Спасти Кремль

Новости в Филях

Сон Луши прервал кто-то из штабных. Луша слегка опешила, когда офицер, которого она прежде ни разу не видела, обратился с ней, как к старому знакомому.

— О, Раевский, кажется? Какими судьбами! Да ты, никак, спишь?

Офицер — это был Шнейдер, один из адъютантов Кутузова — покровительственно потрепал Лушу по плечу.

— Ты, я смотрю, мундир поменял? Ну, что — удалось-таки до Москвы добраться? — поинтересовался он, добродушно оглядывая кадета с ног до головы. — Скор ты на ногу. Где конь-то твой? Да что ж ты молчишь, как рыба? Не проснулся, что ли?

Кадет Раевский растерянно поморгал и ответил, разведя руками:

— Столько вопросов, не знаю на какой вперёд отвечать.

Он собрался сказать ещё что-то, но тут его окликнули.

— Раевский! — кричал с другой стороны улицы Александров. Он вёл под уздцы лошадь и призывно махал Луше рукой. — Поди сюда, дружок.

Кадет сбился, замолчал. Он улыбнулся штабному и виновато пожал плечами — мол, всё бы с радостью рассказал, да нужно идти. Офицер махнул рукой — ладно уж, ступай, коли зовут. Раевский, озадаченно оглядываясь на штабного, засеменил к своему улану.

Александров намеревался препоручить заботам своего младшего товарища неказистую лошадь с тонкой вытянутой шеей.

— О-о! Лошадка! — обрадовался кадет.

Улан только скривил губы. Судя по разочарованной физиономии Александрова, несчастное создание было ему глубоко несимпатично.

— Скорее бы добраться до моего Зеланта! — воскликнул он, с тоской оглядывая доставшееся ему животное. — Эта коняга в первом же деле подведёт, уж поверь мне. И в атаку не пойдёт, и от неприятеля не унесёт.

— А Зелант, он что, тоже теперь заводной?

— Пока — да. Рассчитываю забрать его как можно скорее. Такой конь должен быть в деле, а не в запасе.

— А-а! — Луша подняла брови. Всё ясно. Заводные — значит, запасные.

Мозги человеку для того, чтоб не сесть в лужу, подумала она, с надменным видом оправляя свой кадетский мундирчик.

— А мне там конь найдётся?

— Думаю, да. Ночуем здесь. А завтра эта кляча повезёт нас двоих. Надеюсь, справится.

Луша не разделяла пренебрежения к бедной лошадке. Ласково улыбаясь, она ободряюще потрепала худую лошадиную шею. Чем бы тебя угостить, бедная ты моя животина? С сожалением похлопав по пустым карманам, Луша нагнулась и, сорвав пучок травы, протянула лошади. Лошадь с довольным видом приняла угощение.

— Эх! — воскликнула Луша, отряхивая ладони. — Мне бы тоже какой-нибудь пучок травы посъедобней!

Александров понимающе кивнул.

— Без ужина не останемся, — успокоил он голодного кадета и, хромая, двинулся к избе.

Адъютант, расспрашивавший кадета, всё ещё стоял напротив лавки, оживлённо беседуя с подошедшими офицерами. Увидев проходящего мимо Александрова, штабной предупредительно кивнул ему в знак приветствия.

— Так что же, нашёл мальчонка сестру? — обратился офицер к улану, по-свойски беря его за локоть и кивая головой в сторону стоящего поодаль «мальчонки». Поручик слегка поперхнулся, потом несколько обескураженно помотал головой:

— Насколько мне известно, они не встретились.

— Да-с, батенька — война! Весь народ в движении… — высморкавшись в большой измятый платок и спрятав его в карман, вымолвил адъютант. — А парень-то молодец! Первый в штаб примчался — мол, Наполеон часть войск в обход Москвы посылает. Потом уж и разведка донесла. Да-с, вот не знай мы это обстоятельство, может и решился бы Михайло Илларионович под Москвой ещё одно сражение дать. — С другой стороны, место-то какое для сражения выбрали, тьфу! Река поперёк, овраг на овраге. Да, с большими недостатками была позиция, ну да теперь неважно…

— Так стало быть, решено? Не будет сражения? Москву так отдаём, без боя? — в волнении спросил Александров, сжимая кулаки.

— Да. Только что решили. Совет был. Вон, расходятся генералы.

Действительно, от дальней избы разъезжались коляски и верховые. Александров, несмотря на сумерки, издалека узнал генерала Коновницына, у которого ему довелось быть ординарцем. Уселся в дрожки любимец императора генерал Беннигсен, сверкнула знакомая лысина Барклая-де-Толли.

Офицеры, стоявшие неподалёку, окружили адъютанта и наперебой продолжали расспрашивать.

— Так что же, долго совещались?

— Да почитай с четырёх пополудни, а теперь уж темнеет!

— А что Барклай?

— Сказал: «Сохранив Москву, Россию от войны не убережём. Но сберёгши армию, оставим надежду на спасение. Лучше пожертвовать Москвою и выиграть время».

— А Беннигсен?

— Опоздал. Два часа его ждали, совет не начинали. Беннигсен, господа, предложил дождаться неприятеля и дать ему сражение. Мол, стыдно уступать столицу без выстрела.

— Стыдно-то стыдно. Да ведь это он позицию выбирал. Он ведь начальник штаба главнокомандующего.

— Да на такой позиции можно только битым быть! — один из офицеров даже плюнул с досады.

— Ну, не только Беннигсен предлагал сражаться. Коновницын тоже. Уваров, Дохтуров…

— Ермолов, поди?

— Ермолов, точно.

— А что генерал Раевский?

— Николай Николаевич, тот — за отступление. Пополам, господа, голоса поделились.

— И что же Кутузов? Как же он решился-то?

— А Михайло Илларионович слушал, слушал. Всех выслушал. Да и говорит: «Очевидно, что за разбитые горшки придётся отвечать мне…»

Офицеры молча, не улыбаясь, напряжённо вслушивались. Адъютант продолжал хриплым от волнения голосом:

— Главнокомандующий сказал, что с потерею Москвы не потеряна еще Россия. А потому первой обязанностью он ставит себе сохранить армию и сблизиться с теми войсками, которые идут к ней на подкрепление.

— Эх, Москва-матушка, — вздохнул кто-то.

Адъютант строго посмотрел на вздыхавшего:

— Самым уступлением Москвы, сказал Михаил Илларионович, приготовим неизбежную гибель неприятелю. Поэтому, мол, намерен он, пройдя Москву, отступить по Рязанской дороге. И объявил: «Как главнокомандующий приказываю отступление».

Когда Александров вернулся, лицо его было мрачным, а глаза горели.

— Есть новости, — кратко сообщил он.

Услышав о том, что войска будут отступать без генерального сражения у стен Москвы, Луша только молча кивнула.

Потом спросила:

— Это вам тот офицер рассказал?

— Да, это — Шнейдер, адъютант главнокомандующего. Так что сведения точные, из первых рук. И вот ещё что. Он интересовался, нашёл ли ты, Раевский, свою сестру!

Раевский вытаращил глаза и захлопал длинными девчачьими ресницами.

— Так он меня за Русю принял! А я удивляюсь, откуда он мою фамилию знает! Думаю — может ваш знакомый. Удалось ли мне до Москвы добраться, спрашивал. А я-то спросонья ничего не пойму…

— Он, стало быть, брата твоего знает. Вы, видно, похожи с братом-то?

Кадет лучезарно улыбнулся.

— Ещё бы. Мы же близнецы!

Тут настал черёд Александрова удивляться.

— Ты мне не говорил, — слегка обиженно протянул он.

— Да как-то к слову не пришлось, — отмахнулся Раевский. — Ну, сказал он вам ещё что-нибудь?

— Сказал. Брат твой на хорошем счету. А известен здесь, потому что сообщил в штаб армии важные сведения.

— Молодец, Руська! — взлетел вверх победно сжатый кулак кадета. — Но где же он теперь? — Кулак опустился. Кадет Раевский принялся нервно грызть его, сам того не замечая.

— Ну, адъютант, наверное, полагает, что он теперь в компании улана Александрова.

— Не смешно, — в голосе кадета послышались слёзы.

— Ты, Раевский, зря расстраиваешься, — рассудительно уговаривал его улан. — Вести о брате получил — это же хорошо! Значит жив, здоров. Герой, к тому же. Чего ещё желать?

— Я к нему хочу! — распустил губы кадет, явно собираясь зареветь, как девчонка.

— Смирно, кадет Раевский! Вы в армии, а не в институте благородных девиц!

Кадет всхлипнул, шмыгнул носом и быстро вытер рукавом глаза. Благо, в наступивших сумерках не заметно было, что они изрядно покраснели.

— Что у тебя адъютант спрашивал? Удалось ли тебе до Москвы добраться? Так? Стало быть, брат твой в Москву направлялся. Ну, не прав ли я?

Луша ещё раз шмыгнула носом и кивнула:

— Думаю, прав.

— Пойдём-ка ужинать, нас ждут уже. Поедим и спать. А утром… Утро, Раевский, вечера мудренее.