Когда Васюк разрешила посещения Никанорыча, то контрабандой пронёс ему пару банок пива из осевого времени. Хорошего, дорогого, импортного, а не отечественной бодяжки с мыльной пеной. И не просто так принёс, а в автомобильном холодильнике. В жару холодное пиво – самое то. И воблы само собой, ее около моего дома в Москве уже чищеной продают в пивном стоке.
- Вот спасибо, - заблестели газа у мичмана.
Палатка в которой он лечился была армейская, на отделение. Но с деревянным полом. И белым хлопчатобумажным чехлом изнутри. Даже пол белой тряпкой покрыт, так что пришлось разуваться. Сам мичман лежал на железной кровати, утащенной нами из брошенного пионерского лагеря. На матрасе. Укрывшись по грудь простанью. Верблюжье одеяло по причине жары было сложено рядом на табуретке. Ещё тумбочка свежеструганная из дуба рядом стоит. Я только головой покачал – навьючили, видать, нашу пленную ««деревянную лошадку»» по полной программе.
- Это тебе спасибо. За твой подвиг по гроб жизни водкой поят, - ответил я совершенно искренне, садясь на это одеяло, так табуретка казалась помягче.
- Не вижу водки, - улыбается Победа.
- Я пока еще не самоубийца, - отвечаю. – Увидит Васюк, убьёт. Вот выпишут, тогда напоминай хоть сто порций. Но у меня для тебя есть хорошая новость. Посоветовались мы с Тарабриным и решили создать простое паевое товарищество морской торговли. Я, Тарабрин и ты в равных долях. Мы на берегу, ты в море капитанишь. Счет в Барклай-банке в Лондоне.
- Почему именно в нём?
- Дык, он с тех времен до наших дней без перерыва работает. Есть ещё швейцарские ««гномы»» в долгожителях, но с ними тяжелее работать с моря. Далеко от портового берега да и филиалов они по миру не имеют. Но слушай дальше. Уставной фонд сто тысяч фунтов стерлингов. Тех самых, что мы с тобой у коминтерновского курьера конфисковали. Купим или закажем судно, какое скажешь, в пределах полста тысяч. Остальное – жалование экипажу, закупка товара, воды и еды. Оборотный капитал. Смотри не проторгуйся. Твои морские вояжи должны быть прибыльными.
- А вам с того что? В смысле здесь.
- Чай с Цейлона, - улыбаюсь. – Если боишься что останешься без вьюка, то на такое не рассчитывай. Но всё это обсудим потом. Думай, где барк твой лучше будет купить.
- Не барк, - Никанорыч мечтательно завёл глаза под брови. – Баркентину. На ней команды меньше будет. Четырёхмачтовую. Со стальным корпусом. И не покупать, а строить, наверное. Тут мне твой интернет нужен будет, прежде чем ехать ««на деревню к дедушке»».
- Ну, ты капитан, тебе и решать. А вот с временами обломись. Императивно восьмидесятые годы девятнадцатого века. Есть для этого стратегические соображения и нужен для этого нам там свой резидент в том времени.
- В Англии?
- На хрена козе баян? В Аргентине. Там как раз в это время начали приманивать эмигрантов со всего мира и землю раздавать, сколько обработать сможешь. Запасной аэродром для всех наших людей. Здесь сейчас Ледниковый период, возможны разные катаклизмы в будущем, когда лёд начнёт таять. Нам подготовка к спасению одной белорусской деревеньки и то во сколько геморроя вылилась. А тут два десятка тысяч населения, если всех брать.
- Я согласен, - ответил мичман. – Главное, в море буду. Под парусами. Как всегда мечтал.
- Вот и думай, пока бока отлёживаешь, что тебе необходимо будет. И не только о том сколько лычек на обшлага пришьёшь, - усмехаюсь.
- Табачку принеси, - попросил Никанорыч.
- Нельзя тебе курить с продырявленной грудью. Терпи, не то помрёшь.
Тут мичману принесли обед. Бульон из зайца и мелкие хлебные сухарики. Из белого хлеба. Никак Настя отдельно ситный замешивала для болящего. И я вышел, чтобы не мешать Никанорычу трапезничать.
На выходе их палатки меня караулила Василина.
- Командир, - и эта фифа переняла такое обращение у Жмурова. В принципе понятно, в воинских званиях мы равны, а имя-отчество у меня несколько трудно выговариваемое. А тут вроде и уважительно и несколько на грани амикашонства, – Я тут заметила, что у большинства населения нет прививок от оспы.
- И? – поднял я бровь.
- Вакцину привезите, я всех привью. Самой выделить мне ее невозможно, так как тут у вас коров нет. А это очень опасная болезнь. Еще нужна вакцина против столбняка. Мало ли кто сучком ногу или руку пропорет.
- Ой, дочка, когда я тебя только обучу подавать заявки в письменном виде? У меня голова не Дом Советов.
- Давно готово, - вытащила она сложенные вдвое десяток листов бумаги из полевой сумки. – Тут вся нужная нам аптека.
Развернул, перелистал и от неожиданности присвистнул.
- А поменьше нельзя?
- Тут просто на все случаи жизни, - сделала врачиха круглые глаза.
- А ты в курсе, что у лекарств есть срок годности? – качаю головой. - Проще будет экстренно смотаться, чем периодически упаковками выбрасывать то что ты тут заказываешь. Да и кошелёк у меня не бездонный. Были бы деньги с бахромой, было бы легче концы с концами связывать.
Усмехаюсь грустно. Вроде денег на первый взгляд у меня много, а за полгода больше миллиона долларов улетело, сам не знаю куда. Надо все траты записывать. А лучше бюджетировать, да на это времени нет. Как нет в колхозе и нормального бухгалтера.
- А вы разве лекарства покупаете? – столько удивления в глазах женщины.
Видать, уже кто-то проболтался ей о наших экспроприациях на американских складах.
- Представь себе: покупаю, в аптеках.
- Тогда я завтра дам два списка. Первый, что крайне необходимо прямо сейчас. Второй, то что срока годности не имеет. Тот же йод и зелёнка к примеру. Бинты и вата пока есть в достатке.
- У нас на складе лежит американский кумихром. – вспомнил я. - Та же зелёнка, но красного цвета. Потряси Рябошапку на военные аптечки. Заодно сигареты у него возьмёшь американские, если понравились. Мне пока некогда за папиросами мотаться. Другие времена на повестке дня.
Монстру вёл сам. Напарником взял Мертваго за знание немецкого. И путь наш лежал в Прагу начала ХХ века, так как там я хоть немного уже ориентировался. Правда, чуток промахнулся по месту и выскочил в Моравии, откуда пришлось пилить до Праги больше ста километров со скоростью 12 километров в час. Местами по горной дороге. Благо ход у этой ««шкоды»» был довольно мягкий, а управление не тяжёлое. И дорога приличная. Но всё равно в гостиницу ввалились все в пыли и усталые вусмерть. Тут я только и понял почему Тарабрин всегда останавливался в самых лучших отелях. Ванна с горячей водой после такого путешествия – благо, которое тяжело переоценить.
Когда заселялись, то выяснилось, что у Мертваго сохранился старый, 1910 года, заграничный паспорт. А я и не знал… Правда уже потёртый на сгибах, но за три года всё могло случится, никто по этому поводу к нам не придирался. Так что не удалось выдать его за своего слугу. Тут уже кланялись ему как старшему. Дворянин, ёптать. Не то что я – купчик второй гильдии.
««Сметана хотель»» был даже лучше той гостиницы в которой мы останавливались с Тарабриным в прошлый раз. А трёхкомнатный номер, в каждой спальне королевская кровать и отдельная ванная со вполне современной для меня сантехникой – вообще улёт. А какое там выдавали цветочное мыло ручной работы… Ароматические соли. И натуральные средиземноморские губки. Ну и общий холл с красивой мебелью – хоть гостей принимай, и из него обе спальни распашонкой.
Расплатился в этот раз я кайзеровским золотом, двумя монетами в аванс. Спасибо Коминтерну. Не клянчить же каждый раз золото в обмен у Тарабрина, тому не всегда доллары нужны. Он не откажет, но… неудобно как-то. Проще банк ограбить. Или Коминтерн.
За ужином я ударил по прекрасному чешскому пиву, а Мертваго по французскому вину, в котором хорошо разбирался, как оказалось. Кормили в ресторане на первом этаже отеля изысканно. На что у нас повар кудесник, но тот больше спец по простым блюдам – в армии всё же учили. А тут повара готовят так, что пальчики оближешь в прямом смысле слова получая гастрономический оргазм.
Мертваго просто цвёл.
- Как в молодость попал, - улыбнулся старый генерал от ветеринарии, когда оставив на столе наш заказ, вежливый и предупредительный официант удалился.
- Курить будем здесь? – спросил я его, когда расправились с ужином.
Мертваго, подумав, ответил.
- Нет. Закажем бутылочку красного вина в номер и будем курить кубинские сигары на балконе с видом на Влтаву и Старе Место. Любоваться закатом. Сам можешь пиво в номер заказать. Принесут. Мешать пиво с вином моветон. А по скобяным лавкам проедемся завтра, даже не по лавкам, а по оптовым складам – там будет дешевле. Нам же не по одной штуке каждого наименования брать. Немцу, попу нашему, и по паре-тройке для учеников Баумпферда. Они же у него будут, я надеюсь. Наймём экипаж, чтобы ноги не бить. И кладовку какую-нибудь арендуем в этом особняке, чтобы в кузове покупки не хранить на улице. Тут тоже жулики водятся.
- А вот тут вам самому ничего не надо? – Поинтересовался я.
- Как же не надо. – ответил Мертваго. - В первую очередь конский возбудитель, потому как понимаю, что поголовье маток вырастет, а жеребцы останутся в том же количестве. И там по мелочи, разных ветеринарных снадобий. Тут всё должно быть, даже то чего на Макарьевой ярмарке не достать. Кстати о ярмарке. Новых лошадок на племя надо бы не в Нижнем покупать, а в Бельгии. В самих Арденах. Дешевле встанет – это раз. Да и крови свежие – это два. Телеги хорошие попутно – это три. Сыр еще там хороший варят. Долго хранится.
- А лично вам? – Настаивал я.
- Если только костюм хороший из испанской чесучи. Летом на выход. Ботинки к нему. Полдюжины рубашек и манишки. А то, увы, обносился.
Чувствовалось, что последняя фраза далась ему с трудом. Не привык он к такому в мирной жизни. А форсу хочется, несмотря на возраст. Гусар – это на всю жизнь.
М-да. А то я всё гадал почему он в Европу попёрся в черкеске с богатыми - серебро с позолотой - газырями. И таким же роскошным кавказским кинжалом на тонком ремешке с серебряным набором. А это оказывается его единственный парадный выход, как я догадываюсь. И это его стесняет. Всё же не поле вокруг, а цивилизация.
Три дня в Праге пролетели быстро, но мы чувствовали себя отдохнувшими, несмотря на то, что успели закупить всё, что наметили. И ветеринарные прибамбасы для лошадей, ослов и собак. И столярные инструменты отменного качества с набором расходников и свёрл. Клея деревянного в пластинах застывшего до состояния стука. И даже купили себе с подгонкой по фигуре по летней тройке из бежевой чесучи. И ботинки двуцветные, бело-рыжие, от ««Бати»». Носки в этом времени я не покупаю – в них резинок нет, но отговорить Мертваго от такой покупки не смог. Ладно, пусть на икрах таскает подобие женских поясов для чулок, если нравится, а я носками в Москве осевого времени отоварюсь. И последний штрих – ««котелки»» прекрасного велюра шоколадного цвета. Теперь мы ничем не отличались от мажорной публики, которая останавливается обычно в ««Сметане»».
А больше вроде как торчать ту нам было не с руки, только золото тратить впустую.
Ещё взяли перед самым выездом на демисезон высокие коричневые ботинки и к ним краги из толстой формованной кожи под брюки-гольф. Тонкие свитера и рыжие короткие кожаные куртки. Клетчатые кепки с ушами. Машина всё же вещь грязная, как её ни мой. Соответственно очки-консервы, а то дороги местные довольно гладкие, но чертовски пыльные.
На оставшееся место в кузове набрали разноцветного ситца и поплина в ассортименте – бабы сами пошьют себе, что захотят. А для этого впритык к кабине уже стояли две ножные машинки ««Зингера»». Кстати, дешевле, чем в России они нам обошлись, даже на Макарьевой ярмарке. Машинки сразу отдам в бабий рай, а ситцы попридержу – будут премией за ударный труд.
На утро четвёртого для распрощались с Прагой, нырнув домой в ««Неандерталь»» на пустой моравской дороге совсем недалеко от города.
Возвратившись из Чехии увидели, что холодильник белорусы уже сняли с КамАЗа и установили по месту на летней кухне. Сообщили что вес агрегата был на пределе грузоподъемности ««воровайки»» и теперь спорили: надо ли делать над ним навес или сразу обваловку скомстралить для сохранения холода. Решил их спор волюнтаристски.
- Навес от непогоды стройте и больше ничего. Этот агрегат, как любой холодильник, морозит внутри, а тепло выбрасывает в окружающую среду.
Торжественно заправили топливную емкость рефрижератора керосином (миссис Страус говорила, что её хватает на неделю непрерывной работы, а потом опять надо заливать) и зажгли горелку. Теперь осталось только ждать пока внутри захолодеет до минус пяти по Цельсию, ниже не нужно. Нам же не на длительное хранение туда закладывать, а на несколько дней держать мясо охлаждённым. Зато ежедневную охоту можно будет отменять. Пара туш бычков или бизонов туда точно влезет. Хотя разделывать всё равно придётся на четверти. А косули и сайгаки так целиком войдут.
У меня еще ранее поход в СНГ запланирован, в первую очередь по топливу для КамАЗа и пилорамы. Бензин и керосин мы уже привезли.
Но прежде чем отправляться в Крым девяносто второго года, всё же пришлось поменять денежку у Тарабрина, немного – рублей триста на мелкие расходы. Новых рублей Российской Федерации. При крупных тратах всегда можно будет в обменнике доллары на хохлобаксы махнуть в ближайшем отделении банка.
И направить Мишку Машерова вооружив его двумя отвертками (шлицевой и крестовой) своровать в Ростовской области номера на грузовики. Ещё советского образца - не всем ещё успели их поменять.
Дело мастера боится. Свинтил Михаил номера с двух грузовиков кутаисского производства - КАЗов, стоящих в тихом переулке города Шахты. За пять минут, никто вокруг и чухнулся. Да и кому особо интересны эти ««Гордость Грузии, слёзы России»». И зашел обратно в открытое мной ««окно»» в Неандерталь.
Мотаться отдельно в 1996 год на Малую Бронную за ПТС и прочими документами на право собственности на КамАЗ и Студебеккер-самосвал, годные в начале 1990-х годов всё же мне пришлось. Я ещё помнил жадных украинских гаишников, которые везде – на машинах, на будках своих, на нагрудных бляхах, с обретением незалежности честно писали ДАЙ. Державна автоинспекция. С учетом приобретённых криминальным способом номеров в Ростовской области в 1993 году, то есть на год дольше по времени, чем сами себе командировку в Крым выписали и с этой стороны подвоха типа всесоюзного розыска не ожидали. Или всесеэнгешного?
Старый фармазон только заметил, что мы к нему что-то зачастили, но развивать тему не стал. Клиент долларами платит, а такому в ««ревущие девяностые»» не принято было задавать лишних вопросов.
Караваном не поехали. Сначала разведка.
В Севастополь вывалились в сумерках недалеко от города, но после контрольно-пропускных постов. Ну, не помнил я когда их отменили. А рисковать не хотелось. Поплутали, конечно, и дом прапорщика Пилипченко на Северной стороне нашли уже в темноте.
Передали ему привет от Великожона из Белой Церкви и спросили: куда он нас устроит на ночлег.
««Мокрый прапор»» (форма у него флотская, черная, только канты красные) нашему вопросу не удивился.
- Сарайка вас устроит для курортников? У меня она с нормальными кроватями. Сезона пока нет вот и нет отдыхающих.
Ну, нам всё равно, лишь бы не на улице, хотя и на ней уже тепло. Хотя поначалу думалось что он нас в какой-нибудь частный отель определит. Но так даже лучше. Да мы бы и в кабине поспали, не переломились. КамАЗ в этом весьма комфортен. Не американский трассовый трак, но всё же…
Сарайка оказалась вполне цивильная по советским меркам. Метров двадцать квадратных. Три железных койки с продавленными панцирными сетками. Стол и три стула. Даже старый поцарапанный шифоньер. Все удобства во дворе. В окружении уже отцветших вишнёвых деревьев.
Принес хозяин нам постельное бельё и очень обрадовался врученному ему квадратному штофу техасского бурбона. Пусть и не такая уж редкость, как во времена Советского Союза, но по деньгам тут это дорого. А, главное, престижно. Понты для хохла – это понад усе!
Миша верно поняв хозяйский ласкательный взгляд на американский пузырь, вальяжно спросил.
- А своей самогоночки нет? А то это американское пойло уже надоело.
И провёл по горлу ребром ладони, показывая, как надоело.
Я только кивнул, подтверждая. А что? Верный дипломатический ход. У нас в загашники еще есть несколько таких пузырей с последнего похода в Техас за керосином. Для представительства.
- А то, - обрадовался Пилипченко и тут же умотал с дарственной бутылкой в руках в хату, воспользовавшись моментом пока было прилично еще её на стол не ставить.
Вернулся обратно с трёхлитровым баллоном прозрачной жидкости. Под полиэтиленовой крышкой. Судя по запаху, наливал он этот баллон только что.
- Вот, - заявил, ставя банку на стол. – Своя, родимая. Из вишни. Слеза, а не самогон.
- Ну, это нам много будет, - заявил я. – Мы же за рулём. Да и без руля по литру на рыло - печень отвалится.
По выражению лица Пилипченко было видно, что мы его удивили. У него, скорее всего, не отвалится и со всего этого баллона.
На закуску хозяин выставил серый хлеб, плоский крымский фиолетовый лук и сало домашнего посола. Чуть позже его дебелая супруга – чернобрива, черноока, полна пазуха цицок, - настоящая хохлушка, принесла нам большую сковородку жареной картошки на сале и вареные яйца.
- Звиняйте, гостей не ждали. Вы, главное, закусывайте, - напутствовала она нас и вышла, чтобы не мешать коммерции мужа.
- С приехалом, - разлил всем по трети стакана ««мокрый прапор»».
Выпили. Закусили луком и салом.
- Коли вы от Великожона, то вам надо то, чего у него нет. Я так правильно понимаю? – одновременно разливая самогон по стаканам, спрашивал нас Пилипченко. – Чого треба? У нас на Сухарной балке много чего есть, что от русского флота отжали, а нашим военно-морским силам так даже избыточно.
О как! Пилипченко оказывается на украинском флоте служит. Хотя тут такое время что и не понять кто, где и кому по сколько раз присягает.
- Соляр, - отвечаю. – Много. КамАЗ наш видел. Вот весь его кузов бочками должны уставить. Плотно.
- А чем плотите? – задаёт прапор главный вопрос ««выносливого»» товарища. Это про них еще Некрасов писал: ««Вынесет всё…»».
Отвечаю, отхрустев сладким луком.
- Чем сейчас нормальные купцы платят? Долларами.
- У меня соляра нема, - отвечает Пилипченко с грустинкой в голосе. – Но коли вы за моё посредничество пожалуете долю малую, то я сведу вас с человечком на Микензевых горах. Там флотского дизеля хоть утопись в нём. На случай войны хранилище было построено для всего Черноморского флота. Прямо в горе. Ни одна бомба не возьмёт.
Разлили по третьей порции.
- Сколько хочешь за куртаж? – спрашиваю в лоб.
- Сто баксов. – тут же отвечает прапор, моментально ставший похожий на Шуру Балаганова с запросом тарелочки с голубой каемочкой.
- Держи, - вынимаю я из кармана 50-долларовую купюру и отдаю ему. – Остальное, как загрузимся. И недостающие бочки уже с тебя.
- Пустые? - поднимает брови прапор.
- Пустые. – отвечаю. – Нальём их там, куда ты нас отведёшь.
- Хоть сто порций, - поднял он свой стакан. – Будьмо.
Выпили.
- А как с закрытой Севастопольской зоны вывозить топливо будете? – интересуется прапор. Там на КПП комендачи злые, русские.
И тут же поправился.
- В смысле русского флота матросики.
- То наша забота, - ответил Машеров. – Ты этим не парься. Главное бочки нам залей.
Ещё выпили.
- Оружием не интересуетесь? – спрашивает уже захмелевший слегка Пилипченко.
- Смотря какое, - уклоняюсь от ответа.
- Трофейное, ленд-лиз. Но это не тут. На Донбасе. Там в шахтах, которые после войны восстанавливать не стали хранилища сделали, всего что для Красной армии непотребно, но на случай войны сгодится для народного ополчения.
Прикинул я, что трофейное легче изымать со складов в самой Германии 1945 года. А американское проще купить в магазине в штатах с либеральным оружейным законодательством. Особенно, если закупки производить за пару лет до того как там же банк взять. Пожал плечами.
- Разве что карабины английские Ли-Энфильда для охоты. И патроны к ним 303-го калибра. Остальное без интереса.
- А разборки если с конкурентами? – спрашивает прапор.
- Для окончательных расчётов ничего нет лучше калькулятора Калашникова, - многозначительно заметил Машеров, и не удержавши покер-фейс, хмыкнул.
- ОЗК возьму, - вспомнил я про белорусских крестьян, которых хотел поставить на сбор соли. – Много, но в хорошем состоянии. При этом противогазы нам без надобности.
- Для охоты? – предположил прапор.
- И для неё тоже, - согласились мы.
Утром пришлось постоять в Сухарной балке, пока Пилипченко напрягает украинских матросиков на сбор железных бочек и их сортировку. А потом и погрузку в кузов КамАЗа.
В Микензевых горах также пришлось больше часа постоять под высоким обрывом, пока прапор куда-то бегал и с кем-то торговался.
Потом появился с бумагами в руках, залез к нам в кабину и показал куда, заезжать внутрь горы. При этом сам что-то перетирал на постах с караульными, тыча им в нос бумажками.
Заехали довольно глубоко в гору и там матросики залили нам все бочки фильтрованной флотской соляркой, даже без счетчиков – под пробку. А заодно и топливный бак грузовика долили до полного.
На расчёт залез в кабину целый капитан с малиновым просветом на погонах, но во флотской черной форме. С утра он видимор все же брился, но черная щетина уже пробивалась на его подбородке сквозь кожу, отцего челюсть его казалась синей.
Огляделся мелкими карими глазками.
- Кто купец? – спрашивает.
- Я, - отвечаю.
Капитан перевел взгляд на Машерова с Пилипченко.
- Так, а вы дембельнитесь отсюда по быстрому. Только далеко не уходите. И не курите на территории базы.
Когда в кабине мы остались вдвоём, капитан протянул мне потную ладошку и представился.
- Капитан Гальченко. Можешь звать Серёгой.
И назвал цену.
Я возразил что проще было на АЗС затариться. Не говоря уже про железную дорогу, где тепловозная солярка по качеству не хуже флотской, но дешевле.
Торговались полчаса, но пришли к общему знаменателю. В итоге бочка в 200 литров обошлась мне на доллар дешевле, чем брали снабженцы на ««зализнице»». У машиниста тепловоза напрямую можно было бы и вдвое дешевле взять, но не в таком большом количестве.
- А то что тебе в бак долили, считай подарком от фирмы. - Убрал капитан в карман доллары и выпрыгнул из кабины.
На земле подписал какие-то бумаги Пилипченко и испарился.
В Сухарной балке на складах самого прапора забили пространство между бочками комплектами ОЗК в расчете на сто организмов.
Напоследок Пилипченко шепнул, пряча остатнюю пятидесятку доларёвую, выданную ««за куртаж»» уже после расчёта за ОЗК.
- Сахар, крупы, мука, сухофрукты ни у кого не ищите. Через меня дешевле будет. Но тара – мешок. Минимальная партия - грузовик. Розницей, как видишь, не балуемся. Великожону привет.
На том и расстались.
Продовольствие – это всегда хорошо. На американских складах многого нет для нас привычного. К примеру, гречки той же, пшенки, ««кирзы»» ячневой. Не мясом одним жив человек. И не яичным порошком.
На обратной дороге я вспомнил свой давний разговор со Жмуровым в начале его карьеры в нашем колхозе.
- Даже египетские пирамиды построить легко, - доказывал мне инженер. – Сложно прокормить такую ораву работников. Особенно такую кучу народа, что требовалась при тех технологиях. Так что твоя работа, командир, тут – главная.