Состояние Российской Империи

Французские издания сочинения Маржерета

Капитан находился в Архангельске еще 14 сентября 1606 г., королевская же привилегия на издание «Состояния Российской империи»[2] была выдана издателю-книгопродавцу[3] Матьё Гиймо (Mathieu Guillemot) 2 марта 1607 г.[4] Если вычесть несколько недель, затраченных на путешествие, и еще несколько недель, чтобы обзавестись помещением, получить аудиенцию у короля, найти издателя, испросить и получить привилегию на издание книги, то остается чрезвычайно мало времени на ее написание. Тем более, что обычно для получения привилегии надо было представить уже готовую рукопись. Вот почему естественно предположить, что Маржерет в основном подготовил текст еще до возвращения во Францию. Вполне связное и систематическое изложение русских порядков и обычаев как будто не согласуется с короткими сроками его пребывания в Париже в 1606–1607 гг. За это время он мог наскоро дописать сочинение, рассказав о последних происшествиях в России, прибавив злободневные заметки, «обращение к королю» и предуведомление к читателю[5]. Версия «Вступления», согласно которой «Состояние Российской империи» было написано по приказу Генриха IV, в таком случае была бы не совсем неправдой, но приукрашенной, по очевидным мотивам, картиной действительности. Правда, энергия и расторопность Маржерета могли проявиться и в области литературы.

Посвящение книги королю, одобрительное отношение Генриха IV к сочинению Маржерета помогли ли автору найти издателя за такой короткий срок? Ответить на этот вопрос, увы, невозможно. Частный архив Матьё Гиймо, если он вообще существовал, пропал бесследно. Поиски в парижском нотариальном архиве[6] не позволили также обнаружить договора между автором и издателем, хотя некоторые частные акты подобного типа, немногим более поздние, сохранились[7]. Зато издательская деятельность Гиймо довольно хорошо известна. Она дает право предполагать, что их встреча с Маржеретом вряд ли была случайной. Кем был первый издатель сочинения капитана-наемника?

Матьё Гиймо I[8] был принят в корпорацию парижских книгопродавцев в 1584 г. Его лавка под вывеской золотой лилии тогда находилась на улице Сен-Жак. В 1585 г. он перенес ее во Дворец Правосудия, «в галерею, что ведет в канцелярию»[9], — это тот самый адрес, который указан на титульном листе «Состояния Российской империи». Однако парижские беспорядки, связанные с Лигой, цензура, осуществляемая над печатью ультра-католиками, но главным образом переезд парламента в город Тур принудили Гиймо перебраться туда же в 1591 г. Находясь, как и его собратья в изгнании, в трудном материальном положении, он, вместе с шестью другими книгопродавцами-издателями, образовал товарищество, учредительный договор которого сохранился[10]. Один из шести паев получил Гиймо пополам с Себастьеном дю Муленом. Оба совместно издавали свои книги с 1592 по 1594 г.

В 1595 г. Гиймо очевидно вернулся в столицу: он единственный издатель «Освобожденного Иерусалима» Торквато Тассо, переведенного на французский язык, книга же опубликована в Париже. Лавка его все еще находилась во Дворце Правосудия, но он с семьей переселился и снял дом на улице де Нуайе[11], причем договор упоминает «лавку под вывеской золотого креста»[12]. Не совсем ясно, имел ли Гиймо две лавки, одну при Дворце Правосудия, другую в Латинском квартале (в доме, где он жил), или же жил он на улице де Нуайе, а работал при Дворце. Вопрос о местонахождении далеко не безразличен, если принять во внимание географию парижского издательства на рубеже двух веков.

В Париже было два центра книжной торговли, оба — вблизи потенциальных покупателей. Большинство парижан жили и работали в крохотном Латинском квартале, между Сеной и холмом Сент-Женевьев, т. е. на территории, находившейся под покровительством и надзором Университета. Лавки и печатные цеха располагались или на улице Сен-Жак, или на самом холме. Эта улица — наиболее древний очаг книжного дела, где продолжались традиции писцов Средневековья. Там печатались, главным образом на латыни, учебники, богословские труды, сочинения латинских классиков, изучаемые в Сорбонне[13]. Однако начиная с XV века появились книжные лавки и во Дворце Правосудия, в галерее, где уже существовали модные и галантерейные магазины, предназначенные для богатой и элегантной публики. Судейские могли купить здесь юридические трактаты и справочники, а публика, посещающая Дворец, находила здесь произведения изящной литературы на французском языке: сборники стихов, романы и переводы аналогичных произведении с итальянского и с испанского. Таким образом, книгопродавцы при Дворце оказались в водовороте светской и интеллектуальной жизни, где возникала, порой недолговременная, литературная слава. Именно к этой группе наиболее модных издателей и принадлежал Матьё Гиймо[14].

Правда, не все его книги были рассчитаны на светского читателя. Еще в Туре он опубликовал по крайней мере два юридических справочника, вероятно, рассчитанных на прибывших в изгнание парижских парламентариев[15], а также, безусловно, изданное по заказу властей «Обращение господина де ла Шатр, маршала Франции, к жителям Орлеана ... 17 февраля 1594 г., дабы их привести к признанию Короля»[16]. Этого факта, конечно, недостаточно для выводов о взглядах и политической позиции Гиймо. Однако гипотеза о том, что этот издатель был активным приверженцем Генриха IV, представляется вероятной.

Другие сочинения могут быть причислены к серьезной или поучительной литературе: история и путешествия (о них речь впереди), классики древности («История» Диодора Сицилийского, 1585), военное искусство («Две книги о военной дисциплине и о ведении войны», 1587, перевод трактата венецианца Франческо Ферретти), философия («Трактат о постоянстве» Юста Липсия, 1594[17]).

Уже после смерти Гиймо (он скончался в 1610 г., до 5 мая) его вдова осуществила богато иллюстрированные издания, задуманные ее мужем: «Пятнадцать разговоров о метаморфозах Овидия» (1612), «Картины плоской живописи» [иначе говоря, портреты] обоих Филостратов[18] (1614). В этих публикациях отразилась другая сторона издательской деятельности Гиймо. Учитывая вкусы богатой, образованной, но не ученой публики, он выпускал то роскошные книги, украшенные гравюрами модных художников, то более дешевые французские и переводные издания. К первой категории относятся переиздания «Сновидений Полифила» Франческо Колонна (1601, самая известная иллюстрированная книга XVI в.) и уже упомянутые «Картины плоской живописи» (также очень популярное в начале XVII столетия иллюстрированное издание).

Подавляющее большинство изданий Гиймо относится, естественно, ко второй категории. Тут и повести: «Новые истории, трагические или же комические»; «Жалостная история принца Эраста»; «Любовные страсти Эзионы» Бероальда де Вервиля, произведениям которого посвящена значительная часть каталога Матьё Гиймо[19]. Тут и пасторали, очень модные в начале XVII в.[20]: в 1592 г. Гиймо напечатал «Вторую книгу пастушеских стихотворений Жюльеты», сочинение Никола де Монтрё, автора «Турецкой войны». К концу века пасторали выходят в свет чуть ли не ежегодно: «Целомудренная любовь Элен де Март»; «Любовное раскаяние Иеромена, пастораль»; «Любовные страсти Аминтиса»; «Миртиль, пастушеское стихотворение, переложенное на французский» Г. де Базира; «Любовное пренебрежение, пастораль»[21]. Увлечение итальянской, а с начала века и испанской литературой, объясняет обилие переводов и даже учебных пособий: в 1596 г. Гиймо выпускает самоучитель испанского языка, в 1604 г. испанский словарь Палле[22]. В 1609 г. повести Боккаччо и комедию Грото, в 1610 г. «Часы досуга» Гвиччардини напечатаны «по итальянски и по-французски, чтоб научиться обоим языкам»[23].

Однако главная заслуга Матьё Гиймо перед французской литературой — издания современной французской поэзии, благодаря которым он и стал известным. Некоторых поэтов он печатает отдельно (Боннефон, дю Фор де Пибрак, де Валагр, упомянутые Вервиль и Базир[24]), но предпочитает антологии, составленные им самим («Французские музы, собранные с разных сторон», 1599; «Парнасс самых отличных поэтов сего времени», 2 т., 1607; «Новый Парнасс», 1609) или другими («Собрание муз» Деспинеля и «Цветы красноречия» де Рю, 1603[25]).

Почему же модный издатель, знаток поэзии и «изящной словесности», решил печатать «Состояние Российской империи»? Чтоб ответить на этот вопрос, нужно снова обратиться к списку сочинений, выпущенных Гиймо. В 1605 г. вышла «История Франции и достопамятных событий, происшедших в иностранных областях за семь мирных годов царствования Генриха IV», автором которой был Пьер Матьё, официальный королевский историограф, в 1607 г. — «История Тамерлана», автор Жан дю Бек[26]. Позже появляется «История и хроника христианнейшего короля Людовика IX» Жуанвиля. В посмертной описи имущества Гиймо 1610 г. находились гравировальные доски к книге Никола де Николаи «Плавания, странствия и путешествия по Турции»[27].

Книга Маржерета, таким образом, не была единичной в издательской деятельности Матьё Гиймо. Она откликалась и на интерес французской публики к истории, и на увлечение ее экзотикой и соответствовала личным пристрастиям книгопродавца. А поскольку капитан описывал с достоверностью очевидца прогремевшую по всей Европе историю Лжедмитрия[28], вплетался еще третий, быть может, решающий, элемент — злободневность. Протекция короля в такой ситуации, видимо, не была абсолютно необходимой.

Книга появилась в маленьком формате (в осьмушку) с типографской маркой — отличительным знаком издателя. В ней отсутствовали ангелочки и рога изобилия, которые видны на экземплярах более крупного формата, например «Истории» Диодора Сицилийского. Остался медальон: обрамленный лавровыми листьями (которые, как известно, символизировали славу), он представляет розовый куст, окруженный ростками чеснока. Вокруг лаврового венка извивается лента с латинской надписью «PER OPPOSITA» («Чрез противоположности»)[29]. Жан Ла Кай, сам потомственный издатель, написавший в 1689 г. «Историю типографии и книжной торговли», так истолковывает смысл эмблемы: «[От чеснока] запах роз становится сильнее»[30]. У корня розового куста — монограмма, где можно, не без труда, разобрать буквы М. GVILLEMOT. Кроме художественного и морального удовлетворения (французы XVI–XVII вв. страстно любили гербы и эмблемы), медальон и монограмма имели еще и практическую цель: осложнить возможность контрафактных изданий.

Какой был успех у книги — неизвестно. Впрочем, авторы, занимавшиеся описанием хитросплетений европейской политики кануна Тридцатилетней войны, по достоинству оценили информированность капитана Маржерета. Опубликованный парижским книгопродавцем Жаном Рише в 1611 г. первый том «Французского Меркурия», впоследствии ставшего первым французским периодическим изданием, упоминает о книге Маржерета и заимствует из нее некоторые из пассажей, в частности — разъяснения по поводу терминов «Русь» и «Московия», рассказ об обстоятельствах убийства Димитрия. Маржерет оказывается важным информатором и для историка Жака-Огюста де Ту, который, описывая события в Московии, ссылался как на личную беседу с капитаном, так и на его книгу (подробнее см. раздел III настоящего издания). Учитывая немалую популярность «Меркурия» у французской образованной публики, а «Истории» де Ту, написанной по-латыни, — у европейской «республики ученых», можно утверждать, что Маржерет и его книга не были полностью забыты. Когда в Париж 1 сентября (21 августа) 1668 г. прибыл царский посланник, стольник Петр Иванович Потемкин, это событие снова возбудило интерес к описанию России[31]. Издатель Жак Ланглуа-сын[32] стал разыскивать экземпляр «Состояния Российской империи» для перепечатки с тем, чтобы удовлетворить возникшие запросы французской публики. Книга издания 1607 г. имела «столь хороший сбыт», гласит привилегия 23 сентября 1668 г. (н. с), «что не нашлось ее ни у наследников вышеупомянутого Гиймо, ни у каких-либо других книготорговцев». Причем книгу, кроме Ланглуа, искали «еще несколько особ, любопытствующих познать вышеупомянутое Великое Герцогство Московское». Итак, шестьдесят лет спустя первое издание сочинения Маржерета оказалось распроданным. Конечно, не зная ни тиража первого издания, ни того, когда был продан последний экземпляр, трудно прийти к каким-то определенным заключениям относительно популярности книги.

Вместе с тем, проблема распространения сочинения французского капитана исключительно интересна. Возможно, здесь могут помочь посмертные описи частных библиотек. Разумеется, никто или почти никто своей библиотеки подряд не читает, но тем не менее наличие «Состояния Российской империи» у дипломата, полководца или чиновника было бы весьма показательным. Увы, розыски в этой сфере пока ограничиваются главным образом описями последней трети XVII — XVIII столетия, предпринятых к тому же с иными целями[33]. Каталоги публичных продаж частных книжных собраний, хранящиеся в парижской Национальной библиотеке под шифром «Δ» и «Q», также не охватывают первой половины XVII в. Другой, косвенный (и, стало быть, менее надежный), подход — обращение к современным библиографиям, в первую очередь к Георгу Драуту (лат. Draudius), труд которого до середины XIX века служил главным источником для библиографических сведений[34]. Он в 1611 г. выпустил в свет «Классическую библиотеку», справочник о фундаментальных трудах во всех отраслях науки. Почти в конце раздела «географических и политических трудов» он перечисляет «Moscovitica»: Одерборн, Бреденбах, Иоган Фабер, Александр Гванини, Гейденштейн, Герберштейн, Павел Иовий Новокомский, Поссевино, Броневский. Маржерет отсутствует[35]. В «Экзотической библиотеке»[36] фигурирует известная «Легенда о жизни и смерти Дмитрия, великого герцога Московского», изданная в Амстердаме в 1606 г.[37]. Книга Маржерета и тут не упоминается.

Хотя выявить читателей «Состояния Российской империи» пока не представляется возможным, мотивы и обстоятельства второго издания книги в 1669 г. могут быть прояснены[38]. Сопоставим данные, извлеченные из привилегии 23 сентября 1668 г., с наблюдениями над опечатками первого издания и их исправлениями во втором. Привилегия сообщает, что Жак Ланглуа младший, не раздобыв экземпляра книги у своих коллег-книготорговцев, получил, по его словам, от «господина Маржерета, члена наших [королевских] советов и главного аудиенциария Франции, внучатого племянника вышеупомянутого капитана, единственный экземпляр сказанной книги, оставшийся в семье, дабы ее перепечатать, с условием никоим образом ее не изменять». Этим объясняется почти буквальное воспроизведение текста 1607 г. в издании 1669 г., включая опечатки первого издания и шероховатости речи автора. Истекшие между двумя изданиями шестьдесят лет прошли во Франции под знаком классицизма, значительно ужесточившего требования к языку и стилю. Поэтому издатель вынужден «оправдываться»: «Получив позволение перепечатать [книгу] только с условием ничего не изменять», пишет Жак Ланглуа в «Обращении к читателю», «приходится покорно просить тех, кто ценят одну лишь учтивость речи, припомнить, что автор был военным и что в его время [французы] говорили ничуть не лучше».

Другие неисправности могли проистекать от недостаточного знания Маржеретом русского языка. Лингвист Дин Уорт посвятил этому вопросу небольшое исследование. Он убедительно доказал, что автор сочинения учился русскому языку на слух: его передача русских слов зависит от ударения. Но в целом ученый слишком суров к Маржерету, а порой ошибается и сам: «Prave» он понимает как искаженное «управа», тогда как речь идет о правеже[39]. Не учитывает Уорт и другого обстоятельства — небрежности типографа, который несет главную ответственность за погрешности в работе с авторской рукописью. Поскольку последняя нам недоступна, судить можно только о правописании французских слов. В этом отношении допущены грубые ошибки: «servide» вместо «service», «noser» вместо «noter», «Po-Pologne» и т. д. Сохранившиеся и доступные экземпляры книги 1607 г.[40] содержат на последней странице список шести замеченных опечаток («Errata»). Все они аккуратно отмечены пером на соответствующих страницах экземпляра Национальной библиотеки. Кроме того, восемнадцать поправок внесены тем же легко читаемым почерком XVII века в разных местах печатного текста[41]. Вместе с тем, не обнаружено ни одной рукописной пометки на страницах экземпляров библиотеки Сен-Женевьев и Арсенала (если не считать надписей о включении книги в библиотечный фонд)[42].

Из шести опечаток, перечисленных в «Errata», пять исправлены в издании 1669 г., оказалась неучтенной одна, но весьма важная: покупная цена дуката определена «по шестнадцати алтын и по два рубля», тогда как правильно: «по полрубля». Из восемнадцати дополнительных рукописных поправок восемь были учтены типографом. Все они относятся к орфографическим или грамматическим ошибкам. Единственное исключение — была учтена очень важная смысловая поправка, когда ошибочное «среди 500 сотен» (500.cens) исправлено на верное «среди пятисот». Многие орфографические правки были сделаны вне зависимости ни от «Errata», ни от маргиналий и исправлений экземпляра издания 1607 г., хранящегося в Национальной библиотеке[43]. Поскольку десять неучтенных во втором издании рукописных поправок носят смысловой или стилистический характер, нельзя сказать с полной уверенностью, что именно этот экземпляр послужил протографом для издания Ланглуа в 1669 г. Тем не менее нельзя исключить гипотезы, что именно данный экземпляр принадлежал до 1668–69 гг. главному аудиенциарию Пьеру III Маржерету[44] и был им предоставлен Ж. Ланглуа, а затем попал в Королевскую (Национальную) библиотеку.

Интерес к сочинению Маржерета возродился в начале XIX в. Очевидные политические международные стимулы — ведущая роль Российского императора Александра I в государственном обустройстве Европы после наполеоновских войн — побуждали французскую публику вновь обратиться к истории Российской империи. На этот общественный запрос откликнулся известный востоковед Юлиус Клапрот (Julius Klaproth, 1783–1835), обосновавшийся в Париже в 1815 г., который опубликовал в 1821 г. третье издание «Состояния Российской империи»[45]. Родившийся в Берлине, сын знаменитого химика Мартина Генриха Клапрота, он долгое время был сотрудником Российской Академии наук в Санкт-Петербурге. Он интересовался русской историей и по специальности, и в силу своего продолжительного пребывания в стране. Посмертный каталог его библиотеки, опубликованный в 1839 г., содержит целый раздел, посвященный Восточной Европе, включая Турцию, Финляндию и азиатскую территорию Российской империи[46]. Непосредственно после сочинений Герберштейна идут четыре экземпляра «Состояния Российской империи»: издания 1607 г. (№ 1436), 1669 г. (№ 1437) и два экземпляра его собственного издания 1821 г. (№ 1438–1439); № 1440 — известие, переведенное с итальянского и напечатанное в Лисабоне, о чудесном завоевании отцовского царства Дмитрием, великим князем Московским[47].

Поскольку Клапрот буквально, без комментария, воспроизводит ему принадлежащее издание 1669 г., его вклад в изучение книги капитана можно считать весьма скромным. В длительной перспективе, благодаря ему, другим филологам, коллекционерам и библиофилам, Маржерета не совсем забыли во Франции — в этом, наверное, главное значение издания Клапрота. Шарль Брюнэ (Brunet), в пятом издании своего знаменитого «Руководства для книготорговца и книжного любителя», оспаривает утверждение Пьера Жане (Jannet) о том, что «не сыщется во Франции и двух экземпляров» «Состояния Российской империи» в издании 1607 г.[48]. Он называет, кроме каталога дю Рура, в котором как раз появилось спорное мнение Жане, четыре списка, где упоминается сочинение Маржерета. В хронологическом порядке: у маршала д’Эстрэ, чья библиотека была описана в 1740 г., было два экземпляра издания 1607 г.[49]; у К. Фальконе[50] и у маркиза де Куртанво было по экземпляру 1607 г. и 1669 г.[51]. Библиотека Клапрота уже известна. Маркиз дю Рур имел всего-навсего один экземпляр Маржерета, да и то лишь в издании 1669 г.[52].

Но коллекционеры, как правило, мало интересуются содержанием собираемых ими книг. Понадобилось еще одно поколение, чтобы охота за редкой книгой превратилась в настоящую исследовательскую работу. Анри Шеврёль (1819–1889), как и Клапрот, был сыном знаменитого химика, Мишеля Эжена Шеврёля. А. Шеврёль жил в Дижоне и активно занимался историей XVI в., главным образом — местной. Он издал множество трактатов об охоте и сборник документов о гражданских войнах конца XVI в. в Бургундии[53]. За заслуги в области краеведения он был избран председателем дижонской Академии Наук, Искусств и Изящной Литературы (1876–1877). Интерес к Маржерету, бургундцу по происхождению, был вполне естественным, и побудил его дать новое и более научное издание сочинения капитана[54]. Не исключено, что тут подействовало (по крайней мере на издателя Потьэ) еще одно обстоятельство: Крымская война 1853–1856 гг. вновь возбудила большой общественный интерес к России.

Недостатки издания Шеврёля очевидны. Он почему-то не поместил, как, впрочем, и Ланглуа, интереснейшее «Предуведомление читателю» 1607 г. Он отнесся некритически к краткой автобиографии Маржерета, изложенной в его «Обращении к королю». Странно, что Шеврёль не попытался изучить участие Маржерета в хорошо ему знакомых религиозных войнах в Бургундии. Однако нельзя отказать Шеврёлю в несомненных заслугах. Он в основном воспроизвел текст 1607 г., исправив его опечатки, а также присовокупил привилегию 1668 г. Ж. Ланглуа и обращение издателя к читателю в издании 1669 г. Он, таким образом, расширил круг доступной для читателя информации об издательской судьбе сочинения Маржерета в XVII в.[55]. Шеврёль впервые снабдил издание книги Маржерета его биографией и словарем русских терминов, восстановленных трудами Проспера Мериме (сам Шеврёль, очевидно, русского языка не знал)[56]. Что самое главное, он ввел, или вернул, сочинения Маржерета в актуальный научный оборот.

Для наглядности приводим таблицу содержания четырех французских изданий Маржерета XVII–XIX вв.

Состав изданий сочинения Маржерета 1607, 1669, 1855 и 1860 гг.

нн.: страницы не нумерованы

Ничего существенного за полтора века к его трудам не было прибавлено. Издание 1946 г. еще раз повторило публикацию Шеврёля[57], добавив лишь маржеретово «Предуведомление к читателю». Это переиздание явно вписывалось в общественную атмосферу мощного русофильства, преобладавшего тогда во Франции в связи с ролью Советского Союза в разгроме нацистской Германии.

Известный ученый-востоковед Александр Беннигсен предпринял новое издание сочинения Маржерета в 1983 г.[58], снабдив его броским заголовком «Мушкетер в Москве». Модернизация текста и бегло написанное введение сделали «Состояние Российской империи» доступным широкой публике. Но в рамках популярной коллекции было немыслимо искать ответ на многие нерешенные проблемы, связанные с биографией капитана, с историей его книги и с кругом его читателей. Впрочем, свою роль в популяризации личности капитана-наемника издание Беннигсена сыграло[59].

Издания сочинения Маржерета за пределами Франции

Очевидно, что наибольший интерес к книге Маржерета был проявлен в России. Фигура капитана-наемника слишком хорошо была известна в России первой четверти XVII в. Постоянный интерес к событиям Смутного времени стал основанием для раннего знакомства с текстом французского автора. В ученой среде он стал известен задолго до перевода его книги на русский язык. Уже В. Н. Татищев, составляя свои замечания к книге Ф. И. Страленберга «Север и Восточная часть Европы и Азии»[60], обращался к текстам Маржерета и Петрея при истолковании событий, связанных с воцарением Василия Ивановича Шуйского[61]. Пользовался он, скорее всего, изданием 1669 г., но ниоткуда не видно, что его специально интересовали судьбы сочинения Маржерета или же его биография (показательно, что Татищев именует его польским капитаном)[62]. Постоянное внимание отечественных исследователей и просто любителей истории фигура французского капитана стала привлекать с выходом в свет заключительных глав «Истории Российской» Н. М. Карамзина. Оттуда он и перекочевал, к примеру, в число действующих лиц пушкинского «Бориса Годунова». Растущий запрос на тексты описания России иностранными авторами, прежде всего — участниками или очевидцами событий Смутного времени, со стороны ученой среды и просто образованного общества был удовлетворен усилиями Н. Г. Устрялова. Выпускник Санкт-Петербургского университета, он посвятил первый этап своей ученой деятельности подбору текстов, их переводам и комментированию записок иностранцев о русской Смуте.

Эти занятия стали фундаментом его последующих разысканий (не касаемся здесь содержания и роли его широко известных учебников) и обеспечили ему быстрый карьерный рост. Уже в 29 лет он стал профессором Университета. А через три года его избрали действительным членом Петербургской Академии. Маржерет явно «поспособствовал» этим успехам. В 1830 г. почти параллельно в Петербурге и Москве появляются два издания его книги. Полный текст перевода с французского с предисловием и комментариями (и перевод, и авторские разделы были выполнены Устряловым) вышел в свет в Петербурге в типографии Главного управления путей сообщения[63]. Сокращенный вариант этой же публикации и под измененным названием был издан в Москве Лазаревским Институтом восточных языков[64] (интерес этого заведения к тексту Маржерета вполне оправдан).

Успех предприятия был очевидным, и уже вскоре последовали новые переиздания. В них, однако, книга Маржерета стала необходимой частью целого корпуса иностранных сочинений о Смуте, авторы которых принадлежали по преимуществу к числу ее участников и лишь в отдельных случаях — к числу ее внимательных наблюдателей. Устрялов дал серии общее название: «Сказание современников о Дмитрии Самозванце». Первое ее издание в пяти томах увидело свет в 1831–1834 гг., причем книга Маржерета, наряду с разделом сочинения де Ту, составила третий том публикации (СПб., 1832). За вычетом неизбежных поправок, были воспроизведены перевод и тексты издания 1830 г. Вскоре появилось и второе издание серии: третий том с текстами Маржерета и де Ту вышел в свет всего лишь через пять лет, в 1837 г. Наконец, в 1859 г. Н. Г. Устрялов предпринял уже третью публикацию серии в целом. Он объединил сочинения издаваемых авторов в два тома. Причем в первый, помимо сочинений Маржерета и де Ту, вошли записки М. Вера и Г. Паерле[65]. В переводы были внесены исправления, комментарии были уточнены и несколько расширены (особенно за счет источников).

Несомненно, что в руках Н. Г. Устрялова было французское издание 1669 г., хотя трудно сказать, пользовался ли он при переводе именно экземпляром из тиража Ж. Ланглуа или экземпляром, опубликованным в 1821 г. В любом случае, к моменту третьего переиздания он знал и высоко ценил публикацию книги Маржерета М. Шеврёля 1855 г. за ее близость к первоизданию 1607 г.[66]. В примечаниях он поместил два текста 1612 г., освещающие важные моменты биографии Маржерета: его январское письмо Джону Мерику из Гамбурга и августовскую ответную грамоту предводителей Второго ополчения группе наемников, предложивших свои услуги[67].

Не беремся оценивать качество перевода Устрялова в контексте культуры научных переводов его времени. Как бы то ни было, на сто с лишним лет Маржерет «в редакции Устрялова» стал обязательным источником для всех исследователей, обращавшихся к истории России XVI–XVII вв. Только устряловский текст переиздавался (как правило частично) в самых разных учебных популярных публикациях. Полная публикация такого рода была осуществлена в 1913 г.[68].

Но с точки зрения требований, сформулированных в отечественной науке в 1930–1960-е годы, издания Устрялова уже считались неудовлетворительными. Это относится и к культуре археографической подготовки, и к полноте и точности перевода. Текстовые сокращения (а они у Устрялова встречаются) никак не могут быть оправданы, равно как содержательные ошибки и неотмеченные пропуски в переводе. В последнем случае стало широко известным устряловское искажение описания Маржеретом характера выборного Земского Собора 1598 г.: новое обращение к французскому тексту позволило советским и американским ученым почти синхронно указать на эту ошибку, принципиально меняющую оценку Маржеретом высшего сословно-представительного института в России[69].

Издание английского перевода книги Маржерета американским профессором Честером Даннингом, несомненно, заслуживает положительной оценки. Он предпринял свою публикацию на основе экземпляра издания 1607 г., хранящегося в Гарварде[70]. Ч. Даннинг изучил еще ряд экземпляров первого и второго изданий Маржерета, имеющихся в американских библиотеках, а также в Британской библиотеке и в парижской Национальной библиотеке, знаком ему и петербургский экземпляр.

К сожалению, отсутствие французского текста в этой публикации не дает возможности понять, в какой мере автор учел те поправки, которые содержались в издании 1607 г. в «Errata» и в рукописных пометах экземпляра Национальной библиотеки. Принципы перевода на английский язык не были сформулированы эксплицитно. Однако перевод осуществлен тщательно, с привлечением всех доступных словарей французского языка XVI–XVII вв. и с солидной проработкой терминологического аппарата. Издание снабжено обширными комментариями и может быть включено в своеобразный «конвой». В 1980–90-е годы Ч. Даннинг издал серию статей и публикаций, заметно расширяющих наши знания о Маржерете и о тех событиях, которые были прямо или косвенно с ним связаны.

Осуществленная в 1982 г. ленинградскими учеными Ю. А. Лимоновым и Т. И. Шаскольской публикация книги французского капитана вполне соответствует современным археографическим подходам к изданиям иноязычных авторов далеких эпох. Текст Маржерета представлен французским изданием 1607 г. (по экземпляру Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге), с учетом «Errata» к этой книге. Авторы воспроизвели «Обращение к читателю», опущенное Шеврёлем. Перепечатка французского текста предваряет русский перевод, выполненный под редакцией Н. В. Ревуненковой и отрецензированный В. Райцесом — известными медиевистами ленинградской школы. Текст снабжен небольшими комментариями, в основном историко-биографического и — реже — смыслового характера. В предисловии исследователей восстанавливается жизненный путь Маржерета, вносятся определенные уточнения в традиционные представления. Так, например, справедливо берется под сомнение устряловская характеристика Маржерета как католика, поскольку отдельные пассажи в тексте указывают, по меньшей мере, на симпатии капитана к протестантизму.

Пожалуй, главным недостатком этой публикации является ее малый тираж и ротапринтная форма издания. Что же касается перевода, то авторы пытались максимально облегчить русскому читателю восприятие текста сочинения французского капитана. Для этого они, следуя традиции, стремились передать французские обозначения тех или иных институтов с использованием русских терминов. Там, где Маржерет говорит о «Совете» (Conseil) — переводится «Дума», о герцогстве (Duché) — «княжество» и т. д. Но Маржерету вполне знакомы слова «князь» и «дума», и иногда он транслитерирует французские слова русскими буквами. Таким образом, Россия для французского читателя представлялась в этом трактате как страна довольно экзотическая, но все же принципиально сопоставимая с французскими реалиями. Это не всегда удавалось передать в публикации Лимонова–Шаскольской. Порой перевод нуждается в более углубленном знакомстве с французскими политическими традициями. Так, когда говорится о том, что император в России «дарует каждому свободу совести при отправлении обрядов и верований, за исключением римских католиков», — это создает впечатление, что пребывание в России католиков было вообще запрещено[71]. Но во французском тексте значится: «l’Empereur donne liberté de conscience à un chacun d’exercer sa devotion et religion publiquement, hormis aux Catholiques Romains». Речь шла именно о публичном выражении своих религиозных чувств — строительстве церквей, устройстве крестных ходов и проч. Этого католикам в России не дозволялось, но само их присутствие в России было при этом вполне ощутимым. Гугенотам во Франции не раз давали свободу совести, но только в рамках собственных жилищ и поместий, этого, однако, им казалось недостаточно, они хотели отправлять свои культы публично, что и приводило ко все новым религиозным войнам.

Предлагаемый в нашем издании новый перевод с точки зрения удобочитаемости уступает переводу Т. И. Шаскольской, но стремится в большей степени передать французские реалии того времени и то, как Маржерет их соотносил с описываемыми им схожими явлениями российской действительности. Цель капитана состояла в том, чтобы Россия стала понятнее французским читателям его книги. Мы же видели свою цель в том, чтобы максимально приблизить современного читателя к исторической реальности двух стран, расположенных на разных оконечностях Христианского мира Европы.