Спецназ Его Императорского Величества

Глава третья АЯЧЧО

— Тебя покарает Бог!

Маленький даже для своих шести лет Луи старательно выговаривал слова, стараясь подражать отцу. Хорошо сбитый плотный мужчина в военной форме весело смеялся, настолько забавным ему казался соседский малыш.

— Бог карает только тех дураков, которые в него верят.

— Нет! — малыш готов расплакаться от обиды. — Он карает грешников. Ты грешник, грешник, грешник!

— Нет, Луи, — оказывается, сын Шарля Бонапарта, умершего в прошлом году, знал, как зовут мальчишку, — я не грешник.

Младший лейтенант Наполеон Бонапарт поднял малыша, внимательно посмотрел ему в глаза.

— Скоро все поймут, что между мной и твоим Богом только одна разница — я есть, а его нет.

Луи не смог вырваться, хотя даже попытался укусить руку Наполеона, чем вызвал еще больший смех. Его душила обида. В семье Каранелли, один из предков которых давно перебрался на Корсику из Рима, строго придерживались канонов католицизма. Отец, наверное, просто убил бы Луи, скажи он хоть малую часть того, что говорит сосед. Почему же Бог не карает его?

Лейтенант Бонапарт возвращался домой после очередного собрания в клубе патриотов. Десятилетний Луи встретил его у своего дома. Родители не разрешают с ним разговаривать, но мальчик, сам не понимая почему, частенько поджидал лейтенанта.

— А-а, католик! — поприветствовал усталый Наполеон соседа. — О чем сегодня молил своего Бога?

— Ты еретик!

— Еретик?! А что, мне нравится! Пожалуй, этим именем я буду подписываться! Ты умеешь читать?

— Лучше тебя!

— Это хорошо, что ты не все время проводишь в молитвах, а занимаешься делами, полезными для ума. Может, ты не такой и дурачок!

— Я не дурачок!

— Пока не известно! Хочешь, дам тебе почитать книгу по астрономии? Только если ты сумеешь ее спрятать и никогда не покажешь родителям.

— Не буду читать твою книгу!

— Зачем же ты учился читать? Наверное, чтобы узнать, что написано в Библии? — лейтенант смеялся, иронично и обидно.

— Да, чтобы читать Библию! — Луи почувствовал, что его заполняет злость.

— Священник в церкви читает Библию для неграмотных. Ты не веришь ему?

— Нет! Верю, верю, верю!

— Значит, ты хотел прочитать и другие книги! Так читай!

Маленький мальчик тогда еще не знал, что логика обладает такой неодолимой силой для тех, кто родился с головой. А потому его беспокойный мозг постоянно заставлял искать встречи с этим противным соседом, который так притягателен в своих крамольных суждениях.

Луи бежал домой через огромное пшеничное поле, стараясь опередить дождь, который должен был вот-вот пролиться из огромных черных туч, наползающих на Аяччо с моря. Но тучи опередили, бежать еще очень далеко, а косые струи ливня уже ударили по полю, пригибая колоски к земле. Луи промок мгновенно, холодная вода нещадно лупила по спине, плечам, голове. Он бросился к одиноко стоящему посреди поля дереву, пытаясь укрыться от беспощадной воды под его густой кроной. Двенадцатилетний мальчишка не знал, что это самое опасное место.

Страшный удар грома одновременно с ослепляющей вспышкой напугал Луи, он закрыл глаза и скороговоркой забормотал молитву. Мальчуган дрожал, как лист на ветру, то ли от холода, то ли от страха, но постепенно до него дошло, что хотя ветер и раскачивал дерево так, что ветки напоминали крылья птицы, с ним до сих пор не произошло ничего ужасного. Молния, возможно, ударившая по стволу, не причинила ему никакого вреда. Да и дереву тоже.

Луи медленно открыл глаза и буквально остолбенел от страха. В двух шагах, прямо напротив лица висел яркий огненный шарик, чуть вздрагивающий и оттого кажущийся живым. Шарик слегка потрескивал и, несмотря на сильный ветер, оставался на одном месте.

Мальчик захотел зажмуриться, но веки окаменели. Он так и стоял с широко раскрытыми глазами, потому что вдруг отчетливо почувствовал, что шарик каким-то странным образом, оставаясь напротив лица, залез к нему в голову.

Недолго повисев, огненное ядро вылетело из-под кроны и стремительно взмыло вверх. Ноги у мальчишки подогнулись, усталость такая, как будто он перебежал это поле пять раз, навалилась железной тяжестью. В голове звучал странный рой слов, фраз и восклицаний. Незнакомых, но абсолютно понятных.

Дома Луи без лишних расспросов растерли настойкой, переодели в сухое и уложили в постель. Засыпая, он вдруг вспомнил, что вчера в порту один англичанин сказал другому длинную непонятную фразу, такую забавную, что все мальчишки закатились от смеха и начали передразнивать их, картавя и ерничая. Странно, но теперь Луи стало ясно, о чем он говорил. Это вызвало удивление, но усталость и тепло взяли свое, и он провалился в сон.

Луи проснулся ночью от догадки, которая посетила его во сне. Он тихо пробрался в пустую комнату, где отец обычно писал бумаги всем нуждающимся в помощи горожанам, и на листе вывел гусиным пером: «Молиться бесполезно, молитвы некому слушать!» Он не знал, почему эта фраза засела в голове. Неожиданно мальчик понял, что в тот момент, когда он увидел шарик, именно молитва, обращенная к Господу, слетела с губ. Шарик ответил ему? Потрясенный, Луи даже на несколько мгновений забыл, что собирался делать дальше. Но, понимая, что днем не дадут закончить начатое, снова написал ту же фразу, затем еще четыре раза. И каждый раз слова на бумаге выглядели по-разному. Мальчишка догадался, что это разные языки, он даже знал, что кроме итальянского предложение написано на английском и французском. Три других языка, на которых столь уверенно крамольный текст положил на бумагу Луи, были немецким, испанским и русским, но пока он этого не знал.

Не очень много времени понадобилось наследнику рода Каранелли, чтобы сообразить, что никогда и никому, даже родителям, даже соседу Бонапарту, нельзя говорить о том, что произошло с ним вчерашним днем. И до поры до времени нельзя показывать вновь приобретенные способности. Иначе беседы со святой инквизицией не миновать.

Соседи поспешно собирались, тринадцатилетний Луи смотрел с порога дома за суетой в соседнем дворе. Жозеф, старший сын в семье Бонапартов, заметил мальчика и махнул ему рукой. Луи подошел, оглядываясь, не видят ли родители.

— Послушай, Луи, — Жозеф говорил быстро и взволновано, — Наполеон просил тебе передать, чтобы ты уговорил родителей собраться побыстрее и уехать с острова.

— Отец даже и слушать об этом не хочет!

— Глупо! Паоли не простит вашей семье соседства с нашей. Твой отец тоже высказывался против него в клубе патриотов. Теперь, когда он взял верх, то обязательно припомнит все.

— Это опять виноват твой братец! Зачем он вернулся в Аяччо с французскими солдатами? Это предательство! Хоть отец и спорил с Паоли, но они вместе хотели свободы Корсике!

— Паоли продался англичанам! Ему плевать на свободу, ему нужна власть над Корсикой.

Командующий артиллерией республиканской армии капитан Бонапарт расставлял батареи. Мятежный Тулон отбил уже не один штурм, пушки английских кораблей составляли серьезную силу. Около одной батареи он увидел Луи, после ареста родителей мальчик покинул Аяччо и стал сыном полка в армии Конвента.

— Что ты здесь делаешь, сосед?

— Учусь военному делу, капитан! — он был нарочито груб.

— Ну и чему научился? Может, поможешь мне? — Бонапарт насмешлив, как обычно, но Каранелли давно привык. — Что нужно делать?

— Сначала весь огонь сосредоточить там! — мальчишка показал рукой в сторону высоты, преобладающей над местностью. — Штурм надо начинать не с крепости, а с того холма. Когда мы его захватим, туда нужно затащить как можно больше пушек. Оттуда они смогут стрелять по кораблям в гавани, и те уйдут, чтобы мы их не подожгли. Тогда можно начинать штурм, только сначала нужно поджечь город брандскугелями. Атаковать колонной в районе гавани — это самое слабое место в обороне.

— Тебе обязательно нужно учиться, Луи! — Бонапарт был ошарашен, мальчишка в точности сказал то, что задумал он. — При первой возможности отправлю тебя в академию.

Бригадный генерал специально выкроил пару часов, чтобы встретиться с сыном полка.

— Луи, я не знаю, когда мы увидимся, но это случится обязательно! Я тебя найду. Нас ждут великие дела, только пока учись! Мне жаль, что не могу отправить тебя сразу в академию, хотя считаю, что ты бы справился. Ну ничего, я тоже прошел через военную школу. Думаю, ты станешь лучшим моим маршалом.

— Совсем не хочу быть маршалом!

Бонапарт был более чем удивлен.

— Не хочешь быть маршалом? А кем же ты хочешь стать?

— Не знаю. Еще не придумана такая служба, что была бы мне по душе!

— Хорошо! У тебя еще есть время придумать. До встречи, Луи!

Июльская африканская жара выматывала, высасывала все силы. Руки и ноги будто сделаны из ваты. Совсем не чувствовалась близость воды, хотя Нил — вот он, рукой подать. Сухой ветер пустыни вместо облегчения приносил новые страдания, поскольку казалось, что он вылетал из открытой дверцы огромной печи. Пирамиды вдали словно покачивались в мареве струящегося вверх полуденного воздуха. Восточная армия под командованием Наполеона Бонапарта почти добралась до Каира.

Залпы картечи из ретраншемента косили атакующую колонну генерала Рампона, но она упорно шла вперед. Отряд мамлюков выскочил из укрепления и галопом бросился на французскую пехоту. Пушки смолкли, боясь ударить по своим. Казалось, что сейчас наездники опрокинут, сомнут, смешают с песком солдат наполеоновской армии, но полки остановились, быстро сомкнулись в каре, встретив противника градом пуль и щетиной штыков. Атака захлебнулась, множество всадников и лошадей буквально в одну минуту устлали телами раскаленный песок. Мамлюки обратились в бегство. Полк французских драгун бросился в погоню, но из-за просчета командира, оказывается, слишком близко к ретраншементу, откуда появился новый отряд наездников. Только что беспорядочно бегущие мамлюки развернули лошадей, и полк оказался зажатым с двух сторон. Капкан еще не совсем захлопнулся, можно отступить назад, к своей пехотной колонне, но тогда пришлось бы пройти перед пушками неприятеля, буквально в полусотне шагов. Именно туда, под картечь орудий, и стремились загнать полк мамлюки.

Командир четвертого эскадрона, схватившись за грудь, выпал из седла. Разгоряченная атакой лошадь потащила по песку, жадно всасывающему кровь, мертвое тело за запутавшуюся в стремени ногу. Лейтенант Каранелли понял, что если сейчас прозвучит команда к отступлению, то жить полку останется несколько минут. Приподнявшись в стременах, он крикнул, насколько хватило голоса:

— Эскадрон! За мной!

Четвертый эскадрон, а за ним и остальные неожиданно для врага бросились во весь карьер в стык между двумя отрядами мамлюков и легко прорвались в тыл к неприятелю. Оказавшись там, где его никто не мог ждать, полк во главе с четвертым эскадроном под командованием взявшего на себя всю ответственность Каранелли, нанес стремительный удар по ретраншементу с тыла, чем многократно облегчил задачу пехотной колонне, идущей в атаку во фронт.

— Почему ты не подавал о себе никаких вестей? Откуда мне знать, что ты здесь? Не могу же я лично быть знаком с каждым офицером Восточной армии!

— Я тоже, — смешинка спряталась в глазах Луи. — А мне откуда знать, что ты тоже здесь?

Резиденция Наполеона в Каире после почти месяца походной жизни казалась сказочным дворцом. Прохлада долгое время сохранялась за толстыми стенами. Каранелли рад снова встретиться с соседом, карьера которого так круто взлетела ввысь, что уже невозможно было представить их прежние беседы во время коротких встреч. Но Бонапарт, лично видевший атаку драгун, узнал, что полк фактически вел безусый лейтенант, а не командир. А узнав его имя, почувствовал даже угрызения совести, что в суете последних лет совсем забыл о соседском мальчишке, который был так симпатичен ему с самого детства. И вот теперь командующий армией принимал лейтенанта, как обычно принимал только своих генералов.

Шутка Луи понравилась Наполеону. Сразу видно, что сосед не в обиде, а что сам не подошел к командующему, так родившиеся на Корсике люди — гордые. Отсмеявшись, он вдруг спросил:

— Примешь командование полком?

— Нет!

— Почему? — Наполеон был изумлен, чего-чего, а такого ответа он не ожидал. — Я видел твой маневр у ретраншемента. Ты, несомненно, станешь одним из лучших маршалов Франции. Может, даже лучше, чем я.

— Ну, во-первых, в полку есть командир.

— Уже нет. С такими маневрами во время атаки ему можно доверить командовать только собственной лошадью.

— Во-вторых, лейтенанты полками не командуют.

— Ты забыл, в каком звании я был под Тулоном? И чем командовал? Присвоить тебе звание полковника можно за две минуты, но не стану.

Наполеон смотрел с доброй усмешкой в глазах.

— Достаточно майора, а то зазнаешься.

— В-третьих, я не хочу.

— Но почему же?! Ты храбр! Ты умен! Мгновенно принимаешь правильные решения. Решителен. Так почему же, черт побери?!

Командующий взял секундную паузу и, как будто вспомнив что-то, продолжил с ехидной усмешкой:

— Я не сильно оскорбляю твои чувства доброго католика?

Но Каранелли оставался спокоен. Это уже не тот мальчишка, что бросался в драку при одном только крамольном замечании о Боге.

— Мне приходилось читать твои работы, подписанные именем Еретик, — Каранелли ответил ровным голосом, — давно это было. Только теперь, если судить по твоим словам, ты человек набожный. И не сильно тебя обидит, если я скажу, что если бы Бог был, то большей свиньи в этом мире не существовало?

— Ого, малыш! Давно пришел к таким мыслям?

— Когда убили моих родителей. Тогда я и понял, что винить Бога ни к чему, его просто нет. Иначе мир был бы совсем другим. А ты давно пришел к Богу?

— Никуда я не приходил. Просто говорю то, что от меня хотят услышать. Это называется политикой, Луи. Сначала ты говоришь то, что хотят слышать. Потом — что хочешь сказать сам. И тебе внимают, растопырив уши. Можно отправить народ против любого врага, можно послать убивать родителей. Религия — узда и плеть для народа. Погоняй и направляй.

— Вот как? Значит, по этой причине ты стал верить в Бога и служить церкви?

Наполеон помолчал несколько мгновений, но взгляд его стал жестким.

— Я? Служить церкви? Запомни, малыш, во Франции будет только такая церковь, которая безропотно станет служить мне. А Бога, как ты сам уже знаешь, никогда не было и не будет. Но мы отвлеклись. Так почему же ты не хочешь командовать полком, которым уже фактически командовал в самые трудные минуты?

— Хорошо, постараюсь объяснить. Мне жалко времени.

— Не понял.

— Командир полка, кроме того, что водит драгун в атаку, должен заботиться о фураже для лошадей, о пополнении запасов продовольствия для солдат и офицеров, о порохе и пулях, уздечках и седлах. Проводить полковые маневры и участвовать в парадах. И в этом проходит большая часть службы. Мне жаль на это времени.

Бонапарт сидел, задумавшись, глядя куда-то в окно. Потом перевел взгляд на Каранелли.

— Интересно.

Небольшая пауза, командующий, по-прежнему не мигая, смотрел на лейтенанта.

— А зачем тебе нужно время? Надеюсь, не для праздного развлечения? Впрочем, уверен, твой ум вряд ли даст возможность заниматься бездельем.

— Очень хотелось бы понять, как будут воевать через сто лет или двести. Что можно сделать нового в оружии, приемах боя, построении войск, их движении, чтобы сразу получить преимущество над врагом. Что будет использоваться в будущем, что сейчас двинет военное искусство вперед.

Луи поднимает глаза. Бонапарт смотрит серьезно.

— Ты хотел бы заняться наукой?

— Нет, не совсем, для серьезной науки я слишком слаб умом. А вот применять научные достижения так, как еще никто не догадался, — это то, на что мне хотелось бы тратить все время.

— А можешь привести пример? Что-нибудь из тех идей, над которыми ты задумывался? Помасштабней!

Каранелли помолчал несколько секунд.

— Хорошо. Мы можем вступить в бой с неприятелем на равнине, в горах, в песках, в любом месте суши. Мы умеем строить хорошие корабли и можем атаковать корабли противника или крепости и города на побережье. То есть воевать на воде. Так вот, та армия станет самой сильной в мире, которая научится раньше других атаковать с воздуха.

— Смотрю, опыты братьев Монголфье многим не дают покоя. Разве неудачи Кутелля в Рейнско-Мозельской армии недостаточно? Воздушный шар не может лететь туда, куда нужно. Он зависит от ветра. С горячим воздухом тоже слишком много трудностей, быстро остывает, полет получается коротким.

— Давным-давно корабли тоже не хотели плыть туда, куда нужно. Все зависело от ветра и волн. Сейчас это не так. Летать можно не только на горячем воздухе, но и на холодном газе. Если на железные опилки налить серной кислоты, то выделится водород, который в пятнадцать раз легче воздуха. Реакция идет быстро. С помощью приспособлений можно пополнять запасы водорода прямо на шаре. Шар может находиться в воздухе очень долго, пока не кончатся опилки и кислота.

— Откуда ты это знаешь?

— Мой друг, товарищ по военной школе, стал отличным химиком.

— А ты хочешь стать воздухоплавателем?

— Не только. Я хочу, чтобы у Франции были войска, которые умели бы скакать на лошадях и летать по воздуху, переходить реки под водой и болота, как посуху, неожиданно появляться в тылу врага и так же неожиданно исчезать. Чтобы могли стрелять из ружей дальше, чем из пушек, были надежно защищены от сабельных ударов и штыков.

Наполеон внимательно смотрел на лейтенанта. Потом встал, медленно подошел к окну и задумчиво устремил взор на широкий Нил, неспешно шествующий через Каир к морю. Пауза затянулась. Наконец командующий, что-то решив, повернулся к Луи.

— Жаль, очень жаль, что ты не хочешь стать маршалом. Придется мне оставаться лучшим из них. Но ничего не поделаешь, я еще не знаю ни одного маршала Франции, которого сделали против его воли. Пусть будет по-твоему. Ты знаком с Бертолетом? Он здесь, при Восточной армии.

— Нет! Весь поход ищу возможности поговорить с ним, но безуспешно.

— Теперь у тебя будет много возможностей для разговоров с учеными. И еще. Никому, запомни, никому больше никогда не рассказывай о том, о чем мы с тобой говорили. Пожалуй, стоит подумать над твоими идеями. Только не так быстро, как ты себе представляешь.

Наполеон снова молча прошелся из угла в угол комнаты, размышляя.

— Присваивать сейчас новое звание тебе не стоит. Пусть твой подвиг останется незамеченным командирами. Сейчас это лучше всего. На самом деле все будет не так. Попробуй написать на бумаге, что из известных тебе открытий науки ты хотел бы применить в военном деле. Кто может помочь тебе? Какие средства нужны?

— Хорошо.

— Теперь два слова о наградах. Я тебе должен замок. Напомнишь, когда у меня будет возможность подарить его.

— Не очень ли щедро, Набулио?

Наполеон даже вздрогнул, услышав имя, которым его называли в семье, но виду не подал, что ему это неприятно.

— Надо же как-то возместить тебе сгоревший родительский дом. Тем более, все говорят, что я виноват в этом.

— Нет, виноваты англичане.

— Ты так считаешь?

— Да. Иначе я бы уже давно убил тебя.

Бонапарт смотрел в светло-серые, так непохожие на обычные южные глаза, чуть прищуренные, но не злые. Увидел холодную сталь и понял, что Луи не шутил.

— Что ж, будем считать, мне повезло. Ты вовремя нашел настоящих виновных. У тебя нет больше ко мне вопросов?

— Я больше никогда не буду называть тебя Набулио. Не буду обращаться на «ты». Даже когда мы вдвоем.

— Почему?

— Мне надо привыкнуть всегда говорить только «вы». Боюсь, что скажу не то при твоих маршалах. Получится очень нехорошо.

— Наверное, ты прав, Луи. В конце концов, я на десять лет старше тебя.

— Я не совсем понимаю, зачем нужен Папа. Да, наводить порядок в стране необходимо, но все идет успешно. А провозглашение вас императором объединило французов.

— Это только видимость, Луи!

— Нет!

— Хорошо, согласен. Часть дела уже закончена, но мне нужна коронация и благословление Папы.

— Я начинаю опасаться, мой император, что церковь подомнет вас. И снова захватит власть во Франции. Неужели нельзя обойтись без попов?

— Увы, большая часть Франции религиозна. А насчет захвата власти… Как раз в этом и будет состоять твоя миссия. Пию VI я объяснил его место, которое он безропотно занял. Новый Папа, Пий VII, как мне докладывают, возомнил, что сможет вернуть Болонью и остальные территории, от которых так великодушно отказался его предшественник.

— Это когда одна из колонн нашей армии стояла под Римом? — усмехнулся Каранелли.

— Да!

— Мне нужно будет привести колонну в Рим?

— Нет, Луи. Для этого у меня есть маршалы. Тебе предстоит более серьезная миссия. Папа должен обломать зубы о бригадного генерала с четырьмя адъютантами. Потому что я опасаюсь, что Талейран не сможет уговорить его.

— Какого бригадного генерала?

— Ты поедешь в качестве генерала. Твоя задача — убедить его, что мне ничего не стоит отправить на переговоры к Папе самого дьявола. Тебя будут сопровождать четыре лейтенанта.

— У меня, если считать Жака Бусто, их всего два. Только вряд ли он будет мне полезен в этой поездке.

— Я дам тебе еще двух.

— Но, ваше величество, мы же договаривались, что право выбора солдат и офицеров остается за мной.

— Оно и остается за тобой. Если эти офицеры не понравятся, возьмешь других.

Наполеон позвонил в колокольчик и, не оборачиваясь, небрежно бросил появившемуся адъютанту:

— Левуазье и Арменьяка.

Взглянув на двух вошедших лейтенантов в кавалерийской форме, Каранелли просто задохнулся от возмущения. Если одного из офицеров можно считать обычным кирасиром, ничем особенным не выделяющимся, то второй, худенький малыш, скорее походил на мальчишку, сына полка, чем на боевого офицера.

— Он тебе не нравится? — проследив за взглядом Каранелли, спросил Бонапарт.

— Нет!

— Тогда убей его.

— Как — убить?

— Очень просто — достань шпагу и убей!

— Прямо здесь?

— Конечно. Убей или бери в свою команду.

— Ну уж нет!

Каранелли выхватил шпагу и пошел на малыша, намереваясь легонько зацепить его мундир острием. Тот по-прежнему стоял по стойке смирно, пожирая глазами императора. На капитана он, кажется, не обращал никакого внимания. Каранелли ткнул шпагой в район плеча лейтенанта, осторожно, боясь нанести серьезное ранение. Тот флегматично качнулся в сторону, пропуская острие мимо буквально в нескольких сантиметрах. Луи нанес новый удар, уже менее осторожно, но снова не попал.

— Господин капитан, вы можете делать настоящие удары. Судя по вашей стойке, это совершенно безопасно.

Император громко рассмеялся фразе офицера, все так же стоящего перед Каранелли с опущенными руками. Кровь ударила в лицо Луи, и он бросился на лейтенанта, забыв, что тот безоружен. Стремительный выпад, удар прямо в центр корпуса, лейтенант ушел назад и вправо. Еще обманный выпад и рубящий удар в район шеи. Малыш нырнул под шпагу и неожиданно появился прямо перед капитаном, который по инерции двигался вперед, далеко откинув в сторону руку со шпагой.

Каранелли понял, что если в руках у лейтенанта был хотя бы нож, то ему несдобровать. Но через долю секунды противник отскочил и снова замер, опустив руки. Новый выпад с предшествующей обманной атакой, кажется, дал некоторые результаты. Верткий малыш прижался спиной к столу, а значит, не сможет отскочить назад. Куда он теперь? Вправо? Влево? Присядет?

Тщательно подготовив атаку, замаскировав главное движение финтами, Луи четко послал острие шпаги в грудь противнику.

Ему кажется, что он сейчас попадет, поскольку лейтенант явно опоздал с уклоном. Увы! Канделябр, стремительно слетевший со столешницы, отвел в сторону шпагу, рожки намертво, словно клещи, захватили клинок. Маленькая, почти детская рука, стальной хваткой держащая ножку, сделала неуловимое движение, и шпага со звоном покатилась по паркету.

— А ведь ты проиграл, Луи! — император был явно доволен. — Даже если ты тоже возьмешь канделябр, я не поставлю ни одного франка, что ты продержишься полминуты. Позволь представить тебе — лейтенант Доминик Левуазье, лучший в мире фехтовальщик на канделябрах. Смею тебя уверить, шпагой он — тоже владеет превосходно, просто я запретил ее вынимать.

— Почему ты не напомнил? Почему мне все приходится делать самому? Это теперь твой замок. Только у меня просьба. Позволь использовать твой замок для государственных целей некоторое время.

— О да! Конечно!

— Здесь будет и штаб, и казарма твоей команды! Здесь же будет стрельбище и фехтовальный зал. Надеюсь, Доминик научит вас по-настоящему владеть шпагой.

Наполеон приехал в огромный замок недалеко от Фонтенбло с очень маленькой свитой вместе с Каранелли.

— Так что с завтрашнего дня перебирайтесь сюда. Я пришлю роту военной жандармерии для охраны. Но давай вернемся к главному делу. У вас ровно месяц на подготовку. Потом ты выезжаешь в Италию в качестве личного посланника императора Франции в чине бригадного генерала. Кстати, это твой настоящий чин, я решил тебе его присвоить, только это секрет. Когда вернешься, для всех по-прежнему останешься капитаном. А теперь я расскажу, что необходимо сделать в Риме…

Шикарная огромная карета, запряженная шестеркой лошадей, подъехала к резиденции Папы в самом центре Рима в сопровождении двух всадников в форме офицеров французской армии. Еще двое остались в замке на другом берегу Тибра. Послеполуденное солнце заливало ярким светом огромную мощеную площадь. Молодой бригадный генерал вышел из кареты и вместе со спешившимися лейтенантами скрылся в здании.

Утром, сразу по прибытии в Рим, маленькая делегация разместилась на верхнем этаже замка в отведенных покоях. Внушительного размера сундуки занесли наверх. Обходя покои, Луи периодически усмехался, все действительно шло по плану, он был уверен, что Папа не подозревает, что два человека из этой делегации побывали в Риме еще вчера, чтобы подготовить необходимые укромные места.

Замок, расположенный на крутом берегу Тибра, имел глухую высокую стену со стороны реки с маленьким балконом, выход на который шел из покоев, занятых французами. Еще одна стена, смотрящая в сторону далекого моря, тоже не имела окон. Лишь две стены, выходящие во внутренний огороженный двор, имели окна. Внизу под стенами за пределами двора в полнейшем беспорядке в разные стороны торчали металлические заостренные штыри, напоминая густой кустарник. Странный замок, то ли неприступная крепость, то ли тюрьма.

К полудню Каранелли получил уведомление, что Папа Пий VII примет посланника императора через два часа, и, оставив Левуазье и Люка в замке, отправился на аудиенцию. Выходя, он тихонько сказал:

— Ты знаешь, что делать, малыш. Кальций — во втором, а соляная кислота — в третьем сундуке. В золотых сосудах.

Папа принял генерала с явным неудовольствием.

— Мне жаль, что все французские маршалы так заняты, что для отправки в Рим император не смог найти ни одного из них.

— Вы абсолютно правы, Ваше Святейшество. Сейчас Франция стоит на пороге великих дел по преобразованию Европы и всего мира. Мое же поручение незначительно. По велению императора передаю вам письменное приглашение на коронацию, написанное им собственноручно.

Фразы выбраны точно, подчеркивая малую важность поручения, Каранелли указал на собственный низкий статус, а заодно и на незначительность Римской церкви для Франции. Папа все понял, щеки его покрылись краской, вызванной волной негодования. Но посланника это нисколько не взволновало. Он спокоен, как будто не заметил собственной бестактности.

— Хорошо, генерал, я внимательно изучу послание императора и дам письменный ответ.

— Когда мне прибыть за письмом, Ваше Святейшество?

— Завтра к одиннадцати часам.

Понятно, времени, чтобы придумать какую-нибудь пакость, более чем достаточно.

— Кроме того, император Франции, Наполеон Бонапарт, — в голосе Луи звучали торжественные нотки, — велел передать вам несколько слов лично и конфиденциально.

В полутемной комнате с узким, выходящим на север окном, достаточно было взглянуть на покрытые темными коврами стены, чтобы понять, как много людей наблюдало за этой «конфиденциальной» беседой.

«Ну что же, это даже к лучшему, — отметил Каранелли, — теперь ему некуда деваться».

— Ваше Святейшество, — генерал негромко, но четко проговаривал слова, — император понимает, как не хочется вам присутствовать на коронации. Потому велел передать, чтобы вы не вздумали вертеть жирным задом. Заболеть там или заблудиться по дороге. Не позднее, чем за неделю, вам надлежит прибыть в Париж для подготовки и репетиций. Иначе император сам придет сюда, но только для того, чтобы засунуть этот крест, пока весящий на груди, в уже упомянутую мной задницу. До горла.

Папа был ошарашен. В сумраке слабо освещенной комнаты виднелись его выкатившиеся глаза и стремительно темнеющее лицо. «Не хватил бы удар! — подумал Каранелли. — Тогда придется еще раз ехать к новому Папе».

— Бог покарает тебя!

Пий с трудом сдерживался, чтобы не взмахнуть рукой, отдавая приказ на уничтожение наглеца. Но убить посланника Наполеона в резиденции — то же самое, что подписать себе смертный приговор. Он отчетливо помнил, какая судьба постигла его предшественника, когда, разгоняя толпу во время беспорядков, швейцарские гвардейцы из охраны смертельно ранили французского генерала Дефо. Бонапарт просто сравняет резиденцию с землей. Вместе с Папой.

— Бог карает только тех дураков, которые в него верят.

Каранелли хотелось засмеяться. Мог ли думать тогда шестилетний малыш, как замкнется этот круг в споре о религии? Что он точь-в-точь повторит слова, сказанные так давно тем противным соседом? Да еще не кому-нибудь, самому Папе Римскому!

Заканчивая аудиенцию, Папа уже овладел собой. Щеки приобрели нормальный цвет, голос тверд и властен, как и надлежит викарию Христа.

— Вам, генерал, следует знать, что в Риме нынче неспокойно. По ночам грабители, коих развелось великое множество, случается, даже нападают на дома, а не только на подвыпивших прохожих.

Превосходно! Это уже почти угроза.

— Не беспокойтесь Ваше Святейшество, у нас достаточно оружия, а пороха хватит, чтобы разогнать всех грабителей Рима. И не только грабителей.

Кардинал Консальви бесшумно подошел к Папе и, глядя в спину выходящему Каранелли, сказал:

— Скоро французские генералы начнут прямо здесь справлять нужду. Неужели церковь должна стерпеть и это?

— Нет. Бог покарает этого еретика! Ты слышал, у них много пороха.

Консальви задумчиво смотрел в сторону двери, за которой скрылся генерал. Потом негромко произнес:

— Напьются и взорвутся на порохе?

— Если на то будет воля Божья.

Ночь набросилась на Рим, словно черная пантера. Еще несколько минут назад падающее за горизонт солнце рисовало бордовую дорожку на воде, а теперь темное южное небо в песчинках звезд накрыло город. Новолуние. День прибытия, а главное, ночь, подобраны лучшим астрономом Франции.

Во дворе замка гигант Фико что-то тихо сказал кучеру, и карета, выехав со двора, быстро затерялась в темноте на улицах города.

— Это даже к лучшему, — произнес кардинал, когда ему доложили об отъезде кареты, — будет кому рассказать, как хорошо мы встретили посланника французского императора.

Немногочисленные охранники заняли посты. Двое — у запертых ворот, двое — у входа в замок, еще один — с боковой стороны, куда выходили окна. Глухие стены не охранялись, они неприступны.

С верхнего этажа раздавался звон стеклянной посуды, громкие пьяные выкрики и невнятное бормотание. В самих покоях все было далеко не так, как можно представить себе со двора. Доминик и Люка уже разложили воздушный шар на балконе и теперь в полной темноте, на ощупь, доливали в реторту с кальцием соляную кислоту. Многочисленные тренировки в темном подвале замка около Фонтенбло не прошли даром. Офицеры работали в перчатках, покрытых тонким слоем каучука. Шелковый купол, пропитанный черным лаком, медленно вырастал над перилами балкона, наполняясь водородом.

Арменьяк, тот самый, с которым Каранелли познакомил Бонапарт и про которого он тогда сказал, что этому пиротехнику ничего не стоит взорвать египетскую пирамиду с помощью стакана воды, готовил заряды. У французов действительно много пороха, и они, как и кардинал Консальви, намерены его взорвать. Арменьяк размещал бочонки по всем помещениям и вымерял выложенные на полу сложные пороховые дорожки. Ему нужно было, чтобы все бочонки взорвались одновременно.

Фико и Каранелли занимались самым важным делом — периодически стучали стаканами и орали всякую ерунду в окна. Иногда они начинали горланить песню, и Арменьяк присоединялся, внося свою лепту немилосердно фальшивым фальцетом. На столе лежали десять заряженных пистолетов, хотя Луи считал это ненужной предосторожностью.

— Не полезут они сейчас. Не тот нрав у поповской своры, чтобы в честном бою драться. Они все исподтишка норовят. Вот когда уснем, тогда и постараются пьяных да сонных взять.

Через два часа невидимый шар медленно отделился от балкона и поплыл вдоль реки в сторону глухой стены замка, постепенно набирая высоту. Доминик Левуазье, подвешенный за широкий кожаный пояс, был одет в тонкую черную рубашку и такие же штаны. Из оружия только короткий стилет. Его миниатюрный вес — немаловажная деталь во всей операции, для Фико понадобился бы шар в три раза большего объема. Каранелли, стоя на балконе, разматывал клубок черной тонкой прочной нити, тянущейся к шару. Люка, присоединившийся к Арменьяку и Фико, громко и вдохновенно орал:

— Виват, император!

И снова гремели бутылки, ударяясь одна о другую.

Время приближалось к полуночи, а французы и не собирались прекращать веселье. Но кардинал терпелив. Он успокаивающе положил руку на плечо командира трех десятков солдат швейцарской гвардии, тихо и незаметно прокравшихся на территорию замка через потайные двери в стене.

— Не надо сейчас врываться в их комнаты, капитан. Не раньше, чем через полчаса, после того как уснут. И не смейте стрелять. Только прикладами и штыками. Потом взорвите весь порох, который есть у вас и французов.

Каранелли тем временем почувствовал, как уходящая из рук нить дошла до узла, и дважды резко дернул ее. Два рывка в ответ. Доминик дал знать, что понял — длины якоря должно хватить. Пора начинать спуск. Аккуратно он бросил вперед, туда, где должны быть кусты, небольшой якорь с тремя острыми крючками. Тот упал на землю и легко поднялся вверх. Вторая попытка тоже неудачна. Наконец раздался негромкий шелест кустов, в которые попал якорь. Крючки намертво зацепились, и Доминик начал наматывать шнур от якоря на руку, постепенно подтягивая шар к земле. Через три минуты он стоял около кустов, а еще через пять, поднявшись к большому дереву, натянул толстую веревку, которую привязал к нитке Каранелли. Проколотая в нескольких местах оболочка шара выпускала остатки водорода.

Арменьяк полз последним, цепляясь за веревку руками и ногами. Задача сложная только для тех, кто боится высоты. Но в темноте все делается на ощупь, испугаться трудно, если нервы в порядке. Он установил жестко два ружейных замка, которые бросят искру в горки пороха после того, как нитки, привязанные к дверям, спустят курки.

Каранелли не видел необходимости ждать, все ясно и так. Группа французов растворилась в ночи.

Без пяти одиннадцать карета генерала, сопровождаемая двумя неизменными лейтенантами, въехала на овальную площадь Святого Петра и остановилась у Апостольского дворца. Ночью Папе доложили, что французская делегация отчаянно сопротивлялась и взорвала себя вместе с двенадцатью швейцарцами. Потому он на некоторое время потерял дар речи, когда узнал, что наполеоновский генерал идет по коридору. В голове лихорадочно прыгали мысли, — почему он жив? Что скажет сейчас? Что сделает Наполеон, когда узнает о нападении на делегацию? Барнаба Чиарамонти, ставший не очень давно главным католиком Пием VII, в этот момент отчетливо понимал, как беззащитен он в этом мире. Как бесконечно далек от него Бог, как бесполезна молитва, когда смертельная опасность в лице французского генерала входила в резиденцию размеренным четким шагом. Ледяная волна страха заполнила грудь Барнабы, и, кажется, что это он, а не его предшественник, как было на самом деле, смотрел из жилых покоев в жерла пушек маршала Бертье.

Генерал был весел. Поприветствовав так и не пришедшего в себя Папу по всем правилам этикета, он вскользь заметил:

— Воздух Италии так способствует здоровому сну. Мы прекрасно выспались сегодня.

Но серые глаза были холодны и внимательны. Взгляд, словно острие клинка, упирался в лицо священника.

— Какой ответ я должен передать императору, Ваше Святейшество?

— Да, — хриплый голос Папы сорвался, — я принимаю приглашение.