Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг.

Глава 11 «Западный фактор» в политике Германии Конференции в Лондоне и Локарно

Еще летом 1923 г. в Москве стало известно о намерениях германских правительственных кругов добиться приема Германии в Лигу Наций. 13 августа 1923 г. Чичерин изложил германскому поверенному в Москве О. фон Радовицу свое мнение о том, что это означало бы нарушение Рапалльского договора, поскольку Германия взяла бы на себя обязательство участвовать в санкциях против СССР. 14 августа находившийся в Шлезвиге германский посол в СССР Брокдорф-Ранцау в телеграмме статс-секретарю германского МИД Мальцану предупредил, что вступление в Лигу Наций было бы «тяжелой политической ошибкой, способной погубить наши установленные с таким трудом дружественные отношения с Россией». 15 августа Мальцан отправил Радовицу инструкцию в Москву, в которой подчеркнул, что данные в свое время Чичерину канцлером Германии Виртом и министром иностранных дел Германии Розенбергом заверения в своевременном информировании Советского Союза Германией относительно ее сближения с Лигой Наций остаются в силе.

В августе 1923 г. в результате всеобщей забастовки в Германии правительство Куно ушло в отставку. Политика «пассивного сопротивления» была прекращена, но Рурский кризис продолжался. Для его ликвидации путем урегулирования репарационной проблемы по инициативе Англии и США летом 1924 г. в Лондоне была проведена международная конференция. Ее началу предшествовала работа двух комитетов экспертов, проработавших вопросы стабилизации германской марки и поиска средств «к учету и возврату в Германию капиталов».

В свою очередь, правительство Германии, преодолев взрывоопасную ситуацию осени 1923 г. и осознав, что помощь в стабилизации страны может прийти только с Запада, от англосаксов, стало настойчиво добиваться поддержки со стороны США и Англии. Уже в конце 1923 г. Германия добилась предоставления ей со стороны Англии и США крупного займа, а в декабре 1923 г. подписала с США торговый договор. Таким образом Франция все более отстранялась от решения репарационной проблемы, теряя инициативу в разрешении германских дел.

14 января 1924 г. комитеты экспертов приступили к работе и 9 апреля 1924 г. представили репарационной комиссии рекомендации, получившие название «план Дауэса» — по имени председателя первого комитета экспертов, главы американской делегации банкира Ч. Дауэса. Для прекращения инфляции и стабилизации германской марки было предложено предоставить Германии международный заем на 800 млн. золотых марок. Уплата репараций ставилась в прямую зависимость от восстановления германской экономики. На 1924/25 финансовый год сумма репараций определялась в размере 1 млрд. марок, к 1928/29 финансовому году эта сумма должна была достичь 2,5 млрд. марок. Основным источником репараций были определены отчисления из госбюджета за счет косвенных налогов, специальный транспортный налог, а также отчисления от прибылей промышленности и железных дорог, изымавшихся из ведения правительства. Иностранные капиталовложения налогами не облагались. Эмиссия денег изымалась из ведения германского правительства и становилась исключительно функцией новообразованного банка, независимого от правительства. Осуществление платежей возлагалось на особого комиссара по репарациям, на имя которого германское правительство обязывалось переводить репарационные платежи.

Конференция в Лондоне открылась 16 июля 1924 г. В ее работе участвовали представители Англии, США, Греции, Италии, Португалии, Румынии, Франции, Югославии и Японии. Лишь когда были решены практически все вопросы, на конференцию 2 августа 1924 г. пригласили делегацию Германии (канцлер В. Маркс, министры иностранных дел Г. Штреземан, финансов X. Лютер, статс-секретарь МИДа Германии К. фон Шуберт). В своем меморандуме 8 августа 1924 г. по принятым конференцией решениям германская делегация указала на необходимость «придавать решающее значение вопросу о военной эвакуации» Рурской области, занятой французскими и бельгийскими войсками.

16 августа 1924 г. представители Франции и Бельгии обменялись с представителями Германии письмами, в которых констатировалось, что Франция и Бельгия приступят к военной эвакуации Рурской территории не далее чем через годичный срок со дня обмена письмами. В четырех заключительных документах конференции Германия обязалась принять все необходимые меры по реализации «плана Дауэса». Был установлен 37-летний срок германских поставок натурой за счет репараций; было договорено, что экономическая эвакуация Рура с целью восстановления экономического единства Германии начнется немедленно и завершится к 22 октября 1924 г. Единственно, чего удалось добиться французской делегации во главе с ее премьером Э. Эррио, — это учреждения арбитража на случай несогласия одной из сторон с решениями репарационной комиссии, которую американцы хотели ликвидировать вообще[214].

После вступления в силу 30 августа 1924 г. «плана Дауэса» в Германию хлынул поток американских займов. Экспорт американских капиталов в Германию в 1924–1929 гг. составил 70 % всех ее иностранных займов и осуществлялся в виде прямой скупки американцами акций германских фирм. С началом реализации «плана Дауэса» германское правительство приняло решение о скорейшем вступлении Германии в Лигу Наций и 29 сентября 1924 г. направило меморандум премьер-министрам государств — членов Совета Лиги, в котором был поставлен ряд условий: предоставление Германии места постоянного члена в Совете Лиги, участие в работе его секретариата, неучастие в санкциях, скорейшее очищение Рура[215].

В конце 1924 г. английский посол в Берлине лорд Д'Абернон настойчиво рекомендовал Штреземану взять в свои руки инициативу подготовки гарантийного пакта. В его основе была идея, что ни Германия, ни Англия, ни Франция, ни Италия никогда не прибегнут к войне как к средству разрешения своих споров, и все конфликтные вопросы между ними будут решаться путем арбитража. Арбитром и гарантом, по мнению Германии, должны были стать США. Проект Штреземана был тщательно изучен и отредактирован Д'Аберноном.

Подталкивая Германию в Лигу Наций, в Лондоне рассчитывали, что хотя

Пытаясь удержать Германию от вступления в Лигу Наций и тем самым от укрепления ее связей с Западом, Москва в сентябре — октябре 1924 г. через полпредство в Берлине (Крестинский и Братман-Бродовский) высказала Штреземану свое негативное отношение относительно вступления Германии в Лигу Наций. Об этом же говорилось в письме Чичерина, переданном Брокдорфом-Ранцау Штреземану в сентябре 1924 г.[217] На германского посла в Москве было начато массированное давление. Сначала Копп, член коллегии НКИД, 4 декабря 1924 г. поднял вопрос о возможности совместного (СССР и Германия) давления на Польшу, «если Германия не намерена отказываться от своих притязаний на Верхнюю Силезию и коридор». Затем с послом трижды встречался Чичерин. 25 декабря 1924 г. от имени советского правительства он предложил Берлину заключить двустороннее политическое соглашение на основе взаимных обязательств «не вступать ни в политические, ни в экономические блоки, договоры, соглашения или комбинации с третьими державами против другой договаривающейся стороны.

СССР и Германия обязуются в дальнейшем координировать свои действия по вопросу о вступлении в Лигу Наций или о посылке в Лигу Наций своего наблюдателя.[218] Вновь в целях оказания давления друг на друга стороны, учитывая спорность границ Польши с ее соседями (Германия, СССР, Литва, Чехословакия), пытались использовать «польскую карту». Возникла формула «оттеснения Польши в ее этнографические границы»[219]. 24 февраля 1925 г. Председатель Совнаркома СССР А. И. Рыков в обстоятельной беседе с Брокдорфом-Ранцау вновь предложил заключить политическое соглашение с намеком на военный союз[220].

Но Берлин молчал. Причина молчания заключалась в том, что как раз в это время Германия вела довольно интенсивные переговоры с Англией и Францией. 9 февраля 1925 г. Берлин сделал им предложение о гарантийном пакте. Однако предварительным условием заключения пакта в Лондоне и Париже считали вступление Германии в Лигу Наций. Заключением гарантийного пакта и вступлением Германии в Лигу Наций Англия стремилась ликвидировать политическую гегемонию Франции в Европе и добиться организации сплоченного единого противостояния Запада Советскому Союзу. 20 февраля 1925 г. английский министр иностранных дел О. Чемберлен в секретной записке писал, что Европа разделилась на три лагеря: победителя, побежденных и Россию. Россия исчезла из числа великих держав Европы, став угрожающей, не поддающейся учету, обособленной. «Именно из-за России и вопреки ей, — писал Чемберлен, — было необходимо определить политику безопасности Великобритании»[221].

В ходе интенсивных контактов германского посла с Чичериным и Литвиновым в марте-апреле 1925 г. затрагивался весь комплекс вопросов, интересовавших оба государства. Ключевым был вопрос о Лиге Наций, в особенности об обязательствах согласно ст. 16, 17 ее Устава (статута)[222] в случае вступления Германии в Лигу. 9 Марта 1926 г. Чичерин попытался использовать военное сотрудничество Москвы и Берлина в политических целях. Он указал, что поскольку на Востоке, — где Москва после неудачных попыток экспорта революции в Европу намеревалась усилить свою активность, — предстоит конфронтация с британскими интересами, то СССР рассчитывает на тесное военное сотрудничество с Германией. В начале апреля 1925 г. Чичерин в беседе с Ранцау, говоря о намерении Германии заключить с Западом гарантийный пакт и вступить в Лигу Наций, указал, что это «есть лишь составная часть общей комбинации, означающей объединение с Антантой против нас»[223].

Однако Штреземан неуклонно прокладывал Германии «путь на Запад». 25 апреля он вручил советскому полпреду в Берлине Крестинскому меморандум, в котором излагались причины, побудившие Германию добиваться Рейнского пакта и вступления в Лигу Наций. Главное заключалось в том, что немцы стремились освободить Рейнскую область от французской оккупации и вернуть ее в состав Германии.

Была сделана попытка убедить, что членство Германии в Лиге сулит выгоды и для СССР, поскольку «Германия, будучи членом Совета, должна была бы принимать участие в решениях по любому действию Лиги, планируемому против России. Вето Германии могло воспрепятствовать любому такому действию[224].

2 июня 1925 г. Крестинский передал ответный меморандум, в котором указывалось, что СССР будет считать вступление Германии в Лигу

16 июня 1925 г. Франция согласилась на германский проект гарантийного пакта, выработанного, как известно, при тесном участии английского посла в Берлине Д'Абернона. Чичерин, анализируя ситуацию в статье «Остров и материк» в «Известиях» от 30 июня 1925 г., сделал заключение, что «стремление английского правительства оторвать Германию от СССР и направить ее против последнего является одним из факторов международной политики настоящего времени»[226].

В преддверии Локарнской конференции в августе 1925 г. был досрочно очищен Рур. В конце августа — начале сентября 1925 г. в Лондоне совещание экспертов-юристов Англии, Франции, Бельгии, Италии, Германии на основе германо-английского проекта выработало окончательный вариант гарантийного пакта. Пожалуй, последней возможностью для СССР оказать воздействие на позицию Германии явилась поездка Чичерина в Берлин через Варшаву. В Польше ему был оказан весьма дружественный прием. В Берлине визит советского наркоминдела в Варшаву был истолкован как давление. С 30 сентября по 6 октября 1925 г. Чичерин встречался с президентом Германии Гинденбургом, канцлером Лютером, дважды с министром иностранных дел Штреземаном. Чичерин вновь нажимал на военный аспект взаимоотношений, но безуспешно. Максимум, на что пошел Берлин, это выработка приемлемой для обеих сторон формулы о взаимном нейтралитете и заверения, что, вступив в Лигу Наций, Германия не станет проводить линию против СССР и будет готова договориться с СССР о заключении нового политического соглашения и торгового договора. 3 октября Советскому Союзу был предоставлен краткосрочный кредит на 75 млн. марок из расчета 8,5 % годовых и конечным сроком выплаты 28 февраля 1926 г. Все это было «утешительным призом» советской стороне накануне Локарно.

В течение лета и осени 1925 г. лишь Зект и стоявшая за ним группа ведущих офицеров райхсвера проявили себя, по свидетельству X. Дирксена, крепчайшей опорой дружбы с Москвой[227].

5 октября 1925 г. начала свою работу Локарнская конференция. В ней участвовали министры иностранных дел Англии, Франции, Бельгии, Польши, Чехословакии, Германии и представитель Италии. На первом заседании английский министр О. Чемберлен провозгласил полное равноправие всех участников конференции и было начато постатейное обсуждение проекта гарантийного пакта, выработанного лондонским совещанием экспертов. На втором заседании б октября 1925 г. участники конференции приступили к обсуждению арбитражных договоров Германии с Польшей и Чехословакией о ее восточных границах. Англия отказалась взять на себя обязательство гарантировать германские восточные границы, и Франция, выступившая с этим предложением заключить гарантийные договоры не только западных, но и восточных границ Германии, осталась в одиночестве. В конечном итоге Франция сама подписала гарантийные договоры с Польшей и Чехословакией, обязавшись оказать им помощь в случае нарушения их границ, если Лига Наций не решит вопрос о принятии соответствующих коллективных мер.

Наибольшие споры вызвало начавшееся на четвертом заседании обсуждение вопроса о вступлении Германии в Лигу Наций. Чемберлен заявил:

Штреземан потребовал для Германии равного представительства в Совете и Секретариате Лиги, колониальных мандатов, уточнения обязательств по ст. 16 Устава Лиги. Этот вопрос стал одним из основных на конференции. От Германии требовали Обязательств участвовать во всех военных и экономических санкциях против агрессора, пропуска войск через ее территорию. Возможного агрессора все участники конференции видели в СССР.

Французский министр А. Бриан уговаривал германскую делегацию, говоря, что

Он отметал саму мысль о том, что Германия окажет экономическую помощь России, которая «нападет на цивилизованный мир». Германская делегация обязательств участвовать в санкциях против СССР не дала. Штреземан пояснил, что в случае войны против России Германия не смогла бы помогать России даже косвенно; в случае же германо-русской войны «русские войска могли бы наводнить всю Германию и большевизм мог бы распространиться вплоть до Эльбы».

На шестом заседании 12 октября 1925 г. участники конференции продолжили обсуждение вопроса о влиянии ст. 16 Устава Лиги Наций на советско-германские отношения. В этот же день в Москве между СССР и Германией был подписан торговый договор, который, с учетом Локарно, должен был служить показателем «особых дружественных отношений» между Москвой и Берлином.

16 октября 1925 г. на Локарнской конференции был подписан заключительный протокол и парафированы Рейнский гарантийный пакт, арбитражные соглашения Германии с Францией, Бельгией, а также с Польшей и Чехословакией. Кроме того гарантийные договоры с Польшей и Чехословакией подписала Франция. Рейнский пакт гарантировал сохранение территориального статус-кво границ Германии с Бельгией и Францией в соответствии с Версальским договором. Германия, Бельгия и Франция обязались не нападать друг на друга. Договор вступал в силу после его ратификации и вхождения Германии в Лигу Наций. Гарантами Рейнского пакта становились Англия и Италия. В качестве официального документа конференции был принят проект коллективного письма к Германии, в котором было согласовано такое толкование ст. 16, которое позволяло Германии участвовать в совместных мероприятиях Лиги в той мере, в какой это был возможно, сообразуясь с ее «военным положением» и с учетом ее «географического положения»[228].

Посол Брокдорф-Ранцау отрицательно оценил итоги Локарнской конференции. В записке президенту Германии от 7 ноября 1925 г. он написал, что они означали ориентацию Германии на Запад.

«Если Локарнские соглашения будут заключены, мы потеряем тот козырь, который мы имеем со времен Рапалльского договора в отношении союзников, когда мы могли указать на возможность более тесной связи с Россией, не исключая даже возможности военного сотрудничества».

В письме президенту Гинденбургу от 28 ноября 1925 г. Брокдорф-Ранцау даже просил о своей отставке и лишь после соответствующей просьбы президента согласился остаться на своем посту в Москве.

Локарнские документы были подписаны в Лондоне 1 декабря 1925 г. 28 февраля 1926 г. Германия подала официальное заявление о вступлении в Лигу Наций. Однако на чрезвычайной сессии Лиги в Женеве в марте 1926 г. прием Германии в Лигу Наций был блокирован из-за претензий Польши, Испании и Бразилии на место постоянного члена Совета Лиги, обещанного Германии. 17 марта 1926 г. Бразилия наложила вето на прием Германии. Лишь 8 сентября 1926 г. седьмая сессия Ассамблеи Лиги Наций приняла решение о принятии Германии в Лигу с предоставлением ей постоянного места в Совете Лиги.

Наряду с конференциями в Лондоне и Локарно, результаты которых означали «замирение» Европы на антисоветской основе, ослабление позиций Франции и усиление положения Англии и Германии, в Европе произошло еще одно событие, также имевшее свое влияние на советско-германские отношения и, в первую очередь, на их военную сферу — 17 июня 1925 г. в Женеве был подписан «Протокол о запрещении применения на войне удушливых, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств». Согласно протоколу, 37 государств, подписавшие его, заявили, что они признают запрещение использования на войне «удушливых, ядовитых или других подобных газов, равно как и всяких аналогичных жидкостей, газов и процессов», сформулированное в Гаагской декларации 1899 г., системе версальско-вашингтонских договоров. Кроме того, 37 государств согласились распространить это запрещение на бактериологические средства. Депозитарием протокола, ратификационных грамот и документов о присоединении к нему других государств стала Франция.

10 мая 1926 г. Протокол вступил в силу, 5 апреля 1928 г. к нему присоединился СССР. В Протоколе о присоединении к нему были сделаны две оговорки о том, что СССР принимает обязательство только по отношению к государствам, его подписавшим и ратифицировавшим и что протокол перестает быть обязательным для СССР «в отношении всякого неприятельского государства» и его союзников, вооруженные силы которого «не будут считаться с воспрещением» протокола. Кстати, в приказе РВС СССР от 21 июня 1929 г. о введении в действие Полевого устава РККА 1929 года (ПУ-29) говорилось: «Средства химического нападения, указания на которые имеются в Полевом уставе, будут применяться Рабоче-Крестьянской Красной Армией лишь в том случае, если наши классовые противники применят их первыми».