Переодевайтесь, Раевский, ваш выход!

В комнате с полосатыми обоями было двое: мужик с бородкой и волосами, остриженными в кружок, и русоволосый хорошенький мальчик лет одиннадцати, в обносках с чужого плеча.

Вообще-то, последний был девочкой, но никто из окружающих об этом не догадывался. Не знал этого и её спутник — переодетый офицер русской армии Александр Самойлович Фигнер.

— Александр Самойлович, у вас синяк?

— Что? Ах, это… — Фигнер посмотрел в зеркало, осторожно потрогал заплывший глаз мизинцем. — Я ведь, Раевский, давеча хотел в Кремль пробиться. Да один гвардеец — каналья! — ударил меня прикладом в грудь. Шибко, доложу тебе, ударил.

— Ой, и как вы… И что же?

— Меня схватили. Допрашивали, с каким намерением я шёл в Кремль. Сколько ни старался притворяться дураком и простофилей, меня довольно постращали! Чтоб впредь, я, мужик, не смел приближаться к священному пребыванию императора… — Но ты, Раевский, у нас не мужиком туда пойдёшь!

Луша не успела подавить невольный смешок.

— В смысле? — уточнила она.

Загадочно улыбаясь, Фигнер раскрыл холщовый мешок и вытряхнул из него на стол военный мундир.

— Пойдёшь французом. Выследил я одного, с тебя ростом. Мы с Сидором Карпычем у него мундир одолжили. Подменим мальчишку.

— А что с хозяином этого мундира? Вы, вы его… — Луша поперхнулась.

— Не-ет, Сидор Карпыч детей не обижает: мешок на голову и в подвал. Там Сидор Карпыч его раздел аккуратненько, и мне мундирчик передал. Вот и всё, — Фигнер хищно улыбнулся.

— А мальчик?

— Мальчишку в подвале оставили, связанный лежит. Оклемается, надо будет допросить. Но, думаю, от тебя толку будет больше, чем от этого… курёнка. — Фигнер махнул рукой. — Ну, что глядишь, надевай!

Луша послушно кивнула и, стягивая серый потрёпанный кафтан, попросила:

— Отвернитесь!

— Пф-ф! — фыркнул Фигнер, отворачиваясь. — Раевский, ты как девица, честное слово!

В комнате воцарилось молчание. С улицы доносились пьяные крики наполеоновских солдат.

— Готово, — через пару минут угрюмо буркнула Луша, одёрнув мундир и брезгливо стряхивая с него налипшие соринки.

Фигнер крутанулся на каблуке и довольно хохотнул.

— Хорош! — Он перестал смеяться и смерил Лушу своим колючим взглядом. — Вылитый французик.

Луша поджала губы и, входя в образ, мрачно процедила:

— Vive l`Empereur!

Фигнер сверкнул глазами.

— Да здравствует император, говоришь? Ну-ну! Надеюсь, я его когда-нибудь укокошу.

И он хлопнул по киверу так, что тот съехал Луше прямо на глаза.

— Вуаля! Если на глаза надвинешь — родная мама вас не отличит!

Луша, поморщившись, приподняла кивер. Она увидела, как довольный Фигнер шагнул к окну, ловко подбрасывая в руке какую-то металлическую фигурку.

— Покажите! Откуда это у вас?

— А что, кадет Раевский тоже играет в солдатиков? — с холодной усмешкой спросил Фигнер. С ловкостью фокусника он сделал финт кистью руки и показал пустую ладонь.

Побледневшая Луша вцепилась в его рукав.

— Покажите! Это очень важно! Мне показалось… это мой солдатик! Я… Я подарил его одному человеку в Москве. Он немец. Карл Фридрихович Шрёдер, портной. Наверное, с ним что-то случилось.

— Портной? Ценный человек, должно быть. У него можно найти различное — так нужное нам, заметьте, — платье. Найти, никого не потревожив.

— Не потревожив?

— Я-то предпочёл бы лишний раз потревожить кое-кого — неважно чем, штыком или пулей, — пояснил Фигнер, жёстко улыбаясь. — Но лучше получить всё, что нужно, без шума.

Луша кисло улыбнулась в ответ.

— Где жил ваш портной? — спросил Фигнер, вынимая, словно из воздуха, оловянного горниста и вручая его кадету. — А, Раевский?

— Жил? — Луша машинально взяла солдатика, испуганно глядя на Фигнера. — Надеюсь, он и сейчас там живёт! Хотя…

Луша опустила голову и крепко сжала солдатика обеими руками.

Фигнер хлопнул её по плечу.

— Ваш выход, кадет Раевский! Портным займёмся после. Как говорится, — куй железо, пока горячо.

У заднего крыльца Лушу ждал невысокий конёк французика, крепконогий и крутоплечий жеребчик игреневой масти. Жеребчик слегка припадал на одну ногу, но другого коня у них всё равно не было…

Загрузка...