Спецназ Его Императорского Величества

Глава пятая ФРИДЛАНД

— Срочное донесение… От генерал-лейтенанта Лестока.

Вид у капитана утомленный, хотя это трудно сказать наверняка, — все-таки ночь на дворе.

— Откуда?

Адъютант Беннингсена с удивлением смотрел на прусского офицера, прибывшего с донесением.

— Вы что, плохо слышите, господин адъютант? От коменданта Кенигсбергского гарнизона! — офицер был раздражен: не мудрено, столько проскакать ночью, рискуя нарваться на французов. — Потрудитесь немедленно доложить Леонтию Леонтьевичу!

Барон Беннингсен второй раз в свете лампы перечитал донесение. Он был в смятении. Противник вот он, рядом. И как никогда слаб, потому что передовой отряд Ланна оторвался от основных войск. И хотя силы его значительны, численный перевес на стороне русских. Кажется, все просто. Необходимо нанести удар с двух сторон озера, охватить клещами кавалерийских и пехотных колонн и раздавить, как гнилой орех. И деваться французам некуда — с одной стороны болото, с другой — озеро, вдоль которого атакующие русские колонны. Но оказывается, это очередная хитрость коварного Наполеона! Русских просто заманивают под губительный огонь батарей! И он, генерал от кавалерии Беннингсен, решивший, что этой ночью сможет нанести тяжелое поражение французам, чуть не попал в смертельную ловушку.

Издалека, с позиций противника, раздался орудийный залп. Гранаты разорвались в стороне. Откуда все-таки у Ланна большое число батарей? Ведь лазутчики утверждали, что только один корпус — и ничего больше! Хотя на то батареи и прятали, чтобы их нельзя было найти. Вот сейчас, когда уже темно, когда русские на исходной позиции для атаки, когда определены пути их наступления, орудия тихо выкатывают на дистанцию губительного картечного огня. Чтобы класть русских целыми полками! А Лесток действительно мог узнать об этом, даром, что сидит за столько верст в Кенигсберге. Здесь Пруссия, и у прусского генерала свои источники, из которых можно почерпнуть сведения.

Уже приняв решение с учетом поступившего донесения, Беннингсен, в силу природной осторожности, спросил адъютанта:

— А ты уверен, милый друг, что прискакал наш гонец из Кенигсберга?

— Очень похож, господин генерал! Типичный пруссак, я их за версту чую!

— За версту — не надо, в трех саженях не перепутай! Давай-ка так! Пулей слетай к драгунам, здесь рядом Московский полк, возьми кого-нибудь, кто получше по-немецки шпарит, и сюда. Пусть с ним, с порученцем, поговорит, как бы невзначай. А потом расскажет — пруссак к нам приехал, али кто.

Командующий русской армией достал из кармана брегет. Три часа ночи. До начала объявленной атаки на корпус Ланна оставался один час.

— Штаб-ротмистр Данилов, к командиру полка!

Громкая команда летела по ночной улице Фридланда, отражаясь от стен гулким эхом.

— Что там случилось у них? Командир напрямую вызывает. Обычно он так не делает. Может, забирают тебя вместе с ротой?

Командир эскадрона майор Тимохин спокоен. Он всегда спокоен перед атакой. Даже, можно сказать, меланхоличен, практически засыпает до того момента, пока не прозвучит команда: «К бою!» И тогда просто преображается. Исходящую от него ярость можно ощутить саженей за десять!

Данилов тоже спокоен, хотя небольшой повод для волнения есть. У него еще не заряжены пистолеты, и этот вызов весьма некстати. Не любит штаб-ротмистр делать это в спешке.

У командира полка Николай застал адъютанта командующего, что немало его озадачило.

— Данилов, вы у нас, говорят, с детства немецкий знаете? — вопрос командира полка удивил.

— Один из гувернеров был немец.

— Пруссак?

— Нет, саксонец.

— Это плохо. Ну, а поговорить если, то сможете отличить, настоящий пруссак перед вами или просто хорошо язык выучил?

— Это вряд ли! Не мог меня саксонец выучить прусскому произношению.

— Чему же он вас учил, Данилов?

— Стрелять учил.

— Да, не пустой человек — гувернер, знатно стрелять умеете! Но здесь задача другая. Боюсь, кроме вас, больше некого послать с произношением разбираться.

— А корнет Ландсберг из третьего эскадрона? — Данилов живо представил юношу, чем-то неуловимо похожего на него самого двухлетней давности.

— Так он же голландец!

— Нет, из Восточной Пруссии.

Молчавший до этого адъютант сразу обрел дар речи.

— Так что же мы понапрасну столько времени потеряли? Штаб-ротмистр, разыщите корнета и отправьте его сюда!

Получивший инструкцию от командира полка корнет Ландсберг пришел в штаб командующего по незначительному делу. Адъютант велел ждать. От нечего делать скучающий корнет завел пустой разговор с прусским офицером, который тоже ждал в штабе решения каких-то дел. Еще минут через пять он уверенно докладывал адъютанту в отдельной комнате:

— Этот офицер наверняка родился и вырос в Пруссии, как и я. В этом не может быть никаких сомнений.

— Хорошо! Отправляйтесь в полк. И помните — никому ни слова!

Корнет Ландсберг, всего полгода назад решивший делать военную карьеру в русской армии, ошибся. Луи Каранелли, который привез ложное донесение в штаб Беннингсена, родился и вырос на Корсике.

— Нам пора заканчивать эту войну! Мы и так уже затянули, — Наполеон расхаживал по комнате, заложив руки за спину.

Каранелли догадался, что сейчас последует задание. Ну не просто же так вызвал Бонапарт! Однако тот не спешил.

— Коммуникации растянуты, снабжение передовых отрядов осуществляется из рук вон плохо! Нам необходим мир!

— Вы собираетесь предложить его русскому царю, ваше величество?

— Я собираюсь принять мир, который предложит Александр.

— А если он не захочет?

— А чем мы с тобой занимаемся здесь, Луи? Мы стараемся убедить Александра, что ему необходим мир. Это очень трудная работа. К счастью, нам помогли эти прусские дуболомы! История ничему не научила надутых индюков! Полтора года назад австрийский генерал Макк напал на нас под Ульмом, не дождавшись подхода Кутузова. В результате мы наголову разгромили австрияков, а затем и Кутузова под Аустерлицем. Теперь Пруссия напала первой, не дождавшись подхода русской армии, и мы нанесли ей поражение при Йене. Нам осталось только устроить здесь «прусский Аустерлиц» — и русский царь сам пришлет послов с предложением о мире.

— Что я должен сделать, ваше величество?

— Не спеши, я сейчас объясню. С приходом русских войск сюда в Пруссию, мы получили более серьезного противника. Нашу победу под Прейсиш-Эйлау трудно считать настоящей. Русские ушли сами, не мы принудили их к этому. К тому же нанесли Великой армии такие потери, что у меня не хватило сил на преследование. Весенняя распутица заставила сделать передышку, и это стало скорее на руку нам, чем русским. И три дня назад, под Гейльсбергом я не смог нанести решающего поражения противнику. За Беннингсеном начинает закрепляться слава победителя Наполеона.

— Пожалуй, я не вижу для этого оснований. Как можно считать себя победителем только из-за того, что тебя не разгромили наголову?

— О, это просто, Луи! — засмеялся император. — Достаточно только намекнуть, а лизоблюды подхватят и разнесут по свету. А уж коль скоро все вокруг начнут говорить об этом, то и самому поверить нетрудно. Впрочем, я намерен использовать это сейчас. Смотри!

Наполеон наклонился над разложенной на столе картой, указка уперлась в Кенигсберг.

— Здесь расположился корпус Лестока и русский отряд Каминского. Прикрытие для города слабое. Основные силы коалиции под командованием Беннингсена сейчас отходят к Фридланду по реке Алле. Завтра я поверну наши войска на Кенигсберг. Что станет делать Беннингсен?

— Попытается сам отойти к Кенигсбергу, чтобы прикрыть город. Если не ошибаюсь, там сосредоточены основные запасы фуража и продовольствия.

— Эх, Луи, Луи! Как мне жаль, что ты не захотел стать маршалом! Какой бы маршал получился!

— А что, из меня ничего не получилось?

— Ну зачем же сразу обижаться? Я просто пошутил. Впрочем, я присвою звание маршала, хотя не думаю, что тебе придется покомандовать даже полком. Но после победы над Англией.

— Мы собираемся наконец объявить войну Англии?

— Не спеши, мой друг! Сначала мы приберем к рукам Пруссию. Это хороший, нужный плацдарм. Потом мы заключим мир с Россией. Нам нужно укрепить нашу армию, навести порядок на новых территориях, наладить коммуникации, пополнить запасы.

— На это уйдет года два. Значит, через два года мы высадимся на Британских островах? Жду — не дождусь…

— Нет, Луи. Я не намерен оставлять в тылу русскую армию, когда мы займемся англичанами. Сначала Россия! Впрочем, мы отвлеклись. Итак, ты прав, после того как русские узнают, что мы пошли на Кенигсберг, они попытаются попасть туда раньше нас, чтобы объединиться с Лестоком. Им нужно спуститься вниз по Алле до Фридланда и по мосту перейти реку. После этого они окажутся в крайне невыгодной позиции. Местность открытая, все маневры видны, как на ладони. Связь между флангами отсутствует. Ни кавалерию, ни артиллерию нельзя перекинуть — глубокий овраг и озеро будут разрезать позицию противника. Мы же сможем сосредотачивать войска для атаки в Сортлакском лесу незаметно для русских.

— Да, это хороший план, ваше величество, только как заставить русских принять бой на этой невыгодной позиции? Ведь, если я хоть что-нибудь понимаю, только корпус Ланна успеет перехватить их после переправы во Фридланде?

— Верно, Луи. Вот Ланн и задержит русских до подхода основных сил.

— Да они просто сметут его! Он сможет их задержать только на час-два.

— Опять верно, мой друг! И чтобы этого не произошло, тебе придется выполнить одно небольшое поручение.

Каранелли поехал с Левуазье и Арменьяком. Конечно, риск определенный был. Полтора года они усиленно учили языки, хорошо понимали, но выдать их за русских или немцев было нельзя. А с другой стороны, не в первый раз им идти в расположение вражеских войск.

Французы ехали кружным путем — необходимо было появиться во Фридланде со стороны Кенигсберга. Солнце еще не свалилось за горизонт. Темно-желтый шар висел над кромкой поля, напоминая Луи о другом шаре, более светлом, но не менее ярком. Что висел напротив его лица под деревом посреди корсиканского поля. А ведь родители так и не узнали о его успехах в языках! Никому не говорил, откуда у него это. Да если бы только умение понимать и говорить! А как легко он приспосабливался к произношению. Любой гасконец считал Луи своим, русские пленные часто спрашивали, как его угораздило попасть во французскую армию. То же самое и с англичанами, которые обнаруживали у него йоркширский диалект.

Боевая мощь малочисленной группы Каранелли весьма высока. Во всяком случае, командир не сомневался, что при необходимости он справится со взводом русских пехотинцев. Лично он сам, благодаря постоянным тренировкам с Домиником, фехтовал на уровне лучших французских задир и дуэлянтов. На соревнованиях по стрельбе из пистолета он иногда приближался к результатам Бусто. В стрельбе из штуцера ему не удалось встретить равного себе. Но нельзя сказать, что он сильно искал. Доминик Левуазье последнее время увлекся метанием специальных ножей, и на расстоянии в десять шагов практически не промахивался. В фехтовании для него по-прежнему три-четыре противника не представляли опасности. Арменьяк, конечно, и стрелял, и фехтовал похуже, но последнее время постоянно пропадал в лаборатории. Вместе с Бусто они создали несколько новых образцов гранат.

Вооружению этой троицы могла позавидовать любая армия мира. У Каранелли за поясом находились два «капсульных» пистолета, которые он научился перезаряжать даже на скаку. Два метательных ножа за голенищами сапог Доминика представляли собой грозное оружие. Штуцер, который со снятым прицелом напоминал обычное ружье, вез Арменьяк, одетый в форму рядового. Кроме того, у него в сумке, притороченной к седлу, находилось несколько гранат.

Перед отъездом Луи еще раз просчитал время прибытия во Фридланд. Получалось как раз около двух часов пополуночи. Русские окажутся раньше, но им нужно разведать противника на другом берегу реки — в планы Ланна не входило скрывать свое присутствие. Все и случилось, как нельзя лучше. В очередной раз гениальный план Наполеона, загоняющий противника на гибельную позицию, осуществлялся силами нескольких человек. «Забавно, — подумал Каранелли, подъезжая к тихой улочке на окраине Фридланда, — а ведь через много лет историки, разбирая наши битвы, будут говорить о бездарных действиях Макка, Буксгевдена, Веройтера, Беннингсена. Будут говорить о грубых ошибках Кутузова на аустерлицком поле. Забавно!»

Вернувшись из русского штаба через час, командир нашел товарищей там, где оставил — немного в стороне от основных улиц города. Уже подъезжая, Луи вдруг негромко рассмеялся.

— Все удачно? — Левуазье задал дежурный вопрос, в общем-то, понимая, что вряд ли командир стал бы смеяться, если что-то не получилось.

— Да, Доминик! — ответил Каранелли, — а ты знаешь, он меня проверил! Понимаешь, подсунул немца поговорить со мной. Чтобы понять, какой я пруссак на самом деле! Только сейчас сообразил. Ай да Леонтий Леонтьевич! Молодец какой! Ай да Беннингсен!

— Ну что? Домой? — задал вопрос Арменьяк, когда оживление немного спало.

— Нет, дождемся здесь, пока наши возьмут город. Сколько у нас патронов к штуцеру?

— Шестьдесят.

— Ну вот и отлично! Всем хватит. Внесем скромный вклад в победу Великой армии.

— Тогда Беннингсен мой!

— Даже и не мечтай, Доминик. Командующий русской армией — персона неприкосновенная. Он должен еще наделать сегодня много глупостей, которые приведут его к поражению!

Московский драгунский полк стоял за линией пехоты в боевом строю, ожидая начала атаки, уже несколько часов. Ночь уступила серо-голубому рассвету, который сменился на бледно-желтый. Наконец над кромкой Сортлакского леса появились первые лучи солнца, ударившие в лицо драгунам. Команды не было.

Ожесточенная артиллерийская перестрелка в центре, безуспешно для обеих сторон, продолжалась с середины ночи. Фланги русской армии под командованием Горчакова и Багратиона застыли, готовые мгновенно выбить малочисленных французов с удобной укрепленной позиции, чтобы занять ее самим и встретить прибывающие войска Наполеона не в ровном поле с рекой за спиной. Но Беннингсен медлил, в очередной раз уточняя диспозицию противника.

Командир первой роты Николай Данилов стоял рядом с майором Тимохиным, который, кажется, за время длительного ожидания успел выспаться и теперь проявлял столь не свойственные ему признаки нетерпения.

— Сколько можно французские пушки слушать? Атаковали бы сразу — они сейчас нашими уже были.

— Да, — протянул в ответ Данилов, — иногда совсем не понять генералов. Этот корпус можно смять за час. Одним только нашим флангом, не дожидаясь переправы Горчакова.

Тимохин не ответил. Вдруг неожиданно ткнувшись лицом в гриву, он начал медленно выпадать из седла. Как завороженный, расширенными глазами смотрел Николай на маленькое отверстие в мундире майора ниже правого плеча. И, словно молнией, мелькнули в голове события давних дней — убитый австрийский генерал Шмит, пуля, просвистевшая рядом с Багратионом, мертвые порученцы на аустерлицком поле, о которых рассказывал Вяземский. И сейчас! Пуля ударила Тимохину в спину, а значит, прилетела из тыла — то есть оттуда, откуда выпущена никак не могла быть!

Данилов обернулся, внимательно вглядываясь в местность позади эскадрона, механически отдавая команды.

— Майора Тимохина в лазарет! Живо! Умрет по дороге — под суд отдам! Ротмистра Васильева ко мне!

Хотя командир второй роты старше по званию, эскадрон теперь, когда выбыл Тимохин, в подчинении Данилова.

Позади на пятьсот шагов совершенно ровное поле, далее крутой склон падает к реке. Только там мог спрятаться таинственный стрелок, с которым уже столько лет мечтал познакомиться Данилов.

— Ротмистр, — скомандовал Николай подлетевшему Васильеву, — временно примите командование эскадроном! Доложите полковнику, что Тимохин тяжело ранен, а я преследую вражеских лазутчиков. Первый взвод, за мной!

Штаб-ротмистр понимал, что за такое своевольничание ему грозят серьезные неприятности, но это не останавливало. Нужно захватить лазутчика, и, когда он уже будет пойман, наконец попытаться еще раз рассказать все начальству. И чтобы не выглядеть при этом полным идиотом.

Взвод вылетел на крутой берег, падающий к воде. Данилов, готовящийся к схватке с неведомым врагом, был просто ошарашен. Весь склон на полверсты в каждую сторону оказался абсолютно пуст! Этого не могло быть! Ехать на лошади здесь нельзя, а убежать за это время не смог бы никто!

Данилов еще изредка бросал взгляд на медленно текущую Алле, словно ожидая, что таинственный стрелок вынырнет из-под воды. Но интуиция подсказывала, что этого не случится. На другом, пустынном берегу среди ровного поля, простирающегося до едва виднеющегося на горизонте леса, за дорогой, идущей вдоль реки шагах в четырехстах, стоял зеленый островок высоких кустов.

Каранелли, глядевший сквозь прицел на русского офицера, замершего на берегу, промедлил всего секунду. То ли побоялся, что звук выстрела услышат драгуны, то ли почудилось что-то. А может, хотел штуцер поудобнее перехватить. Но упустил француз нужный момент, а потом закрыл офицера подъехавший драгун.

Взвод помчался вдоль берега в сторону Фридланда. Скачущий во главе штаб-ротмистр Данилов решил обязательно проверить кусты на противоположном берегу. За то, что он самовольно покинул эскадрон на боевой позиции, грозило разжалование и позор, который не удастся смыть кровью. Но менять решение не собирался, потому что не мог отделаться от ощущения, что из кустов смотрел на него холодный пустой глаз. Такой пустой, какой бывает только у смерти.

— А это они!

— Кто, Доминик?

— Те драгуны!

— Какие? — Каранелли оторвался от прицела. Левуазье, отодвинув ветку, смотрел в сторону Фридланда.

— Те, что выезжали на берег!

— Что?

Луи забыл про штуцер. Сквозь раздвинутые кусты он увидел, как из города вырвались два десятка всадников и во весь опор понеслись по дороге. Возможно, отряд мчался по своим делам, получив приказ командира, но инстинкт опытного бойца тайного отряда кричал Каранелли — тревога!

— Уходим! — закидывая штуцер за спину, скомандовал Каранелли. — Рассыпаемся, каждый сражается со своими преследователями сам! Собираемся в лесу, место всем известно! По коням!

Драгуны еще не успели подъехать, как мощное облако черного дыма на несколько секунд сделало невидимыми даже кусты. Арменьяк отлично знал свое дело. Граната, которую они с Бусто создавали как «специальную для дыма», обладала достаточным зарядом.

Взрыв отвлек внимание драгун. Три всадника, пустившиеся в карьер, были замечены, только когда проскакали шагов семьдесят. Они неслись по направлению к лесу, однако расстояние между ними постепенно увеличивалось, что заставляло разворачиваться взвод широким веером.

— Живыми брать, — во всю мощь голоса кричал Данилов, — живыми! Не стрелять!

Взвод уже разбился на три группы. Данилов вместе с тремя драгунами гнался за невысоким всадником, расстояние до которого не увеличивалось, но и не сокращалось. Через версту станет ясно, чьи лошади лучше. Справа и слева более многочисленные отряды преследовали неизвестных.

Данилов осмотрелся. Преследуемые разошлись уже шагов на двести, но становилось ясно, что все они стремятся к лесу на дальнем конце огромного поля. Всадник справа явно отрывался от преследователей. Слева же, наоборот, драгуны подтянулись, и дистанция не превосходила пятидесяти. «Одного точно возьмем! — радостно подумал Николай. — Пусть только попробует не рассказать мне про таинственные пули!»

Выстрел, грохнувший слева, заставил вскинуть голову. Вылетев из седла падающей лошади, несколько раз кувыркнулся по земле неудачливый драгун. В тот момент штаб-ротмистру еще не приходило в голову, что это не случайность.

Капсульный пистолет с нарезным винтовальным стволом, заряжаемый патронами с нитропорохом, — оружие не в пример более грозное и точное, чем обычный, но главное, его можно, хотя и с некоторыми неудобствами, перезаряжать на скаку.

Каранелли промахнулся только три раза — результат удивительный для стрельбы на полсотни шагов с несущейся во весь опор лошади. Подъезжая к лесу, он перешел на легкую рысь, чтобы понапрасну не мучить коня, — его уже никто не преследовал. Но большинство драгун уцелело, Луи чаще всего выбирал более легкую цель — лошадь.

Намного меньше повезло тем, кто преследовал Арменьяка. Оторвавшись от преследователей, он влетел в лес в том месте, где его разрезала широкая просека. Мгновенно спрыгнув с коня, растянул поперек тропы тонкий шелковый шнур, закрепив на его концах капсульные гранаты. Ворвавшуюся в лес плотную группу драгун накрыли одновременные взрывы, оставив в живых лишь четверых раненых кавалеристов.

Но у Данилова были свои проблемы. Преследуемый противник начал потихоньку отрываться. Вот что значит малый вес для наездника! Лошади драгун больше устали и начали отставать. До леса оставалось уже немного. Николай подумал, что надо подстрелить лошадь, но для пистолета дистанция велика. На счастье, подпрапорщик Казаков, лучший стрелок роты, вооруженный карабином, без команды догадался, что нельзя дать уйти неприятелю. Удачный выстрел ранил коня под вражеским лазутчиком, готовым въехать в лес.

Он стоял с опущенными руками, держа шпагу за лезвие в левой руке гардой вперед. Словно собирался отдать ее. На долю секунды Николаю показалась, что где-то он уже видел этого невысокого, худенького, словно мальчишка, человека, но скоро ему стало не до воспоминаний.

Малыш смотрел прямо перед собой, но когда драгуны окружили его, огляделся, будто запоминая, где кто стоит. Затем снова превратился в статую.

— Сдавайтесь! — крикнул Данилов. — Отдайте вашу шпагу!

За спиной лазутчика раздался щелчок взводимого курка, но он не шелохнулся. Казаков спрыгнул с коня и шагнул к малышу, протягивая руку к шпаге. Тот, мгновенно преобразившись, прыгнул вперед так, что оказался вплотную к подпрапорщику. Правая рука резко взметнулась вверх, словно указывая в сторону драгуна, того, что стоял за спиной с взведенным пистолетом. В тот момент, когда кинжал пробил грудь, он успел подумать, что надо бы переместиться, чтобы лазутчик и Казаков не стояли на одной линии. И это была его последняя мысль.

Малыш, едва закончив взмах, другой рукой неожиданно ударил Казакова гардой в подбородок, чем опрокинул того навзничь. Казалось, что лезвие шпаги должно распороть руку, но никто не знал, что он сжимал клинок двумя медными пластинами.

Данилов мгновенно выхватил пистолет из ольстраха, но оказалось, что недостаточно быстро. Лазутчик, словно бесплотная тень, скользнул за лошадь Казакова.

Оставаться верхом просто глупо — лучшей мишени не придумаешь. Николай спешился. Оббегая лошадь, он держал пистолет так, чтобы выстрелить без малейшего промедления в ногу противника. Он и выстрелил. Так, что и не понял — радоваться промаху или огорчаться. Счастливый случай не выбрал фаворита и разделился поровну между неприятелями. Нажимая курок одновременно с броском кинжала вражеским лазутчиком, штаб-ротмистр почувствовал, как дернул ствол угодивший в пистолет метательный нож, который свистнул затем рядом со щекой. Выстрел, разумеется, тоже получился неточным.

Удар выхваченного из ножен палаша малыш отвел шпагой, которую по-прежнему держал гардой вперед, но через секунду взял ее за рукоять, и по неуловимым, на первый взгляд, признакам Данилов понял, что перед ним очень опытный боец.

Появившийся за спиной лазутчика рядовой, не раздумывая, попытался нанести удар, но могло показаться, что у малыша глаза на спине. Элегантно исполнив вращение, которое, видимо, позаимствовал из вальса, он пропустил мимо летящую саблю вместе с ее хозяином. Выпад драгуна был настолько стремительным, что парировать его пришлось уже Данилову. Верткий же противник успел нанести издевательский укол в зад драгуну. К счастью, едва дотянувшись.

Схватка, где русские имели численное преимущество, складывалась не очень удачно. Один убит, двое, хоть и не смертельно, ранены, а меланхоличный противник, не понесший ни малейшего ущерба, спокойно ожидал дальнейших атак.

Поднявшийся Казаков взялся за ноющую челюсть. Раздавшийся вопль сразу оборвался, кричать невыносимо больно, наверное, кость сломана. Но боль добавила подпрапорщику ярости. Однако со свистом рассекающий воздух палаш не произвел на противника должного впечатления. Тот просто уклонился от атаки, причем таким образом, что теперь Казаков закрывал его от Данилова. Новый удар — малыш опять ушел в сторону, не поднимая клинка. И вдруг Николай отчетливо почувствовал, что противник отступает не потому, что его страшат удары, и что следующий выпад точно станет для Казакова последним, может быть, даже в жизни. По почерку движений штаб-ротмистр понял, что теперь от удара малыш ускользнет не назад, а вбок. Отчаянным рывком, метнувшись вперед, Данилов успел из-за спины подпрапорщика высунуть руку, отводя острие шпаги своим палашом от беззащитного живота драгуна. И тут же почувствовал острый взгляд — то ли злой, то ли уважительный. А скорее всего и то, и другое вместе.

Тем временем слегка раненный в зад драгун поднялся и так же, пылая жаждой мести, начал подступать к месту основных событий. Малыш вяло отреагировал на увеличение неприятельских единиц, хотя его шпага выглядела довольно несерьезно против двух палашей и сабли.

— С разных сторон, окружай его! Атаковать одновременно! Любое ранение, лишь бы он не умер сразу!

Данилов отдавал команды, осторожно заходя за спину лазутчику. Казаков и рядовой нанесли по удару, которые легко, и даже небрежно, были отражены. Новые выпады также не принесли успеха, но Николай наконец занял удобную позицию практически за спиной у соперника, с которой он был уверен, что не промахнется.

Увидев начало следующей атаки своих товарищей, Данилов рванулся вперед, целясь нанести сильный удар по незащищенному бедру противника. Описав короткую петлю, клинок со свистом полетел к ноге, но в следующую долю секунды все изменилось. Палаш Казакова и сабля рядового на этот раз не встретили сталь шпаги. Движение малыша оказалось настолько стремительным, что показалось, будто он исчез. В последнее мгновение Николай увидел, что драгуны атакуют пустоту, а верткий противник стоит совсем в другом месте. И острие шпаги, летящее в его незащищенную грудь.

Ноги подгибались не в состоянии держать разом отяжелевшее тело, многопудовый палаш выворачивался из руки. Штаб-ротмистр Данилов понял, что сейчас умрет, и последняя мысль, пролетевшая в голове, была о том, как трудно без него придется товарищам в схватке с этим маленьким врагом, владеющим такими сказочными приемами фехтования.

— Так значит, ты утверждаешь, что русские обнаружили тебя?

Наполеон расхаживал по гостиной в своей временной резиденции во Фридланде.

— Это немного странно, Луи! Надеюсь, ты был осторожен?

— Более чем, ваше величество! Но русские удивили меня. После того как я подстрелил офицера, отряд сразу бросился искать того, кто это сделал. Причем их даже не остановила невероятная дистанция выстрела. В прицел я видел командира отряда — он явно искал место, откуда прилетела пуля. И это его взвод, перебравшись по мосту во Фридланде, атаковал нас.

— Вот как? И что стало с этим офицером?

— Доминик убил его.

— Это хорошо. Ладно, Луи! Оставим пока это. Больше ничего не случилось незапланированного?

— Нет. Все остальное прошло, как и предполагалось и…

— Что?

— И я восхищен, ваше величество, вашим гениальным планом. Одним письмом лишить противника всех преимуществ, оставить его на гибельной позиции…

— Понимаешь, Луи, это, наверное, самое главное — знать не только численность армии противника, ее состав, но и кто стоит во главе. Стадо баранов, возглавляемое львом, всегда победит стадо львов, возглавляемое бараном. Важно понимать, как поведет себя командующий в той или иной ситуации.

— Вам, ваше величество, это удается просто гениально.

Бонапарт разгуливал по комнате, заложив руки за спину.

Наконец проговорил.

— Конечно, Луи, любой подданный Франции должен боготворить императора. И у меня полно генералов, маршалов, придворных, епископов, и даже родственников, готовых это делать денно и нощно. Но тебя, по крайней мере, когда мы одни, хочу попросить избавить меня от этой трескотни. Ты понимаешь?

Темные глаза Бонапарта внимательно смотрели на Каранелли.

— Постарайся хотя бы иногда вспоминать, что ты был моим соседом в лучшем в мире городе Аяччо. Мне больше некого попросить об этой услуге, Луи.

— Хорошо…

— Вот и славно. А теперь поговорим о дальнейших делах. Я отправляюсь в Тильзит. Там, за Неманом, начинается Россия. Думаю, отступающая армия Беннингсена остановится только за рекой.

— Мы будем преследовать его в России?

— В этом нет необходимости. Царь Александр умеет правильно оценить положение дел. Надеюсь, его послы с предложением мира будут ждать меня в Тильзите.

— А Кенигсберг? Честно говоря, я думал, что будет какое-нибудь новое задание.

— С этим великолепно справится Мюрат. Тем более что, узнав о поражении русских здесь, Лесток уже покинул Кенигсберг и тоже спешит в Тильзит. А ты, мой друг, поедешь в Испанию. Точнее, почти в Испанию. Я решил подарить тебе еще один небольшой замок в Пиренеях, на самой границе.

— Благодарю, ваше величество!

— Ты заслужил это последней вылазкой в русский тыл. Вообще, я хотел бы разобраться с твоим отрядом. Итак, все офицеры носят мундиры лейтенантов, но на самом деле им давно присвоено звание капитанов. Разумеется, им платят как капитанам, с учетом специальной надбавки.

— Да, а те, кто ходит в унтер-офицерах, имеют звание лейтенанта.

— Сколько их?

— Шестеро.

— Тебе хватает?

— Хорошо бы еще пару.

— Найди четверых. Теперь лаборатория. Что там?

— Десять человек под руководством Бусто занимаются наукой. Еще двадцать помогают ему скорее как мастеровые. У него есть еще один офицер, который следит за порядком.

— Давай подведем итог! — император подошел к бюро, макнул перо в чернильницу и начал чиркать по бумаге. — У тебя в подчинении шесть капитанов, которые носят лейтенантские мундиры. Четверо из них воюют, двое занимаются обеспечением их необходимым оружием и снаряжением.

— Это так, — ответил Каранелли.

— Присвоим всем майорские звания, кроме помощника Бусто. Он сейчас в Фонтенбло, если я не ошибаюсь?

— Да.

— Дальше. У тебя шесть лейтенантов, которых все считают унтер-офицерами. Скоро их станет десять. Так?

— Так.

— И, наконец, тридцать ученых и мастеровых под руководством Бусто, — Наполеон говорил и одновременно делал пометки на бумаге.

— Да.

— Отлично. А теперь, Луи, слушай, что тебе предстоит сделать. Завтра все твои офицеры, ученые, мастеровые отправляются в Фонтенбло. Работа здесь закончена, но дел еще немало. Она будут продолжена в твоем замке. Перментье поможет организовать передислокацию так, чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов. Кстати, можешь его поздравить — он получил чин полковника и направлен мною в Париж. У него там будет немного работы, а затем он прибудет в твой замок.

Бонапарт замолчал, глядя на Каранелли, словно пытаясь понять, все ли тот успевает запомнить. Видимо, то внимание, с каким его слушал бывший сосед, императора вполне удовлетворило.

— В замке наконец соберется вся твоя команда, полтора года вы были расквартированы в разных концах Европы. Тебе нужно определить, чем станете заниматься в ближайшие два года. И начать эту работу, чтобы затем передать ее Перментье.

Каранелли удивленно вскинул голову, но промолчал. Не зря же император ведет этот разговор — значит, сам и расскажет, что задумал.

— А ты отправишься в свой второй замок, что поближе к Испании. На год. Только у тебя там снова будут гости.

— Опять? — Луи улыбнулся, он, кажется, уже понял, что задумал Бонапарт.

— Да, это накладывает определенные неудобства, но согласись, мой друг, пока в твоем замке находятся гости, все расходы несет казна.

— Это так. Но мое солидное генеральское жалованье за столько лет превратилось в весьма приличный капитал. Только некогда его тратить. Да и где? В лавках маркитантов?

— Ах, вот ты о чем? — Бонапарт слегка задумался. — Ну что ж, пожалуй, ты прав. Хорошо! Когда прибудете в Фонтенбло, всем, кто был здесь, двухмесячный отпуск. Мне так даже удобнее. А потом ты отправишься на юг. Там, в замке, тебя будут ждать двое весьма своеобразных мсье с Японских островов.

— Откуда? — Каранелли был удивлен по-настоящему. — Как вам удалось их привезти во Францию?

— Деньги, мой друг! За деньги можно многое, а за большие деньги — все! Так вот, эти мсье, намерены обучить тебя некоторым приемам боевого искусства, совсем неизвестного в Европе. Ты можешь взять с собой одного из офицеров.

— Доминик Левуазье, если не возражаете…

— Я так и думал. Возражаю. Доминик — и так отличный боец, лучший во всей Великой армии. Может, тебе стоит вырастить еще одного такого же сильного?

— Тогда Люка, — Каранелли не спорил, сознавая, что это не имеет смысла — Наполеон уже решил.

— Ну вот и хорошо! А теперь мне пора в Тильзит. На этот раз я отправляюсь туда один, но в следующий мы поедем вместе. Думаю, это случится через два года.

Император Франции Наполеон Бонапарт ошибся. Вместе с шестисоттысячной армией они с Каранелли действительно прибудут в Тильзит, но случится это только через пять лет!