Глава 37

Маккензи попал в беду. Кири нутром чуяла это. Прошло более двух дней. За это время он вполне мог добраться до побережья и возвратиться. Едва ли его разговор с капитаном контрабандистов был слишком долгим.

По своей природе она была не из тех людей, что тревожатся по любому поводу, и, кроме того, доверяла профессионализму Маккензи, поэтому сейчас поверила своей интуиции: дело обернулось не так, как он планировал.

Но что она могла предпринять? Она хорошо ориентировалась на местности и смогла бы, наверное, найти пещеру контрабандистов. Ну а дальше? Было множество вариантов того, с чем она там может столкнуться. Его даже может не оказаться в пещере. И где его тогда искать?

Эти два дня показались ей двумя неделями, потому что ей было практически нечем заняться. Поэтому сегодня она пришла в дом Маккензи якобы для того, чтобы помочь ухаживать за Керклендом, но на самом деле, чтобы найти себе какое-нибудь дело. Керкленд шел на поправку, к нему вернулась прежняя острота мысли, но лихорадка так подорвала его силы, что он с трудом добирался от кровати до кресла с подголовником.

Большую часть дня она читала, сидя в его комнате, или разговаривала с ним, когда ему хотелось поговорить. Наконец его невозмутимый камердинер вежливо выставил ее вон под предлогом, что Керкленду нужно принять ванну. Кири отправилась бродить по дому. Она как будто чувствовала присутствие здесь Маккензи, но тревога ее не проходила.

Когда она находилась в малой гостиной, в дверь постучали. Подумав, что это Кэсси или Кармайкл, Кири вышла в холл как раз в тот момент, когда лакей открыл дверь.

В темноватом помещении она увидела знакомый силуэт.

— Маккензи! — воскликнула она и бросилась в его объятия. — Я так тревожилась!

Он схватил ее за плечи, и она замерла на месте. Что-то было не так. Она отпрянула, услышав незнакомый голос:

— Леди Кири? Я и не знал, что вы знакомы с моим братом.

Она подняла глаза, и у нее оборвалось сердце.

— Лорд Мастерсон? Я думала, вы в Испании.

— Я уже возвращался домой, когда прочел о смерти брата.

Он взглядом отпустил лакея и, взяв Кири за руку, повел ее в малую гостиную.

— Прибыв в Лондон, я отправился прямиком в дом Керкленда, и его дворецкий направил меня сюда. — Мастерсон закрыл дверь, чтобы им никто не мешал. — Когда дело касается Мака, все становится возможным. Вы… вы вели себя так, как будто бы он жив.

В его голосе звучала отчаянная надежда на чудо.

— Всего два дня назад он был жив и здоров, лорд Мастерсон, — сказала она.

— Слава, тебе Господи! — Он зажмурился, и Кири показалось, что он старается сдержать слезы.

Взяв себя в руки, Уилл спросил:

— Что происходит? Почему вы находитесь в доме моего брата? Значит, вы и Керкленд… — Он не договорил, но взял себя в руки и продолжил: — Если это связано с правительственной работой Керкленда, то я полностью осведомлен об этом и, случалось, помогал ему.

— В таком случае давайте сядем, и я вам все объясню. Керкленд поправляется после тяжелого приступа лихорадки и быстро устает, поэтому вам лучше как следует разобраться в том, что происходит, прежде чем вы с ним увидитесь.

— Восхищен вашим деловым подходом, — заметил Мастерсон. — Я весь внимание, леди Кири.

Кири села на стул, привела в порядок свои мысли и начала говорить. Она подробно изложила все, что ей было известно. Мастерсон слушал ее, не прерывая. Когда Кири закончила свой рассказ, он сказал:

— А теперь мне хотелось бы увидеться с Керклендом, если он не спит.

— Понятно, вам надо сравнить то, что сказала я, с тем, что вы услышите от него, — проговорила Кири.

— Я не перепроверяю вас, — возразил Мастерсон. — По правде говоря, вы очень похожи на Эштона: мышление у вас четкое и правильное.

Мастерсон направился к двери.

— Вы подниметесь вместе со мной к Керкленду?

— Вам будет легче разговаривать без посторонних лиц.

Он кивнул и вышел. Кири осталась в малой гостиной и принялась строить планы.

Лорд Мастерсон отсутствовал недолго. Кири была вновь потрясена внешним сходством братьев. Оба высокие, широкоплечие, атлетического телосложения, на расстоянии их можно было легко спутать друг с другом. Даже внешне они были похожи, хотя у Маккензи глаза были разного цвета, а волосы более рыжие.

Но по характеру они были полной противоположностью друг другу: обаятельный, авантюрного склада Маккензи и обстоятельный, уверенный в себе Мастерсон, которому, казалось, все по плечу. Кири понимала: два таких человека могут быть либо смертельными врагами, либо друзьями, которые уравновешивают друг друга. «Хорошо, что они оказались друзьями», — подумала Кири.

Мастерсон казался спокойным, но радостное волнение, охватившее его, когда он узнал, что брат жив, уступило место тревоге.

— Керкленд выглядит так, словно по нему проскакал табун лошадей. В прошлом году я болел подобной лихорадкой в Испании, и потребовалось несколько недель, чтобы ко мне вернулись силы. Но мыслит он четко. Он подтвердил все, что вы мне сказали. Я рад, что вернулся. Если, как полагает Керкленд, во время церемонии открытия парламентской сессии может что-нибудь произойти, мне следует занять свое место в палате лордов и помочь в случае необходимости.

— Да, может потребоваться любая помощь, — мрачно сказала она.

— Почему вы бросились в мои объятия? — спросил Мастерсон, улыбаясь одними глазами. — Безусловно, это доставило мне удовольствие, но ваша реакция дает основания предполагать, что у вас есть серьезные основания для тревоги.

— Тревога не оставляет меня с тех пору как он получил письмо от капитана контрабандистов. Тот просил его приехать в Кент. — Кири сокрушенно вздохнула. — С самого начала это почему-то казалось мне опасным. И теперь я не нахожу себе места.

— Я научился не сбрасывать со счетов интуицию, — медленно проговорил Мастерсон. — Я начал беспокоиться о своем брате еще в Испании. Это было основной причиной моего приезда в Англию. Я с огромным облегчением узнал, что Мак жив, но тревога меня не оставляет.

Они задумчиво посмотрели друг на друга.

— Думаю, вы устали с дороги, лорд Мастерсон, — сказала Кири. — Но… не смогли бы вы сопровождать меня в Кент? Я хотела поехать туда, но не уверена, что сумею обойтись без посторонней помощи.

— Если мы решим поехать в Кент, найдется ли у вас дуэнья, которая могла бы поехать вместе с нами?

Она усмехнулась:

— Лорд Мастерсон, я достаточно долго жила, не соблюдая правил приличия так что не вижу причин заботиться о респектабельности сейчас.

— Что ж, если мы собираемся сбежать вдвоем, леди Кири, то вам следует называть меня Уилл, — сказал он с невозмутимым видом.

— А вы зовите меня Кири, — сказала она, вскакивая со стула. — Мне нужно заехать в дом Керкленда, где проживают его агенты, чтобы переодеться в более практичную одежду. А вам нужно сделать что-нибудь еще?

— Я оставлю свои вещи здесь, найму почтовую карету и приеду за вами.

— Решено! — Кири быстро вышла из комнаты и попросила лакея найти для нее наемный экипаж.


Маку дали кусочек черствого хлеба с сыром и воды — достаточно, чтобы не умереть с голоду. С одной руки наручник сняли, чтобы он мог поесть и удовлетворить гигиенические потребности, но запястье другой руки было по-прежнему приковано к стене, а вооруженный человек бдительно следил за каждым его движением.

А самое худшее — ему нечем было заняться, кроме как прислушиваться к неутомимому плеску волн. Помогали мысли о Кири. Прошел день, и он не сомневался: она волнуется о нем.

К концу следующего дня прибыл Руперт Суиннертон. Мак был готов к встрече с ним — хотя бы для того, чтобы прекратилось это тоскливое ожидание. Возможно, оно закончится его гибелью. Мак не сомневался: Суиннертон скорее всего изберет для его убийства какой-нибудь особенно изуверский способ. Но не исключено, что для этого потребуется снять с него цепи, и тогда может появиться шанс.

Услышав приближение Суиннертона. Говард вышел ему навстречу. Мак мысленно приготовился к их приходу. После двух дней заключения ему было холодно и… страшно, хотя очень не хотелось признаться в этом. Он любил жизнь, любил место, которое в ней занимал, и любил Кири. Сейчас перед лицом смерти он откровенно признавался себе в этом.

Суиннертон вошел с самодовольным видом человека, который знает, что победа за ним. Именно этого Мак и ожидал. Однако появление человека, который шел рядом с Суиннертоном с фонарем в руке, потрясло его.

Человек, в свою очередь, был потрясен не менее, чем он.

— Маккензи! — Фонарь дрогнул в руке Баптиста, и язычки пламени в нем дико заметались. — Но вы же убиты! Я видел ваш труп…, — бормотал он, глядя на него и не веря своим глазам.

Баптист. Мак знал, что кто-то в «Деймиене» помогал похитителям. Но ему и в голову не приходило, что это был Баптист, его друг и самое доверенное лицо среди его персонала.

Суиннертон расхохотался, и Мак понял, что этот мерзавец заранее все продумал. Ему доставляла удовольствие эта сцена.

Стараясь скрыть свое потрясение, Мак с нарочитой медлительностью проговорил:

— Долго же ты добирался сюда, Руперт. А ты, Жан-Клод, разочаровал меня. Может быть, я тебе мало платил?

— Мне они сказали, что хотят лишь вернуть домой сбежавшую девчонку, пока она не сломала себе жизнь, — лепетал побледневший Баптист. — Ничего противозаконного, никто от этого не пострадает. А потом, — лицо его исказилось гримасой, — вы и еще один человек были убиты.

— Если ты собирался позволить совратить себя, следовало бы внимательно присмотреться, кому ты позволяешь это сделать. — Мак перевел взгляд на Суиннертона. — Судя по всему, моя маскировка была не так хороша, как я полагал, в ту ночь, когда мы играли в карты?

— Ты почти одурачил меня, — признался Суиннертон. — Но меня удивило, почему такой бриллиант чистейшей воды держит под руку такого зануду, поэтому я присмотрелся к тебе повнимательнее. Когда я увидел, что ты по-особому держишь карты, я понял, кто ты такой. — Его тонкие губы скривились в предвкушении удовольствия. — А теперь я хочу узнать, что известно о наших планах тебе и твоим друзьям.

Мак быстро обдумал ситуацию. Суиннертон знает, что им кое-что известно о заговоре, поэтому совсем отрицать это не имеет смысла. Разумнее всего признать, что он и его друзья догадались о существовании какого-то заговора против британской королевской семьи, однако нельзя допустить, чтобы Суиннертон понял: им известно, что главная акция приурочена к церемонии открытия сессии парламента. Ведь у Суиннертона и его соратников будет возможность изменить планы.

— А зачем мне говорить тебе что-нибудь? — тянул время Мак.

— Вот зачем! — сказал Суиннертон и, подняв короткий кнут для верховой езды, который Мак не сразу разглядел в полутьме пещеры, хлестнул Мака по глазам.

Мак инстинктивно отшатнулся и опустил голову. Удар пришелся на левый висок. Ему сразу вспомнилось наказание плетьми, которое чуть не стоило ему жизни. И паника охватила его.

Суиннертон хлестнул Мака по горлу. И снова не очень удачно. Но поскольку Мак решил кое-что ему сказать, он позволил себе испустить крик боли. Последовал третий удар, и он, якобы струсив, сломался:

— Побойся Бога, Суиннертон! Скажи, что ты хочешь узнать!

Еще один удар.

— Я знал, что после той армейской порки стоит показать тебе кнут, как ты заскулишь от страха, — заявил Суиннертон с победоносным видом.

— Если ты все равно намерен забить меня, — сказал Мак, ловя ртом воздух, — зачем мне, черт возьми, говорить с тобой?

— Ладно. — Суиннертон с явным сожалением опустил кнут. — Рассказывай, что тебе известно.

— А ты больше не будешь меня бить? — Изобразить трусость было проще простого. Но поступиться гордостью гораздо труднее. Слава Богу, здесь нет Кири, иначе он, возможно, позволил бы забить себя кнутом и умер от разрыва сердца. — Даешь слово джентльмена?

Суиннертон расхохотался.

— Люблю смотреть, как ты унижаешься. Ладно, у меня мало времени, потому что я должен вернуться в Лондон, так что бить тебя больше не буду. Так что тебе известно о наших планах?

— Вы ставите целью истребление членов британской королевской семьи для того, чтобы вызвать правительственный кризис, — осторожно начал Мак. — Вы пытались похитить принцессу Шарлотту-Августу. — При этих словах Баптист издал какой-то полузадушенный звук. — Вы предприняли неудачные попытки убить принца-регента и герцога Йоркского. Предполагаю, что французы хотят создать в стране такую ситуацию, при которой Британия согласится подписать договор, выгодный для Франции.

Суиннертон удивленно поднял брови.

— А ты, оказывается, умнее, чем выглядишь.

— Мне помогли разобраться, — сказал Мак. Кровь заливала ему глаза, но, поскольку на руках его были наручники, он не мог ее утереть. — Раз уж ты все равно убьешь меня, удовлетвори мое любопытство: скажи, что вы планируете дальше?

— А зачем бы мне удовлетворять твое любопытство, мерзавец? — прошипел Суиннертон.

— Ну, хотя для того, чтобы я еще больше страдал, зная о твоих планах и не имея возможности остановить тебя.

Суиннертон прищурился:

— В этом что-то есть. Но это только для твоих ушей, — сказал он и жестом приказал всем отойти назад. — Мы нанесем удар во время церемонии открытия сессии парламента. Ты знаешь набитую шерстью красную подушку на кресле лорда-канцлера, который сидит прямо перед троном в палате лордов?

Мак кивнул:

— Мешок с шерстью должен напоминать лордам о том, что экспорт шерсти был источником богатства средневековой Англии.

— Ты знаешь историю? Я потрясен, — сказал Суиннертон, обнажив зубы в улыбке. — Во время церемонии принцесса Шарлотта сядет на этот мешок с шерстью, и бомба, спрятанная внутри, наверняка убьет ее, принца-регента, премьер-министра и очень многих пэров Англии. Умно придумано, не так ли?

Мак лихорадочно глотнул воздух.

— Но вы не сможете пронести бомбу в Вестминстерский дворец. Вас обязательно заметят.

— Нам облегчил эту задачу один склонный к сотрудничеству пэр Англии. — Суиннертон прищурил глаза. — Задавай свой последний вопрос. У меня на исходе и время, и терпение.

— Ты пользуешься одеколоном под названием «Алехандро»?

Змеиные глаза Суиннертона удивленно поморгали.

— Странный выбор для последнего в жизни вопроса. Да, у меня есть флакон этого одеколона. Мне его подарил брат, и я иногда им пользуюсь, хотя он мне не очень нравится. — Он повернулся и жестом подозвал остальных. — Прощай, Маккензи. Мне противно, что я знал тебя.

Значит, Суиннертон был главарем похитителей. Если бы в ту ночь в «Капитанском клубе» от него пахло одеколоном «Алехандро», Кири наверняка смогла бы опознать его. Они, черт возьми, были так близки к раскрытию заговора!

— Можешь ли ты убить Маккензи так, чтобы он подольше мучился? — спросил Суиннертон, обращаясь к Говарду.

— Да, сэр. В глубине пещеры есть тоннель, он выходит в бухту. Во время отлива мы приходим сюда и уходим по этому тоннелю. Когда начинается прилив, тоннель наполняется водой. — Говард плотоядно усмехнулся. — Я вмонтировал в скалу новенький металлический крюк ниже уровня высокой воды, прикую там этого сукина сына цепями и оставлю ждать прилива.

Суиннертон представил себе, как человек отчаянно борется за глоток воздуха, а вода неумолимо прибывает и прибывает.

— Мне это нравится, — кивнул он. — Действуй. А ты, Баптист, останешься здесь, пока не убедишься, что Маккензи мертв. Ты ведь знаешь, что он должен умереть, не так ли?

Баптист молча кивнул. Он был бледен. На лице — выражение безропотного смирения.

— Увидимся в Лондоне, — сказал Суиннертон, взял один из фонарей и с обычным своим самодовольным видом вышел из пещеры.

Загрузка...