Я сидел на продавленном диване в вестибюле.
На мне была низко надвинутая на глаза бейсбольная кепка. Я всматривался в людской поток, словно зоркий постовой-регулировщик.
«Надолго вы хотите остановиться?» – спросил меня портье, когда я регистрировался в гостинице.
Но важнее был другой вопрос: почему я вообще здесь поселился?
В тот день мы вышли из поезда и сели в такси.
В машине я сам предложил эту гостиницу.
Но сам ли?
Вначале я показал на одну, но Лусинда мотнула головой: «Не-а». Другая тоже ей не понравилась. И, только подъехав к ее мнимой работе, я заметил «Фэрфакс». «Может, здесь?» И она ответила: «То, что надо». Так кто же выбрал место?
Получается, она.
Мне устроили ловушку, и я элементарно в нее попался.
Меня озарило, когда я бесплодно бродил по платформе вокзала.
Нет никаких оснований опасаться, что Лусинда с Васкесом поменяют место.
Они меняют только клиентов.
Скоро, скоро наступит время лишить мистера Гриффина большей части его сбережений и изрядной доли достоинства.
Я сидел на диване в вестибюле «Фэрфакса».
Я ждал.
Ночью мне приснился сон.
Будто я снова еду на электричке 9.05. И опять роюсь в карманах, потому что надо мной нависает кондуктор и требует денег.
«Сто тысяч долларов», – говорит он.
«Почему так много?» – недоумеваю я.
«Штрафы выросли», – объясняет он.
Лусинда и на сей раз предлагает за меня заплатить, но я отказываюсь.
На следующее утро я вновь был на посту.
Я прочитал оба номера «Эбони» и узнал из «Популярной механики», как осуществляется горячее водоснабжение, какой гаечный ключ предпочтительнее использовать, как уложить на пол плитку и какой самый легкий кровельный материал.
«Терпение, – уговаривал я себя, – терпение. Бери пример с Лусинды. Сколько ей пришлось вытерпеть, прежде чем она сумела затащить меня в этот номер! Дружеские обеды, романтические ужины… Если она выдержала, то выдержу и я».
Как-то днем я позвонил из номера Барри Ленге выяснить, как идет расследование. Прикоснулся к реальному миру. Реальный мир – кажется, так солдаты во Вьетнаме называли свой дом, то есть то, что существовало где-то далеко от фронта. А я и был на линии фронта – сидел в засаде, карауля противника.
Военные ассоциации порождало мое нынешнее казарменное положение. Каждое утро я делал зарядку: отжимался, гнулся, прыгал, махал руками и ногами – наращивал мускулы. Чтобы Васкес, когда снова скажет мне: «Хороший мальчик», – узнал, насколько я вправду хорош.
И еще. При мне по-прежнему был пистолет Уинстона. Я завернул его в полотенце и спрятал за батареей в ванной номера 1207.
Барри Ленге сообщил, что расследование продолжается: они подбивают бабки и ставят точки над i. Похоже, для меня все оборачивается не лучшим образом. Так что напрасно я не принял предложение. Во всяком случае, он мне вскоре позвонит.
Я поблагодарил его за то, что он уделил мне время, и положил трубку.
Затем проверил мобильник и обнаружил весточку от Дианы.
«Тебе звонил детектив Паламбо, – сказала она. – Заявил, что это очень важно. Я ответила, что тебя нет в городе».
Время истекало.
Оно кончалось и для меня, и для Сэма Гриффина. Если для него еще не кончилось.
Пятница, утро.
Я листал «Ю-эс ньюс энд уорлд рипорт» с заголовком на обложке «Проба сил в округе Палм-Бич». Иногда на меня бросал взгляд портье, иногда его помощник, иногда коридорный, но никто не говорил ни слова.
Такая уж это была гостиница – в ней останавливались бездельники. Поэтому никто не ожидал от них особой прыти. Можно было весь день спокойно сидеть на диване и наслаждаться чтением старых журналов.
«Гор уверен в абсолютной победе», – гласил очередной заголовок.
Коридорные размножились: к белому присоединился черный, оба в грязно-зеленой форме. Негр облокотился о конторку и беседовал с напарником.
Я захотел позвонить Анне. Мобильник был наверху. Я встал и направился к лифту. Белый коридорный мне кивнул, а черный отвернулся.
Мне показалось, я узнал негра. Это он дежурил в тот день, когда мы с Лусиндой сняли здесь номер. Двери лифта раздвинулись. Я вошел в кабину. Поднялся на двенадцатый этаж. Миновал коридор, мурлыкая под нос какую-то мелодию. Открыл дверь. И в комнате понял, что ошибся. Я видел негра не тогда.
Я поспешил обратно в лифт и нажал кнопку вестибюля.
Черный коридорный по-прежнему трепался с белым. Он стоял ко мне спиной, и я не мог определить, правильно ли мое предположение.
«Тебя зовут Чаком?»
Затаив дыхание, я обогнул конторку. И, скосив глаза, увидел лицо негра: сначала в четверть, затем в полный профиль.
«Если бы ты был из наших, тебя бы так и звали».
«Алфабет-Сити». Одиннадцать утра. Угол Восьмой улицы и авеню Си. Я ждал Васкеса. Но ко мне подошел не Васкес.
«Я отведу тебя к нему. Иначе какого хрена я сюда притащился?»
Теперь я видел черное лицо в три четверти. У меня закружилась голова, на лбу выступил липкий пот.
Это был точно он.
Тот крепыш, что обыскивал меня в узком проходе.
Я быстро повернулся к портье, и тот поднял на меня взгляд, словно спросил: «Насколько ты сообразителен, Чарлз?» Очень сообразителен – по крайней мере больше, чем семь месяцев назад.
Ведь даже у дураков бывает озарение.
Впервые я не предполагал, а знал.
Знал, где эта шайка собирается провернуть свое дельце опять.