Все же после звонка Гарри я решил подстраховаться и, связавшись с Клер, предложил ей провести эту ночь у Трофима, под охраной навороченной страж-системы, которую Карим – при активном моем участии – выстраивал в торговой слободе, особо выделяя владения своего хозяина. На это торгаши не жалели средств, и оборонительные их рубежи обретали зримый вид на глазах, заметно укрепляясь с каждым днем. А заодно создавалась гардия, и набирали туда людей умелых, приманивая высокими заработками, – эта команда уже сейчас могла конкурировать с Семьями. Впрочем, главная угроза исходила не от бандитов. И я вовсе не уверен, что даже лучшей техники и отборных спецов окажется довольно, чтобы защититься от ночных тварей. Но пытаться стоило, и главный прицел при возведении крепости делался на Хищников, благо о их возможностях уже можно судить. Пожалуй, гнездовье торгашей сделалось самым защищенным местом в городе – конечно, если не считать Двора. А уж мне и вовсе тягаться с ними трудно: не те ресурсы.
К моему предупреждению Клер отнеслась с должным вниманием и свой отъезд затягивать не стала – тем более, с Каримом у нее складывалось полное взаимопонимание. И строилось оно не только на расчете да взаимной выгоде – как ни странно, тут фигурировали чувства, к тому же довольно пылкие. И слава богу. Во всяком случае, эту проблему я спихнул с плеч.
Теперь следовало подумать об ином. По логике (если исходить из версии Гарри), Черт вообще не должен знать о Клер, а про Кторова мог узнать лишь от Богомола. Но в том и беда, что обычная логика тут не работает. Ежели в губернии стали возникать умники, кои черпают прямо из вселенского банка данных… Вот от таких спрятаться трудно, и уж они в «языках» не нуждаются – божественное озарение, еще бы!.. которым вполне может воспользоваться Черт. И тогда он найдет, чем досадить Гарри, – если вправду этого хочет. А кто окажется под угрозой, кроме Энни и Клер? Ну разумеется, гипотетическая дочь барона. И на сей счет у меня сильные подозрения…
Тут я даже головой покачал: ох, как не нравится мне это! Больно тугой закручивается узел: Лана, Калида, Гарри… Настя. Не пора ли его развязать?
Вздохнув, я вызвал по интеркому «детскую». Почти сразу на экране проступило строгое личико Насти.
– Чего? – спросила она хмуро.
– Разговор есть, – ответил я. – Зайди ко мне, ладно?
– В кабинет?
– Н-нет… Лучше в гостиную.
– Там мне не нравится, – неожиданно заявила девочка.
– Почему это?
– А я знаю? – пожала она плечами. – Неуютно как-то, зябко… окон много. Давай в твоей спальне, да?
– Ну, давай, – согласился я, недоумевая. У нее что, «особый нюх» открылся? Может, и впрямь чует угрозу? Или дело в ассоциативной привязке к месту? В тот раз мы пообщались вполне душевно.
Как и при прошлом разговоре, расселись на постели: я в изголовье, Настя на дальнем краю. И сумрак в комнате почти такой же, а через окно проникает бледное свечение. Правда, за эти несколько дней девочка сильно загорела – видно, под приглядом Инессы – и теперь походила на бронзовую статуэтку. Хотя погода с каждым днем портилась, а с утра и к вечеру небо затягивало пеленой. Уж не проникает ли следом за тварями тамошняя среда? Кстати, и ветер последнее время разгулялся, особенно буйствуя по ночам, – вот и сейчас за окнами подвывало.
– Помнишь, ты сказывала про дьявола? – заговорил я. – Так вот, поблизости всплыл некий Черт. Конечно, я не могу быть уверенным…
– Он ищет меня? – спросила девочка.
– Пока не ясно. Понимаешь, это ведь догадки… скорей даже домыслы…
– Он ищет, – повторила она убежденно. – Я знала: он будет искать!
– Ну погоди, малышка… Во-первых, это не связано с Питомником… во всяком случае, напрямую. И идет вовсе не с той стороны. Как ты знаешь, вчера меня посетил гость…
– Я видела его, – сообщила Настя.
– Серьезно? Ну… и как?
– Что?
– Понравился он тебе?
– Нервный какой-то – аж звенит. И говорит много.
– Флегматиков тебе подавай? – усмехнулся я. – Ну, тут дело вкуса. А что до второго… Это же здорово, когда кто-то старается за двоих – значит, самому можно не выкладываться.
Девочка усмехнулась краем рта, вполне оценив такой довод. Что-то не слышно в ней пресловутого «голоса крови» – по-моему, куда сильней Настю тянуло ко мне. Может, дело вправду в духовном сродстве и такая вещица весит больше?.. как это втолковывала Лана, поручая мне поиски дочери.
– С тобой можно говорить, как со взрослой? – спросил я.
Настя усмехнулась снова, что проще было трактовать, как согласие.
– Ситуация складывается дурацкая, – продолжил я. – Этот мой приятель… Гарри… разыскивает дочь. Но, похоже, взамен нарвался на врага, а тот решил устроить сведение счетов. И начал с того, что убил его друга.
– Как убил?
– Зверски – разорвал в клочья. А ведь тот был редким здоровяком.
– А… сколько лет дочке?
– Примерно как тебе.
– И, ты думаешь…
Она умолкла, нахмурив брови.
– Видишь ли, доказательств пока никаких, – пояснил я. – Но если такая мысль пришла в мою голову… а теперь и в твою…
– …то так же мог посчитать Он, – заключила Настя.
– Умница, – кивнул я. – Сейчас даже не важно, кто тут кому родня, – главное, выжить.
– А как Он узнает, что я здесь?
– Конечно, не от меня. И вряд ли от кого-то. Но узнать может. Развелось, понимаешь, пророков!.. А если Черт один из них? Или имеет выход на такого?
– Тогда от Него не спрячешься, – сказала девочка.
– Способ есть, – возразил я. – Допустим, Черт сумеет выведать, где ты находишься. Но туда же еще требуется добраться? А если к тому сроку тебя там не окажется?
– Он может угадать, куда я пойду…
– Только в случае, если ты предсказуема, если в тебе не осталось своей воли. Но это же не так? Не верю я в фатум. Если бы все было предопределено, и жить бы не стоило. Зачем трепыхаться, когда от тебя ничего не зависит?
– Значит, мне надо перемещаться.
– Не знаю, что и выбрать, – признался я. – С одной стороны, это могут оказаться пустые фантазии, и тогда тебе безопасней со мной. Но вот с другой…
– Это не фантазии, – сказала Настя. – Я чувствую: Он близко.
– М-м… как? По времени или в пространстве?
– Не знаю.
– Конечно, я приму все меры…
– Тебе не справиться, – перебила она. – Он слишком сильный!
Вообще это походило на психоз, причем совместный. Кто такой Он, почему ее «дьявол» и наш с Гарри Черт должны оказаться одной тварью и чего, собственно, мы перешугались собственных построений? Но, живя в дурдоме, трудно остаться нормальным.
– Время покажет, – ответил я. – Но тобой рисковать я бы не хотел.
– Я ухожу, – решила девочка. – Прямо сейчас. И Леху заберу.
Мерзость какая, а? Выглядело так, будто я устраняюсь. Дескать, плыви, кроха, сама… если умеешь.
– Я поеду с тобой.
– А если Он явится? – возразила она резонно. – Тогда надо уходить всем.
Эдакая «кибитка кочевая» – занятно же мы будем выглядеть! И не лучше ли отвлечь удар на себя?
– Ладно, прихвати с собой Хана. Водить-то уже насобачилась?
Последние дни Настя по несколько часов проводила за симуляторами, закрепляя навыки, полученные неведомо где. Кстати, способности к вождению у нее оказались лучше, чем у меня, а стреляла и вовсе классно – вообще девочка универсальная. Понятно, и Леха не остался от обучения в стороне, но у пацана дела продвигались медленней.
– Пошли, – сказал я, поднимаясь с кровати. Сборы заняли не больше получаса. Я помог всей команде загрузиться в «танк», который берег для крайних случаев, пока что обходясь «болидом». Последний тоже был оснащен неплохо, но если бы дошло до боя, с «танком» тягаться бы не смог. В здравом уме ни одна сволочь не полезет на эту махину, даже если разглядит детишек за тонированным стеклом. И Хищникам такие консервы вряд ли понравятся – сразу не вскроешь, а накормить могут совсем иным.
Но сколько ни убеждал себя, что поступаю верно, растерянная улыбка Лехи царапала душу. Пацан было размяк в здешнем тепле – и опять на улицу?
– Может, и всю Масть пустите на ночлег? – предложил я. – Места тут хватит, а большую компанию просчитать труднее. Только предупреди Туза, что хозяйка машины – ты. И со связью аккуратней, лишний раз не высвечивайся.
– Я подумаю, – ответила Настя и уже с порожка броневика ткнулась губами в мою щеку. – Утром позвоню, ладно?
– Обязательно.
– Что бы ни произошло, – прибавила она, – и кто бы ни нашелся…
– Да, – сказал я.
Дверца за ней захлопнулась. Чуть погодя «танк» ожил, утробно заворчав. Затем с неожиданной для такой громады легкостью стронулся с места и укатил через разомкнувшиеся ворота.
И остались мы с Инессой одни. Повернув голову, я глянул на женщину, застывшую наверху гаражной лесенки. Прислонившись боком к дверному косяку, она тоже смотрела на меня, странно задумчивая.
– Осиротели? – спросил я, удивленно хмыкая. – Оказывается, и к этому можно привыкнуть.
Взбежав по ступеням, прихватил Инессу за плечи и увлек на верхний этаж.
– Сегодня спишь в кабинете, ясно? – сказал я. – Возможно, ночью опять нагрянут гости – так не будем облегчать им работу!..
Разместил женщину на диване, где не раз кемарил сам, даже снабдил подушкой и простынями – вполне свежими, хотя не той сияющей белизны, к которой Инесса питала слабость. Но привередничать она не стала и сразу улеглась – лицом ко мне. А поскольку диван помещался сбоку от пульта, то и мне поглядывать на Инессу было удобно.
Проверив, не попадает ли диван в камеру, я развалился в своем кресле и послал вызов. Спустя недолгое время на главном экране, точно в распахнувшемся окне, возник Гай. Смотрелся он забавно: весь из себя нарядный, в отставленной руке рюмка, глядит в сторону. А вокруг клубился сигаретный дым, словно Гай витал в облаках.
– Бог в помощь, – сказал я насмешливо.
– К черту! – ответил он невпопад. И только затем поглядел на меня.
– Не помешал?
– Хорошо, что ты объявился, – сказал Гай. – А то мы уж собирались сами…
– Мы?
Репортер слегка повернул камеру. Картинка поплыла вбок – и тут я понял, из-за чего переполох. Если бы любил избитые фразы, вполне мог бы вскричать: «Нет, только не это!» Или: «Ради всех святых, не сейчас!»
В самом деле, более неподходящее время для такого события трудно и выдумать. Но тут уж ничего не поделаешь: стихия. Наш город вновь посетила Дита Нестерова, специалистка по сенсациям. И первым делом, конечно, нагрянула к Гаю, безотказному и безответному, нежданно застав у него Карину. Однако не смутилась, а тут же затеяла пир, без церемоний зазвав в чужую квартиру другого знакомца – Мурдинова, городского полудурка, к коему благоволила. А тот притащил с собой красавца-гусара, которому я помял хохол на недавнем маскараде, – верно, расписав, какая щедрая душа у его приятельницы да какая она мастерица в некоторых делах. И тут – надо же, сюрприз! – Карина, прославленная на всю губернию певичка и признанная красотка, на которую облизывались многие.
Похоже, Гай оказался лишним в своем жилище – по крайней мере, с точки зрения дворян. Знали бы заранее, прихватили бы и для него какую-нибудь простушку, чтобы не путался под ногами. А так…
Пиршество было в разгаре. По разнокалиберным тарелкам разложили гостинцы, привезенные из столицы, – будто то же самое нельзя купить здесь (кстати, и дешевле). Но у Диты всегда были нелады с логикой – уж такая она загадочная. Мужчины, конечно, приволокли спиртное и, похоже, успели основательно разогреться. Мурдинов с Дитой оживленно судачили, вспоминая былое, а кое-какие воспоминания, кажется, даже освежили – судя по растрепанным одеждам. Гусар вовсю ухлестывал за Кариной, Гай наблюдал за этим, старательно улыбаясь. А надымили столько, что непривычному человеку сделалось бы дурно.
Тут Дита обратила внимание на то, что показывает монитор, и заспешила к экрану, снося по пути стулья.
– Родик! – закричала, еще не добежав. – Радость моя недоцелованная!.. А что же ты не тут?
– Я-то как раз тут, – возразил я. – А там, у вас, тесно и без меня.
Ноги все же опустил на пол, блюдя приличия. И чтоб не провоцировать Диту на скабрезности – уж ей только дай повод.
– Мамочка моя! – воскликнула она. – Это даже пугает. Ты совсем не изменился с последней встречи!
– «Стало больше седины в его кудрях», – откликнулся я, скептически хмыкая. Хотя слышать такое было лестно. Увы, сказать то же самое про нее я не мог: ее-то не обошли годы. И сколько их минуло – пять, больше?
– Только сделался еще громадней, – прибавила она. – Господи, как шкаф!
– Вот это – в точку, – хихикнул Гай.
– От знаний пухну, – пояснил я.
– Теперь-то я готова поверить, что проживешь полторы сотни.
Невольно я покривился: снова это магическое число. К тому ж не так и много, если вдуматься. Далеко ли ушли мы от однодневок?
– Тебя-то с чего занесло сюда? – спросил я. – Не наскакалась еще?
Дита любила посещать опасные точки и возвращалась оттуда полная впечатлений, коими охотно делилась со зрителями. Что же до опасности… Так в этом и есть самый смак! Вдобавок приправленный пикантными деталями. Может, для того Дита и ездила, чтобы потом, повествуя о своих похождениях, небрежно бросить: «В общем, меня изнасиловали». Естественно, на такой лакомый кус всегда найдутся охотники. И уж для нее это не было трагедией – скорее приключением. Немножко перца в пресных буднях.
Я виделся с Дитой редко, но каждый раз она напоминала течную кошку, так и норовившую на что-нибудь нанизаться. При этом Дита охотилась на редкие экземпляры, словно собирала коллекцию. Слава богу, ее женственность оказалась востребованной, – иначе в мире стало бы на одну революционерку больше. Бог знает, что Дита доказывала – себе и другим. Впрочем, по собственному признанию, в детстве ее считали дурнушкой, и, видимо, в душе она осталась «гадким утёнком», хотя уже много лет выглядела достойно. Послушать Диту, в ее любовниках перебывали все знакомые. Нередко, проспавшись после очередной пирушки, она допытывалась у участников, кто пользовался ею на этот раз. Протрезвевшие приятели смущенно отнекивались, будто потрудились тут коллективом. Похоже, Дита всерьез полагала, что богемность в том и состоит, чтобы по утрам находить в себе резиновые изделия, оставленные невесть кем. Может, и впрямь так – ей виднее.
Кажется, и гусарик меня узнал – вглядевшись в экран, он сразу поблек, а его фонтан оскудел. Может, хоть это удержит бузотера в рамках? Ну да, пока не примет для храбрости. И уж тут он покажет всем!..
– Так ты что, Родик, не приедешь? – удивилась Дита. – Да брось – можно подумать, такой занятой!.. Видишь, какая у нас компашка собралась?
Нет, это даже умиляет, до чего она неуместна тут. И насколько не сознает, куда влетела. Ну ясно: кроме нее некому позаботиться, чтобы я не скучал, – забыли меня напрочь. И по ночам не наведываются, и вечерами не гоняют, швыряясь молниями, а днем не пытаются измордовать или вышвырнуть в окно… И ведь бесполезно втолковывать!
– В другой раз, – ответил я. – У вас и так с дамами недобор.
– Так мы и по двое осилим, – с готовностью объявила Дита. – Верно, Каринка? А то и троих. Вот я как-то…
– Господи, это же сыр воняет! – вдруг вскричал простодушный Гай. – А я переживаю, что носки не постирал.
Дамы рассмеялись, будто от удачной шутки. Хотя и выпили, наверно, немало. Но Гай вовремя встрял – иначе бы Дита порассказала!..
– А помнишь Эдвина? – спросила она. – Конечно, вы же знакомы!.. Ведь это он меня зазвал. Ну, пока собралась… А Эдвин и не встретил – сволочь! И вообще, сказывают, сгинул куда-то. И чего я прикатила сюда?
Вот Эдвина лучше не вспоминать, учитывая, где я видел его в последний раз. Кстати, не мешает проведать – может, он до сих пор мокнет в том пузыре?
– У этого охламона совсем крыша съехала! – заявила Дита в обычной своей манере. – Разве не знает, что у меня полно дел? Чем он думает, интересно, – задницей? Конечно, она у него безразмерная!..
– Не всем же быть умными? – осторожно заметил я. – А ты до сих пор пользуешься спросом? Имею в виду, на TV.
– Спрашиваешь!.. Нарасхват иду, точно шлюха по весне. И рейтинги под потолок… Ты что, совсем в ящик не глядишь?
– Да как-то, знаешь, всё Океан, Океан… И что, ковыряние в гнойниках действительно увлекает народные массы?
– Что ты – публика валом прет! А эти долбанные обозреватели прямо шизеют от восторга. Ты бы слышал, как они разливались насчет моей последней программы!
– Еще б им не разливаться. У вас попробуй не похвалить – наживешь врага на всю жизнь. А уж за критику убьют сразу.
– Тебя, пожалуй, убьешь, – решила она подольститься. – Кувалдой разве. Или паровым молотом. И чего тебя занесло в монстры? У нас бы этого не поняли.
– Мужчина обязан быть сильным, – отрезал я. – Женщина красивой – в меру отпущенного. А этот ваш средний пол, – я пожал плечами. – Не понимаю.
– Последний писк, что ты! – хмыкнул Гай. – В тамошних кругах мужественность скоро выйдет из моды. И женственность тоже, – прибавил он, с опаской покосившись на Диту.
– А слабо доказать, чего стоишь? – загорелась та. – Тоже мне, шкаф с ключиком! Как до дела – в кусты, причем один… Да ты не гляди на Карину, – рассмеялась она. – Мы уж обсудили всё – подруга готова уступить тебя на одну ночь. И даже примкнуть не прочь. Давно ты не кувыркался с двумя?
Чуть опоздав, Гай тоже захихикал – видно, решил свести предложение к шутке. Хотя Карину можно купить на «слабо»… тем более с таким напором, как у Диты. Но это не тот коллектив, куда мне хотелось бы влиться.
– Чтоб вы не очень духарились, – сказал я. – Вчерашней ночью в городе убили Кторова. Да-да, того самого. Тоже, верно, приехал за впечатлениями.
– Подробности? – сразу спросил Гай.
– Не при дамах. Но обошлись круто.
– Да брось пугать! – фыркнула Дита. – Будто в столице не убивают. У нас, если хочешь знать, такие киллеры – вам и не снилось!..
Ага, всю жизнь мечтал о таких снах!
– Пусть другие боятся, – храбро поддержал Гай. – А нам работать надо.
– Может, Кторова убрали не случайно? – неожиданно подал голос Мурдинов. – Может, он наткнулся на что?
Что не случайно, это и Гарри понял. Вот что касаемо второй фразы… Собственно, почему нет? Уж Кторов вполне мог что-то нарыть – не говоря о том, что много знал. Надо ж, и полудурки иногда рождают дельные мысли!
– У нас ведь что главное, – прибавил Гай с видом знатока. – Концы в воду и свидетелей не оставлять.
– «И молодая не узнает, какой у парня был конец!» – пропела Дита, обрадовавшись поводу. – И был ли тот у него вообще, да?
Но поскольку мы с Гаем не поддержали темы, женщина вернулась к Мурдинову, и они вновь принялись ворковать, сомкнувшись головами. А гусар, похоже, начал новый разгон, что-то заливая певичке на ухо. Конечно, эту песню не задушишь так просто!
Понизив голос, я спросил:
– С Кариной не толковал про ее тайну?
– Ну куда? – кивнул Гай за спину, будто Дита ошивалась тут с самого утра.
– Дотяните до беды! Ладно, завтра прикачу и уж тогда поспрашиваю без скидок – на пол, на слабые нервы… А про «шакала» вызнал что-то?
– Копаю, Род, копаю – уговор в силе. Если бы не сегодняшняя бордель…
– Послал бы Диту подальше… скажем, в отель. Вместе с ее белой костью.
– Так ведь отели заняты?
– Ну, не все, я полагаю…
– Да чего там, потерплю до утра.
– Начнутся эксцессы – сразу зови охрану, не рассусоливай, – велел я напоследок. – А они наверняка возникнут – этот павлин из тех, кто очень обижается на отказы. Слышишь, непротивленец? Или сам позвоню Олегу и велю выкинуть этих орлов к ядрене фене.
– Ну что ты, Род, зачем? – испугался Гая. – Пока-то они ведут себя прилично.
– Это пока. А как наступят на мозоль… Только сам не влезай! – предостерег я. – Уж на тебе они не задумаются показать, какие герои.
– Да понял я, понял!..
Олегу, старшему охраннику, я все же позвонил, чтобы уточнить обстановку и подбросить рекомендации, из самых свежих. Еще пару дней назад я удвоил тамошнюю стражу, потратив на это изрядный куш. Зато парней подобрали лучших, с вниманием отнесясь к предупреждению о предельной опасности ночных дежурств.
А вот мою усадьбу гости посетили вскоре после полуночи – именно «гости», поскольку их оказалось трое. Вряд ли они уступали умелостью ухарю, что наведывался недавно, но с тех пор я научился кое-чему, а в свою оборону внес коррективы, против ожидания оказавшиеся действенными. Слонялись твари вокруг дома долго, пытаясь отыскать брешь, но на штурм так и не решились, видимо, вполне насытясь заготовленными сюрпризами. Может, всё не так страшно, когда владеешь знаниями?
По-моему, мне даже удалось вздремнуть, пока следил за перемещениями Хищников. А уж Инесса уснула точно, резонно решив, что ей-то бодрствовать ни к чему. Вот насчет Головы не могу сказать. И вообще, спит ли она?
А сразу после восхода мне позвонил Трофим, выглядевший на удивление бодрым для такого раннего часа.
– Слыхал, что деется? – сказал он, не здороваясь.
– Ну? – откликнулся я, холодея: неужто до Клер все же добрались?
– Ночью в Центре натворили дел: вырезали цельный квартал – вчистую.
– Ч-черт…
– Никого не пожалели, ни единой души. А все головы – утащили. Это же с ума съехать!
– На сувениры, что ли? – угрюмо спросил я. – И сколько набралось?
– Думаю, не одна сотня. И не две.
Да, такой массированной атаки еще не было. Я представил горку, сложенную из этих голов, и мне стало зябко. Невольно я покосился на полку, где покоился темный шлем. Но в этой хотя бы соображение осталось – что, прямо скажем, можно отнести к чуду.
– А у вас-то как дела?
– И к нам подкатывали, – ответил торгаш. – Кажись, еще прежде, чем зачалось там.
– Хищники, да?
– Уж не человеки, явно. Слава богу, отмахались, хотя на пределе. Все же молодец Каримка, да и тебе мы по гроб жизни… Когда бы не спохватились вовремя, нам бы тоже устроили… массаракш.
Конечно, Трофим имел в виду «massacre». Верно, опять слушал Арину, читавшую на ночь их малышу, – вот и заслонило.
– Потери? – спросил я.
– Есть, а как же. Двое или трое – выясняем. Но и нескольких тварей уложили. Хотя туш не осталось, – добавил он с сожалением, – прибрали, должно. Зато кровищи!.. Однако же, Родя, то была присказка.
– Ни фига себе, – поразился я. – Это и для сказки – чересчур. Ну давай, бородач, fire!
– Чего? А, ну да… Понимаешь, по всем знакам в том квартале бедокурили абреки – рубленые раны, сгинувшие головы. И следы, говорят, ведут в горы, вроде даже к селению Амира. Такой, видишь, казус.
– Что, опять приговорили без суда? – спросил я. – Да как скоро!
Собственно, тут не нужны ни доказательства, ни, тем более, суд. Главное, настроить толпу: напугать или озлобить.
– Такие вести разлетаются вмиг, – заметил Трофим. – И по Дворовому каналу показали.
– Оперативно сработали, а? Умеют, когда не надо.
– Но самое худое: кадешники уже выступили. То есть, понятное дело, «дьяволы» – мальцов пока берегут.
Кадешники, они же «Красные дьяволы» (выросшие из «дьяволят»), – это боевой авангард нашистов, обученный и неплохо вооруженный. Двор их как бы не жаловал: оппозиция все-таки, – даже поругивал изредка, хотя без особого пыла. И вот для «КД» подвернулся случай отличиться.
– Так быстро? – снова удивился я. – Будто готовились, верно?
– Да есть такая мысля, – подтвердил торгаш. – Чего ж делать-то, Родя?
– А ты уж сделал: сбросил проблему мне. Для того и позвонил, да?
– Так люди ж кругом! – вздохнул Трофим. – А настрой у них – сам ведаешь какой. Если предприму что, меня и ближние не поймут.
– К примеру, Карим. Или Арина.
– Боже упаси! – испугался он. – Ей-то и знать ни к чему – такие страсти!.. И так уже плохо спит.
– Ладно, – сказал я. – На посильный шаг ты решился. Теперь мой черед.
Оборвав связь, вызвал Амира. Откликнулся он не сразу: видно, дрыхнул. Через минуту его окаймленная баками физиономия все же возникла на экране.
– А-а, ты, – пробурчал он, моргая. – Уже поднялся, да?
– Думаешь, у меня есть время спать? Не до сна, видишь, всё о тебе пекусь… Как живешь – жены не колотят? А удой у них не упал?
– Другого времени для шуток не нашел? – осведомился горец довольно миролюбиво. – Я и сам лег под утро.
– Над златом чахнул? – хмыкнул я. – С чего ты такой богатый, Амир? У всех потери, а у тебя вроде не убывает. Поделился бы секретом?
– А потому что хороший человек, – «поделился» он, скромно улыбаясь. – Люди сами приходят, говорят: «Возьми деньги, дорогой, прошу – для тебя не жаль, ты лучше потратишь».
– Сказка! – восхитился я. – Да если бы хорошим приплачивали, кто бы тогда остался плохим? – И выпалил в упор: – А может, головами торгуешь?
– Чего? – удивился мусел. – Ты про что, Шатун?
Жаль, через экран я не могу слышать собеседников – тогда бы и сомнения ушли. Но странно, что он залег так поздно, – не в его правилах. И наложницы на кровати не видно. Что же его утомило так?
– Смотри, Амир, – сказал я. – Если причастен к этому, лучше сразу сдайся властям. Я и сам их не жалую, но там у тебя есть шанс выжить.
– Что, пугаешь меня? – вспыхнул горец, разом стряхивая сонливость.
– Как можно, дорогой! – воскликнул и я. – Или мы не партнеры? Но взгляни туда, – повернув камеру, указал на окно, за которым зависла «стрекоза», бесшумная и едва приметная. – Если потребуется, она отыщет тебя всюду, узнает под любой маской! Думаешь, трудно убрать человека, если поставить такую цель?
– Чего же не убирают… других?
– Наверно, не очень хотят. Как и я – пока.
Амир поглядел на меня с опаской, будто в его мнении я уже не вполне человек. Тем более, чаще он видел меня в доспехах – а пойди разберись, что под ними. Может, этот псих и впрямь сросся с машиной?
– У меня темперамент, да? – проворчал он. – И нервы… истрепал.
– Только не рассказывай про свои обиды – сейчас у всех накопилось!
– У тебя тоже?
– Не терплю, когда убивают заложников, – сказал я. – И когда за грехи одних расплачиваются другие. Это… неправильно. А тех, кто проделывает это, следует тормозить – кем бы они ни были и за что бы ни выступали. Такое у меня кредо, чтобы ты знал. Собственно, потому и звоню. Если еще не знаешь: в городе нашалили, причем по-крупному. А платить по счетам придется тебе. Как раз сейчас к вам спешит отряд кадешников. Хочешь, встречай гостей, не хочешь – сваливай.
И снова взыграла горская кровь.
– Это ты навел их! – закричал Амир.
– Дурак, – сказал я. – И поэтому предупреждаю?
– И нашим, и вашим, да?
– Нет – только себе.
И уж наверняка не «нашим», добавил мысленно. То есть не тем, кто сейчас в мстителях. Знаю я эти акции возмездия! Перебьют кого застанут, порушат что можно. Затем из всех трупов отберут мужчин, в большинстве обычных трудяг, заснимут их, потом оружие – не исключено, свое же – и раструбят об очередной победе, доставшейся малой кровью. (Чужая, понятно, не в счет.) И репортеров на такие дела берут лишь своих, проверенных да идейных, – якобы из соображений секретности. Конечно, кадешникам есть что скрывать!.. Тех, кто устроил резню в городе, я и сам бы пустил в расход, но этим «защитникам» просто нравится убивать. Нормальные люди на такое не пойдут… а если пойдут, потом с ума съедут, вспоминая мертвых детей. Впрочем, сейчас нормальны как раз те, чей круг подобия не выходит за свою стаю, – и что им чужие детеныши!..
– Когда они выехали? – спросил Амир.
– Минут двадцать назад.
Он издал то ли рык, то ли стон. По-моему, даже хотел схватился за голову, но в последний миг удержался от лишней патетики.
– Я не успею увести людей! – объявил он безнадежно. – Все спят еще. И машин мало.
– А твои нукеры где?
– Далеко – отослал почти всех. Дела, понимаешь! Откуда мог знать?
Действительно: как нарочно. Или такое стечение, или впрямь подгадали. М-да, дело становится веселей, а выбор – сложнее.
На второй экран я вывел карту, скоренько проследил маршрут, по которому пройдут кадешники, прикинул сроки. Кажется, успею. Вот на раздумья времени не остается.
– Попробую задержать, – сообщил Амиру. – Место вроде удобное.
Сорвавшись с кресла, помчался в гараж, по пути захватив из кладовки скафандр и несколько стволов. Облачался уже в «болиде», поручив управление бортокомпу. За машиной сразу пристроились «стрекозы», будто преданные помощницы, – маленький, но отряд. И сегодня нам придется выложиться.
До ущелья «болид» докатил за минуты и кадешников обставил с запасом, благо ехал наперерез. Ну-с, а теперь осмотримся.
В самом деле, это место будто придумали для засады. Проход узкий – едва разъедутся две машины. Склоны крутые, но не отвесные – передвигаться по ним можно, тем более на форсаже, и укрыться найдется где: полно валунов, расщелин. А в нескольких местах нетрудно организовать лавины, если рвануть небольшие бомбы. В принципе, чтобы закупорить эту тропу, хватило бы взвода, оснащенного современным оружием. Странно, что Амир не выставил здесь дозорного. Выходит, не только русские крестятся после грома?
А вот меня опять запишут в предатели. Даже горцы этого не оценят. Что за джигит, если предает своих? (Надо же, «свои»!.. Вот эта мразь?) Никто не любит ренегатов. И основания для зверств всегда самые возвышенные.
Впрочем, в каждой семье есть уроды. Из всех американов, воевавших во Вьетнаме, уважаю тех, кто стрелял в «джи-ай», спасая деревню Май Лай от полного истребления: пилота Томпсона и его экипаж. Честь выше долга.
На связь вышел Амир, сообщив, что работы ведутся – даже, можно сказать, в разгаре – и что народ для отступления построен.
– Продержишься сам? – спросил он затем. – А то могу прислать трех или четырех. Молодые, правда.
– Еще не хватало! – испугался я. (Вот тогда точно начнется месилово.) – Лучше перекрой выход из ущелья. Вторая линия обороны не повредит.
Хотя и без того у меня начался мандраж. Схватку с превосходящей силой приятней наблюдать на экране. «Триста спартанцев», «Три мушкетера»… и д'Артаньян. Три богатыря. Вот они герои – в отличие от меня. Я-то предпочитаю избегать риск, пока возможно. А тут даже красоваться не перед кем, если не считать нашистов, вряд ли способных оценить чужую доблесть.
Жалея, что не обзавелся десятком «стрекоз», я выбрался из «болида» и побежал по склону, присматривая убежище. В назревавшей потасовке моя роль будет сведена к минимуму. Все начальные установки я уже выдал, и теперь обороной будет руководить Дворецкий, разыгрывая битву, точно шахматную партию, а меня воспринимая, как одну из фигур… которой, правда, нельзя жертвовать. («Король, да?» – сказал бы Амир.) И буду я пулять по команде, будто автомат, и менять дислокацию – лишь бы не портить общего рисунка.
Когда я бросил последний взгляд на «болид», тот уже развернул колеса, готовясь мотаться из стороны в сторону, и выдвинул наружу все стволы. Уж в искусстве совмещать две функции, защиты и атаки, с Дворецким трудно тягаться. Конечно, соперники ему найдутся, но не в нашей губернии, и уж точно – не у нашистов. Хотя бы тут у меня имелась фора.
Затем я лег за камень, наблюдая, как из-за поворота выезжает голова колонны. Составляли ее довольно невзрачные броневики, однако двигались кучно, сплетясь в раззадоренную стаю.
Дальнейшее отложилось в памяти смутно: все-таки компьютерные бои не для человечьей психики. Я плохо представлял, что творится вокруг, и кто, собственно, побеждает. В ущелье разразился локальный ад – во всяком случае, для нашистов. Горели машины, куда-то бежали люди, стреляя и падая, наверху гремели взрывы. Затем оттуда сыпались камни, а иногда рушились целые пласты, накрывая буксующие бронеходы, загромождая проход. Вскоре к здешнему сумраку добавилась пыль, поднятая взрывами и обвалами, – что было на руку нам, благодаря лучшим локаторам. Хотя лично мне картинка виделась смутно. Кстати, Дворецкий совершенно не заботился о том, чтобы преподнести сцену сражения в лучшем виде, – только гонял меня туда-сюда, указывал цели, какие надо поразить, даже включал усилители в моем скафандре, когда требовалось побыстрей убраться из-под шквальной пальбы. (И сразу вырубал, чтобы не посадить батареи.) Как и всегда, я стрелял по ногам, не желая ничьей гибели. Но непривычные к нормальному бою каратели, разбежавшись вокруг подбитых машин, рассыпавшись по склонам, то и дело поливали щедрым огнем друг друга – и уж тут я ни при чем.
Однако поздней в общей сумятице обнаружилось подобие порядка. Четыре броневика, продравшись сквозь сбившееся в кучу стадо, вступили с «болидом» в активную перепалку. В каждом укрывалось трое, и взаимодействовали группки грамотно, будто уже имели опыт. Конечно, им сложно было состязаться с Дворецким, хранившим в памяти все описанные сражения прошлых столетий, – зато они брали числом. И если бы не удачно подстроенная лавина, накрывшая у противника сразу две машины, нам пришлось бы туго.
Одну из «стрекоз» уже подстрелили, в общем-то случайно. От прицельных выстрелов Дворецкий ее уводил, а вот шальная пуля достала, к тому же не одна. Вторую летунью тоже задели, но пока, слава богам, не сбили – иначе нас сделалось бы вдвое меньше, а значит, долбать по нам стали бы сильней.
Поневоле пришлось выступить мне, пустив в ход бластер, припасенный на крайний случай. И уж он показал, кто лидирует в гонке вооружений. От первого же заряда ближний броневик осел на оплавленное колесо, нехотя занялся. Не дожидаясь, пока рванет бак, экипаж брызнул по сторонам, прячась за камни. Затем и уцелевшая машина стала отступать, благоразумно прервав стрельбу, чтобы не провоцировать убийственный ответ.
Видимо, эта молния стала последней каплей. То ли кадешников настолько впечатлил бластер, то ли они уже знали, что это за хреновина, то ли усмотрели тут намек, мне самому не очень понятный, – однако намерения поменяли круто. Выстрелы прекратились, хотя не сразу. Оставшиеся на ходу колесники укатили, потащив за собой машины, которые еще не вполне сдохли. Недолго выждав, нашисты собрали раненых и даже тела – чтобы предъявить их по возвращении, как свидетельство коварства абреков, устроивших засаду.
Но старались не особо. Когда выжившая «стрекоза» подтвердила, что колонна убралась на безопасную дистанцию, я (по указке Дворецкого, не выпускавшего из внимания ни одного из участников этой стычки) отыскал среди камней пару трупов и совсем молодого подранка, только сейчас пришедшего в себя. Парень был справный, даже симпатичный на вид, но дурак дураком. Впрочем, умные в «КД» не идут.
– Ты кто? – сипло вопросил он, увидев меня. – Абрек?
– Терминатор, – ответил я. – Ангел смерти. Устраивает?
Не поверив, он принялся монотонно стонать. Кто-то прострелил бедняге ногу – может, и я. Рана не опасная, если не запускать, но крови вытекло много. Чертыхаясь, я наложил пластырь, вколол болеутолитель. Затем оглянулся на «болид». Тот имел жалкий вид, будто готовился откинуть колеса. Но ездить еще мог, и слуха его не лишили.
– Ко мне! – позвал я, снова принимая руководство на себя, и «болид» послушно приблизился, дребезжа, как последняя развалина.
Ну, кто оплатит мне такую потерю? Ведь я привык к этой скотинке, даром что железная. Из всей команды меньше других пострадал я – спасибо Дворецкому. Хотя тоже не избежал попаданий, к счастью, не опасных.
– Амир, слышишь? – окликнул я, включив рацию. – Можешь присылать мародеров – тут уже тихо. Счет за работу пришлю, когда подсчитаю издержки.
Горец забубнил что-то в ответ, но я не стал вслушиваться – отключил связь. Уж на благодарность я рассчитывал меньше всего. К тому же в этот момент «стрекоза» предупредила, что с тыла надвигается еще стая – как водится, к шапочному разбору. А предводительствовал там Рыжий, мой недавний знакомец, полюбивший меня с первого взгляда. Ну что за гниль, а? Что те, что другие – близнецы-братья. И ладно бы крошили друг друга, но ведь безвинных гибнет куда больше!.. Может, и этим врезать – для равновесия? Всеми уцелевшими средствами – пожалуй, на шайку Рыжего хватит.
Впрочем, это во мне опять взбрыкнул Зверь. Сейчас-то какой смысл ввязываться? Разве для профилактики. Конечно, без Рыжего мир не обеднеет, а кое-кого я даже спасу – будущих его жертв. Но такая логика может далеко завести.
– Кажется, тебе повезло, – сказал я кадешнику. – Хотел повидаться с абреками? Наберись терпения – они на подходе.
– Вы же меня не бросите? – жалобно спросил раненый, на всякий случай придвигая к себе автомат – как последнее средство убеждения. Следовало бы убрать ствол сразу, но стало любопытно, как кадешник себя поведет. Увы, он не разочаровал.
– Обязательно. – Ударом ноги я зашвырнул автомат подальше. – Чтоб абреки срубили тебе башку. Но сперва они выколют глаза и отрежут уши. И все это – плата за неверный ход. Твоя беда, что не умеешь уговаривать. Надо быть добрей к людям – понял, дурилка?
Пока перешуганный юнец снова не начал ныть, я загрузил его в «болид», уложив на заднее сиденье, а из багажника достал мотоцикл – к счастью, целехонький.
– Не вздумай лезть в управление, – постращал напоследок. – Если не хочешь взлететь на воздух. Бог даст, машина не скиснет по пути и догонит твоих соратников, бросивших тебя подыхать. Или доставит в больницу, к добрым дядям-докторам – всё лучше абреков.
– А если скиснет? – простонал пассажир.
– Тогда свяжешься со своими – это я разрешаю. Но не раньше, чем встанет авто. Проваливай, ты мне надоел!
Последнюю фразу «болид» принял на свой счет, ибо тотчас тронулся с места. Следом и я погнал мотоцикл, на первых же метрах обогнав колымагу, так долго служившую мне боевым конем.
Пока не кончилось ущелье, я не особенно спешил, опасаясь нарваться на засаду. Но лишь выехал на магистраль, сразу набрал скорость, укрывшись за ветровым стеклом. Мотоцикл был мощный, на широких шипастых шинах, однако легкий и с низким центром тяжести, что добавляло ему устойчивости. В прежние времена я любил на нем гонять, но нынче лучше не подставляться.
Хотя днем еще можно позволить себе такую роскошь – если ехать в скафандре. А направлялся я в город: почему-то Гай не отвечал на мои оклики. И его охрана невесть с чего отмалчивалась. Что за странности в здешней связи? Раньше такого не случалось.
Как всегда по ночам, в номере было тихо, сумеречно. После возвращения из Бурова жилища Геральд и Энни развязали такую битву, словно этим способом пытались убедить себя, что хоть они-то еще живые. Схватка продолжалась не один час, перемещаясь из комнаты в комнату, из угла в угол, а то и вовсе в какие-нибудь неординарные места. Геральд истязал подружку столь долго, раз за разом взметая ввысь, что даже ее выносливость начала сдавать. И хотя о пощаде жертва не просила, он решил Энни помиловать. Вероятно, барон предощущал что-то в ближнем будущем, иначе бы не стал так буйствовать, оставил силы на потом. Или он просто боялся? Ну, надо же!..
Затем, когда женщина уснула, по обыкновению приткнувшись к его боку, Геральд нехотя высвободился и перебрался во вторую спальню. Дверь к Энни оставил открытой, так что слышал каждый шорох в ее комнате, а разлегся прямо на ковре, прихватив с постели подушки, – чтобы не выпускать подружку из поля зрения. Оба Eagles он разместил поближе к себе, а один даже не выпускал из руки, во вторую взяв пультик.
Впрочем, этой ночью барон не ждал гостей – во всяком случае того, кто убил Бура. Сегодня еще не его черед, а значит, и не Энни, раз они вместе. Как известно, бог любит троицу… и Черт, по-видимому, тоже. Пока что Геральд не знал про него ничего, но странным образом ощущал врага, будто их связывало что-то. Из всех вариантов убийца предпочтет самый тривиальный. Вообще в этой среде, кажется, чаще выбирают избитые ходы – таковы здешние правила. Надо соответствовать, если хочешь выжить.
А от Энни Геральд сбежал, чтобы разобраться с диском, заимствованным у покойного Борислава. Может, там и не найдется важного, но принцип «меньше знаешь – дольше живешь» впитался в барона накрепко, а уж Энни он совсем не желал гибели. Конечно, знания по-прежнему добавляют сил, но чаще действует принцип «знания – смерть». Даже когда речь идет о рукописи, предназначенной для массового издания.
Хотя то, что обнаружилось на винчестере, и на черновик-то походило мало – так, отрывочные наброски. Вообще Геральд не жаловал беллетристику, но сочинения Кторова почитывал – из любопытства и по старой дружбе. До сих пор ничего в них не цепляло его всерьез, будто и не Буром писано. Хотя людей тот понимал, и чем можно потрафить публике, ощущал нутром. Конечно, он остерегся дразнить гусей, раскрывая «бесовские» секреты, но налет таинственности, так любимый непосвященными, привносил мастерски. То есть ремеслом Борислав овладел, подойдя к новой профессии с присущей ему основательностью, замешивая тамошние блюда по рецептам, уже опробованным другими, – а вот душу в свои поделки не вкладывал. То ли берег силы для иного, то ли не накопил еще впечатлений, чтобы делиться.
Но в этих наметках Бур присутствовал. На первых же строках, поплывших по экрану, Геральда пробрала дрожь, словно бы он встретил погибшего гиганта. Похоже, здесь Кторов выходил на новое качество, наконец решив выплеснуть себя – настоящего. И сознание его оказалось вовсе не таким безмятежным, как подобало эдакой глыбе. А сам текст наверняка разочаровал бы прежних читателей: на первый взгляд беспорядочное нагромождение нелепиц, алогичное точно сон, почти смыкавшееся с бредом. Но заинтересованный человек углядит там много, особенно если, подобно Геральду, сам крутился вблизи тех же событий.
Выяснилось, что Бур действительно знал о кровожадных наклонностях сторожа и даже пытался натравливать его на других Хищников – чтобы старик мог насытить Голод, убивая таких же, как сам. Конечно, удавалось не всегда, но, возможно, безвинных жертв оказалось в итоге меньше. Хотя это вовсе не тот путь, какой выбрал бы Геральд… собственно, он уже выбрал.
Но еще занятней оказался сюжет романа, который Кторов выстраивал, отталкиваясь от своих наблюдений. Намеки, разбросанные им по тексту, с лихвой окупали приключения вчерашней ночи. А уж выводы, следовавшие отсюда…
Заслышав шуршание простыней, барон скосил глаза вбок, сразу прекращая играть пистолетом.
– Кстати, я владею скорочтением, – сообщила Энни, возникнув в проеме обольстительным призраком. – Тебе не сгодится?
– Н-да? – откликнулся он, уже не удивляясь. – А на метле не летаешь? Пора, пора осваивать!..
С тихим вздохом фигура опять погрузилась в сумрак, вернувшись на кровать. Странно, что вообще вызвалась – раньше избегала. Слегка выходит из образа, а?
Геральд возобновил чтение, все глубже проникая в текст, пропитываясь им. Его словно затягивало в водоворот или, скорее, в смерч, от которого и у самого начинали кружиться мысли. Черт знает, если бы Кторову позволили довести это до ума… конечно, читателей убавилось бы намного… точнее сказать, состав их обновился бы полностью… Но как раз Черт и не позволил, очередной раз вмешавшись в божий промысел.
Из соседней комнаты вновь донесся шелест, зазвучали осторожные вздохи. Чуть погодя ко входу опять придвинулся бледный силуэт, на сей раз не издав ни слова. Недолго постояв, призрак плавно сложился у косяка, взирая на Геральда мерцающими глазами. Похоже, Энни тянуло к нему, точно бедняжку Хэри, рожденную Солярисом, к тому придурку Кельвину. Или тянет не к нему, а к тексту? Господи, ей-то какой интерес!.. А может, не насытилась еще?
Удивленно хмыкнув, Геральд поднял женщину на руки и отнес обратно к постели. Уложив на край, опустился перед кроватью и принялся обстоятельно, без суеты, целовать Энни то в одни нежные губы, то в другие, будто сравнивал сладость.
– Прекрати, – прошептала она. – Я с ума сойду!..
Однако раньше Энни заснула, совершенно обмякнув, – будто как раз этого и не хватало ей для спокойствия. Довольно необычная реакция на ласки.
Вот теперь Геральд смог погрузиться в рукопись с головой, с каждой минутой уходя глубже, – впрочем, краем уха прислушиваясь к сонному дыханию женщины. И мало-помалу Кторовские построения, явно не высосанные из пальца, смыкались с собственными его подозрениями и предчувствиями, еще не принявшими зримые контуры, а смутные факты, мелькавшие у Бура там и сям, подлаживались к тому, что Геральд уже знал, достраивая картину. Кторов ничего не утверждал, да и сам представлял все не особенно четко, скорее всего задействовав подсознание, – но когда вольные фантазии автора складываются с догадками такого читателя, как Геральд, возникает нечто, сильно похожее на уверенность. А многое из того, что барон не понимал, откладывалось в нем словно бы про запас, наверняка дожидаясь случая, чтобы проявиться позже. Будто в глубинах его сознания формировалась матрица – этакий виртуальный советник, незримая копия Бура.
Изо всех сил противясь странным чарам, Геральд метался по рукописи, перечитывая главы, а отдельные куски прокручивал по несколько раз, но эффект не ослабевал – наоборот. И выводы тоже не менялись, как ни грустно. Правда, доказательств недостаточно для приговора – но ведь мы не на суде?
Когда за окном стало светать, Геральд потушил экран, но долго еще пялился в него невидящим взглядом. Он ощущал себя больным, старым, и дело тут не в бессонной ночи или предшествовавших ей безумствах – в ином. Вот так и приходит понимание, иногда находя необычный путь. И каким же оно бывает горьким!..
Вообще занятно проследить ассоциативный ряд – от первого посыла до заключительного тезиса. А первым камушком здесь послужило упоминание Шатуном той сценки из «Трех мушкетеров», где изрядно наклюкавшийся Атос жалуется д'Артаньяну на тяжкую долю вешателя. И здесь всплывает… точнее, вздымается… любопытный образ миледи, общими стараниями таких же воздыхателей превращенной в женщину-вамп. Уж в этом качестве она могла манипулировать самцами, расплачиваясь за обиды. А цель у нее была не пустячной: судьба сына… Кстати! Миледи ведь тоже звали Анной – как же я запамятовал? Анна де Бейль, ну да. Неужто имя вправду формирует судьбу? Господи!.. Похоже, все уже было в мире, и сама жизнь не может выйти за рамки описанного.
– Вот и мы! – произнес Геральд, бодрой усмешкой приветствуя появление Энни. – И как нам спалось?
Притормозив в паре шагов от него, женщина потянулась, демонстрируя себя во всей красе, а барон зачарованно глядел на нее, продолжая ухмыляться.
– Знаешь, неплохо, – ответила она. – Да, на удивление… Сперва дергало что-то, но затем – словно провалилась. А всплыла лишь сейчас.
– Как отключили, да? – спросил Геральд. – Отправили на подзарядку.
– Не поняла…
– Не важно. Я вот что хотел спросить… Где твой ребенок?
Энни вздрогнула, даже отступила на шаг, словно от толчка. Еще не оформившаяся улыбка на ее лице разом поблекла, испарилась. Ей-богу, даже жаль. Может, сперва следовало провести нашу обычную разминку? Нет, я бы не смог так – только не с ней, нет!.. Это уже вышло за рамки игр.
– А с чего, собственно говоря… – начала было Энни, но барон тотчас прервал ее, вскинув руку.
– По-твоему, я не отличу рожавшую женщину? – спросил он. – С моим-то опытом жизни!.. Могу даже прикинуть срок. Годков пять, верно? Самый очаровательный возраст!.. И кто же у нас: сын?
– Прекрати!
– Похоже, угадал, – кивнул Геральд удовлетворенно. – Знаешь, у меня был знакомец, который со спины, по одной походке умел распознавать статус женщины… А интересно, где малыш сейчас? Не в детдоме?
– Гарри!..
– «Гори, гори, моя звезда», – пропел он задумчиво. – Чтобы не погасло, да?
– Ладно, у меня есть ребенок, – признала Энни. – И что это доказывает?
– Что ты любишь его. И не хочешь искушать судьбу враньем о ранней кончине… Хотя такое объяснение пришлось бы к месту.
– Типун тебе…
– А раз любишь, но скрываешь – стало быть, неспроста.
– Например, опасалась спугнуть нечаянную удачу, – предположила она. – Вдруг ты – детоненавистник?
– Ну, Энни, не надо!.. Уж настолько ты людей понимаешь.
Прислонясь спиной к косяку, женщина сложила руки на груди, даже слегка заслонилась коленом, словно опасалась нападения.
– Во всяком случае, тут нет криминала, – сказала она. – Я не обязана докладывать обо всем.
– Разумеется, – согласился барон. – Значит, ребенок у тебя есть. Но ты не замужем – тут не солгала.
– А это ты определил по глазам?
– И по глазам. А еще по повадкам – на такое хватает даже моей прозорливости.
– Хорошо, я одинока, – признала Энни. – Ты доволен? Теперь могу быть свободна?
– Э-а, – качнул он головой. – Есть еще неясность. Помнишь тех погонщиков на вертолете?
– И что?
– Они пытались меня захватить, – пояснил Геральд. – Хотя проще было бы взорвать машину. По-твоему, их смутило наличие пассажира?
– Да мне откуда знать?
– Я пробовал разные объяснения. Но подошло одно: погонщики не желали рисковать тобой. Выходит, вы заодно.
– Гарри, – прошептала она, – это безумие. Ты же сам говорил – помнишь? Ну оглянись на себя!
А что, недурной ход – можно сказать, актерская находка. Или все-таки режиссерская? И кто тут режиссер?
– Да уж извертелся весь, – сказал Геральд. – Я бы и сам охотно списал это на паранойю. Так ведь как назло: одно к одному. И каратели за меня принялись после твоего звонка. И умеешь ты слишком много для случайной спутницы, и хороша до безумия, и привязать к себе умеешь, как никто… Чтобы такой алмаз да подобрать на обочине? При всем желании не могу поверить!
– Гарри, послушай…
– Энни, не надо усложнять, – попросил он. – Я ведь не добиваюсь признания – оно не требуется. Я только хочу понять: почему?
Ее выражение изменилось, хотя не настолько, как можно было ожидать. Глаза сузились, зрачки сдвинулись, нацелясь на Eagles, по-прежнему лежащие рядом с бароном. Затем опять сосредоточились на его лице. Кажется, Энни действительно решила не усложнять.
– Поверь, Гарри, – произнесла она уже другим голосом, ровным и более низким, – это не имеет никакого отношения к моим чувствам к тебе.
– «Таково предписание», да? – с кривой ухмылкой сказал он. – Право, иногда делается горько, что я сделался докой в этих делах. Или причина в том, что часто обжигался? Понимаете, сударыня, недоверчивость прямо-таки впиталось в кровь – ничего не могу с собой поделать.
– Что, – негромко спросила Энни, – мы опять на «вы»? Это в каком же контексте, позвольте узнать?
– Увы, не в том, очарование которого мы смаковали в наш первый вечер. Таким способом я отстраняюсь, моя милая. Ей-богу, было бы легче, если бы вы изменили мне как-то иначе!..
– Потому что вас подвело ваше прославленное знание людей? Или оттого, что всего вашего обаяния не хватило меня перевербовать?
– А разве я вас вербовал?
– Ну да, вы просто предложили службу! Немножко секретарь, немножко любовница…
– Не передергивайте, Энни. Второй пункт в нашем контракте даже не подразумевался. Это – ваша инициатива.
– Анна Аркадьевна, пожалуйста, – поправила она. – Раз уж вы решили отстраниться.
– Это я-то решил? – изумился Гарри. – Ну, знаете!..
– Только не говорите, что любили меня.
– Да полно вам, Энни. Любил, не любил… Разве дело в словах?
– Конечно, кругом виновата я. И что бы вы ни сотворили со мной, вас это оправдает.
– Успокойтесь, – бросил он. – Вам совершенно ничего не грозит. «Что бы ни сотворил», надо же!.. Помимо прочего, в этом нет никакого смысла.
– Может, и нет, – сказала женщина. – Для вас.
– А для кого есть? – насторожился Геральд. – Кстати, кто папенька нашего ангелка? – спросил он, следя за ее лицом. – Не сам ли Ульян? И теперь не пожалел для друга самого дорогого!..
– Вам претит быть вторым, да?
– Не по очередности, – покачал он головой. – По значимости. Уж если мне предпочитают Богомола…
– Думаете, у меня был выбор? Когда локоть вывернут к самым плечам, и козла полюбишь.
– Любовь к своему насильнику, видимо, наше национальное завоевание, – сказал барон. – Экий психовыверт, а?
– Если насилия нельзя избежать, лучше притвориться, что по согласию.
– Вот тут мне трудно судить – опыта маловато.
Чуть поерзав, Энни, как и ночью, села у двери, обхватив колени руками.
– И что теперь? – спросила она. – Развод и девичья фамилия? – Затем, поскольку Геральд молчал, прибавила: – Очень сердиты на меня, да?
Осталось спросить: а не желаете ли, барон, отшлепать меня по попке? Конечно, заманчиво…
– Я вовсе не сержусь, – пожал он плечами. – Собственно, за что? Слегка саднит – это есть. К счастью, мы не успели притереться, иначе болело бы намного сильней. Хотя я имел на вас виды, даже долгосрочные.
– «Парень девушку целует, хочет познакомиться»? – насмешливо спросила Энни, забрасывая руки за спину и прогибаясь в пояснице настолько, что груди задорно выпятились. – Видите, и миледи из меня не вышло. Не удается ввергать мужчин в безумства!..
Ишь, выходит, и у нее те же параллели?
– Ну, не переживайте, – сказал Геральд. – Просто я тертый калач… местами даже протерся насквозь. С другими может повезти больше.
– Не такой уж и тертый, – возразила женщина, вырывая из-за косяка руку и направляя на него пистолет. – Сидеть!
Проделано это было быстро, а главное, вовремя – как раз в момент, когда клиент размяк. Барон даже не дернулся.
– Что же ты, Гарри? – спросила она укоризненно. – А еще профи, хотя и бывший… Или все-таки стареешь?
Целилась Энни в нужную точку, рассчитывая отключить сразу. Впрочем, она еще не видела Геральда в настоящем деле.
– Не бей по больному, – проворчал он, разбрасывая руки подальше от Eagles. – И на молодуху бывает проруха.
– Прости. Но теперь, если не против, поспрашиваю я.
– Выдвигаю контрпредложение: спрашиваем по очереди.
Помедлив, Энни кивнула:
– С другим я бы еще поспорила…
– И не могла бы ты чуть развести ступни? Спасибо.
– Так хорошо, да? Ну, Гарри, ты молодец – я восхищаюсь, ей-богу!..
– Не спеши, – вздохнул он. – Не такой уж я герой. Но этот ракурс мне всегда нравился.
– Стало быть, начинаем беседу? – Чтобы не уставать, женщина оперлась запястьем о колено. – Точнее говоря, продолжаем.
– Но я-то не держал тебя на мушке, – напомнил Геральд.
– Как будто это не подразумевалось!..
– Лишь тобой. А я и в мыслях не держал.
– Ладно, Гарри, к делу!
– А кто против? Хотя…
– Что?
– Собственно, куда спешить? Компания мне нравится. Вид… – Он наклонил голову, вглядываясь. – Вид открывается замечательный.
– Ну хватит паясничать, Гарри!
– А твое заключительное слово всему положит конец. Ну скажи, что со мной тебе было славно и что ты станешь жалеть о потере. Ведь это послужит мне утешением. И где сыщешь второго такого жеребца – чтобы борозду не портил, а выносливостью не уступал молодым… Или меж нами было еще что-то?
– Вообще, я должна была поставить точку еще ночью, – призналась Энни. – Но ты был на таком подъеме вчера…
– …что тебе захотелось добавки?
– Именно. Вдобавок, я настолько вымоталась – в самом деле, как отрубилась.
– В чем же дело? – спросил он. – Можно меня приковать, и – пользуйся.
– Ты не дашь мне такого шанса, – сказала женщина с сожалением. – Я в безопасности, пока держу тебя на мушке. А стоит подойти… И потом, твои руки, Гарри, – как же без них?
– Тогда возьми с меня слово, – предложил барон.
– Н-нет, – покачала она головой. – Конечно, я верю тебе… но всегда остается риск. А у меня сын, понимаешь?
– Как не понять – святое дело!.. А тебе не влетит за задержку?
– У меня оправдание. – Энни кивнула на экран: – Эта твоя находка. Чего ты нашел там, что переменился ко мне настолько?
– Это оправдание ты выдумала, – возразил Геральд. – Наверняка же вы умеете читать – и даже быстро, как сама призналась.
– Но мы не увидим того, что разглядел и понял ты. Ведь Бур – твой друг.
– Энни, Энни!.. Ты успела меня узнать. Неужто думаешь, что я стану выторговывать у Богомола жизнь?
– А как насчет моей жизни? – спросила она тихо. – И жизни моего сына?
От такого довода барон даже рассмеялся:
– Господи!.. Ты хотя бы отводи пистолет, когда давишь на жалость. Это же смешение ролей!
Упрямо женщина помотала головой.
– Я не могу рисковать, – сказала она. – Ну, ты ответишь? Мы договаривались: по очереди.
– В рукописи есть намеки, понятные единицам, – ответил Геральд. – Я в это число вхожу, насчет Богомола не уверен. Хотя, если подойти к ней, как к шифровке… С другой стороны, зачем? Наверняка Ульян и так знает многое.
– Это нужно знать мне!
– Да? – удивился он. – А разве вы не одно? Ибо сказано: «муж и жена одна…» Или один Черт? – И сам же фыркнул: – Эк меня занесло!
– Мы не супруги, сам знаешь. Даже не любовники – давно.
– Разве Богомол время от времени не подминает тебя? – хмыкнул барон. – Да не поверю!.. Чтобы не забывала, кто главный тут, и для разрядки. Удобно же иметь такое под рукой.
– Тебе нравится в этом копаться?
– Извини, – теперь отступил он. – Вообще твой пистолет нас уравнивает – не заметила? Хотя и не Kolt.
– И слава богу, – откликнулась Энни. – А то привык подавлять!..
А что, вполне милая беседа, подумал Геральд. И чем она завершится: выстрелом в голову?
– Теперь моя очередь спрашивать, – сказал он. – Все в этом сюжете выстраивается – более или менее. За исключением пустяка: как вы узнали, что я нагряну? Ведь до последней минуты я колебался.
– От Лущенко.
– Ага, все же сотрудничаете с ним!.. А откуда прознал Лущ?
– От прорицателя. Тот назвал время и маршрут.
– И прихромает некто в одном штиблете, – продолжил Геральд насмешливо, – и лишит правителя царства… И откуда взялся сей оракул?
Хотя правильнее спросить: это что, тот самый Пророк? Или они бродят стадами. Может, пора начинать отстрел?
– Зря смеешься. Он даже знал, что ты заглянешь в трактир. А чем приманить тебя, придумал Ульян – твои вкусы ему известны.
– Да уж, попадание в десятку. Будто с первых дней готовил тебя под это. Это же как нужно меня любить!..
– Послушай, – сказала она. – Если ты столько понял в этих листках…
– Ну?
– Что там нашлось про моего сына?
– Впрямую – ничего. Ни фактов, ни точных наводок. Скорее всего Бур не знал конкретики, а строил догадки… Либо черпал где-то откровения – на манер того прорицателя. И разбрасывал по тексту семена, надеясь, что они прорастут. Собственно, он и приехал сюда за вдохновением – чтобы напрямую подключиться к Космосу. Говорят, так и творятся шедевры: передираются без зазрения из вселенского банка. И ведь не ухватишь за руку!..
– А я смогу оттуда что-то вынести?
– Энни, это же не амбар! – хохотнул барон. – А ты не мышка-норушка. И даже не подруга Бура, чтобы понимать его, как я.
– По-моему, ты все же решил торговаться, – заметила она. – Твою жизнь на сведения о моем сыне, да?
– Давай внесем ясность, – предложил Геральд. – Если я верно оцениваю ситуацию, Богомол вертит тобой, играя на материнском инстинкте…
– Я не считаю это инстинктом.
– Детали, – отмахнулся он. – В ином случае ты не стала бы наставлять на меня пушку. Или хватает и твоего страха за себя?
– Ты же знаешь: я не трусиха. И умею оценивать шансы. При других обстоятельствах я бы поставила на тебя. Но здесь за Ульяна слишком многое.
– Выходит, ставишь на него?
– Не знаю, – сказала Энни. – Ты прав: дело не в словах. Но рядом с тобой мне тепло. А вот как станет без тебя? – Она зябко повела плечами. – Ты уверен, что сумеешь меня защитить? В том числе и от Черта.
– А-а! – произнес Геральд. – Ты тоже думаешь, что без Ульяна тут не обошлось?
– Что бы я ни думала, остается сын. Хочешь, чтобы я пожертвовала им ради тебя?
– Вовсе нет, – качнул он головой. – Когда начинают взвешивать, кто дороже да что важней…
– По-твоему, у меня есть выбор?
– А вот это каждый решает сам.
Геральд вдруг испугался, что она все-таки выстрелит. И тогда обратного пути не будет: это – за гранью. А разве нужна ему полная ясность? Да и кто вправе устраивать такие испытания?
– Лучше подумай вот о чем, – сказал он. – Наверняка Черт желает расправиться со мной сам, причем планирует это на будущую ночь. А Богомол велел убрать меня раньше. Как-то не вяжется с версией об их дружбе.
– Да, правда… – Затем она пожала плечами: – И что? Разве это меняет что-то?
– А если я скажу, что у тебя уже другой хозяин? – неожиданно для себя выпалил Геральд, будто и сам смог дотянуться до абсолютного знания. – Видишь ли, Энни, по моим ощущениям твоего сына забрал Лущ. Так что плясать теперь придется под его дуду.
Вот теперь женщина растерялась.
– Гарри, это нечестно, – воскликнула она. – Я же верю тебе!..
– Ты уж выбери одно, милая: либо верь, либо обвиняй в нечестности.
– Что… правда? Или ты придумал это, чтобы вывернуться?
– Знаешь, что я сделал бы, если бы на твоем месте сидел Ульян?
– Ну?
– Я бы испытал судьбу. И думаю, шансы у меня были бы неплохие. По крайней мере пару пуль я бы всадил в него, прежде чем отбросить копыта.
– А в меня, значит, стрелять не хочешь? – покривила Энни губы. – Или за себя боишься?
– Я бы, может, и боялся, – сказал Геральд. – Да нечего.
– Как это?
– По-твоему, отчего я такой храбрый? – спросил он. – То есть, конечно, я в любом случае распушил бы перед тобой хвост, но, может, это выглядело бы не столь эффектно.
– Гарри, я не понимаю!
– Милая, я давно не подставляюсь так. Чтобы меня прибили из собственного оружия!.. На этот случай я принял меры, хотя обошлось недешево. Ты просто не сможешь в меня выстрелить… Нет, только не подумай, что я подсунул тебе пугач! – спохватился барон. – Эта пушечка вполне опасна, но не против…
Вдруг рванувшись, он подхватил с пола Eagle и навскидку выстрелил. Энни вскрикнула, хватаясь за плечо, а Геральд взметнулся на ноги и, в два скачка оказавшись рядом с ней, пальнул снова, уже с обеих рук, – сперва в тело, бьющееся на ковре за дверью, затем в другую фигуру, скрюченную и приземистую, как у шимпанзе, передвигающуюся с неимоверной быстротой. Но все же не быстрее, чем пули Eagles, – они догнали убийцу в прихожей, швырнув о стену, и жалили в спину, пока тот не сполз на пол.
И тогда Геральд остановил себя, прерывисто дыша. Всё, главное – не пережимать! Из предела я не вышел.
От прихлынувшего восторга он чмокнул один из Eagles в разгоряченное дуло, хотя обычно избегал сантиментов. Неслышно прошелся по номеру, заглядывая во все углы, наново проверяя замки. И только затем вернулся к Энни, прихватив аптечку.
Закусив губу, она съежилась на прежнем месте и потерянно озиралась, накрыв плечо окровавленной ладонью. Злосчастный ее пистолет валялся неподалеку, так ни разу и не выстрелив.
– Больно, я знаю, – успокаивающе говорил Геральд, обрабатывая порез. – Зато не опасно. И шрама не останется – заживет, как на суке.
К счастью, Энни не кричала – лишь всхлипывала по-детски. А глаза ее прямо фонтанировали, омывая слезами скулы. Закончив с раной, барон вколол ей в обе ягодицы антибиотики и болеутоляющее. Спросил:
– Чего удивляешься? То от папеньки ласковый привет. Видишь, к чему приводит срывание сроков?
– Ненавижу, – простонала она.
– Ой, да ладно!.. Не растрачивай чувства на посторонних, береги для своих. Скажи спасибо, что чиркнули не по горлу, а лишь зацепили трапецию. Гляди, какая цаца! – кивнул Геральд на нож, выпавший из руки первого гостя.
– Спасибо, – послушно сказала женщина. – Теперь понятно, почему тебя назвали Гепардом. Боже, я так испугалась, когда ты в меня выстрелил!..
– Если бы я выстрелил в тебя, ты не успела бы испугаться, – заметил он. – Все-таки мы слишком увлеклись, раз позволили гостям подобраться так близко. Кстати, в это время мы обычно заняты зарядкой. Видимо, Богомол в курсе нашего распорядка?
Прерывисто вздохнув, Энни отвела глаза. И тут раздалось жужжание видеофона, заставив обоих вздрогнуть.
– Помяни черта, – пробормотал барон. – Так, а теперь умри!.. Сыграй трупнину роль, поняла? Прямо тут, на ковре.
По счастью, к Энни уже вернулось самообладание, а реакция у нее отличная, как и соображение. Без лишних слов она повалилась на руки Геральда, и он мягко опустил женщину на ковер, живописно перекрутив. Постарался, чтобы на виду не оказалась повязка, но была заметна кровь, растекшаяся по спине. Затем присел на край постели, небрежно положив Eagle на колено, и ответил на вызов. Конечно, на экране проступила физиономия Ульяна – такая же вислоусая и замороженная, как годы назад, только еще более погрузневшая, даже обрюзгшая.
– Живой, да? – проворчал он, не удивившись. Затем скосил глаза на Энни, лицезрея женщину со стороны зада. Однако опознал: – Что, и ее кончил?
– Да увлекся, видишь! – Смущенно хмыкнув, Геральд почесал висок дулом пистолета. – Как пошла эта свистопляска…
– А плясуны где?
– По номеру разбросал. Один рядом, второй подале. Хочешь глянуть?
– Да бог с ними. – Богомол вздохнул и тут же разъяснил причину скорби: – Чтоб ты знал, Энни из лучших моих агентов.
– Была, – уточнил барон.
– Одно время даже приблизил к себе, – продолжал Ульян. – То есть она так думала. Сколько вложил в нее, – он хмыкнул, – всякого. Учил, как дочь. Взращивал, поднимал. А ты раз – и одной пулей. Нехорошо.
– Бла-бла-бла! – засмеялся Геральд. – Что, усач, на воспоминания потянуло? Готовишься мемуары писать?
– Рано мне на покой, Гепард, – сказал Богомол. – Мы повоюем еще, да?
– А как же! В любое время, на любом оружии.
– Вызываешь, значит. Ну, это тебе не с женщинами стреляться.
– Так ведь и убийц я не подсылаю, – парировал барон. – И что ты, Улей, так сдружился с карателями?
– А почему же нам не дружить? – удивился тот. – Народ у них подобрался правильный, умелый. И набожные почти все.
– Или это друзья твоего друга Луща?
– Уже и это разнюхал? Сам допер или Энни успела выболтать?
– Тоже, тайна!.. Лучше скажи, что за прорицатель вас курирует. Мало вам стучали попы – теперь мистиков набираете? И как это стыкуется с православием?
– А сюда, Гарри, лучше не лезь. Тут истинная святость – тебе не расчухать. Это такое…
– Опять развели священных коров? – перебил барон. – На бойню, на бойню!..
Вот это Богомола проняло, он даже запыхтел, раздувая ноздри. Лицо налилось кровью, брови сдвинулись – громовержец!.. Глаза, впрочем, остались тусклыми, как у снулой рыбы.
– А куда денешь сына Энни? – спросил Геральд.
Помолчав, усач все же ответил:
– В Питомник сдам – куда еще?
– И что, тебе не жаль малыша? Родная же кровь!
– Приходится быть выше личного, – осклабился Богомол.
– А ведь ты врешь, Улей, – сказал барон. – Твой пультик уже тю-тю!
– Ты о чем? – насторожился тот.
– О том, что вашего ребёнка забрал Лущ, и ты блефовал, продолжая стращать Энни сыном.
– Да ты-то откуда можешь знать?
– Забыл? Я и раньше видел тебя насквозь. Это для других ты загадка, а приглядишься – такой примитив!
– Надо же. Прямо провидец.
– В твоих жилах течет даже не моча – гной, – прибавил барон. – Вроде не вамп еще и не оборотень, но на человека не похож.
Вскинув Eagle, он выстрелил – конечно, не в экран, что было бы глупо, – в камеру, откуда глядел на них Богомол. И, кажется, тот отшатнулся, испугавшись внезапности.
– Бух! – сказал Геральд, удовлетворенно рассмеявшись. – Можешь вставать, милая, – наш гость уже налюбовался на твою попку и даже, верно, успел помолиться за упокой каждой ее родинки.
– Что-то ты опять разболтался, не находишь? – пробормотала женщина, осторожно садясь на полу и с недоверием прислушиваясь к себе: болело-то наверняка меньше.
– Как чувствуешь себя?
Подойдя к Энни, барон помог ей подняться на ноги. Она подвигала раненым плечом, удивилась:
– А знаешь… почти нормально!
– И слава богу. Пойдем, я помогу ополоснуться.
– А никто не прискачет? Я имею в виду персонал.
– Здесь хорошая изоляция.
Когда проходили мимо первого трупа, женщина сказала:
– Не понимаю. Зачем он рисковал так?
– Увидел твою шею и не смог удержаться, – пояснил Геральд. – И я вполне могу его понять, – прибавил он, целуя Энни возле уха.
– Гарри!..
– Конечно, ты редкостная стерва, – вздохнул барон, заводя ее в ванную. – Зато дополняешь меня, как по заказу… А любопытно, согласишься ты стать матерью моих детей? Тоже ведь тропка в бессмертие, хотя банальная.
– Это что, предложение сердца? – удивилась Энни. – Или только семени?
Встав в ванну, она закинула руки за голову, позволяя себя мыть.
– Сам не знаю, – ответил Геральд, принимаясь за дело. – В конце концов, я не особенно рискую, поскольку шансов пережить завтрашнюю ночь у меня мало. Может, потому и хочу застраховаться?
– Если тебе это хоть сколько-то поможет, я ставлю на тебя.
– На темную лошадку? – рассмеялся он. – И даже жизнью готова рискнуть? Тем более, мы все равно повязаны.
– До гроба, – согласилась Энни. И прибавила с внезапным пылом: – Гарри, ты же и с Чертом совладаешь, если очень захочешь!..
– Что же, давай хотеть вместе. Все-таки это лучше, чем бояться.
С водными процедурами они покончили за несколько минут. А еще спустя четверть часа, пробравшись через запасной выход, уже катили к запасной квартире. Но не к той, что досталась от Фанта и про которую теперь знали многие, – за эти дни Геральд сумел найти убежище получше. Уж там до Энни не доберутся… конечно, если опять не подключат провидца. Хотя днем он вряд ли такой уж прозорливый. А вот ночью…
– Теперь мне нужно разыскать Черта, – сказал барон, закатив Горбунка в глухой дворик. – Срок – до заката. Иначе он найдет нас.
Я понял всё, лишь только вступил в подъезд. Хотя догадался, конечно, раньше, – просто гнал эти мысли прочь, до последнего мига сохраняя надежду. Но подтвердились худшие из моих подозрений.
Свой долг «дружки» выполнили: полегли как один. Только убийцу это не остановило и Гая не спасло. Как и Диту, как и Мурдинова с этим фанфароном-гусаром. Всех их разбросало по квартире, будто от взрыва, и даже распознать теперь можно было с трудом. Больше всего это походило на демонстрацию или на попытку запугать. Потому что убивать их не было смысла, во всяком случае таким способом. Даже ночные твари все же знали меру – хотя задвинули ее неимоверно далеко, если сравнивать с человечьей.
Но вот куда подевалась Карина, что сотворили с ней?
Несколько минут я стоял посреди комнаты, крутя головой по сторонам, и боролся с тошнотой, изо всех сил пытаясь отстраниться от жуткой картины. В квартире повисла тишина, лишь тикали старые часы, пережившие хозяина, и каждый щелчок звучал для меня громом. И насколько еще хватит батарейки? Господи, да когда же они замолчат!.. Внутри было пусто – вакуум. Не ожидал, что это так меня шибанет: будто куска жизни лишили. Сколько лет мы с Гаем знакомы? Да и остальным я вовсе не желал смерти.
Наверху зашуршало, и я дернулся, нацеливая «гюрзу». Но тут же отвел ствол – из шкафной антресоли выдвинулась пушистая мордаха Мишеля. Пару секунд мы глядели друг на друга, зачем кот чуть слышно мяукнул, то ли сообщая о чем-то, то ли спрашивая.
– Хоть ты выжил, – пробормотал я. – Хватило ума.
Я подошел к шкафу, и Мишель привычно спрыгнул мне на плечи, тут же разлегшись во всю длину, будто наконец нашел безопасное место. На пол спускаться он явно не стремился. Машинально я погладил его и заметил, что беднягу трясет, точно перепуганного котёнка. Похоже, он наблюдал или до сих пор ощущал такое, из-за чего ему хотелось побыстрей убраться отсюда. Честно сказать, мне тоже.
Уже на пару с ним я обошел квартиру, стараясь не вступать в кровь, затем ретировался, прихватив ключи от старенького броневичка, который когда-то подарил Гаю. Сбросив Мишеля на заднее сиденье, уселся за руль, выкатил машину из вестибюля. Медленно поехал прочь от мертвого дома, с трудом ворочая тяжелые мысли.
Вот теперь меня зацепили крепко. До сих пор я больше играл в войну, поглядывая на шалости Хищников как бы со стороны. Ну, иногда вступал по надобности, защищая себя или свою гордость. Но теперь вызов бросили моему Зверю, а у меня больше не находилось резонов его удерживать. Пришла пора платить по счетам – деваться некуда.
Для начала я позвонил Аскольду.
– А, ты, – хмыкнул он, увидев меня. – Как жизнь? – И тут же прибавил: – Слыхал, что творится в городе?
– Гая убили, – сообщил я. – С ним еще троих. Не считая охраны.
– Да, – нахмурясь, сказал главарь. – Весело.
Хотя ему-то с чего расстраиваться?
– Хочу узнать, кто это сделал, – прибавил я. – У меня к нему долг.
– Ты же против мести? – усмехнулся Аскольд. – Или забыл?
Я и сейчас был против – в принципе. Но трудно остаться бесстрастным, когда болит. Лично я не берусь.
– Когда расплачусь, вспомню, – ответил я. – Или знаешь другой способ его остановить?
– Но где же его искать?
– Уж я найду. Жизнь положу.
– Ладно, – сказал он. – Твоя жизнь – ты и клади. А от меня чего хочешь?
– «Шмеля», – сказал я. – Ты обещал.
– Ну, раз обещал – о чем речь?
Когда я подкатил к его высотнику, «шмель» уже дожидался возле подъезда. Эдакое небесное авто, зажатое четверкой турбин, а поверху накрытое крылом. Кабинка, пожалуй, тесновата – но это же не грузовик? Зато броня, как у «акулы», и вооружение немногим слабей.
Еще ни разу я не поднимал скайкар в воздух, но уселся за руль без колебаний, вполне полагаясь на рефлексы, отточенные симулятором. И сразу «шмель» ожил, закручивая крыло в мерцающий круг, а через секунды взмыл – с легкостью своего прототипа. Затем из вертушки превратился в самолет и по прямой понесся над городом, торжествующе гудя. А следом за ним, петляя меж домами, спешил броневичок – еще одна жертва прогресса, брошенная за ненадобностью.
Впрочем, почти сразу я перепоручил машину Дворецкому, направив в свою берлогу. Заодно связался с Инессой, велев встретить нового жильца. (Уж Мишель ей должен понравиться.) А своего нового помощника я посадил на подходящую крышу, чтобы зря не жег топливо.
Так, сказал себе затем. Все эмоции – до лучших времен… если наступят, конечно. Начинаем решать задачу.
Вольно или нет, но убийца оставил след… точнее сказать, роспись. Почти такую же картину я видел совсем недавно – в жилище Кторова. И у него, и у Гая отметился один мастер, вне сомнений. Стало быть, на сцену опять выходил Черт. Ни Клер, ни Настю, ни даже меня он не смог достать – отвел душу на моем друге. Причем перед самым рассветом, когда выбирать уже было не из кого. Хоть опосредственно, через вторые руки, но хлестнул по Гарри. Не лучший ход, однако приличия соблюдены. Теперь и по главной цели можно шарахнуть. То есть ночью Черта искать не потребуется – сам придет. Но судя по тому, что он вытворяет с жертвами, лучше до этого не доводить. Это уже не Хищник, милые мои, тут зверюга пострашней!..
А если Черт припозднился, потому что был занят иным? – вдруг пришла мысль. Скажем, отрезал головы. Работка муторная, кропотливая – хотя, видимо, в охотку, раз не захотел пропускать. Может, и впрямь оба дела связаны? Не говоря уж о третьем.
Хорошо, а кому выгодна эта бойня? Только не Амиру – тогда бы его не застали врасплох, не такой он дурень… Нашистам? Во всяком случае, оповестили их заранее и выгоду с этого они надеялись поиметь. После адекватного реагирования (голова за голову?) наш загадочный люд полюбил бы этих шутов еще пуще. Другое дело, что работать споро они не умеют. Шутка ли: за пару часов сотни трупов, полный набор ложных улик, а к ним след, больше похожий на торную дорогу. Кстати, об уликах…
Теперь я позвонил Матвею, связавшись через модерновую оснастку «шмеля». На этот раз он откликнулся сразу.
– Ага, ты, – буркнул, будто подражая Аскольду. – У тебя срочное?
– Даже очень, – сказал я. – Групповое убийство. Почерк, как в деле Кторова, – один в один.
– Ух ты! – не сдержался сыскарь. – Хотя после ночной резни… Слыхал, наверно?
– Выходит, на вас и это навесили? Подозреваю, что дела связаны.
– Ну да, – не поверил он. – А ты что, такой спец по розыску? «Почерк», понимаешь!..
– Я универсал. А задачки колоть с детства насобачился. К тому же тут личный счет. Предлагаю скооперироваться. На вашу славу не посягаю. Но если откажетесь, а после лопухнетесь…
– Ну, не знаю, – сказал Матвей. – Тогда тебе надо с нашим шефом…
Пару секунд я молчал: никогда не жаловал ни шефов, ни боссов, ни даже начальников.
– Шиловым? – спросил затем. – А далеко он?
– Да рядом тут… Позвать, что ли?
– Ну, зови.
На экран вплыло полноватое, довольно моложавое лицо, уже знакомое мне по фото. И отзывы о майоре я слышал неплохие.
– А, знаменитый Шатун, – прищурясь, сказал он. – Как же, наслышаны!..
– Популярный, – поправил я. – Давай, майор, сразу к делу.
– Ну, давай, – согласился Шилов. – А в чем оно?
– Гайева знаешь? Репортера.
– Ну?
– Убили его. А с ним Диту Нестерову, столичную теледиву, и депутата Мурдинова с приятелем, и четверых охранников из фирмы «Друг».
– Елы-палы, – пробормотал майор. – Добрались-таки до парня!
Остальные, видимо, волновали его меньше – как и меня.
– А уделал их наверняка тот, кто разорвал Кторова на части, – съемку могу переслать.
– Ни хрена себе, – пробурчал он опять. – Чем еще порадуешь?
– Жаль, что ты не знаешь меня…
– Может, получше, чем ты думаешь. Ну?
– Видишь ли, убийца Кторова и Гая вполне мог потрудиться на уборке голов в том квартале. Обосновать это мне трудно, и не обо всем могу говорить, но… своей интуиции я привык доверять.
– Н-да, – протянул майор неопределенно. – Версия, конечно, занятная…
– А у тебя есть другие? Или тоже грешишь на муселов?
– Ну, судя по тому, какую засаду устроили нашим героям… – Шилов ухмыльнулся без всякого сочувствия. – Ты бы меньше светился, Род, – вдруг прибавил он. – На фига сдал им свой «болид»? Теперь же всех собак навесят!
– Не успеют, – возразил я. – Еще пара-тройка дней, и начнется такое!.. Да и не этих надо бояться.
– Тут ты прав.
– Скажи, майор, а настоящих следов на бойне не выявилось?
– Да черт его знает…
Невольно я усмехнулся.
– Что? – не пропустил Шилов.
– Так мы прозвали убийцу: Черт.
– А-а, ясно… Так вот, странно это. Вывезти такую груду, чтобы никто этого не заметил… И ладно горожане или патрули – но камеры, спутниковая съемка? Черт знает что – на самом деле!
– Может, не вывозили? Упрятали в брошенном доме…
– Была такая мысль, – кивнул он. – Обшариваем окрестности. Пока – ноль. И опять: как избежишь чужих глаз? Разве заховать в самой близи.
– А канализация, катакомбы? Под городом же целая сеть!
– Да кто же там пролезет?
– Ползуны, – ответил я. – Или…
– Кто?
– Те, кто охотится за ними. – Напрягшись, вспомнил Лехино описание: – «Быстрые, сильные», пробираются «где взрослому не пролезть» «и все тишком, не перекликаясь». А направляет их кто-то «большой».
– Вах, – сказал Шилов. – Стая, однако!.. Это что же за звери?
– Сам бы хотел узнать.
– Надо приглядеться к стокам, – решил он. – Может, и проползти по ним, сколько выйдет. Мерси за подсказку.
– И тебе thanks, – вернул я. – Все же на одну мысль меня навел.
– Ползуны? – сообразил майор. – Ну, помогай бог!.. Вот у нас дружбы с ними не выходит.
– А что, вы очень старались?
Он усмехнулся половиной рта, затем махнул рукой, прощаясь, и оборвал связь.
И впрямь ползуны, подумал я. Давно не пересекался с ними – пора восполнить.
Послав вызов «танку», спросил:
– Где вы сейчас?
Настя ответила – коротко и по существу.
– Понял, – сказал я. – Буду через минуту. По прошествии минуты «шмель» действительно завис над «танком», аккуратно снижаясь на приплюснутую крышу, пока не утвердился там, вцепившись присосками. Тотчас я распахнул в днище люк, а в броневике, против люка, уже открывалось отверстие, формируя проход. Протиснувшись сквозь него, я очутился внутри «танка».
Здесь и без меня было тесно, а дух стоял ядреный, хотя кондиционер работал вовсю. В заднем отсеке, условно именуемом салоном, на разложенных в одну большую кровать сиденьях, дрыхали ползуны – шесть пацанят, основной состав Пиковой Масти. Их предводитель Туз и пара моих приемышей (Дама и Девятка) размещались в кабине. За управлением, по центру, восседала Настя, наверно, не спавшая с позапрошлой ночи. Сразу за ее спиной разлегся Хан, охраняя девочку от набившихся чужаков, а из его лохм торчала башка Пирата, взиравшего на пришлых мальчишек с недоверием.
Из трех передних сидений мне щедро выделили одно.
– Поехали, – сказал я, точно Гагарин. – К ближней заправке – следующую ночь вам опять кататься… Леха, ты хоть час порулил?
– Ведь не дает, – наябедничал он. – Попробуй, отбери у такой!..
– Настя, до заката ты должна выспаться.
– Он приходил? – спросила та, посылая махину вперед.
– Приходил, – кивнул я. – Но не ко мне. То есть шлялись вокруг разные…
– А что теперь?
– Либо найду его до полуночи, – озвучил я свои недавние мысли. – Либо он сам заявится. И тогда поспорим.
– Он очень сильный, – повторила Настя.
Хотя первый раз сказала «слишком» – уже легче.
– Плевать, – ответил я. – У меня к нему долг.
Затем глянул через нее на Туза, сонно притулившегося к левой дверце. Был он, как и прежде, – сильно неумытый, но солидно упакованный. И такой же деловитый.
– Чего? – сразу спросил Туз, поднимая веки.
– Вам, крысята, повезло, что провели эту ночь не под землей. Небось, слыхали уже, что стряслось? – кивнул я на мурлыкающий приемник.
– И? – подстегнул малец.
– Нужно выяснить, кто там подсуетился, – не стал я ходить около. – Требуются свежие следы, ведущие от того места. Думаю, днем там не опасно.
– А что поимеем с этого?
– А что попросишь. Включая убежище, – теперь я кивнул в сторону салона, – на последующие ночи.
Задумчиво Туз поглядел на свою команду.
– Ладно, – сказал он. – Только будь на страховке, да? Нам лишь бы на верхних не нарваться, а внизу сейчас никто из опасных не шляется.
– Связь налажена, – ответил я. – Буду кататься над вами. А с этим летуном, – кивнул уже наверх, – домчу за секунды, если не опоздаете позвать.
Заправив «танк», я заодно накормил ползунов, нагрянув со всей оравой в ближнее кафе. И хотя там почти не оказалось посетителей, с нас содрали вдвое – видимо, за привнесенный запах.
Потом начались поиски, продолжавшиеся не один час и приведшие к результатам, изумившим даже меня. Честно сказать, я не сразу решил, стоит ли делиться ими с Шиловым. В конце концов пришел к компромиссу: передать ему всё, но сперва наведаться туда самому. На всякий случай высказался заранее, в камеру бортокомпа. Затем проинструктировал Настю, все это время отсыпавшуюся на пустой лежанке.
– Думаешь, Он там? – спросила девочка.
– Надеюсь, – ответил я. – До заката осталось всего ничего, и даже потом какое-то время еще можно трепыхаться. А вот после полуночи… Не забудь предупредить Гарри, ладно?
Она кивнула. Ползуны уже вернулись все и теперь копошились в салоне, устраиваясь на ночь. Шума от них было немного: привыкли таиться под землей, – зато ароматов прибавилось. По-моему, попахивало и кровью… хотя, возможно, это мне чудилось – от лишних опасений, скажем так. Очень не хотелось лезть в эту нору, и даже воспоминания о погибшем Гае не будили прежней ярости. Вот тогда, утром, я не задумался бы ни на миг.
Впрочем, ползуны потрудились на славу и подобрались к месту настолько близко, насколько я позволил. А заодно отыскали путь, едва ли не единственный, по которому я мог пролезть в полной оснастке. И затягивать было глупо, причем за глупость в таких делах платят обычно смертью.
«Шмель» я отогнал, укрыв на одной из ближних крыш, – чтобы не добавлять сложностей пацанам: уж больно лакомый это кус. А защищенности «танку» вряд ли прибавит.
Настя накатила броневик на предназначенный для меня люк, плавно затормозила. Через дверцу в днище я пробрался в колодец, сразу задвинул за собой крышку и, наглухо закупорив шлем, спустился к самому низу. Здесь извернулся, сложившись втрое, и пополз по горизонтали, молясь всем богам, чтобы не застрять. К счастью, предварительные замеры не подвели, и довольно скоро я вывалился из норы в помещение попросторней, хотя настолько темное, что даже «кошачий глаз» не помогал – пришлось обратиться к инфрасвету.
Сбылась мечта идиота: наконец я угодил в Храм. Куда нынче тянуло многих, от монархистов до чинуш. Но самое смешное, что сюда же вели следы из злосчастного того квартала, поголовно оставшегося без голов. (Это я скаламбурил так?) Кровяной дух больше не вызывал сомнений, и метины на полу виделись явственно – кто-то попыхтел тут, перетаскивая мешки.
Вот в этот момент, прижавшись спиной к стене и наново привыкая к инфра-зрению, я вдруг – с непростительной задержкой! – понял, кто такой Черт. И откуда взялись его милые привычки, и почему он неровно дышит к барону. И что Гая он убил не случайно, даже не из-за знакомства со мной, а опасаясь за свою тайну. Ибо Черт и есть «пещерный шакал», коего я поручил репортеру. Но «шакал» успел раньше, закопав того, кто пытался его отрыть. И вовсе он не умер тогда и не сгинул в тюрьме или психушке, а обрел новую силу, разгулявшись пуще прежнего.
Теперь ко мне вернулась злость, наложившись на давнюю, застарелую. А заодно прихлынули силы. Отлепившись от стены, я двинулся по следу, ступая пружинисто, по-звериному, – будто Хищники, на которых насмотрелся за последние ночи.
Подвал был устроен странно: комнаты на пути не встречались, зато коридор изредка раздавался в тоннель, да и на перекрестках стены расступались. Больше это походило на лабиринт или запутанную пещеру, чьи своды выровняли, а потом укрепили кладкой. От инфра-зрения я вскоре отказался, поскольку вернулся свет – впрочем, настолько хилый, что время от времени приходилось задействовать «кошачий глаз». След виднелся все явственней, сливаясь с другими, возникавшими из соседних ходов, – пожалуй, пора бы ему уже привести куда-то.
До последнего мига я не замечал и не ощущал подозрительного, хотя датчики поставил на максимум. А затем на меня словно броневик наскочил, отшвырнув прочь. Полуоглушенный, я еще в полете ухитрился включить усилители (великая штука – рефлексы!), иначе бы врезался в стену плашмя. Но даже с ними шибануло так, что суставы хрустнули, едва выдержав перегрузку.
Когда туман в глазах рассеялся, я уже изготовился к обороне, в каждой руке сжимая по стволу и готовый стрелять на любой шорох. Но вокруг сохранялось безмолвие, какое было за миг до атаки, и та же абсолютная, мертвая неподвижность – что вовсе не радовало. Кто бы ни напал на меня, он явно был из другой лиги, а играл по иным правилам. И мне тут ловить нечего – дай бог ноги-то унести. Проклятье, да я испугался бы до дрожи, если бы мог позволить себе эту роскошь!.. Что, разве уже началась ночь? Или под землей она наступает раньше? Или такой зверь и днем способен на многое? Похоже, что так. Слишком мы полагались на наше солнце.
Выждав еще, я опустил на один глаз экранчик и, не теряя настороженности, прокрутил запись, включив едва не покадровый ход. И только тогда смог различить врезавшуюся в меня фигуру. В общем ничего особенного – кабы не проворство. Если мою тушу, да еще в полной амуниции, бросило настолько!..
Но на зверя напавший не походил – то есть, понятно, из знакомых видов. Нормальные звери так себя не ведут и таких скоростей не развивают. Чтобы противостоять ему, требовалось проворство Дворецкого, не меньше. Значит, так тому и быть.
– Слышишь, Вездесущий? – позвал я чуть слышно. – Подключайся к управлению. Нашелся достойный противник и для тебя.
А я погляжу на битву гигантов со стороны… точнее из чрева своего скафандра, поскольку без меня он стоит мало… Э-э, а где Дворецкий, почему не слышно отклика? Что за дьявольщина! Тут же неглубоко, а «шмель», наше связующее звено, помещен рядом. Но сигнала нет. «Вот тебе, бабушка…» Я ведь так рассчитывал на своего главного слугу!..
С минуту я раздумывал, не отступить ли, пока не поздно. Но, кажется, мой Зверь уже закусил удила – иногда на него находит. А потому мы с ним двинулись дальше, напряженные, будто ступали по весеннему льду. И пару минут все проходило нормально. Пока, завернув за очередной поворот, я не увидел невдалеке тень, крадущуюся навстречу.
Разом мы скакнули назад, наведя стволы, и застыли в статуи, связанные линиями прицелов в единую композицию. Секунду спустя одновременно выдохнули и отвели оружие.
– Узнаю милого по повадке, – негромко сказал Гарри. – Наше счастье, что мы сперва думаем, затем стреляем – не то купились бы на избитый трюк.
– По-вашему, нас специально столкнули лбами?
– Во всяком случае, на это похоже. А теперь самое время явиться копам!
– Вот их я опасаюсь меньше всего.
– А как насчет «бесов»?
Глядя под ноги, он приблизился к центру коридорчика, где оба следа, приведшие нас, смыкались и заворачивали в проем, смахивающий на вход в нору. Хотя Гарри, видимо, охотился не за головами – это у меня такая судьба.
– Шаблоны начинают утомлять! – посетовал он. – Интересно, где Черт набрался этого?
– Еще интересней, какой финал он готовит, – сказал я. – Кстати, вы догадались, кто такой Черт?
– Лущенко, – ответил Гарри. – Больше некому.
Вот и еще один фрагмент встал на место. В самом деле, в этой Пирамиде не так много вампиров-Всадников, а Лущ там из самых матерых.
– А ведь мы подошли вплотную, когда придумали прозвище, – заметил Гарри. – Странные шутки вытворяет подсознание!
– Да, от Черта до «беса» один шаг, – согласился я. – Собственно, это одно и то же.
– Ну? – спросил он, кивая на вход. – Не будем расшаркиваться: «после вас»? Похоже, заключительная сцена как раз тут.
– Первый иду я – у меня оснастка лучше.
– Вынужден признать, – нехотя кивнул барон. – И не до споров, – он глянул на часы. – Закат!
– Скажите еще: «Занавес!»
– Вот с этим погодим… Ну? – повторил Гарри.
– Вперед, – вздохнул я и шагнул в проем, выставив перед собой «гюрзу».
Новый ход оказался совсем коротким, а сразу за ним открывался зал – не особенно высокий, зато широкий, к тому же первый на моем пути. Света здесь прибавилось, и дух стоял тяжкий. А мизансцена могла бы ошеломить, если бы я не готовился заранее. Нечто в этом духе и следовало ждать от такого любителя эффектов.
Похищенные головы все-таки нашлись. Их упрятали здесь, свалив вдоль стен в небрежные груды, – и я сразу запретил себе вглядываться в них, а воспринимать именно как груды, состоящие невесть из чего. На самой большой горке, сложенной против входа, восседал Лущ, сейчас не выглядящий скособоченным и хилым, а уж тем более он не походил на калеку – расправился, налился. Небольшая его фигура излучала мощь, а каждое движение норовило ускользнуть от глаз, будто «бес» попросту перескакивал из позы в позу, обходясь без промежуточных фаз. С застывшим на бледной роже оскалом он молча ждал, пока я подойду.
Ровным шагом надвигаясь на него, я видел на своем экране Гарри, уже проникшего в зал и теперь скользившего вдоль стены, чтобы атаковать чудище сбоку. Но что значит вся ловкость Гепарда в сравнении с молниеносной быстротой вампира!..
– Все приходится делать самому, – пророкотал Лущ. – Никому нельзя доверить серьезное дело.
Наверное, он готовился к длинному выступлению и даже речь заготовил, чтобы получить от сцены полное удовольствие, – но я скомкал ему финал.
– Это ты, – процедил я, ощерясь как и он, совсем отпуская своего Зверя. – Правда же? Ты – убийца. Мы встретились наконец!
Вот теперь меня впрямь захлестнуло бешенство, огненное и прозрачное, какого я не ощущал давно, и подняло на могучей волне – легким-легким, как перышко, смертельно опасным. Даже мысли пустились вскачь – сейчас я немногим бы уступил Дворецкому, почти сумев его заменить. К тому же, оба ствола были нацелены с самого начала – оставалось спустить курки. Но в обычном состоянии я бы не различил полета пуль и не увидел, как увернулся от них Лущ, мгновенно соскочив со своего трона. А от Гарри уже летели новые посланцы, со свистом буравя воздух.
И началась ловля. На пару с бароном мы стремились зажать вампира в перекрестии стальных струй, с неожиданной слаженностью подстраховывая друг друга, когда требовалось сменить магазины, – будто оттачивали этот трюк не один месяц. Такого поворота Лущ не ожидал и напасть пока не пытался – лишь ускользал от пуль, метаясь меж грудами, даже стараясь укрыться за ними. На пределе возможностей мы с Гепардом гонялись за ним, не прекращая стрелять. Я с трудом поспевал за монстром глазами, а уж как Гарри ухитрялся его отслеживать, и вовсе понять сложно. Наверно, тоже отпустил своего Зверя.
Через десяток секунд, показавшихся мне часами, Лущ совершил первую промашку, потяжелев на десять грамм. Затем дело пошло веселей, и каждое попадание замедляло «шакала» еще немного, подставляя под следующие выстрелы. Постепенно приближаясь, мы расстреливали Луща, пока он не упал, дергаясь как припадочный. Да и после прекратили не сразу, нашпиговывая его железом, пока наши припасы не иссякли. Только тогда наконец остановились, трудно дыша от усталости и гнева. По всем признакам «шакал» походил сейчас на мертвого – общими усилиями Шатун с Гепардом одолели-таки его. Все же Черт переоценил свою силу… или недооценил нас.
– Каждое дело надо доводить до завершения, – выдавил Гарри, мучительно скалясь. – Либо не затевать вовсе. Если бы я тогда его прикончил… Нет, мне захотелось процесса!
С неостывшей злобой он пнул труп, едва не сплошь изорванный пулями. Все-таки брезгливости к таким декорациям у барона куда меньше, чем у меня.
– Убить его не так просто, – хрипло сказал я. – Эта порода мне известна. Каждую свою смерть они спускают по цепочке, отбрасывая нижние звенья.
– Тоже дело! – проворчал барон. – Уж кого не жаль… И много их?
– Полторы сотни.
– Н-да… Неприятно, но придется через это пройти. Дайте-ка один из ваших мечей.
Я сунул ему клинок и благоразумно глядел в сторону, пока он расчленял «беса» на части, расфасовывая их в пластиковые мешки, обнаруженные неподалеку, и разнося по разным углам зала. Как ни хотелось мне убраться отсюда, в подвале еще оставались дела. Сейчас я почти жалел, что не дал Лущу выговориться, – хотя каждая минута прибавляла бы ему сил. По крайней мере один вопрос следовало ему задать. Пусть и надежд практически никаких…
– Боже! – вдруг воскликнул Гарри. – А это кто?
Стремительно придвинувшись, я увидел Карину – все же она оказалась здесь. К счастью, живая и без видимых увечий… но на этом хорошие новости кончались. Ее нагое тело покрывали синяки, царапины, по-моему, даже укусы, а лицо деформировалось так, что от глаз остались щелки, из которых сочилась сукровица. Собственно, опознать Карину можно было лишь по роскошным пропорциям. Забившись в угол, подальше от страшных завалов, она чуть слышно ныла на одной ноте, перемежая скулеж судорожными вдохами. Когда я взял женщину за плечи и поставил на ноги, она не стала противиться, а покорно пошла за мной, спотыкаясь о разбросанные головы, хотя наверняка меня не узнала и вряд ли видела, – будто ей отбили всякую охоту противиться, а заодно и соображение. Впрочем, если провести день в таком окружении…
– Давайте уматывать, Гарри, – выдавил я, уже едва сдерживаясь. – Если начну вглядываться во все это!..
– Признаться, и мое терпение на пределе, – откликнулся он. – Вообще я не склонен к истерикам и повидал многое… А какой тропкой двинемся?
– Раз спрашиваете, значит моей. Надеюсь, время Хищников еще не пришло.
– Бог даст, и не придет – для тех, кто под Лущом. Если вы правы, он вытягивает сейчас из них жизнь, точно вакуумный насос.
– Будете прикрывать тылы, – сказал я, поднимая Карину на руки.
– У меня осталась обойма, – предупредил барон. – Да еще ваш меч.
– Уходим.
Коридоры по-прежнему оставались темными и пустыми, словно тут не обитал никто, кроме Черта. Кстати, его голову Гарри прихватил с собой – наверно, чтобы не приставили обратно, когда станут собирать части. Или в качестве трофея. Конечно, обмен не равноценный… Зато теперь и у него будет собственная Голова.
– Скорее всего это глупость, – вдруг хмыкнул барон. – Но на всякий случай я заправил обоймы серебряными пулями – через одну… А может, не глупость, – добавил он, подумав. – Как считаете?
– Думаю, разрывные надежнее. От них это зверье оправляется дольше.
Темнота вокруг сгустилась настолько, что снова пришлось включить инфра-зрение. А через пару минут мы подошли к трубе, через которую я попал в Храмовый подвал. Против опасений, Карина и тут не создала проблем, пробравшись по ней следом за мной, – хотя Гарри пришлось подпихивать женщину сзади. В колодце я погнал ее перед собой, поджимая телом, чтобы не сорвалась со скоб. Оповещенный заранее, «танк» уже поджидал, накрыв люк своей громадой, – и еще минуту спустя наше приключение завершилось.
Конечно, ползунов изумило такое возвращение. Но на моих спутников они глазели недолго: сперва я подбросил барона к Горбунку, притаившемуся неподалеку, затем отвез Карину в торговую слободу, поместив в тамошнюю лечебницу. Столковавшись с Трофимом, оставил «танк» во дворе его усадьбы, решив, что здесь мальцам будет безопаснее, чем у меня. А сам, одолжив у торгаша двуколес, покатил обратно к Храму – точнее, к своему «шмелю», до сих пор не отзывавшемуся на мои запросы. Как же он меня подвел, а? Если бы во мне не взыграл Зверь, ненадолго сумевший подменить Дворецкого…
Поднявшись на знакомую крышу, я обнаружил «шмель» на прежнем месте и вполне целым, если судить снаружи. Но когда забрался в кабину, выяснилось, что его комп приказал всем долго жить. А причиной послужил аккуратный взрыв, даже не повредивший управление, не попортивший кабину, – Аскольд вообще не любил лишних расходов. И подгадали эту диверсию настолько вовремя, что наверняка не обошлось без сигнала.
Вот, значит, как повернулось? Ладно. Во всяком случае, потолковать напоследок не помешает.
Где Аскольд обретался сейчас, я знал: в загородной усадьбе Семьи, угнездившейся в глубине узкого залива и словно бы выраставшей из прибрежной скалы. Прежде я не раз пробирался внутрь этой крепости, проверяя защитную систему, выстроенную по моим рекомендациям, и теперь пришло время исполнить тот же трюк. А «шмель» домчит туда за минуты.
История повторилась: я отыскал главаря в сауне. Снова он был голым, а к тому же очень занят: хлестал по щекам одну из своих секретарш-двойняшек – да так, что голова у бедняги моталась из стороны в сторону. Скорее всего Тина давно бы свалилась, если бы не держалась обеими руками за стояки душевой.
– Наверно, тебя плохо учили? – спросил я. – Женщин нельзя бить – табу!
Оцепенев на очередном замахе, Аскольд медленно повернулся, уставился на меня. Хладнокровия, впрочем, не утратил.
– Я не бью, – процедил он. – Воспитываю. Для ее же пользы.
– Доказываешь себе, какой сильный? Пропал кураж-то? Так ведь тут не ответят. Эх, Аскольд, Аскольд… Похоже, от викингов у тебя лишь имя.
– А у тебя – от родины, – парировал он довольно неуклюже. – Думаешь, викинги не учили своих баб?
– Не такими методами. Иначе их женщины взращивали бы трусов, а не воинов. И уж героев там не было бы точно.
Опустив голову, Тина не двигалась с места и стояков не отпускала, словно боялась упасть. Или ждала продолжения экзекуции. Какая же славная у нее фигурка!.. А вот лицо уже начало опухать.
– Все-таки ты вляпался в это дерьмо, – прибавил я. – Конечно, натура оказалась сильней!
– Что мне в тебе нравится, – осклабился Аскольд, – это как деликатно ты подбираешь слова.
– Ведь до последнего момента надеялся, что из вас выйдут защитники, – сказал я с горечью. – А вы нормальные бандиты, без чести и мозгов.
– Ты о чем, Шатун? – изобразил он недоумение. – Что за полову несешь?
– «Своих не выдаем», да? Принципиальный наш… А ведь когда-то походил на человека!
Наконец отступив от девушки, Аскольд сел за стол, как и всегда, обильный, хорошенько приложился к бокалу. Он слишком давно меня знал, чтобы тратить слова напрасно. Или пытаться упредить удар. Да в этом и смысла не было – я не из тех, кто нападает врасплох.
– Собственно, что такого я сделал? – спросил главарь. – Подумаешь, бортокомп!.. Это же не большой бух? И ты, вижу, не пострадал.
– А зачем просили об этом, конечно, вникать не стал?
– Так ерунда же? И тебя тогда в машине не было.
Наверняка он и сам сознавал, как неубедительно это звучит, – но надо же сказать хоть что-то. Вдруг проскочит?
– Выходит, ты меня сдал, – резюмировал я. – Отчего не побыть честным, пока не в убыток. А как запахло жареным…
– Так уж и сдал!..
– Сдал, Аскольд, сдал – мне-то не ври. – Я презрительно фыркнул. – Думаешь, на этом затормозишь? Сперва продают чужаков, затем – своих. А под конец сдают самых близких. «Бог есть любовь» – слыхал такое? А тут либо бог, либо любовь – третьего не дано. И кого ты предашь последним?
Вдруг захотелось разнести все вдрызг – изредка на меня накатывает. Но главарь, слава богу, решил не раздражать моего Зверя глупыми возражениями. Вместо этого он опять приложился к бокалу, молча поглядывая по сторонам.
– Чего сопишь? – спросил я. – Выдал бы, как солидный гангстер: ничего личного, бизнес есть бизнес, – это ж все оправдывает!.. Не бойся, не возьму шкурой за шкуру. Я не охотник, как ты, – трофеи не собираю.
Сняв с головы шлем, я тоже подсел к столу, окинул взглядом блюда. После увиденного в Храмовом подвале есть не хотелось, а витавшие тут ароматы вызывали тошноту. Пожалуй, аппетит теперь вернется не скоро.
– Хочешь преуспеть в делах – личное задвинь подальше, – изрек наконец Аскольд. – Думаешь, иначе я простил бы тебе Лану?
Я покривился: какое уж тут прощение, если опять вылезла обида? Этот камушек у него всегда хранится про запас. И ведь не я увел женушку – сама ушла, причем не ко мне. Или Аскольд вспомнил, что до него у Ланы был я, а ему достался «second hand»? Но почему меня не заботили ее прежние?
– А дела – зачем? – спросил я. – В чем их смысл?
– Опять умничаешь?
– Ну преуспеешь ты – дальше-то что?
– Кого ты строишь из себя? – огрызнулся бандит. – Будто сам чистый!..
– Я свои грехи знаю – в отличие от тебя. А когда видишь грань, легче не заступить. Но ты слишком слаб, чтобы держать глаза открытыми, – потому и затянуло в Подземелье. «С нами Бог», ну конечно! Одному, небось, страшно?
– Да что ты лепишь опять: «бог», «подземелье»!.. А сам-то куда влез?
– И куда? – поинтересовался я.
– Эти твои хмыри, с набережной… Ты хоть знаешь, кто они?
– И кто?
– Это не наши люди, – с нажимом сказал Аскольд. – Это вообще не люди.
– Еще бы им не быть чужаками! Уж их в общее стадо не загонишь. Как и меня, кстати. И это нас роднит.
– Ты думаешь, что говоришь? Для них ты – навоз!.. Что ты против них?
– Аз есмь человек, – проворчал я. – И не больше, и не меньше.
– Чего?
– Не приписывай им свою позицию, – сказал я громче. – Наверняка у них такой круг подобия, куда не входят только «совсем пропащие».
– Ты просто попался на их крючок, – хмыкнул Аскольд. – Не знаю, что тут: психоизлучатель, гипноз, магия…
– Очарование. Я очарован ими – это верно. Тебе не понять.
Развалясь в кресле, я даже глаза прикрыл, будто размяк в здешнем тепле.
– С ума съехал? – спросил Аскольд, наклоняясь вперед. – Говорю тебе, это не люди!
– А кто определил, что это такое: человек? – сонно возразил я. – Может, как раз они люди, а не мы. Уж ты точно больше похож на зверя.
Все же он кинулся на меня, когда решил, что я меньше всего жду, – понадеялся на свои умелость и везение. Но нарвался на встречный, который уже не требовал добавки. Главное было не переусердствовать – ведь при сложении скоростей можно убить. Но я просто выключил главаря, а Тина даже не успела дернуться. Или не захотела. Может, не настолько она любит хозяина, как воображает?
Поднявшись из кресла, я поглядел на голое тело, влетевшее головой под стол. В такой позе Аскольд не выглядел величественным – скорее уж смешным. Каких людей теряем, а?
– Ты больше не интересен мне, – сказал я. – И даже партнерами не останемся. Встретимся в аду, как говаривали самураи.
Так же скрытно, как пробрался сюда, я покинул крепость. А спустя минуты посадил «шмель» перед своим домом, чтобы закатить в опустелый гараж. Еще через час я уже сидел перед пультом, хотя до сих пор, после всех восстановительных процедур, ощущал в теле дрожь, возникшую в Храмовом подвале. И видел картины, в которые старался не вглядываться. А вдобавок терпел Мишеля, сразу разлегшегося на моих ногах, и внимал сентенциям Калиды, видно, стосковавшегося по собеседнику.
– Ведь я втолковывал тебе, забыл? – вещал он. – Главный оплот державы – в тюрьмах и психушках. Вот там за жесткое правление едва не все!.. Кстати, французскую уголовку создал некий Эжен Видок, беглый каторжник, а в его «бригаде безопасности» состояло ворье. И было их ровно дюжина, хотя по результатам обставили прочую полицию… Историю надо знать!
Затем я, видимо, уснул – поскольку, когда открыл глаза, Калида уже умолк, а за окном рассвело. И, значит, ушло время чудищ, коих рождает ночь, и можно вновь погрузиться в море… заодно сплавав к тайному гроту, где надо мной надсмеялась Ника, запечатлев в песке свое нагое тело. Хотя было ли это насмешкой? Скорее милостыня для нищего. И разве я против!..
Но сегодня в гроте дожидался новый сюрприз. Я увидел его, как только выбрался из подземного озерца на каменный уступ. Это походило на большой экран, встроенный прямо в скалу. В пещеру из него изливался теплый свет… и веяло ветерком, точно из распахнутого окна. Господи, что же это?
Настороженно я придвинулся к грани, за которой начиналось неведомое, и целую минуту колебался, прежде чем протянуть вперед руку. Мой Зверь неистовствовал, трясся как в припадке, понукая бежать отсюда, – его всегда пугала неизвестность, а от страха он делался бешеным.
Кажется, мне открывали мир. До сих пор я лишь подглядывал за ним, проникая взглядом в самые удаленные места, наслаждаясь видами, вдыхая ароматы, – но все было иллюзией. А настоящее – это.
Медленно я отступил от Двери, качая головой, точно заведенный. Нет, я еще не готов к такому… и неизвестно, посмею ли когда. Мой Зверь не пускает, а я слишком сроднился с ним за столько лет… нет, это не для меня!