Совпалыч

Глава 3 Команда «Гаммаруса». Совпалыч. Девушка из отдела симпатической связи,

Еще в прошлом веке наука установила, что долгое пребывание в замкнутом помещении может вызывать галлюцинации. Поэтому, когда я услышал тихое пение, некоторое время предпочитал полагать его плодом собственного воображения. Но стоило прижать ухо к переборке, как музыка зазвучала громче и я смог разобрать слова:

Несколько человек стройно подтянули припев, и стало понятно, что песня звучит не впервые.

Пение сопровождалось аккомпанементом нежного гитарного перебора и мягким барабанным ритмом. Мелодии припева вторил какой-то духовой инструмент, возможно кларнет или флейта.

Неизвестный исполнитель еще перебирал струны, но все тише повторялась незатейливая гармония: ля-минор, до-мажор, соль-мажор, ля-минор, до-мажор, соль-мажор… Наконец, музыка стихла, и за переборкой послышались голоса.

— Эх, Саблин, всю душу вымотал своими страданиями.

— Всеволод Абрамович, откуда у вас душа? Вы же комиссар!

Звонкий голос принадлежал исполнителю.

— Вот в том-то и дело, Саблин, что комиссар, — прозвучал ответ твердым, но доброжелательным тоном. — А ты такую непристойность в кубрике развел, «расскажу — схожу — сижу, жу-жу-жу», — передразнил он.

— Рифму не смог найти? И потом, все эти ангелы, поезда, дожди — это разве для воина песня? Тьфу! Давай, другую спой, Саблин, а то пойдешь трюм от соляры отдраивать.

— Какую же другую? — голос исполнителя, казалось, дрожал от обиды.

— Да разве их мало народ сложил? Ну-ка, гони инструмент сюда.

— О, сейчас Абрамыч споет… — послышались радостные голоса. — Давайте, товарищ комиссар, покажите класс салагам!

— Сейчас, сейчас… — польщенный комиссар подстраивал гитару. — Что за мода на шестиструнке играть?

И струны зазвенели так громко, что всякая необходимость прижиматься ухом к переборке исчезла. К тому же, комиссар пел сильным и хорошо поставленным баритоном.

Песня Абрамыча оказалась классическим танго. Я и сам не заметил, как принялся в такт шевелить пальцами ног, стараясь не выбиваться из ритма.

Вместе с последним аккордом за переборкой что-то сильно затрещало. Раздалось громкое шипение, а вслед за ним из динамиков раздался голос:

— По местам стоять, к всплытию! Приготовиться к продуву главного балласта!

Послышался топот десятков пар ног, спешащих донести свои тела до предусмотренных расписанием мест. Все делалось молча, и даже сквозь переборку чувствовалась выучка крепко спаянной дальними походами команды. Издалека донесся голос комиссара:

— К сведению команды! Девятнадцатого числа состоится общее собрание. На повестке дня два вопроса: международное положение и учение о карма-йоге. Также предлагаю третьим пунктом обсудить пиздострадание курсанта Саблина. Явка обязательна!

Покорнейше прошу прощения за то, что описание подводной лодки появится прежде разъяснения обстоятельств, благодаря которым я оказался на борту — слабеющая память все чаще решает за меня сама, транслируя воспоминания с неотвратимостью телевизора. Все, что я могу теперь — вовремя переключать программы, так и сейчас сделаю. Дважды я позволил себе забежать вперед, и впредь обещаю придерживаться хронологии, но сейчас еще раз прощу меня извинить, тем более что речь идет о «Гаммарусе», самом удивительном корабле, который я когда-либо видел.

В Бомбее мне доводилось наблюдать английские субмарины, и даже бывать на некоторых по долгу службы. Возможно, со стороны «Гаммарус» тоже напоминал удлиненную утятницу, но во всем остальном он был другим. Прежде всего, бросались в глаза размеры: по палубе смогли бы в ряд проехать три грузовика.

Спустившись по винтовой лестнице с палубы внутрь, я был потрясен. Ожидая увидеть привычные километры электрических проводов и воздушных магистралей, облепленных тысячами измерительных приборов, я оказался в просторном холле, отделанном деревом и зеркалами. В центре холла стоял гигантский подсвеченный аквариум, населенный рыбами всевозможных цветов и размеров. На стенах висело множество фотографий, где были запечатлены члены экипажа, их семьи и даже домашние питомцы. Часть экспозиции занимали снимки из дальних походов: острова с нависающими над водой пальмами, пингвины и белые медведи, тропические бабочки, водопады, заливы, реки, горы, — все это вызвало желание скорее отправиться в путь.

Увиденные в дальнейшем интерьеры могли принадлежать салону первого класса роскошного пассажирского судна — коридоры были выстелены мягкими ковровыми дорожками, вдоль инкрустированных пробкой и деревом стен висели изящные светильники, в гигантской кают-компании было вдоволь места не только для желающих полистать книги и журналы, но и для любителей бильярда и пинг-понга. По субботам кают-компания легко превращалась в кинозал.

Постепенно я начал понимать причину, по которой Краснов настоял на моем подводном путешествии. Именно здесь я смог подготовиться к возложенной на меня ответственной миссии. Ну а теперь — обо всем по порядку.

Приступая к описанию того, что я увидел и узнал, я не сомневаюсь, что мой рассказ может показаться вымыслом. Впоследствии многие обвиняли Краснова в подтасовке фактов, так как больше никто не смог повторить его опыты с теми же результатами. Даже доброжелатели склонялись к мысли, что разработанная профессором система — всего лишь художественная метафора, за которой ученый предпочел утаить свое фундаментальное открытие. Что же, чистота эксперимента — это в принципе понятие относительное, тем более, когда речь идет об экспериментах над людьми.

Производя опыт, ни один ученый не может освободить его от факта собственного наблюдения. Таким образом, в числе условий, влияющих на конечный результат, будет и сам экспериментатор, и его намерения, и мысли, и сны. В конечном итоге мы видим не то, что наблюдаем, а лишь отражение, видоизмененное в линзах наших ожиданий, представлений и теорий. Впрочем, я не ставлю перед собой задачи убедить маловеров. Мой рассказ вовсе не посвящен открытию Краснова, в чем читатель сможет легко убедиться, когда прочтет книгу до конца.

Итак, первый день в Москве подарил мне радостную встречу с моим научным руководителем и наставником. Наконец я мог поделиться с Тремором радостями и печалями, а также предположениями и гипотезами относительно описанных выше опытов, в постановке которых имел честь ему ассистировать. Немного стесняло общество полковника Синичкина, внимательно слушающего каждое мое слово и время от времени делающего пометки в блокноте. Наконец, когда мой сбивчивый рассказ был закончен, бритоголовый Сергей Александрович вежливо попрощался и оставил нас с Красновым наедине.

— Дорогой Иван Иванович, — сказал профессор. — Я очень рад, что не ошибся, когда предложил именно нашу кандидатуру для выполнения задания. И мне до слез приятно видеть, что вы не забыли университетские развлечения. Однако спешу вам доложить — хотя поиски шли в правильном направлении, ответ мы искали не в том месте.

— Какое задание, Александр Романович? — я задал вопрос, затаив дыхание. — Это как-то связано с вашими работами?

— И да, и нет. Задание вы получи те завтра от Синичкина. Но до этого момента мне необходимо кое-что вам объяснить и показать. И не только необходимо, но и совершенно не терпится это сделать. Ведь именно вы способны все оценить. Прошу за мной.

Мы прошли по уже знакомому коридору и свернули в один из примыкающих аппендиксов, который заканчивался тупиком. В торце этого тупика над дверью сиял красный фонарь четырехцветного светофора. Тремор вставил в щель рядом с дверью медный прямоугольник с хаотично просверленными отверстиями, и красный свет сменился голубым. Толстая овальная дверь с высоким, до колена, порогом открылась, и мы вошли в небольшое помещение, немногим просторнее того, в котором я провел сегодняшнюю ночь. Стены комнаты до самого верха занимали приборы с множеством светящихся датчиков, а в центре стоял белый рояль.

Наверное, когда я взглянул на профессора, мои глаза были совсем дикими, потому что он, предваряя многочисленные вопросы, сразу стал объяснять:

— Вы находитесь в центре управления. Сюда приходит информация из всех крупных городов нашей страны, а также сведения из-за рубежа. Здесь сообщения анализируются и обрабатываются. Помните наши университетские опыты? Мы были на правильном пути, но слишком увлеклись версией коллективной памяти. Это направление работы заморожено как не имеющее практического значения.

— Что же имеет значение?

— Система синхронизации случайных совпадений, кратко именуемая «совпалыч». В том, что мы, находясь в разных местах, одновременно делали гимнастику Мюллера или пели «Дубинушку», таился путь к великому открытию. Но только сейчас удалось получить результат. Это может показаться смешным, но ключ к решению задачи дала именно граммофонная запись Шаляпина.

Как вы знаете, «Дубинушка» — моя любимая песня в репертуаре Федора Ивановича. И вот, прослушивая, возможно, в тысячный раз это гениальное произведение, я осознал очевидное. Известно, что артель бурлаков пела эту песню, когда тянула по реке баржу или судно. Одновременный припев «ухнем» помогал им делать совместное усилие, иначе груз не сдвинулся бы с места.

— Вы находитесь в центре управления. Сюда приходит информация из всех крупных городов нашей страны, а также сведения из-за рубежа. Здесь сообщения анализируются и обрабатываются

Таким образом, — Тремор перешел с дружеского тона на более привычный лекторский ритм, — за счет ключевого момента «ухнем», они синхронизировали свои действия. Это понятно.

Но никто никогда не пытался увидеть ситуацию наоборот. Если ключевой момент «ухнем» может определять простейшее действие, то и само действие определяет ключевой момент. Иными словами, в определенной системе координат и отношений становится неважно, что от чего зависит — бурлаки от «ухнем» или «ухнем» от бурлаков. Имеет значение лишь только точка их объединения, именно она позволяет перемещать баржу, то есть, влиять на материальный мир. Эта точка, где причина и следствие совпадают, называется «совпалыч» и является основным понятием системы синхронизации. Это тоже, надеюсь, несложно понять. Далее. До сих пор мы рассматривали лишь простейшее действие — синхронную работу десятка бурлаков. Однако синхронные действия в мире одновременно совершает множество людей.

…в определенной системе координат и отношений становится неважно, что от чего зависит — бурлаки от «ухнем» или «ухнем» от бурлаков

— Делают гимнастику?

— Например. Но и гимнастика — это слишком просто. Десятки тысяч человек сейчас произносят слово «алло» в телефонную трубку. Сотни тысяч в данный момент курят папиросу. Миллионы одновременно просматривают одни и те же заголовки в утренней газете. Десятки миллионов человек в новогоднюю ночь держат в руке бокал с шампанским в момент с двадцати трех часов пятидесяти девяти минут пятидесяти девяти секунд до двадцати четырех часов ровно. И, наконец, три миллиарда человек сейчас делают вдох, а другие три миллиарда — выдох.

— Кажется, я понимаю. В момент «совпалыча», когда причина и следствие одинаково зависят друг от друга, их можно поменять местами.

— Именно так! Таким образом, речь идет об освоении границы иррационального. «Бог начинается там, где кончаются наши представления о Нем», — написал Аполлоний Ареопагит. В этом смысле, мы говорим сейчас о поиске Бога. Остальное — математические формулы и статистика. Честно сказать, практическое применение «совпалыча» мне не так интересно. Этим у нас занимается целый штат специалистов под руководством Синичкина. Я вам проведу экскурсию. Пойдемте.

— Профессор, еще один вопрос. Для чего здесь рояль? Вы трансформируете совпадения в звуковые колебания? Или наоборот?

— Рояль? — Александр Романович подошел к инструменту. — Рояль — это для души.

И вдавив педаль в пол, профессор взял несколько аккордов знаменитой мелодии:

В течение последующих часов Тремор показал мне несколько отделов лаборатории и познакомил минимум с полусотней человек. Я был поражен тем, насколько широки возможности применения открытия Краснова.

Был здесь, например, отдел, занимавшийся массовыми изданиями — книгами, газетами и журналами. Специалисты отдела размещали в крупнотиражных «Известиях» кроссворд, состоящий исключительно из вопросов по механике, и вскоре на предприятиях отмечалось резкое повышение производительности. Вопросы по астрономии меняли интенсивность приливов и отливов. В отделе политической технологии изучалась взаимосвязь всех «да» сказанных по телефону и результатов выборов в Сенат Соединенных Штатов. Один из специалистов, с которым мне удалось немного пообщаться, работал над синхронизацией футбольных матчей и гигиены. «Чем больше они будут кричать «судью на мыло», тем чаще будут умываться», — гордо заявил он.

К завершению экскурсии голова моя гудела, как цеппелин «Гинденбург», но я крепился. Из увиденного сильнее всего поразил отдел симпатической связи, в котором работало всего два человека — юная пара. Их комната не была похожа на все остальные, а скорее напоминала номер для новобрачных в гостинице Сурьяниана.

На окрашенных в цвет подгоревшего молока стенах висели несколько пейзажей известных мастеров, как мне показалось, подлинных. Пол был застелен дорогим ковром, на маленьком столике громоздились фрукты и сладости, а у стены возвышалась огромная кровать под полупрозрачным балдахином, из-под которого выглянула едва одетая очаровательная девушка, а вслед за ней — симпатичный молодой человек. Юноша соскочил с кровати, поздоровался с нами и пригласил выпить чаю. Судя по голосу, ему было не больше двадцати лет. Девушка сверкнула глазами в мою сторону и стала громко выставлять на стол дополнительные чашки. Видно было, что эта пара находится в состоянии полной эйфории.

Сославшись на неотложные дела, мы отказались от угощения и покинули этот райский уголок.

— Полковник Синичкин обнаружил их всего месяц назад, — объяснил профессор. — Парочка целовалась на скамейке перед Большим театром, совершенно не обращая внимания на воздушную тревогу. Оказалось, что они всего третий день как знакомы. Мы предложили им работу и предоставили все необходимое. Как видите, они совершенно счастливы и, кажется, вылезают из постели, только чтобы выпить чаю.

— А в чем заключается их работа?

— Быть вместе. Мы не в силах найти этому математическое обоснование, но «совпалычи» влюбленной пары — это нечто особенное. Стоит им оказаться в разных комнатах, как в их головы начинают приходить одинаковые мысли и образы. Они разговаривают, смеются и плачут одновременно. Они дышат в унисон даже когда спят. И, судя по их отчетам, им все чаще снятся одинаковые сны.

— Остается лишь позавидовать, — я вспомнил ослепительную щиколотку колено рыжей Кирхен и вздохнул. — Это рай на земле.

— Не спешите никому завидовать, — Краснов, кажется, угадал мое настроение. — Особенно здесь. Очень скоро начнется второй этап эксперимента. Им придется надолго расстаться. Вероятно, навсегда.

— Жалко.

— Эта пара на многое способна. Два юных любящих сердца стоят целой армии.

— ?

— Этот юноша окажется через месяц в одной из европейских столиц и сведения, которые он достанет, будут важными.

— А она?

— Останется здесь, чтобы принимать его информацию. После стадии одинаковых снов данные обычно поступают без помех. И пока они будут настроены друг на друга, они не встретятся. Даже после войны.

— Они знают о том, что их ждет?

— Конечно. Я ведь сказал — они не только смеются, но и плачут одновременно.

На следующий день меня вызвал Синичкин — как выяснилось, его кабинет находился на верхнем ярусе лаборатории. Дверь туда открывалась из главного входа с турникетом, где обычно в учреждениях размещаются вахтерские, которые раньше назывались швейцарскими комнатами. Там полковник угостил меня крепким чаем, и, не откладывая в долгий ящик, приступил к делу.

— Все, что я имею право вам сейчас сказать — ваша миссия может значительно приблизить конец войны и сбережет жизни миллионов человек. Есть еще вопросы?

— Что я должен делать?

— Пока что только вернуться в Бомбей. Завтра вы в одиннадцать-тридцать вылетаете в Ленинград. А из Кронштадта поплывете на подводной лодке. Перед тем, как сойдете на берег в Арамболе, капитан лодки Беспрозванный даст вам окончательные инструкции.

— Но не быстрее ли в Индию на самолете?

— Я тоже так считаю, — нахмурился полковник. — Но профессор Краснов настоял, чтобы вас доставили именно таким путем. Ему виднее.

— Сергей Александрович, — я все же позволил себе задать еще один вопрос. — Почему я?

— Стечение ряда обстоятельств. Во-первых, мы не выпускаем из вида никого из участников ранних экспериментов Краснова. Но главное — сам профессор вас рекомендовал, еще в школе. Поэтому вас и направили в университет, и распределили в Бомбей. Нам был необходим человек в Индии. Желаю удачи.

Прощаясь на аэродроме, Александр Романович крепко пожал мою руку.

— Привет капитану Беспрозванному. И вот еще, просили вам передать. Я разжал пальцы. На ладони поблескивали два серебряных ворона, соединившие концы крыльев.

— Это от девушки из отдела симпатической связи, — сказал он. — На счастье.