II. Ж. МАРЖЕРЕТ В РОССИЙСКИХ И ЗАРУБЕЖНЫХ ДОКУМЕНТАХ
Ж. МАРЖЕРЕТ В РОССИЙСКИХ ДОКУМЕНТАХ
№ 1
/л. 10/ Нововыезжей капитон Яков Мареретов. Государева царева и великого князя Бориса Федоровича всеа Русии ему жалованья на 112-й год оклад его сполна восмьдесят рублев. Дано.[335] Деньги взял самъ. Jch Jacob Margeret Capitan hab Kaiserliche Majestat begnadigung empfang[en].
Перевод расписки: Я, Яков Маржерет капитан, вознаграждение императорского величества получил.
Внизу л. 10 фрагмент скрепы: [Диак Он]дрей [Олябьев].
РГАДА. Ф. 137. Боярские и городовые книги. Боярская книга № 2. Л. 10. Подлинник. 192 х 137.
Публ.: Сухотин Л. М. Четвертчики Смутного времени (1604–1617). М., 1912. С. 3.
№ 2
...Выписано из книг, что дано пану Петру Борковскому и Якову капитайну при пане гетмане[337] и после пана гетмана на немецкие люди, въ заслуженое съ Казенного двора, и изъ Ноугородския чети, и съ Денежнаго[338] и съ Купецкого[339] и съ Шуйских дворовъ[340], розными времены, сентября съ 23-го числа августа по 15 число.
Съ Казенного двора при пане гетмане сентября въ 23 день послано пану гетману въ обоз на немецкіе люди 1722 золотыхъ угорскихъ, по 23 алтыны по 2 денги золотой, а денгами 1205 рублев и 13 алтынъ 2 денги; а отвозил те золотые гетману въ обоз діякъ Семейка Еуфимьевъ, а отчиталъ ихъ Станиславъ Тарповской да Янъ Краситцкой[341].
Октября въ 7 день дано 1170 рублевъ. Октября въ 9 день дано 11 поставовъ суконъ лундышей розными цветы[342], по 35 рублевъ поставъ, да поставъ настрафилю[343] 17 рублевъ, итого по цене 402 рубля. И всего съ Казенного двора при пане гетмане золотыми денгами и сукны 2777 рублевъ и 13 алтынъ 2 денги.
Да изъ Ноугородцкія чети при пане гетмане октября въ 4 день дано 1200 рублевъ. Того жъ дни дано денгами серебреными и золотыми угорскими и московскими золотыми 983 рубли и 20 алтынъ.
Октября въ 11 день дано денгами золотыми 750 рублевъ и 23 алтыны 2 денги.
И всего изъ Ноугородцкія чети дано при пане гетмане денгами и золотыми 2934 рубли и 10 алтын, а пріимали денги діяки думной Овдокимъ Витовтовъ[344] да Василій Юрьевъ[345].
Да продажи князя Дмитрея да князя Ивана Шуйскихъ[346] у Овдокима Витовтова 1050 рублевъ.
И обоего при пане гетмане на немецкіе конные люди съ Казенного двора и изъ Ноугородцкія четверти дано денгами и золотыми червонными, и протузаны, и денгами золотыми, и сукны 6761 рубль и 23 алтыны 2 денги.
Да после пана гетмана дано съ Казенного двора: октября въ 17 день 15 поставовъ суконъ настрафилю розными цветы, по 20 рублевъ поставъ, итого 300 рублевъ.
Октября въ 20 день чепми золотыми, весу 30 гривенокъ и 7 золотникъ[347], по 30 рублевъ гривенка, итого 1174 рубли и 11 алтынъ 4 денги.
Декабря въ 18 день дано 300 рублевъ. Декабря въ 21 день дано 1500 рублевъ. Генваря въ 9 день дано 1460 рублевъ.
Генваря въ 21 день дано 12 поставовъ суконъ лундышей розными цветы, по 30 рублевъ поставъ, да 8 поставовъ настрафилей розных цветовъ, по 17 рублевъ поставъ, да въ остаткахъ 206 аршинъ настрафилю розныхъ цветовъ, по 20 алтынъ аршинъ, да 50 половинокъ еренковыхъ, по 7 рублевъ половинка, да 200 аршинъ стамбреду[348], по 6 алтынъ по 2 денги аршинъ, да 81 аршинъ лундышей розныхъ цветовъ, по 10 алтынъ аршинъ, да 21 аршинъ багрецу[349], по полъ 2 рубли аршинъ. И всего дано сукны розными времены по цене на 1093 рубли и на 20 алтынъ.
Февраля въ 16 день и въ 27 день дано 600 рублевъ.
Марта въ 3 день дано 16 мисъ да ложка золоты, весу 130 гривенокъ, по 30 рублевъ гривенка, итого денгами 3900 рублевъ, да золотомъ рознью, ковшами и посохомъ и чепми 194 гривенки и 27 золотникъ, по 30 рублевъ гривенка, итого денгами 5837 рублевъ; запонка золота съ яхонты съ червчатыми и съ олмазы 100 рублевъ; саадакъ кованъ золотомъ по нахтерме, пряжи и наконечники и бенди золоты резаны с чернью, весу 3 гривенки, цена 90 рублевъ; щитъ кизылбаской везеной розные шолки, подвершье булатное, наведено золотомъ съ камешки, да топоръ намецкой широкъ наведенъ золотомъ, цена обема 28 рублевъ; сабля булатная, ножны хозъ чорнъ, оправлена золотомъ, поясъ тканъ въ кружки шолкъ червчатъ съ золотомъ, пряжи и заузолники и наконечники резаны съ чернью, весу золота 2 гривенки, цена 70 рублевъ; рукомойникъ да лохань серебрены золочены чеканены, весу 24 гривенки, по 3 рубли съ полтиною гривенка, итого 84 рубли.
Да панъ Борковской перевелъ на себя, что взяли съ Казенного двора княжате Збораскому слуги, 8 ковровъ да шатеръ да залетникъ, цена 140 рублевъ.
У боярина у Федора Ивановича Шереметева съ товарыщи Яковъ Ульяновъ капитайнъ взялъ обручь золтой шляпочной съ яхонты и съ олмазы, цена 500 рублевъ; да 2 чарки золоты, да манелы, стебель золотъ ложечной съ каменьемъ, весу 2 гривенки и 31 золотникъ съ полузолотникомъ, по 30 рублевъ гривенка, итого 79 рублевъ и 22 алтына полъ 6 денги; да жемчюгомъ дано 782 золотника, цена 986 рублевъ 23 алтыны 2 денги.
Да въ закладе положено у Якова капитайна 36 крестовъ золотыхъ съ каменьемъ и съ жемчюги, весу 14 гривенокъ и 28 золотникъ, а за тотъ закладъ далъ Яковъ немцомъ 300 рублевъ; дьяки Иванъ Чичеринъ[350] да Овдокимъ Витовтовъ дали розныхъ рухледей на 100 рублевъ.
И всего съ Казенного двора, после пана гетмана, дано пану Борковскому и Якову капитайну на немецкіе пешіе люди 18643 рубля и 32 алтына полъ 6 денги.
Изъ Ноугородцкія чети после пана гетмана книжныхъ денегъ, что собрано за книги изъ четвертныхъ доходовъ, дано розными времены 4435 рублевъ и 12 алтынъ.
Да съ Купецкого двора дано денгами рухледныя продажи 690 рублевъ; 7 сороковъ соболей за 510 рублевъ; 57 сороковъ соболей за 1432 рубля; да литовскимъ купцомъ дано соболей на 425 рублевъ, и въ то число за соболи взялъ у нихъ Борковской сукнами; да соболми жъ дано на 250 рублевъ; да соболми жъ дано съ Казенного двора на 283 рубли. И всего соболми дано на 2900 рублевъ, по Борковского сказке, а ималъ онъ съ Купецкого двора соболи у дьяка у Марка Поздеева, и Марко в розруху и съ книгами изгибъ[351], а что сыщетца тое дачи соболми, и в томъ справиться опосле.
Да рухлядью дано Якову капитайну да Гамолту[352] на 136 рублевъ.
И всего с Купецкого двора дано денгами и соболми и рухледью 3726 рублевъ.
Изъ продажныя рухледи круживъ немцомъ дано на 50 рублевъ; да изъ оружейныя рухледи за рогатину да за 2 самопалы 10 рублевъ; да за 6 самопаловъ 50 рублевъ; съ Денежнаго двора дано судами на 226 рублевъ.
Из рухледи князя Дмитрея да князя Ивана Шуйских дали діяки Иванъ Чичеринъ да Овдокимъ Витовтовъ, по сказке пана Борковского да Якова капитайна, денгами и сукны и иною рухледью, и за шубу, что купили съ Казановскимъ[353], на 885 рублевъ.
И всего после пана гетмана дано Борковскому и Якову капитайну на немецкіе пешіе люди, изо всехъ приказовъ, денгами и сукны и соболми и всякою рухледью 28025 рублевъ и 11 алтынъ и 4 денги.
И обоего, при пане гетмане и после пана гетмана, дано Борковскому и Якову капитайну на немецкіе конные и пешіе люди 34787 рублевъ 3 алтына полъ 2 денги[354], а полскими золотыми 114623 золотыхъ и грошей 20.
На обороте по склейкам столбцов подпись: Р. Borkiowski na Niemce zasluzone dengi wzial y do tego regestru reca wlasna przilozyl. P. Borkiowski.
По публ.: РИБ. СПб., 1875. T. 2. Стб. 232–236. В публикации указано, что документ напечатан по списку с подлинника, хранившегося в Московской Оружейной палате; список был предоставлен П. М. Строевым.
Частично публ. А. Вельтманом: О сохранности утварей царского чина, или регалий, во время бытности польских и литовских войск в Москве в 1610-1612 годах // ЧОИДР. 1848. № 5. С. 61-62.
№ 3
...Роспись государевы продажныя рухледи, что имали съ Купецкого двора въ долгъ бояре и дворяне и дьяки и приказные и гости и торговые и всякіе люди, а кто имянемъ какіе рухледи, въ цену или безъ цены, о кою пору взялъ, и тому роспись...[356]
А продано тое рухляди, генваря съ 21 числа марта по 18 число, всякимъ людемъ на 8741 рубль 14 алтынъ съ денгою; а продавали гости Дементей Булгаковъ, да Григорей Твердиковъ, Иванъ Юдинъ, Родивон Котовъ[357] съ товарыщи и съ торговыми людми, ценою; а что кому именемъ и какія рухледи продано, и тому подлинныя книги.
И за тое продажную рухледь денегъ собрано 7872 рубля и 23 алтына 5 денегъ, а не донято на боярехъ и на околничихъ, и на дворянехъ, и на приказных людехъ 868 рублевъ и 23 алтына 4 денги, для того что по грехомъ сталась на Москве розруха безвестно, а срокъ былъ темъ денгамъ заплатить на Великъ день[358]. А что на ком за что взято, порознь, и тому роспись[359].
Да переделываны на Денежномъ дворе въ денги суды, что взято съ Казенного двора и всякое серебро, которое сымано съ поясовъ, опричь того, что дано съ Казенного двора Ефиму, а денегъ противъ того серебра не взято, и из того серебра вышло денегъ изъ дела 228 рублевъ.
И всего въ приходе денегъ, что собрано за продажную рухледь, опричь того, что доняти, и что вышло изъ судовъ денегъ, 8100 рублевъ 23 алтына 5 денегъ. И тем денгамъ расход:
На Денежной дворъ Ефиму Телепневу[360] да дьяку Саве Романчюкову[361] порознь на роздачу полскимъ и литовскимъ лю-демъ дано 4351 рубль и 11 алтынъ съ денгою;
да на Казенной дворъ 33 рубли;
Да полскимъ и литовскимъ людемъ дано въ ихъ въ кормовыя денги 2406 рублевъ и 12 алтынъ 4 денги;
Да ротмистромъ Ивану Житикому да Пенежке дано на пехоту гайдукомъ 320 рублевъ;
Да пану старосте Олександру Ивановичу Корвину Гасевскому[362] послано для государевыхъ росходовъ и для пословъ полскихъ и литовскихъ, которые посланы къ королевскому величеству подъ Смоленескъ, от всего рыцерства 215 рублевъ;
Да пану Борковскому дано на немецкіе люди 690 рублевъ;
Да по подписной челобитной дано пану Слонскому 85 рублевъ.
И всего въ росходе 8100 рублевъ 23 алтына 5 денегъ.
Да полскимъ же и литовскимъ людемъ дано въ кормовыя денги, въ зачотъ, рухледью на 2114 рублевъ на 26 алтынъ; а что полскіе и литовскіе люди рухледи имали, и тому книги и у техъ у всехъ статей ихъ руки.
Да къ пану старосте Олександру Ивановичу Корвину Гасевскому отпущено на дворъ съ слугою его, съ Чайковскимъ, бархатовъ и отласов золотныхъ, и камокъ[363] и конскихъ нарядовъ, и иныя рухледи, по цене, на 698 рублевъ и на 20 алтынъ на 5 денегъ; а что какія рухледи дано, и то подлинно писано въ книгахъ въ отдаточныхъ.
Да пану Петру Борковскому дано рухледи на 69 рублевъ на 17 алтынъ съ полуденгою, опричь соболей; а что будетъ дано соболми, и того не ведомо, потому что соболныя продажи книги пропали в розруху.
Да капитану Якову Ульянову дано рухледью на 98 рублевъ и на 26 алтынъ 4 денги.
Да Яковъ же взял на товарища своего, на капитана Гамолта, рухледью на 42 рубли на 10 алтынъ на 4 денги.
Да онъ же взялъ на Давыда Халберха на 4 рубли и на 14 алтынъ на 3 денги.
Да по подписнымъ челобитнымъ и по памятемъ, за дьячею приписью, и по имянным приказомъ, роздано рухледи Слонскому на 270 рублев.
Торговымъ людемъ, Родивону Котову съ товарыщи, за денги, что у нихъ имано въ займы въ Новгородцкую четь, за сукна, которые иманы на Казенной дворъ, дано платьем и иною рухледью на 168 рублевъ на 10 алтынъ на 5 денегъ.
Косаковскому да Мустафе мурзе на роздачу мурзамъ и ка-закомъ камокъ и шапокъ на 75 рублевъ; а что какія рухледи давано, и то писано именно въ отдаточныхъ книгахъ.
Да по картке за рукою старосты Олександра Ивановича Корвина Гасевского дано пану старосте Хмелетцкому рухледи на 52 рубли.
И всего рухледи отдано полскимъ и литовскимъ людемъ и на старостинъ дворъ по подписнымъ челобитнымъ и по памятемъ за дьячьими приписьми и по имяннымъ приказомъ на 3592 рубли и 26 алтынъ на полъ 4 денги.
И обоего въ росходе денег и рухледи, опричь того, что донять, 11694 рубли и 17 алтынъ съ полуденгою
Да въ Московскую розруху и какъ тое рухледь возили съ Купецкого двора на Казенной дворъ, что розграблено и что в те поры рознесли, и тому список[364].
А что осталось за продажею и за отдачею полскихъ и литовскихъ людей, и за грабежемъ, и за розносомъ, тое рухледи, и то привезено на Казенной дворъ и отдано въ отдачу бояромъ, Федору Ивановичу Шереметеву[365], да боярину жъ князю Григорью Петровичу Ромодановскому[366], да князю Григорью Костентиновичу Волконскому[367], да думнымъ дьякомъ Ивану Ивановичу Чичерину да Овдокиму Яковлевичу Витофтову, да дьякомъ же Михаилу Тюхину[368] да Ондрею Варееву[369]; а что какія рухледи отдано, и тому роспись. Опричь того, что привезено мяхкія рухледи Марковы продажи Поздеева; а что Марковы продаж отдано, и то писано подлинно въ отдаточныхъ книгахъ съ сею жъ отдачею вместе.[370]
Роспись, что по росказанья Александра Ивановича Корвина Госевского на немцы въ заслуженое месячное после Барковского, 119 августа съ 10 числа да 120 мая по 10 число выдано на Денежной дворъ золота и серебра делати въ денги...[371]
Сюда же принадлежит листок следующий[372]:
И всего на немцы выдано при пане гетмане корунномъ и после пана гетмана, при Барковскомъ и при Якове капитайне, и после ихъ, за ведомостью Александра Ивановича Корвина Госевского, 119 сентября съ 23 числа до 120 маія по 10 число, денгами и золотыми черлеными, и серебромъ, и золотомъ, и всякою рухледью, 41189 рублевъ и 3 алтына полъ 2 денги, а полскими золотыми 135963 золотыхъ и грошей 20. Да на последней месяцъ дано, маія съ 10 числа да іюня по 10 жъ число, казенныхъ денегъ, что продалъ думной діякъ Иванъ Ивановичъ Чичеринъ остатковъ казенныхъ, 150 рублевъ; а досталь на тотъ последней месяцъ на отъезде своемъ Александро Ивановичъ додалъ своихъ денег 335 рубли. И всего дано на последней месяцъ немцомъ 483 рубли, а полскими золотыми 1610 золотыхъ.
И обоего выдано на немцы, изъ казны и что Александро своихъ далъ 41672 рубли 3 алтына полъ 2 денги, а полскими золотыми 137573 золотыхъ и грошей 20.
По публ.: РИБ. СПб., 1875. Т. 2. Стб. 241–245, 248. В публикации указано, что документ напечатан по списку с подлинника, хранившегося в Московской Оружейной палате. Список был предоставлен П. М. Строевым.
Частично публ. А. Вельтманом: О сохранности утварей царского чина, или регалий, во время бытности польских и литовских войск в Москве в 1610-1612 годах II ЧОИДР. 1848. № 5. С. 63–64.
№ 4
...На роту пана Ошанского 1201 золотыхъ: и въ то число дано ротмистру Ошанскому, сентября въ 14 день серебра 7 гривенокъ без чети, что была чернилница, по 11 золотыхъ гривенка, итого 74 золотыхъ 5 алтынъ 5 денег; да ему жъ данъ полавошникъ бархатъ червачетъ, а на немъ нашиты розные бархаты зеленъ-жолтъ-белъ, около плетенекъ золотной, подложенъ тафтишкою[373] червчетою, за 45 золотыхъ; два ковра, одинъ по белой земле чюбарины черны, а другой по вишневой земле розные узоры, за 12 золотыхъ, морхъ шолкъ червчетъ за 2 золотыхъ; терликъ[374], бархатъ шолкъ червчетъ зеленъ съ золотомъ, подкладка тафта лазорева, опушка камка бела, за 35 золотыхъ; да князь Ивановской рухледи Шуйского приволока, отласъ золотной, опушенъ горностаи, за 20 золотыхъ; да онъ же взялъ 3 полотна, 8 золотыхъ, да 3 гривенки серебра ломаного, что снято с царьского места; да имъ же дано литого серебра 11 гривенокъ с полугривенкою; да съ саадака снято съ колчана и съ налучи, да въ печати, что была печать князь Василья Шуйского, весу 2 гривенки; да имъ же дано серебра, что снято съ посоха, 4 гривенки.
И всего дано серебра 20 гривенокъ 24 золотника, по 11 золотыхъ гривенка, итого 225 золотыхъ и 15 грошей; да ему жъ дано 13 золотниковъ золота угорского, да 27 золотыхъ 6 алтынъ 4 денги.
Да ему жъ дано крестъ золотъ тощой да икона съ закрышкою, а въ ней мученикъ Христовъ Дмитрей лежитъ во гробе, икона жъ золота, а въ ней былъ образъ Пречистыя Богородицы на перелефти резанъ, весу въ нихъ 33 золотника, за 82 золотыхъ.
И всего дано 531 золотой 7 алтынъ 3 денги; да имъ же дано 2 гривенки серебра, что взято у Якова у капитана за седло, 22 золотыхъ...
По публ.: РИБ. СПб., 1875. Т. 2. Стб. 251–253. В публикации указано, что документ напечатан по списку с подлинника, хранившегося в Московской Оружейной палате. Список был предоставлен П. М. Строевым.
№ 5
Якову Маржерету на отчизне в Двинскомъ уезде.
Божою милостью мы, великий господарь Жигимонт третий, пожаловали есмо Французской земли капитана Якова Маржерета за его к нам верную службу, в Московской земли отправованую, въ Двинском уезде на реце на Двине погостом Тоймою Верхнею и Нижнею з деревнями и с приходом, с крестьяны и со всими угодьи въ вотчину вместо той вотчины, што ему преж того дано было въ Воло[го]цкомъ[375] уезде наше дворцовое село Кубенское з деревнями и съ кобакомъ, а потомъ отъ него отышло и оддано кому иному.
И будет тот погост Верхняя и Нижняя Тойма есть въ держанью его, Якова Маржерета, как он намъ дал справу, а не отдано никому, и по сеи нашой господарской грамоте капитану Якову Маржерету тою вотчиною владети, а крестьяномъ его слушати во всемъ, пашню на него пахати и доход ему всякий платить.
Да крестьяном же из-за него за бояръ нашихъ, и за окольничих, и за дворян, и за детей боярскихъ, и за патриарха, и за монастырей не выходити, и никому их не вывозити. А будет крестьяне учнут из-за него за кого выходити или хто их учнет вывозити, и бояромъ нашимъ, и воеводам, и всяким нашим приказным людемъ тых крестьян сыскивати, а сыскав, велеть за нимъ жить по прежнему.
А какъ по милости Божией мы, великий господарь, или сынъ нашъ, наяснейший королевич Владиславъ Жигимонтович, будем на престоле на Москве, и мы его пожалуемъ, велим тую отчину за нимъ въ Поместном приказе записати в книги.
Писан в обозе нашом под Смоленском, лета Бож[ьего] нарож[енья] 1611, месяца мая 15-го дня.
Лев Сапега, канцлер.
РГАДА. Ф. 389. Литовская метрика. Кн. 571. Л. 728. Список XVII в. Публ.: АЗР. СПб., 1851. Т. 4. С. 409-410.
№ 6
Якову Маржерету на отчизне въ Верейскомъ уезде.
Божою милостью мы, великий господарь Жигимонт третий, пожаловали есьмо Француской земли капитана Якова Маржерета за его к нам службу въ Московском господарстве, въ Верейском уезде деревнею Васкиною с починики и с пустошми, съ крестьяны и со всякими угодьи въ вотчину, чим де владел преж сего атаман Семен Иванов сынъ Марьинъ, а потом тот атаманъ Семен тую свою старую отчину ему, Маржерету, здал, и он де, Яковъ Маржеретъ, тою вотчиною владеет.
Ино будет ли такъ, как онъ намъ справу дал, и по сей нашой господарской жаловальной грамоте капитану Якову Маржерету тою отчиною деревнею Васкиною и починками и пустошми вла-дети и крестьяном его слушати и за бояр, и за дворян, и за детей боярских, и за монастырских крестьяном из-за него не выходити и никому их не вывозити. А которые крестьяне из-за него вый-дутъ или хто их вывезет, и бояром нашим и приказным людем тых крестьян сыскати, а велети им за ним жити по старому.
А какъ по милости Божой мы, великий господарь, или сынъ нашъ, наяснейший королевич Владиславъ Жигимонтович на престоле Московскомъ будем, и мы его, Якова, пожалуемъ, велим за ним тую отчину справити в Поместном приказе.
Писан въ обозе нашомъ подъ Смоленском, лета Бож[ьего] нарож[енья] 1611го месяца мая 15-го дня.
Лев Сапега, канцлер.
РГАДА. Ф. 389. Литовская метрика. Кн. 571. Л. 728 об. Список XVII в. Публ.: АЗР. СПб., 1851. Т. 4. С. 410.
№ 7
На поместье въ Воло[го]цком[376], в Пошехонском уездехъ и в Хотунском Якову Маржерету.
Божою милостью мы, великий господарь и великий князь Жигимонт третий, пожаловали есьмо Французской земли капитана Якова Моржерета по его челобитью и службе поместьем въ его оклад в тысечу четвертей въ Воло[го]цкомъ[377] уезде дворцовым селомъ Сямженскою волостью с приселки и з деревнями, да к тому же поместью в Пошехонском уезде Невзоровым поместьемъ Левонтьева сельцом Опашневом з деревнями, а в Хутынской волости поместьемъ деревнею Бабкиною, деревнею Мотрычами и Сольпочиком, да деревнею Пешковою и деревнею Жилиною съ крестьяны и со всякими угодьи, а тые деи поместья не отданы никому и владеетъ ими он же сам.
Ино будет ли такъ, какъ нам справу далъ Яковъ Моржеретъ, и мы, великий господарь, велели есьмо ему тыми выше именоваными поместьями, селы и деревнями со всякими угодьи, владети до воли и ласки нашой господарской.
А какъ по милости Божоей мы, господарь, или сын нашъ будем на престоле на Москве, и мы его пожалуемъ, велимъ тые поместья за ним въ Поместном приказе справити.
Писан въ обозе нашомъ под Смоленскомъ, лета Бож[ьего] нарож[енья] 1611-го месяца мая 15-го дня.
Лев Сапега, канцлер.
РГАДА. Ф. 389. Литовская метрика. Кн. 571. 77. 729. Список XVII в.
Публ.: АЗР. СПб., 1851. Т. 4. С. 410.
№ 8
Французу поручнику Ожелемперу на поместье в Воло[го]цкомъ[378] уезде.
Божою милостью мы, великий господарь Жигимонт третий, пожаловали есьмо Французской земли поручника Ожелемпера по его челобитью и службе поместьемъ въ его окладъ въ семьсот четвертей въ Воло[го]цкомъ[379] уезде дворцовым селомъ Пельшмою с приселки, и з деревнями, и со всякими угодьи, а тое деи поместье, сказывает, не отдано никому и владеет им он же сам.
Ино будет ли такъ какъ намъ далъ справу Ожелемпер, и мы великий господарь велели есьмо ему тым вышеименованым поместьем селомъ Пельшмою съ деревнями и со всякими угодьи владети, до воли и ласки нашой господарской.
А какъ по милости Божоей мы, велики господарь, или сынъ нашъ будем на престоле на Москве, и мы его пожалуемъ, велимъ тое поместье за ним въ Поместном приказе справити.
Писан въ обозе нашомъ под Смоленском, лета Божего нароженья 1611-го месяца мая 16-го дня
Лев Сапега, канцлер Великого княжества Литовского.
РГАДА. Ф. 389. Литовская метрика. Кн. 571. Л. 729 об. Список XVII в.
Публ.: АЗР. СПб., 1851. Т. 4. С. 410–411.
№ 9
На отчизне въ Пошехонскомъ уезде французу Ожелемперу.
Божою милостью мы, великий господарь Жигимонт третий, пожаловали есьмо Француской земли поручника Ожелемпера за его къ намъ службу в Московском государстве в Пошехонском уезде чорной Арбужской волости половиною съ крестьяны и со всякими угодьи въ отчину, а тым деи владели, сказывает, преж сего дети боярские, а ныне деи владеет онъ самъ, Ожелемперъ.
Ино будет ли такъ, какъ онъ намъ справу далъ, и по сей нашой господарской жаловальной грамоте поручнику Ожелемперу тою отчиною, чорной Арбужской волости половиною съ крестьяны и со всякими угодьи владети, а крестьяном его слушати.
А какъ по милости Божоей мы, великий господарь, или сынъ нашъ, наяснейший королевич Владиславъ Жигимонтович, на престоле Московском будемъ, и мы его, Ожелемпера, по-жалуемъ, велимъ за ним тую отчину справити в Поместном приказе.
Писан въ обозе нашомъ под Смоленском, лета Божьего на-роженья 1611го месяца мая 16-го дня.
Лев Сапега, канцлер Великого князства Литовского.
РГАДА. Ф. 389. Литовская метрика. Кн. 571. Л. 730. Список XVII в.
Публ.: АЗР. СПб., 1851. Т. 4. С. 411.
№ 10
№ 10.1.
/л. 1/ Господамъ князю Дмитрею Михайловичю с товарыщи[380] Иван Долгорукого[381], Путило Григорьевъ[382] челомъ бьют.
Въ нынешнемъ, господа, въ 120-м году июля въ 24 день приехал к Орхангильскому городу на карабле Шкотцкие земли немчинъ Яков Шав. И мы, господа, ему велели быти у себя и ево роспрашивали, и он намъ в роспросе сказал, что он едет к вамъ, к бояром, и ко всей земле перед большими послы о добромъ совете. И мы ему велели, написав, к собе принести, хто идет большим посломъ имяны и сколкос ними людей и которых государей. И тот немчин дал намъ писмо. И мы, господа, то писмо давали переводить Ивану Ульянову[383], и Иван, господа, то писмо перевелъ въ съезжей избе передъ нами.
И мы, господа, немчиново писмо и Ивановъ перевод, подклея под сю отписку, послали к вамъ. Да он же, господа, сказывал намъ, что присланы из Литвы от Сандомирского[384] грамоты к дочере его к Маринке[385] с темъ немчином, которого мы к вам отпустили наперед сего, с Фрянцыскусом[386]. /л. 3/
Память дана от меня, Якова Шава от капидона, у Архангилского города приказнымъ — имена тем бояромъ, которые идут из заморья: началной воевода и боярин Ондреянъ Флодеран и Лит из Цысарские державы[387] из королевские земли; да князь Ортер Атон[388], дворянин комнатной короля аглинского; да коронель Якуб Гиль[389] агличанин, те три начальные воеводы, а с ними будут дворяне и капидоны с своими людми, всех человекъ до осьмидесят или девяносто.
Как был в Галанской земле боярин и воевода Ондреянъ Флодриян и Литъ, и там ему слух дошол, что фрянцовской капидонъ Мунсуръ Лавиль[390] сталъ наймовать служилых людей и караблей, а идти было имъ на караблях к Архангилскому городу и къ Никольскому монастырю воевати и воровской статьи похотел взяти и разорить. И тот боярин Ондреян Флодриян и Лит, слышечи такое воровское умышленье, и он то дело обвестил /л. 4/ Голанские земли державцамъ, и державцы по ево извету имянно наказали во всей их земли всякимъ людемъ, чтоб у тово Мунсуръ Лавила не наимовались никакие служилые люди, ни карабли, и тем у нево то умышленья помешалось.
РГАДА. Ф. 35. Сношения России с Англией. On. 1. № 45. Л. 1–4. Подлинник. 315 х 136; 290 х 150; 369 х 145; 120 х 147.
Пометки на об.: л. 1, посередине листа (адрес): Господамъ князю Дмитрею Михайловичю с товарыщи.
На л. 2 об.: nobill man i ont of t... land of air under the...
Публ.: Богоявленский., Рябинин. С. 51–52.
№ 10.2.
Лета 7120 августа въ 9 день по указу бояр и воевод и стольника и воеводы князя Дмитрея Михайловича Пожарского с товарыщи память Дементью Языкову.
Ехати ему[391] по Ростовской дороге до Кулакова, и где встретит аглинских немецъ, а едет немец четыре человек[392] встретя, поставити немецъ в деревне въ Кулакове и тутъ съ ними[393][394] стояти, передневать и начевать, а завтро августа в 11[395] день въ понеделникъ[396] с полудни ехати съ ними[397] въ Переславль[398], чтоб[399] приехати ж съ ними въ Переславль на вечер, какъ столник и воевода князь Дмитрей Михайловичъ с полки Переславль пройдут, чтоб немцом полков не видеть. А приехавъ[400] к Переславлю близко, прислати про их с вестью в Розряд стрельца или целовальника, которые с ними посланы з Двины[401], а самому съ ними подъ городом подождать. А будучи съ немцы на стану и дорогою едучи, проведывати у них, для чего они едут, хто их послал [и каковы они люди собою, а что у них проведаетъ[402], про то сказывать, приехавъ, столнику и воеводе князю Дмитрею Михайловичю].
Там же. Л. 5. Отпуск. 385 х 145. Нижний край листа (две строки) утрачен, текст восстановлен по публикации.
Публ.: Богоявленский, Рябинин. С. 52.
№ 10.3.
Августа въ 10 день по приказу столника и воеводы князя Дмитрея Михайловича Пожарского диак Сава Раманчуков[403] спрашивал немчина Якова Шава[404]: Бояре и воеводы и по избранью всех чинов людей Росийского государства столникъ и воевода князь Дмитрей Михайловичъ съ товарыщи велели[405] тебя спросити: писали съ Колмогор воеводы, что он, Яковъ, сказалъ им, что он едет къ бояром и ко всей земле передъ болшими послы, и онъ бы сказалъ отъ кого те послы идут, от которого государя и о какомъ деле?
И немчинъ Яковъ Шавъ сказалъ: Идут де к бояром и ко всей земле цесаря римского началной санатарь Ондреян Флодеран и Лит да аглинсково и шкотцкого короля дворянин комнатной князь Артеръ Астон да агличанин воевода ж воинских людей каранель Якуб Гиль о добром деле, что годно бояром и всему Росийскому государству. А идут деи собою, а не посланы ни от кого, а съ ними де будет Капитонов, а ротмистры то ж, человекъ зъ 20, а съ ними воинских людей и пахолков человекъ до 100, а что их дело, то писано от них подлинно въ грамоте. И какъ /л. 7/ де он, Яков, будет у князя Дмитрея Михайловича и у всех думных людей, и он грамоту подастъ и речь, что ему наказано, изговорит, и дело их, о чем они идут, будет явно, а годно то дело всему государству. А не быв ему у князя Дмитрея Михайловича и у думных людей, того дела объявляти непригоже.
И Сава его спросил: Он, Ондреян Флодеран и Лит, сказываешь, сенатарь цесарев, а князь Артеръ Атон да каранель Якуб Гиль аглинского короля люди, каким же они случаемъ идут вместе и об одном деле?
И немчин Яков сказал: Въ техъ де землях люди волные, ездят из земли на[406] землю по своей воле. Ондреян де Флодеран был въ Аглинской земле и с ними, со князем Артеръ Остоном да с карнель Якуб Гилом, совет учинили, что идти въ Московское государство для доброго дела, которое годно государству. А пошли де они с ведома аглинского короля, только с ними от аглинского короля приказу нет никоторого. А на карабль деи оне сядут въ цесареве /л. 8/ городе въ Амборхе после его Яковлева оттуды поезду спустя неделю или ден з десять, а ему, какъ он поехал из Амборха, недель с пять по ся места. А как де они будут в Архангелском городе, и имъ тут ждать от бояр к воеводе указу.[407] А Иван де Ульянов шол не съ нимъ вместе, сошлись с ним под Архангилскимъ городом.
Сава ж немчина Якова спрашивал: Хто ныне в Аглинской земле королем и хто ныне цесарь в Римской земле, Руделфъ цесарь жив ли?
И немчин Яков сказалъ: Въ Аглинской и въ Шкотцкой земле прежней Якуб король, которой учинился после Елисавет королевны. А римского Руделфа цесаря не стало, а на его место учинился цесарем брат его Матьяшъ, а коруновался тому по ся места недель зъ 9, а розне в Цесареве земле нет[408]. У датцкого короля съ свейским война, только датцкой свейскому силенъ, городы у него поймал и ныне землю его воюет. А какъ ныне цесарь съ польскимъ королем, и про то им не ведомо.
Там же. Л. 6–8. Черновая запись. 365 х 147; 366 х 145; 376 х 145. Внизу л. 8 одна строка затерта.
На л. 6 об. помета: или ... чают у Архангильского города ... пол 3 ротмистров и ...пахолков отпустить с Францыскусом, чтоб его поставили до указу, где его застанут. Боран, вина, меду с кабака.
Публ.: Богоявленский, Рябинин. 52–53.
№ 10.4.
И того ж дни[409], августа в 10 день, немчин Яков Шав былъ у бояр и воевод и у стольника и воеводы у князя Дмитрея Михайловича Пожарсково с товарыщи в Переславле в Розрядной избе, ехал съ ним Семен Колтовской, лошади под него посыланы с площади дворянские.
Какъ немчин вшол в ызбу, и князь Дмитрей Михайлович и бояре и воеводы давали ему руки сидя, и спрашивал его князь Дмитрей Михайлович о здоровье, здорово ль он дорогою ехал, и немчин на том бил челом.
И князь Дмитрей Михайлович спрашивал, что его приездъ, хто его послал, перед кем он приехал[410] и есть ли с ним грамоты?
И немчин Яков сказал: Послали его цесаря римского сенатар Андреян Фло[деран и Лимт да аглинского короля] /л. 10/ комнатной дворянин князь Артер Атон да воевода воинских людей агличанин каранель Якуб Гиль обвестить про себя, что они идут в Московское государство послужить вам, бояром, и всей земле, чтоб литовских людей из государства выгнать, чтоб государство было в покое, а с ними ротмистров человекъ за 20 да ратных людей и пахолков человекъ до 100[411].
Да подал от них грамоту и говорил, что писано подлинно въ грамоте, какъ грамоту вычтут, и их дело все будет ведомо.
И князь Дмитрей Михайлович велелъ ему сести на скамейке, а посидевъ мало, молил ему: Речи его выслушали, а[412] грамоту переведут и ответ ему учинят. /л. 11/
Перевод с полского писма, что переводил с неметцкие грамоты, что привез немчин шкотцкой Яков Шав Цесаревы области отъ Ондреяна Флодореита да от аглинских воевод Артора Астона да от Якова Гиля. А переводил с неметцково на полское Юрьи Якушевский, а с полского на руское он же.
Великим и велеможнымъ княземъ величеству вашему мои прямые службы объявляю, вперед и прямым серцем служить готовъ, которые меры преж сего за шесть месяцъ я писал в грамоте к чесному Петру Гамелтуну, объявляючи свою верную службу, чтоб он до вас донес, что яз хочю вам верно служити в тех мерах, что учинилось меж вас и польских и литовских людей. И вам бы, великим велеможным княземъ, не страшитися: короли наши[413] великих людей ведомых иноземцов ратных болших капитанов и залдатов, в которых нет таких, которой бы к службе не пригодился[414] велели /л. 12/ збиратися и уже наготове. Только тому дивимся, что вам, великим велеможнымъ княземъ, капетон Гамелтон того не объявил и нашего раденья и службы по ся места не сказал. И мы положили на то, нечто будет то наше письмо до Петра не дошло или Петръ до вас не донес, что нам о томъ от вас писма нет. А в том я стал не прав большему в Амборху Якову Мержерету, а Яковъ[415] Мержарет послал же з грамотами из Амборха к Архангельскому городу на Николин день майя 9 число, тое ж службу и раденье объявляя. И против тех грамот писма не бывало ж, и мы того ж чаемъ, что и те не дошли. /л. 13/
Велеможнейшие князи, надежны ль мы на то, что мы объявляем вамъ нашу службу и раденье, любо ль вам будет,[416] о том намъ ответ учините по нынешней по летней дороге, чтоб мочно прити карабленым ходом, чтоб нынешнее лето у нас даром не прошло, надеючись на вас. Вам же, веле[мо]жнымъ княземъ и земле вашей будет к прибыли, только наша служба ранее совершитца. Язъ нынеча с своими большими и с капитаны имянно к вам, велеможным княземъ, иду вскоре для договору наемного войска иноземцов, только вам то любо будет, да идут мои люди[417] в аглинских и в недерлянских кораблях, а приставать будут к берегу сее осени. И вам бы, услышав мои речи, только вам то любо будет, со мною о воинских людех договор учинити, чтоб нам, прося у Бога милости, одново лета съ недруги управитца. /л. 14/ А мы то делаемъ на славу королем нашимъ и отчеству нашему, а того не будем страшитись, что нас побьют, надеемся на правду: Богъ в правде помогает. А мы ради против ваших неприятелей, видечи вашу правду, до смерти битца, а однолично яз изготовился к вам ити морем и сухим путем[418] на Николинь день, только со мною ныне о том договоръ учините. А наперед сего послал я к вам, велеможнымъ князем, капитана своего Якова Шава с своею грамотою, чтоб было вам известно,[419] что яз къ вамъ иду[420], и не было б мне в том от вас отказу, чтоб мне в позоре не быти. А изготовите к моему приезду для поспешенья подводъ подо сто человекъ, чтоб яз вскоре к вам поспел для договору доброво дела, потому что в грамоте о том /л. 15/ имянно не писано, а сести б намъ на подводы на Перми. А надеяся на Бога, вам, велеможнымъ княземъ и всей земле[421] приходом своимъ велику радость учиню. Боже дай, чтоб мне вас с моими большими капитаны[422] в радости видеть. Писано в Амборхе 10 числа июня лета 1612-го[423]. А у грамоты руки:
Ондреян Фрейгер волной господинъ во Фладорфе.
Артур Астон полковник.
Яков Гил[424] полковник.
Маржерет полковникъ.
Икан капитан большой над петартами.
Обертъ Яков капитан.
Яганус Кристер фон Билантъ капитан.
Адам Криалом.
Яган фон Голянтъ из Галан.
Якуб Фанцлефан из Трихи.
Там же. Л. 9–15. Черновая запись. 375 х 140; 372 х 143; 374 х 142; 271 х 132; 356 х 140; 311 х 140; 360 х 144. Внизу л. 9 одна строка утрачена, нижний край л. 11 и л. 15 (одна строка) поврежден.
Публ.: Богоявленский, Рябинин. С. 53–55.
№ 10.5.
И бояре и воеводы и столникъ и воевода князь Дмитрей Михайлович Пожарской с товарыщи, выслушав переводу с неметцкие грамоты, что писали Ондреян Флодерат с товарыщи, велели тот перевод чести[425] чашником и стольником и дворяном большим и дворяном из городов и всяких чинов людемъ, которые в то время были в полкех[426], и советовали о том всяких чинов с людьми, надобно ль неметцкие люди в наем или нет. И чашники и стольники[427] и дворяне и всяких чинов люди говорили, что наемные ратные неметцкие люди ненадобет: найму дать нечего да и верить им нельзя: объявился с ними Яков Мержерет, а того[428] Якова многие в Московском государстве знают, был он в Московском государстве, приехал зъ диаком с Офонасьем Власьевым ис Цесаревы земли и был в Московском государстве в ротмистрах у иноземцовъ, а после царя Бориса при царе Василье отпу..[429] /л. 17/ и с польскими и с литовскими людьми и с воры вместе кровь християнскую проливалъ. А какъ пришол Желковской под Москву[430], и он з Желковским опять пришол[431] и после Желковского остался в Москве з Гасевским в роте неметцкой у поляка Петра Борковского. А какъ польские люди Москву жгли и людей[432] секли, и он вместе с польскими людьми в те поры воровал и злее польских людей чинил и въ осаде с польскими и с литовскими сидел, а в Польшу пошол с ызменником, с Михаилом Салтыковымъ[433] с товарыщи, награбясь многова богатства, а в Полше король[434] за то велел ему быти в раде. И то знатно, что Яков Мержерет хочет быти в Московское государство по умышленью польского Жигимонта короля и /л. 18/ панов рад, и им бы отказати. А будет Ондреян с товарыщи пришли к Архангильскому городу или и из Архангельского города отпущены в полки, и их воротити, потому что и договору чинити нечево, коли наемные люди не надобны. A[435] против их грамоты отписати к ним грамоту с тем же немчином съ Яковом Шавом, а для того,[436] только Ондреян пришли к Архангельскому городу или изъ Архангильского города отпущены, послати с немчином дворянина добра, кому им против грамоты выговорить и их воротить.
И по приговору бояр и воевод и стольника и воеводы князя Дмитрея Михайловича Пожарского с товарыщи и по совету всяких /л. 19/ чинов людей немцы капитанъ Яковъ Шавъ к начальным х[437] капитаном к Ондреяну Фрейгерю[438] съ товарыщи, от которых посылан, отпущен, а съ ним[439][440] от бояр и от воевод и ото всяких чинов против их грамоты, что они писали о помочи воинских людей, послана грамота. А в грамоте писано[441], что наемные люди иных государствъ ныне не надобет: покаместа Московскому государству польские люди были[442] сильны, потому что за грехъ государство Московское были в розни — северские городы были особе, а Казанское и Астароханское царства и понизовные городы были особе ж, а во Пскове был вор[443], которой[444] назвался государским именем, и Псков и Ивангород с ним вместе, а иные городы и люди многие были с польскими и с литовскими людми. А ныне все Росийское государство, видев полских и литовских людей неправду и узнав воровских людей завод, изобрали всемъ Московским[445] государством за разум и за правду[446] к ратным и к земским делом стольника и воеводу князя Дмитрея Михайловича Пожарского. Да и те люди, которые были в воровстве с польскими и с литовскими людьми и стояли на Московское государство, видя польских и литовских людей неправду, от полских и отъ литовских людей отстали, и все Московское государство[447] учинилось в соединенье и против польских и литовских людей стали все и стали единомышленно, и бои с литовскими людми были многие, и городы, которые были за полс...[448] /л. 20/ к Московскому государству и бьемся за святые Божие церкви и за православную нашу[449] крестьянскую веру и за свое отечество безъ жалованья. А до польских и литовских людей за их неправду и крестопреступленье праведной гнев божей до самих доходит: турские и крымские люди Подольскую землю и Волынь воюютъ без выходу. И чаючи милости Божей, оборонимся от польских людей и сами Росийским государством и без наемных людей.
А коли будет вперед надобны будут Московскому государству на помочь[450] воинские наемные люди, и тогды к ним о ратных людех для договору пошлютъ своих людей, а ныне ратные люди не надобет и договору о них чинити нечего. И имъ бы в Московское государство не ходити и себе своим приходом убытков не чинити /л. 34/. Да и о Якове Мержерете отписати подлинно[451], какъ онъ, забыв Московскихъ государей къ себе жалованье, пристал к вору и после присталъ къ польскимъ и къ литовскимъ людем, Московскому государству с польскими людми всякое зло починил злее польскихъ /л. 21/ людей, да и вперед от него Московскому государству добра не чаяти. А проводити тех немец послан Дмитрей Чаплин и грамота от бояр и воевод и ото всяких чинов людей к немцом, к Ондреяну с товарыщи, об отказе о наемных воинских людех и о Яковле Мержерета измене и воровстве послана з Дмитреем такова.
Там же. Л. 16–20, 34, 21. Черновая запись. 358 х 146; 310 х 146; 383 х 144; 363 х 144; 243 х 137; 76 х 128; 156 х 140. Нижний край л. 16 частично утрачен, лист подклеен, на л. 19 значительные повреждения, разрывы, лист подклеен, на л. 34 значительные утраты, лист подклеен.
Публ.: Богоявленский, Рябинин. С. 53–55.
№ 10.6.
Великих государствъ Росийского царствия бояре и воеводы и по избранью Московского государства всяких чинов людей в нынешнее настоящее время того многочисленнаго войска у ратных и у земскихъ дел стольник и воевода князь Дмитрей Пожарской с товарыщи объявляемъ Ондреяну Фрейгеру вольному господину города Фладорфа, Артору Ястону из Турнала, Якову Гилю, началнымъ над войскомъ и иным капитаномъ, которые с вами.
Прислали есте к намъ с капитаномъ с Яковом Шавомъ грамоту за своими руками, а в грамоте своей к нам писали есте, что объявляете нам свое доброе[452] раденье прямым серцемъ, будто вы о некоторых мерахъ тому уж шесть месяц писали в грамоте к Петру Гаме[л]туну, чтоб онъ до нас донес, что вы хотите верно служите в тех мерахъ, что учинилося меж нас и польских и литовских людей, /л. 23/ и нам бы не страшитися, государи ваши короли великих людей ведомых иноземцов, ратных больших капитанов и залдатов, в которых нет таких, которой бы к службе не пригодился, велели збиратись и уже наготове, только тому дивитеся, что нам капитон Гамельтон того не объявил и вашего раденья и службы по ся места не сказал. И вы положили на то: нечто будет то ваше письмо до Петра не дошло или Петръ до нас[453] не донес, что вам о том от нас письма нет, и в том вы стали неправы большому в Амборху Якову Межерету, а Яков Мержерет послал же з грамотами из Амборха к Архангельскому городу на Николин день, майя 9 число, тое ж службу и раденье объявляя, и вы того ж чаете, что и те не дошли. /л. 24/ И только нам ваше раденье любо будет, и о том бы нам ответъ учинити вамъ по нынешней летней дороге, чтоб мочно притти карабленым ходом. А ныне ты, Ондреян, с своими большими и с капитаны имянно к намъ идете вскоре для договору наемнаго войска иноземцов, только нам любо будет, да твои ж люди идут в аглинских и в недерлянских караблях, а приставать будут к берегу сее осени, и нам бы с тобою о воинских людех договор учинити, чтоб вамъ прося у Бога милости, одного лета с недруги управитца. А вы то делаете на славу государем своим и отчеству своему, не бояся смерти, надеяся на правду, а в правде Богъ помогает, и ради вы против наших неприятелей, видечи нашу правду, битца до смерти, и однолично еси изготовился к нам идти морем и сухим путем на Николин день, только с тобою ныне о том договор учиним.
И мы государем вашим[454] /л. 25/ королемъ за их жалованье, что они о Московском государстве радеютъ и людем велят збиратца нам на помочь против польских и литовских людей, челом бьем и их жалованье ради выславляти, а и преже сего великие государи наши цари и великие князи росийские з государи вашими ни с которыми короли в недружбе не бывали. А вас, Ондреяна Фрейгера вольново господина во Флодорфе, да Артора Ястона ис Турнала, да Якова Гиля, начальников над войском, за ваше доброхотство, что вы хотите Росийскому государству помочь чинити, сами служити и людей воинских /л. 26/ на наем призывати и битися хотите до смерти, похваляем и нашею любовью против вам, где будет возможно, воздавати хотимъ. А тому удивляемся, что вы о томъ деле в совете с француженином с Яковом Мержеретомъ, а Якова Мержерета мы все Московского государства бояре и воеводы знаемъ достаточно и ведаемъ про него подлинно: блаженные памяти при великом государе царе и великом князе Борисе Федоровиче всеа Русии выехал тот Яков и с ыными иноземцы з диаком с Офонасьемъ Власьевымъ ис Цесарские области к царю и великому князю Борису Федоровичю всеа Русии на его государское имя служити. И блаженные памяти великий государь царь /л. 27/ и великий князь Борис Федорович всеа Русии его пожаловал своим царскимъ жалованьемъ, поместье и вотчины и денежным жалованьем, и был он у иноземцов в ротмистрах. А после царя и великого князя Бориса Федоровича всеа Руси, как учинился на Росийском государстве великий государь[455] царь и великий князь Василей Иванович всеа Руси, и Яков Мержерет великому государю царю и великому князю Василью Ивановичю всеа Руси бил челом, чтоб его отпустил[456] к родству его во Францовскую землю. И царь и великий князь Василей Иванович всеа Руси по своему милосердому обычею[457] пожаловал его своим царскимъ жалованьем, во Францовскую землю отпустить велел[458].
И как за нашъ грех в Росийском государстве при царе Василье[459] некоторой вор по умышленью полских и литовских людей назвался блаженные памяти царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии сыном, царевичем Дмитреем Углецким, прежнего вора в Росстригино место, бутто он ушол с Москвы жив, и стоял тотъ вор под Москвою, и тотъ Яков Мержерет[460] к тому вору пристал и был с тем вором и Московскому /л. 28/ государству многое зло чинил и кровь хрестьянскую проливал вместе с польскими и литовскими людьми и Московского государства с ызменники. А какъ польской Жигимонтъ король присылал под Москву гетмана польского Станислава[461] Желковского, и тот Яков опять пришел з гетманом, а после гетмана остался в Московскомъ государстве с старостою велижскимъ с Олександром Гасевским в неметцкой роте у[462] поляка у Петра Борковского в порутчиках. И какъ[463] польские и литовские люди /л. 28а/ крестное свое целованье преступили, оплоша московскихъ бояр, царствующий град Москву разорили, выжгли и людей секли, и тот Яковъ Мержеретъ вместе с полскими и с литовскими людьми кровь крестьянскую проливал и злее полских людей[464], и в осаде с польскими и с литовскими людьми в Москве от нас сидел, и награбився государьские казны, дорогих узорочей несчетно, из Москвы пошол в Польшу в нынешне[м] во 120-м году в сентябре месяце с ызменники Московского государства, что был бояринъ, с Михаилом Салтыковым с товарыщи.
И про то намъ подлинно ведомо, что польской Жигимонтъ король тому Якову Мержерату за то, что он с полскими и с литовскими людми Московское государство розорял и кровь крестьянскую проливал, велел быти у себя в раде[465]. И мы тому удивляемся: такое Яков Московскому государству /л. 29/ зло учинилъ, с полскими и с литовскими людьми кровь крестьянскую проливал, да и злее полских и литовских людей чинил, и у короля за то жалованье получилъ, в раде его король учинилъ, а ныне б ему намъ против полскихъ и литовских людей? И нам ся мнитъ, что Яков хочетъ в Московское государство быти по умышленью полского короля и польских и литовских людей, чтоб ему зло которое[466] по умышлению и по приказу польского Жигимонта короля и панов рад Московскому государству учинити, о томъ мы стали в опасенье. Для того и к Архангильскому городу по береженье ратных многих людей отпускаем, чтоб польского Жигимонта короля умышленьемъ какое /л. 30/ лихо Архангильскому городу не учинилось.
Да и наемные нам люди иных государствъ ныне не надобет, по ся места[467] были нам польские люди сильны потому, что за грех нашъ государство Московское были в розни, северские городы были особе, а Казанское и Астараханское царства и понизовные городы были особе, а во Пскове был вор, назвался государскимъ имянем, и Псков и Ивангород были с ним вместе, а иные городы и люди многие были с польскими и с литовскими людьми. А ныне все Росийское государство, видев польских и литовских людей неправду и узнав воровских людей завод, изобрали всеми государствы Росийского царствия, мы бояре, и воеводы, и чашники, и стольники, и дворяне большие, и стряпчие, и дворяне из городов, и приказные люди, и дети боярские, и стрельцы, и казаки и всяких чинов служилые люди, и гости и торговые и всякие посадцкие жилетцкие люди, также розных государствъ цари и царевичи, которые служили прежним государем в Росийском государстве, и царства Казанского и Астараханского и иных понизовных /л. 31/ городов князи и мурзы, и татарове и черемиса и чуваша и литва и немцы, которые служат в Московском государстве, за разум, и за правду, и за дородство, и за храбрость к ратнымъ земским делам стольника и воеводу князя Дмитрея /л. 31а/ Михайловича Пожарского-Стародубского[468]. Да и те люди, которые были в воровстве с польскими и с литовскими людьми и стояли на Московское государство, видя от польских и литовских людей[469] неправду, от польских и литовских людей отстали и стали с нами единомышленно против польских и литовских людей. И бои намъ с польскими и с литовскими людьми были многие, и многих польских и литовских людей побиваем, и городы, которые были за польскими и литовскими людьми, очищаем к Московскому государству, и что где зберетца з земли каких доходов, и мы /л. 32/ то даемъ нашимъ ратнымъ людем, стрельцом и казаком. А сами мы, бояре, и воеводы, и чашники, и стольники, и дворяне, и дети боярские, служим и бьемся за святые божьи церкви и за православную нашу крестьянскую веру и за свое отечество без жалованья.
А до польских и до литовских людей за их неправду и крестопреступленье праведной гнев божей до самих доходит: в Польской и в Литовской земле, на Волыни и на Подолье воевали турские и крымские люди без выходу, Волынь и Подолье до конца запустошили, и ныне турские и крымские воинские[470] люди в Польской и Литовской земле воюют, и вперед, по нашей ссылке, крымские люди[471] Польскую и Литовскую землю хотят воевати и до конца пустошити[472]. И мы чаем милосердаго в Троице славимаго бога нашего милости, оборонимся от польских и от литовских людей и сами, Росийским государствомъ и без наемных людей.
А только будет за грех нашъ по какимъ случаем польские и литовские люди учнут нам ставитца сильны, и мы тогды пошлем к вам о ратных людех на наем своих людей, наказав имъ подлинно, сколько им людей наимываим и договоръ велимъ учинити, по чему какимъ /л. 33/ ратным людем на месецъ или на четверть года найму дать. А ныне нам[473] наемные люди не надобет и договору о них чинити нечево, и вам бы к нам не ходити и себе своимъ проходом убытков не чинити. А о томъ бы вам к намъ любовь своя объявити, о Якове о Мержерате к намъ отписати: какими обычаи Яков Мержерет[474] ис Польские земли у вас объявился, и в каких он мерах ныне у вас, в какове чести? А мы чаяли, что его за его неправду, что он, не памятуя государей наших жалованья, Московскому государству зло многое чинил и кровь хрестьянскую проливал, ни в которой земле ему, опричь Польши, места не будет.
Писан на стану у Троицы в Сергиеве монастыре, лета 7120-го, августа месяца.
Там же. Л. 22–28, 28а, 29–33. Отпуск. 256 х 145; 179 х 142; 265 х 145; 225 х 148; 216 х 142; 374 х 142; 170 х 140; 226 х 142; 214 х 143; 360 х 145; 100 х 149; 163 х 148; 386 х 148; 320 х 146. Значительные утраты на л. 22, 23, 26, 27, 28а, 29, 30, 32, листы подклеены.
Публ.: СГГД. М., 1819. Ч. II. С. 604–607 (без указаний на правку текста).
№ 10.7.
Въ Ярославль воеводе господам князю Ивану Никитичю Одоевскому[475] да дьяку Ивану Болотникову[476] бояре и воеводы и Дмитрей Пожарской с товарыщи челом бьют.
Писал к нам з Двины столник и воевода князь Иван Григорьевич Долгорукого да дьякъ Путило Григорьевъ, и прислали з двинским стрельцом и с посадцким человекомъ с Первушкою Шкотцкие земли немчина Иякова Шава с людьми сама четверта. А приехал тот немчин морем из Амборха на карабле Цесарские области[477] города Фладорфа от Андреяна Фрегера да Аглинсколй земли начальных над войском от Артора Ястона ис Турнала да от Якова Гиля к нам, бояром, и воеводам, и всяких чинов к людем, и ко всей земле, з грамотою[478], объявляючи. А в грамоте Ондреян с товарыщи писали[479] то, будто они, ведая Жигимонта короля польского и великого князя литовского перед Московским государством неправду и крестопреступленье и злой умыслъ, доброхотая Московскому государству, на польских и литовских людей идут на помочь к нам[480][481]. Да тут же объявился Яков Мержерет, а тот Яков многое зло Московскому государству учинил и за то у польского в раде, и то знатно, что то умысл польского короля, как бы ему Московскому государству зло учинити[482].
И столник и воевода князь Иван Григорьевич и диак Путило Григорьев того немчина подлинно не розспросили[483], что их дело, и к нам не отписали, а прислали[484] самих их к нам в полки мимо прежние обычаи. А на Вологде, на них смотря, также учинили не гораздо — наперед их к нам в полки не отписали ж. И в Ярославле те немцы у вас[485] были ж, и вы их также[486] отпустили[487], не отписав к нам объ их приезде. И коли уж на Двине и на Вологде[488] нераденьемъ /л. 36/ или спроста такъ учинили, ино было, господа, пригож вамъ того беречь[489]: ведаешь, князь Иван Никитич, самъ, как бывало при государех в государственных и земских делех от ыноземцов остереганье и как их приезды и отпуски бывали, наперед об них отписывали, а без указу их из городов не отпускивали[490]. И вам было, господа, не смотря на двинских и на вологотцких воевод, о тех немцех об их приезде, роспрося подлинно, отписати наперед к нам в полки, а им было велети до указу побыти в Ярославле[491]. Нечто будет так учинил без твоего ведома гордостью или оплошкою, отводя от себя[492], не хотя о земском деле радети, диак Иван Болотников[493].
И будет, /л. 36а/ господа, вперед учнут к вам з Двины и с Вологды или отинуды, откуды ни буди, какие иноземцы о посольском или о иномъ о каком о государственном и о земском деле приезжати[494], а учнут прошатца к Москве, и вам бы, господа, вперед таких иноземцов роспрашивая подлинно, о всем отписывати наперед к нам с нарочными гонцы наспех, а самих их, не обослався с нами, без указу из Ярославля к нам не отпущати, а велети побыти в Ярославле до тех местъ, покаместа об них от нас указ вам будет. И приставом у них велели быти и кормы им велели давати, смотря по делу и по людем и береженье во всемъ к ним держати по прежнему, как бывало[495] береженье[496] к иноземцом наперед сего.
Писан на стану у Троицы в Сергееве монастыре лета 7120-го августа въ 17 день.
Посланы все съ вологодцким розсылыциком с Офонею... того ж дни...
Там же. Л. 35–36а. Отпуск. 360 х 147; 182 х 154; 200 х 154. Поврежден левый край л. 36а, лист подклеен. Последняя строка документа угасла и повреждена.
Публ.: Богоявленский, Рябинин С. 57–58.
№ 10.8.
На Вологду стольнику и воеводе господамъ князю Ивану Ивановичю Одоевскому да окольничему и воеводе князю Григорью Борисовичю Долгоруково[497], да дьяку Истоме[498] Корташову[499] бояре и воеводы и Дмитрей Пожарской с товарыщи челом бьютъ.
Писали к намъ з Двины стольникъ и воевода князь Иван Григорьевич Долгоруково да дьякъ Путило Григорьев и прислали з двинским стрельцом и с посадцким человеком[500] Шкотцкие земли немчина капитона Якова Шава с людьми сама четверта, а приехал тот немчинъ морем из Амборха на корабле города Фладора от волнаго господина[501] от Андреяна Фрейгера да Аглинские земли от начальных над войском от Артора Ястона из Турнала да от Якова Гиля к нам, бояром воеводам и всяких чинов людем ко всей земле, объявляючи то, бутто они, ведая Жигимонта короля польского и великого князя Литовского перед Московскимъ государством неправду и крестопреступленье и злой умыслъ, доброхотая Московскому государству, идут къ нам на помочь[502] на польских и на литовских людей[503]. Да тут де въ грамоте объявился Яков Мержерет, а тот Яков Московскому государству много зла учинил и у польского короля за то был в раде, и то знатно, что то умышленье польского Жигимонта короля, как бы ему Московскому государству зло учинити[504]. И стольникъ и воевода князь Иванъ Григорьевич и дьяк Путило те немцы подлинно нероспросили[505], о тех немцах[506] наперед об ихъ приезде и что их дело не отписали, а послали[507] ихъ самих к нам в полки мимо прежней обычаи. А на Вологде те немцы у вас были ж, и вы их пропустили ж, не роспрося и не отписавъ к намъ об нихъ наперед. И нам на князя Ивана Григорьевича Долгоруково да на дьяка Путила Григорьева не диво: князь Иванъ молод, а Путило мужик простой, столько не знаетъ. А диво намъ на тебя, Истома Захарьичь, что ты такъ учинил: ты бывал у государскихъ /л. 38/ у великихъ делъ и то тебе за обычай, а ведаешь самъ, какое ныне за грех нашь в государьстве нестроенье[508].
И будет, господа, вперед учнутъ к вам з Двины или отинуды откуды посланцы[509] или иные какие иноземцы о посольском или о ином о каком о государьственном и о земском деле приезжати[510], а учнутъ прошатца к Москве, и вамъ бы, господа, такихъ иноземцов роспрашивая подлинно, о всем отписывати наперед к намъ с нарочными гонцы наспех, а самих ихъ, не обослався с нами, без указу с Вологды к намъ не отпущати, а велети им побыти на Вологде до тех местъ, покаместа об них от нас указ вам будет, и приставом у них велети быти и кормы им давати, смотря по людем и по делу, и береженье во всемъ держати по прежнему, какъ бываетъ к иноземцом береженье.
Писана на стану у Троицы в Сергиеве монастыре, лета 7120-го августа въ 17 день.
Там же. Л. 37–38. Отпуск. 370 х 154; 357 х 154. Листы имеют значительные повреждения, подклеены.
Публ.: Богоявленский, Рябинин. С. 59.
№ 10.9.
На Двину в Архангилской город господам воеводе князю Федору Ондреевичю Татеву[511][512] да столнику и воеводе князю Ивану Григорьевичю Долгоруково да дьяку Путиле Григорьеву бояре и воеводы и Дмитрей Пожарской с товарыщи челом бьют.
Писали[513], господа, к нам вы, князь Иван Григорьевич да дьяк Путило[514], и прислали з двинскимъ стрельцом с Васкою[515] да с посадцким человекомъ съ Первушкою шкотцкого немчина Якова Шава с толмачомъ да с людьми его сама четверта. А послан тот немчин к намъ, бояромъ и воеводам[516][517] от волново господина от Андреяна города[518] Фладорфа да от агличан от началников воинских людей от Артора Ястона да отъ Якуба Гиля з грамотою, а в грамоте своей те немцы Андреян съ товарыщи писали и речью немчин Яков Шав ска[519][520] зывал, /л. 40/ что Ондреян с товарыщи идут к нам на помочь с воинскими людьми. Да тут же объявился с ними Яков Мержерет, а тот Мержерет многое зло Московскому государству учинил, а ныне за то у полского короля в раде, и то знатно, что[521] они то за люди и умышленье Жигимонта короля, как бы ему нибудь Московскому государству зло учинити[522].
А на Двине есте того немчина об его приезде к Архангильскому городу и об отпуске его к намъ есте не отписали, а отпустили[523], а нынешнее розстроенье ведаете сами, что ныне за грех за нашъ делаетца. И то учинил ты, диак Путило, нераденьемъ, пьян[524]: преж сего и не в такое ростройное время при государехъ бывало о посланникех, и о гонцех, и о всяких иноземцех розспрашивая подлинно и проведывая у них про всякие вести, писывали наперед их к Москве, а без указу к Москве их не отпускивали. /л. 41/
И вам было, ведая нынешнее въ земле нестроенье, таких иноземцов, роспрашивая подлинно, о всем отписывати к намъ, а самих их без указу не отпускати, чтоб они здесь не розсматривали и не проведывали ни о чем. И будет, господа, вперед учнут к вамъ морскимъ или сухим путем ис которых ни буди государствъ посланцы или иные какие иноземцы приезжати, а учнут сказывати за собою великие земские дела и учнут к нам проситися, и вам бы, господа, тех посланцов или иных каких иноземцов по прежнему обычаю, как бывало наперед сего, спрашивати их напереди, от ково они и с каким делом хто посланъ, и о вестех о всяких у них проведывая подлинно, отписывати наперед к намъ в полки и без обсылки без указу таких иноземцов без ведома к намъ не отпущати и им до тех местъ, покаместа об них от нас к вамъ указ будет, велети быти на Двине и приставом у них велети быти и корм им давати, смотря по делу и....их и береженье к ним держати, как бы...иноземцом преж сего. А на Двине б /л. 42/ есте жили с великимъ береженьем, на городе б... и по приметным местам[525] сторожи и караулы были крепкие и на...стей посылали в лехких судех разъезжати и смотрить накрепко, чтоб с воинскими людми карабли к Архангильскому городу не пришли и безвестно лиха не учинили. А будет Ондреян Флодерат с товарыщи придут к Архангилской пристани, и вы б им велели постояти, покаместа от нас указ будет, неблизко города, где будет пригож, кормъ им[526]...почесной, послали яловиц, и боранов, и куров, и вина [романеи][527], меду[528], и хлебов, и кола[чей], какъ бы им мочно[529] издоволитись, и в поденной кормъ им давали[530], смотря... их, какъ пригож, покаместа от нас...[к в]ам указ будет. А будет они учнут[531] говорити, что они идут до го...воинских людех, и вам бы их [отпустить]...
Там же. Л. 39–42. Отпуск. 265 х 150; 243 х 148; 368 х 149; 305 х 152. Л. 42 имеет значительные утраты левого и нижнего краев, подклеен.
Публ.: Богоявленский, Рябинин. С. 60–61.
РГАДА. Ф. 35. Сношения России с Англией. On. 1. № 45. Л. 1–20, 34, 21–28, 28а, 29–31, 31а–33, 35–36, 36а–42 (без конца). Подлинник, отпуски, черновые записи. Листы ветхие, на слабой бумажной основе, часть листов подклеена в 1950-х гг. Филиграни не просматриваются.
№ 11
1613 г., после 20(30) июня — до 3(13) июля. — Наказная память (первая) царя Михаила Федоровича (из Посольского приказа) российским послам в Англию «наместнику Шацкому» А. И. Зюзину и дьяку А. Витовтову[532] /л. 139/
...Да память посломъ Олексею Ивановичию Зузину да дьяку Олексею Витофтову: какъ, аже дастъ Богъ, будут они в Аглинской земле и у короля на посольстве, и после посольства у думных людей и нечто думные люди учнут ихъ спрашивать про цесаревых и про аглинских немецъ, /л. 139 об./ про вольного господина про Ондреяна Фрейгера и про Артора Естона, и про Якуба Гиля, которые с воинскими с наемными людми пришли на караблех к Архангильскому городу во 120-м году; что государь их Якуб король, ведая Жигимонта короля перед Московскимъ государством неправду и крестопреступленье и памятуючи прежних великих государей царей и великихъ князей росийских славные памяти с великою государынею с Елисавет королевною крепкую дружбу и братцкую любительную ссылку, оказуючи к царьскому величеству любовь свою, поволил своего /л. 140/ государства воинскимъ людем в Московское государство приезжати и из найму Московскому государству служити, и против польских и литовских людей стояти. И в прошлом во 120-м году с ведома государя их Якуба короля пошли из Аглинского государства на караблех к Архангильскому городу для помочи послужити из найму Московскому государству Цесаревы области вольной господинъ Ондреян Фрейгер да Якуб Гиль да агличанин Артор Естон, а с ними воинских людей человекъ со сто, и грамота имъ проезжая во все государства дана за королевскою рукою и за печатью. И слух имъ про те воинские люди есть, что /л. 140 об./ они до Архангильского города дошли здорово. И Московского государства бояре тех воинских людей в Архангильскомъ городе задержали неведомо для каких причин и корму не давали, и почести имъ ни в чемъ не учинили, и держат ихъ и посяместа[533] в Московскомъ государстве напрасно, кабы невольников, а они люди воинские чесные и в службах своих верны во многих государствах.
И Олексею Ивановичю и дьяку Олексею говорити: в прошлом во 120-м году пришли из Аглинские земли на караблех, а сказались воинские люди, а начальные в них люди /л. 141/ Цесаревы области города Фладорфа вольной господинъ Андреян Фрейгер да Якуб Гил, да агличанин Ертор Естон, а с ними воинскихъ людей человекъ со сто. А сказали: пришли они с ведома государя вашего Якуба короля и Недерлянские земли вельмож Московскому государству из найму послужити и против польскихъ людей с рускими людьми стояти заодно, и грамоту проезжую во все государства царьского величества воеводам за королевскою рукою и печатью казали. А грамот с ними от государя вашего Якуба короля и от иных ни от которых государей Московского государства к бояром /л. 141 об./ сказывали, нет. А наперед своего приезду незадолго из Амборха присылали к бояромъ ротмистра Якова Шава, ас нимъ о своем приезде прислали грамоту за своими руками; и у той грамоты рука Якова Мержерета, а писано про него, что он наймует воинских людей, а будут за ними в Московское государство на весну рано. А тот Яков ведомой враг Московскому государству, всему Московскому государству про него ведомо: пришел он в Московское государство ис Цесаревы области з дияком с Офонасьемъ Власьевым при царе Борисе на его государево имя служити: и царь Борис /л. 142/ пожаловал его поместьем и вотчинами, и денежным жалованьемъ. И был он у иноземцов в ротмистрех. А при царе Василье бил он челом, чтоб его отпустить в его землю. И царь Василей его пожаловал, отпустил его в его землю со всеми его животы, что он в Московскомъ государстве нажил. И тот Яков, забыв к себе царьское жалованье, приходил под Москву з гетманомъ Желковскимъ, а после Желковского остался на Москве в порутчиках у поляка Борковского и Московское государство вместе с польскими и с литовскими людьми разорял и кровь крестьянскую лил, и, награбився в /л. 142 об./ Московскомъ государстве богатества, отшол в Польшу, и у короля за то честь и жалованье получил. И тому какова добра Московскому государству хотети?
Да и то Андреян Фрейгер с товарищи сказывали, что тот Яков Мержерет ссылался с таким же вором, с ызменникомъ Московского государства с Ывашком Зарутцкимъ. А хотел, наняв людей, итти к нему на помочь, будто на польскихъ и литовских людей. А тот Яков в совете и в промыслу ныне воинских наемных людех объявился и хотел к Архангильскому городу с воинскими наемными людьми быти с ними ж вместе. Да в наши ж города к нашимъ /л. 143/ воеводамъ свейского короля воевода Яков Пунтосов писал и приказывал, что те капитаны Ондреян Фрейгер с товарищи, с неметцкими воинскими людьми пришли в Московское государство умышленьемъ и засылкою Жигимонта короля для всякого лиха и для своей корысти, где б имъ воевати и грабити, и от них бы в Московскомъ государстве в тех местех, где они будут, надобно беречися, чтоб, оплоша, оманомъ и искрадом над рускими людьми какого лиха не учинили; а что де они ни говорят, и тому де ничему верити нельзе, все сказывают ложно, лукавством. Подлинно он, /л. 143 об./ Яков, про них ведает, что они пришли королевскою засылкою, оманомъ для всякого лиха, и имъ бы однолично не верити ни в чемъ, и из государства их выслати, покаместа от них никакое лихо в Московскомъ государстве не учинилось.
И по той их с Яковомъ Мержеретомъ дружбе и совету и по Яковлеве Пунтосова отписке верити было им нечему и к городу приставати было им не пригодилось. И Архангильского города воевода для государя их Якуба короля принял ихъ чесно, и кормы имъ давал довольны, и о их безвесномъ приезде писал Московского государства к бояромъ. И Московского /л. 144/ государства бояре, ведая прежних великих государей наших царей росийских братственную любовь и крепкую дружбу с великими государи вашими аглинскими короли и для нынешнего великого государя вашего Якуба короля, тех немецъ, Ондреяна с товарищи и воинских людей велели во всем чтити и кормы имъ велели давати довольны и береженъе во всемъ велели к нимъ держати, а назад было имъ зимним путем итти некуды. А те немцы царьского величества бояром сказывали за собою великие дела, которые годны будут царьскому величеству и всему Московскому государству, а опричь /л. 144 об./ больших бояр того дела они не объявят никому, и жили они в Московскомъ государстве в чести в великой.
А какъ по божией милости великий государь наш царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии самодержецъ учинился на Владимирскомъ и Московскомъ, и на всех великихъ государствах Росийского государства великимъ государемъ царемъ и великимъ князем всеа Русии, и великий государь нашъ его царьское величество, помнячи прежнюю братцкую любовь и дружбу государей наших царей росийских с великою государынею вашею царицею с Елисавет королевною, и для государя вашего Якуба короля, /л. 145/ оказуючи к нему, великому государю, братцкую свою любовь и доброхотенье, отставя то все, что у них с Яковомъ Мержеретом был совет и что писал про них свейской воевода Яков Пунтосов, по своему царьскому милосердью и премудрому разуму положил и на то, что Ондреян с товарищи учинили были совет с Мержеретомъ, не ведая его воровства и грубости к Московскому государству, а Яков Пунтусов писал про них на смуту, велел Артора да Якуба и с ними капитанов и лутчих людей с Колмогор взяти в Ярославль.
И Артор и Якуб с товарищи по царьского величества /л. 145 об./ милостивому повеленью были в Ярославле царьского величества у бояр и говорили они царьского величества бояромъ, что, слыша они польского Жигимонта короля перед Московскимъ государством неправду, пришли они в Московское государство о добромъ деле с ведома великого государя Якуба короля и Галанские земли властелей Московскому государству послужити с воинскими наемными людьми и против польских людей с рускими людьми стояти заодно. А грамот с ним Якуба короля и иных никоторых государей Московского государства к бояромъ и к земле нет, только сказал[и] /л. 146/ у себя великого государя вашего Якуба короля проезжую грамоту. И царьского величества бояре, выслушав их речей про их приезд, доносили до царьского величества. И царьское величество тех воинских людей пожаловал, велел имъ свое государево жалованье кормы давати доволны и чтити, и во всем береженье держати, покаместа они в Московскомъ государстве побудут. И ныне те воинские люди живут великого государя нашего в государстве в горо-дех в покое и в чести, по воле, дожидаютца караблей, на чомъ имъ итти за море. А какъ карабли придут, и по царьского величества /л. 146 об./ указу отпускъ имъ будет вскоре по королевской проезжей грамоте. А задержанья имъ, и бесчестья, и неволи никоторые в великого государя нашего государстве нигде не было.
А будет про тех немец королевские советники и говорити не станут, и Олексею Ивановичю и дьяку Олексею у них самим позаврати и объявити, какимъ они обычаем в Московское государство пришли и с ведома ль Якуба короля они пришли в Московское государство или собою...
РГАДА. Ф. 35. Сношения России с Англией. On. 1. Кн. 3. Л. 139–146 об. Список первой четверти XVII в. (после 1614 г. до 1626 г.).
_ Публ.: Посольская книга по связям России с Англией 1613–1614 гг. Подг. текста и вступит, статья H. М. Рогожина. М., 1979. С. 138–144 (с отдельными опечатками; описание рукописи — там же. С. 18–23).
№ 12
Светлейший наимогущественнейший император, милостивейший государь.
Не могу не донести всеподданнейшим образом Вашему императорскому величеству, как мне стало известно, что один француз, каковой был здесь и в прошлом году, и имени которого я не могу написать (из-за того, что оно бывает весьма различным, [ведь он] для большего своего удобства называет себя то Александром французом, то Михаилом и Лескером), вновь прибыл сюда в земли Вашего императорского величества. И хотя теперь у него при себе якобы есть рекомендации от светлейшего и высокородного князя и государя Морица, урожденного князя Оранского, статхальтера Объединенных Нидерландов и генерала, он [француз] мог легко ухитриться достать их благодаря своей ловкости, заступничеству иных лиц и тому, что о его подлинной сущности не было известно, ведь Экселленц [Мориц] охотно выказывает расположение и доброе отношение ко всем иностранцам, проявляя к ним одинаковую благосклонность. Однако вышеуказанный француз известен во многих местах своими скверными деяниями, в особенности устроенным им предательством, оплаченным польским королем, когда [француз] поклялся убить шведского короля, и иными такими же нечестивыми злодействами, за каковые, должно быть, попал в длительное заключение, как Вашему /л. 1 об./ императорскому величеству могут всеподданнейше донести полковник Хилл и капитан Шоу, которым его проделки хорошо известны. И поскольку сей негодяй, чтобы приукрасить свое дело, не стеснялся изрядно приставать к ним и другим с трогательными речами, следовало бы разузнать, хотел ли он, может быть, [действительно] привезти некие достохвальные средства, полезные Вашему императорскому величеству и вашей стране [как он утверждает], или же замышлял такие же [как и в отношении других] злодейства против особы Вашего императорского величества и блага Вашей страны, поскольку он признался, что бросил в море у Архангельска много бумаг и писем.
Поэтому из особого всеподданнейшего чистосердечного почтения, каковое я испытываю к Вашему императорскому величеству и Вашей стране, я и не мог умолчать и не поставить всеподданнейше о том в известность Ваше императорское величество, чтобы Вы со многими честными людьми (которым он недостоин даже воды подать) предусмотрели быть настороже по отношению к нему как [...] человеку и не давали бы веры его лживым и бесчестным [...] словам без достаточных [на то] причин и оснований.
Помимо того Ваше императорское величество, без сомнения, хорошо помнит, каким образом я наряду с сэром Артуром Астоном и полковником Яковом Хиллом, [преодолев?] тяжелый путь, отправился в эту державу с намерением всеподданнейше верой и правдой нести службу тогда поставленному [...] правительству, и еще более Вашему императорскому величеству после его счастливого избрания, пребывая теперь здесь уже целый год /л. 2/ в ожидании всемилостивейшего ответа и резолюции, при том, однако, что в результате поездки в сию державу прошло уже почти два года, как мы не были в нашей отчизне.
Между тем за это время скончались многие из самых близких мне людей, от которых мне осталось наследство, а до моих домашних дошли в конечном счете слухи и суждения, будто и я уже умер, почему мои близкие стали делить между собой мое имущество, и так с обеих сторон был причинен мне немалый ущерб. Очень прискорбно, что я в течение всего этого столь долгого времени трачу здесь средства на ненужные расходы на проживание, тогда как их следовало использовать на [пользу] благородным людям, поддерживать которых мне очень трудно.
Поскольку теперь приближается самое подходящее время, чтобы мне морским путем вновь пуститься домой, к своим, обращаю мою всепреданнейшую и смиренную просьбу к Вашему императорскому величеству о том, чтобы Вы милостиво соизволили разрешить мне отправиться назад домой, и для того повелели бы выдать паспорт и обратили бы свое милостивое императорское внимание на понесенные мной разнообразные убытки.
Каковых я как из долга, так и из чрезвычайной и непреодолимой нужды всеподданнейше не скрываю от Вашего императорского величества, которому да пошлет всемогущий Бог долгое счастливое правление.
Дано в Холмогорах 2 июля 1613 г.
Вашего императорского величества всеподданнейший смиренный слуга
Барон Адриан фон Флодроф
Перевод адреса на л. 2 об.: Всесветлейшему наимогущественнейшему государю и великому князю Михаилу Федоровичу, императору всея Руси и других владений, государю и повелителю. Нашим милостивым господам.
РГАДА. Ф. 32. Сношения с Австрией. 1613. № 2. Л. 1–2. Подлинник на немецком языке. 307 х 202, 305 х 190. Листы повреждены, подклеены, фрагменты текста утрачены.
Там же. Л. 3–6. Перевод на русский язык конца XVIII в. 342 х 207.
Пометки на об.: л. 2 (адрес): Dem Allerdurchleüchtigsten Großmechtigsten Herren vndt Großfürsten Michaylo Federowitz Keyser aller Rüssen vndt anderer Herrschaften ein Herr vndt Herscher. Unseren Gnedigen Herren.
Ниже почерком начала XVII в.: Писана грамота с Колмогор ко государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всеа Руси о франчюженине о изменнике, а писал Адриян Фригер.
Ниже тем же почерком: Взять Переславле, а писал Адриян Фрегер, у Ульянка Игнатьева[534].
Рядом с немецким адресом почерком XVIII в. (тем же, которым сделан перевод): 1613 июля 2. Пишет кесарем царя Михаила Федоровича.
№ 13
№ 13.1.
Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии холопи твои Никитка Пушкинъ[535] да Путилко Григорьев челом бьют.
В нынешнем, государь, во 121-м году июня в 24 день приходили к нам, холопем твоим, в сьезжую избу Галанские земли гость Юрьи Клинкина да Петръ Петров сынъ Фанбаргинъ да Галанские ж земли торговые люди Роман Пантелеев да Онтон Марков. А сказали, государь, нам: июня де в 23 день пришел к Архангилскому городу на карабле Галанские земли с торговым человеком с Юрьем прозвище сь Ершом фрянцужанинъ Фрянцискус. А тот де фрянцужанинъ Фрянцыскус был здесь у Архангильсково города и в Ярославле у бояр в прошлом во 120-м году. А к ним де, к торговым людем, с тем немчином писали из Астрадама города приказные люди бу-имистры, чтоб ево у Архангильского города намъ объявити и о том говорите, чтоб намъ его отпустить к тебе ко государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии, и грамоты де у него есть. А о каких делех у него грамоты и от кого он и х кому едет, того они не ведают. И нам бы тому фрянцужанину велеть быти у себя, а им де тот немчин не надобен и они его не знают. И мы, государь, тово ж часу велели сотнику стрелецкому Ивану Напольскому по того немчина ехати на карабль и велели ему быти у себя в съезжей избе. И тот немчин фрянцужанин тово ж дни у нас в съезжей избе был. И мы, государь, того немчина роспрашивали, которые он земли и какой человек, торговой ли или служивой человек и какъ его зовут и от кого он и х кому едет и грамоты у него от которого государя /л. 2/ или от которых державцов которые земли к тебе, государю, или к бояром есть ли. И про тобя, государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии, что божиею милостию на Владимирском и на Московском государстве учинился государем царем и великим князем ты, государь наш царь и великий князь Михаило Федорович всеа Русии, в их земле ведомо было ли.
И немчин фрянцужанин нам, холопем твоим, в роспросе сказал: Зовут ево Фрянцыскусом де Лискер, Фрянцовские земли служивой человек. А послан де он Московского государства к бояром и ко всей земле из Фрянцовские земли от фрянцовского князя от марграфа Фимаркунского[536] да от племянника его от марграфа Наруляка[537] о добром деле. А про тебя де, государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии, в их земле подлинные вести не было, а слух де был. А в прошлом де во 120-м году посылан он был Московского государства к бояром и к воеводам от тово ж фрянцовского князя от марграфа Фимаркунского. И мы, государь, тому немчину фрянцужанину велели дать двор и кормъ. А для, государь, подлинново роспросу велели тому немчину быти у себя июня в 25 день. И тот немчин у нас в съезжей избе был, и того немчина про Польское и про Свеиское и про иные государства, что в тех государствах делаетца и что у них про Московское государство умышленье, мы, холопи твои, роспрашивали. А роспрося, послали к тебе к государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии /л. 3/ Архангилсково города с пятидесятником стрелецким с Терешкою Филиповым июля в 3 день. А кормъ ему велели дать до Вологды на две недели, июля с 5-го числа июля по 18 число, дватцать три алтына две деньги, по десяти денег на день. А у Архангилского, государь, города того немчина держать до твоего государева указу не смели, потому что Галанские земли торговые люди нам, холопем твоим, сказали, что тот немчин им не надобен и они его не знают. Да сказывал, государь, нам про того немчина фрянцужанина московской переводчикъ Иван Фоминъ[538]. Сказывал де ему Аглинские земли Якуба короля посланник Ульян Ульянов, а Ульяну де сказывал галанец торговой человекъ Давыд Ларемит, что тот немчин фрянцужанинъ Фрянцыскус, как был в прошлом во 120-м году у бояр в Ярославле, и от бояр отпущен за море, и он де во всю зиму был у польского короля и по польски де он гораздъ, да таит для лазутчества, а тот де немчин прямой вор лазутчикъ, послан от польского короля.
И мы, государь, приказывали пятидесятнику стрелецкому Терешке Филипову, чтоб с тем немчином ехал дорогою бережно и никого к нему пропускати не велели. А х Колмогорскому посаду пятидесятнику Терешке приставать не велели ж, для того что на Колмогорах Цысаревы области немецкой воевода Ондреян барон Флодовской, а велели с немчином ехать болшою рекою. А какъ с ним вь Ярославль приедет, и мы, государь, велели про него в Ярославле сказати воеводам князю Ивану Хованскому да Семену Головину да дьяку Василью Юдину и в Ярославль к воеводам об нем писали. А к Москве с ним до твоего государева указу ехать не велели. А что немчин в роспросе нам, холопем твоим, сказал, и мы, государь, те его роспросные речи послали к тебе государю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии под сею отпис[кою].
РГАДА. Ф. 150. Дела о выездах иностранцев в Россию. On. 1. 1613. № 2. п. 1–3. Подлинник: 380 х 145; 320 х 145; 387 х 145. Листы побиты, л. 3 по краям истлел. Филигрань — двуручный небольших размеров кувшин; на л. 1 — завершие в виде розетки с полумесяцем; на л. 2, 3 — поддон и тулово кувшина.
Пометки на об.: л. 1, посередине листа (адрес): Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии. В Посольской приказ.
Рядом (зеркально) пометка о получении: 121-го июля в 31 день с пятидесятником стрелетцким с Терехом Терентьевым.
Вверху листа помета: Чтена. Велеть в столп.
№ 13.2.
Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии холопи твои Михалко Темкин-Ростовской[539], Гришка Пушкин[540] челом бьют.
В нынешнем, государь, во 121-м году июля в 20 день писали, государь, к нам, холопемъ твоим, з Двины Микита Пушкинъ да Путило Григорьевъ и прислали с пятидесятником да с стрельцом с Ываном Крыловым немчина фрянчюженина Фрянцыскуса наспех для того, что деи за тем немчином великие ратные вести, а на Двине ничего не сказал. И того немчина привезли на Вологду к нам больного. И мы, холопи твои, того немчина для его болести, чтоб на дороге не пропал, роспрашивали, посылали толмача сотника стрелецкого Григорья Роговского да подьячего Петра Самсонова. А в роспросе, государь, фрянцуской немчин Миколай Иванов сказал, что деи подлинно умыслъ немецких людей у аглинских и у свитцких и иных земель немецких. А по ссылке и по грамоте Якова Пунтусова присоветовали у них, что к Архангельскому городу и к Соловком приступати. А большой у них воевода во всех князь Яков агличанин. А взяв Архангельской город, сам хочет и засесть, а иными [кора]б[ли] /л. 5/ хотят приступать к Соловком. А пешие деи многие люди немецкие хотят итти сухимъ путем къ Якову Пунтосову в Новгород.
А ево деи послал боярин ево фрянцовского короля сродич Марко Фрольиондрян[541], радеючи тебе, государю. А к Новугороду король свитцкой самъ пошол со многими людьми на выборъ. А тут деи воеводы ево розных земель хотят воевати все поморские места, а сходистесь всемъ к Новугороду. А Иван де Ульянов много изменяет тебе, государю, хоти деи к тебе, ко государю, и пишет от земли грамоты советные, и то деи все обманом. А сверхъ, государь, того сказал, что есть деи у него листъ за печатью боярина ево фрянцского короля Марка Фрольюидряна и в том деи листу у него про все подлинно написано.
И мы, холопи твои, того немчина послали к тебе, ко государю, к Москве с тем же пятидесятником да с стрельцом, дав им до Ярославля кормъ и подводы, июля в 21 день.
Там же. Л. 4–5. Подлинник. 384 х 145; 290 х 145. Л. 4 по краям истлел, порвался и частично осыпался. Филигрань — двуручный кувшин небольших размеров; л. 4 — поддон и тулово; л. 5 — завершие в виде грозди винограда.
Пометки на об.: л. 4, посредине листа (адрес): Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии. В Розряд.
Рядом (зеркально) пометка о получении: 121-го июля в 31 день привез Офонасей Погожево.
Вверху листа помета: В Посольской приказ.
Л. 5, приказная помета: Неметцкой Артор Астона с товарыщи и фаранцуженина.
№ 13.3.
Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии холопи твои Ивашко Хованской[542], Сенка Головин[543], Васка Юдин[544] челом бьют.
В нынешнем, государь, во 121-м году июля в 25 день писали к нам от Орхангильсково города воевода Микита Пушкин да дьяк Путило Григорьевъ и прислали немчина француженина Францускуса де Лискера Архангильсково города с пятидесятником стрелетцким с Терешкою Филиповым да с стрельцом с Ыванком Крыловым. А пришол де, государь, тот немчин из заморья к Архангильскому городу на карабле, а послан де он Московского государства к бояром и ко всей земле из Францовские земли от францовского князя от марграфа Фимаркунского да от племянника его от марграфа Наруляка /л. 7/ з грамотами. А про тебя де, государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии, въ их земле подлинные вести не было.
И мы, государь, тому немчину до твоего государева указу велели побыть въ Ярославле и велели быть у нево в приставех сотнику стрелетцкому Якову Векову. А Архангильского города пятидесятника стрелетцкого Терешку Филипова отпустили к тебе к государю с отписками июля в 25 день. А корм де, государь, тому немчину Францускусу даван у Архангильсково города по десяти денег на день. И мы, государь, корм ему велели давати по тому ж, по десяти денег на день.
Там же. Л. 6–7. Подлинник. 365 х 150; 362 х 150. Филигрань — двуручный кувшин небольших размеров; л. 6, 7 — поддон и тулово с литерами IB с орнаментом в виде кружков (л. 7).
Пометки на об.: л. 6, посередине листа (адрес): Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии. В Посольской приказ.
Рядом (зеркально) пометка о получении: 121-го июля в 31 день с Терехом Терентьевым.
Вверху листа помета — резолюция: Послать с Москвы дворянина добра и велеть того француженина взять к Москве, а там у него б ему и товары все пересмотрить и переписать, и что писма будет, то у него поимать. И весть его бережно и не пропускать к нему никого.
№ 13.4.
Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии холопи твои Ивашко Хованской, Сенка Головин, Васька Юдин челом бьют.
В нынешнем, государь, во 121-м году писали мы, холопи твои, к тебе, государю, наперед сево с ерославцем с Офонасьем Погожим июля въ 25 день. Писали к нам, холопем твоим, от Орхангильсково города воевода Микита Пушкин да дьякъ Путила Григорьев и прислали немчина францужанина Францускуса де Лискера. А тот де, государь, немчин послан з грамотами Московского государства к бояром от францужского князя от марграфа Фимаркунского да от племянника ево от марграфа Наруляка. А про тебя де, государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии, въ их земле подлинные вести не было. И мы, государь, тому немчину велели побыть в Ерославле до твоево государева указу, а в приставех велели у него быть сотнику стрелецкому Якову Векову. /л. 13/
И июля, государь, въ 27 день сказывал нам, холопем твоим, пристав Яков Веков, что де тот немчин сказывает за собою твое государево великое дело. И мы, государь, холопи твои, посылали к нему голову стрелецково Микиту Безтужево. А велели ему допросить, какое за ним твое государево дело. И он, государь, Миките не сказал, а просился к нам, холопем твоим. И мы, государь, ему к себе в съезжую избу велели быть и ево роспрашивали. И он, государь, просил толмоча, а сказывал за собою твое государево великое дело и к тебе, к государю, к Москве просился, а сказывает у собя листы. Да он же, государь, в роспросе намечал немного по рускии и лаял немчина Якова Гила, что де тот немчин прошол к Московскому государству воровством, а он де на него подлинное воровство все ведает. А хочет /л. 14/ тебе, государю, известить, а только бы де, государь, немчина Якова Гиля не отпускати для того, что за тем Яковом великое воровство, а вам де я про его воровство не скажю, скажю де государю сам. Да и роспрашивать было, государь, ево некому, толмоча въ Ерославле нет. А которые немца служивые и торговые были в Ерославле, и оне все розъехалися. И мы, государь, холопи твои, того немчина к тебе, государю, к Москве без твоего государева указу отпустить не смели. И о том, государь, нам, холопем твоим, как укажешь.
Там же. Л. 12-14. Подлинник. 367 х 150; 338 х 150; 240 х 147 Филигрань — двуручный кувшин небольших размеров; л. 12, 13 — поддон и тулово с литерами I В; л. 14 — завершив в виде грозди винограда.
Пометки на об.: л. 12, посередине листа (адрес): Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии. В Посольской приказ.
Рядом (зеркально) помета о получении: 121-го июля в 31 день с ярославцом с Микитою Саксеевым.
№ 13.5.
Лета 7121-го июля в 31 день государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии веделъ стряпчему Левонтью Михай ловичю Пивову[545][546] ехати в Ярославль для того:
Писали ко государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии из Ярославля воеводы князь Иван Хованской с товарыщи: Июля де въ 25 день писали к ним от Арханильсково города воевода Микита Пушкин с товарыщи и прислали немчина француженина Францускуса де Лискера. А пришел деи тот немчин из заморья к Арханьильскому городу на карабле. А[547] преж де сего в прошлом 121-м году приходил тот немчин в Московское государство лазучством от польского короля, а ныне де по тому ж пришол воровством[548]. А послан Московского государства к бояромъ и ко всей земле от ис Францовские земли от францовского князя от марграфа Фимаркунского да от племянника ево от марграфа Наруляка з грамотами, и ныне тот немчин в Ярославле.
И Левонтью Михайловичю, приехав въ Ярославль, отдати воеводам князю Ивану Хованскому с товарыщи от государя грамоту, а отдав, итти к тому француженину на двор, где он поставлен, и пришед, сказать ему: Писали к царскому величеству о приезде из Ярославля во[еводы], /л. 9/ что он приехал от Арханьильскова города в Ярославль, и царского величества бояря велели ему[549] ехать[550] к Москве с ним[551] вместе. А что у него[552] есть какова письма и товаров, и то у него[553] писмо и товары бояря велели, переписав, привести с собою ж. А изговоря ему, пересмотрити у него письма и товаров, а пересмотря, переписати все налице, да что у него какова письма объявитца, и то письмо и товары у него взяти все. Да взяв в Ярославле у воевод под того немчина и под товары, что у него будет, подводы, ехати с ним ко государю к Москве наспех и письмо и товары, что у него возьмет, привести с собою. А к воеводам в Ярославль о подводах от государя писано ж. А едучи дорогою, береженье к тому немчину держати, чтоб он з дороги не утекъ и нихто б к нему в дороге не приходил и ни о чемъ не розговаривал. А тесносты ему никоторые в дороге не чинити.[554] А приехав к Москве, явитись с ним в Посольском приказе диаком думному Петру Третьякову[555] да Саве Романчюкову.
Там же. Л. 8–9. Отпуск. 385 х 150; 382 х 150. Плохая сохранность правого края и нижней части листов.
Филигрань — двуручный кувшин небольших размеров; л. 8 — поддон и тулово с литерами СВ; л. 9 — завершие в виде грозди винограда.
№ 13.6.
От царя государя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии в Ярославль воеводе нашему князю Ивану Ондреевичю Хованскому да окольничему нашему и воеводе Семену Васильевичю Головину да дьяку нашему Василью Юдину
Писали естя к нам, что июля в 25 день от Архан[гиль]сково города воевода Микита Пушкин прислал к вам въ Ярославль немчина француженина Францускуса де Лискера. А пришел тот немчин из заморья к Арханильскому городу на карабле, а послан он Московского государства к бояром и ко всей земле от францовского князя от марграфа Фимаркунского да от племянника ево от марграфа Наруляка з грамотами. И вы тому немчину велели быть вь Ярославле до нашего указу, а к Москве ево без нашего указу от-пустити не смеете. И нам бы вам о том велети указ учинити[556] И мы ныне послали в Ярославль стряпчево нашего Левонтья Пивова, а велели ему того немчина и что у него есть письма и товару[557], переписав, привести к нам к /л. 11/ Москве.
И какъ к вамъ ся наша грамота придет, а Левонтей Пивов вь Ярославль приедет, и вы б ему того немчина[558] и с ним что велено имать велели ему взять по наказу, каков ему наказ дан от нас на Москве, и подводы б естя ему и под немчина и под товары, что у него будет, дали по подорожной[559] и отпустили Левонтья к нам к Москве и велели ему[560] ехать к нам, не мешкая. А которого числа Левонтья из Ярославля с немчином отпустите[561][562], у того немчина[563] какова письма и товаров[564], и вы б о том к нам отписали, а отписку велели отдать в Посольском приказе диаком нашим думному Петру Третьякова да Саве Романчюкову.
Там же. Л. 10–11. Отпуск. 380 х 150; 317 х 150.
Филигрань — двуручный кувшин небольших размеров; л. 10 — поддон и половина тулова; л. 11 — поддон и тулово с литерами [G]R.
РГАДА. Ф. 150. Дела о выездах иностранцев в Россию. On. 1.1613. № 2. Л. 1-7, 12-13, 8-11. Без конца.
№ 14
№ 14.1.
Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии холопи твои Ивашко Хованской, Сенка Головин, Васка Юдин челом бьют.
В нынешнемъ, государь, во 121-м году июля въ 25 день в твоей государеве грамоте писано к нам, холопем твоим, за приписью твоево государева думново диака Петра Третьякова съ ярославцом с Матвеемъ с Побединским, что по твоему государеву указу велено у нас, холопей твоих, в съезжей избе быти немцомъ Артору Астону да Якубу Гилю с товарыщи и им сказати твое государево жалованье, что ты, государь, их пожаловал, велел отпустить въ их землю, дав им свое государево жалованье по росписи, какова от тебя, государя, к нам, холопем твоим, прислана. И мы, государь, холопи твои, по твоей государеве грамоте немцом Артору Астону да Якубу Гилю с товарыщи велели быти к себе в съезжую избу июля в 27 день во фторник и твое государево жалованье, бархаты и соболи имъ по росписи приготовили и велели им про то сказати приставу Олексею Поленову накануне тово дни, чтоб они про то ведали, что им у насъ, у холопей твоих, быть.
И пристав де, государь, Олексей Поленов про то имъ сказывал накануне тово дни. И как, государь, мы, холопи твои, велели им быти к себе в съезжую избу и послали /л. 57/ к нимъ Олексея Поленова, чтоб они к нам, к холопем твоим, ехали, да и детей боярских с ним послали, кому перед немцы ехати. И Олексей Поленов, приехав, сказал намъ, холопем твоимъ, которой де у них толмач был по твоей государеве грамоте, Ульянко Игнатьев, и тово де толмача немцы отослали неведомо куды. Да у них же де был руской детина, Ивашком зовут, и тово де нет же. И мы, холопи твои, говорили Олексею Поленову, что он у немец пристав, а тово не ведает, где толмач и руской детина отослан. И Олексей нам, холопем твоим, сказал: Я де тово не ведаю, где они послали толмача и тово Ивашка, а я де у них живу временемъ.
И мы, государь, холопи твои, посылали к немцомъ голову стрелецково Микиту Безстужево, а велели их допросить, куды они тово толмача послали. И немцы, государь, Артор Астон да Якуб Гиль с товарыщи сказали, что они тово толмача отослали для своего дела. А куды отослали, тово они не сказали, а говорили: Тот де толмач не государевъ, наш, куды де захотим, туды посылаем. /л. 58/
И мы, холопи твои, послали тово толмача Ульянка и руского детину Ивашка гонять по всем дорогам для тово: любо они побежали для воровства. А тем, государь, немцам Артору Астону да Якубу Гилю с товарыщи быти к себе не велели, потому что в Ярославле толмача нет и для тово, что они толмача отпустили неведомо куды. А которые, государь, были московские служилые и торговые немцы, и те все из Ярославля розъехалися, толмачить некому[565]. И того ж часу мы, холопи твои, посылали вдругорядь к немцам голову стрелетцкого Микиту Безстужево допрашивать про толмача про Ульянка. И они ему сказали: Мы де не скажем, где послали толмача, а воеводы де насъ держат для того, что приехал в Ярославль немчин француженин, на нас извещает.
И мы, государь, говорили Олексею Поленову, для чево тово [не] ведает и над немцы не назираетъ, толмача немцы послали неведомо куды. /л. 59/ И Олексей нам, холопем твоим, сказалъ: Я деи приезжаю к ним временем. А тому, государь, толмачю Ульянку Игнатьеву велено у тех немецъ быти по твоей государеве грамоте. А наперед его был у немецъ толмач Павел Томасов[566], и тот, государь, толмач Павел по твоему государеву указу отпущен к Москве.
Да писали мы, холопи твои, к тебе, к государю, наперед сего, что сказывал нам, холопем твоим, княж Юрьев человек Ушатого, Богдашко Семенов. Июля де, государь, в 22 день ехал он ис княж Юрьева помесья в Ярославль и наехал де, государь, он по вологотцкой дороге от Ярославля за десять верстъ немчина, а тот де немчинъ ходитъ пеш с пищалью по лесу.
И мы, холопи твои, Олексею Поленову говорили: для чево он немецъ так пущает и того не бережет, а для береженья /л. 60/ даны ему дети боярские и стрельцы. И Олексей нам, холопем твоим, сказалъ: Я де приезжаю к ним временемъ, а тово де не ведаю, куды немцы ходят. И мы, холопи твои, пристава Олексея Поленова за то до твоево государева указу велели дати за пристава, а у немецъ велели быть в приставех ярославцу Поснику Полоченинову. А немецъ, государь, до твоево государева указу отпускати не смеем. И о том нам, холопем своим, как укажешь.
А Олексея Поленова велел прислать к Москве за приставом и животы [его] переписать.
РГАДА. Ф. 150. Дела о выездах иностранцев в Россию. On. 1. 1613. № 3. Л. 56-60. Подлинник. 361 х 148; 338 х 145; 385 х 147; 350 х 145; 215 X 144. Листы на слабой бумажной основе, повреждены сыростью, следы влаги, правые края истлели. Филигрань — двуручный кувшин небольших размеров; л. 56, 57 — поддон и часть тулова с литерами С[І]; л. 58, 59 — завершие в виде розетки с полумесяцем.
Пометки на об.: л. 56, посередине листа (адрес): Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии. В Посольской приказ.
Рядом (зеркально) пометка о получении: 121-го июля в 31 день сь ярославцом с Микитою Саксеевым.
Вверху листа помета — резолюция: Бояре приговорили. Отписать, немец велеть отпустить и жалованье давать по прежнему указу, а то им выговорить: был у них толмач, и они того толмача послали к Москве, им не сказав, и того толмача взял в Переславле, и то они учинили не по пригож, для чесья, а им бы послать к государю к Москве, и они б, сказав им, воеводам, послали, и они 6 с ним послали пристава, и они о том писали к государю, и государь по своему государскому милостивому нраву их пожаловал, указал их отпустить по прежнему и проезжую грамоту им прислал за своею [пе]чатью, а француженину государь не поверил, что сказывал на них[567], и проезжая грамота им послать тотчас.
№ 14.2.
От царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии в Ярославль воеводамъ нашим князю Ивану Ондреевичю Хованскому да окольничему нашему и воеводе Семену Васильевичю Головину да дьяку нашему Василью Юдину.
В нынешнем 121-м году июля в 31 день писали есте к нам с ярославцом с Микитою с Саксеевым, что июля в 27 день по нашему указу велели были есте немцом Артору Эстону да Якубу Гилю с товарыщи быти у себя в съезжей избе и наше жалованье им сказати и по росписи роздати и отпускъ им сказати. И велели приставу их /л. 62/ Олексею Поленову накануне того дни имъ сказати[568], что им у вас быти назавтрее[569]. И того дни пришед к вам, пристав Олексей Поленов сказал: Которой де у них был толмач Ульянко Игнатьевъ, и того де толмача немцы отослали неведомо куды, да у них же де был руской детина, Ивашком звали, и того нет же. И вы про толмача и про детину Олексея спрашивали, и Олексей вам сказал, что он про них не ведает, а приезжает к немцом врем[енем]. И вы /л. 63/[570] немцом посылали[571] голову стрелец[кого] Никиту Безстужего для допросу, куды они толмача послали. И немцы Артор да Якуб с товарыщи сказали, что толмача отослали они для своего дела[572], а куды послали, того не сказали. А говорили: Тот де толмач их[573], не нашъ. И вы[574] того дни немцом Артору с товарыщи быти к себе не велели, затем, что некому было толмачить. И того ж часу посылали вы от себя к немцом голову ж[575] Никиту Безстужего вдругорядь, допрашивать про толмача. И они говорили, что они того не скажут, где[576] послали толмача, а воеводы будто их держат для француженина, которой приехал в Ярославль[577] на них доводити.[578] Да преж сего[579] писали к нам[580], /л. 63 об./ что сказывал вам... ехал де он в /л. 64 об./ Ярославль и наехал о[н] за версть... ходит немчин по лесу с пищалью. И вы Олексея Поленова про того немчина роспрашивали, что он немец не бережет и того не ведает, куды немцы ходят. И Олексей де вам сказал то ж, что и преж того, что он у немец живет времянем[581]. /л. 64/ И вы Олексея велели держати приставу до нашего указу, а у немецъ велели быть в приставех ярославцу Поснику Полоченинову. А немец без нашего указу отпускати не смеете. И нам бы о том велети вам указ нашъ учинити.
И как к вам ся наша грамота придет, и вы б приказали к немцом с приставом с Посником Полочениновым[582], а велели имъ быти у себя в съезжей избе. А как они к вам приедут, и вы б их приняли честно, по прежнему нашему указу[583], как ведетца в посольских обычаях[584] при иноземцех и то им выговорили, что приехали они в наше Московское государство до нашего царского обиранья, нашего Московского государства к бояром и ко всей земле для помочи против наших и нашего Московского государства недругов. И они, будучи[585] в нашем государстве, позамешкали, потому что наше государство /л. 65/ было безгосударно. А как по милости всемогущего Бога и по избранью всего Росийского царствия учинились мы великий государь на наших и преславных государствах Росийского царствия великим государем царем и великим князем всеа Русии самодержцемъ, и мы великий государь[586] для великих государей дражайшего и любезнейшаго брата нашево Матьяша цесаря и для любительного брата нашего великого государя[587] Якуба короля нашим царским милосердиемъ их поискали и нашъ царской милостивой ответ[588] имъ[589] учинен и наше царское жалованье и отпускъ им сказан. И для нашего[590] царского жалованья и отпуску быти было им у вас воевод наших. А толмач был у них Ульянко Игнатьевъ, и они неведомо для каких мер того толмача послали к Москве, вам, воеводамъ нашим, не сказав, а тот толмач...в Переславле. И то они, Артор Астон и Якуб Гиль, с товарыщи учинили не по пригож[591], что[592] будучи в чюжом государстве, так самовольством учинили[593]. /л. 66/ А будет имъ для чего и довелось было до нашего царского величества к Москве[594] и послати, и имъ было, сказав[595] вам, воеводам нашим, послати, а вы б с тем, кого б они послали к нашему царскому величеству послали пристава. А[596] то[597] ныне учинилось не по пригожу,[598] и вы о том писали к нашему царскому величеству И мы великий государь по своему царскому милосердому нраву[599] того, что они толмача послали к нам, вам не сказав за..[600] на милость[601], а пожаловали, велели им наше[602][603] царское жалованье дати и отпустити в их земли тотчас не задержав[604], и нашу царскую проезжую грамоту за нашею царскою печатью прислали. А служба их и доброхотенье к нашему царскому величеству и к нашему Московскому государству писана подлинно в проезжей грамоте. А что[605] француженин на них сказывал, и наше царское величество в том ни в чем ему не поверили, и во всемъ имъ нашъ царской милостивой указ[606] и отпускъ /л. 67/[607] велено вамъ имъ учинити.
А для толмачества в те поры, как у вас будут немцы, велели б есте быти и перед собою толмати неметцкому переводчику и толмачю Дмитрею Миколаеву, которой послан ныне[608] с послы нашими в Датцкую землю,[609] буде у вас вь Ярославле иного толмача нет[610]. И вы, говоря им[611], роздав наше жалованье, кубки и отласы и соболи все по росписи[612].[613] А будет кубков в Ярославле добыти не мочно, и вы б в кубков место дали им из нашие казны по дватцати рублев денег, и кормъ им в дорогу... /л. 68/ дали по прежней грамоте сколько человек пригож, и то им давали... ехати... А роздав им наше жалованье, отпустили их из Ярославля, не задержав, по прежнему нашему указу. А в приставех отпустили с нимъ[614] Посника Полоченинова и велели ему с ними ехати и кормъ им по росписи сполна давати с береженьем и во всемъ держати по нашему наказу, каков к нему послан с Москвы[615] ис Посольского приказу за приписью думного[616] диака нашего Петра Третьякова. А Олексея Поленова прислали б есте к намъ к Москве с приставом с кем пригож, з добрым[617], а животы его на дворе, или инде у кого в Ярославле скажут, велели, переписав, запечатать своими печатьми.
А как у вас по нашему указу немцы Артор Естон и Якуб Гиль с товарыщи для нашего царского жалованья и отпуску[618] будут иль то, против того, что им выговорите, поговорят и ради будут нашему царскому жалованью и отпуску и не поставят ли они себе о толмаче оскорбленья, и как немецъ из Ярославля отпустите и сколько и до коих мест дадете им корму, и вы б об их отпуске и о всемъ отписали подлинно к нам к Москве, а отписку велели отдати в Посольском приказе. /л. 68 об./
[619] А про руского малово Ивашка и про немчина, которого видели по дороге, а он ходит по лесу с пищалью, и вы Олексея Поленова роспросили[620], толмача Ульянка Игнатьева[621] и того руского малого Ивашка[622] немцы куды послали и где ныне тот малой скажут, и вы б по того малого послали и велели его, сыскав, привести к себе и по тому ж его про все роспросили. Да что у вас про то про все объявитца, и вы б по тому ж к нам отписали, а отписку велели отдать в Посольском приказе.
Писан на Москве, лета 7212-го августа в 1 день. /л. 68/
Грамота послать и велеть [указ] устен о корму немцом.
Там же. Л. 61–68. Отпуск. 228 х 152; 170 х 151; 267 х 152; 269 х 152; 304 X 151; 283 х 150; 190 х 150; 390 х 150. Листы на слабой бумажной основе, со следами влаги, правый край во многих местах истлел. Почерк в ряде мест неразборчив, имеются утраты текста.
Филигрань — двуручный кувшин небольших размеров; л. 61, 62, 65 — поддон и тулово с орнаментом из кружков; л. 63, 64 — завершие в виде грозди винограда.
РГАДА. Ф. 150. Дела о выездах иностранцев в Россию. 1613. № 3. Л. 56–68 об. Подлинник и отпуск. Фрагмент дела об отпуске из России иностранных офицеров, живших на Холмогорах и в Архангельске — Андриана Флодорфа, Артемия Астона и Якуба Гиля. Всего в деле 75 листов.
№ 15
Списокъ с посольского листа[624].
Милосердия ради милости Бога нашего, в нихъ же посети насъ востокъ свыше, во еже направити ноги наша на путь мирен, сего убо Бога нашего в Троице славимаго милостию.
Отъ[625] великого государя, царя и великого князя Михайла Федоровича, всеа Росии самодержца, Владимирскаго, Московского, Ноугородцкаго, царя Казанскаго, царя Астороханского, царя Сибирскаго, государя Псковскаго и великого князя Смоленскаго, Тверскаго, Югорскаго, Пермскаго, Вятц[к]ого, Болгарского и иных, государя и великого князя Новагорода Низовские земли, Черниговского, Резанского, Ростовского, Ярославского, Белоозерского, Лифлянского, Удорского, Обдорского, Кондийского и всеа Северныя страны повелителя, и государя Иверские земли, Карталинских и Грузинских царей; и Кабардинския земли Черкаскихъ и Горских князей, и иных многих государьствъ государя и обладателя /л. 92 об./ Великого княжества Мегаполинскаго княземъ уделнымъ, Фіонмаркону да Руляку, милостивое наше царское слово.
В нынешнемъ, во 121-м году пріехалъ к намъ, великому государю, служити, на наше царское имя, француженинъ Миколай Францыскусъ и сказывалъ нашим приказным людемъ, что вы, ведая польского Жигимонта короля и пановъ радъ перед нашим Московским государьством многую неправду, нашему Московскому государьству доброхотаете. А что мы, великий государь, по Божией милости и по избранию всякихъ чиновъ людей всего Росийского царствія, учинилися на наших великих и преславных государствах великим государемъ, царемъ и великимъ княземъ, всеа Росии самодержцомъ, и вамъ было неведомо. Да тотъ же Францыскус нашим приказнымъ людемъ сказывалъ, что польской Жигимонтъ король и свейской Адолфъ король умышляютъ над нашимъ Московскимъ государьством всякими злыми умыслы. А умышляютъ /л. 93/ и промышляютъ по засылке польского Жигимонта короля, ведомой изменникъ и врагъ Московскому государству Яковъ Мержеретъ с своими советники, с такими ж изменники, а хотят, собрався с воинскими людми, нашего государства над Архангелскимъ городомъ и надъ Соловецкимъ монастыремъ, своимъ злохитрымъ умысломъ, промышляти. А напередъ себя для лазучества и оману прислалъ в наше государство своихъ советниковъ и в нашемъ государьстве всякое зло смышляютъ.
А какъ посыланъ былъ от бояръ наших и от всее земли, до нашего царского обиранья, к великому государю, брату нашему, к Матьяшу цесарю, Еремей Еремеев, и вы, советовавъ межъ себя и хотячи нашему Московскому государству добра, ты, Руляк князь до Цесаревы земли, до Праги, ездилъ, и сь Еремеемъ Еремеевымъ виделся тайно, и о делехъ, которые годны нашему Московскому государству, объявлялъ и речью с нимъ к бояромъ нашимъ о помочи, о наемных людех, и о иных, о добрых /л. 93 об./ делех приказывал, и о нашемъ государьстве раделъ и промышлялъ. Да и про то намъ, великому государю, подлинно известно ж, что вы, слыша то, что от польского Жигимонта короля и пановъ рад, черезъ многие ихъ крестные целованья, нашему великому Московскому государству учинилось, скорбите и жалеете и до нашего царского обиранья нашимъ государствамъ, бояромъ нашим и всей земле, хотели есте всякими мерами помочь чинити.
И мы, великий государь, слышу вашу к намъ, великому государю, службу, а к нашимъ великимъ государствам желательную любовь и доброхотение, васъ похваляемъ и наше царское жалованье к вамъ любително держати и воздавати хотимъ. А Жигимонта короля и пановъ радъ полских и литовских, что они учинили перед нашими государствы неправды, поруша мирное поставленье, черезъ многое крестное целованье, вамъ объявляемъ — какъ, Божиими праведными /л. 94/ судьбами, великого государя блаженные славные памяти царя и великого князя, дяди нашего, Феодора Ивановича, всеа Росии самодержца, не стало, оставя земное царство, отыде в вечное блаженство безчаденъ, а на великихъ государствах Росийскаго царствія, по избранію всех людей и всего Росийскаго царствія, учинился царь и великий князь Борис Федоровичь всеа Росіи, и при его державе, по вражию действу, а по злому умышленью и по ненависти польского и литовского Жигимонта короля и пановъ радъ, черезъ многое его королевское и пановъ радъ крестное целованье, в нашемъ Московскомъ государстве смута и межьусобье учинилося: некоторой воръ, чернецъ, еретикъ, имянемъ Гришка Отрепьевъ, за некоторые богомерскіе и скаредные свои дела, из Московского государства збежалъ в Литву, и сверглъ с себя черное платье, и аггельский образ обруга и врагом рукописаніе на себя давъ, аще коснется /л. 94 об./ царского, то от Бога отлучен будетъ, назвался царевичем Дмитреемъ Углецкимъ, великого государя блаженные памяти Царя и великого князя Ивана Васильевича, всеа Росіи самодержца сыномъ. А царевича Дмитрея Углецкого не стало до того времени за 13 летъ. И вражиимъ действомъ, а умышлением и споможениемъ польского Жигимонта короля и пановъ рад, тот вор и еретикъ дошел до царствующаго града Москвы, и злокозненымъ своим дьявольскимъ действом, и царского престола достиже и государемъ Московскимъ именовася. И видя его злую прелесть, и злобесного пса и волка на царскомъ престоле седяща, Московского государства бояре, и воеводы, и всякие служилые, и всякихъ чиновъ люди, сьехався изо всехъ государствъ в царствующий град Москву, и соединясь единомысленно, и облича того вора, злой смерти предали. А по убийстве того вора, по избранию всяких чиновъ людей и всего Російского государства, былъ на Московском государстве государемъ /л. 95/ из бояр от рода Суждалских князей, князь Василей Ивановичь Шуйской. И после того Жигимонтъ король и паны рада, умысля наше Московское государство смутити болши прежнего, и поруша перемирье, и преступивъ свое, и послов своих, и посланниковъ, которые были учинили миръ на Москве с царемъ и великимъ княземъ Васильемъ, крестное целованье, на Московское государство наслал другово вора, родомъ жидовина, назвавъ ево царевичемъ Дмитреемъ, бутто тотъ же воръ, которой былъ на Москве и съ Москвы убежалъ к нимъ в Полшу, живъ. И тотъ другой воръ, по королевскому ж веленью, собрався с польскими и с литовскими людми, пришед, под Москвою стоялъ таборами, и городы и уезды воевалъ, и кровь напрасную проливал, и к Москве приступал.
А полской Жигимонт король, через крестное целованье, городъ Смоленескъ взявъ и умысля с изменники Московского государства, с Михайломъ Глебова сына Салтыкова и сь его советники, которые изменили царю Василью, /л. 95 об./ отъехали х королю, писал и приказывал в Москву к бояромъ и всяких чиновъ людемъ, будто онъ, жалеючи о християнстве, пришелъ в Московское государство, чтоб государство успокоить и кровь уняти, а быти б на Московскомъ государстве сыну его, королевичю Владиславу, в нашей вере греческаго закона, и в вере поруганья и государского чину и поведенья не пременяти, и никоторого зла в Московскомъ государстве не делати.
И царь Василей для покою християнского, государство свое оставил, а на Московское государство изобрали были полского королевича Владислава, и з гетманомъ с коруннымъ с Станиславомъ Желковским о томъ о всемъ договор былъ учиненъ, и крестнымъ целованьемъ с обе стороны укреплен. И Жигимонтъ король и то гетмана своего корунного крестное целованье преступилъ, сына своего на Московское государство не далъ, и самъ от Смоленска не отшелъ. И по его веленью польские и литовские люди, и изменникъ Михайло Салтыковъ, оманомъ вошли /л. 96/ в Москву, и царя Василья, взявъ через крестное целованье, къ Жигимонту королю отослали. А царствующий град Москву велелъ полскимъ и литовскимъ людемъ выжечь и высечь, и церкви Божіи и монастыри осквернили, и святейшаго Гермогена патріарха Московского и всеа Росіи, с престола свергли и бояръ и всяких чиновъ людей безчисленное множество побили, и царствующий град Москву засели.
И Московского государства бояре и всякіе служилые люди, за ту его многую королевскую неправду, противъ его стали и, стоя под Москвою, гетмана Карла Хоткеева побили, и з запасы в Москву не пропустили, и Московское государство от полскихъ и от литовскихъ людей очистили. А на великих государствах, на Владимирскомъ и Московскомъ и Ноугородцкомъ, и на царствах Казанскомъ и Астороханскомъ и Сибирскомъ, и на всехъ великих и преславных государствах Російского царствия, по Божией воли и по племени великихъ государей, царей Російскихъ, а по благословению матери нашея, великие государыни /л. 96 об./, старицы иноки[626] Марфы Ивановны, и по избранию и по челобитью Московского государства царей и царевичевъ, которые служат в Московском государстве, и бояр, и околничих, и дворян, и детей боярскихъ, и гостей, и торговых людей всех городовъ всего Московского государства, учинилися государемъ, царемъ и великимъ княземъ, всеа Росии самодержцем, мы, великій государь, царь и великий князь Михайло Федоровичь, всеа Росии самодержецъ, понеже мы, великий государь, великого государя блаженные памяти царя и великого князя Ивана Васильевича, всеа Росии самодержца, законные супруги, а сына его блаженные ж памяти царя и великого князя Федора Ивановича всеа Росіи матери, великія государыни, царицы и великія княгини Анастасеи Романовны Юрьева, родного племянника Федора Никитича Романова Юрьева сынъ.
А учинясь мы, великий государь, на наших великих и преславных государствах Росийскаго царствия, послали есмя ко всемъ великимъ християнскимъ /л. 97/ государемъ государство наше обестити, и оправдался перед полскимъ Жигимонтомъ королемъ про его королевское и пановъ радъ передъ нами, великимъ государемъ, и перед нашими великими государствы многие неправды, которые он через крестное свое, и пословъ своихъ, и посланниковъ целованье Московскому государству учинилъ, всемъ великимъ християнским государемъ, его королевская и пановъ радъ неправда перед нами, великимъ государемъ, ведомо было подлинно.
А к вамъ послали есмя нашу любителную грамоту, а въ грамоте нашей про королевскую и пановъ радъ, перед нами, великимъ государемъ, и перед нашими великими государьствы, многие неправды и крестопреступленье объявили есмя вамъ короткими словы.
РНБ. Погод. № 9 1573. 4º. Л. 92-97 Список середины XVII в.
Филигрань (л. 92–97) — голова шута (с поворотом головы влево).
Публ.: АИ. СПб., 1841. Т. III. С. 4–7 (с пометкой о принадлежности сборника члену Комиссии П. Строеву).
№ 16
Государю царю и Великому князю Всея Руси Михаилу Федоровичу.
Позвольте известить Ваше Величество, что в соответствии с Вашим высочайшим приказом мы отплываем в Англию вместе с послом Вашего Величества Алексеем Ивановичем, который направлен к нашему великому государю и господину Джеймсу, Божьей милостью королю Великобритании, Франции и Ирландии, возлюбленному брату Вашего Величества. И, в соответствии с Вашим к нам доверием, мы готовы верно служить, помогая всеми силами и средствами послу Вашего Величества в том, что он сообщит нам или потребует от нас.
И поскольку письмо, которое наш государь и господин послал с нами преподобным митрополитам и отцам Церкви, а также боярам и общинам Вашей державы, мы решили переслать с нашим товарищем Фабианом Смитом, он, по прибытии ко двору Вашего Величества, будет готов предстать перед Вашим Величеством или тем, кого Ваше Величество назначит.
Между тем, если позволит Ваше Величество, есть некий посланный в Москву француз, который прибыл, как он заявляет, с письмами к боярам и должностным лицам Вашей державы, и (как мы узнали) в дороге, проезжая Вологду и другие места, такие как Ярославль, распускал самые лживые слухи о том, что мы прибыли сюда, чтобы предать народ и страну Вашего Величества, и что письмо, которое мы привезли от нашего великого государя и господина, лживое, а это задевает честь нашего государя и господина. И поэтому мы, будучи ревностно преданы и покорны священному имени и чести нашего великого государя и господина, смиренно молим Ваше Величество приказать, чтобы этот француз был допрошен, чтобы стало очевидно то, кем он послан, и чтобы он удерживался в Ваших землях до тех пор, пока Ваше Величество не будет уведомлено на его счет нашим государем и господином. Ибо, без сомнения, и мы в том уверены, что он — шпион, подкупленный противником этого государства, который, видя дружбу, что всегда была и по сию пору имеет добрые основания, между государями двух славных держав, России и Англии, желает при помощи таких низких бродяг помешать ей и уничтожить ее и, сея распри между двумя королевствами, порвать узы любви и дружбы, которые столь достойно так долго сохранялись. Но мы знаем, что Всемогущий разрушит их дьявольские происки.
В соответствии с приказом Вашего Величества мы снарядили и подготовили три корабля для послов Вашего Величества в Англии, Германии и Дании. Посол Вашего Величества в Германии Степан Михайлович и Симон Заборовский (Zaberousky)[627] сели здесь на корабль 22 числа месяца Августа, чтобы высадиться в Гамбурге. Сейчас 29 число, и посол Вашего Величества в Англии Алексей Иванович и Алексей Витов (Weytove)[628] готовы вместе с нами сесть на корабль. Наше пребывание здесь вызвано длительным ожиданием посла Вашего Величества в Данию князя Ивана Михайловича[629], который еще не прибыл сюда. Раньше мы также хотели увидеть, как он взойдет на корабль, прежде чем отплыть самим, но время года позднее, и, если он в начале следующего месяца не прибудет сюда, корабли уплывут, поскольку слишком опасно зимовать здесь целый год. Мы пойдем дальше, выполняя свой долг и служа Вашему Величеству и стране, чтобы осмелиться напомнить Вашему Величеству о необходимости хорошо укрепить и защитить Архангельск, замок Вашего Величества, и места на побережье. К этой цели стремятся враги этой страны, и, если она окажется в опасности, это приведет к весьма плачевным последствиям, ибо она есть врата королевства Вашего Величества; сюда стекается все необходимое для сохранения владений Вашего Величества, что трудно достичь другими средствами и способами.
И мы надеемся и смиренно умоляем Ваше Величество милостиво принять нашу скромную службу и соображения, происходящие от Ваших верных слуг, которые желают Вашему Величеству и Стране мира и спокойствия, а также безграничного почета и славы.
Написано в Архангельске, замке Вашего Величества, 29 августа 1613 года.
Остаемся вечно преданными и готовыми к приказам Вашего Величества, Джон Мерик и Уильям Рассел.
РГАДА. Ф. 35. Сношения России с Англией. On. 1. № 47. Л. 80–80 об., 83 об. Подлинник. Было сложено конвертом. 250 х 343. На л. 83 об. остатки красновосковой печати. Филигрань — герб города Амстердама, внизу агнец пасхальный (л. 80).
Пометки на обороте: л. 80, внизу запись: Грамота, что писали из Арганхельского города к государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всея Руси Иван Мерик да Вилиям Мерик, что оне ту грамоту, что король их писал к властям белим и к бояром Московского государства, послали оне к нему, государю, с Фабином Смитом, да оне карабли изготовили про ево государевых послов, которим ити в Аглинскую землю и к цесарю и к датцкому да про фрянчюженина, которой приехал смуту делати.
Л. 83, посередине листа адрес (на английском языке): То the righte highe and mightie Emperor Lord kinge and greate Duke Michaell Pheodorowich of all Russia.
Рядом пометка: Переведенъ 122-го сентября в..., а прислал тот лист Иван Ульянов да ...лей Русиль аглинские гости.
Список. Там же, л. 81–82 (синхронный); английский идентичный текст на л. 81 с теми же подписями и адресом на обороте листа (также было сложено конвертом со следами красновосковой печати). Филигрань — герб города Амстердама, внизу крест с литерами [CW] (л. 81).
Запись на л. 82 об.: Лета 1613-го году. Грамота, что писали из Арганхельского города к государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всея Руси Иван Мерик да Ульян Русель, что оне про ево государевых послов изготовили карабли, которим ити в Агленскую землю, к цисарю, к датцкому, да что у них грамота от государя их Якуба короля к митрополитам и ко всему духовному чину, и оне ту грамоту послали к ним с товарищем своим с Фабияном Смитом, да о фрянчюском немчине, которой хотел учинити смуту.
Из дела о приезде и пребывании в Архангельске в 1613 г. английских послов Джона Меррика и Уильяма Рассела (Русселя).
№ 17
От царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии на Двину в Арханильской город воеводе нашему Миките Михайловичю Пушкину да дьяку нашему Путилу Григорьеву.
Ведомо нам учинилось, что польского и свейского короля умышленье, над Архангильскимъ городом промышляют тем, как бы им Архангилской город и Соловетцкой монастырь взяти. А промышляют деи от польского короля Яков Мержерет, Московского государства изменникъ, а ныне де он живет в Амборхе. А ссылка у него о томъ со француженином с Петромъ Лавиллом, которой преж того был в Московском государстве съ Яковом с Пунтусовымъ и Ладогу за крестным целованьем взял. А ныне де есть у Архангильсково города Якова Мержерета три человеки торговых немецъ, а приехали деи на караблех из Амборха. А преж де сего они у Арханьильского города в прошлом году были ж, а привозили де с собою от Якова Мержерета продавати, что грабили в Москве съ Яковом Мержеретом чарки и ковши серебряные, и ожерелья жемчужные, и жемчюг, и церь/л. 42/ковное всякое золотое, и серебряное, и жемчюжное. А одново де из нихъ зовут Киремберхъ. /л. 42 об./[630] А [большое] де у них умышленье, какъ карабли станут приходить к Арханильскому городу да как карабли пойдут за [море] от Орханильские пристани, и в пор... приходить к Арханьильскому горо[ду] с тем кораблем.
[631] И вы б у Арханьильсково города про то сыскали накрепко неметцкими торговыми людьми себе тайно: такие люди Якова Мержерета ныне и преж сего[632] из Амборха к Арханьильскому городу бывали ль, да будет были, и какие с ними товары были, и такие приличные товары, какъ в сей нашей грамоте писано с ними были прошлого году[633], были ли. И будет такие товары с ними были, и кому оне те[634] товары продавали, и в таможне в записке такие товары у них объявилися ль, и ныне те люди от Арханьильсково города были и [те] товары у них объявились, и ныне они у Арханьильсково города есть, за море ещо не пошли, и вы б ихъ за море не отпущали, велели им быть у Арханьильсково города и приставов к ним приставили добрых и велели их беречи, и товары их, что у них ихъ товаров есть, и письмо всякое велели переписать и запечатать и беречь велели до указу. А сыскали б естя подлинно, будет прямо Яковлевы люди, и вы б такъ делали. А с ын[ыми] с торговыми людьми не ссортеся, и тем торговым людем, с которыми они были на карабле, никоторого бы естя лиха и тесноты не учинили, а про них сказали, что они люди Якова Мержерета, а Яков Мержерет Московскому государству зрадца и ведомой враг и розорител[ь]. Преж сего приехал он к царю Борису /л. 43/ служити ис Цесаревы области, и царь Борис пожаловал был его поместьи и вотчинами многими и денежным жалованьем большим и велел ему быти у иноземцов в ротмистрах. И он, забыв к себе царского величества жалованье, с польскими и литовскими людьми Московское государство жег и разорял и всякое зло чинил, и награбясь богатества, отшел в Польшу к польскому королю. А техъ людей к Арханилскому городу прислал лазучеством по умышленью Жигимонта короля. А до иных ни до кого дела нет. А однолично б есте про техъ Яковлевых людей сыскивали накрепко и роспрашивли про них себе тайно, да будет они Яковлевы люди, и вы б над ними такъ и делали, как в сей нашей грамоте писано. А с ыными б вамъ иноземцы однолично не ссоритца и страху в ыноземцы, которые тут у Арханьильского города, не положити и вперед бы темъ торговых людей от Арханьильской приста/л. 44/ни не отогнать, делали б есте то, смотря по тамошнему делу, а не норовя и не покрывая ни по ком.
Да нам же великому государю ведомо учинилось: торгует де ныне у Арханьильского города Амстрадама города Исак Масам[635], а нам де великому государю и нашему государству тот торг[о] вой человекъ доброхотает и многих людей про умышленье над Арханьильским городом ведает подлинно. А зимовать де тому Исаку здеся.
И будет таков торговой человекъ амстрадамец Исакъ Масам ныне у Арханьильского города, а за море еха[ть] не хочет, а хочет зимовать здеся, и вы б велели ему быти у себя тайно и сказали ему наше царское жаловальное милостивое слово, что ведомо нам великому государю про него учинил[ось], что он намъ великому государю служит и нашему государству доброхотает. И мы великий государь велели ему ехать к нам к Москве видети наши царские очи, и он бы к нам, великому государю, к Москве ехал, и подводы б есте ему дали /л. 45/ и пристава с ним до Москвы послали.
А будет [ли] он зимовать здеся не похочет, а похочет еха[ти] за море, и вы б его допросили тайно: ведомо н[ам], великому государю, что он нам служит и нашему государству доброхотает и ведает некоторых людей на наше государское лихо и на наши государства с полскими и с литовскими и с свейскими людьми ссылку и над Архангилским городом умышленье. И он бы про то сказал вам, ни на кого не затеявъ и ни по ком не покрыв, вправду, хто на наше государское лихо и на наши государства с полскими и с литовскими и с свейскими людьми над Архангилским городом умышляет и какие люди и что ихъ над Архангилским городом умыслъ. А какъ он про то скажет правду, и мы его за то пожалуем нашим царским великим жалованьем и торговати ему велим в наших государствах невольно и службу его нагородим нашимъ царским жалованьем. А что он вам скажет, и у вас то будет однолично никому не пронесено. Да что он про кого скажет, и вы б то велели записати, а записал бы то диакъ Путило своею рукою. А иной бы нихто из руских людей и из иноземцов того однолич[но не] ведал, чтоб в том ссоръ не было... однолично учинити та[йно] и нико[му] /л. 46/ того не объявити. И того торгового человека Исака Масана нашим жалованьем обнадеживать гараздо и разговаривать ему всякими мерами, чтоб он про то про все сказал правду, не боясь никово.
Да о том бы есте о всем к намъ отписа[ли] наскоро с нарочным гонцом: Якова Мержерета люди у Архангилского города есть ли, и будет есть, и что у них каково товару, перепишите, и кому велите беречь, или они бы уехали за море, и с которыми торговыми людьми приезжали, и в прошлом году были ли, и с какими товары в прошлом году и сего лета приезжали. И что вам скажет в роспросе амстродамец Исак Масан ил[и] здеся оставается, и вы его пришлите к нам, и с кем его отпустите, о том бы есте о всем к нам отписали подлинно наперед ихъ наскорое, дав подводъ с лишком. А отписку велели отдати в Посолском приказе диак[ом] нашим думному Петру Третьякову да Саве Романчюкову.[636]
И как к вам ся наша грамота придет, и вы б в Архангилском городе жили[637] с великм береженьем, сторожи б на море и за городом и на городе караулы были безпрестани, и сами б есте надзирали, чтоб безвестн[о] /л. 47/ с моря никакие воинские люди не пришли и лиха не учинили. И от торговых бы есте люд[ей] ото всяких иноземцов велели во всем береженье держати, чтоб оманом какова дурна над городом не учинили, и в караулех бы есте велели разсматривати и [ме...] розслушивати и примечать, не чаят ли в которых торговых людех лазучества и оману и в караблех их наряд и стенобитны[х] каких хитростей.
А стрельцов в Архангел[ьском] городе велено прибавити. А послан о стрельцехъ к вам нашъ указ из Ноугородцкие чети. И вы б однолично жили с великим береженьем и всяких вестей у всяких л[юдей] проведывали себе тайно всякими мера[ми] и к нам писали о том в Посольской приказ почасту. А сей бы у вас нашие грамоты оприч вас од[но]лично нихто не ведал, ни Ивану Ульянову, ни ино-земцом про нее не пронеслось.
[638] А[639] которые будет немецкие торговые люди[640] у Архангилского [го]рода зазимуют или те Яковлевы люди у Мержерета Киремборхъ [дальши] и за море... карабле..., и вы б о том отписали и имена... хто имянем и которого гор... /л. 47 об./... в Московском государстве зимовать хотят, велели отдать в Посольском приказе. Писана на Москве, лета 712. августа в 23 день.
РГАДА. Ф. 35. Сношения с Англией. On. 1. № 47. Л. 41–47об. Отпуск. 339 х 148; 395 х 135; 344 х 135; 342 х 133; 345 х 127; 350 х 123; 368 х 130. Листы ветхие, повреждены по краям, реставрированы, имеются утраты текста. На л. 43 фрагмент филиграни типа «кувшин», на остальных листах водяные знаки утрачены.
Из дела о приезде и пребывании в Архангельске английских послов Джона Меррика и Уильяма Русселя в июне — 1613 г.
№ 18
В 109-м году при царе Борисе учинены были выезжим немцом, которые выехали с посланником с Офонасьем Власьевым ис Цесарские земли поместные и денежные оклады
700 чети, денег 80 рублев
Капитан Яков Мержерет...
... 40 рублев
Давид Ги[л]бертъ
Робертъ Думбар /л. 2/
по 400 чети 35 рублев
[Прапоірщик Яков Гокъ
30 рублев
Ново[креще]н [Ондрей] Лет
Да при государе царе и великом князе Михаиле Федоровиче всеа Русии выехали на его государево имя Шкотцкие земли немцы Роман Орнъ с товарыщи 4 человека. А государевым жалованьемъ поместными и денежными оклады поверстаны все поровну 450 чети денег по 25 рублев человеку.
Да смоленским выезжим ротмистру Бахмату... да Михаилу Желобовскому государева [жалованья] учинены поместные и денежные оклады
Михаилу 600 чети денег 40 рублев
Бахмату 500 чети денег 30 рублев
А иным шляхтам меньши, смотря по отечеству. /л. 3/
А прежние иноземцы, которых ведали в Посолском приказе, верстаны:
По 40 Рублев по 500 чети
Давыд Гилбертъ
[Роберт] Думбар
По 35 Рублев
[Поручик Яков...]
Новокрещен Ондрей Лет
Да ныне внове верстаны Шкотцкие земли выезжие немцы Роман Орнъ с товарыщи 4 человека помесными оклады по 450 чети, денежными [по] 25 рублев.
РГАДА. Ф. 150. Дела о выездах иностранцев в Россию. On. 1. 1601. № 1. 77. 1–3. Подлинник. 193 х 135; 370 х 138; 296 х 140. Сохранившийся фрагмент выписи имеет утраты текста, документ реставрирован.
Публ.: Мулюкин А. С. Приезд иностранцев в Московское государство: Из истории русского права XVI и XVII веков. СПб., 1909. Приложения. С. 266-267.
Ж. МАРЖЕРЕТ В ЗАРУБЕЖНЫХ ДОКУМЕНТАХ
№ 1
Ваша милость![643]
Я не мог упустить случая, чтобы не изъявить моей готовности к вашим услугам и кратко не уведомить вас о Москве: она не совсем в таком положении, в каком мне хотелось бы видеть ее.
Я оставил мастера Брюйстера[644] в добром здравии; но через три дня после моего отъезда город внутри Красной стены был выжжен некими огненными ядрами, брошенными в него Русскими[645]; уцелели только три дома: Английское подворье превращено в пепел, мастер Брюйстер принужден был поселиться в дворцовом погребе, не имея друзей, кроме Мстиславского[646].
Генерал Ходкевич[647] прибыл в Москву и, оставив достаточное число людей для охранения замка и Красной стены[648], со своим войском отправился на Рязань, откуда он с большими хлопотами послал на определенных условиях [людей] по реке Сагье[649] на Волгу за съестными припасами для осажденных Московитами в замке Поляков.
Король Польский решился сим летом приехать в Москву, и если Русские не получат помощи со стороны, что маловероятно, то сбудутся мои слова, которые я писал к вам в последнем письме, то есть они должны будут покориться. Пишу к вам кратко, в надежде отправиться через Англию во Францию и там с вами увидеться.
Примите, Ваша Милость, эти несколько строк в удостоверение всегдашней готовности служить Вашей Милости и проч., на чем кончаю в спешке.
Публ. (на английском языке): Hakluytus Posthumus or Purchas[650] His Pilgrimes contayning a History of the World in Sea Voyages and Lande Travells by Englishmen and others by Samuel Perchas, Third Part, book 4, chap. 9, P. 780–781. London, 1625.
Публ.: Перевод на русский языке купюрами впервые издан: Устрялов Н. Г. Сказания современников о Димитрии Самозванце. СПб., 1832. T. III. С. 219–220; третье, исправленное издание см.: Сказания современников о Димитрии Самозванце. СПб., 1859. Ч. 1. С. 417.
№ 2
Государь,
Ваше Величество да соблаговолит рассудить, чтобы разрушить происки и замыслы, которые всегда вынашивали Паписты с целью стать твердой ногой в России посредством королей Польши. Как это было во времена покойного короля Стефана, который, завоевав большую часть России, при содействии Понтифика заключил мир с правившим тогда Иваном Васильевичем по прозванию Тиран, в надежде при помощи заключенных секретных соглашений присоединить со временем все его земли к лону этой матери блуда. Но их замысел остался безуспешным, и тогда, не обескуражившись, снова стали подбираться [к русским землям] посредством Димитрия, в чем их надежды рухнули и были похоронены с его смертью. Тем не менее, они продолжают замышлять новые заговоры и испытывают фортуну при ныне правящем короле, и при его посредстве настолько преуспели, что, кажется, только Господь воспротивился этому, чтобы сорвать их продвижение и помешать возведению этого Вавилона, и также, дабы открыть глаза и придать смелости Вашему Величеству, одаренному столь редкими и прекрасными доблестями, коего он избрал защитником веры. Бог вложил вам в руку силу не только для того, чтобы воспрепятствовать указанным намерениям — столь опасным и несущим вред истине Евангелия, что никто не может себе это представить, но [также] и для того, дабы привести к истинному познанию Бога эту нацию. И хотя может показаться, что удобный момент [для этого] уже прошел, в то время, как враги не прекращают строить козни и злоумышлять, чтобы снова пойти по тому же пути, что, как мы видим, они и сейчас делают, я могу заверить Ваше Величество, что если бы не зависть и опасения короля Польши в отношении своего сына, дела России не были бы в таком состоянии, как сейчас. Конфедераты предложили королю вернуться туда, после получения от короля своей платы, с тем условием, чтобы он послал принца, своего сына, вместе с ними, и они согласились даже не просить более платы от польской Короны, а вместо этого добиваться себе содержания только в России. Штаты этим удовольствовались, и сам король был согласен [это] принять, но при условии, что он сам лично поедет вместе со своим сыном, с чем конфедераты не хотели соглашаться. Я нисколько не сомневаюсь. Сир, что если бы они поехали, как это предполагалось, они могли бы легко достигнуть своих целей и далее продолжать осуществлять свои намерения. Я могу заверить Ваше Величество, что сам король лично готов и расположен ехать, к чему подталкивается помимо иезуитов и королевой (последней не без причины). Я верю, что хотя большая часть Сейма этому воспротивится, они удовлетворятся при названном условии, что туда отправится принц, если король это дозволит. [Принц] там смог бы сильно помочь делу Смоленска, и не верится, чтобы они не выполнили бы всего необходимого, чтобы удержать его в своих руках, поскольку осада стоила стране весьма значительной суммы денег. Нельзя судить о том, какое решение может быть принято на ближайшем Сейме. Король имеет на своей стороне всех церковников, но без собственной группировки, что полностью закрывает ему путь, который пока еще открыт Вам, Сир, чтобы воспротивиться всем этим намерениям и осуществить столь прибыльное предприятие. /f. 220 v./
Каковое [предприятие], Сир, по моему мнению, является достаточно легким, поскольку страна сегодня все еще находится в расколе и открытой распре как между различными группировками, одни из которых тайные, другие явные, как поляки, шведы, те, кто поддерживает Заруцкого со вдовой первого Димитрия и ребенком от самозванца второго Димитрия, не считая различных знатных, которые стремятся к короне, так и между теми, которые кажутся объединенными и силой или по дружбе подчинившиеся тому, кто правит ныне. Ибо не может без обиды для знати и большей части страны быть то, что против их воли казаки, которые есть ни что иное, как сборище отребья и изгоев, большая часть которых многократно заслужила смертной казни, избрали названным образом ребенка не за его возраст и образованность и, тем более, что он по крови не принадлежит к королевскому роду, к которому принадлежали Димитрий или Федор, сыновья Тирана, ни даже к достаточно великому и знатному дому, так как в стране есть более великие, не был он воспитан и образован настолько, чтобы долговременно править страной. Его отец был епископом или митрополитом, сейчас являющийся пленником польского короля, [сам же он] малоопытен в государственных делах. Все это дабы вертеть им, как им [казакам] заблагорассудится, что в настоящее время и происходит, так, что им дозволены любые дерзости, сами устанавливая закон всей стране, оседлав дворянство, и, можно сказать, причиняя такой ущерб, которого, можно сказать, не смог бы сделать никакой враг, разве что они не сжигают дотла города и села. Таким образом, по общему мнению людскому, нельзя не ждать общего бунта страны при первом же случае, эта страна — страна завоевания, где хозяином является каждый, кто имеет в руках некоторую силу. И так как никого, способного править или способного своим авторитетом усмирить волнения, меж ними нет, то они сами это правильно поняли и признали своим выбором, который они сделали в пользу польского принца, а значительная часть страны — принца Швеции.
Итак, по моему суждению. Ваше Величество, можно начать предприятие следующим образом, а именно: набрать около трех тысяч человек и высадить их под предводительством генерала, подходящего для такого дела, благоразумного и рассудительного, который будет иметь перед глазами честь и службу Вашему Величеству, а не добычу, и, прежде всего, не упрямого, но готового внимать совету и способного всячески сообразовываться со временем и условиями страны, уполномоченного Вашим Величеством с письмами и открытыми грамотами, дабы посылать их по всей стране, содержащие доводы, по которым вы пустились в это предприятие. И приказать захватить землю в Архангельске, месте весьма подходящем и удобном, чтобы продвинуть дело, благоприятствовать успеху Вашей армии и доставлять неудобства противнику. И далее, захватывая крепости, среди которых нет крупных, продвигаться к Москве. Нет никаких сомнений, ваша армия будет с радостью встречена большей частью людей той страны, которые пребывают постоянно в /f. 221/ страхе как от собственных казаков, так и от прочих врагов, которые не прекращают рыскать по всей стране, как это было еще прошлой зимой. Это настолько изнуряет их, что они мечтают единственно о том, чтобы иметь какого-нибудь иноземного государя, под которым они могли бы наслаждаться надежным миром. Но в первую очередь необходимо, чтобы в Вашей армии был хороший порядок и дисциплина, при них можно без единого выстрела стать хозяином земель до Вологды или Ярославля, который находится в 50 немецких лье от Москвы, метрополии страны, что будет составлять 300 немецких лье от [первоначально] завоеванного края, и в зависимости от времени и случая, можно двинуться и дальше. На случай, если понадобится предупредить некоторое сопротивление, которое в любом случае не может быть большим, даже если страна не захочет подчиниться, можно будет произвести военный набор по землям с тем, чтобы разместить некоторое количество этих набранных в гарнизонах, а затем завершить победу, которая достанется достаточно легко, что показывает пример поляков и шведов (с ничтожной силой одержавших большую победу, которую смогли бы развить, если бы не беспорядок и слабая дисциплина в их армиях). Тем более, Сир, что Ваше Величество завладеет портом Архангельска, на который у них вся надежда, они тем самым не только будут разорены во всей своей торговле, но также лишатся надежды на получение помощи из военного снаряжения и прочего необходимого, по большей части идущего из этих краев. Таким образом, они будут принуждены покориться тем или иным манером, в первую очередь, если использовать совет управлять только сообразно стране и не вести себя вызывающе. К тому же, войдя в страну, Ваша армия, всегда в случае необходимости, может получить по суше помощь от монсеньора принца де Радзивилла, в любой час, весьма скорую при надобности и без больших затрат.
Что до расходов, Сир, они будут не столь велики, как это можно было бы вообразить, поскольку, зная характер страны и взимая честную, терпимую и разумную контрибуцию с покоренной страны продовольственными припасами и деньгами и без дерзостей, ею можно было бы оплатить большую часть армии (что я могу показать более подробно), вплоть до полного завоевания. Самые большие расходы нужны для первой высадки, в которых, как я убежден, Сир, подданные Вашего Величества, торговцы торгующей там компании, охотно примут участие, чтобы затем единственными вести там торговлю. И если затем по каким-то соображениям Ваше Величество не захочет приступить к полному завоеванию страны, оно может заключить такой договор, какой ему заблагорассудится, имея, как говорится, картбланш, и могли бы заставить избрать такого государя, какого захотите, и с теми условиями, каких пожелаете.
Закончив предприятие, как уже сказано, без большого пролития крови из-за вышесказанного их желания быть под защитой иноземного государя, освобожденными от смуты и тягостей войны, от которых они в конец устали и изнемогли, чтобы иметь возможность наслаждаться спокойным и прочным миром, как они воображали себе добиться под Поляками, а затем под Шведом, их после будет нетрудно убедить прислушаться к некоторой реформе или церковному собору. Это вне всяких сомнений достижимо, если заставить их понять заблуждения по поводу Ветхого и Нового завета, тем более, что они у них сегодня переведены, /f. 221 v./ и впоследствии принять истинное слово Божие. Благо, что публичное отправление религии всегда было дозволено у них тем, кто принадлежал к [реформированной] Религии со времен тирана Ивана Васильевича, [когда] после завоевания им Ливонии, он разрешил приведенным туда пленникам построить две церкви в городе Москве, где они публично вели службу, и если бы не их гордыня, они были бы им сохранены, вместо чего их храмы были враз разрушены, а все они ограблены и разорены за невоздержанность. Но незамедлительно вскоре после этого им было отведено место в четверти лье от города, чтобы построить там другую церковь, что было им дозволено не только в названном городе, но и в различных других, а именно Серпухове, Туле и Нижнем Новгороде, куда они перебрались и продолжали совершать службы без каких-либо беспокойств до этих последних войн. То, что я об этом говорю, Сир, служит тому, чтобы показать Вашему Величеству, что они всегда признавали тех, кто принадлежит к [реформированной] Религии, в то время как к римской церкви, которую они еще зовут латинской, они всегда испытывали отвращение и ненависть как к самой опасной ереси, какая когда-либо была, чувствуя омерзение и пребывая в невежестве относительно латинского языка по причине [своей] Религии. Так что будет легко с помощью Бога (который, несомненно, даст успех столь святому делу) довести дело до желанного конца, чтобы осуществить которое, Сир, коли Ваше Величество будет иметь вкус к этому, я предлагаю себя весьма смиренно и посвящаю [себя] с любовью служить Вашему Величеству, поскольку считаю себя способным на это в силу того немногого знания, которое имею об этой стране, их делах, силах, порядке дисциплины и того, что можно там делать, каковым обладаю, побывав там, служив и быв удостоенным прекрасной должности, немало не сомневаясь. Сир, что Бог явит конец [данного предприятия] к своей чести и славе и посрамлению врагов своей веры и большому удовольствию Вашего Величества и радости всех верных, к невообразимой пользе, которая произойдет из того, что эта огромная страна под повиновением Вашего Величества будет приведена к истинному знанию Бога, который сделал вас ужасом антихриста, грозой турок, страхом татар и всех ваших врагов.
Public record office, State papers 91/1, ff. 220–221. Подлинник.
Публ.: Dunning Ch. A letter to James I Concerning the English Plan for Military Intervention in Russia // Slavic and East European Review. Vol. 67. № 1. January 1989 P. 94–108 на фр. яз, с англ. пер.
№ 3
Месье,
возвращаясь из Польши, мой курьер привез прилагаемое [письмо] господина де Ла Бланка[657], на [важности] которого он весьма настаивает, хотя я опасаюсь, что оно давнее, так как курьер вернулся после того, как я побывал в Лейпциге, где находился две недели. Тем скорее я послал его в Миремберг[658], с тем чтобы оно там не задержалось. Что до новостей, которые в нем содержатся, то в нем ничего иного, как окончание Сейма и трех поборов, на которые было дано согласие, и было решено, что на границах будут держать 24000 человек, чтобы препятствовать набегу татар, а также казакам будут посланы деньги и ткани с тем, чтобы они старались наносить татарам ущерб на своих собственных землях, поскольку Великий хан написал королю весьма дерзкое письмо. Что же до турок, то посол Польши, пребывающий в Порте, подает надежду на мир. Тем не менее, если произойдет обратное, постановили посполитое рушение[659], о чем, я думаю, вам основательно напишет господин де Ла Бланк. Солдаты, которые выступили с принцем Московским[660], о чем мне написали из Вильны, объединились; согласно новостям, которые поступили туда в тот момент, когда письмо ко мне уже хотели запечатать, [они] сами начинают бесчинствовать.
Что до волков, вот что написал мне господин Ла Бланк: «О волках: я посылаю вам их пять, самых лучших, каких мог найти, намного лучше тех, что я посылал господину де Сент-Катрину в прошлом году, но они дороги и их невозможно найти. Господин де Сент-Катрин попросил еще одного, но я не смог его найти во всем городе, и мне пришлось приказать купить его на ярмарке в Торне[661]. Они стоят 8 флоринов 10 грошей за штуку, что составляет 5 рейхсталеров 5 грошей и еще 15 грошей, чтобы их упаковать. Я не мог обойтись суммой ни на лиард[662] меньше, чему свидетель господин Робохам. В настоящий момент они очень востребованы, поскольку куницы столь дороги». До этих пор [текст] господина Ла Бланка.
Доставка до Лейпцига[663] стоит один рейхсталер, вот и все, что я могу сообщить Вам в настоящее время за неимением других новостей. С чем смиренно целую ваши руки, умоляя вас и дальше принимать во мне участие, в чем был, есть и пребываю,
Месье, Вашим покорнейшим и преданнейшим слугой,
Маржерет
Надеюсь, Бог поможет проделать путешествие в Польшу через месяц, и если вам угодно поручить мне что-либо, уведомьте меня об этом. Я прошу смиренно поцеловать за меня руки господину де Виларнону, господину Энгельхайму[664]. Мое любопытство заставило меня распаковать волчьи шкуры, я нахожу их приличными, но их следует выбить и выправить, так как они все смялись. Я велел их снова упаковать.
Пометы на обороте: Адрес — Господину,
Господину де Сен-Катрину, советнику христианнейшего короля и посланнику его Величества при светлейшем курфюрсте Палатинском.
Гейдельберг
Чуть ниже и рядом с адресом помета о получении —
[от] г. Маржерета, 9/19 мая, получено 22 июня, с 5-ю волками. 1619 (другим почерком XVII века).
Bibliothèque nationalle de France, Ms. fr. 4117 f. 131. Подлинник.
Публ.: 1. Chevreul H., Estat de l’Empire de Russie, et Grand Duché de Moscovie avec ce qui s’y est passé déplus mémorable et Tragique, pendant le règne de quatre Empereurs: à sçavoir depuis l’an 1590 jusques en l’an 1606, en Septembre, par le capitaine Margeret. Novvelle édition, précédée de deux lettres inédites de l’auteur et d’une notice biographique et bibliographique par H. Chevreul Paris, 1860. P. XIX–XXI (на фр. языке); 2. Болдаков. Сборник материалов. С. 91–94 (французский текст с переводом на русский).
Первый перевод на русский язык опубликован: Болдаков. Сборник материалов. С. 91–94.
№ 4
Месье,
вы слышали ранее о банкротстве Лейпцеллера[665] и как он остается должным сумму господину принцу Радзивиллу[666], которую [Радзивилл] передал ему на хранение как часть дуэра[667] принцессы Радзивилл[668], и хотя названная сумма была более привилегированной в сравнении с остальными, он до сих пор не получил в том удовлетворения[. И] хотя указанный Лейпцеллер не раз давал ему в этом большие надежды, тем не менее, единственный верный способ получить ее, предлагаемый им же самим [Лейпцеллером], заключается в следующем. Несколько лет тому назад он [Лейпцеллер] одолжил покойному императору[669] сумму, которая была израсходована, согласно обязательству, которое он имел от императора, на содержание гарнизонов на границе с Венгрией, каковая сумма должна была быть ему выплачена в два-три года, и имел платежное распоряжение на [финансовую] палату Аугсбурга, в которую выплачивались взносы Франконии, но [эта выплата] откладывалась из года в год, и год спустя его банкротства, [Лейпцеллер] ходатайствовал у императора в Вене о получении особого платежного распоряжения на господ маркизов Бранденбургских[670], остававшихся должными императору некоторую сумму в счет давнего взноса, принятого на себя старым маркизом Ансбахским[671] ввиду ведения войны в Венгрии[672]; по словам вышеназванного Лейпцеллера, он не только имел твердую надежду, но и прямое обещание получить сказанное платежное распоряжение, но поскольку дело происходило в то же время, что и война в Богемии[673], а вместе с тем и из-за болезни императора, с этим делом тянули до самой смерти императора, из-за которой все надежды рухнули, и он был вынужден обратиться с прощением к его Светлости господину Палатинскому курфюрсту, который во время своего викариата[674] может положить конец этому делу, каковое находится в состоянии, изложенном (чтобы не утомлять Вас) в копии его прошения к его Светлости, приложенной вместе с оригиналом. Итак, зная кредит и друзей, которые Вы имеете при дворе, он просит Вас взять на себя труд снестись в скором времени с теми, от кого можно с точностью узнать, не отправлено ли прошение ошибочно, [а] если его прошение ошибочно, то есть Его Светлость за время своего викариата не сможет вмешаться и положить конец делу и добиться для него того, что тот просит, будет доведено до того, что будет в соответствии с его, так и принца Радзивилла и госпожи принцессы, в счет наследства которой, как сестры господина маркиза, эта сумма, удержанная этим Лейпцеллером, должна быть употреблена. Господин Файльтш[675], директор или канцлер господина маркиза Кристиана об этом написал прилагаемое здесь словечко господину Камерариусу[676]. Я мог бы также написать об этом господину Ленгельсейму, не будь я уверен, что одно ваше слово может сделать больше, чем любое написанное [мною] письмо. Если Вы считаете, что дело может быть окончено с благополучным исходом, можете уверить всех, кто примет в нем участие, чтобы не быть неблагодарным по отношению к их возможным хлопотам, что каждому из них будут обязаны суммой в сто — сто двадцать дукатов. Я прошу прощения за взятую на себя вольность, по правде нескромную, но, тем не менее, основанную на предложении, которое вам было угодно мне всегда делать, что когда я вас попрошу о чем-нибудь, вы охотно окажете мне содействие. Этим [содействием] вы и все те, кто в этом будет замешан, обяжете господина принца Радзивилла (который отблагодарит за услугу, согласно тому представлению, которое я подам), но в первую очередь навсегда обяжете меня (хотя и без того не может быть иначе),
Месье,
ваш весьма смиренный и очень любящий Маржерет.
Вам будет угодно извинить меня по отношению к господину Ленгельсейму за то, что не пишу ему за отсутствием достойной его темы и смиренно поцеловать от меня руки ему и господину де Виларнону. Я забыл сказать, что еще не решился, поеду этим летом путешествовать в Польшу или нет.
Я попросил сеньора Фирстенхайзера послать настоящий пакет со срочным курьером, дабы иметь с оным скорый ответ (в случае, если при получении настоящего [письма] не найдется верной оказии для передачи ответа); исходя из этого, соблаговолите как можно скорее уведомить меня относительно вашего и ваших друзей мнения по этому делу.
Из Байройта 19 июля 1619 г.
Пометы на обороте: Адрес — Господину,
Господину де Сент-Катрину, советнику христианнейшего короля и посланнику его Величества при светлейшем курфюрсте Палатинском.
Гейдельберг
Чуть ниже и рядом с адресом помета о получении: От г. капитана Маржерета 9/19 июля, получено 24 июля (другим почерком).
Еще ниже запись:
Поскольку содержание поручения, данного герцогу Иоанну Казимиру Саксонскому[677] не упомянуто в прошении, представленном его высочеству курфюрсту Палатинскому, предложенному делу невозможно помочь, не будучи лучше извещенными, что надлежало сделать, прежде завершения викариата в Империи, который скоро закончится избранием Императора (другим почерком).
Печать коричневого сургуча с анаграммой «I M» (Iacques Margeret?) Bibliothèque Nationalle de France, Ms fr. 4117 f. 132–133. Подлинник.
Публ.: 1. Chevreul H. Op. cit. 2-е ed. 1860. P. XXIII–XXVI (на фр. языке); 2. Болдаков. Сборник материалов. С. 94–98 (французский текст с переводом на русский).
Первый перевод на русский язык опубликован: Болдаков. Сборник материалов. С. 94–98.
№ 5
Ваше священное Величество,
Вот те обстоятельства, которые я смог выяснить по моему прибытию в Данциг.
Эрцгерцог Карл[679], епископ Нисский, добивался всю прошедшую зиму, чтобы король и римские католики Польши оказали бы помощь его брату — императору, наконец предложившему подчинить его епископство архиепископу Гнезно, примасу Польши, как его сеньору, чтобы обеспечить помощь поляков по праву клиентелы (JURE CLIENTELARI). Но потерпевши неудачу в этом намерении, он тайно уехал в Австрию. И польский принц, оставив короля в Варшаве, отправился в Гродно, где пребывает по сей день с очень небольшим двором, то ли вследствие недовольства, то ли по какому-то замыслу, я не могу пока узнать.
Сейм отложен до октября, пока не придет ожидаемый ответ от посла, который ныне находится в Константинополе, где ведет переговоры по подтверждению последнего договора, нарушенного Казаками, которые, как уверяет король Польши, грабили Турок, Трансильванцев, Венгров и Силезцев вопреки его воле. Очевидно, что эти извинения вызывают сильные подозрения, поскольку среди этих казаков было много польских гусар и иных джентльменов, и недавно более двадцати из них были пленены в Силезии и удавлены в Братиславе. Другие же вскоре после того перебрались в Трансильванию и выказали большую жестокость, предав страну огню и мечу.
По этой причине польский посол, отправленный на текущий венгерский Сейм, был арестован, как нам сообщают.
Люди из иезуитской коллегии в Люблине (где заседает верховный суд Польши) незаконно снесли там протестантскую церковь, из-за чего, по всей видимости, может вспыхнуть большой мятеж.
Инвеститура курфюрста Бранденбургского в герцогстве Пруссия отложена до ближайшего сейма в Польше.
Князь Янош Радзивилл находится на Херсбергских водах в Силезии[680]. Им послан к Вашему величеству Капитан Маржерет с некоторым количеством всадников и с ответом из Варшавы.
Я отпишу (если Богу будет угодно) более подробно и определенно.
Засим желающий Вашему Величеству долгого и счастливого царствования, я покорнейше целую руки Вашего Величества, Вашего священного Величества Покорнейший слуга, Патрик Гордон.
Данциг, 19 июля старого стиля, 1620
Public record office, State papers 88/3, part 2, f. 173. Подлинник. Публикуется впервые.
№ 6
БОЖИЕЙ МИЛОСТЬЮ МЫ, ХРИСТОФОР РАДЗИВИЛЛ, князь на Биржах, Дубинках и т. д., князь Священной Римской империи, полевой гетман Великого княжества Литовского и т. д., сей грамотой согласно [воли] и желанию в бытности своей высокоурождённого князя господина ЯНУША РАДЗИВИЛЛА, князя на Биржах, Дубинках, Слуцке и Копыле и т. д., который являлся князем Священной империи и КАСТЕЛЯНОМ Виленским, нашего любезного, сердечно любимого господина брата, благородный старший лейтенант ЯКОБ МАРЖЕРЕТ, и госпожа княжеская Радзивиллова вдова, наша любезная любимая невестка и кума, главнокапитанша Лихтенберга[683] и т. д., [совершили] поездку к Королевскому Величеству в Англию. В прилагаемом имуществе нашего господина брата, блаженного жизни, вещи... и одна тысяча сто гульденов по векселю [как] дарение..., одна тысяча пятьсот тридцать два гульдена у обоих купцов Короля Якова в Гданьске, приняты за указанное время. Так что Мы те две суммы, что в итоге [составляют] ДВЕ ТЫСЯЧИ ШЕСТЬСОТ ТРИДЦАТЬ ДВА ГУЛЬДЕНА векселем вместе, с должным ИНТЕРЕСОМ, ...купцам, /f. 2/ благодаря другим. будущего тринадцатого ИЮЛЯ, снова наличными выплачиваем, в качестве спасения через это доброго имени нашего блаженного господина брата и желая ему, МАРЖЕРЕТУ, конечно возместить все убытки. Для названной уверенности повелели мы для этого нашу княжескую ПЕЧАТЬ[684] поставить и Нами собственноручно подписать. ДАНО [в] Вильно тринадцатого ИЮНЯ ГОДА ГОСПОДНЕГО 1621.
Помета на обороте: (на польском языке) Копия Записи К[нязя] Е[го] М(илости] Г[осподина] Гетмана, которой записано платить то, что Маржарету велел, Шенка набрал.
Публикуется впервые[685].
Archiwum Główne Akt Dawnych (w Warszawie). Главный Архив Древних Актов (Варшава). Archiwum Radziwiłłowskie, Dział V, Nr. 9282a, f. 1–2.
(Мы приводим откорректированную версию перевода второй половины письма — Thietmar. 2011
.. и т. д. предприняли поездку к Королевскому Величеству в Англию по делам, касающимся жизни нашего высокохвального брата и взяли по векселю тысячу сто гульденов равно как и тысячу пятьсот тридцать два гульдена у обоих купцов короля Якова в Гданьске на некоторое время: что мы обе эти суммы, что вместе составляют ДВЕ ТЫСЯЧИ ШЕСТЬСОТ ТРИДЦАТЬ ДВА ГУЛЬДЕНА векселем, с подобающим ИНТЕРЕСОМ, названным купцам с благодарностью, выплатим, в свою очередь, наличными будущего тринадцатого ИЮЛЯ дабы спасти доброе имя нашего высокохвального брата: и желая его, МАРЖЕРЕТА, удержать от ущерба. Для известной надежности мы приказали выдавить здесь нашу княжескую ПЕЧАТЬ. И НАМИ собственноручно подписать. ДАНО. Вильно, тринадцатого июня [в] ГОД ГОСПОДЕНЬ 1621)
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги