Советские космонавты

Я — «ЧАЙКА»

Валентина Владимировна Терешкова

Летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза полковник Валентина Владимировна Терешкова. Родилась в 1937 году в деревне Масленниково Ярославской области. Член КПСС. Совершила полет в космос в 1963 году.

Недружно в тот год наступала весна. Еще в феврале снег начал быстро сходить, зазвенела с крыш веселая капель, заиграло небо весенней лазурью, да вдруг снова запуржило, лужицы на асфальте подернулись коркой льда. Таким был тот март.

На возвышенности у стрелки, там, где Которосль впадает в Волгу, в предрассветном сумраке можно было разглядеть стройную девичью фигурку.

— Уезжаю, мама...

Даже мысль о близкой разлуке, даже непогода, которой провожал ее седой Ярославль, не могли заглушить растущего чувства радости и... тревоги перед очень серьезным шагом, который предстояло сделать. Ну что ж... Она сама выбрала этот путь, значит, надо идти вперед. Там, впереди, как большая непрочитанная книга, лежит вся жизнь. В ней много хороших людей и много интересных дорог. Но ей нужна была только одна — та, что ведет в небо...

У нее в тот день был тройной праздник: вызов из Москвы, 8 марта и... Рука невольно потянулась к маленькому карманчику на груди и ощутила ее — драгоценную книжечку — билет члена партии Ленина.

Сколько лет минуло с той поры? Много. Но разве забудется та далекая весна, да и другие весны...

— Девчонкой, возвращаясь из школы, я на пороге говорила: «Вот я и дома!» Те же слова произносила и после поездки в соседний город на парашютные соревнования. Их я повторила, и вернувшись из космоса на Землю... — Затем, помолчав, добавила: — Со временем космические корабли полетят не только к планетам, но и к далеким звездам. И в их экипажах обязательно будут женщины.

Ведь мой полет еще раз доказал, что женщины наравне с мужчинами во всем. Кто теперь рискнет утверждать, что мы «слабый пол»?

Ее отвлекает телефонный звонок из Комитета советских женщин, потом приносят почту...

— Мечтаю о новых полетах и я. И не мечтать об этом просто невозможно. Тот, кто хоть раз побывал в космосе, заболевает им на всю жизнь...

Поначалу все складывалось иначе. Когда училась в школе, о космосе и дум не было. Когда пришла в аэроклуб, тоже об этом не мечтала. А вот когда услышала о старте Гагарина, сердце екнуло, на душе стало радостно-радостно, и поманило куда-то, позвало...

Девчонкой мечтала о другом. Мечта не сбылась. Но от нее навсегда осталась неутолимая жажда к перемене мест. Нет, не ради праздного любопытства. Ей очень хотелось посмотреть на мир, побывать в разных краях и городах, вобрать в себя их красоту, познать их прошлое и настоящее, угадать будущее, чтобы потом рассказать другим. Ей хотелось быть машинистом. Очень хотелось! Нравилось, как паровозы с длинным шлейфом дыма, постукивая колесами, проходили через город на Волге в Москву и на Дальний Восток, протяжно гудели. Через зеркальные стекла окон плескались вспышки света. Но поезда уходили без нее...

В детстве она нередко завидовала подругам, которые восторженно говорили: «А мне папа книжку купил. Интересную!» Или: «Я с папой вчера была в кино». Становилось больно. Она старалась незаметно отойти в сторонку или перевести разговор на другую тему. Ее отец ушел в Красную Армию осенью 1939-го и не вернулся.

У матери их осталось на руках трое: накорми, одень, обуй. Валя прибегала из школы и помогала ей по хозяйству, нянчила младшего братишку Вовку. Бывало, готовит домашнее задание, а на коленях держит его, озорного, крикливого. После окончания седьмого класса призналась:

— Мама, поеду-ка я учиться в Ленинградское железнодорожное училище.

Елена Федоровна отговаривала:

— Куда ты такая маленькая? Не примут тебя, только время потеряешь.

Когда мать была на работе, Валя подходила к зеркалу, смотрела на себя, подтягивалась на цыпочках, чтобы казаться выше, и с горечью думала: «Наверное, не примут. Уж очень мала...» В сердце закрадывалась щемящая грусть, обида, но мечта о паровозе продолжала жить.

Получилось так, что, закончив семилетку, пошла она работать на шинный завод. Надо было помогать семье. Продолжать учебу решила в вечерней школе. По фабричному гудку подъем. Плеснув в лицо холодной водой, торопливо натянув рабочую спецовку и на ходу дожевывая бутерброд, шла на завод. А вечером — за партой. На улице темень, ноги гудят, по телу разливается усталость. И до сознания с трудом доходит то, о чем говорит учитель.

В неполных пятнадцать лет нет ничего легче, чем предугадывать свое будущее, давать себе обещания, но трудно, ох как трудно выполнять их. Попробуй учить физику или повторять функции угла после трудного рабочего дня, когда давит усталость, а подружки зовут в кино, в парк или на набережную Волги. Трудно устоять перед соблазнами.

На Ярославском шинном она проработала девять месяцев и перешла на текстильный комбинат «Красный Перекоп». Уговорили мать и сестра: «На комбинате мы все вместе, есть там и текстильный техникум, и заочный факультет института. Не захочешь быть текстильщицей — иди по другой линии. Были бы желание и старание». Не сразу решилась на переход: «Не скажут ли люди, что порхаю с места на место? Не назовут ли «летуньей»?» Долго ходила по высокому мысу у стрелки, смотрела на дымящиеся вдали трубы «Красного Перекопа», слушала ровное дыхание Волги, думала...

Жизнь, казалось, вошла в свое русло: работа на производстве, занятия в заочном техникуме, дела но хозяйству. Но тут подружка по техникуму Галя Шашкова стала звать в аэроклуб, где она занималась парашютным спортом.

— Пойдем, Валюта, не пожалеешь...

Сколько таких разговоров было! Пойдем да пойдем, а она упорствовала. «Зачем? Что я там делать буду? В машинисты не взяли, а в парашютисты тем более не возьмут». И все-таки однажды из любопытства съездила на аэродром посмотреть на прыжки. Все здесь показалось необычным. Парни и девушки перебрасывались словами, смысл которых она не понимала. А вид отделяющихся от самолета крохотных, беспомощных фигурок еще больше утвердил во мнении, что парашютный спорт не для нее.

Однажды в журнале увидела фотографию темноглазой девушки. Все привлекало в ней: и ладно сидящий комбинезон, и открытое улыбчивое лицо, и прядь непослушных волос, и даже само имя — Надежда. А когда Валя прочитала, что эта самая Надя Пряхина прыгнула с самолета ночью и целую минуту и несколько секунд летела в холодной липкой черноте, не раскрывая парашюта, у нее даже дух захватило.

Да, такое не всякий сможет...

Вторая встреча с аэродромом была не похожа на первую. Ребята и девушки в шлемофонах, с парашютными сумками оказались простыми и симпатичными. Когда некоторые из них, сняв «богатырские доспехи» — шлемы, комбинезоны и тяжелые ботинки, — предстали в своем обычном виде, Валя увидела юных и хрупких на вид девушек и парней.

В ту осень (это было в 1958 году) все и началось. Собрал новичков инструктор Виктор Хавронин и стал рассказывать о парашютизме. Видя, что слушают его с большим вниманием, увлеченно, закончил:

— Жду вас завтра. Запомните адрес: улица Свободы, дом девять.

На следующий день Валя вернулась домой позже обычного. — Случилось что-нибудь? Какая-то ты странная, — насторожилась Елена Федоровна.

Признаться, сразу Валя не решилась. Не хотелось тревожить мать, да и не было у нее еще полной уверенности в себе. Она и раньше знала, что некоторые девушки с комбината записывались в аэроклуб, торопились на занятия, но у одних это увлечение быстро проходило, и они навсегда забрасывали тренировки, других отчисляли по состоянию здоровья.

...День 21 мая 1959 года она помнит во всех деталях. На аэродром приехали рано. Утро выдалось сырое. Моросил мелкий, нудный дождь. Порывистый холодный ветер гнал низкие облака, рвал их на части, нанизывал на верхушки деревьев. На летном поле хмуро поблескивали лужи, над которыми стелился туман. Девчонок охватило уныние. Неужели из-за погоды сорвутся прыжки? Первые прыжки! Столько ждали этого дня, готовились, волновались, и вот на тебе — погода испортилась.

Инструктор Володя Кондратьев тоже нервничал, несколько раз бегал за метеосводкой, с тоской оглядывал небо, но давать «отбой» не торопился. «Подождем еще!» И дождались. Постепенно дождь перестал. В разрывах туч обозначились голубые осколки неба, по лужам забегали солнечные зайчики, запахло землей, загалдели воробьи. «Будем прыгать», — успокоил Кондратьев.

Маленький зеленый самолетик побежал но взлетному полю, подпрыгивая на неровностях, и вдруг повис. Земля удалялась. Казалось, что она плывет под крылом. Валя напряженно прислушивалась, боясь из-за звенящего шума мотора пропустить команду «Пошел!». Ее она так и не услышала, а скорее почувствовала, что пора вставать и идти к распахнутой двери. Сердце учащенно забилось. Казалось, что его стук слышат все. Валя заторопилась. Не видя перед собой ничего, шагнула в бездну и тут же почувствовала, что внутри что-то оборвалось. Глаза зажмурились от упругого удара воздуха. Несколько секунд стремительного падения — и вдруг толчок. Он-то и вернул самообладание.

Валя увидела белый купол над головой. Вокруг висели такие же белые хлопья облаков. Внизу широкой лентой блестела Волга. Зеленая полоса леса слилась с горизонтом. Земля надвигалась.

«Первый прыжок! Мой первый прыжок!» Сердце наполнилось радостью. Она попробовала чуть натянуть стропы, и парашют па-чал разворачиваться. Ощутив слегка согнутыми ногами толчок, скользнула по мокрой траве и завалилась на бок. Рядом распластался шелковистый купол. Не успела подняться, как строгий голос спросил:

— Терешкова, почему прыгала без команды? Кто разрешил самовольничать?

— Как без команды?..

Волнуясь и краснея, она пыталась объяснить, почему так получилось, что шум мотора мешал ей слушать, что...

— Учти свою ошибку. — И после паузы: — ...А, начало, в общем-то, неплохое. Собирай парашют.

Была уже глубокая ночь, когда она вернулась домой. Первым встретил брат:

— Где ты пропадаешь? Мама волнуется...

Валя молчала. Как рассказать о пережитом? Где найти такие слова, которые объяснили бы все? Призналась брату: так, мол, и так. Он удивился: «Ну и ну!» Когда мать стала выговаривать за позднее возвращение, Володя заступился, объяснил, где была сестра, что делала. Елена Федоровна так и ахнула:

— Это за что же мне такое? Расшибешься, глупенькая!

Валя с таким жаром защищала свое увлечение, что мать, которая сначала упорно твердила «нет и нет», постепенно успокоилась, а потом и сдалась:

— Ну, ладно, поступай как знаешь. Только осторожно. Меня пожалей. Сомневаюсь, что этот твой зонтик уж очень надежное дело. Ты хотя бы с большой высоты не прыгай. Страх-то какой...

А сколько разговоров о первых прыжках было на «Красном Перекопе»! Счастливые девчонки чувствовали себя на седьмом небе, и работа особенно спорилась.

Небо! Как оно манит, как влечет к себе человека, хотя бы раз ощутившего силу упругих струй воздуха, их приятную свежесть узнавшего счастье свободного полета в пятом океане! Простор, сила, побежденный страх...

Хотелось прыгать ежедневно. Но второй прыжок довелось сделать только через месяц. Задание — имитация ручного раскрытия парашюта. Оценка — «пять». Третий прыжок — раскрытие запасного парашюта. И снова отличная оценка. После нескольких прыжков, когда вчерашние «перворазницы» уже почувствовали уверенность в себе, инструктор собрал их и начал невеселый разговор:

— Плохи дела, девчонки! Многие из вас не поняли главного — сути прыжка. Запомните, что вся красота, вся прелесть и радость прыжка, все искусство, если хотите, — в парении, а не в висении под куполом. Точность полета, техника приземления, виртуозное управление телом и парашютом — вот что главное. Да, да, именно это, а не плавание по ветру, куда понесет...

Тренировки в горах. Так обозначается место приземления космонавтов

Прыгала Валя легко, свободно, а вот приземление в «крест» не всегда получалось. Бывало, после посадки не успевала погасить парашют, и ее волокло по земле. Растерянная и беспомощная, она ехала, словно на салазках, лежа на запасном парашюте. Это злило. Злило, но не отталкивало от парашютизма. Она могла часами сидеть на старте и внимательно наблюдать за прыжками мастеров, изучать их опыт, запоминать приемы и повторять их, повторять до тех пор, пока не чувствовала, что прыжок получился.

Страх? Был ли он, когда она прыгала? И да и нет. Ведь прыгала она сама, никто не принуждал, никто не толкал. И в то же время ощущение, испытываемое в первые секунды прыжка, воспринималось очень своеобразно. Казалось, все ясно. Можно разобрать по полочкам все, что ее ожидает: удар ветра в лицо, от которого зажмуривались глаза, удивительная легкость во всем теле, потом толчок от раскрытия парашюта, потом... Потом легкий скользящий удар о землю. Нет, она не боялась ни первого, ни второго, ни третьего. Она даже научилась не напрягаться в момент, когда ожидала команды «Пошел!». Но все равно жмурилась. Однажды она здорово перепугалась. Все шло как обычно. Прыгнула. Купол наполнился встречным потоком. Но вдруг невесть откуда набежавший ветер стал сносить ее в сторону, на стадо коров. От мысли, что она может попасть прямо на рога, стало жутко. Но первая растерянность быстро прошла.

Всякое случалось. Бывало, являлась домой с ушибами, синяками. Усталая, падала на постель и засыпала глубоким сном. В последний год учебы в техникуме со временем было туговато — ведь она работала и училась, но занятий в аэроклубе не бросала.

Очень рано Валентина поняла, что жизнь — это и радости, и трудности, которых не нужно бояться, что счастье — это найти свое место среди людей.

Среди сверстниц и сверстников ее уважали: за самостоятельность, доброту, открытость. Ребята и девчонки часто спорили о прочитанных книгах, кинокартинах, постановках Ярославского драматического театра, исполнительском искусстве пианиста Вана Клиберна, стихах поэта Евтушенко... Не всегда их точки зрения совпадали, но от этого спор становился только интереснее. Непременным участником такого рода диспутов была Валя. Говорила она увлеченно, искренне, не стесняясь показать свое отношение к тому, что действительно трогает и волнует.

Однажды мечтательно сказала:

— А вы слышали, девчонки, о таком писателе — Борисе Горбатове? Смелый был, гордый! Вот его слова: «Человек без мечты — что птица без крыльев: в полет не годен». Правда, здорово?

В другой раз стала цитировать Лессинга: «Если человек никогда не теряет головы, значит, ему просто нечего терять». И ребята долго спорили, как понимать эту фразу.

Шло время. На комбинате ее собирались назначить помощником мастера. Но неожиданно все получилось совсем иначе: на общем собрании комсомольцев Валю избрали секретарем комитета. В ту ночь она не спала: все думала и думала. Ее увлекала работа с молодежью. Но одно дело — час-другой попредседательствовать на шумном диспуте, поговорить с ребятами, выполнить какое-либо поручение, а другое — быть руководителем и организатором двухтысячного отряда молодежи, быть ответственным за каждого.

Утром первым, кого она встретила на комбинате, была партийный секретарь Валентина Федоровна Усова.

— Ну как, справишься? — спросила она. Валя опустила голову.

— Чего молчишь? Я ведь не вопрошаю, а утверждаю.

И пошло, пошло... Субботники, авралы в общежитии, антирелигиозная пропаганда, тематические вечера, «Клуб девушек», разбор прогульщиков... «Ох, знала бы, что так будет, не согласилась бы!» Но отступать было поздно. Рабочая молодежь пошла за ней. Комсомольцы прислушивались к ее словам.

У ребят свой литературный кружок. Однажды она пришла туда. Разговор шел о горьковском Данко. В тишине звучал голос комсомолки Тани из прядильного цеха. Валя присела на край стула и вместе со всеми слушала. Когда Таня кончила, к ней подошли двое — из тех, кто, по их собственному выражению, уже «потерт жизнью» и «по-честному, без литературных примеров» хочет узнать «правду жизни». Таня растерялась, а двое продолжали допрашивать: «Сама-то ты что думаешь о людском бескорыстии? Что? Молчишь?»

В спор вмешалась Валя. И стала убедительно опровергать формулу, что-де бескорыстны среди людей только гении, да и те в конечном итоге надеются на признание.

— Про Кузнецова читали?

— Какого Кузнецова?

— Партизана-разведчика. О нем в книге Медведева «Сильные духом» написано. И письмо там приводится одно.

— Подумаешь, письмо. Бумажка, и только!

— Бумажка, говоришь? — Валя вспыхнула. Глаза стали гневными. — А ты знаешь, что написал он ее перед уходом на задание, возвратиться с которого не рассчитывал?

В зале замерли. Она достала из кармана листок, бережно развернула его и прочитала: «Я люблю жизнь, я еще очень молод. Но если для Родины, которую я люблю, как свою родную мать, нужно пожертвовать жизнью, я сделаю это. Пусть знают фашисты, на что способен русский патриот и большевик. Пусть знают, что невозможно покорить наш народ, как невозможно погасить солнце».

...В день полета Юрия Гагарина в аэроклубе был переполох. Ребята носились как угорелые. Расписание прыжков сорвалось: кто слушал радио, кто спорил, кто доверительно сообщал неведомо откуда добытые «подробности»... Девушки, сбившись в кучку, говорили о том, кто будет первой космонавткой.

Еще не разобравшись в охвативших ее чувствах, Валя ощутила какое-то беспокойство, волнение. Говорили, что Гагарин тоже был курсантом аэроклуба. Думы об этом мешали спокойному течению мыслей. Она отдавала себе отчет в том, что нечто подобное испытывали в те дни миллионы людей и, вероятно, многие юноши и девушки писали заявления с просьбой зачислить их в отряд космонавтов. Конечно же, там много достойных кандидатур. А что она? На ее счету несколько десятков прыжков, она имеет спортивный разряд. И все же решила попытаться.

Об этом не знал никто: ни домашние, ни подруги. Только Валентина Федоровна Усова. Да и она не торопилась с советом. Понимая ее, Валя старалась не попадаться на глаза партийному секретарю, а при встречах скрыть внутреннее напряжение, не выдать его словами. Только добрую, прожившую трудную и светлую жизнь женщину нельзя было обмануть. Она все чувствовала и все понимала.

— Ну что ж, Валюта, — сказала ее старшая наставница, если чувствуешь себя готовой, пиши заявление. Я за тебя поручусь...

Она жила ожиданием. Вечерами отправлялась на песчаный откос Волги, глядела на заречные дали и представляла себя летящей среди звезд. Далеких мерцающих звезд! И тут же задавала себе вопрос: «Справлюсь ли? Ведь я не летчик. Может быть, сначала поступить учиться в летное училище? Но возьмут ли меня, девчонку? Л время уходит, течет, как вода в Волге...»

Бродила по пустынной Карачихе (так называлось место, где был расположен аэроклубовский аэродром), вспоминая сочиненные кем-то из ребят стихи:

Карачиха моя, Карачиха,

Беспокойная в небо дорога,

К незнакомой звезде моей тихой

С твоего я шагаю порога!..

Гасли стожары. Бледнело небо. Она возвращалась домой, чтобы утром снова идти в цеха родного «Красного Перекопа», в горком комсомола, аэроклуб...

В декабре 1961-го ее вызвали в областной комитет ДОСААФ. Трудно сейчас передать в деталях разговор, который тогда состоялся. Слишком нереальным, фантастичным казалось то, что именно на ее долю выпадало счастье, о котором она даже боялась думать. Она поняла лишь одно: ее берут.

Время листало странички календаря. Валя по-прежнему занималась комсомольской работой. В аэроклубе тоже прибавилось дел: она стала инструктором по парашютному спорту. У нее появились свои подопечные, а вместе с ними и ответственность за них, за их подготовку, знания и умение.

Кончилась зима. По ночам еще морозило, но днем небо становилось синим-синим, ярко светило солнце. Под его лучами таял снег. Кричали взъерошенные воробьи. Она улыбалась воробьям и солнцу, синему небу и тонким сосулькам. Ей казалось, что она чайкой парит над Волгой. У нее в кармане лежала телеграмма: «К десяти часам утра прибыть в Москву к генералу Каманину».

А потом все завертелось, закружилось в вихре встреч, знакомств, вопросов, тренировок. Работа, работа и снова работа...

Космодром Байконур с его стартовой площадкой и величественное зрелище старта космической ракеты-гиганта она впервые увидела в дни группового полета Андрияна Николаева и Павла Поповича. Перед глазами открылась потрясающая картина, которую раньше она представляла лишь по рассказам ребят и преподавателей. И пожалуй, уже тогда Валя ощутила близость своего старта.

16 июня 1963 года над планетой прозвучал ее позывной:

— Я — «Чайка»!..

...Спешит человек. Шагает по аллее Звездного, стучит каблучками по улицам Москвы. Идет, улыбается и думает... Снежинки, которые тают на щеках, — лебединая песня зимы, простая и прекрасная, как та, что звучала в гуле самолетных моторов, в порывах ветра, наполняющего купол парашюта, в грохоте ракетного старта... — С праздником тебя, мамулька! — радостно кричит Аленка. — И чуть помолчав, черноглазое существо вдруг настороженно спрашивает: — Мамочка, а ты не уйдешь на работу 8 марта?

...Сейчас она — член Центрального Комитета КПСС, председатель Комитета советских женщин, депутат Верховного Совета СССР, вице-президент Международной демократической федерации женщин... Она часто слышит слова благодарности за свой труд. И все-таки самый низкий поклон ей за другое — за ее дерзновенное мужество, за любовь к труду. Это они привели ее в космос. Это благодаря им она имеет воинское звание полковника ВВС, диплом инженерной академии, ученую степень кандидата наук. Это за них ее и по сей день называют «Чайкой».