Сегодня мне вновь предстоял визит в Лагерь. Зоя устроила-таки встречу – и даже не с вожатым, а с комиссаром, неведомо как перескочив через уровень. Чтобы не слишком выделяться, я надел обшарпанные кроссовки, впрочем довольно крепкие, натянул засаленные (лишь снаружи) штаны и куртку. Оснасткой обошелся минимальной, привычно укрыв под просторной одеждой компактные доспехи, пару коротких мечей и, разумеется, «гюрзу» – это не считая бластера, уже ставшего для меня вторым обязательным стволом. Когда вокруг столько врагов, не стоит им давать лишнего шанса.
Но к коммунарам поехал не сразу. Сегодня, впервые на этой неделе, я сделал уступку своей слабости, решив ее слегка подкормить, чтобы не грызла так. Имею в виду загадочных жильцов дома на набережной, которые так интересуют Аскольда, – точнее одну из тамошних обитательниц.
Опять я следовал за «каплей» Ники точно привязанный, не отпуская дальше, чем на квартал. И кто говорил про пастырей, имеющих Власть над смертными? А это как назвать? Ну, можно еще – наркотик. Каждый день мне требовалось видеть Нику. Хоть недолго, хоть издали, через окуляры «стрекозы», летящей за ней на изрядной высоте. Ибо я знал, как чутка девушка к чужому вниманию. А кто я такой, чтобы тревожить ее понапрасну?
Затем мне стало не до любования, а благостный настрой точно ветром сдуло: я разглядел еще один «хвост», следующий за Никой неотступно, но вполне грамотно старающийся не мозолить глаза. Был это броневик – неплохо оснащенный, с тонированными окнами. Сразу вспомнился Ульян с прозрачными его намеками, да и Аскольд мог подсуетиться – во всяком случае, во второго бескорыстного воздыхателя верилось слабо. Кажется, у девочки назревают проблемы.
Вскоре броневик стал подтягиваться к «капле», будто решился на обгон. Конечно, и я сократил дистанцию, лишь бы не прозевать начала событий. И почти тотчас впереди возник другой вездеход, вывернув из-за угла.
«Коробочка» получилась классической, как в кино. Встречная машина резко вильнула, перегородив узкую улочку, а в следующую секунду преследователи выполнили такой же маневр.
Но девушка не растерялась. Затормозив, она выскочила из машины – еще раньше, чем это сделали напавшие, – и метнулась к ближнему подъезду. Следом рванули трое, оставив водителей разбираться с «каплей». Тотчас и я бросился к соседнему дому, успев выяснить, что задняя его дверь выходит в тот же двор. И на секунды успел опередить охотников, подхваченный словно ветром, – тем более, что мчался Нике наперерез. А в дворике очутился одновременно с ней.
Сегодня девушку облегал бежевый сарафан, короткий настолько, что едва покрывал ягодицы. Бежала она красиво и очень экономно, почти не взлетая на прыжках, – ее корпус будто завис в невесомости, а Ника разгоняла его рывками голых ног. Казалось, она не спешит, но я-то видел, сколько метров пожирает бег за секунду: впору рекордсменке! Паники не было в помине – ни визга, ни отчаянных озираний. Ника поглядывала по сторонам даже с небрежностью, точно любовалась видами. Вот только неслась она прямиком в глухой конец двора, перегороженного каменной стеной, которую и я смог бы одолеть разве с хорошего разбега, – видно, неспроста засаду устроили именно здесь.
Наверно, Ника приняла меня за одного из мерзавцев, невесть с чего наехавших на нее, но не выказала возмущения – скорее любопытство. Во всяком случае ее взгляд, брошенный на меня, был внимательным и почти дружелюбным. При этом она даже не сбилась с шага, а злосчастной стены достигла за считанные мгновения. И что теперь?
Оглянувшись, девушка одарила меня сияющей улыбкой, и вдруг взмыла будто на пружинах, в один миг оказавшись на заборе. А в следующем прыжке скрылась с глаз, словно и не было. Я потряс головой, тараща глаза: не почудилось ли? Проклятье!.. Со мной творилось странное, забытое или незнакомое. Грудь распирало, хотелось то ли смеяться, то ли рыдать… то ли ругаться. Неужто меня так впечатляла ее пробежка? Или этот прыжок?
С усилием я подавил смятение, вернув обычное спокойствие. («Даю установку на радость!») Прежде я не замечал, насколько наловчился себя программировать, – почти всегда это делалось на автомате, еще до того, как эмоция наберет инерцию. Моему Зверю лучше не давать воли, а сейчас и вовсе ни к чему расслабляться – загонщики подоспели. Точнее говоря, опоздали, поскольку дичи-то след простыл.
Ворвавшись во двор, троица притормозила, озадаченно озираясь. Чуть погодя взгляды сфокусировались на мне, затем охотнички надвинулись. Двое не представляли из себя особенного: низколобый, довольно габаритный крепыш, наверняка скорый на расправу, и долговязый жилистый очкарик – видно, из породы эрудированных отморозков. Но внешность третьего, стоявшего по центру, впечатляла. Изрядного роста, с широкими плечами и плотной мускулатурой, он был старше двух других, но от этого не казался менее опасным – эдакий матерый волчище. На голове грива белых волос, откинутых назад, лицо резкое, точно лезвие топора, хотя, пожалуй, красивое и во всяком случае – мужественное. А тот намек на бороду, что обрамлял костистую челюсть, ему даже шел.
А ведь умелые ребята, судя по ухваткам, и наверняка у каждого в запасе сюрпризы. Но не больше же, чем у меня? Хотя проверять не хотелось.
– Что делаешь тут? – угрюмо спросил крепыш.
– Чё? – прикинулся я лохом, но в мыслях окрысился:
«Живу я тут, ясно?»
– Вы бы лучше отвечали, – посоветовал очкарик. – Пока спрашивают.
И как вам это «пока»? А что начнется после: допрос? И какой степени?
Третий – видимо, старший в тройке – молча разглядывал меня. Уж он выглядел опытным бойцом: легкий в движениях, налитой. И замечал наверняка больше своих подручных.
– А вы чё, патруль? – попробовал я хорохориться. – Так еще же не комендант-час. Разве нет у меня прав гулять, где хочу?
– «Прав», говоришь, – пробурчал крепыш и оглянулся на старшего, взглядом вопрошая: а не вмазать ли дурню для сговорчивости? Даже сунул руку в карман куртки, что-то нашаривая там.
Старший легонько качнул головой: не сейчас. И ладно.
– Видите? – очкарик поддернул рукав, демонстрируя вытатуированный на худом плече знак: разлетающаяся вдребезги тарелка.
Я-то, конечно, знал, что это, но напрасно они воображают, будто известны каждому тупарю. Подумаешь, битая посуда!..
– А чё это? – спросил с любопытством.
– Неважно, – сказал старший, жестом пресекая новую вспышку крепыша. – Ты помешал нам – может, случайно. Не будешь отвечать быстро и по делу, целым не выберешься. Хорошо, если живым. Это тебе ясно?
Торопливо я закивал, но тут же поинтересовался:
– А если шумну?
– Богдан, – негромко распорядился белогривый. Ухмыляясь, крепыш вынул кулак, увенчанный шипастым кастетом.
– Начинай, – предложил старший – пока что мне. – Думаешь, прибегут? На нашей стороне если не закон, то право. И сила.
Это – положим, не поверил я. А вслух сказал:
– Спрашивайте. Отвечаю.
И придал лицу старательное выражение, даже наморщил лоб, точно на экзамене.
– Ты видел девицу?
Я кивнул.
– Не слышу, – подхлестнул старший.
– Видал, а як же. Така кобылка!..
– И куда она делась?
– А вам, извиняюсь, зачем?
– Последнее предупреждение, – объявил он. – Ну?
– Вон туда, – показал я. – Взлетела, будто козочка. Горная.
Старший смерил взглядом стену.
– Похоже, пытаешься пудрить мозги, – сказал он. – Может, ты сообщник?
– Боже же мой, чей? – испугался я. – Она, что ль, из братвы? Ребяты, это ваши разборки – я при чем? Лучше пойду, а? Мне уж домой пора, нагулялся.
– Стоять! – велел старший. – По-твоему, мы похожи на бандитов?
– Да мне откуда знать? – заныл, едва не плача. – Я только их машины и вижу. Они же нынче бла-ародные!..
– Стало быть, ты не с нами, – констатировал он.
– Так ведь и не против?
– Чего глаза отводишь? Выходит, есть, что скрывать?
– Еще бы, – подтвердил я, утомившись притворяться. – Тем паче – от всякой швали.
– Богдан, – без выражения повторил старший. Словно сорвавшись с цепи, здоровяк скакнул ко мне, его оснащенный кулак с разворота метнулся к моему лицу. Сплошное удовольствие: лупить по неподвижной мишени, – но тут он просчитался. В последний миг я нырнул вниз, уходя от удара, двумя руками поймал его запястье и рывком завел за спину. Охнув, Богдан согнулся пополам. Без жалости я послал навстречу колено, врезав в грудину. Третье движение было, наверно, лишним, но все же я завершил серию, саданув локтем по хребту. И тут же отпрянул назад, изготовившись к обороне.
С заломленной назад рукой громила крючился на асфальте, издавая странные хрипы, будто пытался вздохнуть. Кажется, я вывихнул ему плечо и сокрушил пару ребер, но в вытаращенных глазах Богдана плескалась не столько боль, сколько паника: секунда проходила за секундой, а он все не мог вдохнуть.
– Аркадий, – скомандовал старший, не спуская с меня глаз.
Очкарик послушно наклонился над бездыханным и в два приема развернул его, уложив на спину. Затем несколько раз легонько ударил в грудь – пока Богдан не произвел сипящий вдох, затянувшийся секунд на десять. Сейчас же Аркадий поднялся и повернулся ко мне боком, заднюю руку запустив глубоко под плащ.
– Обойдемся без пальбы, ладно? – с ухмылкой произнес я, упрятав руки в карманы одновременно с ним. – Или вам мало сюрпризов?
Не поворачиваясь, старший щелкнул пальцами, и Аркадий нехотя вынул ладонь – слава богу, пустую. Распластавшись на тротуаре, Богдан громко и сосредоточенно дышал, радуясь каждому вдоху.
– Кажется, вы хотели беседовать? – напомнил я. – О девицах, татуировках, летающей посуде… А, Федор Борисович?
Конечно же, я узнал Шейнина сразу, запомнив по мельканиям на центральных каналах, где он весьма убедительно и убежденно толковал об угрозе инопланетного вторжения, приводя факты, демонстрируя фото, ссылаясь на многих свидетелей. Излагал грамотно, но без особой легкости – и вовсе не то, что волновало меня сейчас. По-моему, он не там искал. Или не искал вовсе, а лишь подсунул мишень таким вот любителям охоты, как Богдан с Аркашей. Благодаря его стараниям или по иной причине, но волна назревала нехилая, почти сравнимая с движением нашистов, а Шейнин оказался на гребне. И странно было встретить его тут, во главе боевой тройки, – тем более, обитал он в столице, где размещалась главная база тарелочников. Впрочем, Шейнин и в студии не выглядел кабинетным шаркуном.
– Даже так? – его губы тронула улыбка. – Значит, ты один из них?
– Федор, ты не прав! – сказал я без обиняков. – Откуда такая скоропалительность?
– Ну, раз ты меня знаешь…
– Не хошь светиться, неча кривляться в ящике, – отрезал я и вовсе грубо. – Уж смирись со своей славой.
– Потом, ты подвернулся так некстати…
– Это как посмотреть, – пробурчал я. – С чьей колокольни.
– …и действовал так умело.
– И о чем это говорит? Ну, напрягись!
– Что ты заодно с… этой. Ты – такой же.
– Мимо, – хмыкнул я разочарованно. – Ты всегда попадаешь пальцем в небо? Тем хуже для баранов, которые за тобой идут.
По лицу Аркадия пробежала судорога, будто он нашел бы, чем возразить. Но Шейнин снова сдерживающе щелкнул пальцами и сказал:
– Ладно, твоя версия?
– Не допускаешь, что я тут затем, зачем и вы?
Тарелочник качнул головой:
– Ты позволил ей сбежать.
– Потому что не хочу делиться. А ты бы на моем месте убил? Тоже мне, СМЕРШ! Она нужна вам живой, верно? Чтоб поспрашивать как следует, изучить… глубоко.
– Ты мог бы примкнуть к нам.
– Ха!.. Не много ли на одну малышку?
– То есть?
– Я не охочусь в стае, – сообщил не без чванства. – И потом, вдруг она захочет откупиться? А ведь найдется чем, правда?
Я уже понял, что Шейнин попросту тянет время, ожидая подмогу. Как ни впечатлила его расправа над Богданом, меня он не боялся. Однако упустить не хотел. Вдвоем меня не заломать – я же не хрупкая девица, за которой они гнались, вдобавок умею кое-чего. Но стоит сюда завернуть еще троим…
Откуда ему было знать, что один вход в этот закуток охраняет «болид», в любую секунду готовый открыть заградительный огонь, а над двумя другими зависло по «стрекозе». Так что врасплох меня не застать.
– Ведь ты предатель, – заклеймил Шейнин со сдержанной, но страстной убежденностью. – Пособник чужаков, нелюдей!.. Враг человечества!
– Вообще я работаю на ЦРУ, – произнес я задумчиво. – Это как, допустимо? Вы за всех людей или только за местных?
– Издеваешься? – догадался он.
– Смешные вы ребята. Или больные? Высосали из пальца инопланетян и надеетесь, что в это поверят. Ну какие у вас факты? Только не говори про чутье, ладно? Если и меня записали в пришельцы…
– Нас тысячи! – выкрикнул Аркадий, наконец прорвавшись. – Двенадцать тысяч настоящих бойц…
Не глядя Шейнин выхлестнул руку, ударив его по губам, и очкарик заткнулся. Видимо, цифру он выдал близкую – уже кое-что. Тупарей-то набежит и больше, но если все выдрессированы, экипированы…
– Как этот? – кивнул я на поверженного Богдана. – Да хоть двенадцать миллионов!
– Ты что же, ослеп? – спросил Шейнин. – Не видишь, какая она? Или опять дурака валяешь?
– Дураков, – поправил я. – Ну, какая?
– Безупречная. Словно киборг.
Вот как, выходит, не одному мне она кажется совершенной?
– А пару веков назад окрестил бы ее ведьмой? Умеешь ярлыки наклеивать!..
– Ты хоть приглядывался к ее коже? Ведь мы не первый день за ней следим, у нас есть записи.
– И что?
– Ни родинки, ни лишнего волоска.
– И что? – повторил я. – Подумаешь! Я тоже вывел у себя лишнее.
Хотя фактик вынуждал задуматься – не все же такие чокнутые, как я. Но киборг? Я рассмеялся: надо быть слепым, чтобы не видеть, насколько она живая. Да рядом с ней все – мертвецы!..
– А ее волосы? – вопросил Шейнин. – Знаешь, сколько их должно быть, чтобы образовалась такая грива?
– На тебя не угодишь. То волос недобор, то слишком много.
– А голос? Такой диапазон бывает у единиц.
– Так ведь бывает же?
– И всё – в одной?
Глаза Шейнина разгорались, против воли он втягивался в спор, уже забыв, что лишь тянет время. «Азартный, Парамоша!..» Вообще я мог прибавить к перечню многое – взять хотя бы ее последний прыжок. Но его тон вызывал у меня неприятие независимо от смысла.
– Не пойму, – сказал я. – Ты что, завидуешь? Ну, не твоя «Маша» – так все равно же «хороша»!
– Собственно, дело даже не в ней… То есть не только.
– А в чем еще?
– Раз ты следил за ними, должен был заметить странности в их оснастке.
– Например?
– У них есть защитные поля. Совершенно непроницаемые.
– Так уж и совершенно!..
– А если есть защита, наверняка припасено оружие. Представляешь, каким оно должно быть?
– И чего же девочка не бластнула по вам из своей пушки?
– Этим она выдала бы себя. Без крайней нужды чужаки не носят с собой улик.
– Лучше сказать «чужие» – aliens. Вызывает ассоциации.
Слишком щедро делился Шейнин сведениями – это начинало тревожить. Такими откровенными бывают с друзьями… либо с кандидатами в покойники. Дружба у нас явно не клеилась. И что остается?
– Как ни называй, смысл один: чудища. А мы с тобой пока что люди.
– Это как посмотреть, – возразил я. – А чудища – что же… Вдруг среди них затесался очарованный принц?
– Может, и лягушек подряд лобызаешь? – съязвил он. – Или у тебя иная ориентация?
– Зоологическая?
– Половая. Раз тебя больше волнуют принцы, чем царевны.
– Был бы человек хороший, – сказал я. – А договориться можно всегда.
– Человек?
– Если можно договориться, значит человек, – вывернул я. – А тут и внешнее подобие – да какое!.. Но ведь красота не повод для агрессии?
Наверняка Шейнин не верил ни одному моему слову, приговорив еще до суда. Бессмысленно урезонивать дураков или мерзавцев: первые и сами убедят себя в чем угодно, а вторых не заботит ничего, кроме выгоды.
– Хорошо, – уступил я. – Допустим, они пришельцы. Но кто доказал, что враждебны? Вон коммунары верят совсем в иных.
– Мы для них – грязь, – с нерушимой уверенностью сказал Шейнин. – С какой стати они будут церемониться?
– А почему лишь для них? Мы вправду грязь, если так любим наносить превентивные удары. Вот ты на их месте что бы сделал? Устроил тут образцовую плантацию, разве нет? Почему-то в другой роли тебя не вижу. Ты ведь в душе расист, мой милый. Так пожинай плоды!
Пока мы препирались, Аркадий шажок за шажком сдвигался ко мне – как он полагал, незаметно. Затем вдруг ринулся, для надежности целя в лицо – похоже, шприцом. А что послужило ему сигналом, я не понял.
Прежний рефлекс заставил бы меня отскочить, что весьма глупо и редко спасает. Теперь же я скользнул вбок и закрутился вокруг оси, вынудив Аркадия пролететь мимо. Да еще прибавил ему скорости, саданув по затылку. Если бы ударил ниже, вполне мог бы убить, а так оглушил очкарика, точно быка на бойне. По крайней мере, у них хватило ума не затевать стрельбу.
– Ну как же без фокусов! – сказал я Шейнину. – И кому от этого лучше? Или хочешь говорить без свидетелей?
– О чем нам говорить? Ясно же: ты на их стороне.
– На своей, родной, на своей. Не можешь без баррикад? Или без них не могут, кто идет за тобой? Дурак ты или подлец – скажи честно.
Он вдруг осклабился, довольный неясно чем. Спросил:
– Третьего не дано?
– Тебе же плевать на пришельцев, – пальнул я наудачу. – Ты преследуешь иную цель. И какую?
– Да ты провидец – экое неудобство!
– Ответ неверный.
– Хочешь знать мою цель? Ведь она для узкого круга. Согласен в него вступить?
– Щас! – фыркнул я. – Мечта всей жизни.
– Ты же еще не знаешь ставок. Тут идет такая игра!..
– Богатство, да? Власть?
Кажется, Шейнин верно оценил мои интонации.
– То и другое – средства, – сказал он. – А смысл в ином.
– Смысл жизни?
Я хмыкнул: занятный поворот – главное, к месту. Затем мне вдруг стало зябко, несмотря на жару. Я ощутил в этом человеке свойство, которое встречал крайне редко и которое многие пытаются восполнить, карабкаясь к вершине, – силу. Настоящую силу, способность повелевать. Вообще я не склонен подчиняться, но мой Зверь ощетинился – уж он понимал, как опасны такие типы. Интересно, это я заглянул в Шейнина глубже или тот сам решил раскрыться? И зачем, собственно: прочит меня в подручные? На фиг, на фиг!..
Но продолжать Шейнин не стал – тем более, взгляд Богдана уже обрел осмысленность. Покряхтывая от боли, громила пытался взгромоздиться на ноги. Да и очкарика я отключил на секунды, пожалев его слабую голову. Без лишних сантиментов Шейнин помог обоим подняться и увел со двора, придерживая за вороты. Наконец я остался один, всеми брошенный. Ну, тарелочники-то ладно, а вот Ника… н-да.
Не без труда, с пятой попытки, я допрыгнул до верха проклятой стены, зацепившись краями пальцев. Конечно, мои латы весят меньше рыцарских, однако не настолько, чтобы оправдать такое отставание от девушки, – уж она сиганула сюда играючи. Можно было бы списать на стрессовый всплеск, но как раз стрессом тут не пахло, судя по ее безмятежному лицу. Ну да, красота – залог здоровья!.. Мне бы его в таком количестве. И здоровья, и красоты.
Подрегулировав очки, я увидел следы Ники, едва отметившиеся на вершине и затем проступившие в добрых семи метрах от забора – а ведь она была босиком. Девушка слетела отсюда, даже не коснувшись земли руками, не кувыркнувшись, и сразу продолжила бег. Но устремилась почему-то не к подворотне, выводившей на оживленную улицу, а к подъезду ближнего дома. Странный зигзаг… Хотя что тут не странно?
Я не стал испытывать такой полет на себе, вполне представляя, чем грозит столкновение с асфальтом. Без лишнего форсу соскользнул по стене и поспешил к подъезду, надеясь обнаружить в нем хоть какие-то ответы. След уводил по пыльной лестнице на самый верх, утыкаясь в разбитое окно, откуда открывался прекрасный вид на двор, где я объяснялся с тарелочниками. И если у Ники с собой «слухач»… Впрочем, не удивлюсь, если она и так слышала беседу в подробностях, – ведь девушка незаурядна во всем.
Самое занятное, что здесь след обрывался, словно бы дальше Ника попросту упорхнула из окна. Для очистки совести я высунулся наружу и тщательно оглядел окрестности, вплоть до карниза близкой крыши, – но не обнаружил ни единого отпечатка. Девушка сгинула как призрак, и, боюсь, левитация тут слишком простое объяснение. Не говоря о летательном аппарате, который уж никак не спрятать под ее платьицем.
Выходит, кое в чем Шейнин прав? Но это не значит, что нам по пути. То есть и не с ним, что понятно, и не с Никой, что жаль. К чему ей наши совершенства… кстати, тускнеющие на ее фоне. Богини не для простых смертных. И поздно, слишком поздно! Господи, кому я нужен теперь – озлившийся, разуверившийся? Ну почему не встретил такую раньше?.. Или такой и раньше было бы не до меня – как самому мне не до тех, кому нужен я. Несовпадение, несовпадение…
И все же, какие следы! – восхитился я, снова поглядев на пол. Каждый отпечаток – шедевр. Уж его не спутаешь с другими. Визитная карточка русалки, посетившей мое укрытие. Нужны еще подтверждения? И вольно же ей подсмеиваться надо мной!.. Впрочем, последняя фраза исходили не от меня. Я велел своему Зверю заткнуться и не лезть в эти дела. Пока что тут решает человек.
И в этот миг на меня напали. Я не заметил, откуда взялся второй, – он словно из воздуха возник! – и едва успел выдернуть мечи, ошалело метнувшись в сторону. Затем мы сцепились всерьез.
Через минуту ситуация определилась. Черт, я проигрывал вчистую! Таких бойцов я еще не встречал – во всяком случае днем. Этот парень был слишком силен, слишком проворен для меня и дрался так, будто веками копил навыки, будто его рефлексы сделались боевой программой. А его Зверь оказался куда свирепее моего. Я уж не говорю о габаритах напавшего, мягко говоря, неординарных. Был он скорее тощ – но рост, но длина конечностей, размах плеч!.. При этом шустрил похлеще любого «мухача», словно по его нервам сигналы разгонялись втрое быстрей. Напирая, гигант хлестал по мне трезвенными цепами, составленными из заточенных лезвий, – причем жонглировал ими с такой лихостью, что любой мастер показался бы рядом с ним недоучкой. Подобных искусников не сыскать и на мировых чемпионатах – откуда же он взялся здесь?
Я едва ухитрялся удерживать оборону, уйдя в нее с головой, и больше всего боялся упасть – вот тогда точно каюк, затопчет как мокрицу. Похоже, враг и хотел измутузить меня насмерть, будто брезговал марать клинки или не хотел оставлять порезов. Или собирался вышвырнуть в окно, как это уже исполнил до него один рубака. Но там-то было вдвое ниже, а если навернусь отсюда… Упаси бог от таких полетов!
К счастью, на лестничной площадке было тесно, а его оружие нуждалось в просторе. И еще одна слабость у врага нашлась: он избегал солнца. Значит, нам туда дорога!.. Почти вслепую я ударил ногой назад, разом высадив раму, и в открывшийся проем хлынул свет, вынудив убийцу отскочить.
Утвердившись на краю солнечного овала, он распрямился во всю свою махину, оказавшись выше меня на голову. И вдруг разразился речью, изрыгая каскады рыкающих звуков. По-моему, он говорил на латыни или чем-то схожем, но общий смысл я просек: этот урод объяснял, какая я тля в сравнении с ним и как он вобьет меня в землю, смешает с грязью, коей я сродни. Еще предупреждал, чтобы я держался от девицы подальше, – хотя какой смысл говорить об этом будущему покойнику?
А может, я не понимал слова, но слышал, хоть и смутно, его мысли – сейчас бы это меня не удивило.
– Хватит трепаться, – сказал в ответ. – Большим парням не к лицу. Ну иди ко мне, сладкий!
Однако гигант не спешил. Солнце ему определенно не нравилось – это наводило на мысли, какие лучше откладывать про запас. И уж вампиров я представлял себе иначе.
– Тогда извини, – прибавил я. – Спасибо за представление. И отступил на заготовленные позиции: в окно. Сразу за проемом стену огибал карниз, чуть дальше начиналась крыша соседнего дома, а над ее краем выступали поручни пожарной лестницы, спускавшейся как раз на улочку, где дожидался меня «болид». На всякий случай я подозвал к себе «стрекозы», но мой противник не стал метать в меня ни молнии, ни пули, ни даже проклятия. Соответственно, и я воздержался от пальбы. В конце концов, что я потерял на той лестнице?
Загрузившись в «болид», я погнал его прочь от места, где мне едва не устроили карачун, и через пять минут уже подкатил к Лагерю, поставив машину туда же, что в прошлый раз. Но теперь не пришлось платить сторожевикам – оказалось, на меня выписан пропуск. А за проходной поджидала Зоя, сияя юной улыбкой.
– У тебя сколько зубов, егоза? – поинтересовался я взамен приветствия. – И как умещаются во рту!..
Без церемоний завладев моей рукой, девушка увлекла меня в глубь Лагеря, стараясь ступать в ногу. Все же от вида ее сандалий хотелось плакать. Конечно, в них удобно шагать в будущее – но не по такой дороге.
– Могу сделать тебе подарок? – спросил я.
– Почему нет? – откликнулась Зоя. – Ты же не подаришь плохого?
– Заодно и себе. – Остановившись, я извлек из кармана пару прозрачных босоножек на умеренном каблуке. – Ну-ка примерь.
Она послушно сменила обувь. И сразу ее ступни преобразились: подъемы изящно выгнулись, пальчики напряглись.
– Знаешь, мне нравится, – сообщила девушка, с интересом разглядывая свои ноги. – Но вот ходить в них…
– Привыкнешь. Лишь бы другие не завидовали.
– У нас?
– Мир полон чудес, – сказал я. – И не только радостных. А каждый год – новые открытия. Уж терпи.
Дальше двинулись не быстро, чтобы дать Зое время освоиться с каблуками. Впрочем, я специально подбирал такие, на которых разница не очень заметна. При надобности в этих босоножках можно и бегать. Другой вопрос: захочется ли?
Привели меня в беседку, сколоченную из крашеных досок, а устроенную вблизи Лагерного пляжа, на котором старательно отдыхали люди в забавных нарядах – видимо, отпускники. В беседке, за грубо сработанным столом, восседал неясного возраста субъект в полотняном костюме. Еще издали он одарил нас приветливым взглядом.
– Это наш комиссар! – объявила Зоя с гордостью. – Георгий Викторович.
Я снова вгляделся в типа и пожал плечами: было бы чем гордиться. Эдакий гвоздик с впалой грудью, тощими конечностями и грязными пятками. Или он гигант духа? Судя по скошенному подбородку, вряд ли.
И все-таки в Гоше было что-то: некий магнетизм, свойственным людям одержимым. Он действительно мог увлекать – тех, кто склонен к гонке за лидером. Даже обаяния не лишен, пусть и своеобразного, на любителя. (Ну, не терплю активистов – так это же мои прибамбасы?)
Радушно поднявшись, комиссар протянул ко мне хлипкую кисть. Нехотя я сдавил ее, присел за стол, на который уже водрузили три кружки кваса – широкий жест со стороны хозяев.
– Зоя сказывала, у вас проблемы с окружением, – с большевистской прямотой резанул Георгий. – Что, в самом деле?
– Да развелось, понимаешь, акул! – ответил я. – Так и норовят умыкнуть нажитое непосильным трудом. Настоящие джунгли – не то, что у вас… Хотя у вас и отнимать нечего. Зато голова ни о чем не болит.
И начался разговор.
Собственно, говорил больше комиссар, лишь оставляя место для моих реплик, а Зоя и вовсе помалкивала, приученная уважать старших. И разбег он взял с таких далей, что мне сделалось скучно: эдакий глубинный экскурс в историю коммунаризма. Не забыл ни первых утопистов, ни основоположников, а всем фактам давал трактовку, знакомую до оскомины, – как раз такую и вдалбливали в нас десятилетия назад. Самое смешное, что Георгий гундосил об этом с видом открывателя и такой убежденностью, будто других толкований не знал и даже представить не мог.
Заинтересованный, я стал озорничать, подбрасывая замечания то в струю, то против и регистрируя реакцию. Ей-богу, уникальный экземпляр! Я сам раздражаюсь, когда слышу что-нибудь поперек. Другие идут дальше и до крайности извращают аргументы собеседника, приписывая ему совсем иное, – словно в их головах безостановочно крутится пара мыслей и при ответе они неизбежно съезжают в накатанную колею, забывая вопрос. Но Гоша не слышал возражений вовсе – просто пропускал мимо ушей, словно бы на входе у него поставили цензора. Тут что, специально таких разводят?
Впрочем, сведения, проскальзывающие в его словесном потоке, делались все занятней, и я вылавливал их, точно золотых рыбок из мутных вод, постепенно проявляя картину. Как и подозревал, главный секрет коммунаров хранился в здешнем Храме, куда с первых дней не иссякал поток верующих. Поначалу это смахивало на принудиловку – ибо чем могли тамошние жрецы прельстить посетителей, кроме нескольких мумий и мозаичных икон? Зато в последние месяцы ситуация изменилась, а наплыв желающих приходилось сдерживать, настолько вырос в народе энтузиазм. Коммунарам наконец явили чудо, и случилось это как раз вовремя, чтобы верующие не разбежались по другим конфессиям. Вообще жить надеждой на отдаленное счастье – не для нормальных людей. Но если оно делается близким… как горизонт. Или как клок сена, подвешенный перед ослом.
То, что сквозило за намеками Зои, комиссар высказал напрямик. Лагерники впрямь дождались пришествия, хотя не очень представляли, откуда: из космоса или из будущего. В этих пределах каждому дозволялось строить догадки и принимать те, какие нравились больше. Главное, уверовать в приход мессий, а детали не играли большой роли. Георгий даже запасся снимками, довольно качественными по меркам Лагеря, – видно, полагая их веским подтверждением своих слов. Хотя я больше доверял искренности, звучащей в его сознании.
Пришельцы были великолепны: гиганты за два метра, как на подбор мускулистые, стройные, в легких одеждах. И не сходный с прекрасных лиц улыбки – белозубые, ослепительные. Кто из коммунаров мог встать вровень с ними? Неудивительно, что чужаков возвели в ранг полубогов. Тем более, одаривали они не скупясь – в основном, правда, зрелищами. Захватить с собой желающих, чтобы лагерники воочию убедились в правильности пути, гости не могли, но видами радостного грядущего потчевали без ограничений. В этих пейзажах словно оживала фантастика: живописные, залитые солнцем просторы, нарядные строения, выступающие из сплошных зарослей, точно причудливые скалы из зеленого моря.
Но что-то дергало меня в этих персонажах. Они были не столько красивы, сколько благообразны. Примерно как портреты Шилова, – гладкопись, минимум настоящей жизни, имитация чувств. Удивляло и то, что чужаки являлись прихожанам в разгаре ночи, точно сны, навеянные невесть кем. И вообще ситуация странная. Коммунары ждали Окончательного Доказательства и вот получили его… или же искусно сработанную фальшивку. Бог мой, да покажи этим троглодитам свежий фильм с использованием компографики, они уверуют во что угодно, включая прыжки во времени и нашествие ящеров!..
Улыбнувшись краями губ, я покосился на Зою. Смущенно она потупила взгляд, наверняка вспомнив, что творилось на моих экранах. Выходит, семена все же дали всходы. Что значит молодость!..
А Гоша уже разливался о радужных перспективах, обещанных ночными красавцами. Дескать, не пройдет и года, как прочие останутся в глубоком тылу.
– Лучше скажи вот что, – перебил я. – Кому подчиняется Куприянов, кто спускает ему руководящие указания? Только не ври про коллегиальное управление. Уж ваш централизм демократией не пахнет!
Глаза комиссара остекленели, он смотрел и не видел, словно бы впал в прострацию. И, похоже, в таком состоянии мог пребывать долго – пока не рассеются хмари, а мир вновь не станет прозрачным. Умеют же люди, даже завидно. («А вот тридцать седьмого не было, – вспомнилось вдруг. – Не было, и всё!») Зоя такому еще не научилась. Или дело в ином? Вообще-то эффект знакомый, хотя протекает не как у агитатора-нашиста. Эдакая Лагерная разновидность.
– Ну давай, народный лакей! – подхлестнул я. – Кому ты служишь?
Нет ответа. Тоже мне, «птица-тройка»! Таких птичек хорошо стрелять влет. Если бы не испуганные глаза Зои, я поспрашивал бы комиссара с пристрастием – авось и сыскалась прореха. Неужто этот блок нельзя пробить? Как выразился Гарри: «Да вы просто готовить их не умеете!»
Но тут, пожалуй, мне больше нечего делать. Пора из этого вчерашнего завтра возвращаться в современность.
Ника загорала в странной позе: на четвереньках, подставив солнцу оттопыренный зад, – чтобы «шоколадиться равномерно», по ее выражению. До какой негроидности она хотела себя довести, Влад не представлял, – девушка и так уже смахивала на мулатку. На теле розовели лишь подошвы и ладони, а прочее цветом напоминало какао – если не считать желтой гривы.
Развалившись рядом с ней, Влад блаженно впитывал струящееся тепло и с равным удовольствием поглядывал на искрящуюся под солнцем лагуну, которую безостановочно бороздил Стас, похожий на заблудившуюся торпеду, и на Стеллу, черноволосую и белокожую, залегшую на мелководье. К последней загар не приставал, словно ультрафиолету тут поставили заслон. Да и тепло Стелла пропускала с разбором, чтобы не обгореть. На высоких скулах явственно проступал румянец – как говорится, «кровь с молоком».
В кои-то веки они сумели выбраться на коралловый остров вчетвером, оставив базу на Артема с Ириной. Тут было безлюдно, как на иной планете, а в пышных джунглях обитали только птицы да звериная мелкота, не особо разнообразная. Зато океанские воды кишели жизнью.
– Утром на меня наехали, – сообщила Ника, плавно поводя попкой из стороны в сторону. Она даже загорать не любила в покое.
– И кто на сей раз?
– Тарелочники. Сперва сели на хвост, затем перекрыли улицу с обеих сторон. Пришлось драпать через дворы.
– Доиграешься, – вздохнул Влад. – И когда повзрослеешь?
Девушка улыбнулась.
– Ведь «хвостов» оказалось два! – объявила она и оглянулась через плечо, будто ожидала их там увидеть. – Вот меня и забрало, как они поладят.
– И?
– На это стоило посмотреть. Понимаешь, меня бросились спасать! – Ника хихикнула. – То есть один «хвост» отсек второй будто ножом.
– Да?
Он заинтересовался.
– Это был Одиночка, вполне вызревший. И он не первый раз за мной следует. По-моему, настроен не свирепо – просто любопытствует.
– Так подпусти к телу. Зачем подвергать лишнему риску?
– Я контролировала ситуацию, – возразила Ника, как и всегда, чуть-чуть самонадеянная. – Но он и сам управился. По всему видать, мужчинка основательный.
– Что-нибудь еще?
– Мне не понравился вожак. Это был Шейнин – помнишь? В его фоне слышалось эдакое… Акула, – вдруг сказала она, не меняя тона.
– Что?
– Вон, – Ника указала в сторону лагуны. – Похоже, тигровая.
Оттолкнувшись рукой, она распрямилась. А следом поднялся и Влад, всматриваясь в новый персонаж.
От входа в залив надвигался темный плавник, взрезая гладь, а в кристальной воде отчетливо проглядывала вся туша. Экземпляр подвернулся солидный, метров на шесть, – из тех, что перекусывают людей пополам. При десятке зубных рядов и прикусе в пару тысяч атмосфер это не трудно.
Стас уже заметил акулу и тотчас повернул ей навстречу, с каждой секундой наращивая скорость, – вот тоже ребенок! Теперь он смахивал на торпеду, наконец обретшую цель.
А акула неслась к нему с не меньшей устремленностью. То ли она впала в «пищевое безумие», то ли отвыкла стеречься, но обычной осмотрительности не выказала. Наплевав на предписанные круги, гостья сразу ринулась в атаку.
И тут же Стас взмыл в воздух, по дельфиньи оттолкнувшись ластами. Траекторию он рассчитал до сантиметра, и когда приводнился, ловко извернувшись в полете, оказался у хищницы на спине. Стиснув ее корпус ногами, Стас одной рукой вцепился в плавник и издал победный клич, приглашающе махая друзьям.
Ника вскочила, как и всегда, готовая подписаться на любую шалость, но Влад предостерег:
– Не стоит. У Стаса кожа дубленная, а вот ты обдерешь весь загар. Это же не дельфин!
Девушка скривилась, представив, какова акулья шкура на ощупь, и вновь опустилась на четвереньки, подперев лицо ладонями. Заложив руки за голову, Стелла тоже созерцала нежданное представление, легонько бултыхая ногами, но она на призыв Стаса даже не дернулась. Ей и без того хватало впечатлений.
Совершенно обезумев, тигрица принялась носиться по лагуне, подбадриваемая зычным гиканьем Стаса. Но вскоре ему наскучила забава, и оглушив хищницу коротким разрядом, он без спешки погреб к берегу. Возбужденно посмеиваясь, расселся в воде рядом со Стеллой и несколько раз провел ладонями от колен к паху, заживляя свежие ссадины.
Затонувшая было акула всплыла к поверхности и поплюхала восвояси, вяло ворочая хвостом.
– В следующий раз прихвати седло, – посоветовал Влад. – Что ты устроил ей: лоботомию?
– Не убивать же такую кралю! – откликнулся Стас. – Но прыти это ей убавит и от человечины отобьет охоту… А об чем шла речь, други мои? – спросил он, доставая со дна и откупоривая бутыль. – Что-то я засек краем уха.
Влад перебросил ему пару бокалов, затем достал из баула еще два и, приняв пущенную Стасом бутылку, наполнил и их тоже. Шампанское – любимый напиток дикарей!
– Да вот, наша папуаска отрыла Одиночку, – сказал он. – И даже проверила в деле.
– Осталось приручить, да?
Стас поднял бокал, разглядывая девушку сквозь пузырящуюся жидкость.
– За победу, – возгласил он и прибавил с нажимом: – За нашу Победу!
– Тьфу на тебя! – рассмеялась Ника, вовсе не похожая на богиню. Скорее на быстроглазую мартышку с шелковой шкуркой.
– И как парень: стоящий?
– Габаритный – тебе под стать. Развитой, кое-чего умеет. И в технике сечет, судя по оснастке. Но больно угрюм.
– А где ты видела веселых Одиночек? Вот я – другое дело. А ты все на стороне высматриваешь.
– Тоже мне, Васютка Буслай, – хмыкнула девушка. – Ну что советуете, парни: приголубить?
– Будто самой не хочется!.. Или лучше подключить Стеллу?
– На меня клюнул, мне и расхлебывать, – отрезала Ника, усаживаясь на пятки. – Что мое, то мое – проблемы тоже.
Открыв перед собой компактное Оконце, она вынула оттуда запотевшую канистру с квасом и, вскинув ее над собой, подставила рот под дергающуюся струю, разбрызгивая по щекам и груди. В таких филигранных проколах Ника преуспела лучше других, а вечерами, когда на острове спадала жара, могла и кухарить так, протянув руки за тысячи километров. Хотя редко задерживалась тут на полный день – при нынешней суете надолго не отлучишься.
– Кстати, насчет проблем, – сказал Стас. – Не пора ли прогуляться по дорожке, проторенной Вадимом? Истоки наших сложностей в том мире – может, и решения там?
– Просто тебе туда очень хочется, – заметила Ника с ухмылкой.
– Не без этого, конечно…
– И кто тебя держит?
– Сомнения, – признался верзила. – Вдруг я не прав? Не могу же бросить вас в такой момент! А вы не хотите ни поддержать меня, ни опровергнуть.
В воздухе засияло новое Окно, куда большее по размеру. Из него на пляж ступила брюнетка – худощавая, со скуластым, четко вычерченным лицом, длинными глазами и естественной смуглотой, почти не требующей загара. Тихо девушка опустилась рядом с Владом – тотчас он наполнил фужер и для нее. А Ника извлекла из пустоты граненую кружку и, щедро плеснув в нее кваса, поставила перед смуглянкой.
– Чуть позже придет Хозе, – негромко сообщила та. – А вот дядя сегодня не сможет.
Влад кивнул, про себя усмехнувшись: присела-то Мария рядом с ним, но чаще поглядывала на другого. А приосанившийся Стас продолжил:
– Если наверху Пирамиды царь, то ему спокойней дирижировать с родной планеты. Зачем рисковать собой, драгоценным? Там и возьмем его – тепленьким. Спрута надо бить в сердце. Или в мозг.
– Откуда знаешь? – спросила Ника. – На кратенов ты еще не охотился.
– Я бы тоже туда слетала, – застенчиво вступила Мария. – Наверно, не только я.
В отсутствие Стаса она вовсе не казалась стеснительной. Зато рядом с ним Марию кидало в крайности, и уж со скромностью ее робость общего не имела. И почему изящные девицы так падки на здоровяков?
Но если эта уже здесь, пора и другой явиться – для равновесия. В самом деле, почти тотчас из радужного мерцания возникла вторая гостья, сложением похожая на Марию, но со светлой кожей, русыми волосами и мягкими чертами – Пола. Она тоже подсела к компании, мило улыбаясь, и Влад сразу вручил ей бокал, наполненный загодя. А столь же догадливая Ника подвинула к Поле кружку с квасом, ухмыляясь не без ехидства. Но смутить полячку было трудно – она лишь казалась кроткой, но характером удалась в деда. И когда ее ангельские очи принимались метать молнии, даже Стас старался не подвернуться под удар.
– По-моему, тут затевается экспедиция, – заметила Пола с обманчивой мягкостью. – Почему без меня?
– Как же, без тебя, – пробурчала Ника. – Далеко бы мы уехали!..
Конечно, на Стаса она не имела виды, но столь плотной опеки не одобряла. Хотя ни Пола, ни Мария не возражала против присутствия другой, обе, кажется, опасались, что когда-нибудь Стаса перестанет хватать на двух. Плохо ж они его знали!
– Если твой Одиночка вправду хорош, – заговорил Влад, – мы сможем делегировать Стаса в этот рейд. А пара других кандидатов уже есть.
– Кандидаток, – тихо поправила Пола.
– Мой дядя тоже хотел, – вставила Мария.
– И Стивен интересовался, – промурлыкала Стелла. – И Такада.
Обе гостьи посмотрели на нее с удивлением. Слишком редко та подавала голос, слишком плавно двигалась – немудрено и забыть, что эта ожившая статуя умеет говорить. Между тем у красавицы обширный круг знакомых, конечно в мужской среде. Странно, что никто из них не пожаловал сюда – может, как раз потому, что все опасались столпотворения. К тому же Стелла с каждым из своих друзей предпочитала встречаться наедине, а тех, похоже, это устраивало, ибо от такого свидания приходишь в себя долго.
– Итого шесть, – резюмировал Влад. – Для команды достаточно. Экипировка уже готова, дело за испытаниями. Если и там не возникнет проблем – как говорится, ветер вам в парус.
Усмехнувшись, он окинул взглядом лагуну, окруженную золотым пляжем, за которым высились буйные заросли, и компанию голышей, распивающую на диком острове шампанское пополам с квасом. Как просто иногда принимаются серьезные решения!.. Кажется, и другие посчитали тему закрытой.
– Как насчет того, чтобы окунуться? – спросила Пола, потупив невинный взор. – Точнее, сплавать на ту сторону. А?
Мария сразу встрепенулась, разгоревшимися глазами заглядывая в лицо Стаса. Уж она и пришла сюда, готовая на всё. Латинский темперамент, еще бы!
– Мы тут посовещались, – Стас бросил взгляд вниз. – И он решил, что с этим лучше не тянуть. Ну вставайте, вставайте – чего сидеть?
Сцепившись ладонями, трое разбежались и кинулись в прозрачную воду. Потом все же разъединились, подобрав со дна ласты, и устремились к дальнему берегу, оставляя за собой разбегающиеся волны, точно от катера. Они вовсе не собирались прятаться, просто удалялись на дистанцию, где их буйство не будет мешать другим. Не хочешь, не гляди, а кто желает – ради бога.
Вот Стелла созерцала такое охотно. И сейчас женщина не поленилась сесть на мелководье, уложив подбородок на колени, и устремила томный взор вдогонку любовникам. Как бы и она не сгинула затем до утра.
– Тебе не кажется, что мы сближаемся все больше? – спросила Ника, тоже глядя им вслед. – Я имею в виду внешность. Если к нашей Текучести добавить смешение кровей, через пару-тройку поколений сплавимся в единую расу. – И мрачным голосом изрекла: – Сбывается проклятие старого вождя!
– Тебя это тревожит? – откликнулся Влад. – Хочется разнообразия?
– Ну, все-таки…
– Что до внешности, то тут переживать не о чем. Это незаурядам плевать на отличия, а остальным вскоре устроят «Красную книгу». Рассадят по национальным клеткам и каждую породу доведут до вырождения.
– Кто рассадит?
– Да сами же – себя. Если тенденции сохранятся, будем бродить по миру, как по зоопарку, за каждой решеткой наблюдая сбереженные образцы – во всей их убогости. А земная раса если и состоится, то представлять ее будет мизерная часть: незауряды.
– Значит, ты не веришь, что нас станет больше?
– Чтобы поверить, желания мало – нужны доводы. Может, прежде человечество и делалось лучше, но последнее время направленность обратная. Или это чужаки повлияли? Незаурядам они подарили вселенную, зато всем другим прибавили заборов.
– Выходит, если мы выкинем их…
Ника умолкла, задумчиво рисуя струйкой кваса на песке.
– Не исключено, – подтвердил Влад. – Вернемся в зауряды. Чем-то приходится жертвовать.
– «Что сделаю я для людей», да? – печально спросила девушка. – С недавних пор Стас полюбил эту фразу.
И она посмотрела на другую сторону лагуны, где три тела уже сплелись в сложную композицию.
– Он подслушал ее у Вадима, – пояснил Влад. – Собственно, оттого Стас и рвется в поход, что рассчитывает отыскать его в Огранде.
– Перо ему в зад, – рассеянно пожелала Ника. – Все равно бы не усидел. Для равновесия там не помешает Стелла: все же таки Стивен, Такада… А? – окликнула она женщину. – Ты – как?
Та улыбнулась с обычной безмятежностью.
– Такую попищу разве оторвешь? – фыркнула девушка. – Под ней лишь орехи колоть!
Улыбка Стеллы сделалась шире: свои формы она ценила. Да и Ника не имела в виду плохого. Незаурядов влечет несхожее – лишь бы сохранялась гармония. А этого добра у Стеллы вдоволь, потому и одаряет собой щедро.
Из засиявшего Окна выскочил Хозе – совсем юный, изящный, бесполый на лицо и фигуру, но при всех атрибутах, – и сразу побежал купаться, с запасом обогнув Стеллу, чтобы не забрызгать. Женщина уделила ему благосклонный взгляд, прикидывая, сколько шерсти можно настричь с этой заблудшей овцы. Вообще она уже не одного вернула в лоно – есть у нее и такой талант.
– Завтра займусь Одиночкой, – решила Ника, снова опускаясь на четвереньки. – Или послезавтра. Похожа я на укротителя?
– На скорпиона, – ответил Влад. – С двумя хвостами.
– А серьезно?
– Дурочка, – улыбнулся он. – Это ему нужно тебя опасаться.
– Что я, дикая? – пожала плечами девушка. – Порядка не знаю?
Она принялась напевать, по своему обыкновению, – видно, пришел настрой. Но вдруг умолкла и застыла в статую, уставясь в сторону.
– О, – сказала Ника с интересом, – сейчас нас откроют. Как местных жителей, упившихся шампанским.
И ткнула пальцем вбок, на выплывающий из-за пальм парусник о двух мачтах и с хищными обводами корпуса. То-то Владу казалось, будто к шелесту листвы и плеску волн добавился новый звук, – оказывается, так трепещут паруса под свежим ветром.
– Сегодня что, день визитов? – удивился он. – Сперва рыба-переросток, теперь эти…
– Похоже, наша тигрула позвала брата для разборки, – предположила Ника. – Ну, кто тут маленьких забижает!..
Кораблик скользил вдоль берега, явно намереваясь завернуть в лагуну. Да и зачем бы он пожаловал к островку, если бы не желал провести высадку?
– Стоило забираться в такую даль, чтобы столкнуться с туристами! – посетовал Влад. – Поневоле станешь искать уединения в иных мирах.
– На том свете, – буркнула Ника. – А если в мачту ударит молния? Маленькая такая, неопасная – просто попугать.
– С ясного неба? Тогда они действительно застрянут надолго – от страха.
Впрочем, девушка предлагала не всерьез. А затевать встречный ветер глупо. В конце концов, даже занятно: кто это пришлепал сюда? И что ищут они «в краю далеком»?
– И как отнесутся они к нам? – прибавил Влад уже для Ники.
– Да от одного вида Стеллы у них глаза повыпадают! – хмыкнула та. – Мы-то ладно, сойдем за аборигенов. А она, выходит, наша царица?
Такая идея Нике глянулась, и, судя по шевелению бровей, девушка уже принялась размышлять, как обстряпать это дельце половчей и что напялить на Стеллу взамен короны. Вот так и рождаются нездоровые сенсации.
А парусник уже входил в лагуну, рассекая голубое зеркало острым носом.
– Пушечка за бушпритом, – негромко заметил Влад. – На марсе пулемет. Кажется, они вправду нас откроют. Как испанцы – Америку.
Из центровой надстройки на палубу выбралось трое в старомодных белых костюмах и пробковых шлемах: два шатена, а третий и вовсе блондин, к тому же с изрядной плешью. Особенной статью они не отличались, хотя один из шатенов был крупным мужчиной – с рыхлой плотью и отвисшим животом. Двое сжимали в руках винтовки с прилаженной оптикой, у третьего болтался на поясе пистолет.
– Натуральные скоты, вы посмотрите! – по-английски промямлил толстяк, указывая на резвящуюся троицу. – Никакого стеснения!.. Их бы в зоопарк. – И наставил туда бинокль, громко чмокая.
Следом за ними на солнцепек ступила тощая дама, выряженная почти так же, только вместо шлема ее прикрывала широкополая шляпа, из-под которой клоками торчали платиновые волосы. К костлявому лицу женщины приклеилась брезгливая мина – слегка поблекшая, когда она разглядела Хозе, плавающего по центру лагуны.
– Хочу эту обезьянку, – объявила она. – Только шкуру не попортите!
Голос у нее был, как железом по стеклу, к тому же говорила дама с каркающим акцентом.
В рубке оставался еще кто-то, потому что в следующую секунду паруса стали съеживаться, подтягиваясь к реям. Еще пару сотен метров судно двигалось по инерции, затем остановилось – совсем недалеко от Хозе, уже лежащего на воде и спокойно наблюдающего за гостями. С шумным плеском обрушился якорь и устремился к усеянному валунами дну, скрежеща цепью.
Трое на дальнем берегу все-таки прервали утехи и теперь, усевшись в обнимку, тоже глядели на корабль: Стас со снисходительным любопытством, девушки – с неудовольствием. Но пришельцы не собирались вступать в переговоры. (Действительно, к чему ходить кругами? Повторяется история с акулой.) Они сразу стали стрелять.
Собственно, выстрелил один – блондин, подернутый дряблым жирком. Шагнув к самому борту, он привычно вскинул к плечу винтовку, нацеля ее в голову Хозе, и, слова худого не говоря, спустил курок. А второй, рослый толстяк-шатен, уже приготовил багор, чтобы подцепить тело. В их лицах не читалось ни злобы, ни азарта. Даже спортивного интереса в этом нет: стрелять с пяти метров по неподвижной мишени. Таков уж у них, видно, промысел.
Конечно, блондин не попал, хотя не по своей вине – навел-то он прямо в глаз, исполняя заказ дамы. Пуля просто не долетела до цели, наткнувшись на крохотное Окно, а уж кто сотворил его, оставалось гадать. Может, все незауряды разом.
Хозе тотчас ушел в глубину, подальше от греха, и укрылся под валуном. Блондин удивился, но немедленно перегнулся через борт, дожидаясь, когда ныряльщик всплывет. Эдак он до вечера может ждать.
– По-моему, мы тоже им мешаем, – заметила Стелла. – А наше племя гостям без надобности.
– Пиратов не хватало! – сердито сказала Ника. – Это что, остров сокровищ?
Кажется, все же не обойтись без молнии с ясного неба, подумал Влад. Или устроить маленький смерч? Или попросту утопить кораблик, пожертвовав островом?.. Ладно, поглядим на них еще чуть.
Минута проходила за минутой, а дичь все не возвращалась.
– Да он утопился, – наконец сообразил толстяк, вытирая платком обильный пот. – Во больной!
– Лишь бы назло, – проворчал блондин. – Но я не мог промазать!.. А где кровь?
– У всех бывают проколы, – бесцветно сказал третий, с пистолетом. – Попробуй теперь дальнюю стрельбу.
Этот был и вовсе никакой: не высок, не низок; не толст, не худ; не молод, не стар. Блеклая кожа, жидкие волосы мышиного окраса, а по лицу взгляд скользил, не цепляясь, – ему бы в тайные агенты. Заложив руки за спину, он бросал по сторонам холодные взгляды, поворачивая голову короткими рывками, точно филин.
Распрямившись, блондин обвел прищуренными глазами берег, высматривая новую цель.
– Теперь и я, – пропыхтел толстяк, тоже берясь за винтовку. – Дурачье непуганое – ведь ни хрена не поняли!
Кажется, их совершенно не смущало присутствие на берегу женщин, не трогала красота, редкая даже по мировым меркам, не удивляло, что по крайней мере половина туземцев отличается от европейцев только отсутствием одежды. Пришельцы глядели на людей и видели даже не дикарей – дичь. Темна психология убийц.
– Мне пойдет вон тот парик, – кокетливо проскрежетала дама, указав жилистым пальцем на Стеллу. – Хотя и другие сгодятся. А кожу пустим на обивку. Да, милый?
– Как скажешь, сладкая, – рассеянно откликнулся блондин. – Мы же договаривались: шкуры – тебе.
Ника отчетливо скрипнула зубами, впрочем не поменяв странной позы – много чести!
– Занятные экземпляры, да? – звенящим голосом спросила она. – Даже у нас таких поискать!
– Трудно сравнивать, – возразил Влад. – В своей стране они вряд ли нарушают закон. А кого им бояться здесь?
– Меня, – бросила Ника, и в ее сдвинутых бровях проступила гроза.
Влад коротко переглянулся со Стасом и явственно расслышал его шепот: «Пошли!» Разом они сорвались с места, в стелющемся полете пронеслись над мелководьем, круто ушли под воду. Уже на дне приспособили к ногам ласты и с двух сторон ринулись к судну, набирая скорость над камнями. Затем так же синхронно повернули к поверхности и вырвались из воды, взмывая в воздух перед самыми бортами, а от ласт избавляясь в полете. Стас даже успел взреветь: «Сарынь на кичку!» – хотя и сам вряд ли помнил смысл.
Приземлившись на палубе, они выхватили из рук пришельцев винтовки и зашвырнули в воду, предварительно свернув дула кочергой. А следом за борт кувыркнулись охотники, включая любительницу париков, – причем их падение слилось в один плеск.
Затем Стас метнулся в рубку и выволок оттуда низкорослого прыщавого юнца в цветистой рубахе, одним махом отправив за остальными. А Влад отыскал в трюме морщинистого типа в замасленном комбинезоне и без лишней грубости препроводил купаться – вот этому омовение точно не повредит. В каюте обнаружился седьмой член команды, отсыпающийся после вахты, – по виду наёмный матрос, довольно молодой, ладно скроенный. Увидав двух здоровенных голышей, походя своротивших запертую дверь, матрос несказанно изумился, видно, приняв их за продолжение дневного кошмара. Пришлось и ему указать за борт, чтобы не скучал без привычной компании.
Вот теперь они остались на судне вдвоем. Но от берега уже гребли девицы (Стелла, понятно, не стала дергаться), а всплывший наконец Хозе заинтересованно крутился вокруг молодого матроса, скаля зубы. Совершенно ошалев, тот отмахивался кривым ножом – хотя лучше бы смирился.
Остальные барахтались неподалеку, путаясь в одежде, а «сладкая» даже пыталась тонуть, что было непросто при такой плотности воды. Блондин поддерживал ее за ворот, впрочем без особенного старания. Из всех мореходов прилично плавал лишь механик, а толстяк был непотопляем по определению. Во избежание нечаянностей Влад бросил им несколько пробковых кругов. Затем, на пару со Стасом, помог взобраться на борт девушкам – больше из приличия, поскольку каждая вполне могла повторить их прыжок.
– Ну-ка, ну-ка, – приговаривала Ника, брезгливо озираясь. – Чем еще нас порадуют?
– Сдается мне, главные сюрпризы – в холодильнике, – предположил Стас. – Слишком он велик для этой посудины. А тот тип, – указал он на безликого шатена, уже утвердившегося внутри круга, – смахивает на хирурга.
– Хирург-садист? – переспросила Пола. – Очень свежо.
– Скорее делец. Работа у него, вишь, такая.
И Стас вполголоса чертыхнулся.
В холодильнике действительно хватало сюрпризов. Занимал он едва не половину трюма и при этом не пустовал. На длительную заморозку сюда поместили десятки органов, от почек до сердца. Устроено все было по последнему слову… ладно, предпоследнему. И не такая это избитая идея: ходи по затерянным островам, собирай урожай.
– Пожалуй, стоит постараться, чтобы корабль попал к властям, – сказал Стас. – И здешний адрес указать. Пусть они далеко и продажны насквозь, а такое вряд ли спустят.
– Смотря сколько заплатить, – откликнулась Ника. – А то и сами пустят в продажу. Наивный ты, Стасик, хотя большой.
– Тогда – к журналистам, – покладисто переиначил тот. – Уж они раздуют так, что никаким налом не загасить!
– Калом, – буркнула Ника. – Не хватало, чтобы это дерьмо еще и смаковали!..
– Грубо, грубо…
– Зато верно. Я уважаю пчел, но ненавижу навозных мух.
– Ладно, пора на воздух, – вмешался Влад. – Душно тут.
Ему и впрямь было не по себе. А ведь на девушек здешняя атмосфера давила куда сильней. Неудивительно, что никто не возразил, – цепочкой они потянулись наверх.
По пути Стас завернул в рубку. Сейчас же на носу судна заскрежетала цепь, вытягивая якорь, паруса с шелестом развернулись. Совершив крутой разворот, корабль устремился к выходу из лагуны. И сразу Стас поспешил к остальным, ожидающим его на корме.
– Все-таки хороша игрушка! – произнес он, оглядываясь на скрипящие под ветром мачты. – С детства мечтал. Может, переправим к себе?
– Вместе с грузом? – спросил Влад. – Пусть уж расхлебывают другие.
Между песчаными косами, куда направлялся парусник, разгоралось огромное Окно – вот теперь незауряды строили его вместе. За ним, на изрядном расстоянии, проступали оживленные причалы и небоскребы Сиднея, ближайшего из признанных центров цивилизации. (Помимо прочего, следовало экономить энергию.)
Когда до Окна осталось с полсотни метров, все пятеро разом прыгнули в воду и неспешно поплыли к Стелле, оглядываясь на погружающийся в сияние корабль. А с ними и Хозе заскользил к берегу, наконец накупавшись.
Притихшие охотники уже сгрудились в плотную кучку, устроив из кругов подобие плота, и хмуро постреливали колючими глазами, будто пауки, угодившие в западню.
– Лучше бы они перебрались на сушу, – заметил Влад. – Как бы сюда не наведалась еще одна тигрула.
– Кстати, акулы охотней бросаются на белое, – на чистейшем английском объявила Ника, внеся смятение в тесную стайку бездомных.
– А как же амы, собирательницы жемчуга? – тихо поинтересовался Стас.
– У японцев все навыворот, – отмахнулась девушка. – Спроси у Такады.
Не успели они добраться до берега, как пришельцы принялись избавляться от одежды, остервенело сдирая ее с себя и разбрасывая по сторонам, – хотя их кожа оказалась ненамного темней. Странно, что при полном равнодушии к чужим жизням они настолько боятся смерти.
После недолгих, но яростных пререканий компания погребла к другому краю лагуны, подальше от сумасшедших этих туземцев, вдобавок ко всему способных, кажется, превращаться в тритонов. Несмотря на все старания, продвигались пришельцы не быстро. Даже на таком расстоянии ощущалось, как жарит солнце их бледные тела, пробивая сквозь воду. Пожалуй, прежде чем они укроются в тени, кое-кто схлопочет ожог. И дальнейшая их судьба не вызывала зависти. Впрочем, как и сожаления.
– Все же пикничок нам загубили, – заметил Стас. – А вы: акулы, акулы!.. Вот вам – «белая смерть», самая настоящая. А с акулами я договорюсь.
– Дело не в цвете, – отозвался Влад. – Рано или поздно они загорят. И что изменится?
– А интересно, – задумчиво молвила Ника, – кого они съедят первым?
– Что-то ты рано, патрон, – сказала Энни, нехотя отворачиваясь от экрана. – Уже отстрелялся, да?
Облаченная в шелковый халат, она восседала в кресле, поджав под себя ноги, – такая уютная, милая. Словно картинка, ратующая за домашний очаг.
– Осечка, – хмуро поправил Геральд. – Порох отсырел.
– В пороховницах? – фыркнула женщина. – Может, его там нет вовсе?
– Угодно проверить? – предложил он с угрозой.
Энни рассмеялась. Как всегда, гляделась она изумительно, вдобавок была благоухающая, свежая, точно прямо сейчас из ванны. Скорее так и было, ибо Энни наведывалась туда каждые два-три часа – при том, что в номере отличные кондиционеры и уж ей не приходится слоняться по жаре. Такая чистоплотность сродни мании. Или просто ей нравится ощущать воду?
– На этот раз обошлось без пальбы? – поинтересовалась она. – У тебя все в порядке?
– Как у покойника, – ответил барон. – Макияж безупречен, костюм с иголочки – можно закапывать.
– Сегодня у нас в программе черный юмор, – заметила женщина. – Пойдем-ка, родной, я поплещусь с тобой.
– Господи, Энни!.. А не боишься раствориться в воде?
– Только, если ты по-прежнему считаешь меня сладкой.
– Больше, чем когда-либо, – подтвердил Геральд. – Даже больше, чем следовало бы.
– Что, – помолчав, спросила она, – у нас сложности?
– У бандитов есть градация: сперва недоразумения, затем сложности, потом проблемы…
– Стало быть, у нас проблемы?
– Пошли в ванну, – вздохнул он. – А то договоримся до разборок.
Сбросив халат, Энни скользнула к двери, чтобы успеть приготовить воду, пока Геральд разденется. Когда он вступил в ванную, женщина уже ждала, рассевшись в своем углу. Молча барон уселся напротив, рядом с хлещущей струёй, слишком горячей для такой погоды. Впрочем, как раз сейчас его чуть знобило, несмотря не жару.
– Что-то стряслось? – спросила она негромко. – Может, опять пришлось стрелять? После того случая ты дергался во сне… даже стонал.
– Зато те, в кого я попал, спят как убитые, – покривил Геральд губы. – По-твоему, это должно нравиться их подругам?
– Разве они не сами наехали? – пожала Энни плечами. – Стоит ли расстраиваться из-за них?
– С годами делаешься сентиментальным, – сказал он. – Иногда даже приучаешься думать. И ставить себя на место других. Ведь эти парни не собирались делаться убийцами, они просто хотели отомстить. А во вкус вошли уже потом. Знаешь, почему они проиграли? Не только потому, что я лучше стреляю и ловчей двигаюсь. Они старались сблизиться со мной, чтобы забрать Силу, когда моя душа станет покидать тело, – их мучил Голод!.. И толкал на лишний риск. Эти охотники сами сделались зверьми, и такова судьба едва не всех палачей. Хотели адекватного возмездия? Распишитесь в получении! Сказка про белого бычка…
– Иди ко мне, – позвала женщина. – И повернись, пожалуйста, спиной – не хочу видеть твои глаза.
– А чувствовать меня не противно?
– Абсолютно!
Послушно Геральд пересел ближе к ней, даже прилег, опустив голову ей на грудь, – это тоже становилось традицией. А Энни обняла его всеми конечностями, будто заслоняя. Хотя смахивает и на капкан, разве нет?
– Выходит, они тоже сборщики? – спросила женщина.
– Ну да. Сперва отбирали Силу у Хищников, а против воли заимствовали и повадки. Хотя… Наверно, изначально имели расположенность, иначе не сунулись бы в эту грязь. То есть свести счеты с конкретным врагом – это одно, тут мало кто удержится. Но охотиться на всех? Это уже из разряда «благих намерений», которые ведут. Мне вон от вида смерти делается дурно, а они смакуют!..
Ненавязчивыми касаниями Энни то ли массировала, то ли ласкала его напряженные мышцы, отлично понимая, как нужно обращаться с мужчинами, когда те впадают в буйство. К тому же она знала, чем можно их утешить, и готова была это предоставить, даже если бы сама не хотела. Но, слава богу, желания у Энни хватало, а потому Геральд завелся с полуоборота. И опять его подхватил теплый вал, поднимая выше, выше, – пока не зашвырнул в космос, вдруг закрутившись в смерч. И обратно Геральд возвращался целую вечность.
Все же как Энни хороша, почти безупречна! И обличье, и страсть, и ум. А как приспособлена для этих игр, будто специально создана. Такая искусница могла бы из мужиков веревки вить!.. А подобрал в придорожном трактире – не странно ли?
– Борислава убили, – сообщил Геральд, хотя минуту назад не собирался. – Прошлой ночью, пока мы кувыркались. Помнишь, я рассказывал про своего ба-альшого приятеля?
– Ты не называл имени, – осторожно напомнила Энни.
– Да, конечно, – пробормотал он, – никаких имен… Только его это не спасло.
– А… как?
Барон усмехнулся, точно оскалился.
– Бур был очень сильный человек, – сказал он. – И умелый. Не говоря о том, что умница. А его разорвали словно голыми руками… или лапами – уж не знаю, что у них. Вообще я привычен к крови…
Слава богу, Энни не стала его жалеть или уточнять подробности – вообще не сказала ничего. Уж она знала, когда лучше промолчать. Кто захочет, сам выговорится. А спрашивать – лишь подозрения плодить.
Взамен женщина вновь прибегла к испытанному средству, распаляя в Геральде новый взрыв. И опять его унесло в неизведанные дали. То есть, действительно, так далеко он еще не залетал, хотя пилот опытный. И если бы мог сейчас, наверное, испугался бы. А когда вернулся, пугаться стало поздно.
Из ванной Геральд унес женщину на руках – почему-то захотелось ощутить ее уютную тяжесть. Затихнув, Энни жалась к нему всем телом, странно покорная. Опустив ее на постель, Геральд отстранился, чтобы лучше разглядеть. А может, и запомнить, пока это можно сделать без суеты. Кстати, почему-то сильней всего западает в память какой-нибудь трогательный пустяк, вроде поджатых пальцев на ногах. Тем более, если пальцы такие крохотные и гладкие, а каждый ноготок, как жемчужина.
Затем он прилег рядом, и сразу Энни прильнула к его боку, вновь сплетясь с ним всеми конечностями.
– Ладно, проехали! – сказал Геральд. – Пусть жизнь не всегда прекрасна, зато удивительна – этого не отнять. И загадки задавать любит. А мы их решаем… иногда.
– Ты про Борислава?
– Именно. Нормальное же убийство… если не вдаваться. Что я, похожих дел не раскручивал!
– Ты уверен, что дело – похожее?
– Конечно, на Бура напал не человек, – признал барон. – Но что-то в повадках убийцы меня корябнуло… будто уже видел где. Вспомнить бы.
– Разве это трудно? – удивилась женщина. – Ну хочешь, загипнотизирую?
– Что, и это умеешь? – хмыкнул он. – Спасибо, не надо. Ты и так скоро лишишь меня ума.
– Каким образом?
– А как западают на наркотик? Тут уж не до соображения.
– Ладно, – сказала Энни, – тогда пойдем в обход… Конечно, если ты не против компании.
– Да ради бога!.. Или мы не партнеры?
– Пока не разлучит смерть, – улыбнулась она. – Думаешь, Борислава убили из-за тебя?
– Может, и так – не исключаю. Хотя за собой слежки не видел, да и Бур умел сбрасывать «хвосты», несмотря на габариты. А возможно, случайность – сейчас таких же эпизодов столько!..
– Таких же? – снова спросила Энни.
– Ты права, – согласился Геральд. – Если мне не почудилось, то случайностей выходит две, а это – перебор. Давай уж плясать от первой печки.
– Убийство как-то связано с тобой, – кивнула она. – Что это: предупреждение, попытка помешать или запугать… месть?
– Предупреждать вроде не о чем, да и смысла нет… конечно, если убийца впрямь меня знает… как и запугивать. Мешать? Бур ведь не собирался со мной сотрудничать, его устраивала роль созерцателя.
– Остается месть, – заключила Энни. – Тебе хотели сделать больно и начали издалека, чтобы растянуть удовольствие… Как тебе такой тезис?
– Требует доказательств, – проворчал он. – Но имеет право на жизнь. Вполне, вполне… Знаешь, милая, ты и тут дополняешь меня как по заказу – экая методичность! Если бы не проверял лично, усомнился, что слышу женщину.
– Как будто ты – не мужчина!.. Разве иначе я бы дополняла тебя?
– Тоже верно.
– Похоже, этот тип зациклен на мщении – раз подошел к делу так обстоятельно. Или ты сильно его обидел.
– Скорее первое, – сказал Геральд. – В здешних местах почти у каждого идея-фикс… причем у многих она превращается в манию. Приходится чаще оглядываться на себя, чтобы не влететь самому.
– Может, имеет смысл приглядывать друг за другом?
– Для этого мы слишком близки, – хмыкнул он. – Как бы не спутать, что и от кого исходит.
– Скажи, босс, а вариант с обидой ты отметаешь вовсе?
– Видишь ли, я стараюсь не обижать людей без крайней нужды… либо убиваю. А больших подлостей не делал даже по долгу службы.
– Надо же! – удивилась Энни, а после задумчиво прибавила: – Вообще месть – святое чувство.
– Все-таки, да? Тогда уж не чувство – действие. Ты ведь православная?
– А это при чем?
– Да просто меня изумляет, сколько христиан ратует за возмездие, – сказал Геральд. – По-моему, ваш мессия учил иному. Уж на что я нехристь!..
И, поцеловав подружку в лоб, он надолго задумался сам. Приткнувшись под его руку, Энни молчала, опасаясь сбить с мыслей, – чем походила на домоправительницу Шатуна, тоже понимавшую хозяина без слов. Вообще, чтобы так чувствовать другого, надо его сильно любить… или пройти хорошую школу. Не говоря о том, что без способностей в этом деле не обойтись.
– Ты не против, если нас сейчас увидят? – спросил Геральд. – Нужно поговорить кое с кем, а разлучаться не хочется.
– Да хоть с самим Господом!
Обняв его одной рукой и даже надвинув поверх ногу, Энни чуть повернула голову, чтобы заслонить лицо пушистыми волосами. Усмехнувшись, Геральд все же прикрыл обоих простыней – больше из вежливости, чем ради приличия, – и послал вызов. Почти сразу экран зажегся, и со стены, словно из окна, глянул Шатун. Как и ожидалось, доверенную ему картинку он воспринял с полным хладнокровием. Лишь зрачки подвигались туда-сюда, фиксируя подробности. Затем нацелились на лицо Геральда, ожидая разъяснений.
– Ничего, что я неглиже? – все-таки спросил тот. Шатун пожал чудовищными плечами, что означало, видимо: лишь бы глаза не резало. По его нормам и простыня ни к чему, если тела в форме. Сам-то он в своей берлоге лишнего не носил – не говоря об Инессе.
– Вчера ночью у меня погиб друг, – ровным голосом сказал Геральд.
– Сочувствую.
Действительно, к чему лишние слова? Можно и короче выразиться: «Жаль». Хотя каменная физиономия Рода затвердела еще больше – наверное, в знак скорби. Дружбу-то он ценил, судя по всему.
– Когда-то мы были партнерами, – прибавил барон. – Здоровущий мужик, на медведя с рогатиной ходил.
– Здешнее зверье круче. На тиранозавра я бы не вышел и с убойником.
– Это – в точку, – поежился Геральд. – Помнится, вы поминали своего Зверя…
– Во мне живет Зверь, – спокойно подтвердил Шатун. – Иногда даже спускаю с цепи – чтобы выжить. Но и ему последнее время приходится туго.
– Однако пока справляется – раз уж мы разговариваем.
– Пока – да. Или мне везет.
– Как говаривал Суворов, на одном везении не выедешь – необходимо умение.
– А тут все сгодится, – не стал отказываться Род. И вдруг спросил: – Какая у вас была кличка на службе?
– Э-э… Гепард.
– По созвучию, что ли? – усмехнулся отшельник. – Занятный подбирается зверинец!
– Лишь бы не «лебедь, рак…» Вообще я не отказался бы от умения спускать своего Зверя. Или это врожденный дар?
– Дар, ну да!.. Вроде данайского.
– «Кто подает вовремя…» – парировал Геральд. – По-вашему, этому можно научиться?
– Каждый раз, выпуская Зверя, я не уверен, что смогу загнать обратно. Думаете, лучше стать обглоданным изнутри?
– Вы не ответили.
– Здесь – можно, – ответил Род. – Но я живу со Зверем много лет и худо-бедно научился справляться. А девять из десяти новичков окажутся подмятыми. Устраивает вас такой расклад?
– Считаете, не сумею войти в одну десятую?
– Это уж вам считать да взвешивать. И то можно запросто ошибиться. Я вот который год всё считаю, считаю…
– Хорошо, но как все-таки его вызвать?
– А прислушайтесь к себе внимательней. Наверняка услышите глубинный рык. Ведь он и прежде давал о себе знать?
– Может быть, может быть, – пробормотал Геральд. – Иногда вхожу в раж – это да. И сразу ощущаю такой подъем!..
– Или падение? Силы-то, конечно, прибывают… Только не вздумайте его кормить! – предупредил Род, чуть повысив голос. – Если он напрямую, в обход вас, глотнет Силы, шансов не останется. Вообще держитесь подальше от умирающих, а на кровь лучше не смотреть. Когда Зверь на воле, начинается хождение по краю. Вот это действительно дар: умение балансировать.
– Я понял, – сказал Геральд. – Теперь касательно моего друга…
– Кто он – фамилия?
И впрямь, какие теперь тайны?
– Борислав Кторов, литератор.
– А-а…
И как вам это «а-а»? Барон даже на Энни глянул, ожидая сочувствия. Но женщина словно заснула, прикрыв глаза. А Шатун уже настукивал что-то на клавишах, обратив лицо на второй экран.
– Вы ведь побывали там до сыскарей? – спросил он сквозь зубы, видимо, успев добраться до материалов дела. – По крайней мере, следов не оставили.
– Обижаете! – сказал Геральд, сразу вспомнив Потоцкого.
– Расследуют дело парни Шилова. Не знакомы с ним? Могу устроить.
– Буду иметь в виду.
– Но вряд ли они что-то сыщут: смахивает на «глухарь». Хотя клиент, конечно, не рядовой… Вас интересуют отпечатки?
– Благодарю, я уже запасся.
– Запущу-ка их в поиск – авось и всплывет что.
Помедлив, барон сообщил:
– Не исключено, убийца знаком со мной. И натворил это, чтобы досадить мне, – так сказать, для затравки.
– Тогда следующий его шаг напрашивается, – заметил Шатун. – Или есть еще варианты?
– Пожалуй, лишь общая наша знакомая. Остальные вне досягаемости.
– О ней позабочусь. Хотя…
– Что?
– Кто знает о вашей связи с ней?
– Кроме Борислава не знал никто. Приходилось блюсти конспирацию.
– А Борислав?
– Он бы не рассказал. Разве под пытками. Но их следов я не обнаружил.
– Да, похоже, там не стали тратить время на расспросы.
По-прежнему уставясь на второй экран, Родион перебирал пальцами по клавишам с такой быстротой, будто выстукивал дробь, хотя наверняка попадал без промаха – профессионала сразу видно. И куда же его унесло?
– А как насчет ваших бывших коллег? – вдруг спросил он.
– Что?
– Они не могли вывести на Кторова? Ведь тот имел с ними контакты.
Ч-черт! – подумал Геральд. И где он раскопал это?
– Зачем? – спросил вслух. – Какой смысл?
– А почему нет? Ведь Кторов отстранился от дел – значит, не нужен. И если допустить, что на него нашелся покупатель, даже не особо щедрый…
– Я знаю здешнего резидента.
– Я тоже.
– Не скажу, что ценю высоко, но все же таки не подлец.
– Согласен. А те, кто над ним?
– Ап! – вырвалось у Геральда. – То есть я хотел сказать: упс. Считаете, оттуда ветер дует?
– Сейчас я не считаю ничего – просто перебираю варианты. И пока не вижу причин, чтобы отбросить этот.
– И я не вижу – ей-богу. Раз наш общий друг здесь, и учитывая его любовь ко мне… вряд ли остывшую с годами… можно ожидать черт знает чего!
– Черт, может, и знает, – хмыкнул Шатун. – Только нам не скажет. И я не удивлюсь, если меж ними – полное понимание.
– Вот и прозвище для убийцы: Черт.
– Лучше тогда Иблис. У муселов эта скотинка оснащена лучше.
– Еще один вопрос, – сказал барон. – Когда возьметесь за наш заказ?
Шатун снова пожал плечами – похоже, его любимый жест. Или так он обращает внимание на свои дельты? Хотя те и без того притягивают взгляд.
– Когда призовут, – ответил он. – Пока – тишина. Может, передумали? Вообще с конкретикой у них туго, не по-деловому.
– Девочку жаль…
– Иначе бы сразу послал. Еще и блаженный этот… крутится.
– Постараюсь держать в курсе, – пообещал Геральд. – Думаю, главные события на подходе – будьте готовы в случае чего.
Ага, старый пионерский призыв, тоже конкретный до изумления. Как и отзыв на него. И к чему были готовы-то?
– Ваша подруга решительно отказывается показать лик? – неожиданно спросил Род.
– Во всяком случае, не изъявляет такого желания, – сказал барон, покосившись на Энни.
– Странно.
– Почему же?
– В ее теле я не ощущаю стеснения. Тогда какой смысл?
– А? – переадресовал Геральд, опять поглядев на женщину. Но она вновь не откликнулась. – Может, знакомая?
Отшельник покачал головой.
– Я бы узнал – для этого деталей хватает. Странно, – повторил он. – Впрочем, ее дело.
Затем Шатун исчез со стены, и экран потух. Тотчас Энни открыла глаза.
– Выспалась? – участливо спросил Геральд. – А мы тут с дружком калякали – о том, о сем…
– «Общий друг», «общая знакомая», – проговорила она, кривя губы. – Никаких имен, да? Конспираторы!
– Молчала бы, – фыркнул барон. – Личико так и не открыла – Гюльчатай голопопая!.. Или тебя взращивали страусы?
– Что-то ты опять раздухарился, – заметила женщина. – И откуда силы берутся?
– Может, от Зверя? – предположил он. – Вот так и держу его в узде, пока не на что тратить. Сбрасываю излишки, сочетая с приятным.
– Всего лишь «приятным»?
– Ну очень, очень приятным!.. Иногда уходящим в блаженство.
– Иногда? – осведомилась Энни. – Это вызов?
– Констатация.
– А то ведь я могу…
– Нет, – поспешно сказал Геральд. – Не сейчас.
– Так, – отметила она. – Уже затевается что-то. Все же она пришла, да?
– Кто?
– Мысль. И ты ее думаешь.
– А сколько еще можно заимствовать – то у тебя, то у Рода? Пора и мне разродиться.
Легко поднявшись, Энни оседлала Геральда, стиснув коленями его бока, – этакая наездница, прекрасная и нагая. А кто под ней: дикий жеребец или сивый мерин? Но смотрелась она в этом ракурсе изумительно!..
– Ты же не оставишь меня одну? – спросила женщина. – Я не хочу стать «следующим шагом».
– Думаешь, со мной безопаснее?
– Разве опасность – главное? С тобой будет не страшно.
– Вообще до полуночи гости редко заявляются, – задумчиво произнес барон. – Как говорится, уже могут, но пока не очень хотят.
– Гарри!..
– С другой стороны, кроме Голода тут присутствует иная мотивация… Ладно, – решил он, – прогуляемся вместе. – И удивленно вскинул брови: – Ну, что расселась? Собирайся!
Тотчас вскочив, Энни подбежала к одежной нише и стала одеваться, из всего шмотья, недавно купленного для нее бароном, отдав предпочтение брючному костюму – впрочем, элегантному не хуже других. Некоторое время Геральд с интересом следил за женщиной, затем и сам принялся за сборы.
Как ни странно, закончили они разом. Спустя минуту вышли из номера, похожие на образцовую пару. Под руку проследовали по коридору, спустились на лифте. Затем пересекли холл и загрузились в Горбунок, как раз подкативший ко входу, словно его подал личный шофер. А вскоре уже ехали по улицам вечернего города – избыточно освещенным, хотя вряд ли в этом имелся смысл. Вот если найти составляющую в спектре, которая отпугивает ночных тварей…
– А куда мы направляемся? – осторожно спросила Энни.
– Тебе не все равно? – усмехнулся Геральд. – Лишь бы со мной.
– Ну, все-таки…
– К Буру, – ответил он. – Точнее, в бывшее его обиталище. Кое-что я забыл оттуда прихватить – нервы, нервы!.. Сдают уже, а? Прежде бы не лопухнулся!
– Не придумывай, – слегка покривилась женщина. – А там… как?
– Все уже прибрано, не волнуйся. Ну, кровь, конечно… Да мы на минуту, тебе даже не придется заходить в комнаты. Лишь бы меня не опередили!
Выспрашивать дальше Энни не стала, видно, почувствовав, что о цели барон распространяться не хочет. Не то чтобы это такая большая тайна… а все же лучше сузить круг.
Вдобавок, они уже приехали. Вот здешнюю улицу могли бы обставить фонарями щедрее. Вообще место унылое, как и огромный дом, где проживал Бур, – словно тот специально выбирал декорации, настраиваясь на очередной опус. Затем они же и погубили сочинителя, пропитавшись его фантазиями. Хотя тут придумывать ни к чему, как выразился Гувер, – знай пиши с натуры!.. Уж лучше бы придумывал, вздохнул Геральд, а от такой натуры держался подальше. Вот здесь игры с судьбой не доводят до добра.
– Это здание не похоже на жилое, – заметила Энни.
– Прежде тут был институт, – пояснил барон. – Бур любил простор, а к комфорту равнодушен. Похоже, он сговорился со сторожами.
– Странный субъект, – прошептала женщина. – Как здесь можно жить?
– Уже никак, – сказал Геральд, останавливая Горбунка в тени парадного козырька, смахивавшего на небольшую крышу. – Может, тут подождешь?
– Шутник!..
– Тогда пошли.
Они выбрались из машины, взбежали на высокое крыльцо. За секунду управившись с замком, Геральд открыл массивную дверь и погрузился в черноту вестибюля, сразу же опуская на глаза инфразабрало.
– Доверься мне, – негромко сказал женщине, притянув ее к себе одной рукой, а вторую держа наготове. – Дальше будет светлей.
В самом деле, через стеклянные стены на лестницу вливался уличный свет, да и в помещениях третьего этажа, где обитал Борислав, оказалось скорее сумеречно, чем темно. Барон завел Энни в огромную комнату, служившую Кторову кабинетом, и притормозил у порога.
– Боже, – выдохнула она, озирая порушенный интерьер. – Здесь все и стряслось, да?
К счастью, в комнате впрямь успели прибраться, устранив главную жуть. И даже бурые пятна, усеивающие пол и мебель, не слишком корежили взгляд при таком скудном освещении.
– Судя по всему, Кторов в тот момент работал, – откликнулся Геральд. – Наверно, он даже не увидел, кто на него напал. Подожди тут, ладно?
Быстрым шагом он прошел к поваленному письменному столу. Вынув из кармана отвертку-дрель, присел над стареньким компом, сброшенным на пол. Как и обещал, вся процедура заняла не больше двух-трех минут – барон даже успел поставить кожух на место, чтобы не будить лишних подозрений. Спрятав вынутую деталь, вернулся к Энни.
– Вот и всё, – сказал тихо. – Осталось выбраться. Но только они вступили в вестибюль, как по всему зданию зажегся свет.
– Ч-черт, – процедил Геральд.
– Что?
– Давай-давай, быстро… Сваливаем!
Подхватив Энни под руку, барон увлек ее к выходу, а из другого проема уже топал наперерез грузный тип с морщинистой ряхой, седыми патлами и в затрапезной одежде. Старик спешил так, будто не было дела важнее, чем захватить парочку, вторгшуюся на охраняемую территорию. И двигался с живостью, удивительной для его возраста. Геральду даже пришлось задержаться перед дверью, чтобы дать Энни немного форы.
Добежав, сторож попытался с ходу закатить оплеуху – ну, очень боевой дед. И как только дожил до преклонных лет?
– Вот этого не стоит делать, – предупредил Геральд, отстранившись. – А то ведь, ежели отвечу…
– …то платить за лекарства придется мне! – подхватил старик, глумливо кривляясь. После чего замахнулся вторично.
Быстрым движением перехватив руку, Геральд добавил ей инерции, намереваясь уложить дедка на пол аккуратным вывертом. И вдруг получил такой удар в грудь, что едва не своротил спиной тяжелую дверь.
В тот же миг сторож будто расправился, заодно раздавшись по сторонам, и рывком придвинулся, нависнув над бароном медведем, протянув к нему страшные пальцы, корявые ногти на которых уже превратились в когти. Из груди оборотня прорвался утробный рык.
Еще не оправившись от сотрясения, Геральд все-таки среагировал. Упав противнику в ноги, он обеими руками ухватился за широкую щиколотку и с натугой рванул вверх, вдруг ощутив внутри взрыв. Сторож взлетел, нелепо взмахнув лапами, а в ладонь барона уже прыгнул Eagle, обрадовавшись поводу, и в сумасшедшем темпе принялся исторгать пули, шпигуя зависшее в воздухе тело. А наблюдать, как содрогается оно при каждом ударе, было так сладостно!..
С усилием Геральд прекратил пальбу, оторвав взгляд от падающей туши. Не дожидаясь финала сцены, скользнул за дверь. Спрыгнув с крыльца, нырнул в Горбунок, опускаясь рядом с Энни. И сразу сорвал машину с места, разгоняя по пустой дороге.
– Сюрприз, – проворчал он, наконец переведя дух. – Хотя не киндер – уже давно. Как по-немецки дед?
– Grossfatter.
– Вот-вот.
– По-твоему, это был настоящий сторож? – спросила женщина.
– Он, – кивнул барон. – Я его и днем видел.
– Так, может, мы ошиблись… не думаешь? Разве Борислава не мог убить как раз старик?
Геральд покачал головой.
– Тут не такой разрыв в силе, – сказал он. – Та тварь много мощней, судя по тому, что натворила. И вряд ли сторож напал бы на собственного жильца, даже пребывая в звериной фазе. Понимаешь, звери не охотятся на тех, кого причисляют к своей стае. Вот мы для него были добычей. Может, и всю улицу старик держал за угодья. Но злобствовать у себя в логове, портить имущество? Нет, в этом сюжете старик случайный гость – тут ощущается игрок серьезней. Кстати, подозреваю, Бур знал про деда, даже подглядывал за его шалостями.
– И… молчал?
– Я же говорю: у каждого тут свой бзик. Кторов слишком ударился в созерцательность – этакий, понимаете ли, олимпиец, стоящий над схваткой!.. Ну и схлопотал от одного из персонажей.
Он снова умолк, с усилием себя успокаивая. Поверить, что Борислав мертв, было трудно, хотя своими глазами видел останки. Ведь такая глыбища: здоровья, силы – на троих. До сих пор в ушах звучал его густой голос.
– Гарри, могу я спросить?
– О чем?
– А… какой у тебя уже счет?
Барон бросил на Энни быстрый взгляд.
– Весьма скромный, – ответил он. – Четырнадцать – если считать, что один из карателей выжил. Но у меня оправдание: я никого не взрывал и не убивал мирных, – иначе бы набрал куда больше. А… с какого счета начинается для тебя настоящий мужчина?
– Ну зачем ты…
– Видишь ли, есть женщины, оценивающие самца по тому, сколько жизней отнял он у конкурентов. Случайно, ты не из таких?
– Конечно же, нет!
– Уверена? – спросил Геральд. – Тогда зачем тебе это знать: будешь ставить на мне звездочки, как на истребителе? Или кресты? Либо грудь в крестах, либо на щите… А во сколько лет я «взял своего первого человека», тебя не заботит?
– Ну что ты опять завелся, Гарри?
– Ч-черт! – сказал он. – Я ведь чуть не сорвался, Энни… то есть едва не выпустил Зверя, о котором толковал Род. Уже готов был хлебать у старика Силу… вместе с кровью. И что бы затем я сделал с тобой?
– Перестань!
– От зверей лучше держаться подальше, милая. Конечно, забавно глядеть, как они наскакивают на других, – но со стороны либо с изрядного возвышения. Иначе потом могут приняться за тебя.
– Может, закроем тему?
– Хорошо, – не стал упрямиться Геральд. – Предлагай другую.
– Ты взял у Борислава то, за чем ездили?
– Взял.
– И отлично, – кивнула Энни, словно бы удовлетворилась ответом.
Хотя догадаться, что Геральд выдрал из компа винчестер, было нетрудно. И что хранится там, можно сообразить. Но вот какие сведения удастся выжать из последней рукописи Борислава, это и сам барон представлял смутно. Не продавать же ее, в самом деле? Этакое литературное наследие знаменитости… Или передать Энни на доработку? Учитывая ее бесчисленные дарования, наверняка управится и с этим.
Впрочем, они уже подъезжали к отелю, где их дожидалась постель, еще не успевшая остынуть. И просторная ванна, и раскидистые кресла, и широкие подоконники, и много других подходящих мест, где у парочки, слава богу, никогда не возникало споров.