После обеда открыл ««форточку»» и наслаждался видом, как немецкие лётчики развлекаются водолазными работами. Куски разлетевшейся от пулемётных очередей обшивки квадрокоптера они уже с поверхности воды собрали. И теперь, раздевшись до трусов, по очереди ныряли в озеро.
Приблизившись маленьким ««глазком»» к лодке я несколько успокоился. Фрагментированная голубая пластиковая обшивка, один из четырёх пропеллеров, ещё какие-то ««кишочки»» от аппарата, но, ни камеры, ни рации, утяжелённых мною свинцом, они пока не нашли. А учитывая толстый слой ила на дне озера, возможно и не найдут никогда. В любом случае надо проследить, куда они утащат остатки коптера и изъять. А то, не дай Господь, разберутся, что там к чему, и создадут какую-нибудь убойную вундервафлю на голову наших бойцов. Инженеры у Гитлера были продвинутые. На их разработках и США, и СССР еще почти полвека после войны окормлялись.
- Может их ныряльщиков прямо сейчас пострелять? – предложил Никанорыч, когда я закрыл ««глазок»». До этого все соблюдали режим полной тишины.
- А толку, - ответил я. – Других нагонят. А то и вообще озеро осушат и руками все дно переберут. Немцы упёртые. Давай перекурим и дальше наблюдать будем, куда они обломки складируют. Пока Жмуров нам план усадьбы с экрана вычерчивает.
- Я так думаю, – мичман создал колечко из табачного дыма. – Первым гасим пулемётчика на водокачке. Из ««окошечка»». В упор. Из бесшумного пистолета. Вторым ликвидируем часового у ворот сарая. И только потом достаём девчат, открывая ««окно»» как в американский склад. Как в рабский барак на Делосе открывали. Выводим девчат на нашу сторону. А потом как фишка ляжет.
- Остатки коптера забрать надо. Не забывай. – Уточнил я.
- Угу… - кивнул мичман. – А потом дать Яну пострелять фрицев. Из ««окошечка»» маленького. Пусть пар выпустит. А то перегорит парень. Или сбежит в сорок третий партизанить.
- Как сбежит? – не понял я.
- Обманет тебя и сбежит в ««окно»», - убеждённо пророчил Никанорыч. – Так что пострелять ему дай. Потом. После того как все нарезанные задачи выполним. Пусть отведёт душу.
Перекурили, и снова открыл я темпоральную форточку для наблюдения.
- Ты смотри, что деется-то,- покачал головой мичман, не отрывая глаз от бинокля. – Видать у них тут точка телефонизированная. Ишь, как быстро примчались.
У барского дома остановились два грузовика, с которых спрыгивали солдаты. Много. Не меньше взвода. Потом они достали из кузовов пару пулемётов на треногах. Один сразу потащили к шлагбауму, у которого, чуть в сторонке, уже копали окопчик. Второй затащили в сам барский дом.
- С чего это у них там такой алярм? – удивился я, отнимая от глаз бинокль.
- Скорее всего, от твоей летающей игрушки, - предположил мичман. – Летуны беду с воздуха нутром чуют. Вот у них очко жим-жим и завибрировало. Не железное, однако. Можем мы их по кругу осмотреть?
- Можем, но не панорамой, а закрыть окно и открыть другое несколько в другом месте, - ответил я.
- Вот и давай разведку проводить по-взрослому. – Попросил мичман, но императивным тоном. - А то на первую прикидку там уже до полуроты солдатни образовалось. Много для нас. Плюс офицеры в главном доме в количестве неизвестном. А надо знать точно.
- Ну, надо, значит надо.
План операции разработали подробный, но всё сразу пошло наперекосяк.
Так как расчет зенитного пулемёта с водокачки сканировал небо, то начать решили с часового у сарая. ««Окно»» за спиной часового открыли в штатном режиме со стороны стены и сразу в четыре руки затащили его в колхозный ангар. Такой подлянки от надежной стенки из брёвен сорока сантиметрового диаметра он никак не ожидал. ««Окно»» за ним я моментом закрыл, и, кажется, там никто ничего не заметил.
В ангаре Ян от всей души засадил немцу пролетарским кулаком по челюсти. Потом, не мешкая, бывшего часового при рабском сарае лишили сапог, ремней и мундира. В одном трикотажном исподнем заковали его в американские тюремные кандалы, которые вполне свободно мы купили в скобяной лавке в Техасе. Интересные такие – на руки, на ноги, и между ними еще цепочка. Между запястий рук не более полметра и ходить можно только мелко семеня ножками, одновременно придерживая соединительную цепь. Ручные кандалы еще приковали обычными наручниками к железному ««скелету»» ангара. Для полной надёжности.
Фриц, когда очнулся от апперкота, попробовал заорать, но ему моментально воткнули в рот шаровой кляп, купленный в магазине ««Интим»» в Москве моего осевого времени и застегнули на затылке. И от извращенцев бывает польза. Пнув пару раз ногами по рёбрам, оставили его на месте – никуда оттуда он теперь не денется.
Зачем нам пленный, я до сих пор не представлял. Разве что завести в ««Неандертале»» рабовладение. А что? Пришел к нам за русскими рабами и сам стал рабом у русских – чем не высшая справедливость? Но бросать труп на самом видном месте в самом начале операции посчитали неверным решением.
Потом открыли ««окно»» в сам этот капитальный сарай. Внутри относительно чистенько, явно тут раньше не скотину держали. На полу охапки соломы, на которых сидели и лежали девушки. Кроме женщин в красноармейской форме там были еще несколько девчат в цивильной одежде.
Одну из них своим неожиданным появлением мы согнали с параши, и та с визгом поспешила затеряться среди товарок.
Вперед вышел Колбас. Глаза прижмурил в щелочки. Желваки гуляют по скулам. Сказал внушительно.
- Кто желает быть фашистской подстилкой, могут оставаться тут. Остальным встать и на выход.
Женщины в красноармейской форме встали и дисциплинированно пошли в ««окно»». На лицах полное обалдение, но ожидаемого ора и визга мы не услышали. Несколько гражданских потянулись за ними. Но три девчонки так остались сидеть у стены.
- Надо ли так понимать, что остались только идейные немецкие овчарки? [презрительная кличка женщин которые крутили любовь с германскими военнослужащими в оккупации] – спокойно спросил их Ян.
В ответ молчание. Девчонки вжали головы в плечи и опустили глаза.
- Ну, молчание – знак согласия, - выдал Колбас и поднял пистолет.
Три хлопка.
Три трупа.
Никто не успел даже мяу сказать.
Когда Яна скрутили и доставили на свою сторону, Никанорыч отнял у него пистолет и дал кулаком в глаз.
- Ты что, хорёк, творишь? – крикнул мичман белорусу в лицо.
Я поторопился закрыть ««окно»» пока немцы на той стороне ничего не услышали.
- Собакам – собачья смерть! – воскликнул Колбас на повышенных тонах и с полным убеждением в своей правде.
- Жмуров, - позвал я инженера. - Выдай белорусам сейчас две бутылки водки. Пусть споят Колбаса до бесчувствия. А утром его к попу на исповедь.
Ваня с Михаилом потащили наружу Колбаса, который все что-то порывался нам высказать. Жмуров пошел вслед за ними.
- Мичман Победа.
- Слушаю, товарищ капитан, - откликнулся Никанорыч, принимая строевую стойку.
- Веди освобождённых женщин в баню. Потом всех покормить. Ну, да матушка Иулина сама всё знает. Исполнять.
Даже не подавая голоса, мичман жестами сбил группу женщин в подобие отары и повел за собой из ангара.
- Все вопросы потом, - раздался его голос уже с улицы.
Фельдшер из моряков, натянув на себя без разрешения сбрую немца, взял его винтовку - нашу советскую СВТ-41, - похромал вслед за Никанорычем, замыкая женский отряд.
Подумав, я не стал делать моряку замечание. Он к этому оружию привычен. Сам бы ему эту винтовку отдал потом. Но Никанорычу за своеволие его подчинённого потом выговорю. Для порядка.
- Перекур, - приказал я, садясь на лавку.
Крепко надо думать – продолжать нам акцию или бросить всё как есть. Женщин уже освободили. А то вдруг еще кто из наших с катушек съедет? Оно мне надо?
Сосипатор возвышаясь надо мной как скала, пробасил.
- А мне пострелять дашь?
- Тебе-то зачем? – удивился я. - Они твою родню не жгли.
- Дюже сапожки у них хороши, - покачал головой бывший абрек. – Не дело оставлять. За зипунами же туда пошли. И уходить с пустыми руками как-то не по-людски.
Прибежал Жмуров. Доложился.
- Выдал мужикам две бутылка ««Абсолюта»». Думаю, двух литров хватит им за глаза. Ну, что? Мародёрку начинаем?
Я как-то спросил Тарабрина, а почему я могу убивать животных, а людей нельзя? На охоту же хожу, и на моих способностях ходить по временам это никак не отражается. На что Иван Степанович тогда ответил, что был бы я людоедом, то возможно мог бы и убивать безнаказанно. Животных мною убиенных я же ем. Но в любом случае пути Господни неисповедимы. И лучше не пробовать.
- Мужики, - сказал я, затушив папиросу. – У меня денег, что грязи. Просто спокойно купить всё можно. Зачем нам обвафлянные немецкие простыни? И сапоги купить можно. Или со складов натаскать. Ботинки же американские натаскали на всех.
- Что с бою взято – то свято! - пробасил Сосипатор с предельной убеждённостью. – Да и сожженные патроны требуется окупить.
Вспомнилась что как-то раз в армии, наблюдая, как солдаты моей роты жрут сухой паёк на полигоне, куда входила сгущёнка, спросил.
- Ну, что, бойцы, вкусно?
- Ага, тащ лейтенант, - ответили мне с довольными улыбками. – Как украли.
Вот так вот, нашему человеку купленное не так вкусно, как добытое самим. Пусть даже кражей. И, вообще, купленным шмотьём реже хвастают, нежели трофеем. Это уже не только наше – это общемировое.
- ««Кюбельваген»» мы не забрали, - вторил псарю инженер.
- А почему не ««Хорьх»»? – спросил я.
Шикарная машина 1938 года выпуска со складной крышей стояла у самого крыльца барского дома. Несмотря на войну, все перекрасившей в защитный колер, этот ««хорьх»» блистал бежево-вишнёвым лаком, в две краски.
- Только скажи и будет тебе ««хорьх»», - улыбнулся Жмуров.
- Зачем мне ««хорьх»», когда тут и дорог то асфальтовых нет? – ответил я, хотя эта машина мне всегда нравилась. Ну, то в Москве, чтобы провожали завистливыми взглядами, а тут ««патрик»» будет лучше.
Потом махнул рукой.
- Делайте что хотите, только если подстрелят вас, то потом не жалуйтесь.
Первая заповедь начальника: если нет возможности прекратить пьянку, то её надо возглавить.
- Только подождём ночи, а то я уставший уже. И жрать что-то хочется.
Зашел Мертваго, доложил, что санитарная обработка нового контингента началась штатно.
- И ««вошебойку»» раскочегарили, так что сжигать их старую их одежду не придётся, - завершил он свой доклад.
«Вошебойка»», или по-научному прожарочно-дезенфицирующая установка на базе автомобильного прицепа – моё последнее приобретение у квази-интендантов из моего осевого времени. По важности, наверное, вторая после полевых кухонь вещь. Благодаря таким установкам Красная армия в Великую Отечественную войну не обовшивела, в отличие от немцев. Тем более питание у нее дизельное, как у КамАЗа.
Пока вша наш колхоз, несмотря на то, что живём практически в полевых условиях, не жрёт. Баня у нас еженедельно, ибо на воскресную службу надо являться не только душевно, но и телесно чистым. Канон тут такой религиозный. Но береженого бог бережет.
- Как там настроения среди нового контингента? – поинтересовался я.
- Да, как мешком из-за угла пришибленные, - пожал плечами Мертваго. – Молчат, озираются, но вопросов не задают. Завтра всё узнаем. Придут в себя - языки развяжутся.
- Кстати, поговорил бы с пленным. А то даже не знаю: куда его девать, и зачем он нам тут нужен.
- А чё с ним разговаривать, - пробасил Сосипатор – В куль, да в воду его.
Статский советник расстегнул на затылке нашего пленного кляп, вынул его изо рта немца.
Тот умоляюще прохрипел.
- Васер.
Жмуров отстегнул с пояса флягу и передал ее ветеринару. После того как напоил немца, Мертваго коротко с ним переговорил по-немецки. Потом сообщил нам.
- Полезный парень оказался. Вернее профессия у него нам полезная: столяр-краснодеревщик. Мебельщик. Я бы его оставил здесь. Тем более у него семьи нет. Англичане выбомбили в Гамбурге всю его родню. Он потом добровольно вступил в ПВО, хотя имел освобождение от фронта. Он на заводе братьев Маузер приклады к винтовкам вырезал с начала войны.
- Как зовут? - Интересуюсь.
- Ганс Баумпферд. Обер-ефрейтор зенитной артиллерии.
- Спроси: кровать нормальную сделает, чтобы не скрипела, когда на ней бабу дерёшь от всей души? Из секвойи.
Снова переговорив, Мертваго нас заверил.
- Может. Он у хорошего мастера учился. Но с секвойей не работал. Больше с махагони дело имел.
- Жмуров, отдай ему одежду. – Распорядился я. - А вы ему скажите, что он у нас в плену теперь пожизненно. Обратной дороги нет. Так что пусть усиленно учит русский язык. И куда бы его устроить пока? – почесал я в затылке.
- В свободный вольер к нам поместить, - пробасил Сосипатор.- Пусть на него мордаши полюбуются. Потом что-нибудь придумаем.