Глава 1

Все счастливые семьи похожи друг на друга,

каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.

Лев Николаевич Толстой (1828 - 1910).

1 апреля 2011 год

— Валенсия Викторовна! – и я удивленно подняла глаза на распахнувшуюся дверь в свой уютный персональный офис, мою крепость, за высокими стенами которой я пряталась от тоски монотонной семейной жизни.

— Паулин? – от неожиданности я выронила шариковую ручку, и она звонко ударилась о ламинат, но я уже ничего не слышала, рассматривая своего нежданного гостя.

Он вошел без стука, как к себе домой. Он это солидный мужчина в сером костюме, сшитом на заказ у лучшего портного нашего областного центра. Он это тот, кто уже шесть лет являлся моим законным мужем. Но, не смотря на все, он это тот, кого я как будто и не знала вовсе.

Я заворожено смотрела сначала на бардовые едва распустившиеся бутоны эквадорских роз, шикарным букетом красующиеся в его руках. Потом мне хватило нескольких мгновений, чтобы своим натренированным взором рассмотреть и оценить внешний вид моего холеного бизнесмена.

Аккуратный маникюр и нежная ухоженная кожа рук, массивная печатка вместо обручального кольца на безымянном пальце. Что значит, не машет лопатой в угольной шахте! И гладко выбрит, коротко подстрижен, еще и волосы уложены назад гелем легкой фиксации. Глаза интригующе сияют. И с чего бы это все? Скромно опустив глаза, я уставилась на его новые туфли. И тут я поняла, что у моего муженька явно имелись какие-то серьезные планы. Уж слишком он был безукоризненным.

— Дорогая, прими этот скромный букетик!

— Паулин Борисович, благодарю за внимание и столь неожиданный сюрприз!

Я была приятно удивлена, и запах роз видимо вскружил мне голову, как и много лет назад, когда мы только познакомились. Мимолетным видением перед глазами пронеслась наша первая случайная встреча, первое романтическое свидание, первый поцелуй, затем пышная свадьба и рождение нашего Елисея. К реальности меня вернул все тот же незабываемый запах цветов.

— Не стоит, дорогая, ты же знаешь букетик роз для меня сущий пустяк, – лукаво подмигнул мне муж, вручая цветы.

И не смотря на то, что Паулин имел возможность покупать цветы, не считая денег, он никогда не дарил мне их просто так, без повода. День влюбленных и 8 марта позади, до дня моего рождения еще далеко, как и до годовщины нашего бракосочетания. Что же его подвигло на такой отчаянный романтический поступок, оставалось только догадываться.

— Спасибо, дорогой, за этот милый «пустяк»!

Я первым делом решила опустить цветы в воду. Достав из тумбочки китайскую вазу, подаренную коллегой-журналистом, я, тайком поглядывая на Паулина, наполнила её чистой водой. И вскоре букет красовался на отдаленной части стола.

Муж тем временем удобно устроился в кресле и листал свежий номер моего журнала «Между строк», на первых полосах которого я решила поместить статью начинающего автора из центра «Поэзия против попсы». Паулин был далеким от творчества человеком, но тогда он почему-то прочитал вслух несколько предложений, что было на него совсем непохоже: «Чем же отличаются популярные попсовые тексты от настоящей поэзии?» …

— Дорогая Валенсия, позвольте узнать, – а говорил он несерьезно, с легкой насмешкой, – неужели кого-то еще интересует поэзия? И не желаете ли вы, моя супруга, взять отпуск на недельку? Я думаю, издательство вполне справится и без вашего строгого вмешательства в культурно-просветительскую жизнь общества.

Паулин пристально смотрел мне в глаза, ожидая последующей реакции. В отпуск я точно не собиралась, но я была просто обязана разузнать, что же он задумал.

— Уважаемый Паулин Борисович, – я намеренно разговаривала в деловом стиле, и со стороны никто бы низачто не догадался что мы муж и жена, – а позвольте узнать, для каких целей мне нужен отпуск? Уж не хотите ли вы устроить семейный отдых где-нибудь за границей? В Венеции, например? Или еще в каком-то райском уголке Земли?

— Нет, что вы, Валенсия Викторовна. Вы же знаете, у меня очень ответственная работа. Я не могу и выходные нормально провести в кругу семьи. А вот вы могли бы заниматься своими статьями и дома, – его улыбка тотчас же исчезла, и со мной заговорил серьезный мужчина 42-ух лет с проблесками седины на висках.

— Почему? – только и смогла спросить я.

— Послезавтра приезжает моя мама. Она погостит у нас недельку. И я бы хотел…

— Чтобы я неделю её по театрам водила? Так?

Быть в роли клоуна меня нисколько не прельщало. И уж кого-кого развлекать, но только не «герцогиню» Изольду Бенедиктовну Перольскую.

— Ну, дорогая, почему же сразу по театрам? У нас в городе совсем недавно открылась художественная галерея. А ты же знаешь, как мама относится к живописи?! Сходите в кино, в конце концов, пройдитесь «ураганом» по донецким магазинам!

Я так и знала, что цветы он принес не просто так. Ну что за мужчина: взять и спихнуть на мои хрупкие плечи свою мамочку? А сам будет, как ни в чем не бывало заниматься своими делами. Нет!

— Паулин, я все-таки думаю, что Изольда Бенедиктовна больше обрадуется, если не я, а ты будешь уделять ей все свое внимание и в театре, и на выставках. Ведь ты её единственный сын, к которому она не так уж часто приезжает. А что я? Нет, я, конечно, понимаю, что твоя мама испытывает неописуемое удовольствие, поучая меня всем премудростям семейной жизни. Но я не могу подобного сказать о себе. К тому же у нас намечается творческий вечер в Одессе, в издательстве незаконченных дел невпроворот, прости, дорогой, но в отпуск я не пойду.

Паулин, похоже, другого поворота событий и не ожидал. По крайней мере, он не настаивал на своём предложении, стараясь переубедить.

— Валенсия, у меня тоже полно неотложных дел, но ради мамы я что-нибудь придумаю. Так уж и быть. Придется нам с Елисеем развлекать нашу бабушку, раз Валенсия Викторовна оторваться не может от своих очерков. Или не хочет? – он встал, одергивая пиджак, и решительно направился ко мне.

Минуя фигурный серый стол, он резко остановился у финиковой пальмы, потрогал острые зеленые листья, искоса поглядывая в мою сторону. Я встала.

— Они такие же колючие, как твой нрав.

Это звучало почти как комплимент, и я ничуть не обиделась, хотя с фиником меня еще никто и никогда не сравнивал.

— Паулин, я…

Он стоял в полуметре. Я уловила тонкий сигарный запах с ванилью его лосьона после бритья. Его руки легли мне на талию, а глаза блуждали по сочным губам, покрытым пурпурным блеском увлажняющей помады, по шее, на которой красовалось подаренное им ожерелье. Казалось, он внимательно рассматривает пуговички моей шифоновой блузки. Потом он взял мои ладони и поднес к губам. Да! Он поцеловал мои пальчики! Я была уверенна, что он не поцелует меня в губы, и я была права. Они ведь были накрашены, и он как деловой мужчина не мог позволить себе выглядеть влюбленным мальчишкой со следами помады на лице. Хотя в помаде я бы его точно не выпустила из кабинета, но Паулин есть Паулин.

— Увидимся вечером, Валенсия, – он дерзко отошел назад и, подмигнув, развернулся, чтобы оставить меня одну среди бледно-зеленых стен офиса еще на четыре часа.

— До вечера, Паулин.

Негромко тикали часы, успокаивающе плавали рыбки в большом аквариуме, встроенном в стену, а я чувствовала себя одинокой и никому ненужной. Еще и эти розы стояли перед глазами, напоминая о моем муже, который даже не соизволил страстно впиться мне в губы. Ах, да. Они же накрашены.

Погрузиться в свои мысли мне не позволил нарастающий сигнал мобильного телефона.

— Да.

— Валенсия Викторовна? – послышался приятный мужской голос.

— Да, это я…

— Вас беспокоит Мануил Верпиский, председатель комиссии горсовета по вопросам культуры и туризма, поэт и прозаик в одном лице.

— Мануил Александрович, рада вас слышать! По какому поводу вы решили меня потревожить? – я уже удобно сидела в кресле, позабыв о приезде «герцогини» Изольды «с сердцем изо льда».

— Валенсия Викторовна, у меня к вам предложение принять участие во всеукраинском фестивале русской поэзии в качестве члена жюри.

— Мануил Александрович, я с удовольствием приму участие! Когда и в каком городе планируется проведение финального тура?

— Фестиваль состоится 11-15 июня в Моршине. На данный момент прием заявок продолжается. По итогам первого заочного тура, выберем победителей, которые и приедут в Моршин для участия в очных турах. Будет телевидение, Валенсия Викторовна! А также наши спонсоры выделили и немалую сумму на ценные призы, так что все пройдет на высшем уровне! Детальнее сможете прочесть на нашем сайте «Культурная держава».

— Обязательно, Мануил Александрович, прочту все подробности относительно фестиваля-2011. Спасибо за приглашение!

— До связи, Валенсия Викторовна. Я буду держать вас в курсе всех событий, – все тот же приятный голос звучал, касаясь глубины моей души.

— До связи, – а дальше гудки.

Кликнув дважды по красной букве «О», я погрузилась в виртуальный мир искусства.

Ответив на скопившуюся электронную почту, я досконально изучила последние новости «Культурной державы». Прочла о награждении победителей статуэтками «Пера в хрустале» и оплаченными поездками в Москву для участия в одном из крупнейших в мире поэтических фестивалей. Потом я зашла на свою страничку в «Стихарь», где публиковала свои произведения под вымышленным именем – «7фиалок», чтобы читатели относились ко мне так, как и к остальным писателям.

В тот день я обратила внимание на еще одного поэта, скрывающего свое истинное имя под маской псевдонима «Дюжесиль». Я перешла на его авторскую страницу, откуда на меня смотрели удивительно голубые глаза молодого подкачанного человека в джинсах. На нем не было рубашки, только загорелая мускулистая плоть, широкие сильные плечи, кубики пресса на животе и некая загадка, повисшая облачком на цветном фото.

Может это и не его фото, так же как «Дюжесиль» и не его фамилия, но образ этого, несомненно, творческого человека встревожил мои мысли, разбудив девичью фантазию, временно пребывавшую в летаргическом сне.

— «Дюжесиль»! О чем вы пишете стихи? – мне стало безумно интересно, и я не заметила, как заговорила сама с собой.

Всего 53 стихотворения было в его списке, все с красивыми любовными названиями. Даже не читая самих произведений, я поняла, что их писал душевный человек, переживший как минимум однажды разочарование и боль от потери любимого и близкого человека. Мелодией журчащего ручья, печалью скрипки лились строчки его первого стихо*… а потом снова и снова стихи.

Звездный вальс

В небе звезды ярким светом

синий берег в тишине

рисовали карамелью

цвета счастья при луне.

Блестки чувства пленом ночи

в диком танце тех лампад

белый вечер полномочий

превращали в звездопад.

Блики в море цепью время

приковали над волной

стоном боли Прометея,

вечной правдой вековой.

Радость звезды излучали

в танце счастья при луне

только яркими слезами -

белым вальсом в полутьме.

Я читала одно стихотворение за другим. Все они без исключенья были романтичными и пропитанными нежными чувствами. Ох, как же красиво он передавал глубину ощущений, свои страхи и переживания, желания и розовые мечты! Каждая строчка была пронизана нежностью и возвышенным величием жестокой любви.

Я не замечала никаких недостатков. И ритм, и рифмы, и глубокий смысл поразили меня в самое сердце, словно острой стрелой, название которой восхищение.

Оставив несколько рецензий на наиболее понравившиеся мне стихотворения, я продолжила заниматься подготовкой к выпуску очередного номера журнала.

Незаметно пролетело время, и вот уже в правом углу монитора электронные часы показывали 15:57. Последний рабочий день недели был завершен, впереди выходные. Единственное, что немного омрачало – это неожиданный приезд Перольской Изольды Бенедиктовны.

Все работники редакции спешили по домам. Кто-то нес с собой толстые папки распечаток для корректировки на дому, другие в конце рабочего дня развозили выполненные заказы на издание книг малым тиражом за счет авторов, третьи были настолько поглощены работой, что им и вовсе не хотелось возвращаться домой. Как, например, Лидия Васильевна. У неё не было ни мужа, ни детей, и спешить ей было некуда.

А мне еще нужно было забрать ребенка из садика, и на маршрутке добраться домой. Личного автомобиля у меня не было, а мой Паулин постоянно был занят допоздна, поэтому возить нас было некому.

Попрощавшись с сотрудниками, я включила сигнализацию и без особых усилий закрыла тяжелую металлическую дверь на все замки, потом поспешила по лестнице вниз, размышляя над прошедшим днем.

Апрельское солнышко ласково пригревало, щебетали радостно птички, и я решила пройтись пешком к детскому садику. У меня было целых полчаса на размышления, и думала ни о ком другом, как о «герцогине».

Изольда Бенедиктовна родилась в небольшом поселке на берегу Белого моря в самый холодный зимний день 19 января 1948 года. Её и нарекли так по принципу «изо льда». Говорю же «ледяное сердце». Совсем бессердечной я бы её не назвала, было и в ней что-то человечное. Вот только что, трудно было определить. Какие-то комплексы типа «а что обо мне подумают»? Хотя нет, не это. Она была чрезмерно самоуверенна, и ей было «фиолетово» кто и что о ней подумает. Её самолюбие всегда было превыше уважения к окружающим.

Оставшись без мужа, Изольда Бенедиктовна сама растила сына. Она решительно боролась со всеми выпавшими на её долю трудностями архангельской тайги. Твердо настаивала на своем, пробиваясь напролом к своей цели. Даже если ей нужно было бы пройти по головам, её бы точно ничто не остановило.

Иногда «ледяная герцогиня» производила впечатление человека истосковавшегося по общению. Настолько длинными были её монологи, что я уставала и слушать, и вникать в суть дела.

Но чаще всего она была высокомерно молчалива, словно надменная царица, которой забыли упасть в ножки. В возникших спорах она категорично доказывала свою точку зрения, не учитывая взгляды окружающих. Порой мне казалось, что мама Паулина играет свою роль. Я даже думала, как бы заставить её снять эту ледяную маску хладнокровной леди. Но ключик к её расположению мне найти не удавалось.

Самолюбие и импульсивный характер «ледяной герцогини» всю жизнь отпугивали от неё мужчин. Именно поэтому она целеустремленно всю жизнь шла по карьерной лестнице, и стала директором лесоперерабатывающей базы в Архангельске.

А счастлива ли Изольда Бенедиктовна в своем холодном мире? Что кроется за видимостью независимости в её двуликом образе? Кто она? Лед или пламя, намеренно скрываемое от посторонних? Чужая душа потемки.

Ясно лишь одно: её не проведешь, она как рентгеновский луч видит все насквозь. А мне бы не хотелось объяснять ей незначительную прохладу в наших семейных отношениях…

В дворике шумно играли детки. И мой Елисей, увлеченный игрой, не сразу обратил на меня внимание. Зато стоило ему краем глаза заметить мое приближение, как он что было духу побежал навстречу, позабыв о своих маленьких друзьях.

— «Мамичка»! – до чего же мне нравилось это слово, слетающее с уст любимого малыша!

— Елисейка! Моё солнышко! – я обняла своего мальчугана, и он обеими руками обхватил меня нежно за шею.

— «Посему» ты так долго? – его голубые глазки пристально в меня всматривались.

— Моё солнышко соскучилось?!! – это было ясно.

Я взяла его за руку, и мы вместе направились к Светлане Владимировне, воспитательнице средней группы, чтобы поставить её в известность о наших планах на следующую неделю…

Дома нас как всегда никто не ждал. Только кошка Мурчела лениво лежала на полу, вытянувшись на спине. Елисей пульнул в неё ботинок, от чего она моментально подскочила, грозно поглядывая своими круглыми желтыми глазищами.

— Так нельзя.

— «Мамичка, а посему она лежит, как пинцесса?!» – как забавно он произносил слова!

— Елисейка, она спокойно отдыхала от вчерашнего вечера! Ты же её сам замучил, вот она и наслаждалась тишиной до сих пор, – объясняла я, помогая ребенку раздеться.

Тем временем кошка успела скрыться в неизвестном направлении. И пока я переодевалась, а потом готовила ужин, малыш был занят поисками своей пушистой любимицы.

Беседа в тишине

Кому пишу я эти строки?

Мне просто не кому сказать,

и мыслей бурные потоки

ложатся медленно в тетрадь.

Луна в таком же одиночестве

бледнее полотна,

и брызгами шампанского

искрится синева.

До разговоров в тишине

со стен немым ответом

не докатилась, но уже

беседую с рассветом.

Прохлада ранняя, постой,

зачем так торопиться?

Наполнена душа тоской,

и бьется сердце птицей.

Я слышу за спиной шаги

и легкое дыханье,

на расстоянии руки

реальность… И желания

отброшу снова до времен,

когда покой и тишина,

не называя имена,

вернут мне прежнего тебя.

Паулин вернулся поздно. Так и не дождавшись папы, Елисей уже крепко спал в своей эксклюзивной кроватке в виде красного плюшевого автомобиля с черными мягкими колесами.

— Валенсия Викторовна, – от мужа пахло нотками спирта и сухофруктов, – вы еще не спите?

Он неуверенно стоял на ногах посреди коридора, повернувшись ко мне спиной и поправляя воротник пиджака перед зеркалом так, словно собирался куда-то идти. Потухший взгляд говорил о том, что он пил коньяк, причем не один снифтер (коньячный бокал тюльпанообразной формы с короткой ножкой, что позволяет ладони согревать напиток, который, в свою очередь, раскрывает аромат).

— Я вас ждала, Паулин Борисович, – он сделал виноватое лицо, раскачиваясь на месте, – так, где вас носила нечистая сила?

— Меня? Нигде? Мы с друзьями отмечали 1-ое апреля! Сегодня же праздник, дорогая! День Дурака! Ты разве не знала?!!

Похоже, Паулину тогда было очень весело. Он смеялся по непонятной для меня причине. Конечно, меня же с ним не было! Может, и я бы посмеялась над хмельными причудами его друзей? Хотя они мне и трезвыми были несимпатичны, а намеренно наблюдать за их пьяными выходками у меня не было ни малейшего желания.

— Ложитесь спать, господин Перольский! – я окончательно развязала его галстук, и так и оставила длинной лентой висеть на шее.

— А вы, Валенсия Викторовна, не желаете составить мне компанию? Боюсь без жара вашего горячего тела этой ночью мне не уснуть!

Как же мне надоели эти наигранные роли. 42 года, а все считает себя шекспировским Ромео.

— Думаю, алкоголь в вашей крови будет согревать вас до завтрашнего дня, дорогой, – я развернулась, чтобы уйти на кухню, но его сильные руки внезапно остановили меня на полпути.

Он провел кончиками пальцев по овалу моего лица, небрежно тронул ниспадающие рыжие локоны, а потом уткнулся лицом в шею, жадно вдыхая тонкий запах французских духов.

— «Тьерри Кюри Ангел»! Мой подарок…

— Да, Паулин.

Он поцеловал меня детским поцелуем, и тяжелой походкой направился в нашу спальню, предоставив мне возможность уделить еще часик творчеству.

Я вновь открыла страничку со стихами «Дюжесиля», читала откровенные строчки, рисуя в своем воображении романтические картины, навеянные его особым нежным стилем. Незаметно мои мысли перетекли в другое русло. Я думала об авторе как о загадочном мужчине, и мне захотелось снять с него маску незнакомца, узнав, что же собой представляет этот красавчик спортивного телосложения.

— А вдруг это женщина?! – подумала я, перечитывая повторно одно из его стихотворений.

Разреши мне

Я в твои безумные глаза

окунаюсь, и без разрешенья

вспоминаю свадьбу, и когда

сказка стала воплощеньем

недосказанных фантазий

и наивных помыслов моих

с лепестками на кровати,

завершающими штрих

полотна любви и ласки,

что никак я не смогла

разукрасить, и без краски

вдруг картина ночью ожила.

И теней нечетких силуэты

гаснут в отблесках огня,

с губ срываются сонеты,

и от счастья я уже пьяна.

И в глазах твоих бушует

пламя, необузданной волной

веер крыльев поневоле

встрепенулся за моей спиной.

Невесомой птицей,

вздох роняя, на твое плечо

разреши мне приземлиться,

обжигая страстью горячо!

— Смогла, пьяна, – повторила я. – Неужели поэт, скрывающий свое имя и фамилию, женщина? Я с интересом начала перечитывать все рецензии к этому произведению. Оказывается, читатели, а они же и авторы других стихотворений на сайте Стихарь уже задавали подобные вопросы «Дюжесилю». И он корректно отвечал, что умышленно писал от женского лица, пытаясь понять нас – женщин.

Еще раз полюбовавшись красивым телом в джинсах и без рубашки, я обратила внимание на параметры самого фото. Оно было явно обрезано. Возможно, слева он обнимал свою любимую, и намеренно скрыл её от любопытных зрителей, обрезав часть изображения своей руки и глаза. А если он инвалид? И от тоски пишет стихи, уделяя этому занятию все свое время? Что если, он никогда не знал любви и ласки, и пишет свои прекрасные стихи, мечтая о том, чего у него никогда не было и, возможно, не будет?

Очки! В его правой руке я заметила черные солнцезащитные очки. Что у него с левым глазом? Нет, это не должно меня волновать, – подумала я. Это только неудачно обрезанное фото, тем более возможно совершенно чужого человека. Под псевдонимом «Дюжесиль» может скрываться кто угодно. И толстяк с рыжей бородой, и женщина с усами ; … и это абсолютно не должно меня беспокоить.

Я вернулась на свою авторскую страничку, просмотрела пополнившийся список читателей, и среди длинных имен я увидела его восьмибуквенный псевдоним. Он тоже читал мои стихи, оставляя комментарии к ним и похвалы в мой адрес. Над одним из его предложений, оставленным в рецензии, я серьезно задумалась:

Рецензия к стихотворению «Запретны» (7фиалок)

Очень яркие чувства, может не стоит их тратить на ожидания…

Дюжесиль 01.04.2011 21:37

Может и не стоит, но если бы все делали, как им хочется, тогда «запретного» не было бы ничего. А с другой стороны, каждый живет по своим запретам. И если я верна мужу, значит, это мой выбор, а измена – мое табу. Права ли я? Или мои взгляды устарели?

Эти вопросы долго не давали мне уснуть в ту ночь.

…Суббота пролетела в подготовке к приезду мамы Паулина – Перольской Изольды Бенедиктовны. Я три часа убирала в нашей трехкомнатной квартире. Пропылесосила, вымыла полы, натерла до блеска все зеркала и стекла. Не обделила вниманием ни один уголочек, и вымыла каждый листочек на подаренной свекровью драцене. Безукоризненная чистота радовала меня. Теперь даже при самом большом желании «графине изо льда» не к чему будет придраться, – думала я.

Вместе с мужем мы съездили в супермаркет. И переполненный холодильник был готов не оставить голодной целую роту солдат!

Загрузка...