Спасатель

Глава 10

Дегтярного мыла я накупил в 1994 году, когда ещё его делали по советскому ГОСТу. На всех. Большой ящик. Плюс в своём осевом времени немного дустового мыла добавил, для тех, кому дегтярное не поможет – бывают и такие случаи. Плюс в зоомагазине несколько коробок особого шампуня для наших барбосов – пусть с блохастыми псами Баранов возится.

Еще аптеки прошерстил по списку военврачихи Васюка в двух временах. Ленты стерильных одноразовых шприцов вдобавок к списку. Местной анестезии. Проверенных антибиотиков.

Плюс просто шампуни, особо приятно пахучие - запах керосина отбивать. Хозяйственное и туалетное мыло на ежедневное употребление. Губки-мочалки, зубные щетки, футляры к ним и индивидуальные мыльницы – мыльно-рыльное по моему мнению у каждого должно быть своё. Зубную пасту – отечественный ««Жемчуг»», болгарский ««Помарин»» и французский ««Сигнал»» - проверенное качество без переплаты за бренд.

Порошок вот зубной к 1994 году уже стал дефицитом. Надо просить Тарабрина, чтобы тот его привёз от Брежнева. В те времена его пропасть была и за копейки на каждом углу. Пяти сортов. Помню после переезда на Ленинский проспект я им потолок белил из старого советского пылесоса. Просто поток воздуха на реверс переключаешь и вот вам хороший бытовой краскопульт.

Итого почти полный кузов ««патрика»» забит коробками с медимуществом. Особый аптечный склад придётся в ««колхозе»» ладить. И так уже складское хозяйство имеет нездоровую тенденцию к расширению, но всего на всю жизнь не запасти даже Госрезерву. Хорошо уже, что мичман в нашем складском хозяйстве порядок навел флотский, включая книги движения материальных средств. Стало возможным прогнозировать иновременной завоз, а не кидаться за ресурсами по ситуации. Хотя вот сейчас идут именно ситуационные закупки.

В московской гостинице ««Севастополь»» превращенный арабами и индусами в ««Базар на Деве»» [сакральное торговое место в фантастических романах Роберта Асприна] набрал задёшево остальной мелочевки: ножниц, ногтерезок, наперстков, иголок, булавок и ниток, крючков, блочек, пуговиц. Ну, и куча всякого разного мелкого для женского рукоделия, чтобы бабы в карантине со скуки не дохли. Пусть лучше бисером вышивают.

Плюс большая куча женских хлопковых трикотажных трусов с тремя резинками, ваты много, и ящик женских прокладок ««Кефри»». Я подсмотрел, что все девчата военного времени в мужском исподнем ходят. А оно под женские критические дни никак не приспособлено.

Интересно, а как мы раньше обходились без всего этого? Или Господь свою длань простёр над нами? Отводил беды. А может просто баб не было в товарных количествах?

Женские хлопковые трусы мне достались совсем недорого оптом и всех размеров с неходовым веселеньким рисунком ««камасутра зелёных крокодильчиков»». Сикх один оптовый склад неликвида распродавал в Москве, в том же ««Севастополе»». Я и хапнул по дешевке, всё, сколько их там было. Разве что трусы с прикольной эмблемой ««биологическая опасность»» на лобке брать не стал. Вдруг бабы обидятся и обиженку на меня загрызут? На фиг. На фиг этот график.

Книги по разведению огородов уже в кабину складывал.

Вздохнул и понял, что следующий заезд придется делать на склады при магазинах садового имущества, а то ручного сельхозинвентаря на всех у нас не хватит. Упустили мы как-то этот вопрос в планировании, а народу резко прибавилось.

Последний промежуточный заезд на ««Джетте»» сделал в фирменный магазин фабрики «Красный октябрь»» недалеко от площади Восстания в 1996-м. Набрал сладкого – мятных пряников и конфет. Конфеты брал простенькие, не ««сталинские»» подушечки с повидлом, конечно, но традиционную и привычную контингенту карамель с начинкой - ««Москвичку»», ««Раковые шейки»», ««Гусиные лапки»» и ««Клубника со сливками»». Просили же просто сладкого, а не креативного изыска с гастрономическим развратом.

Обратно, как всегда, сделал крюк на нашу Тамань – проведать жену. Ей привёз торт ««Птичье молоко»» от московского ресторана ««Черёмушки»». Василиса у меня тоже женщина – значит сладкоежка по определению, даже если сама об этом не догадывается. Пусть знакомым хвалится, какой у неё добычливый муж, даже птичье молоко для неё достать может. Шутка.

Но сначала к Тарабрину. Успел как раз к установке готового бетонного короба будущего погреба на подготовленную несколько заглублённую в грунт площадку, уже отсыпанную известняковым щебнем. Короб ставили – мог бы и сам догадаться, - манипулятором моего КамАЗа, который взяли меня не спросясь. Но поразмыслив, решил это им на вид не ставить. Жмуров с ними, а он вроде как главный инженер у нас по всем механизмам.

Погреб являл собой монолитную бетонную комнату с полукруглым потолком. Три стены глухие, в четвертой дверной проём. Пол также железобетонный. Метров шесть квадратных площадью при потолке в два метра по краям и в два с половиной в центре.

- Что, сами этакую хрень сделать не могли? – удивлённо спрашиваю своих белорусов. – И где Степаныч?

- Уехал в будущее отвозить обратно тягач с транспортером, на котором эту дуру привез, - ответил Жмуров, сворачивая рулетку.

- Командир, мы сами такой, даже лучше сделаем, - развел руками Юшко. – Всего-то надо слегка другую арматуру вязать под заливку. Да только эта коробка уже тут стояла на прицепе готовая.

- Вот-вот, - поддакнул ему явившийся джином из воздуха Тарабрин, – А арматуру продают только оптом по две тонны, не меньше. Так что ради одного погреба не было смысла столько ее завозить. А вот тебе, Митрий, такого погреба будет маловато на всех-то.

- Уговорили, - махнул я рукой. – Степаныч, на пару слов.

Отошли в сторону от стройки.

- Как там Колбас? – спросил я волнующий меня вопрос, кося глазом на белоруса, который увлечённо махал совковой лопатой, отгребая от бетонной коробки погреба лишний грунт после её установки по месту.

- Да ничего, - ответил проводник. – Напился, проспался, в работе отошел. Работа она в таких делах целебная штука. Но пусть поп с ним ещё беседу проведёт. Я со своей стороны его успокоил в том смысле, что опоздать к спасению его деревни мы не сможем по определению. Спасём его родичей в любом случае, но только при условии наличия у нас свободного времени. А также, что всех погибших в этой войне спасти не сможем. Чисто физически. Тут у нас другая напасть. Не забыл что на земле еще Ледниковый период? Так вот - ледник начал таять. Дон полноводней стал. На пару метров поднялся. Азов потихонечку поднимается. Хотя и не так заметно, но течение по Керченской протоке возросло. Я мужиков на ушкуе послал посмотреть своими глазами, что там делается, к чему нам готовиться.

- А где сейчас кромка ледника? – интересуюсь. Раньше меня этот вопрос не беспокоил.

- Была чуть выше того места где потом Воронеж поставят, – ответил проводник. – А где сейчас – бог ведает.

- Так близко? – удивился я. – А не чувствуется совсем, что ледовый панцирь планеты совсем рядом.

- Какой там: рядом. - Отмахнулся от меня Тарабрин. – Больше тысячи вёрст от нас будет. Но вода этим летом в Азове похолодает. Это точно. Не успеет прогреться в Дону. Кубани это не коснётся – она с других горок течёт. Надеюсь, и твоих речушек сие не затронет. Горы у тебя в Крыму низкие.

Не было печали – черти накачали, - чертыхнулся я мысленно. Нам только всепланетного катаклизма тут не хватает для полного счастья.

- Я вот что тебя давно хотел спросить, - вынул я портсигар и постучал об него гильзой папиросы. – В каком времени жить лучше? Всё же ты больше моего видел?

Проводник откликнулся сразу.

- По мне так Прага в начале двадцатого века, - улыбнулся Тарабрин. – Я тебе об этом уже говорил.

- Я не про тебя. Я про всю общину в целом. Думал об этом?

Пока Иван Степанович размышлял, я прикурил, выпуская в чистый воздух ароматный дым турецкого табака.

- Думал. Читал. Даже ходил в некоторые места по первым годам нашей жизни тут, когда нам здесь трудно было. Что тебе сказать? С деньгами везде неплохо. – Усмехнулся проводник.

- И не путайте туризм с эмиграцией, - поддакнул я. – Проходили и такое.

- Точно, - подтвердил Тарабрин.

- И всё же, – настаивал я. – А то вдруг нас библейским потопом накроет. Как там по тексту… Только один Арарат торчать над морем будет. Не так уж и далеко от нас эта горка. Куда тогда бечь?

Тарабрин задумался.

Я не торопил.

- Аргентина, - наконец разродился проводник. – Аргентина конца девятнадцатого века. Самое либеральное законодательство для эмигрантов. Землю власти раздают немерено под пахоту, но в пампасах. Для европейцев там холодновато, а для нашего народа в самый раз. Аргентинский крестьянин больше скотовод, нежели хлебороб. Мясо ест чаще, чем белый хлеб. Немаловажно и то, что во всей латинской Америке это будет самая ««белая»» страна. И, какая-никакая, цивилизация уже есть. И религию свою никому там не навязывают.

- Они разве не католики?

- Большинство католики, но не упёртые как поляки, и с папой римским у них свои зарубы.

- А Соединённые штаты? – удивился я. – Там же по статистике четверть тыщи церквей не считая сект.

- Там каждого будут через коленку ломать, чтобы становился стопроцентным американцем, несмотря на вероисповедание, - сплюнул Тарабрин. – А в Аргентине всегда позволяли пахнуть по-своему. Во внутреннюю жизнь общин не лезли, если с налогами всё в порядке. Да и зерно на рубеже тех веков хороший экспортный товар. Особенно, если самим в Европу его возить. А чего ты об этом задумался?

Не стал я скрывать своих страшилок. Все же у меня вот-вот ребенок родится – о нём подумать не грех. О его будущем.

- Да твои сведения о том, что ледник тает, подтолкнули к таким мыслям. Ты же не жил во времена всеобщей истерии о глобальном потеплении. – Выдвинул я свои резоны. – А я такой информации нахлебался.

- Ну, у нас тут фора по рельефу большая, - убежденно заявил проводник. – Черного моря, как такового, пока еще нет. От Керченского пролива верст на полста южнее там такой водопад грохочет – любо-дорого посмотреть. Дон с Днепром, да и с Дунаем вместе, море не зальют полностью, даже если ледник совсем растает. Тут проран на Босфоре нужен, чтобы каждый час вода кубическими километрами вливалась. И то не сразу всё затопит. Так что тыщ двадцать лет у нас в запасе есть. Я так думаю.

- Не ошибся где с расчётами? – спросил я с подозрением.

- Да вроде нет, - пожал плечами Иван Степанович и усмехнулся. – Иди уже к жене. Решай с ней там планетарные вопросы. А меня погреб ждёт. К тому же надо еще забрать арендованный самосвал с керамзитом на обсыпку этой бетонной коробки. И назад его вернуть уже пустой. Кстати, а чего сам арендой в других временах не пользуешься?Выгодное дело при недостатке механиков в своём хозяйстве. Платишь там за три дня, а тут эксплуатируешь все три месяца. Главное вовремя отдать.

И хохочет.

Ночевал у жены в поезде. Ужинали. Разговаривали, держась за руки. В глаза друг другу смотрели с нежностью. Василиса ходит уточкой, живот в лапках держит. На сносях совсем жена. Уже и акушерку в поезде у себя поселила, чтобы заполошно за ней не бегать, когда схватки начнутся.

««Птичье молоко»» привело Василису в восторг. Больше названием, чем вкусом, как я понял. Акушерка, которая с нами ужинала, была откровенно в шоке. Да и название это превратилось в кондитерский бренд только в шестидесятых годах ХХ века из откровенной хохмы кавээнщиков. А до того на Руси это было символом того, чего нет и быть не может по определению.

Утром, позавтракав, отправился обратно к себе в ««Неандерталь»» через ХХ век. Попался настырному продавцу полосатых палочек, от которого ушел через свежевспаханное поле, на котором тот плотно застрял на своих ««жигулях»». Тут ««патрик»» зверь-проходимец. Я бы и штраф спокойно заплатил, но попал транзитом во времена Брежнева, а советских рублей в кармане ноль, да и номера для гайцев на пикапе непривычные. Так что счел за благо уйти прямо на виду обалдевшего гаишника в темпоральное окно. Всё равно никто ему не поверит.

Странно, я по этой глухой подмосковной дороге сколько раз через времена ходил, а гаишников на ней ни разу не видел. А тут на тебе… засада.

В ««колхозе»» первое, что бросилось в глаза - моряки в противогазах и ОЗК. С лопатой и пластиковым мешком хлорки в руках куда-то целенаправленно топают.

- Ты что, им учения объявил? - спросил я наблюдавшего за ними мичмана, вылезая из машины.

На что Никанорыч только усмехнулся.

- Считай, что учения. Но не моя эта инициатива, а Вась-Вась.

- Кого? – удивился я.

- Васюка. Врачихи новой. Она тут вчера Мертваго строила как первогодка по поводу норм гигиены в полевом лагере. Заставила кухню перенести в ««концлагере»» подальше от сортиров, как по Уставу положено. И хлоркой отхожие места присыпать. А сегодня распоряжение вышло хлорировать все отхожие места в ««колхозе»». Все, какие есть. Мертваго её приказ передал лично мне с большой просьбой выполнить, как указано. Вот я и запряг своих ранбольных выздоравливающих. Остальные мужики все при деле, да и объяснять им, что надо делать, долго. А мои привычные. На морбазе также хлоркой очки присыпали, да и на коробочке гальюн с той же хлоркой драили.

- Что? Настолько суровая баба оказалась? – удивляюсь.

- Конь с яйцами, - подтвердил мои подозрения мичман. – Видел бы ты нашего статского советника – юнкер двоечник перед фельдфебелем, которому лекцию по науке гигиены читают, поставив по стойке ««смирно»».

- А во что еще она влезла? – почесал я под мышкой, подозревая серьёзные тёрки.

- Больше пока ни во что. Гигиена и санитария. Вот кого бы санитарным врачом к нам в Измаиле надо было ставить. Не было бы тогда в магазинах и пивных мух да тараканов. А в санпропускник сегодня не ходи. Они там все керосином воняют. Я им целлофановые пакеты выдал головы закрыть. Но всё равно духан такой, что мухи дохнут.

- Принимай аптеку. – Перебиваю Никанорыча, настроившегося на обсуждение женщин. – Где складывать будешь?

- Не приму, - твёрдо отвечает мичман. – Врачихе передай по описи. Её епархия. Я в таблетках ничего не понимаю. Ты мне про другое скажи: в двадцать первом веке в архив Коминтерна мне реально попасть?

- Тебе зачем?

- Да проверить тут одни сведения, что я у тебя в интернете нарыл.

- Опять бриллианты для диктатуры пролетариата?

- А то. Я тут Тарабрина поспрошал. Так он готов камушки реализовать в деньги. Даже в золото.

- Бежать отсюда намылился? – прищурился я с подозрением.

- Почему сразу бежать? – натурально удивляется мичман.

- Потому что здесь ни деньги, ни камушки никому не нужны. Колись, что у тебя за мечта-идея вызрела?

Никанорыч угостился у меня самодельной папироской, прикурил, выдохнул дым длинной струёй, потом выдал, хоть стой, хоть падай.

- В море хочу. Чтоб солёные брызги в лицо. Чтобы ветер гудел в снастях. Аа-а-а… - махнул он разочаровано рукой. Типа: тебе не понять, крысе сухопутной.

- Где я тебе море здесь найду? – развёл я руками. – Азов тут – лужа болотная с кучей плоских островов. Керченская протока кончается водопадом, что твоя Виктория в Африке. Лодку могу купить с мотором. Типа ««Зодиак»». В плавнях рассекать. К тому же мы давно рыбы не ели. Всё мясо да мясо. Была бы ещё домашняя свинина, а то всё дичь, – пожаловался сам напоследок.

- Да плевать мне на рыбалку, - реально плюнул мичман на землю и аккуратно затёр плевок ботинком. – На эти бриллианты, которые большевики разбазаривают по миру не известно на что, можно корабль купить и по морям ходить, хоть вокруг света. Мечты, мечты, где ваша сладость… Это Шишкину в радость лошадям хвосты крутить. Сосипатору с Барановым кроме собак ничего не нужно. Жмуров весь в мечтах о постройке церкви. Они на своем месте. Один я как дерьмо в проруби. Был я боцман – уважаемое на флоте лицо. А сейчас баталёр клятый, да ещё сухопутный.

Постепенно за разговором переместились к моему домику, и расселись в курилке у мангала.

- И как ты себе всё это представляешь? – заинтересовался я, доставая портсигар.

- Выведи меня в начало двадцатого века. И брось там. На брюлики комиссарские куплю я винджамер. А дальше кораблик сам деньги заработает.

- Чего купишь? – не понял я, хотя слово это где-то уже слышал.

Даже папиросу прикурить забыл. Так и держу зажигалку в руках.

Боцман поясняет.

- Винджамер – ««выжиматель ветра»». Это большой такой парусник, даже тебе не чайный клипер. Это мощнее, больше. Четыре-пять мачт. А бывало что и семь. Скорость до двадцати узлов, как у хорошего парового крейсера времён Цусимы. Команда впятеро меньше, чем на клипере, а грузоподъемность на порядок больше. В те времена, старики сказывали, рояли только на парусниках перевозили, потому что на пароходах вибрация сильная была, вредная для такого тонкого музыкального инструмента. Патефоны там… ну мало ли деликатного товара.

- Буржуем, значит, захотелось стать? – спросил я уже с ехидцей, и прикурил папиросу.

- Почему нет, - охотно отозвался мичман, - если ты сам меня от строительства социализма оторвал, и ходу мне теперь обратно нет. Даже если и вернусь, то флот мне не светит, даже если в особом отделе не замордуют. А с тобой я контракт не подписывал. Присяги тебе не давал. А иметь свой корабль, чтобы по белу свету ходить и всё своими глазами увидеть - мечта с детства. С того самого времени как детдоме Станюковича прочитал. Чемодана бриллиантов, думаю, на всё хватит. И вам ещё останется.

- Экспроприация экспроприаторов, которые сами экспроприаторы экспроприаторов,получается, - усмехнулся я. – Грабь награбленное у грабителей.

- А хоть бы и так, - вынул Никанорыч из кармана кисет и стал набивать табаком свою трубку.

- Команду, где брать думаешь? Языками-то ты не владеешь.

Никанорыч сразу не ответил, внимательно раскуривая трубку.

- В русской Финляндии. Дореволюционной. Оттуда большинство офицеров торгового флота в Империи были. На Балтике. На Черном море большинство моряков торговых из греков понтийских. И русский эти финны знают. И шведский язык. Многие еще и английский с немецким. На барк-винджамер команда нужна небольшая. Человек тридцать пять-сорок максимум. На шхуну ещё меньше. Это на клиперах было по полторы сотни матросов. А на винджамерах механизация. Лебедки, тали… матрос и тот грамотный должен быть. Не абы какой.

- А складскую службу поставишь? Чтобы без тебя работала как часы? – кинул я пробный шар.

Думаю, Никанорыч этот вопрос продумал и до меня, что тут же и подтвердилось.

- Девок намедни мы притащили грамотных, – выдохнул он ароматным дымом с запахом сушёного чернослива. - Читать-писать-считать умеют. Да и Рябошапка с десятилеткой. На береговой базе в Измаиле у нас все кладовщики были из хохлов. Так что потянет с радостью. И нога увечная тут не помеха. Обучу всему, никуда они не денутся.

- С Тарабриным надо посоветоваться, - ответил я уклончиво. И вздохнул. – Думаешь мне это хозяйство в радость? Разве хочешь – надо! Я вообще человек ленивый. Мне бы пузо греть на белом песочке у ласкового моря, книжку интересную почитать, а я тут кручусь как белка в колесе. И никакого прибытка, кроме затрат. А годочки-то мои не молодые.

- Брось жаловаться. Ты мужик ещё в самом соку. – Удивляется Никанорыч.

- Через полгода мне шестьдесят шесть стукнет, - ответил я и грустно причмокнул губами.

А сам подумал, что с моими играми со временем уже давно стукнуло. Если по дням посчитать не только мою жизнь в ««колхозе»», а во всех временах и весях за последний год.

Сказать, что мичман удивился, это ничего не сказать. Тот только и воскликнул.

- Иди ты!? Сильна твоя порода.

Не говорить же ему про омолаживающее действие порталов на проводников. Обзавидуется ещё вусмерть. Мне оно надо?

Помолчали. Потом подумав, Никанорыч добавил резонов.

- Но у тебя семья здесь. Скоро семеро по лавкам рассядутся. А у меня никого. И видно уже не будет.

- Неужто никто из девок не приглянулся? А красавицы есть – глаз не оторвать, - попытался я нащупать его слабое место с этого боку.

- Моряк я. – твёрдо ответил мичман. - А у моряка в каждом порту если не невеста, то шлюха отыщется. А тут у тебя долго ещё ни шлюх, ни честных давалок в упор не наблюдается даже в бинокль. Этим бабам семья нужна, дети и чтобы муж к юбке привязан был. Не моё.

Отпустил я мичмана гулять по своим делам, потому как в душе сильное раздражение на Никанорыча выросло, что не способствовало продолжению общения, тем более в жанре дискуссии.

Я ему, можно сказать, жизнь спас, а он... Хотя и понимает это, да не желает потрудиться на спасшее его общество, эгоист. Присяги, видите ли, он мне не давал… А у меня на него были большие планы.

Сам виноват. Договариваться всегда надо ««на этом берегу»» и четко, без двусмысленностей, а не намёками. Типа я понимаю, что ты понимаешь, что я понимаю.

Это Жмурову тут в кайф, Сосипатору, Шишкину… Иной раз мне кажется, что они сами мне готовы приплачивать за возможность заниматься тем, чем занимаются. А боцману море подавай. Да где я тебе его здесь возьму?

Курю и слушаю как боцман весело напевает, удаляясь от меня.

- В кейптаунском порту

С какао на борту

««Жанетта»» починяла такелаж…

Настроение у него хорошее, в отличие от моего.