночь. Не физически — морально.
Королевский прием закончился под утро. Я всего полчаса назад высадил герцогиню дю Белле с племянницами у главного входа ее дворца. Несмотря на насыщенную событиями ночь, девушки продолжали оживленно обсуждать все произошедшее. В основном, конечно, сестры Макса щебетали о молодых кавалерах, которых вокруг них вилось столько, что у каждой шла кругом голова. Под разговоры — кто и как стоял, что сказал, как взглянул, о чем шептал на ухо во время танца — мы и добрались до дворца герцогини.
Мы с тетушкой в разговор не вмешивались, просто, улыбаясь, наблюдали за счастливыми девушками, которые наслаждались плодами своего триумфа. Надин и Патрисия после жизни в доме у «любящего» дядюшки и его женушки поначалу держались зажато. Но постепенно внимание и блеск высшего общества разбили ту внутреннюю стену, которую они так долго возводили в последние годы.
Когда я вышел из кареты, чтобы проститься с женщинами уже официально моего рода, каждая из сестер обняла меня и поцеловала. Надин и Патрисия пообещали молиться о моей победе, а Валери, хищно улыбаясь, сказала, чтобы я оставил хотя бы немного врагов их столичным кавалерам: им тоже нужно прославиться на этой войне.
— Граф, — гордо подняв подбородок, обратилась ко мне герцогиня, когда девушки, весело щебеча, скрылись в дверях дворца. — Сегодня, благодаря вам, впервые за многие годы мне не стыдно произнести старый девиз рода Грамон. Смерть, но не бесчестье!
Глаза Жанны горели огнем торжества.
— Смерть, но не бесчестье! — произнес я в ответ.
Затем герцогиня протянула мне руку, и я почтительно поцеловал ее. Мгновение — и Жанна склонилась надо мной, по-матерински нежно коснувшись губами моего лба.
— Береги себя, мой мальчик, и вернись с победой, — прошептала она, проведя пальцами по моей щеке и подбородку.
— И вы берегите себя, тетушка, — ответил я. — И помните о том, что я говорил.
Жанна серьезно кивнула и, развернувшись, прошествовала ко входу в свой дворец. Я уважительно покачал головой. Действительно, Каменная леди. И не скажешь, что она больше суток не спала и провела их на ногах, при этом активно заключая союзы и ведя переговоры…
Теперь я ехал в карете один, позволяя голове проясниться. Дворец, сиявший тысячами свечей, гудевший сотнями голосов, пахнувший десятками ароматов, теперь казался далеким сном.
Но этот сон не отпускал.
Я поймал себя на том, что снова прокручиваю в памяти последние часы: разговоры и поступки, лица в зале, улыбки дам, недружелюбные и насмешливые взгляды мужчин.
А еще меня не отпускали мысли о руне, которую я «случайно» вытащил из барабана. Вернее, о том, зачем моему тайному покровителю понадобилось раскрыть свое инкогнито и частично поделиться информацией обо мне самом. В том, что это не случайность, я был уверен на все сто процентов. Надо будет поискать побольше сведений об этих персонажах.
Карета качнулась и пошла мягче, звонкий цокот копыт сменился гулким топотом — дорожное покрытие стало грунтовым. Мысленно я отметил, что проехал половину пути. Перед тем как вернуться в Лисью нору, меня ждет еще одна встреча.
Я со вздохом откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Перед внутренним взором снова возник королевский парк, где труппа Бризо давала свое представление.
Я сидел рядом с принцессой Адель. Она почти не шевелилась, лишь изредка поворачивала голову, бросая на меня внимательные, испытующие взгляды.
Ее глаза задерживались на моих волосах чуть дольше, чем следовало.
А я, делая вид, что не замечаю ее внимания к моей черной шевелюре, лишь мысленно посмеивался над девчонкой. Забавно. А ведь она действительно пыталась убедиться, нет ли в моих прядях того самого золотистого отблеска, о котором недавно прочитал в своей книге жрец.
На мгновение мне даже захотелось подшутить над Адель, слегка подзолотить магией кончики моих волос. Вот бы изменилась ее физиономия. Но порыв остался порывом. За мной и без этих шалостей, вон, уже целый отряд соглядатаев следит.
Когда наши взгляды встречались, Адель тут же отворачивалась, делая вид, что увлечена происходящим на сцене.
А на сцене шло то, что театральные критики называли комедией.
Пьеса о ловкаче-островитянине по имени Джек, который, покинув родной остров, высадился на материке. Там он тут же попал в какую-то забавную передрягу, затем в еще одну, и еще…
В общем, веселися Джек-островитянин по полной. А в это время на далеком родном берегу его ждала жена Брунгильда и семеро спиногрызов. Все это действо сопровождалось разнообразными спецэффектами, которым я и научил моих друзей комедиантов.
Сказать по правде, у труппы Бризо отлично получалось претворять в жизнь как мои, так и собственные наработки. Механизмов стало заметно больше, и сам коллектив вырос. Примерно раза в три или четыре. И неудивительно: наверняка к мэтру Бризо выстроилась целая очередь из театрального и циркового люда. Ему было, из кого выбирать.
Новую пьесу Бриджитт, которую она явно написала совсем недавно и специально, чтобы привлечь внимание кое-кого, зрители приняли на ура. Толпа смеялась, хлопала, а принцесса даже пару раз прикрыла рот веером, чтобы скрыть свой громкий смех.
Вот бы она удивилась, если бы узнала, кто стал прообразом ловкача Джека.
Когда актеры вышли на поклон, я почувствовал на себе взгляд Бриджитт. Она стояла чуть впереди, бледная, с застывшей словно искусственной улыбкой. Рядом стоял Этьен. Мой «сын» кланялся зрителям, скрывая в уголках губ еле заметную усмешку. А еще периодически посматривал в мою сторону. Он явно надеялся, что я подойду к ним.
И его ожидания не обманулись. Адель привычно потащила свою свиту, включая и меня, к сцене. Я думал пообщаться с Бризо без лишних глаз и ушей, но что вышло, то вышло.
К тому моменту, когда мы оказались рядом с декорациями, вся труппа, как ее старые члены, так и новые, уже стояли, склонившись в почтительных поклонах.
О как же они смотрели на меня. Мэтр Бризо, его сестра Микаэла и ее супруг Жан. Их дочери и внуки тоже были здесь. Смотрели не веря. Словно пытались сравнить образ Джека Тодда в своей памяти и маркграфа де Валье, стоявшего прямо перед ними.
Нужно отдать должное, они были настоящими актерами, как взрослые, так и малыши. Никто из труппы не позволил себе ни жеста, ни слова, которые могли бы раскрыть мою тайну.
Зная мэтра Бризо и Микаэлу, у них уже состоялся внутрисемейный совет, на котором они приняли правильное решение. В этом мире люди от мала до велика прекрасно понимали, что такое субординация.
Впрочем, сказать по правде, даже если бы кто-то из них вдруг начал прямо сейчас утверждать, что я и есть именно тот самый Джек из их пьесы, как мимнимум, им бы никто не поверил, а как итог, для труппы все закончилось бы серьезными проблемами.
Я видел, как в их глазах боролись любопытство и понимание: тот самый Джек, с которым они пережили столько всего, вовсе не бродяга-наемник, а тот самый героический маркграф, о подвигах которого они сами же сочиняли пьесы.
Нет, в семействе Бризо даже среди малышей дураков не наблюдалось. Они все уже давно поняли, как себя нужно вести в этой ситуации.
Однако все-таки кое-кто из семейства мое перевоплощение воспринял по-своему. Бриджитт… Взгляд, которым она смотрела на меня, казалось, проделает во мне дыру. Хорошо, что откровенно веселящаяся Адель, находившаяся под впечатлением от пьесы, не замечала взоры, бросаемые украдкой на нее юной сценаристкой.
Когда всем разрешили поднять головы, я приблизился к Бриджитт.
— Браво, мадмуазель, мне сообщили, что именно вы являетесь автором этой пьесы, — сказал я, открыто улыбаясь. — Не знаю, говорил ли вам кто-нибудь… У вас хороший слог. Получилась довольно забавная вещь, и самое главное — очень жизненная. Складывается впечатление, будто вы списали своего главного героя с вполне реального персонажа. Уверен, как только он увидит вашу пьесу, то будет польщен. Еще и своим, как там у вас, ах, да, спиногрызам будет рассказывать об этом. Ведь такая возможность выпадает лишь раз в жизни, неправда ли, мадмуазель? Полагаю, именно благодаря вам имя этого Джека-островитянина теперь будет у всех на устах!
По мере того как я говорил, щеки Бриджитт наливались алым румянцем, а когда я практически процитировал ее собственные слова, брошенные мне перед отъездом, от лица девушки можно было прикуривать трубку.
Все вокруг умильно улыбались. Ведь они видели перед собой засмущавшуюся юную актрису, которую только что похвалил тот самый маркграф де Валье. Такое действительно случается раз в жизни. А вот члены семейства Бризо, зная истинное положение вещей, следили за раскрасневшейся Бриджитт с опаской. Но девушка смогла взять себя в руки и под их дружный облегченный выдох изобразила учтивый книксен и произнесла, улыбаясь:
— Благодарю вас, ваше сиятельство, для меня честь услышать похвалу от вас.
Несмотря на показное спокойствие и учтивость, в глазах Бриджитт сверкали искры. Я видел, что в будущем, если наша встреча состоится, я услышу все, что она обо мне думает. И мои титулы не станут для нее помехой.
— Обычно полагается в таких случаях дарить цветы, но у меня есть другая идея, — произнес я и под восхищенными и удивленными вздохами стоявших вокруг нас людей достал из внутреннего кармана камзола небольшую брошь.
Лицо Бриджитт в одно мгновение переменилось. Она немигающим взглядом ошарашенно таращилась на точную копию того самого цветка, который я подарил ей в лагере убитых мной бандитов. Только сейчас этот цветок был выполнен из золота и драгоценных камней. Михаэль Рупп, мой ювелир, создал эту брошь по моему рисунку.
— О, маркграф! — всплеснула ладошками Адель. — Какая прелесть, теперь Бриджитт обязательно запомнит этот день на всю жизнь. Давайте я помогу вам…
Принцесса ловко выхватила брошь у меня из пальцев и быстро приколола ее на грудь Бриджитт. На мгновение пальцы той дрогнули, коснувшись броши.
Она подняла глаза на меня, и в них, казалось, мелькнуло все: растерянность, недоумение, а затем понимание и благодарность.
— Благодарю, мессир, — прошептала она, склонившись. — Я буду бережно хранить ваш дар…
Остальные актеры почтительно склонились. Я кивнул им и незаметно подмигнул Этьену, лицо которого тут же расцвело. Адель же привычным маневром задала нашей процессии новое направление, и мы двинулись в сторону пиршественного стола.
Пока публика шумно обсуждала представление, я мельком взглянул на группу вестонских аристократов, обступивших принца Генриха.Герцог и маркизы де Онжес, чета Краонов, несколько астландских страйкеров, что ранее мелькали в свите Верены.
Чуть позади принца маячила знакомая фигура барона фон Герварта. Видать, Генрих сменил гнев на милость и снова приблизил страйкера к себе. Астландец сейчас разговаривал с одним из Краонов, Дэмиеном. Причем складывалось такое впечатление, что Герварт служит не принцу, а банкиру. Вон, как внимательно слушает и покорно кивает на каждое слово финансиста.
Я уже было хотел отвернуться, но мой взгляд упал на правую ладонь страйкера. Он аккуратно поправлял массивный золотой перстень с большим рубином на указательном пальце. Не столько золото оправы, сколько сам камень заставил меня задержать взгляд.
А ведь я уже видел этот камень. Только вот где и у кого?
Мысль мигнула, как вспышка света в темноте. Парный портрет в доме Клермона… Кристина и Готье… На руке парня был точно такой же камень, только вот оправа была иной. Отчего перстень казался совершенно другим. Обычный человек никогда бы не обратил внимание на сходство. Только вот Плут — не обычный человек…
Краоны, значит… Мысль мелькнула, и в голове осталась зарубка на будущее. Будто что-то почувствовав, Дэмиен Краон поднял на меня взгляд. Холодный, расчетливый. Меня только что, словно рыбу, разложили на холодном столе и разделали, выбросив все ненужное в помои.
Вот это взгляд! А ведь в этом невзрачном, на первый вид, банкире нет ни капли магии. Но все равно от него за версту веет опасностью и кровью. Впрочем, именно таким, на мой взгляд, и должен быть один из самых богатейших людей в Мэйнленде.
Я спокойно выдержал его взгляд, чем, похоже, удивил банкира. Обменявшись учтивыми поклонами, мы оба, не сговариваясь, отвернулись каждый в свою сторону.
Надо будет не забыть пообщаться с Клермоном. Вряд ли он продал бы перстень своего единственного сына кому-либо…
Когда мы с Адель проходили мимо мраморных колонн, я краем глаза заметил островитян. Все они сейчас толпились вокруг лейра Каэлана. Судя по зардевшемуся принцу, его сейчас осыпали комплиментами. Адель тоже их заметила и, как-то странно взглянув на меня, лишь усмехнулась.
К слову, лорду Скелвику, который тоже был там, неожиданное возвышение сына своего соправителя по душе не пришлось. Как и некоторым страйкерам из свиты лорда.
В принципе, мне его настроение понятно. Барон Рис рассказывал мне, что там у них на островах все очень странно устроено. На каждом острове есть два правителя. Так повелось у них еще с давних времен, когда, помимо обычного вождя, управлявшего в мирное время, избирались еще вожди войны. Сейчас эти титулы трансформировались в Лорда меча и Лорда камня.
Собственно, Скелвик и был тем самым Лордом меча, ну а Элдрис, папаша Каэлана и Рианны, Лордом камня. Последний всегда находился на острове, а вот первый участвовал в походах и войнах.
Барон Рис, да и другие островитяне, искренне считали, что именно из-за этого разделения власти у них на родине и на других Туманных островах почти всегда кто-то с кем-то воюет. Делят власть и никак не могут ее поделить.
Не знаю, может быть, и так. В любом случае, я рад, что гленны переправились ко мне. Не ошибусь, если узнаю, что Мертон ждет очередная междоусобная войнушка. Судя по кровожадным рожам страйкеров из свиты лорда Скелвика, у Каэлана есть все шансы остаться на материке навсегда. Желательно в состоянии удобрения для местной почвы. А отцу придет весть о героической гибели его сына в битве с проклятыми астландцами. И характерные масляные взгляды, бросаемые лордом Скелвиком на лейру Рианну, о многом могут поведать человеку, понимающему в политике. В общем, Мертон ждут перемены после этой войны…
…Карета плавно замедлила ход и вскоре остановилась. Я выглянул в окно, и едва заметная улыбка скользнула по губам. Знакомое место. Узкая дорога, петляющая вдоль реки, и небольшая поляна, где когда-то должна была состояться моя дуэль с Андре де Шатильоном. Дуэль, которая так и не случилась, и я рад, что судьба распорядилась иначе, подарив мне преданного друга. С тех пор я не бывал здесь.
Туман стлался над травой, делая все вокруг размытым, будто само время решило прикрыть старые следы. Колеса хрустнули по влажному гравию, кучер обернулся.
— Приехали, мессир.
Я открыл дверцу и спрыгнул на землю. Воздух пах рекой, утренней сыростью и еще чем-то тревожным. На другом конце поляны стояла другая карета со знакомым гербом на дверце. По иронии судьбы еще один образ из моего прошлого. Та самая карета, которой я уступил проезд в первое мое посещение Эрувиля. Занавески чуть дрогнули, когда я подошел ближе.
Стражники и кучер почтительно поклонились. Я постучал костяшками пальцев по лакированной створке. Изнутри донесся знакомый голос:
— Войдите, мессир.
Я открыл дверь и нырнул внутрь. Меня тут же обволокло знакомым пряно-сладким ароматом духов.
Бланка де Гонди, а это была именно она, сидела напротив в дорожном плаще с капюшоном, сброшенным на плечи. Тонкие пальцы с ухоженными ногтями сжимали складку плаща, глаза настороженные, но без страха.
— Маркграф, — произнесла она тихо, но твердо. — Благодарю вас, что вы откликнулись на мой зов.
Я закрыл за собой дверцу, на всякий случай расширил свою ауру, отсекая нас от внешнего мира, и чуть склонил голову:
— Я весь внимание, маркиза.